Текст книги "Рассказы о святителе Нектарии"

Анна Якову
Рассказы о святителе Нектарии

Святой Нектарий

1846–1920

Письмо на небо

Такой суровой зимы не было в Стамбуле[1]1
  Стамбул – бывшая столица Византийской империи Константинополь, завоёванная турками в 1453 году и ставшая с тех пор столицей Османской (Турецкой) империи. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть] очень давно. Не успел миновать погожий октябрь, как вдруг, за одну только ночь, купол Айя-Софи́и[2]2
  А́йя-Софи́я – собор в честь Софии Премудрости Божией в Константинополе (Стамбуле), который после турецкого завоевания был превращён в мечеть.


[Закрыть] накрыло белоснежной шапкой, родники в Тата́влах[3]3
  Тата́влы (Тата́вла) – до начала 1920-х годов греческий квартал на северо-востоке Стамбула.


[Закрыть] и бассейн в Балукли́[4]4
  Балукли́ (Балыкли́-манастири́) – местность в старой части Стамбула, знаменитая святым источником при бывшем монастыре в честь Живоносного источника Божией Матери.


[Закрыть] сковало льдом, а все крыши Пе́ры[5]5
  Пе́ра – один из районов «Нового города» в северной части Стамбула, где в конце XIX века располагались различные официальные учреждения и проживало много европейцев.


[Закрыть] украсились остроконечными клинками гигантских сосулек.

Утро наступило, но улицы по-прежнему пустовали. Казалось, даже мраморные столики на открытых верандах кофеен спрашивали в недоумении: куда исчезли по-летнему тёплые дни с привычной людской толчеёй и гулом бесед? Не видно было посетителей и в многочисленных торговых заведениях Гала́ты[6]6
  Гала́та – торговый район «Нового города» к югу от Перы.


[Закрыть].

Но вот в табачном магазине «Аристо́н» прозвенел наконец дверной колокольчик, сообщая о первом госте. Вошёл То́дор Ефремоглу́, который торговал бакалеей на другом конце Галаты и каждую неделю присылал кого-нибудь или являлся сам за отложенным для него заказом.

– Моё почтение, – приветствовал он хозяина, господина Эврипи́диса. – Ну и холод! Помню, такой же мороз ударил в начале ноября лет сорок назад. Мы с братом, совсем ещё мальчишки, выбежали спозаранку полюбоваться инеем и увидели на земле старика-нищего. Бедняга был босой и замёрз насмерть.

Этот рассказ услышал Анаста́с – мальчик, который работал на складе и только что вынес из подвала наверх расфасованный товар для постоянных клиентов. Услышал и машинально перевёл взгляд на свои полуразвалившиеся башмаки, из которых виднелись пальцы.

– Старый нищий ходил босой, а у меня как-никак есть обувь, – прошептал он, чтобы отогнать мысль, и без того вертевшуюся в голове с раннего утра.

– Эй, Анастас! – послышался сиплый голос хозяина. – Где же заказ господина Ефремоглу?

– Уже готов, – ответил мальчик, торопливо выкладывая на прилавок свёрток в плотной жёлтой бумаге и перевязывая его шпагатом.

Бакалейщик подошёл, чтобы забрать заказ.

– Не затрудняйся, Тодор, – остановил его господин Эврипидис. И, повернувшись к мальчику, приказал:

– Отнесёшь это господину Ефремоглу прямо в магазин!

– Не сто́ит, – возразил было Тодор. – Зачем выгонять мальчишку на холод?

– Холод вреден нам, старикам, а такому молодцу полезно освежиться, – успокоил его приятель.

– Ладно, – согласился Тодор. – А я съезжу по делам в Фана́р[7]7
  Фана́р (Фана́ри) – квартал в старой части Стамбула, до начала 1920-х годов населённый преимущественно греками.


[Закрыть]. Если только найду в эту пору извозчика… Вот, держи, – и, вынув из кошелька монету, протянул мальчику.

– Не балуй парня! Деньги ему не нужны: он здесь ночует, здесь и питается.

– Да ведь это вознаграждение за труды…

– Я же сказал: не балуй его! – с раздражением повторил хозяин. – Анастас, доставишь заказ и тут же назад, за письмами, понял?

– Позвольте мне только снять фартук, – робко попросил тот.

