Текст книги "Непредсказуемый граф"

Глава 8

Линдси был не в себе. Не настолько не в себе, чтобы презреть условности. Разумеется, он пообщался с гостями дома и поблагодарил хозяина, но, как только позволили правила приличия, поспешил покинуть дом герцога Уоррена. Линдси поджидал экипаж, жадно вдыхая ночной прохладный воздух.

Как он до этого докатился? Потерять голову от провинциалки-дебютантки? Этот поцелуй мог стоить ему всего, чем он дорожил: независимости, личной свободы, будущего, наконец!

А начиналось все так невинно. Линдси лишь хотел оказать ей знак внимания в качестве компенсации за неисполненное обещание станцевать вальс. Ну хорошо, если честно, действовал он не вполне из альтруистических побуждений. Им двигало любопытство. Всего лишь любопытство! Интересно было, как Кэролайн отреагирует на то, что он прикоснется к ее губам. Кто же знал, что ситуация выйдет из-под контроля и его охватит желание неистовой силы.

Да, это случилось, когда она, издав полувсхлип-полустон, оттолкнула его, словно боясь, что поцелуем дело может не закончиться. По правде говоря, если бы она этого не сделала, неизвестно, как бы развивались события дальше. Он словно сошел с ума.

Линдси судорожно перевел дыхание и решительно направился к подъехавшему экипажу. Сейчас ему требовалась ясная голова, потому что впереди у него чрезвычайно важное дело. Барлоу, поверенный отца, был человеком слова: если он сказал, что ему придется неуклонно сокращать расходы на содержание Линдси до тех пор, пока все три картины, являющиеся залоговым имуществом, не окажутся ему, Барлоу, предъявлены, так тому и быть. И потому картины эти надо найти во что бы то ни стало.

* * *

Следующим, после приема у герцога Уоррена, вечером Линдси еще испытывал последствия потрясения, полученного в результате общения с леди Кэролайн Николсон. Он, как ни старался, не мог избавиться от наваждения. Впрочем, место, где в данный момент находился Линдси, мало подходило для романтических терзаний. Севен-Дайелс – запутанная сеть улочек, соединяющих Ковент-Гарден и Сохо, пристанище темных личностей и мошенников всех мастей, – изобиловал опасностями. Редкий респектабельный господин отваживался заглядывать сюда, и, если б не острая необходимость, Линдси бы здесь не было. Он пришел сюда на встречу с Миллсом, пообещавшим, что сведет Линдси с человеком, который может определить, является ли украденная у лорда Дженкина «Нона» подлинной. Деликатность ситуации требовала анонимности, и потому обратиться к официально работающему эксперту Линдси не мог, зато те, кто вел бизнес в районе Севен-Дайелс, анонимность гарантировали.

Линдси на ощупь проверил, на месте ли «Нона», скрытая в потайном кармане плаща. В голенище сапога был спрятал нож – против пистолета он бессилен, но все же лучше, чем ничего. Впрочем, боксировать Линдси умел, и один на один с потенциальным грабителем, наверное, справился бы. Однако кто даст гарантию, что придется сражаться один на один?

Взгляд Линдси упал на искрошившиеся от времени ступени, за которыми в расщелине между домами две крысы дрались за какие-то отбросы. Хотелось бы решить вопрос как можно быстрее. Возвращаться сюда второй раз у Линдси не было ни малейшего желания.

Он уже начал терять терпение, когда наконец увидел идущего к нему Миллса, который должен был свести Линдси с экспертом, способным вынести «Ноне» вердикт. Каким образом этот знакомый Миллса станет проводить экспертизу, Линдси не знал и знать не хотел. Документа, подтверждающего приобретение картины, оказалось мало. Принадлежащие Линдси наброски художника к триптиху могли бы добавить веса экспертному заключению о подлинности, но с появлением второй «Ноны» стало очевидно, что все обстоит не совсем так, как кажется, или даже совсем не так. Вот и пришлось ему прибегнуть к помощи какого-то мутного типа из Севен-Дайелс.

