Текст книги "Метро 2033. Свидетели Чистилища"

Глава пятая

Дежавю, честное слово. Мы снова брели по Советской.

Время от времени я невольно косился на свою спутницу. Сколько ей? Семнадцать? Девятнадцать? В таком случае – откуда у нее столь непривычный лексикон? Нет, так-то она строит фразы, как и все мы, жертвы Катастрофы: чем проще и доходчивее, тем лучше. Человеческая речь упростилась до безобразия, и только «старики» типа меня, заставшие русский язык во всем его многообразии и величии, могут позволить себе ввернуть в разговоре вычурные пассажи или изобилующие специализированными терминами конструкции – ну так это, скорее, кич, выпендреж и тоска о былом. «Молодежь», воспитанная уже под землей или вовсе родившаяся в новых условиях, использует гораздо более примитивные варианты. Мара, в принципе, тоже, однако время от времени проскакивают у нее словечки типа «информбюро», «аудиенция», «гарантия». Понятия не из нашего мира. Чужеродные термины, которым нет места в обиходе кротов и червей, роющих норы под землей.

– Слушай, а ты вообще понимаешь, о чем песни «Битлз»?

Мара фыркнула.

– Конечно! Зачем бы я слушала их, если бы не понимала.

– Да хотя бы из-за мелодий или аранжировок, – пожал я плечами. – Поклонникам классической или электронной музыки никакие тексты не требовались, для них слова не имели никакого значения, зато в звучании скрипок, саксофонов или каких-нибудь синтезаторов они находили прекрасное. Между прочим, мелодии песен «Битлз» довольно часто исполняли симфонические оркестры – без вокала, без слов. А еще эти песни перепевались сотнями других исполнителей на десятках других языков. Я вот по-японски ничего не понимаю, но послушать Let It Be на японском было весьма любопытно.

– Мне бы тоже было интересно. – Мара вздохнула. – Я никогда не видела японцев и не слышала, как они разговаривают, тем более как поют.

– Ты и англичан не видела никогда, – усмехнулся я, возвращаясь к своему вопросу, – но утверждаешь, что понимаешь песни битлов. Откуда же такие познания в английском?

Мара насупилась и надолго замолкла. Я уж решил было, что обиделась, но девушка наконец проговорила, хмурясь:

– Это мама. Она хорошо знала инглиш. Хвасталась, что в молодости «свободно общалась», хотя я до сих пор не понимаю, что значит «свободно». Разве в мире до Катастрофы кто-нибудь запрещал общаться по-английски? За это же не арестовывали!

Я промолчал. Мог бы объяснить, что значит «свободно говорить на чужом языке», но это было ни к чему. Да и момент не тот – похоже, откровенность Мары имеет порционный характер, и перебивать очередной порыв не стоило.

– Мама занималась со мной и английским, и русским, и математикой. Соседи посмеивались и даже раздражались – зачем, мол, тратить время на иностранный язык? Никто, дескать, в Войне не уцелел, а если и выжили эти вражьи морды в Англии или Штатах, так вряд ли их положение сейчас лучше нашего – тоже, небось, по норам сидят, носа наружу не кажут. Короче, не с кем общаться на английском. А может, говорили они маме, ты ждешь, что когда-нибудь за твоей дочкой иностранные спасатели примчатся прямиком в Куровское? Ну так им в рожу нужно будет плюнуть, а не хау-ду-ю-ду говорить. Но мама их не слушала, продолжала меня учить.

Снова возникла пауза. Я, положа руку на сердце, не смог бы так сразу сказать, чью сторону принял бы в подобном споре. Я вообще не люблю спорить. Хотя аргументы за и против у меня имелись для обеих спорящих сторон. В нашем Могильнике жил бывший школьный учитель; я слышал, что когда-то он пытался обустроить что-то вроде класса для детей – преподавать разные предметы, грамоте обучать, счету, про окружающий мир рассказывать. Да только не прижилось его начинание. В изменившихся условиях знания оказались избыточным балластом. Точнее, сами знания, коль они уже имелись у человека, приветствовались. Но тратить время и силы на то, чтобы когда-нибудь в будущем в какой-нибудь записульке все знаки препинания были расставлены верно, никто не собирался. Арифметикой детеныши владели на уровне «два яйца сытнее, чем одно», а логарифмы вычислять им в ближайшие десятилетия точно не понадобится. Так что родители сообща решили: школа – излишество, куда полезнее научить своих чад ухаживать за вешенками и несушками и выживать в кривых холодных лазах каменоломни. И я их понимал.