Через мгновение он был уже в подвале. Повесил фартук на гвоздь, обмахнул одежду щёткой и постоял несколько секунд в тепле, словно желая запастись им впрок. Но, сообразив по звуку колокольчика, что господин Ефремоглу уже ушёл, бросился наверх, подхватил заказ, выскочил на улицу… и сразу оказался один на один с ледяным ветром, носившимся над Галатой. Ветер обжигал щёки, забирался в рукава старенькой куртки и проникал сквозь обтрёпанные штанины и башмаки, выгоняя из тела последнее воспоминание о тёплом подвале.

– Как кусается сегодня холод! Сразу видно, что у Господа не только лето в запасе, – тихо пробормотал Анастас и улыбнулся.

На углу улицы продавец бубликов вытряхивал из деревянных лотков крошки, на которые слетелось множество голубей. Мальчик остановился полюбоваться ими, и сами собой в душе его зазвучали слова: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш питает их»[8]8
  Евангелие от Матфея, глава 6, стих 26.


[Закрыть].

Он осторожно приблизился к голубям, положил свёрток на землю, присел на корточки и начал подбирать крошки вперемешку с зёрнышками мака и кунжута. Набрал целую горсть, выставил ладонь перед собой, и уже через секунду чёрно-сизая птица села ему на кончики пальцев, склёвывая угощение.

Анастас старался не шевелиться, наблюдая за каждым движением пернатого гостя.

– Должно быть, мы похожи с тобой, – заговорил он вполголоса. – Вот и я такой же обжора. Только пробьёт полдень, сразу бегу на квартиру к хозяину, хватаю миску с обедом, который готовит мне его кухарка Ангели́ка, и еле удерживаюсь, чтобы не съесть это прямо на улице. А как закроется магазин, тут же сметаю всё до последней крошки…

Голубь между тем насытился и, окончательно осмелев, ходил по худенькой руке взад и вперёд.

– Мы и вправду похожи, – продолжал мальчик. – И одежда у тебя и у меня зимой и летом одна. Но твой пух защищает тебя и от жары, и от холода, а мне в моём наряде такую зиму, пожалуй, не пережить. Что ты об этом думаешь, господин голубь?

– Анастас! – послышалось откуда-то сзади, и он мгновенно поднялся.

В двух шагах от него стоял человек, чьё лицо почти полностью закрывали низко нахлобученная шляпа и толстый вязаный шарф. Однако Анастас сразу узнал Тодора Ефремовну.

– Через десять минут заказ будет у вас в лавке, господин! – торопливо сказал он, отряхивая ладони и хватаясь за свёрток.

– Я позвал тебя не за этим, – негромко произнёс тот, подойдя вплотную и пристально на него глядя. – Скажи-ка мне по секрету: это ты пишешь разные изречения на бумаге, в которую у вас заворачивают товар?

Анастас покраснел и опустил голову.

– Это не изречения. Это слова Евангелия..

– Ты читаешь Евангелие? – удивился бакалейщик.

– Да, по вечерам, когда остаюсь в магазине один. И то, что особенно понравилось, записываю на обёрточной бумаге.

– А покупатели?

– Кто-то не заметит, а кто-то прочтёт…

– Не знаю, кто как, сынок, – тихо сказал Тодор, – а я всякий раз очень жду таких посланий. Они помогают понять, в чём моё настоящее горе, а в чём – радость.

Анастас ещё больше потупился.

– Могу ли я идти, господин?

– Постой, ведь я тебя до сих пор не отблагодарил! – и Тодор полез в карман.

Но паренёк, прижав к груди заказ, уже смешался с толпой, заполнившей к тому времени улицу.

Свёрток был объёмистый и всё же лёгкий. Мальчик без труда поднялся по лестнице, соединявшей Большую улицу Перы[9]9
  Большая улица Перы (ныне – ул. Исти́кляль) – центральная улица «Нового города», ведущая от залива Золотой рог на Галатский холм.


[Закрыть] с Галатой. Сто восемнадцать ступенек – очень высокий подъём, но Анастасу он сослужил добрую службу, хотя бы ненадолго его согрев.

Здесь встретилась ему Ангелика, кухарка господина Эврипидиса, возвращавшаяся домой с Египетского базара[10]10
  Египетский базар (Маси́р Тарси́) – рынок в старой части Стамбула, устроенный на пошлины с египетских купцов.