В любом случае, как только вопрос с «Ноной» окажется решен, можно будет приступить к поискам второй картины. Притом что кража «Ноны» из частной галереи лорда Дженкина и появление «Ноны» в собрании лорда Уоррена таинственно совпали, взаимные подозрения и связанные с этим действия со стороны обоих джентльменов неизбежны. И, пока им некогда будет заниматься поисками других картин триптиха, Линдси не имел права упустить свой шанс.

Если ему улыбнется удача, то привязанную к титулу графа недвижимость – то есть родовое поместье – удастся сохранить. О втором условии он по-прежнему предпочитал не вспоминать.

Линдси кивком поздоровался с приятелем.

– Спасибо, что согласился мне помочь, – поблагодарил он.

– Мой человек абсолютно надежен и нем, как пустой склеп. Он понимает в искусстве. И еще он понимает, когда можно говорить, а когда лучше помолчать, что и удерживает его на плаву уже второй десяток лет.

– Настоящий бизнесмен, – не без сарказма заметил Линдси.

Миллс словно и не заметил сарказма.

– Бизнес как бизнес: покупка, продажа, перепродажа, хранение. – Он кивком указал направление. – Тайны, интриги – все как у всех. И он умеет отличить фальшивку от подлинника с первого взгляда.

– Как такое возможно? – недоверчиво спросил Линдси. Признаться, он совсем не разбирался в этом деле, но для него – непосвященного – картина, украденная у лорда Дженкина, и та, что продемонстрировал публике герцог Уоррен, были похожи как две капли воды.

– Профессионализм, – неопределенно ответил Миллс. – Нам теперь направо. Деньги при тебе?

Линдси захватил с собой названную Миллсом немалую сумму. За достоверную информацию он готов был платить щедро.

Миллс и Линдси пропустили сгорбленного, одетого в лохмотья старика с собакой, шаркающей походкой прошедшего им наперерез, и свернули в очередной переулок. В такой густой паутине улочек легко заблудиться, и без провожатого, наверное, из этого лабиринта трущоб не выбраться. Линдси уже пожалел о том, что спрятал нож только в один сапог.

– Теперь уже совсем близко, – сказал Миллс. – Как видишь, не всякий джентльмен отважится забираться сюда без надобности. Поэтому случайных людей тут нет. Но, поверь, сделок этот человек совершает немало.

И, словно в подтверждение его слов, из загаженной, неопределенного цвета двери вышел незнакомец – по виду явно джентльмен – и торопливо зашагал прочь в том направлении, откуда пришли приятели.

– Вот видишь, – сказал Миллс. – Где-нибудь на светском приеме мы вполне могли бы его узнать, но тут он предпочитает оставаться неузнанным, потому что либо продает семейное столовое серебро, чтобы расплатиться с карточным долгом, либо закладывает драгоценности жены, чтобы купить подарок любовнице.

– Понятно, – вздохнул Линдси.

Зайдя в тупик – в прямом смысле, – они остановились в кромешной мгле. Тут не было ни одного фонаря. Линдси мог только догадываться о том, как Миллс здесь ориентировался: очевидно, считал повороты, словно крыса в лабиринте, что выучила дорогу к кормушке с лакомством. Миллс трижды постучал в дверь, чуть подождал и стукнул еще два раза.

Линдси не знал, что обо всем этом думать. Перед ним будто разыгрывалось какое-то не слишком убедительное представление. Обратиться за подтверждением подлинности украденной «Ноны» к экспертам Британского музея он, конечно, не мог и все же задавался вопросом, что делает поздним вечером, почти ночью в этом загаженном переулке, стоя в начищенных сапогах из прекрасной кожи по щиколотку в грязной жиже, в ожидании, что какой-то гнусный барыга даст ему правдивое заключение относительно принесенной картины. Дверь никто не открывал. Ожидание затягивалось. Линдси уже успел смириться, что им никто и не откроет. Оставалось дождаться, когда и Миллс будет готов признать операцию провальной. Им еще предстояло вернуться в цивилизацию, и на этом пути могли ждать весьма неприятные сюрпризы.