– А отец? – наконец спросил я, вспомнив Матвея.

Мара с досадой махнула рукой:

– Папа тоже учил кой-чему. Немножко физики, немножко химии – но все такое, что можно применить на практике. Ну, там, как мыло сделать из подручных средств, как воду очистить, как рассчитать толщину подпорки и угол, под которым ее нужно устанавливать.

– Полезные навыки, – одобрил я, вот только девушка явно осталась этим недовольна:

– Навыки… Далеко бы ушел пещерный человек, если бы пользовался только навыками, полученными в своей пещере и пригодными лишь внутри этой пещеры?

– А ты, значит, за цивилизацию и прогресс?

– Ну не тупи, Кир! Прогресс нам пока не светит, это воробышку понятно. Но кто-то ведь должен хотя бы сохранить знания? Мама – пыталась, пока была жива, потому и учила меня английскому. Оскар тоже по-своему пытается. А кто-то сказочками про Чистилище довольствуется!

Сказано это было с таким презрением, что Матвей наверняка бы оскорбился, услышав подобное в свой адрес. Впрочем, если ему окончательно снесло башку на религиозной почве, то… Но не это было сейчас важным.

– И чем же таким занимается Оскар, что ты его уважаешь больше, чем членов нынешней своей семьи?

Мара сперва возмущенно полыхнула глазищами и явно собиралась выпалить что-то эдакое, сенсационное, но потом одумалась, помрачнела и ядовито произнесла:

– Оскар занимается всяким. Придем – сам у него и спросишь.

Я был уверен, что девушка поведет к дыре у железнодорожного полотна, однако она уверенно шла к пролому в стене, окружавшей комбинат, – точке, откуда в несчастливый день мы с братом перешли Рубикон в поисках продуктового бункера.

– Нет смысла туда соваться, – сказал я Маре, – после сегодняшнего побоища там все заперли.

– Коли заперли, в дыру полезем, – без эмоций отозвалась она, – проверить же все равно надо.

Посреди дороги, совсем недалеко от иномарки с борщевиком-антенной, темнела невнятная куча. Подойдя ближе, я разглядел окровавленные куски мяса на частично обглоданных костях. Над останками жужжали жирные мухи. Рядом валялись клочья одежды и клетчатый шарф, пропитанный кровью, но вполне узнаваемый. Вот куда подевался плюгавенький Петрович! Значит, и на него волки напали посреди бела дня, в черте города?! То есть, пока мы лезли в подвал, а Петрович, сдрейфив, притормозил, стая прямо за нашими спинами устроила трапезу? Или это волкопоклонники похитили мужичка и скормили «друзьям», а останки кинули на видное место в качестве предупреждения или акции устрашения?

– Его что, в жертву принесли? – спросил я у Мары.

– Почему в жертву? Просто сожрали.

Я тупо пялился на останки. Нет, я не видел, чтобы на мосту волки жрали серых. Там была драка, массовое убийство агрессивных чужаков, посягнувших на территорию, охраняемую стаей. Защищали ли волки тех, кто прибыл на машинах? Вряд ли. Защищали ли они город, который считали своим? Да, безусловно. Но убитыми монстрами они не питались, а труп Петровича был изрядно обглодан. Может, серые просто несъедобные, как воробышки?

– А чего тогда не доели? Мяса же полно осталось.

Она пожала плечами:

– Спроси чего попроще.

Дверь в подвал оказалась открыта, но меня это не обрадовало, скорее, наоборот, насторожило. Слишком яркими были воспоминания об утренних припарках, которые последовали аккурат после того, как мы во главе с Харитоном вот так же вошли в открытую подвальную дверку. Хотя сейчас я иду туда уже не в качестве вора или налетчика, а вроде как на официальную аудиенцию.