[Закрыть].

– Устала я от этих покупок, – вздохнула она. – А ты-то куда бежишь в такой мороз?

– Отношу заказ.

– Ты же обещал мне, что попросишь у хозяина куртку потеплее и новые башмаки. В этом старье не миновать тебе воспаления лёгких!

– Я говорил с ним дня три назад, когда мы остались в магазине вдвоём.

– И что?

– Он сказал: «Ты взят на работу с условием, что будешь кормиться и ночевать в магазине, а про одежду и обувь уговора не было. Напиши домой матери, пусть она пришлёт».

– А ты, конечно, до сих пор не написал? Пока мать получит твоё письмо да соберёт посылку, зима-то и кончится.

– А по-твоему, у нас в Силиври́и[11]11
  Силиври́я (Сили́ври) – город на востоке Балканского полуострова, основанный древними греками.


[Закрыть] всё как здесь, в Стамбуле? Многие старики наши даже не слыхали про почту. Да и лишних денег у мамы нет.

Ангелика промолчала, сочувственно кивнув головой.

– Как называются эти цветы? – спросил Анастас, заметив в руке у неё маленький букетик.

– Зимние лилии. Хозяйка их любит и я тоже. Как раз для вазочки на буфете!

– «И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут…»[12]12
  Евангелие от Матфея, глава б, стих 28.


[Закрыть] улыбаясь, тихо проговорил Анастас.

– А родных где-нибудь поближе у тебя нет? – спросила Ангелика, как будто не слыша. – Написал бы им, пусть помогут.

– Письмо уже готово, – доверительно сообщил мальчик. – Сегодня отнесу его на почту с письмами хозяина.

– Вот и молодец! Смотри, не откладывай. А я тебе за это сготовлю на обед двойную порцию фасоли.

Когда Анастас вернулся в магазин, руки у него совсем одеревенели. А от смешанного запаха табака и раскалённой печки в кабинете хозяина к тому же закружилась голова.

– Отнёс? – строго спросил господин Эврипидис. – Теперь живо на почту, тут срочная корреспонденция.

Анастас взял стопку толстых конвертов и, выйдя из кабинета, потихоньку нырнул в подвал, достал из кармана фартука, висящего на гвозде, маленький конвертик и спрятал его среди больших. Радуясь, что никто не заметил, поднялся к выходу и столкнулся с хозяином.

– Ты ещё здесь? – рявкнул тот.

– Бегу, господин, – крикнул Анастас уже с порога.

Он перебежал улицу, свернул в переулок и у самой почты едва не врезался на полном ходу в возникшую перед ним высокую фигуру. Это был Кле́он Лазари́дис – владелец галантерейной лавки напротив «Аристона».

– Ты куда это раздетый?

Мальчик перевёл дух и с трудом выговорил:

– На почту, господин Лазаридис…

– Вот как? И мне туда. Давай свои письма, я отправлю, и скорей назад, пока совсем не закоченел!

– Но мой хозяин…

– Скажи, что я сам навешу его через час. Пусть не тревожится.

Поблагодарив доброго галантерейщика, Анастас всё так же бегом вернулся в магазин.

А Клеону Лазаридису пришлось дожидаться почтового чиновника, и он, коротая время, стал перебирать взятые у мальчика письма и рассматривать адреса. То была обычная деловая переписка с табачными торговцами Измира, Трабзона и других городов Турции. Так добрался он до середины стопки и глазам не поверил:

– Не может быть!

Несколько раз перечитал адрес. Нет, зрение не обманывает:

«Господу Иисусу Христу на небо». Но откуда знаком ему этот необыкновенно чёткий почерк? И память подсказала, что на пачке товара, которую доставили ему в прошлый раз из «Аристона», той же рукой были выведены удивительные слова: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут»[13]13
  Евангелие от Матфея, глава 5, стих 7.


[Закрыть]. Перед ним встало лицо паренька со склада, и последние сомнения исчезли: письмо от него.

Сунув остальные письма в карман, Клеон осторожно вскрыл конверт ногтем, развернул выпавший оттуда листочек и… Через несколько секунд глаза его затуманились слезами. Не в силах сдержать их, он морщился, мотал головой и без конца перечитывал те же строчки: «Господи Иисусе, Ты знаешь, как я Тебя люблю. У меня нет ни тёплой одежды, ни башмаков. Пришли мне их, прошу Тебя, пожалуйста».

