Текст книги "Скелет в шкафу"

Поташев спал, и ему снилась картина Иеронима Босха. «Извлечение камня глупости» или, как она еще называлась, «Операция глупости».

Почему-то во сне он вспомнил, что видел эту картину в музее Прадо в Мадриде.

На первый взгляд в этом произведении была изображена обычная, хотя и опасная операция, которую хирург проводил почему-то под открытым небом, водрузив себе на голову воронку. В качестве пациента Поташев увидел себя. Это ему делали трепанацию черепа и извлекали «камень глупости». Во сне ему было совсем не больно. Наоборот, его разбирало любопытство. Он глядел на женщину, ассистентку хирурга, у которой на голове лежала книга. Как понимал спящий Алексей, это был символ невежества, демонстративная лженаука. Ему во сне вообще все символы и шарады Босха казались совершенно очевидными. Если в жизни он ломал голову над загадочными картинами нидерландского гения и чаще всего не находил ответов на свои вопросы, то во сне все было так ясно, что Поташев просто наслаждался своим пониманием мастера северного Возрождения.

Перевернутую воронку, надетую на голову хирурга, архитектор толковал так, что хирург был совсем не специалистом в своей области и, пожалуй, вместе с «камнем глупости» мог вырезать пациенту и часть мозга, но Поташева собственное здоровье во сне почему-то совсем не тревожило. Он вспомнил, что голландское выражение «иметь камень в голове» означало «быть глупым, безумным, с головой не на месте». Во сне, как и на картине, вопреки ожиданиям извлекался не камень, а цветок, и это слегка озадачило спящего Алексея. Он присмотрелся к цветку повнимательнее – это оказался тюльпан. Но, в отличие от того, что было изображено на картине, хирург не удалял тюльпан из головы пациента, а, полюбовавшись на него, зашивал его обратно больному в голову. Здесь и таилась разгадка – тюльпаны больше всех прочих цветов любила Лиза Раневская. Из этого следовал очевидный для Поташева вывод, что он пытается удалить из своей головы воспоминания о Лизавете, но это невозможно, поскольку они в его голову зашиты весьма прочно.

3 Кто убил Дездемону?

В аудитории стояла жуткая тишина, не предвещавшая ничего хорошего. Профессор Острем, преподавательница зарубежной литературы, спросила, глядя в стол:

– Кто любил Дездемону?

Аудиторию, где собрались экзаменуемые студенты, охватил тихий трепет.

– Отелло, – отвечал Стас Топчий, не сводивший пристального взгляда с грозной ученой дамы.

– А еще кто? – Острем подняла на него холодные скандинавские глаза.

– Кассио? – В ушной раковине Стаса притаился невидимый, телесного цвета наушничек, подсказывающий правильные ответы. Черная масса волос шапкой закрывала лоб и уши парня.

Профессор перевела взгляд за окно, на холодное осеннее небо. Ей хотелось побыстрее принять экзамен у этих папенькиных сынков, приезжавших в вуз на «ягуарах», БМВ и «ауди», и поскорей оказаться в своей тесной квартирке с двумя любимыми котами. Она произнесла, подавив зевок:

– А еще? Говорите, говорите быстрее.

Топчий-младший немного замялся, дожидаясь подсказки, и, услыхав ее, бодро ответил:

– Еще Яго любил Дездемону.

– Да, и я тоже так думаю, хотя Шекспир об этом прямо не говорит. Давайте свою зачетную книжку, – удовлетворенно сказала Острем. «Для режиссера будущих дебильных ситкомов вполне достаточно. Может, он даже читал краткий пересказ пьесы в Интернете».

Стас победной поступью вышел из института. В свои двадцать три года он выглядел на все двадцать семь и внешне напоминал героя сериалов, плейбоя и мачо: даже теперь, в зимнюю пору, красиво загорелый (что выдавало в нем постоянного посетителя соляриев), с роскошной гривой вьющихся черных волос, с накачанным телом, упругие мышцы которого угадывались под одеждой. Его машина – ярко-красный «ягуар» – была слегка припорошена снегом и, казалось, вся лучилась переливами кристаллов Сваровски.