Коридоров в подземелье оказалось даже больше, чем я мог себе представить после вчерашних блужданий по лабиринту. Зачем их спроектировали под этим несчастным меланжевым комбинатом, который уже и не работал последние лет дцать? Перед Катастрофой его помещения арендовали у города какие-то барыги, насколько я помню.

В отличие от первых моих посещений подземелья теперь оно явно было населено. В смысле, теперь появились все признаки присутствия жильцов. Помимо явственно ощутимого рокота работающего агрегата, то тут, то там слышались голоса и прочие звуки, присущие человеческому обиталищу. Пару раз нам навстречу попались парни в камуфляжах – правда, без оружия и даже без дубинок. И все равно мне при их приближении захотелось куда-нибудь спрятаться, однако Мара не делала ни малейших попыток юркнуть в боковые проходы или хотя бы прижаться к стене. Да и парни не обращали на нас ни малейшего внимания. Еще разок прошла баба с тазиком стираного белья, подросток пробежал, коротко поприветствовав Мару… Надо же! Выходит, здесь не только армия Босса расквартирована, но и обычные некомбатанты!

Наконец мы добрались до тупика с единственной дверью. Мара уверенно дернула за ручку. Оказалось заперто. Она подергала еще. Низкий мужской голос что-то буркнул с той стороны в ответ, и опять все затихло. Мне показалось, прошло уже минут пять, правда, под землей время воспринимается иначе. Девушка спокойно стояла рядом и смотрела куда-то сквозь стену. А я чувствовал, как ладони становятся влажными от волнения. Вопреки моим сомнениям в двери со скрипом повернулся ключ, приоткрылась щель. Изнутри бил сильный свет, из-за чего лица открывшего разглядеть не удалось.

– Жди, – изрек некто конкретно осипшим баритоном, и створка снова захлопнулась.

После яркого света коридор показался темнее, Мара по-прежнему спокойно стояла.

– Почему нас не пускают? – встревожился я.

– Просто жди. Босс только сегодня вернулся из дальней поездки. Говорят, в переплет попал на въезде в город. Может, накопившиеся вопросы сейчас решает, может, у него другие посетители. А может, просто отдыхает. Хочешь еще пастилку?

Я не ответил, отошел от нее на пару шагов. Надо как-то сбросить напряжение, оно помешает при важном разговоре. Ноги были тяжелыми и плохо слушались, мысли – еще тяжелее и непослушнее. Больше всего я боялся, что это опять какая-нибудь ловушка. Мара вполне могла затащить меня сюда по просьбе Босса, чтобы… чтобы что? Подставить меня она, конечно, может – знать бы, ради чего.

Зато кое-что прояснилось: Оскар был в дальней поездке. Возможно, отсутствие «гуманитарной помощи» в последние две недели связано именно с этим. Не его ли возвращение я наблюдал сегодня с крыши «хрущевки»? Да уж, переплет так переплет. Всем переплетам переплет, я бы сказал. Меня до сих пор потряхивало от воспоминаний о драке волков с серыми. Еще больше – от кошмарного месива, оставшегося после драки на мосту.

А может, ничего этого и не было в реальности? Может, это чертовы мультики, которые были инициированы проклятым нарисованным покемоном и которые видел только я? Вероятно, стоило бы сходить и проверить, убедиться, что бойня мне не пригрезилась. Но одна мысль о том, чтобы приблизиться к мосту, вызывала рвотный рефлекс. К тому же многое будет зависеть от результатов аудиенции у Босса. Может статься, мне в ближайшее время вообще будет не до собственных глюков.

Дверь снова заскрежетала и открылась на ширину, в которую человек уже мог бы пройти.

– Давай быстрей, – сказал все тот же неприятный голос.

Я шагнул внутрь, и сразу за мной створка с грохотом захлопнулась, повернулся ключ.

– А Мара? Ее что, не пустите?

