Текст книги "Пишите по утрам письма небу"

Так много хочется сказать… Так мало времени у нас

Юрий Ефремов оказался прав. На местности, которую он указал на карте в самом деле оказалась замаскированная немецкая база, которая с успехом была уничтожена нашими бомбардировщиками. Операция прошла успешно! Я вдруг подумала, с моей ли помощью был изменен ход событий? Ведь лейтенанта никто не хотел слушать, а если бы я не рассказала об этом своему прадеду, узнали бы они об этой базе? Или узнали, но позже? А, может, все-таки это с моей помощью все прошло гладко и вовремя? Я не спала всю ночь и думала об этом до рассвета. Если возможно вмешаться в ход событий, значит, я могу попробовать спасти своего прадеда от гибели. Под утро в моей беспокойной голове уже созрел план дальнейших действий. С первыми лучами солнца я уже была на ногах. Позавтракав гречневой кашей с молоком, я сделала обход по госпиталю. Товарищ Фролов отдал мне все необходимые распоряжения, с которыми я успешно справилась. Кому нужно сменила повязки, наложила новые, перебинтовала и накормила раненых. Выйдя на солнечный свет, из полумрака шатра, я невольно зажмурилась. В это самое время прадед проводил необходимый инструктаж молодым летчикам перед учебным вылетом. Я не стала им мешать.

– Пётр, подойди на минуту! – послышался голос подполковника Зиновьева.

Делая вид, что я просто прогуливаюсь и наслаждаюсь солнечным осенним днем, я постаралась как можно незаметнее подойти ближе к ним.

– Немцы совсем близко. Сдерживать их наступление на земле и в небе становится все сложнее. Нам нужно готовиться к воздушной оборонительной операции, – проговорил Зиновьев, когда прадедушка подошел к нему вплотную. – Что можешь сказать, о готовности эскадрильи?

– Молодняк, товарищ подполковник, что тут скажешь?! Летать умеют, рвутся в бой, но опыта малова-то.

– Опыт и мастерство приходят с годами. У нас нет столько времени. Нужно сражаться! Ты опытный пилот, лучший в своем деле, но давай без героизма, Петя!

– Исполняю свой долг, товарищ подполковник, только и всего!

– Жалеешь ты их, товарищ капитан! Жалеешь соколов своих. А придется воевать всем! Вот посмотри! – Зиновьев разложил на столе карту и ткнул в нее пальцем.

– Первая танковая диви́зия Лейбштандарт движется на фронт слева. Прямиком на Ростов. Здесь под Чалтырем их сдерживает 343-я стрелковая дивизия, группа под командованием генерала-майора Козлова. Наша задача, не дать противнику прорваться в небе. Задача серьезная, немецкая авиация превосходит нашу вдвое, – подполковник умолк и взглянул на прадеда. – Рассчитывать нам не на что, Петя! Это война…

– Здесь, внизу, наш дом, товарищ подполковник, а это, – прадедушка взглянул ввысь, на пробивающиеся сквозь низкие облака, лучи солнца. – Это наше небо! Мы никому его не отдадим!

Зиновьев положил свою руку на его плечо и молча кивнул.

Я не могу припомнить, было ли мне когда-то так горько, обидно и больно на душе, как в этот самый момент. Я должна поговорить со своим молодым прадедом, я должна все рассказать ему. И будь, что будет…

После обеда, я нашла его недалеко от аэродрома. Он сидел под деревом и что-то писал на листке бумаги.

– Разрешите, товарищ капитан?! Простите, что отвлекаю вас.

Он обернулся, но нисколько не смутился. Учитывая, какое сейчас было жёсткое время, его взгляд всегда оставался добрым и искренним.

– Пожалуйста, Лида! Присаживайтесь!

Я присела рядом с ним. Всё внутри меня затрепетало от нервного напряжения. Но лучшего момента может больше и не быть.

– Товарищ капитан, помните вы мне сказали, что я напоминаю вам кого-то? Кого-то из ваших близких и родных?

Он кротко взглянул на меня и, достав из нагрудного кармана своей гимнастерки небольшую фотокарточку, протянул мне. Я сразу же узнала на ней свою бабушку Тому, его дочь. Маленькая девочка с большими карими глазами и двумя косичками смотрела на меня с черно-белой карточки и беззаботно улыбалась.

– Томочка! Моя дочка! – произнес он ласковым голосом и улыбнулся.

– Она очень красивая! И ваша жена, Зоя… Вы знаете, они очень любят вас и переживают…

– Откуда вы знаете мою семью? Вчера вы назвали имя моей дочери. Откуда оно вам известно? Вы видели Томочку и Зою? – тон его голоса стал более тревожным.