Парень вынул из уха «подсказчицу» и направился домой, где семья уже готовилась отметить удачно сданный экзамен сына.

Дом винного магната, точнее, этаж в старинном доме на улице Горького, был, согласно желанию заказчика, разделен на две половины – женскую и мужскую. Перепланировкой и архитектурным образом этого жилища тоже занималось архитектурное бюро Поташева.

Женская половина апартаментов, предназначенная для жены и дочери, напоминала роскошную шкатулочку. Она была выполнена в уютном и интимном стиле, известном как стиль рококо. В этом игривом кокетливом слове, кажется, была заключена вся суть женской половины семьи. Ее философией была игра, карнавал и бесконечный праздник. Этот дамский уголок для прекрасного, хотя и слабого пола, состоял из гостиной с камином, милой спаленки дочери, небольшого тренажерного зала, сауны, ванной с туалетом, массажного кабинета и небольшой кухоньки.

В дизайне всех помещений господствовал прихотливый орнаментальный ритм. Линии декора стен и мебели причудливо изгибались, текстура предметов говорила о тяге ко всему натуральному. Натуральным было дерево с инкрустациями, а также камень, украшенный резьбой с гирляндами цветов, раковинами, фигурками амуров. Интерьеры были решены в мягких пастельных тонах, они оставляли впечатление изящества и легкости. Хозяйка дома не поскупилась, наполнив свою часть квартиры старинной бронзой, картинами, живописными панно в затейливых рамах и зеркалами, зеркалами, зеркалами… Вся эта роскошь была щедро покрыта позолотой и в сочетании со светлыми стенами создавала тот самый утонченно-роскошный стиль, который так импонировал жене олигарха – Марте Васильевне Топчий. Самой любимой комнатой хозяйки дома была гардеробная, большая и продуманная. Шкафы, полки для обуви, шляпные коробки, отделения для сумок – их содержимое доставляло удовольствие и радость владелице.

Что касается мужской половины, то она была оформлена в самом популярном из «больших» исторических стилей в современном интерьере – стиле модерн. Бюро Поташева предложило ансамблевое решение интерьера. Благодаря этому между комнатами образовалось не только функциональное, но и эстетическое единство, в результате чего пространство стало текучим и динамичным. Например, кабинет отца семейства плавно перетекал в зимний сад со множеством редких растений, а лифт спускался в цокольный этаж дома, который тоже принадлежал Топчию. Там было особое место, у домочадцев получившее название «королевского подвала». И вот почему. Здесь, в центре города, Аркадий Леонидович Топчий создал своеобразный мужской рай, взяв за образец старинные винные подвалы. Рай состоял из нескольких залов. В «Хересном зале» в дубовых бочках хранился сухой херес – напиток настоящих гурманов. На глубине почти девяти метров под землей (старый дом строили на века) поддерживалась постоянная температура. Сюда не долетал шум улицы, свет был приглушен – и редкий гость, специально приглашенный на дегустацию, чувствовал себя средневековым рыцарем, оказавшимся в замке у местного барона. За «Хересным залом» следовал величественный «Коньячный двор» с дубовыми бочками для выдержки благородных коньячных спиртов. Насытившись старинной атмосферой и познакомившись с древними рецептами именитых мастеров, гости попадали в «Шампанский дом». Здесь им предлагали отведать роскошные шампанские вина разных стран, на самый взыскательный вкус.

После подвала можно было снова вернуться в кабинет хозяина дома, к которому примыкали бильярдная, сауна, ванна, отдельный солярий с массажным столом.

Мужские и женские апартаменты разделялись роскошной столовой, где по праздникам собирались большие компании гостей. И конечно же, была здесь супружеская спальня, с обязательными амурчиками в росписях потолка и в деревянных деталях огромной кровати. По настоянию Марты Топчий она была выполнена в стиле опочивальни французских королей, поэтому весь декор напоминал бело-розовый зефир и говорил о «зефирных» вкусах хозяйки дома. Она придавала большое значение каждому помещению дома, но спальня должна была пробуждать эротические фантазии, рождать желание, и поэтому все предметы в ней были подобраны самым тщательным образом.