– Незачем. – К возражениям обладатель сиплого голоса явно не привык. Я наконец разглядел его и узнал. Один из тех двоих «чистеньких», от которых мы с Марой прятались недавно. Тот, про кого она говорила, что это «страшный человек», встречи с которым лучше не искать. Я присмотрелся. Плотненький, крепкий, от голода явно не страдает, лицо спокойное, движения уверенные. Он тоже поглядел оценивающе, буравчики серьезных глаз прошлись по каждому синяку, по каждой ссадине на моей расписанной под хохлому физиономии, руки характерно дернулись в мою сторону. Понятно, обыскивать будет, вдруг у гостя радиоактивная кочерга за пазухой припасена для их ненаглядного Босса. Но сперва он заставил снять резиновое облачение, и только потом довольно умело обхлопал меня всего. Брезгливо протер ладони гелем-антисептиком и небрежным кивком показал, куда идти. Я очутился в некоем коридорчике-предбаннике с шершавыми стенами. Впереди виднелась еще одна железная дверь с изящной фигурной ручкой и узорчатой ковкой по краю.

– Мне туда?

Он снова кивнул. Я постучал. Ответа не последовало. Навалился на ручку, она подалась неожиданно легко.

Внутри оказалось даже уютно. Стены не облупленные, покрашены в кремовый цвет. Вдоль стен – полки с разной мелочевкой и книгами. В дальнем углу диван. Под абажуром, больше похожим на перевернутую миску, – овальный стол и два деревянных стула. Фигуру, стоявшую в тени, я заметил не сразу.

– Присядь. – Букву «р» мужчина выговаривал не очень хорошо, зато тембром обладал приятным. Или это по контрасту со своим любезным сотрудником?

Я сел. Он медленно вошел в круг света, но стулом не воспользовался, стоял, внимательно разглядывая меня. Я почувствовал себя букашкой под микроскопом, захотелось немедленно вскочить, чтоб хоть не нависали над тобой. Еще и голова – абсолютно лысая; казалось, она светилась сама по себе, взгляд холодных голубых глаз не выражал абсолютно ничего.

– Ты наверняка знаешь, кто я, и, пожалуй, теперь это взаимно.

Произнеся такую нелепую фразу, он надолго замолчал. Я не представлял, что делать с образовавшейся дурацкой паузой. Кивнуть? Сказать «ага» или «рад знакомству»? В итоге я ринулся напролом:

– Мой брат Георгий вчера был похищен в этом самом подвале…

Голубые глаза уставились на меня в упор:

– Я не планировал учить тебя хорошим манерам. – Ровный голос даже не дрогнул. – Еще раз перебьешь – разговор закончится.

Перебьешь?! Он с дуба рухнул?! Кого это я перебил, если мы все время молчали?! Дать бы этому лысому в жбан за такие наезды, вот только от него слишком многое зависит. Я уже боялся пошевелиться, лишь искоса наблюдал за ним. А он снял с полки фарфоровую вазу и неторопливо повертел ее в руках. Потом вернул на место и снова вспомнил про меня:

– Ты у себя в Барнауле с братом работал?

– Ну… еще в школе мы как-то вместе курьерами пробовались.

– Я про работу спрашиваю, а не про занятие для пятиклассников или неудачников.

– Э-ээ… Ну, так-то я в девятом классе веб-дизайном зарабатывал. И вообще дизайном занимался – мне нравилось делать проекты всяких красивых штуковин…

– Поставим вопрос проще: ты в биологии понимаешь что-нибудь?

В биологии я понимал исключительно в рамках школьной программы… если еще вспомню хоть что-то… Говорить ли об этом Боссу? Вопрос на миллион, что называется.

Лысый улыбнулся уголком рта.