Отчего-то мысль о том, что ему, возможно, не выйти из этого лабиринта живым, вызвала воспоминание о леди Николсон. Чем, интересно, она занята в этот поздний час? Спит ли? Отчего-то ему не верилось, что Кэролайн спит. Может, она читает, устроившись в кровати, обложившись подушками, и ее шелковистые волосы, освобожденные от заколок и шпилек, рассыпались по плечам. Что же она читает? Конечно же, стихи. Романтичные стихи о любви. Рожденный в воображении образ так не вязался с окружавшей его реальностью, что Линдси стало смешно. А что, если она сейчас на балу танцует вальс с каким-нибудь прохиндеем? Линдси захотелось убить этого вымышленного негодяя, но тут дверь распахнулась, и какой-то вертлявый подросток с огарком свечи в руке жестом пригласил их войти и повел по узкому проходу. То, что света было мало, даже хорошо. Достаточно того, что они слышали крысиный писк, – смотреть на грызунов совсем не хотелось. В конце этой темной расщелины оказалась дверь, ведущая в ярко освещенную комнату. Распахнув перед ними дверь, провожавший их юнец словно растворился в темноте. После сумрака коридора свет слепил глаза.

Мужчина лет пятидесяти, невысокий и грузный, стоял у большого прямоугольного стола. Предметы искусства переполняли помещение, некоторые картины и статуэтки были укрыты мешковиной и обмотаны тесьмой. Хозяин комнаты окинул обоих взглядом и остановился на Линдси, словно уже знал, кто он такой и зачем пришел.

– Давайте ее сюда, – сказал он.

Представления и тому подобная чепуха казались излишними. Линдси в этом смысле был солидарен с хозяином. Он достал из потайного кармана плаща холст и выложил картину на стол, тщательно расправив.

Какое-то время все трое пристально смотрели на картину, а потом с неожиданным для человека его комплекции проворством «эксперт» пододвинул «Нону» к себе, одновременно достав откуда-то из глубины штанов большую толстую лупу, и стал перемещать лупу по холсту. Затем перевернул холст и проделал ту же процедуру с обратной стороны. За все время квадратный мужчина не проронил ни слова. Линдси озадаченно наблюдал за его манипуляциями.

Когда Линдси вопросительно взглянул на Миллса, тот жестом дал понять, что надо ждать.

Через несколько минут, закончив осмотр картины, хозяин помещения пододвинул картину к Линдси и сказал:

– Она настоящая.

– Вы уверены?

Седоватые брови «эксперта» полезли на лоб.

– Если я сказал, что она настоящая, значит, я в этом уверен.

Очевидно, Линдси должен был удовлетвориться словом специалиста. Объяснений никто давать не собирался. Линдси посмотрел на Миллса, и тот утвердительно кивнул. Тогда Линдси достал мешочек с монетами и бросил его на стол.

– Спасибо, – сказал Линдси.

«Эксперт» что-то пробурчал в ответ.

– Вам доводилось видеть подделки? Или, может, вы слышали о ком-то, кто делает копии картин так искусно, что даже разбирающиеся в искусстве люди не могут отличить их от оригинала? – спросил Миллс.

Приземистый мужчина прищурился.

– У меня нет привычки делиться конфиденциальной информацией, – сказал он и забрал мешочек с монетами. – Мой мальчик вас проводит.

Линдси забрал «Нону», завернул ее в ту же ткань, в которой принес, и положил в тот же потайной карман. Затем вертлявый юнец проводил их до двери на улицу.

* * *

– Мама, сегодня на редкость хорошая погода. Может, попьем чай в саду? – предложила Кэролайн. И действительно, сегодня безоблачное небо больше походило на синее итальянское, чем на грязно-серое лондонское. Грех было не воспользоваться редкой возможностью погреться на солнышке.

– Пожалуй, так мы и поступим. Только не забудь надеть шляпку. Ты ведь не хочешь испортить цвет лица! Тем более сегодня вечером мы едем к Сетонам. Надеюсь, твои кузины продолжат знакомить тебя с потенциальными женихами. В Лондоне, к счастью, этого добра хватает: есть из кого выбирать.