Суперсовременная кухня позволяла работнице-поварихе быстро готовить вкусные и полезные блюда. К кухне примыкали две гостевые комнаты, предназначенные для друзей или родственников, приехавших издалека.

У Стаса, как у отца, были свои комнаты: кабинет, музыкальный зал, оборудованный под домашний кинотеатр, отдельная ванная, совмещенная с санузлом, и гордость мажора – отдельный гараж во дворе дома. В нем стояла пока только одна машина – «ягуар», но Стас не собирался останавливаться на одном автомобиле, пусть даже и такого класса.

За столом, после первой рюмки, выпитой за успехи сына в учебе, Марта Васильевна принялась хвастаться новыми вещами. Она только что вернулась с новогодней распродажи в Милане. Впервые очутившись в итальянской столице моды, Марта испытала удовольствие того рода, какое испытывают любители искусства в театре или в музее.

Внешность жены олигарха соответствовала стандартам, принятым в их среде. Ее симпатичное личико с безупречной матовой кожей было доведено до совершенства стараниями пластического хирурга. Хорошая от природы фигура Марты тоже была откорректирована: ягодицы и грудь матери двоих детей были искусно подправлены с помощью силикона, так что женщина выглядела роскошно. Хоть сейчас на конкурс «Мисс Вселенная»!

Марте всегда казалось, что у одежды есть своя собственная жизнь. Вещи без хозяина – будь то на барахолке, в витрине бутика или просто на полу (оказавшиеся там после того, как мужчина или женщина разделись, собираясь заняться любовью) – вызывали у нее неприятные эмоции, словно сброшенная змеиная кожа. Но одежда, которая висела в ее гардеробе, и та, какую она видела на людях своего круга, вызывала у нее непреодолимое желание покупать еще и еще. Марта была шопоголиком и не стыдилась этого.

В Милане она жила в четырехзвездочном отеле «Микеланджело», очень удобно расположенном – в пяти минутах ходьбы от центрального железнодорожного вокзала и в трех остановках на метро от центра города и собора Дуомо ди Милано. Всего десять минут пешком до Корсо Буэнос-Айрес – улицы, известной магазинами с демократичными ценами.

Марту распирало от впечатлений, и теперь она делилась со своей семьей (поскольку на шопинг она ездила всегда только с подружками, предвкушая радость домочадцев от своих подарков).

– Послушайте, котики мои! Отель «Микеланджело» вполне пристойный! Номер у меня был очень просторный, с феном, ванной с гидромассажем, сейфом, мини-баром, в котором, кстати, были всевозможные орешки, шоколадки, печенье, соки-воды-колы, но никаких алкогольных напитков… Мини-бар, кстати, включен в стоимость номера.

– Бедная моя, как же ты без алкоголя? – поддел жену Аркадий Леонидович, добродушно наблюдавший за ней.

– Арик, ну перестань! Послушайте! Завтраки в отеле очень разнообразные, и каждый день – обязательно какое-нибудь горячее национальное блюдо: паста, лазанья, равиоли. В качестве закусок, помимо прочего, обязательно карпаччо и разные сыры. Апельсиновый фреш, кофе, пирожные, клубника и другие фрукты.

– А персонал? – спросил Стас, который, как и все члены семьи, много путешествовал.

– Очень вежливый. Великолепный, в отличие от наших! Ну, не перебивайте меня, котики! Я столько всего накупила! Но сперва я хочу рассказать…

– Мамуля, рассказывай! Мы не будем тебя перебивать! Мы будем ждать подарков! – приласкалась к матери Ангелина, пятнадцатилетняя любимица родителей. – Па! Побожись, что маму не перебьешь! А то мы подарки до Нового года не увидим!

– Ангелочек! Иди ко мне! Честное пионерское, не буду перебивать! – расцвел Аркадий Леонидович, который обожал дочь. Он посадил ее к себе на колени и стал слушать щебет жены.

– Ну вот, – продолжала довольная Марта, – все знают, что Милан – столица моды. Поэтому я и мои подружки…

– Шмотницы… – на этот раз не удержался Стас, но отец прижал палец ко рту: дескать, молчи!