– И на старуху бывает проруха. – Он развел руками, изобразив смущение и раскаяние. – Когда-то давным-давно мои рекрутеры нашли блестящего молодого аспиранта – Георгия Белецкого. Связались с ним, предложили контракт. Он перебрался в Подмосковье, поближе к моему исследовательскому центру. Снял квартиру, вступил в должность… Помнится, он месяца еще не проработал, пришел просить за родственника: дескать, надежный ответственный парень, пригодится, и вообще вдвоем с братом ему сподручнее будет. Я не вдавался в подробности, отправил Георгия в службу персонала, чтобы подыскали для его протеже вакансию на первое время. И забыл про это. А потом грянуло… Стало не до исследований, не до сотрудников. Правда, позднее я произвел перепись выживших. Георгия Белецкого не оказалось ни среди жителей первого Могильника, ни среди крысоедов, ни среди дикарей, обосновавшихся в окрестностях монастыря. Жаль, конечно, но… Столько народу погибло – чему удивляться? Пришлось восстанавливать подобие жизни с теми, кто был под рукой. Мне трижды повезло: во-первых, аккурат перед войной я арендовал несколько помещений на комбинате – наверху и в подвале. Здесь была всего одна научная лаборатория. Но именно в ней в час икс оказался и Миша, и я сам – и это во-вторых. В-третьих, по соседству с лабораторией оптовики арендовали целое крыло под продуктовые склады, и в самый ответственный момент те оказались забиты провизией. Когда ты контролируешь еду – ты контролируешь людей. Даже оружие в твоих руках не производит такого впечатления на голодного индивидуума, как банка тушенки. Под прицелом автомата задор работников быстренько угасает, но помани их куском мяса – и они сделают для тебя все. Мне удалось создать вокруг себя подобие кондоминиума: это когда на изолированном объекте есть полный набор самостоятельных служб, предоставляющих все условия для того, чтобы община нормально функционировала и не стремилась расползтись, выбраться за пределы контролируемой территории без нужды или без приказа. Поэтапно мы перетащили сюда уцелевшее оборудование из центра. Сложнее оказалось электрифицировать подвал в должной степени – агрегатам требуется слишком много энергии. Разумеется, мы перепрофилировались: приоритеты сменились, а вместе с ними изменилось и направление исследований. Так или иначе, работа наладилась. – Он прошелся по кабинету, вернулся к столу и сел; теперь его лицо было четко напротив. – Года три или четыре назад мне доложили, что в большой Могильник пришли из Давыдове два брата – Жора и Кир. Старший себе на уме, младший – недоумок. Наверняка мне назвали вашу фамилию, но что поделаешь? За давностью лет я совсем забыл про Георгия Белецкого, не сопоставил зрелого давыдовского мужика по имени Жора с блестящим молодым ученым из прошлого. За вами присматривали первое время. Рапортовали, что Жора занимается отварами и прочими зельями, что он добился роста куриного поголовья за счет какой-то особой кормовой смеси семян и сушеных трав. Пару раз он пытался на меня выйти, предлагал свои услуги. Но мне не нужен был ботаник, понимаешь? Даже биолог широкого профиля не требовался. Мне бы не помешал узкий специалист, однако Миша убедил меня, что обойдется без помощника. И я допустил очередную ошибку, отказавшись от встречи с Жорой. Я решил, что в Могильнике, занимаясь народной медициной и улучшением пищевой базы, он будет более полезен. – Оскар снова поднялся на ноги, шагнул к полке, провел кончиками пальцев по широкому горлышку вазы – сначала по часовой стрелке, затем против часовой. – Сегодня днем я вернулся… не суть важно, откуда именно вернулся. А тут такие новости! Чуть ли не все дееспособное население большого Могильника ищет Белецкого-старшего! – Интересно, это сарказм? Или Босс склонен к преувеличениям? Семеро доходяг – это, по его мнению, все дееспособное население? – Но ищет не где-нибудь, а на моей территории. Оказывается, у Жоры из Давыдове была связка ключей от некоторых помещений, потому что до войны он здесь работал. На меня. И только тогда у меня в голове все сложилось, только тогда я вспомнил про братьев из Барнаула! Я понятия не имею, почему вы оказались в Давыдове, но вы выжили – и это большая удача! Потому что как раз сейчас, после смерти Миши, мне жизненно необходим миколог или вирусолог. Я привез сегодня специалиста, но… меня одолевают смутные сомнения. Он привык работать совсем в других условиях, по другому профилю и под неусыпным руководством более опытных коллег. Он – подмастерье, а не мастер. – Оскар оперся кулаками на столешницу, пристально посмотрел на меня. Я отвел взгляд, потому что терпеть не могу, когда глаза в глаза… – И вот теперь, когда я выложил перед тобой все карты, мне хотелось бы повторить свой вопрос: работал ли ты в Барнауле вместе с братом? Понимаешь ли ты в биологии в достаточной степени, чтобы поработать здесь и сейчас? Или знаний, полученных в глухой дыре, все-таки недостаточно?