– Пожалуй, – недовольно поморщившись, сказала Кэролайн. Неужели нельзя поговорить о чем-то другом? Да, Кэролайн действительно надеялась выйти замуж как можно скорее, но она по-прежнему, хотя все меньше и меньше, рассчитывала на счастливый случай, который сведет ее с будущим мужем, тогда как другие полагались лишь на холодный расчет и бессовестные манипуляции.

Разочарование из-за отсутствия интереса к ней лорда Тайлера сменилось волнующим ожиданием встречи с непредсказуемым графом Линдси. Как он проводит время? Играет ли на скачках или покупает лошадей на аукционе Ричарда Таттерсолла? Или играет в карты в клубе «Уайтс»? Заседает ли хоть иногда в палате лордов? Интересуется ли политикой? Ей столько всего хотелось о нем узнать, хотя главное, что следовало знать – что он неисправимый повеса и сердцеед, – должно было заставить ее выкинуть его из головы.

Но не тут-то было. Кэролайн машинально притронулась к губам, вспоминая вкус его поцелуя. Она помнила, как Линдси касался ее во время танца, как кружилась голова, когда они встречались взглядами.

– Миледи, велено вам передать, – громко сказал дворецкий у нее за спиной. Погруженная в свои мысли, Кэролайн даже не услышала, как он вошел. Обернувшись, она увидела огромный букет из лилий всех оттенков розового и белого. Дворецкий уже поместил его в хрустальную вазу, которую держал на вытянутых руках.

– Какая прелесть! – воскликнула леди Дерби. Она подошла к бедняге Крофту, которого почти не было видно из-за букета, и, внимательно изучив подарок, велела поставить вазу на столик из красного дерева между кушеткой и камином.

– Подозреваю, это подарок тебе, – сказала леди Дерби. – Подойди и прочти, что написано на карточке, – взволнованно и радостно велела она. – Лилии выращивают в оранжерее, и они отнюдь не дешевы. Что доказывает, что джентльмен имеет в отношении тебя серьезные намерения.

– Не уверена, что могу согласиться с твоей теорией, мама, – сказала Кэролайн. На миг ее посетила безумная мысль о том, что букет ей прислал граф Линдси, но на карточке было написано: «В благодарность за те минуты счастья, что вы подарили мне во время нашего танца. Лорд Хаттон».

– Лорд Хаттон, – несколько растерянно протянула леди Дерби, – я его не помню. Зато он определенно помнит тебя. – Леди Дерби нежно погладила бело-розовый лепесток. – А ты помнишь ваш с ним совместный танец?

– К сожалению, нет, – сказала Кэролайн. – Кадриль с графом Линдси вытеснила все прочие танцевальные впечатления.

– Возможно, сегодня вечером он тоже будет у Сетонов, и ты сможешь лично его поблагодарить, – сказала леди Дерби.

– Да, надеюсь, – безразличным тоном ответила Кэролайн. Хорошо бы, чтобы Линдси тоже пришел, тут же подумала она. Наверное, ее должно было бы смутить отсутствие воспоминаний о танце с неким лордом Хаттоном, которого она так впечатлила, что он решил потратиться на столь дорогой букет, но Кэролайн не испытывала даже любопытства. В этом и состояло принципиальное отличие в подходах к браку между ней и ее кузинами, тетей и матерью. Кэролайн считала важным в первую очередь то, что она чувствует к мужчине, а всем ее родственницам куда важнее было то, что чувствует к ней потенциальный жених и, как следствие, на что он готов пойти, дабы завоевать ее руку.

Кэролайн надеялась на любовь и взаимопонимание. Она рассчитывала, что у нее и ее супруга будут общие интересы, что им найдется о чем поговорить и этот обмен мнениями и мыслями им обоим доставит удовольствие. И еще она надеялась, что они будут испытывать друг к другу взаимное влечение или даже страсть. Для Кэролайн процесс ухаживания и должен был служить развитию отношений: чем лучше они узнают друг друга, тем крепче станет их взаимная привязанность. Однако ее матерью и кузинами романтический аспект в процессе ухаживания отбрасывался за ненадобностью, и все сводилось к переговорам, предшествующим заключению сделки, как при покупке племенной кобылы или дома. Такая холодная рациональность вызывала у Кэролайн нечто вроде хандры.