– Мы с подругами узнали настоящий секрет шопинга по-милански! Надо просто найти менее известные магазинчики с доступными ценами, но при этом… вы сейчас убедитесь в качестве! Прямо рядом с вокзалом я купила себе вот эти кожаные сапоги с замшевыми вставками всего за сто тридцать пять евро, а Ангелечке – так и вовсе за двадцать пять евро! – И она принялась демонстрировать покупки.

– Баснословно дешево! – одобрил муж и отец семейства.

– Но это было только начало. Обувь я покупала в основном у «Baldinini». Посмотрите, например, на эти шикарные серебристые балетки с бантиком – всего за восемьдесят девять евро! Очень модный в этом сезоне цвет. А тебе, дорогой, эти синие кожаные мокасины за семьдесят девять евро. А еще себе я купила босоножки «Pollini» за сто десять евро, туфли «Pollini» – тоже за сто десять; Стасику – кроссовки «Nike» за тридцать девять евро: последняя коллекционная модель.

– Мамуля, дай примерить! – Стас забыл о своих шуточках и потянулся за коробкой.

– А сумочки? Мамусик, ты же так любишь сумочки! – воскликнула Ангелина.

– Что касается сумок, то вы все знаете, как я обожаю «Furla»… Сумка из новой коллекции осень-зима – двести евро, из старой коллекции весна-лето – восемьдесят. Я купила по две из старой и новой, не удержалась… Зацените! – Марта продемонстрировала сперва сумки, а затем солнцезащитные очки «Valentino» с кристаллами Сваровски в роговой оправе. – Очки мне обошлись в сто сорок евро.

– Удачный получился шопинг! – одобрил муж.

– Это еще не все. Мы прошлись по «Marina Yachting», «Lacoste», «Glenfield», «Guess», накупили себе всяких кофточек, а вам, мои котики, маечек, футболочек. В «Triumph» нижнее белье от пяти до двадцати пяти евро. И последнее: вам, мои любимые мужчины, я купила фирменные футболки от футбольного клуба Милана!

– Вот это ты, мамуля, молодец! – Стас развернул черные с красным полосатые футболки. Отдал отцу ту, что побольше. Оба тут же, прямо у стола, стали примерять обновки.

– А мне, а мне? – заныла Ангелина.

– Тебе, радость моя, мама привезла то, что ты больше всего любишь! – Марта протянула дочери большую коробку в золотистой бумаге, перевязанную синим бантом.

Слезки на Ангелиных глазках сразу же высохли, и она принялась разворачивать подарок. Наконец ей удалось справиться с бумагой и бантом, и на свет появилась довольно объемистая коробка со множеством отделений. На верхней крышке было что-то написано на итальянском большими буквами и нарисована симпатичная медсестричка в кокетливом белом халатике и шапочке.

– Ой! Это же детский набор «Маленький доктор»! Мамочка! Я же мечтала о нем всю жизнь! Тут игрушечные шприцы, термометр, бинты, зеленка, марлевая повязка, даже клизмочка! Боже мой! – Девочка просто сияла от счастья.

– Вот видишь, Ангелочек, мечты сбываются! Теперь ты точно станешь настоящим доктором. Как доктор Хаус, – улыбнулся отец.

– Па! Ма! Можно я пойду к себе и рассмотрю все-все? – Ангелине не терпелось исследовать сокровища чудесного набора «Маленький доктор».

– Конечно, девочка моя! – погладил плечико дочери Топчий. Он вздохнул.

Ангелина была его уменьшенной копией. Сходство между ней и отцом было настолько полным, что это отмечали все, кто видел дочь олигарха. Та же крепкая, коренастая фигура, та же широкая кость, такое же румяное круглое лицо с носом-пуговкой, такие же внимательные, глубоко посаженные глазки. И только одно обстоятельство отличало Гелю от обычной пятнадцатилетней девочки. У нее была «задержка психического развития» или ЗПР – такой диагноз поставили психиатры дочери олигарха. Светила психиатрической науки в Швейцарии, куда девочку возили для обследования, сошлись на том, что у нее есть слабовыраженное органическое поражение головного мозга, скорее всего врожденное. Она с трудом узнавала предметы, буквы, сочетания букв, была лишена тонких форм зрительного и слухового восприятия, ее двигательные навыки были недостаточно согласованы. Поэтому она зачастую с трудом выполняла привычные действия, переключалась с одного рода деятельности на другой. И от этого любовь отца к ребенку становилась еще сильнее, еще острее. Недуг Ангелины тщательно скрывали от друзей и знакомых, поскольку явных внешних признаков, заметных постороннему, не очень внимательному взгляду, ЗПР в случае Гели не демонстрировал. А если что-то и возникало, это выглядело как особенности подросткового возраста.