Утром следующего дня, несмотря на усилившийся мороз и снегопад, Клеон Лазаридис занял наблюдательный пост возле углового дома, откуда хорошо был виден служебный вход в «Аристон». И вскоре удостоверился, что туда направляется почтальон с большим тюком под мышкой. Увидел он и Анастаса, который выбежал на звонок и, приняв тюк, снова исчез в недрах магазина. И хотя он не мог видеть, каким счастьем озарилось лицо мальчика, сердце его ликовало.

Годы спустя

Анастас Кефала́с, мальчик, с которым мы только что познакомились, со временем стал известен всему православному миру как святой Нектарий Пентапольский.

Он появился на свет более ста шестидесяти лет назад[14]14
  Святитель Нектарий родился в 1846 году.


[Закрыть] в маленьком городке Силиврия[15]15
  Земли, населённые греками (в том числе Восточная Фра́кия, где находится Силиврия), составляли когда-то часть обширной Византийской империи. После того как православная Византия в 1453 году была завоёвана турками, все владения её перешли в руки султанов. В 1830 году (то есть за шестнадцать лет до рождения святого Нектария) греки, поднявшие большое восстание против турок, создали своё независимое государство. Оно занимало поначалу лишь треть территории нынешней Греции. Поэтому множество греков на Балканском полуострове и прилегающих островах, а также в Малой Азии, в Египте и, конечно, в Стамбуле-Константинополе продолжало жить под иноземным владычеством.
  Но именно это особенно сплотило их. Общая вера и общая судьба приучали греков повсюду окружать себя, так сказать, малым подобием исчезнувшего «византийского» мира. Поэтому любой из них, где бы он ни оказался, слышал вокруг родной язык и посещал дорогие для него православные храмы (нередко совсем маленькие). Многие могли отдать детей в школу, где, кроме Закона Божия, преподавались греческая история и греческая литература, а попав в беду, находили помощь у своих соплеменников. Вот почему и юный Анастас, приехав в Стамбул из захолустной Силиврии, не остался там без крыши над головой и пропитания.


[Закрыть], в небогатой и многодетной греческой семье. Четырнадцатилетним подростком Анастас с согласия родителей отправился в Стамбул и начал там самостоятельную трудовую жизнь.

Но работа на складе табачного магазина отнимала у него все силы и пагубно сказывалась на здоровье. К тому же мальчик страстно желал учиться. У себя дома он окончил начальную, то есть четырёхклассную «народную» школу и ещё три класса школы средней. Это позволило ему оставить магазин и с помощью одного родственника поступить воспитателем начальных классов в школу при подворье патриарха Антиохийского в Стамбуле. Опыт воспитателя пригодился Анастасу позже, когда он в возрасте двадцати лет переехал на остров Хи́ос, где прослужил семь лет сельским учителем.

Там же, в одном из монастырей Хиоса, принял он и монашество с именем Лазарь, а затем – посвящение в диаконский сан с наречением нового имени – Нектарий. Но молодой монах жаждал серьёзного богословского образования и ради этого перебрался в Афины. Служа на приходе, он при поддержке патриарха Александрийского Софро́ния одновременно учился на богословском факультете Афинского университета. А когда сдал выпускные экзамены, отправился пароходом в Александри́ю[16]16
  Александри́я – город в Египте на берегу Средиземного моря и резиденция патриархов Александрийских.


[Закрыть], куда позвал его сам патриарх.

Вскоре после этого, в 1886 году, иеродиакона Нектария рукоположили в иеромонаха, а через три года – в епископа с титулом митрополита Пента́польского. Новый сорокалетний митрополит стал ближайшим помощником патриарха. Отдавая все свои силы церковному делу, он заслужил горячую любовь христиан Александрии и Каира, не только греков, но и православных арабов. Это вызывало зависть недоброжелателей, и они оклеветали владыку Нектария перед патриархом, утверждая, будто помощник стремится занять патриарший престол.