Как, впрочем, и здешний климат. Ей не хватало тепла. Во всех смыслах…

– Миледи, господин с визитом к леди Кэролайн, – торжественно объявил Крофт.

Сердце Кэролайн сделало кульбит при первой же пришедшей в голову нелепой мысли.

– Пригласи его войти, – с довольной донельзя улыбкой велела леди Дерби.

Пару минут спустя Крофт вернулся с идущим следом за ним лордом Эгертоном.

И тогда Кэролайн тоже улыбнулась. Она помнила этого приятного господина, с которым их познакомили у герцога Уоррена. Он был учтив и предупредителен и, кажется, живо интересовался искусством. При этом он не только высказывал свое мнение, но и внимательно слушал других, в том числе и ее, Кэролайн.

– Какой приятный сюрприз, – сказала леди Дерби и отправила Крофта за угощением. В ожидании чая и закусок Кэролайн и лорд Эгертон, сидя по обе стороны от букета с лилиями от лорда Хаттона, обменивались стандартными фразами о погоде. Леди Дерби скромно сидела в сторонке, у окна.

– Имею дерзость заметить, что в такой славный денек приятно было бы покататься в открытой коляске в Гайд-парке, – взял наконец быка за рога лорд Эгертон.

– Какая чудная мысль, – поспешила вступить в разговор леди Дерби. Лицо ее сияло, словно путеводная звезда. – Кэролайн, отчего бы тебе не сходить за шляпкой? Безоблачное небо бывает здесь так нечасто, не стоит терять драгоценные минуты.

Глава 9

– Я твой должник, – сказал Линдси, сворачивая с широкой дороги, больше подходящей для конных экипажей, на узкую, где в Гайд-парке принято было ездить верхом. – Думаю, мне и в будущем понадобятся услуги твоего эксперта.

– Всегда к твоим услугам, – сказал Миллс и следом за Линдси свернул с дороги. – Скажу больше, я вошел в твое положение и озаботился вопросом о двух оставшихся картинах.

– Правда? Ну что же, если тебе известно их местонахождение и у тебя есть соображения по поводу их возвращения, я бы очень хотел как можно скорее получить информацию. – Чем скорее он покончит с этой проблемой, тем лучше. Что же касается второй задачи, то над ее решением он будет работать, когда придет черед.

– Тебе может не понравиться мое предложение.

Тропинка, по которой ехали приятели, становилась все многолюднее. Пришлось перевести коней с галопа на шаг.

– Понимаю. Но я готов рассмотреть любые предложения, поскольку у меня никаких идей на этот счет нет. – Насколько сильно может не понравиться ему предложение Миллса, было видно по тому, что его приятель, который отнюдь не отличался деликатностью, мялся в нерешительности.

– Возможно, то, что я готов предложить, покажется тебе выходящим за пределы разумного…

Разговор пришлось прервать, чтобы избежать коллизии с горячими юнцами, возомнившими себя кавалеристами на поле боя. Как только благодаря умелым маневрам угроза столкновения миновала, приятели продолжили разговор.

– Так в чем, собственно, состоит твое предложение?

– Ты сам говорил, что ни за что не смог бы отличить поддельную «Нону» от настоящей. Я доверяю суждению своего знакомого маклера, и я рад, что твоя «Нона» оказалась подлинной, но, согласись, ему хоть бы хны.

– И? – Линдси наклонился и погладил своего арабского скакуна по шее. Он очень гордился этим приобретением, холил его и лелеял. Жеребец заменял ему семью. Линдси держал своего любимого коня с говорящей кличкой Бессмертный в Кингсвуде, в фамильном поместье, и лишь месяц или два назад перевел его на постоянное проживание в Лондон.

– Я хочу сказать, что раз кто-то смог подделать «Нону» так, что ее не отличить от настоящей, то, пользуясь определенными связями, можно уговорить его подделать и две оставшиеся картины, – на одном дыхании выпалил Миллс, словно боялся передумать.