– Иди, киска моя! А я пойду все примерю! – сообщила жена и мать, убегая на свою половину с ворохом пакетов.

– Это нужно отметить отдельно! – подмигнул Топчий-старший. – Пойдем, сынок, в винные закрома на дегустацию! – И мужчины отправились поговорить о своих делах.

В винном подвале отец откупорил бутылку коньяка «Хеннесси», вынул из холодильника лимон, апельсин, несколько мандаринок и ловко соорудил пару бутербродов с черной икрой. Подняв бокал, Аркадий Леонидович произнес тост:

– За процветание рода!

Стас подмигнул в ответ:

– Эх! Как сказал классик: «Красиво жить не запретишь, но помешать можно…»

– Ну что, сынок? Сдал ты сегодня очередной предмет и уже скоро станешь режиссером, – сменил тему отец. – На какие деньги снимать думаешь? На мои рассчитываешь? – Тон его был по-прежнему мягким и бархатным, однако разговор, как сразу понял Стас, предстоял жесткий.

– Чтобы добывать деньги для съемок, есть специальная профессия – продюсер! – попытался свести разговор к шутке сын.

– Не пытайся дурить отца! Продюсеры деньги достают под режиссера! – Топчий снова наполнил бокалы. – Давай выпьем за твое будущее!

Бокалы мелодично звякнули и медленно опустели.

– Знаешь, кто мой любимый литературный герой? – неожиданно спросил он сына.

– Нет.

– Гренуй.

– Кто это?

– Есть такая книга «Парфюмер» писателя Зюскинда. Там главный герой – Гренуй. У Гренуя, как у любого негодяя, цель оправдывает средства. Поэтому он не чувствует угрызений совести, когда убивает. – Топчий подошел к книжному шкафу, который был встроен в стенку винного подвала. Достал толстый томик и, раскрыв его на закладке, прочел вслух: «То обстоятельство, что в начале всего этого великолепия стояло убийство, было ему (если он вообще отдавал себе в этом отчет) глубоко безразлично»[5]5
  Здесь и далее перевод Э. Венгеровой.


[Закрыть].

– Он тебе нравится, потому что он убийца? – поднял брови юноша.

– Ты не понимаешь. Гренуй – это даже не человек. Это ракета, летящая к цели. И если ради цели, по пути к ней, необходимо убить, он убивает, не задумываясь. Но Гренуй не получает удовольствия от убийства, он просто берет все, что ему надо. – И отец снова прочел из книги: – «Облика девушки с улицы Марэ – ее лица, ее тела – он уже не мог припомнить. Ведь он же сохранил лучшее, что отобрал и присвоил себе: сущность ее аромата». Ты понял?

– Не совсем, – заерзал в кресле сын.

– Гренуй использует людей, высасывает и бросает – ведь каждый раз, когда Гренуй уходит от «использованного» человека, тот умирает, потому что Гренуй взял от него все, что мог. Это и есть философия жизни. Давай еще по глотку!

– Папа, скажи, ты все это говоришь серьезно?

– Абсолютно. Особенно в свете того, что ты без пяти минут режиссер.

– Тогда объясни мне так, чтобы я понял, а то я что-то не догоняю: что ты имеешь в виду?

– Стас! Ты помнишь, когда ты заявил нам с мамой после окончания школы, что будешь поступать в театральный на режиссуру, какой была наша реакция?