Я сделала глубокий вздох и заглянула ему прямо в глаза.

– Я знаю вашу дочь и вашу жену. Это очень необычная и неправдоподобная история, но я всей душой и сердцем желаю, чтобы вы поверили в то, что я скажу.

– С ними что-то произошло? Что-то случилось? – он было хотел вскочить на ноги, но я остановила его рукой.

– Нет-нет! С ними все хорошо, но если не считать того, как они тоскуют…

Он тяжело вздохнул.

– Вы не просто так заметили эту очевидную схожесть между мной и вашей дочерью, – продолжила я, не зная, как правильно сложить слова в предложения, чтобы после этого меня не отправили под трибунал.

– Пожалуйста, дайте мне слово офицера, что выслушаете меня до конца и постараетесь поверить мне.

– Лида, вы меня пугаете! Да в чем же дело? Даю вам слово и приказываю говорить, товарищ младший лейтенант!

Приказ есть приказ, я начала говорить.

– Еще два дня назад, девятого мая, я ехала из Москвы к памятнику лётчикам-истребителям, который будет находиться где-то здесь под селом Кулешовка. Я хотела возложить цветы и увидеть ваше имя на каменной плите.

Прадед заметно напрягся, но не сказал ни слова.

– Я не знаю, как объяснить, но что-то вдруг произошло там на площади возле памятника и я оказалась здесь, в 1941 году. Но сама я из другого времени. Сейчас у нас там 2021 год. Я оказалась здесь неслучайно. Вы, товарищ капитан, мой прадед. А ваша дочь Томочка – моя бабушка. Внешне мы очень похожи…

– Вы в своем уме, Кузнецова? – он резко поднялся на ноги и сурово взглянул на меня сверху.

– Вы дали слово офицера, товарищ капитан, что выслушаете меня до конца. А дальше, решение за вами, что будете со мной делать. Законы военного времени жестоки, мне известно это по истории и по фильмам, которые показывают нам каждый год в День Победы.

Он невольно встряхнул головой и отвернулся.

– Вас, видимо, контузило Лида?!

– Никак нет, товарищ капитан! Я в полном здравии и в своем уме!

– Так ответьте мне, что вы такое несете? – он обернулся и, присев на корточки рядом со мной, схватил меня за плечи.

– В начале сорок первого года вы с дочерью и женой жили под Сталинградом, вы служили на военном аэродроме Гумрак. На переподготовке в Качинском лётном училище вы познакомились с Василием Сталиным. Часто рассказывали, какой переполох был у командования, когда в училище звонил сам Иосиф Сталин! Томочке было одиннадцать лет и она запомнила, как октябрьским днем вы прибежали домой и велели срочно собирать только самые необходимые вещи. Прощались вы на пристани. Ваша жена горько плакала и на прощание сказала вам: «Мы, наверное, больше никогда уже не увидимся!» Целый месяц на маленьком катере они плыли по Волге до Куйбышева, а затем добирались до Оренбурга. Туда-то им и пришла печальная новость, – я тяжело вздохнула и продолжила:

– Из письма товарища подполковника, командира полка, Томочка и Зоя узнали, что вас перебросили под Азов. И сейчас вы в самом деле здесь. 7 ноября 1941 года, к аэродрому прорвутся немецкие самолеты. Четыре наших истребителя успеют подняться в небо, включая ваш истребитель. Бой будет неравный, но под вашим руководством вы все-таки сумеете отбить атаку. Возвращаясь обратно на аэродром, вы будете убиты. Вражеский «мессер» подкараулит вас за тучами. Горящая машина упадет на землю. Вы приняли решение прикрыть молодых лётчиков, прикрыть своей спиной в прямом смысле этого слова. Вы полетели вместе с ними и замыкали строй истребителей, – из моих глаз хлынули слезы, я просто больше не могла сдерживать свои эмоции и разрыдалась. – Вы должны поверить мне, всё это я знаю со слов своей бабушки, вашей дочери и со слов моей прабабушки Зои, вашей жены. Каждый год, в День Победы, мы чтим память нашего героя. Вы наш герой!

Я говорила сквозь рыдания, пытаясь взять себя в руки. Прадед смотрел на меня ошеломленными глазами.

– Я вовсе не Лида Кузнецова. Меня зовут Аня. Когда я попала в это время, мне повстречались советские офицеры, наш грузовик был подорван. Все погибли, включая молодую медсестру. Мне пришлось надеть ее форму и прикинуться ей, чтобы выжить, чтобы отыскать вас.

Он резко поднялся и, отвернувшись от меня, отошел в сторону на пару метров. Похоже, дар речи к нему все еще не вернулся.