Измождённый старостью и болезнями, Софроний Александрийский поверил клевете и удалил от себя самого преданного соратника. Мало того, он лишил его кафедры и изгнал из Египта. Святой Нектарий вернулся в Афины и попытался получить новое место служения. После многих отказов и долгого вынужденного бездействия он был назначен в конце концов проповедником на остров Эвбе́я. И хотя должность эта никак не отвечала высокому сану архиерея, владыка исполнял её с величайшим усердием, неустанно объезжая приходы обширного острова и оставляя благодарную память о себе в сердцах эвбейцев. Трудности, с которыми он столкнулся в этой епархии, были очень велики, но тем сильнее закалялись и крепли в нём мужество, самоотвержение и любовь.

Бог же не оставил Своего угодника. Митрополит Нектарий в 1894 году был назначен ректором Ризари́йской духовной семинарии в Афинах. И те тринадцать лет, что он руководил ею, стали для неё временем подлинного расцвета.

При всех заботах по управлению семинарией владыка находил время для писательских трудов, и из-под пера его вышло за эти годы множество работ по богословию и церковной истории. Издал он, между прочим, и книгу «Сокровищница святых и любомудрых речений», куда вошли высказывания святых мужей Церкви, а также многих философов и поэтов Древней Эллады. В предисловии к ней митрополит Нектарий вспоминал, что начало этой книге было положено в годы его отрочества, когда он записывал по ночам драгоценные для него слова на обёрточной бумаге.

К сожалению, здоровье подвижника непрерывно ухудшалось. В 1907 году он подал в отставку с поста ректора и перебрался на остров Э́гина[17]17
  Э́гина – остров в Эге́йском море на востоке Греции.


[Закрыть]. Тремя годами раньше владыка основал там монастырь для девушек, желавших монашества, и теперь решил посвятить остаток своих дней его обустройству.

Поздно вечером 8 ноября (21 по новому стилю) 1920 года митрополит Нектарий тихо, с молитвой на устах отошёл ко Господу в палате для бедняков афинской лечебницы «Арете́йон». Бесчисленные чудеса, скорое заступление и помощь всем, кто призывал его в молитвах, свидетельствовали, что почивший владыка был великим святым XX столетия.

Ив 1961 году Собор епископов при патриархе Константинопольском причислил митрополита Нектария к лику святых, определив праздновать 9 ноября (22 по новому стилю) день его кончины, а 3 (16) сентября – день перенесения его мощей.

Страницы жизни святого

«Дивны высоты морские»

Мы хотим рассказать вам ещё три истории из жизни святого Нектария. Незадолго до переезда мальчика Анастаса Кефаласа в Стамбул Господь устроил так, что он отправился с кем-то из старших родственников на корабле в Святую Землю. Зная обо всех опасностях, которые подстерегали тогда путешествующих морем, далеко не каждый отважился бы на такую поездку Но паломников воодушевляло пламенное желание пройти по стопам Христа, поклониться гробу Пресвятой Богородицы, погрузиться в священные воды Иордана.

Вначале стояла прекрасная погода с благоприятным ветром. К полудню второго дня поднялись волны, пока ещё небольшие, так что пассажиры не обратили на них внимания. Однако вскоре начался ураган – один из тех, которыми Господь испытывает мир. Словно выпущенные внезапно на волю, налетели откуда-то враждебные ветры, обезумевшее море в один миг вспенилось громадными волнами, а почерневшие облака стали извергать нескончаемые потоки дождя.

Двое суток команда корабля, не теряя мужества, боролась со стихией, но на третий день капитан, встав за штурвал, услышал, что судно трещит сверху донизу. «Мы погибаем», – мелькнуло у него в голове. И тогда, передав управление помощнику, моряк спустился на палубу и скомандовал:

– Шлюпки! Приготовить шлюпки для пассажиров!

Находившийся среди взрослых паломников Анастас страха не испытывал. Он осенял себя крестным знамением и тихонько молился Пресвятой Богородице, Которая всегда представлялась ему такой, как на Силиврийской Её иконе. «Бури налетают и проходят», – думал мальчик. Но, услышав слова капитана, он понял, что корабль на волосок от гибели, и, превозмогая ужасную качку, медленно встал на ноги. В этот момент корабль взметнуло чуть ли не до облаков и тут же швырнуло вниз, так что Анастас еле удержался за фальшборт[18]18
  Фальшбо́рт – наружная обшивка корабельного борта выше палубы.