– Вы, мягко говоря, были не в восторге. А потом ты вдруг почему-то согласился. Я до сих пор не понимаю, зная тебя, почему ты мне разрешил…

– Вот, хорошо, что ты все это помнишь. Объясняю. Я решил, что позже, когда настанет время передавать тебе мой бизнес, экономику и маркетинг ты как-нибудь освоишь. А стать режиссером – это для нашего дела полезно!

– Значит, ты не веришь, что я смогу снимать кино?

– Почему же? Верю. Я даже думаю дать тебе денег на дипломный фильм, ты ведь хотел меня просить об этом?

– Ну…

– Я понимаю, ты удивлен. Тем не менее нет ничего странного в том, что отец поддерживает творческие устремления сына.

– Совсем ты меня запутал, пап! То ты мне даешь деньги на кино, то говоришь про наш семейный бизнес… У меня голова кругом идет!

– Это от коньяка! «Хеннесси» очень хорош! – усмехнулся Топчий. – Ладно. Объясняю один раз, больше повторять не буду. Я дал тебе возможность получить твое режиссерское образование исключительно потому, что высшее образование тебе в любом случае необходимо. Если тебе так хочется, пусть будет гуманитарное. Но наша реальная жизнь не состоит из тусовок, кинофестивалей, «Оскаров» и Канн. Скажи, ты часто меня видел за последние годы?

– Редко. Раз в неделю, а то и в месяц.

– А где я нахожусь все это время, мой мальчик?

– На «Винзаводе». Или в командировках.

– Именно. Бизнес требует постоянного присутствия. И не просто присутствия, но ежесекундной готовности принимать решения. Но когда-нибудь, лет через …надцать, я передам дело в твои руки. Ты должен быть готов.

– Но ведь для этого нужны знания в области виноделия?

– Ерунда. Год возле меня потрешься и освоишь азы. Потом поработаешь какое-то время на каждом участке: на производстве, в маркетинге, в отделе продаж, – словом, на всех узлах, от которых зависит конечный результат. Потом немного побудешь моим замом, лет пять. И после этого сможешь возглавить бизнес.

– А режиссура? – опешил юноша.

– Режиссура в алкогольном бизнесе – как в голливудском блокбастере! – рассмеялся Аркадий Леонидович.

– Я вообще не понимаю, зачем тогда разговор про этого Гренуя? Ты к чему мне о нем сказал? Ты что, хочешь, чтобы я по этому Зюскинду дипломный фильм снял? – Под воздействием коньяка у Стаса развязался язык.

– Дело в том, Стасик, – отец называл его так тогда, когда ему хотелось поддеть сына, – видишь ли… Гренуй – человек цели. Я тоже человек цели. А ты человек хочу – не хочу. Разницу улавливаешь?

– Почему это я – не человек цели? По-твоему, снимать кино – не цель, что ли?

– Потому что ты – не Спилберг! И вряд ли им станешь. Но зато ты – Топчий! И можешь продолжить нашу династию. А если окажешься совсем идиотом, мне придется… выдать Ангелинку за толкового мужика и передать дела ему. И тут уж как Бог даст! Если возьмет бизнес в свои руки ее будущий муж, то сам понимаешь! Не могу же я передать миллионный бизнес глупому наследнику!

– Пап! Я же не сказал «нет»! Ну что ж ты так сразу… – Стас умел вовремя пойти на попятный. Он знал, что с отцом лучше не спорить – может плохо кончиться. А он был не из тех, кто портит отношения с богатым и могущественным отцом, отстаивая свои принципы. – Давай лучше еще по чуть-чуть!

* * *

Перед сном в родительской спальне происходил неспешный разговор.

Марта в розовом кружевном пеньюаре сидела на высоком пуфе перед трюмо с большим зеркалом, подсвеченным по верхнему краю. Бутылочки и флаконы с кремами, эмульсиями и тониками стояли перед ней. Она расчесывала свои блестящие черные волосы и разговаривала с мужем, не отрывая внимательного взгляда от своего отражения.

– Знаешь, котик, я давно хотела с тобой поговорить о нашем сыне… – Она взглянула на мужа и вспомнила, что после коньяка он обычно становился вспыльчив. Поэтому она решила пойти окольным путем: – Эта его дружба с Юркой Запорожцем, сыном почтальонши… столько лет… тебя не удивляет?