– Вы сказали, День Победы? – наконец-то вымолвил он.

Судя по всему это фраза зацепила его больше всего, даже больше, чем информация о его гибели…

– Да! Война продлится до 1945 года. Но победа будет за нами. Каждый год, девятого мая, в нашей стране отмечается этот праздник. Грустный, со слезами на глазах, но все-таки – праздник! Никто не забыт, ни один человек, погибший на войне. Вы все наши герои! Спасибо вам за жизнь и за мирное небо над головой…

Он обернулся и посмотрел на меня.

– Но, как это возможно? Как вы хотите, чтобы я поверил в это? Если бы вам рассказали что-то подобное, какая реакция была бы у вас?

– Полагаю, что такая же, как и у вас! Но вы мой прадедушка. Моя родственная душа, а значит, вы способны поверить мне. Потому что я поверила бы вам!

Его лицо продолжало оставаться растерянным и даже напуганным, хоть за маской военного офицера он старался скрыть это.

– Вы хотите, чтобы я поверил, что вы явились сюда из будущего? И вы моя правнучка?

– Так точно, товарищ капитан! Я могу рассказать вам все, о вашей семье, о мой бабушке, вашей Томочке. Сейчас, в моём времени, ей уже девяносто лет.

Он прищурил глаза и внимательно посмотрел на меня.

– Вы очень храбрая девушка…

– Значит, вы верите мне? – я вскочила на ноги, вытирая мокрые от слез глаза.

– Я не знаю, что сказать… Звучит, как бред сумасшедшего… Седьмого ноября…

Я снова всхлипнула и кивнула.

– Вы можете не лететь. Если полетите, погибнете!

Прадед подошел ближе ко мне.

– Вы в самом деле полагаете, что смерть за Родину меня страшит? Вы думаете, что я прикроюсь за спинами молодых офицеров, ради того, чтобы спасти свою жизнь?

– Я лишь хотела попытаться спасти вас, но понимаю, что ход событий изменить невозможно.

– Вы ту не при чем! Чтобы вы мне не рассказали, я никогда бы не поступил иначе. И я с гордостью приму свой последний бой, если это уготовано судьбой. Я не знаю, насколько серьезно могу относиться к вашим словам, но если через два дня произойдет все так, как вы сказали, иного решения я не приму. И дело не в героизме! Это мой долг и моя честь, – он быстро отвернулся и зашагал прочь по направлению к аэродрому.

Я еще какое-то время осталась стоять на месте, глядя ему в спину.

Поверил ли он мне? А если нет, вполне возможно, он направился в штаб, чтобы доложить обо мне и подписать приказ о моем трибунале.

Вернувшись обратно, я не видела своего прадеда влоть до вечера. Около шести часов я случайно заметила его возле штаба, он посмотрел в мою сторону и, быстро отвернувшись, зашагал в обратном направлении. Похоже, он тщательно избегал встречи со мной. Но, по крайней мере, я все еще была здесь, а значит никакого приказа он не писал, это уже радовало. Я все еще на свободе, за свой смелый рассказ.

После ужина лейтенант Ефремов вышел на улицу с небольшой гармошкой через плечо. Он уселся на табурет и, расположив музыкальный инструмент у себя на коленях, принялся наигрывать знакомую мне мелодию. Я подошла ближе к нему.

– Умеешь петь, сестричка? – обратился он ко мне.

– Немного. А что вы играете?

– «Прощание славянки», из моих любимых. Слова то хоть знаешь? – Юрий усмехнулся.

Я отрицательно замотала головой.

– Слышала только музыку, а слов не знаю.

– Эх, ты!

– Я знаю другу песню, сможете наиграть?

– Наиграю, если напоешь мотив…

И я запела свою любимую песню, которую знала с детства. Песню, посвященную Великой Отечественной Войне, посвященную нашей победе.

– День Победы, как он был от нас далёк… Как в костре потухшем таял уголёк…

К первому припеву вокруг нас собрались любопытные зрители. Ефремов очень хорошо играл, буквально на лету подхватив мелодию, она лилась из под его пальцев на клавишах гармони, как легкий журчащий ручеек. А к концу песни зрителей и слушателей на нашем концерте стало вдвое больше.

Все захлопали, а кто-то даже громко просвистел.

– Что за песня такая, никогда не слыхал ее?! – спросил Юрий, как только я поклонилась всем присутствующим.

– Песня о нашей будущей победе.

– Будет ли она, эта победа? – кто-то выкрикнул из толпы.

– Обязательно будет! – уверенно ответила я.