Барнаул вовсе не был дырой, уж точно лучше этого гребаного Куровского, кишащего средневековыми фанатиками. Но это не тот ответ, которого ждет Босс. Мысли завертелись, наскакивая одна на другую. Если я честно расскажу, что окончил всего девять классов и не имею никакого профильного образования, если признаюсь, что в биологии ни в зуб ногой, – как это скажется на дальнейшей судьбе брата? А на моей судьбе? Соображай, Кир, соображай! Допустим, ты скажешь, что кой-чего смыслишь в вирусологии. Оскар решит, что одного вирусолога ему достаточно, и не станет искать Жорку. К тому же твой обман рано или поздно раскроется, а время будет упущено. Но если ты ответишь честно, тебя вот прямо сейчас отправят назад, в Могильник, куда тебе дорога вообще-то заказана, а брата, возможно, разыщут и оставят здесь, при лаборатории, и больше вы с ним, вероятно, не увидитесь. А если не разыщут? У Оскара появился специалист, которого привезли неведомо откуда и на которого возлагали определенные надежды. Ведь если бы Босс нынче не вспомнил Георгия Белецкого, этот ученый-варяг продолжил бы исследования какого-то Миши – и Оскара это, вполне возможно, устроило бы. Ну, не обнаружится Жора – и шут с ним, двадцать лет обходились без него – и еще двадцать обойдутся. И как же быть? Ведь я же без брата с ума сойду с тоски, сдохну! А как найти его самостоятельно – даже не представляю. Ясно только одно: Мара была права, когда говорила, что в подвальных коридорах Жорку искать бесполезно, его тут нет, иначе Оскар был бы в курсе. Но Оскар – единственный, кто может инициировать настоящую поисковую операцию, единственный, кого безропотно послушаются. Значит, я должен быть здесь, внутри, чтобы контролировать эту операцию, чтобы регулярно капать на мозги Боссу, чтобы тот ни на секунду не засомневался в необходимости заполучить Жорку в свой штат… или хотя бы вернуть его родным и близким, то есть мне.

– Так твой брат слукавил насчет тебя? – Какой же ровный тон у этого лысого, будто с электронным приложением говоришь! – Ну, хорошо: чем отличается N-конец от С-конца?

Черт… он что, издевается?

– N-конец? – тупо повторил я. – Чего конец-то?

Оскар снова неспешно подошел к полке.

– Так называется свободная аминокислота, находящаяся на одном из концов пептида. Школьный курс биологии.

Похоже, мне теперь действительно конец. И Жорке… А Босс как ни в чем не бывало продолжал:

– Говорят, будто фон сильно снизился вокруг монастыря?

– Ну да, говорят. Я не ходил туда с дозиметром.

– А что люди думают про монастырь, почему там такое происходит?

Неужели удастся все-таки сгладить фиаско с биологией? Из монолога Оскара я понял, что у него везде есть слухачи, осведомители, шпионы. Он и про наше четырехлетней давности появление в Могильнике знал, и про то, чем Жорка в последнее время зарабатывал на пропитание… И про связку ключей ему кто-то доложил, хотя я только с Харитоном этой информацией поделился! Значит, Боссу нужны доверенные лица, которые регулярно поставляли бы ему важные сведения об общине. Ну и что, что это откровенное стукачество? Доложить, о чем шепчутся Серега с Васьком или чем занимаются Игорек с Алиской, – это не предательство. Предательство – это если я упущу шанс вернуть единственного близкого человека. Как показаться в Могильнике и при этом остаться в живых – об этом я подумаю позже. Поэтому на фиг щепетильность! Опишу версии аборигенов по поводу монастыря – может, заработаю пару баллов?