Линдси намеренно затянул паузу. Он мог бы сказать Миллсу, что думает по поводу его честности и порядочности, но, к стыду самого Линдси, предложение приятеля не вызвало в нем того праведного негодования, которое, наверное, должно было бы вызвать у порядочного человека.

– Интересное предложение, – сухо заметил Линдси.

– Так ты его принимаешь?

– А ты как думаешь? Что я похлопаю тебя по спине и поблагодарю за то, что ты предлагаешь заказать фальшивку, чтобы, когда ее обнаружат…

– Если ее обнаружат…

– Когда ее обнаружат, я бы сделался нищим и навеки прослыл либо дураком, либо мошенником? Или, хуже того, чтобы тот, кто изготовил подделки, мог бы всю жизнь тянуть с меня деньги, угрожая разоблачением.

Резвый конь рвался в галоп, однако Линдси придерживал его.

– Но разоблачением рискует и тот, кто изготавливает подделки. Зачем ему тебя шантажировать?

Линдси нечего было на это сказать. Пожалуй, бесполезно втолковывать Миллсу очевидное.

– В любом случае спасибо за предложение, но я бы предпочел отыскать подлинники и закрыть вопрос.

– Как скажешь, – ответил Миллс и, задумавшись, спросил: – А что ты намерен предпринять в отношении поддельной «Ноны»?

– В данный момент ничего. – Линдси направил своего Бессмертного к стартовой линии гоночного газона. – Достаточно того, что оригинал у меня, а остальное меня не волнует.

– Итак, охота за «Децимой» начинается.

– Да будет так.

Оба приятеля пустили коней вскачь. Линдси наслаждался скоростью и азартом. Ему требовалось дать выход скопившемуся напряжению. С тех пор как зачитали завещание отца, он не знал покоя. Его ни на минуту не покидала ярость и обида. Впрочем, не совсем так. Раз или два, пусть ненадолго, он отвлекался от гнетущих мыслей, и ему было хорошо. И это вожделенное облегчение дарила одна молоденькая дебютантка. По имени Кэролайн. Танцуя с ней, целуя ее, Линдси забывал о своих проблемах. А вот тот поцелуй он никогда не сможет забыть.

Желание, навеянное воспоминанием о поцелуе, он легко стряхнул с себя, отдавшись бегу нетерпеливого коня, и, оставив Миллса позади, в клубах пыли из-под копыт, Линдси к тому же испытал радость победы.

С мыслями о Кэролайн Линдси начал гонку, с мыслями о ней он ее закончил. Где она больше любит проводить время: дома или, как он, на свежем воздухе? Линдси часто убегал подальше от дома, спасаясь от отцовского гнева. Любит ли она ходить пешком или ездить верхом? Дамские седла неудобные, но ему хотелось думать, что ее это не останавливает. Он бы подобрал для нее хорошую кобылу. Наверняка среди его лошадей найдется подходящая.

– Нам надо изменить маршрут, если мы не хотим протискиваться между экипажами, – донесся из-за спины голос Миллса. И очень вовремя донесся. Слишком далеко его занесло в мыслях о Кэролайн. Зачем она ему? Леди надо выходить замуж, а у него нет намерений жениться. Нужно быть совсем уж отъявленным негодяем, чтобы давать ложные надежды такой славной девушке. И какие у нее наивно-романтические представления о жизни. Она мечтает выйти замуж по любви! Подумать только, по любви!

Она хочет любви – так она ответила на его вопрос, заданный во время их последней встречи. О любви мечтают многие, если не все, и абсолютное большинство ждет разочарование. Линдси никогда не испытывал привязанность столь сильную, чтобы назвать ее любовью, будь то родители или женщина, с которой делил постель. Нельзя сказать, что он ни к кому не испытывал никаких чувств, но то, что чувствовал он, оставалось при нем – он никогда не пытался анализировать свои эмоции и присваивать им названия. Тем более Линдси не говорил о своих чувствах тем, кому они адресовались. В постели он отдавался происходящему целиком – всем телом, но без лишних слов. Данное слово принято держать, а когда ты никому ничего не обещаешь, последствий можно не опасаться. Он понимал, что стоит признаться женщине в том, что она тебе дорога, – и ты вручишь ей свое сердце, которое ничего не стоит разбить. Так зачем же рисковать?