– Это не дружба, – иронично хмыкнул Топчий. – Со стороны Стаса это использование «шестерки» для мелких поручений. А со стороны Юрки это небескорыстное служение. Знаешь, как Стас его прозвал?

– Нет. А как?

– Сто Баксов. – Отец семейства хохотнул.

– Странное прозвище. – Женщина продолжала водить щеткой по волосам.

– Ничего странного. Просто его цена – сто баксов. Он за эти деньги что угодно сделает для Стаса.

– Надо же… – равнодушно проговорила Марта. – Все-таки наш сын очень добрый мальчик. Подобрал этого Юрку чуть ли не на помойке, берет его с собой в дорогие рестораны, отдает ему свои вещи, практически новые… Вообще, можно сказать, осчастливил этого Запорожца. Сможет ли этот плебей оценить такое отношение нашего сына?

– Смешная у него фамилия – Запорожец, я бы дал ему кличку «бентли». От обратного. Хватит причесываться, иди ко мне! – скомандовал муж, которому надоел этот бесконечный ритуал.

– Мой повелитель! – показала в улыбке безупречные зубы жена. Она сбросила пеньюар и шагнула к кровати в тонкой батистовой сорочке. – Ты соскучился?

* * *

Утром следующего дня Сто Баксов, он же Юрий Запорожец, ждал Стаса Топчия под окнами его квартиры на улице Горького, сидя за рулем старенького «опеля». Юра был похож на воробья. Нет, не на того беззаботного, скачущего по перилам балкона и чирикающего от радости бытия, а на другого воробья – того, который, искупавшись в пыли, с растрепанным хохолком, озабочен поиском крошек. Вечным поиском крошек! Прическа у Юрия была самая что ни на есть модная, как у ведущих популярных телеканалов. Многие ведущие носят ее, точно это часть корпоративного дресс-кода. Делается она так: все волосы с помощью пенки поднимаются к макушке в маленький гребешок. Мужчины с такой прической напоминают цыплят, но это их не смущает.

В последнее время благодаря Стасу воробьиный облик Ста Баксов изменился, и он теперь больше походил на индюшонка. Все потому, что парнишка стал ходить в спортзал, качаться. Однако, несмотря на мощные плечи и грудь, шея с выступающим кадыком осталась тощей, выдавая унылое полуголодное детство. Из-за этого Юрка предпочитал водолазки с высоким закрытым горлом. Кличку Сто Баксов он получил от Стаса, поскольку именно за эту сумму беспрекословно и бездумно выполнял любые приказания младшего Топчия. Их нельзя было назвать друзьями детства, хотя знакомы они были действительно с малолетства. Мать Юры, почтальонша Евдокия Ивановна, приносила пенсию бабушке Стаса. Расторопная почтальонша часто брала сына на работу, поскольку жалостливые пенсионеры всегда давали пятерку, а то и десятку из пенсии на прокорм вечно голодного Юрки. Прожить на жалкую зарплату Евдокии Ивановне очень помогали чаевые, а иногда и продукты от пенсионеров, позволяя маленькой семье сводить концы с концами. В квартире Топчия сын почтальонши познакомился со Стасом. Мальчики подружились. Вернее, Юрка стал тенью Стаса Топчия. Он выполнял многочисленные поручения своего одногодки из обеспеченной семьи и всегда получал за свои труды плату. В детстве это были невероятно вкусные конфеты, шоколадки, надоевшие Стасу игрушки, машинки, одежда и жвачки. Чем старше они становились, тем чаще плата выражалась деньгами, отчего Юрка преисполнялся еще большим рвением. Благополучная жизнь паренька всецело зависела от Топчия-младшего. По его настоянию Запорожец поступил в колледж (бывшее ПТУ) и выучился на слесаря. Для чего это нужно было сыну олигарха, Юра не знал. Да и какая разница! Профессия, она ж гирей не висит. На черный день может пригодиться. Благодаря Стасу произошло главное событие в его жизни – Юра купил на авторынке старый подержанный «опель» и стал чувствовать себя не хуже прочих сверстников. После вечеринок у Стаса, на которых многое не допивали и не доедали, Юра часто приносил домой коробки с невиданной снедью и початые бутылки. Мать радовалась и своим подругам, старушкам-пенсионеркам, рассказывала похожие на сказку истории о дружбе Юрика с сыном олигарха. И каждый день молила Бога, чтоб он даровал Стасику и его родителям богатырское здоровье.