– По-разному все думают, – начал я, стараясь говорить рассудительно. – Одни считают, что есть какой-то древний разлом в излучине Нерской, и оттуда идет исцеляющая сила земли. – Я увидел, как сморщился Оскар, и заторопился: – На самом деле, конечно, не в исцеляющей силе причина. Вы ведь наверняка знаете, отчего в небе возникает северное сияние? Магнитное поле Земли не пропускает к поверхности солнечную радиацию, и в районе полюсов при определенных условиях возникает люминесценция верхних слоев атмосферы из-за взаимодействия поля и заряженных частиц солнечного ветра. Вот и Нерский разлом может являться своеобразной магнитной аномалией и обладать свойствами, сходными со свойствами магнитосферы планеты. Ну, то есть это такая чисто природная аномалия, которая образует защитный купол над ограниченным пространством. Во время ядерного удара купол не сумел поглотить весь поток излучения, местность оказалась зараженной, но гораздо меньше, чем окрестности. Потому и в норму там фон пришел быстрее, чем в округе. Другие жители считают, будто влияет склад удобрений, который располагается там же, неподалеку, возле бывшего скотного двора. Типа, удобрения испаряются, и эти испарения нейтрализуют заряженные частички – в пылинках, в микроскопических капельках воды. Этакая химобработка получается. Ну, как сталкеры обрабатывают после выхода на поверхность свои костюмы и принесенные снаружи предметы. А потом, когда уже «обеззараженная» пыль вместе с дождем выпадает на землю, нейтрализуется и почва, и зараженные объекты… «Свидетели Чистилища» утверждают, что радиацию заземляет колокольня, но это совсем бредовая идея… Ну и еще есть версия о Чуде Божьем. Вроде кто-то из стариков говорил, что икона Николая Чудотворца в этом монастыре хранится. Типа, если иконы исцеляют людей, почему бы им не исцелить землю? Хотя бы ее небольшую часть?

– Интересная мысль, – без малейших эмоций, прежним тоном отозвался Оскар. – Только ведь иконы помогают тем, кто верит в их чудодейственную силу. Сложно представить себе верующую природу. – Он помолчал. – А напомни-ка мне, Кир, почему в общине все считают тебя недоумком? Вроде излагаешь ты складно, при этом явно понимаешь, о чем ведешь речь. Вон, про магнитные полюса знаешь, про химическую нейтрализацию заряда в частицах. И пусть эти теории не менее фантастичны, чем версия с колокольней, однако ты… Ну не производишь ты впечатления умственно отсталого. Но ведь дыма без огня не бывает? Что же с тобой не так?

Кажется, сработало. Он мною заинтересовался! Вот только как вести беседу дальше на том же уровне? Да и будет ли это «дальше»?

– Не хочешь отвечать? Понимаю. Люди странные, им свойственно навешивать подчас нелепые ярлыки на тех, кто хоть сколь-нибудь отличается от них самих. Ну что ж, раз уж у меня появилась возможность пообщаться с новым здравомыслящим собеседником, я задам тебе еще один вопрос. Куда менее конкретный и более, я бы сказал, философский. Как ты думаешь… Лично ты, а не брат и не соседи по пещере! Вот случилась беда, на долю человечества выпали кошмарные испытания – и я сейчас говорю о вполне реальных испытаниях, а не в метафизическом смысле, не с точки зрения религиозных конфессий. Каким станет человек после всего этого ужаса? Выживет ли человеческая цивилизация, социум как таковой? Или нам на смену должны прийти другие существа? Более приспособленные к текущим условиям?

В голове крутилось словосочетание «мыслящий тростник». Наверное, потому что Жорка неоднократно при мне это произносил, когда его выбешивал своей тупостью кто-нибудь из нашего Могильника. «Господь, – говорил тогда Жорка, возводя очи к каменному потолку, – жги! Эти обормоты неисправимы! В следующий раз попробуй мыслящий тростник!»

Оскар ждал. И только мне вроде бы удалось сформулировать фразу, как сквозняком принесло вытягивающий всю душу запах колбасы. И хрен с ней, что «синтетическая»! Жрать от этого знания меньше не хочется!