Пожалуй, на этом самом месте Линдси мог бы развернуться и отправиться в обратный путь, и в буквальном смысле, и в фигуральном, тем более что дальше начинался променад с бесконечным потоком разномастных колясок и прочих экипажей, петлять среди которых ему совсем не хотелось. И он повернул бы вспять и стал бы думать о том, на какую лошадь поставить или с кем он сегодня будет играть в карты, если бы не увидел в ярко-синем фаэтоне ту самую наивную, ищущую любви дебютантку. Лицо ее разрумянилось от удовольствия, и рядом с ней сидел какой-то неприметный тип, которого Линдси даже не узнал.

Выглядела она весьма эффектно: шляпка, кокетливо сдвинутая набок; выбившиеся из-под нее волнистые прядки, касавшиеся стройной шеи; сочные, приоткрытые в улыбке губы. Реакция его была незамедлительной. Сидеть в седле стало сразу некомфортно.

– И кого это мы тут видим?

Миллс озвучил вопрос, который мысленно задал себе Линдси.

– Я не знаю этого джентльмена, – ответил он Миллсу.

– При чем тут джентльмен? Я говорю о леди Кэролайн, – с не понравившимся Линдси хищным прищуром протянул Миллс.

– Кажется, тебе она показалась ничем не примечательной.

– Разве? Ты что-то перепутал. Я не мог такого сказать. Она необычайно хороша.

Линдси пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить безразличный тон.

– С каких пор ты стал интересоваться дебютантками? Помнится, ты говорил, что вымучивать комплименты и умирать от скуки в обществе тех, от кого все равно не получишь желаемого, сущее наказание.

– Знаешь ли, годы идут. И у меня, и, кстати, у тебя, – с насмешливой назидательностью и явным намерением позлить приятеля разглагольствовал Миллс. – Так что я с недавних пор пересмотрел взгляды на жизнь. Пора мне завести наследника и пару отпрысков в запас. Знаешь, когда ты указал мне на нее, я присмотрелся и понял, что она и вправду лакомый кусочек.

– Не смей сравнивать ее с едой! – не сдержавшись, возмутился Линдси.

– У каждого свои ассоциации. Мне она кажется похожей на сочную клубничку. А ты, если только ее отец не поручил тебе роль ее опекуна, можешь держать свое мнение при себе.

– Ты ей не подходишь. Она совсем юная.

– Что в возрасте тебе моем? – с ехидной усмешкой протянул Миллс. – Я пока не умер.

– Что может предложить тебе невинная девица из того, что ты еще не пробовал? – с деланым недоумением спросил Линдси. – Разве что скуку смертную. – Он мог сколько угодно лгать Миллсу, но себя не обманешь. В ее обществе жизнь для него начинала играть новыми красками.

– Ответить на твой вопрос я смогу только после того, как проведу в ее обществе достаточно времени, – слишком уж быстро ответил Миллс, словно заготовил ответ заранее.

– И тебе хочется иметь женой сентиментальную девственницу?

– Ну, это легко исправить, – с пошловатым смешком заметил Миллс.

Линдси стиснул поводья так, что костяшки пальцев побелели.

– Спешу заметить, – весело добавил Миллс, – что ты отправил меня к алтарю еще до того, как нас друг другу представили. Что, если барышня заика или смеется басом, словно гусарский полковник?

«Если бы ты знал, какой у нее чудный голос», – подумал Линдси.

– Или она холодна как рыба, – продолжал Миллс.

Линдси угрюмо молчал.

– Впрочем, ни то ни другое не послужит серьезным препятствием, если меня устроит все остальное, – как ни в чем не бывало продолжал Миллс. – Если на то пошло, при желании я могу растопить даже снежную бабу. Опыт у меня имеется.

Линдси упорно молчал. С мрачной решимостью он пустил коня вскачь – вперед, навстречу синему фаэтону.