– А ну-ка, отставить концерты! Разойтись всем! А вы Кузнецова, шагом марш за мной, – послышался за спинами у всех командный голос моего прадеда.

Спустя несколько секунд все расступились, пропуская его вперед. Я послушала его приказ и поплелась следом за ним. Он шёл быстрым шагом и мне тоже пришлось ускориться, чтобы не отставать.

– Что вы, Кузнецова, себе позволяете? – прадедушка резко остановился и обернулся на меня. – Вы хоть понимаете, что вот за такие песни вас уже можно отправить под трибунал?

– Товарищ капитан, но почему? Это просто песня…

– Просто песня?! Песня о нашей победе?! Возможно вы не заметили, но у нас тут самое начало ожесточенной и кровавой войны. О какой победе вы говорите?!

– 8 мая 1945 года в Берлине представителями германского верховного командования будет подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооружённых сил… А 9 мая утром выйдет приказ Верховного Главнокомандующего, товарища Сталина, об объявлении 9 мая праздником Победы…

Прадед подошел почти вплотную ко мне и встряхнул за плечи.

– И вы уверяете, что все это правда и чтобы я безоговорочно поверил вам?

– Уверяю! Я клянусь вам, что это правда. И я клянусь, что я являюсь вашей правнучкой. Моя бабушка, ваша дочь, поверила бы мне… Она настолько сильно любит меня, что никогда бы не усомнилась в моих словах, – я снова разрыдалась.

Он отпустил мои плечи и сделал шаг назад.

– Расскажите мне, всё что считаете нужным, – неожиданно произнес он спокойным тоном.

И я принялась говорить. Я говорила так много, по делу и просто так, что меня с трудом можно было остановить. Я рассказала ему про бабушку Зою, его жену, и её долгую жизнь. Про то, что после его смерти она больше никогда и никого не смогла полюбить и выйти замуж, оставаясь до конца своих дней верной только ему. Про его дочь, мою бабушку Тому, которой на данный момент было уже девяносто лет и она до сих пор разговаривает с его портретом, с которого он на протяжении долгих лет безмолвно смотрит на нее. Я говорила всё, что знала про их жизнь. Говорила про его внучку, мою маму. Про свою семью и про то, как мои дети в школе и детском саду каждый год, девятого мая, с гордостью рассказывают, о своем герое войны и показывают его портрет. Я говорила про Бессмертный полк, который проходит в День Победы и, как все внуки и правнуки почётно несут портреты своих ветеранов по главной улице столицы до Красной Площади. Я говорила и плакала, потому что никак не могла сдержать в себе эмоции. Он молча слушал меня с офицерской стойкой выдержкой, ни разу не перебив. Спустя какое-то время, я все-таки умолкла. Мне показалось, что я вещала часа три не меньше.

– Вы очень отважная девушка, Аня! – произнес он спустя несколько минут, как я замолчала. – Немцам не удастся прорваться на Кавказ?

– Так точно! Из-за неблагоприятных метеорологических условий советская авиация фронта до 20 ноября действовала эпизодически и неэффективно, однако затем активизировала боевую деятельность, сосредоточив усилия на уничтожении противника. Ростовская наступательная операция стала первым широкомасштабным успехом советских войск в 1941—1942. Под Ростовом вермахт потерпел первое крупное поражение. Но, несмотря на это, Гитлер все-таки направит свои войска на Москву…

Прадедушка как-то мельком кротко и грустно улыбнулся и взглянул вверх на небо.

– Сложно поверить в такое… Но говорите вы довольно убедительно.

– Вы, товарищ капитан, все равно не измените своё решение. И уже послезавтра вы в последний раз сядете в свой Як-1. Я благодарна судьбе за то, что она дала мне такой волшебный шанс – увидеть вас и познакомиться с вами лично. Но, к сожалению, я никак не могу изменить ход исторических событий.

Он подошел ко мне ближе и заглянул в мое лицо. Горький слезный ком снова начал подступать к моему горлу и я начала всхлипывать.

Неожиданно прадедушка притянул меня к себе и крепко обнял, так по-родственному и душевно. Я уткнулась в его в плечо и долго плакала, не в силах остановить свои рыдания. Я почувствовала всю боль потери, ту самую, которую испытали моя бабушка и его жена, моя прабабушка, когда им сообщили о его гибели. И я понимала, что ничего не смогу поделать. Нам придется попрощаться и расстаться навсегда, как и им восемьдесят лет назад, на маленькой пристани. Они плакали и понимали, что, скорее всего, уже никогда не увидятся.