– Мыслящая колбаса, – непроизвольно вырвалось у меня. Я испуганно посмотрел на Босса.

Тот пару секунд таращил на меня свои зенки и вид при этом имел натурально ошалелый, а затем расхохотался. Хохотал он долго, с удовольствием, с подвываниями и брызжущими из глаз слезами.

– Как это точно подмечено, – отсмеявшись, проговорил Оскар, и голос его все еще подрагивал от мощного выплеска эмоций, – как тонко! Ладно, Кир, ступай, у меня еще куча дел. Было очень приятно с тобой пообщаться. Надеюсь, это не в последний раз.

Вот и все? «Ступай»?

– Простите, Оскар, но как же все-таки быть с Жорой?

– За это не переживай. Полагаю, он может быть лишь в одном месте. И я уверен, что с ним все в порядке. Но чтобы вернуть его, мне необходимо кое-что проверить. Я сообщу тебе… скажем, завтра утром. Нет, скорее, днем. Илья! – крикнул он в сторону закрытой двери и, едва помощник возник на пороге, распорядился: – Проводи гостя.

Когда Илья вывел меня в коридор, Мары там не оказалось. Зато в полумраке с ноги на ногу переминались два дюжих молодца. Помощник Босса молча мотнул головой, парни очень вежливо взяли меня с двух сторон под локотки и повели по проходу.

– Э, что за дела? – возмутился я. – Куда вы меня тащите?

– А тебе какая разница? – равнодушно прокомментировал один из них. – По своей вонючей яме, что ли, соскучился?

Я прикусил язык. Если он имеет в виду Могильник, то нет, совершенно не соскучился. Но означает ли это, что меня не выпроваживают наружу, а ведут куда-то еще?

– Я в плену? – хмуро предположил я.

Парни переглянулись и в унисон хмыкнули.

– Ты в раю, б…! – наконец, сформулировал второй.

Опять унылые коридоры, увитые сомнительными трубами и проводами. В какой-то момент освещение стало более ярким и количество дверей по обеим сторонам увеличилось. Мы свернули на лестницу, но не на ту, знакомую и уже трижды проклятую, а на другую, ведущую вниз. Один пролет, второй… Когда открылась дверь, я будто с разбегу ударился о запах. Йод, дезинфицирующие средства, спирт… Елки-палки, да ведь я уже вдыхал этот концентрированный аромат! Только находился я тогда в узком коридоре с кирпичными стенами. Так вот откуда шли вентиляционные отдушины!

Помещение отдаленно напоминало больницу в Барнауле, где мне довелось лежать когда-то в прошлой жизни. Практически стерильная чистота, каталки вдоль стены, столик дежурной медсестры… Медсестры ли? Или тюремщика? Вон там, в конце коридора, уж точно не девицы в беленьких халатиках маячат, а вполне себе коммандос, только без маскирующей раскраски на рожах.

Конвоиры открыли ключом одну из палат (камер?). Похоже, мне сюда.

Внутри действительно оказалось похоже на больничную палату. Посередине кровать с каркасом из металлических трубочек, рядом тумбочка. На тумбочке свечка, фитиль которой тут же подпалил кто-то из моих конвоиров. Голо, уныло, но чисто. Как же давно я не лежал в обычной кровати с нормальным постельным бельем!

– Тут переночуешь, – пояснил один из парней.

– Надеюсь, в этом прекрасном отеле кормят? – мрачно поинтересовался я. – В противном случае ваш Босс рискует получить труп куда быстрее, чем запланировал.

– Не преувеличивай, а то накаркаешь, б…! – хихикнул второй охранник.

– Да ладно! Будет еда, не истери, – успокоил первый.

…Мир еще никогда не был столь совершенен, как в тот миг, когда передо мной поставили тарелку с нарезкой сервелата. Там еще какие-то сушеные хлебцы лежали, и в кружке что-то вкусное плескалось, но КОЛБАСА! Мучившая своим запахом столько времени, мешавшая думать и жить! Я еле дождался, пока меня оставят одного.