[Закрыть].

«Господи, помилуй! Что же делать?» А губы тем временем сами шептали слова псалма: «Жи́вый в помощи Вы́шняго в кро́ве Бога Небе́снаго водвори́тся…». И, не дойдя до последних слов: «Явлю́ ему спасение Мое», мальчик вспомнил, что на шее у него бабушкин подарок – крестик с частичкой Животворящего Креста Господня. Продолжая цепляться одной рукой за фальшборт, он снял с себя пояс. Снял с шеи и цепочку с крестом. Потом, упираясь изо всех сил в фальшборт спиной, а ногами в палубу, обеими руками прикрепил крест к поясу.

Когда капитан заметил Анастаса, тот стоял уже на носу судна, наклонившись вперёд и вытянув руку над водой, словно хотел что-то выловить из пучины.

«Мальчишку смоет волной», – подумал он, и сердце его сжалось. «Господи, помоги мне добраться до этого маленького дурачка!» Моряк прикинул на глаз расстояние, которое их разделяло: около двадцати шагов, и к тому же против ветра, который валит с ног…

Но, сделав первые пять шагов, капитан почувствовал вдруг, что ветер затихает, а подняв голову, увидел, что дождевые облака редеют, словно рассекаемые невидимым мечом. И когда ему оставалось сделать последний шаг, волнение на море улеглось совсем, напоминая о себе лишь лёгкой зыбью, которая совсем не препятствовала движению корабля. В полном недоумении он приблизился к мальчику:

– Что тебе тут понадобилось? Ещё немного, и был бы за бортом!

Мокрый до нитки, с глазами, красными от морской соли, Анастас вздрогнул и словно очнулся от сна:

– Крест… – прошептал он и всхлипнул.

Моряк склонился к нему, ничего не понимая.

– Крест, – сквозь слёзы повторил мальчик.

– Какой еще крест?

– Крест, с частицей Креста Господня… Подарок бабушки… Я привязал его к поясу и опустил в море. Оно успокоилось, но крест пропал… Пропал!

И он зарыдал в голос. Капитан был потрясён. «Значит, это чудо! Настоящее чудо, которое всех нас спасло!» Оставив на время плачущего Анастаса, моряк перегнулся через борт, но, сколько ни всматривался в воду, ничего не увидел. Теперь ему хотелось одного: вернуть пареньку его сокровище, похищенное волнами.

– Не плачь! Вот увидишь, Бог не даст ему пропасть.

Они возобновили поиски вдвоём, однако и это не помогло. Море утихло, но в его тёмной глубине крестика по-прежнему не было видно. Наконец им пришлось разойтись: опечаленный капитан поднялся на мостик, а Анастас забился в дальний угол палубы. Тем временем все вокруг обсуждали происшедшее:

– Это Господь нас помиловал! Пречистая услышала наши мольбы!.. Святитель Николай заступился!..

До пристани было уже недалеко, корабль скользил по тихой воде. И вдруг, когда пассажиры совсем было оправились от недавних страхов, откуда-то снизу, из глубины, послышались мощные удары.

«Наверное, мы получили пробоину», – подумал капитан. И тут же приказал бросить якоря, а двум матросам – спрыгнуть в воду и осмотреть корпус корабля снизу.

Сказано – сделано. Однако никаких повреждений ныряльщики не обнаружили, и капитан распорядился продолжить плавание. Через несколько часов корабль вошёл в гавань, и, прежде чем он пришвартовался, удары возобновились с прежней силой. Дождавшись, пока пассажиры сойдут на берег, капитан дал команду спустить шлюпки и подвергнуть судно самому тщательному обследованию. Но и на сей раз это ничего не дало.

– Всё в порядке! – сообщили матросы. А один добавил:

– Только какой-то крестик зацепился за обшивку внизу. Да так, будто гвоздями приколотили.

– Крестик? – переспросил капитан.

И мгновенно всё понял. Конечно, это он, тот самый!

– Скорее несите его наверх!

А сам бросился к трапу, чтобы догнать Анастаса, и увидел его сверху уже на пирсе, с маленьким чемоданчиком в руках.

– Возвращайся! Возвращайся немедленно! – закричал моряк, размахивая руками. – Он нашёлся!

С этим крестиком святой Нектарий не расставался до конца жизни.