Стас вышел из подъезда, подошел к машине Юрия и уселся рядом с ним на переднее сиденье. Вместо приветствия он сказал:

– Поехали на Подол. – Затем спросил: – Ты всем развез?

– Да.

– Все гладко?

– Да.

– Второй раз положишь в почтовые ящики вот это. – Стас достал три незапечатанных конверта, на каждом из которых значились только фамилия и имя получателя.

– Конверты надо запечатать, – робко заметил Запорожец.

– Дурак ты, Сто Баксов! А то я не знаю? Я ж специально не заклеил, чтоб ты прочитал. Ты же должен не вслепую работать. А с пониманием вопроса. Понятно?

– Понял.

Топчий подумал о своем порученце: «Сколько времени и сил понадобилось, чтобы выдрессировать этого дебила. Но научил-таки главному: не задавать вопросов, не высказывать своего мнения (оно никому не интересно), подчиняться беспрекословно. Оказывается, и обезьяну можно научить вальс танцевать!»

– Понял он… Ну, слушай! «Доброе утро, Юлия! Хотя оно вам может показаться совсем не добрым после вчерашнего письма. Пишет вам его господин Никто. За все в жизни надо платить, и вы это знаете лучше меня. Если завтра вы не оставите пятьдесят тысяч евро в указанном мной месте (план прилагается), то ваши интимные фото будут опубликованы в Интернете и их увидят все, у кого есть глаза. В случае своевременной оплаты эти фотографии останутся навсегда лишь в моем личном архиве. И еще: никакой милиции, никаких служб личной безопасности, а не то будет очень плохо». Ну как? Нравится? – усмехнулся шантажист.

– Нормально… – Запорожец испуганно посмотрел на него.

– «Нормально», блин! Гениально! Неужели ты, баранья башка, думаешь, что я не продумал все много раз? Они должны испугаться и побежать к моему отцу за советом. Я же в это время за ниточки их дергать буду. Теперь я режиссер их жизни, понял? Вот здесь останови! – Он приказал остановиться возле кофейни, где подавали настоящий галицкий штрудель и хороший кофе. – Дома не позавтракал. Не хотел предков видеть. И вообще, мне эти семейные праздники вот где! – Он провел рукой по горлу.

Пока ждали штрудель и кофе, Стас прочел своему помощнику еще два письма, которые отличались лишь именем шантажируемого. Во время еды Юрий не удержался от вопроса:

– Откуда ты знаешь, что они тебе за сутки найдут пятьдесят тысяч евро? Неужели ты думаешь, что у них есть такие деньги на руках?

– Откуда я знаю, Сто Баксов? Отвечаю. Прежде чем воплощать всю эту операцию в жизнь, я тщательно все проанализировал. Побывал с папиком в ресторане у Грачевой. Ты даже не представляешь, какие деньги крутятся в ее «Фройде»!

– Ну, насчет ресторана – я понял. Но такие деньги у телеведущего? Он же на зарплате сидит. Пусть и на приличной, но все равно…

– Паша Зеленевич – ведущий одного из крупнейших телеканалов. И мы с тобой нарыли на него жуть какой компромат. Он-то, петушок наш, оказывается, голубой. Я бы даже сказал, небесно-голубой! Кто бы мог подумать, ведь женат, и даже двое детей… К тому же Паша – совладелец телекомпании, в которой работает ведущим. У него там то ли девятнадцать, то ли восемнадцать процентов акций. Короче, деньги у Паши есть, а позора на всю страну он не захочет.

– Про третьего не спрашиваю, ты как-то говорил о нем. Владимир Кримец – он директор сети винных магазинов?

– Не магазинов, а бутиков. Он в лакшери-сегменте, стало быть, у него элитные вина, водки, коньяки и шампанские. Бабки есть, и бабок много, – подвел итог Топчий.