* * *

Кэролайн улыбалась лорду Эгертону. Утро выдалось и вправду чудесное; солнце и свежий воздух служили прекрасным противоядием от навязчивых мыслей о графе Линдси. Беседа шла легко и гладко. Лорд Эгертон, кажется, принадлежал к тем счастливчикам, которые легко сходятся с людьми и не испытывают трудностей в общении. К тому же он был любезен, уверен в себе, учтив и ненавязчив.

Наверное, лорд Эгертон пользуется успехом у дам, думала Кэролайн, любуясь тем, как золотистыми отблесками высвечивает солнце густые пшеничные пряди его волос. Глаза у него были теплого медового оттенка, умные и добрые. Впрочем, она все же не могла не сравнивать его облик с внешностью графа Линдси с его иссиня-черными волосами, непроницаемо черными глазами и по-девичьи густыми и длинными, загнутыми вверх ресницами…

В Линдси была какая-то тайна. Какой он на самом деле? Скрытный, не допускающий ни с кем душевной близости мизантроп или коварный соблазнитель, заманивающий ее в пучину греха? Или ни то ни другое? Его поцелуй настолько сильно ее растревожил, что она едва не поверила в то, о чем ее предупреждали кузины. И все же из их недолгой беседы она заключила, что он умеет слушать и, пусть и говорит загадками, хочет, чтобы его поняли, а его манера общаться, возможно, лишь следствие того, что часто он остается непонятым.

Хватит, приказала себе Кэролайн, сосредоточив внимание на том, как лорд Эгертон правит двойкой лошадей, аккуратно вписываясь в поворот. И, бросив все усилия на то, чтобы сменить фокус внимания, она вздрогнула, услышав мужской голос, обращенный к ее спутнику. Лорд Эгертон придержал коней. Общаться на скаку было неудобно. Кэролайн почувствовала, как волоски на затылке встают дыбом. И медленно подняла взгляд.

– Миллс, рад встрече, – сказал лорд Эгертон окликнувшему его незнакомцу. – Кто там едет за тобой следом? Не Линдси ли, случаем?

– Доброе утро, – произнес уже хорошо знакомый ей низкий голос. – Отличный день для катания.

– Вы имеете неоценимую честь быть знакомыми с леди Николсон? – спросил лорд Эгертон, чуть отклонившись назад, чтобы собеседник мог хорошенько рассмотреть его спутницу. – Лорд Миллс живет в апартаментах на улице Пиккадилли, так же, как и я. За спиной у него граф Линдси, его друг.

«И мой тоже», – подумала Кэролайн. По крайней мере, она хотела считать его своим другом.

– Миледи, приятно познакомиться, – сказал Миллс и, свесившись с лошади, взял Кэролайн за руку и поцеловал. Все это выглядело слишком церемонно и несколько нелепо с учетом того, что встретились они во время конной прогулки в парке, в непринужденной обстановке, к тому же случайно.

– Леди Николсон, рад нашей новой встрече. Не могу поверить глазам: возможно ли, что вы выглядите еще прелестнее, чем прошлым вечером? – Линдси учтиво поклонился, но целовать ее руку не стал.

Она бы хотела, чтобы он последовал примеру Миллса. Однако не все желания сбываются.

Миллс резко обернулся к приятелю. В его глазах был немой вопрос, но у него хватило благоразумия придержать язык. Кэролайн успела заметить во взгляде Линдси на Миллса мрачное удовлетворение и невольно задалась вопросом о теме их разговора до того, как Миллс решил к ним подъехать. Великолепный конь Линдси довольно заржал, словно разделяя триумф хозяина.

– Взаимно, джентльмены, – с вежливым поклоном сказала Кэролайн. – Сегодня, кажется, весь Лондон выбрался в парк, – добавила она и обвела взглядом запруженную экипажами и всадниками дорогу.

– Так всегда бывает в разгар сезона, – заметил Миллс. – Вы прежде никогда такого не замечали?

Лорд Эгертон ответил прежде, чем она собралась с мыслями:

– Леди Николсон недавно вернулась в Лондон из Италии.

Грудь Эгертона, казалось, раздулась от гордости, будто он сам раздобыл ее в Италии, точно какую-нибудь редкую вещицу, и привез в столицу империи.