Они ушли однажды в это небо, и небо их оставило себе

7 ноября 1941 года. Этот день неизбежно наступил. Я не находила себе места, практически, совсем не спала и не ела и очень плохо себя чувствовала. Моё состояние можно было описать просто. Я была похожа на живого зомби, который просто машинально двигался, не понимая, что ему делать дальше. Я говорила со своим прадедом. Чаще всего он расспрашивал меня о своей дочери и его жене. Он очень их любил и когда я снова и снова рассказывала ему о них, он всегда грустно улыбался. Я многое поведала ему о нашем времени, и как все изменилось, наша жизнь стала совсем иной. О войне я знала не так хорошо, как хотелось бы, но про смерть Гитлера поведала с удовольствием. Кажется, эта история достаточно удовлетворила его офицерский советский слух и даже порадовала.

Битва за небо над Ростовом приближалась с каждой минутой. Связисты по радио получали тревожные новости и распоряжения, по которым было ясно только одно – до гибели прадедушки остается очень мало времени.

Я стояла возле березы, устало облокотившись на ее ствол спиной, и смотрела в черные низкие тучи ноябрьского неба.

– Пасмурно сегодня, – послышался позади меня спокойный голос прадеда. – Как же ты теперь вернешься обратно?

На самом деле это меня сейчас волновало меньше всего.

Я молча пожала плечами.

Он подошел ближе и развернул меня к себе лицом.

– Пообещай мне, что вернешься в свое время, чтобы тебе это не стоило. Пообещай, что выживешь и расскажешь все, что ты здесь увидела своим родным и близким людям. Моей Томочке и… – он запнулся и умолк, поджимая губы.

Видимо, он хотел сказать: «И Зое». Но вспомнил, что в моем времени его жены уже нет в живых.

– И запомни это время навсегда. Запомни его и расскажи о нем своим детям, внукам и правнукам.

– Дорогой прадедушка, – всхлипнула я. – Мы всей семьей на протяжении долгого времени помним тебя и всех, отважно сражавшихся и погибших на этой войне. Это ведь наша история, ее невозможно забыть. История нашей страны. Мы благодарны нашим предкам, воевавшим за нашу свободу против фашизма. Если бы не вы, нас бы не было вовсе. Спасибо тебе за жизнь! А девятое мая для нас – это день скорби с слёз. Как в той песне, это праздник со слезами на глазах.

Он приобнял меня за плечи.

– Ты знаешь, правнучка! Я искренне горжусь тобой и я бесконечно счастлив, что мне довелось встретиться с тобой.

Я снова начала плакать, понимая, что мне будет просто невыносимо перенести это страшное мгновение.

– Не надо плакать! Я сейчас говорю с тобой, как будто со своей дочерью. Уж больно вы похожи. Будь сильной, всегда. Чтобы не произошло, никогда не теряй надежду.

– Неужели ничего нельзя изменить? Ведь ты же теперь знаешь правду, знаешь, что тебя будет поджидать «мессер» за тучами. Не замыкай круг. Не лети последний! Не лети совсем, ты же вообще не должен лететь, ты заместитель командира полка! – навзрыд вскрикнула я.

Он снова встряхнул меня за плечи.

– Отставить рыдания! Я советский военный лётчик. Человек чести. Я никогда бы не поступил иначе. Слышишь меня? Я готов погибнуть в этой битве за наше небо, ради мирной жизни на земле А твой рассказ о будущем только облегчает мне это решение. И судя по тому, что ты мне рассказала о вашем времени, я не погибну! Ведь я буду вечно жить в памяти моих потомков – это высшая степень награды для меня. Я горжусь вами! – его голос звучал уверенно и твердо, ни разу не дрогнув.

Он крепко сжал мои плечи перед тем, как отвернуться и зашагать прочь. Я стояла и горько плакала, смотря ему вслед. Неожиданно он остановился и обернулся на меня.

– Передай Томочке, что я очень люблю ее! Пусть она меньше плачет! Пишите по утрам письма небу…

7 ноября 1941 года немецкие бомбардировщики прорвались к военному аэродрому. Четыре советских истребителя, включая самолет командира первой эскадрильи, поднялись в небо. Завязался неравный бой. Кульков Петр Васильевич, замыкавший лётное звено, пошёл на защиту своих боевых товарищей. Набрав высоту, он ринулся в атаку, отдав приказ  молодым летчикам вернуться на аэродром. Над его самолётом навис вражеский «мессер». Капитан Пётр Кульков был убит в небе. Смертельно раненый лётчик, до последнего пытался вывести горящую машину из штопора, но рухнул на землю. В нагрудном кармане его гимнастерки товарищи нашли залитую кровью лётную книжку, а в ней маленькую фотокарточку дочери. Сталинский сокол пал смертью героя!