Текст книги "Автономность"

Сердце Элиаша быстро билось, а его кожа слегка намокла. Репродуктивный орган человека, о функциях которого Паладин узнал только в курсе военной анатомии, разбух от крови. Это превращение зафиксировали датчики температуры, давления и движения. Физиологическая модель была похожа на возникновение румянца на лице человека и свидетельствовала о таком же возбуждении. Но, очевидно, что это было не то же самое.

– Скажи, куда целиться дальше, – сказал Паладин прямо в завитки уха, прижатого к гладкой линии подбородка робота.

– Продолжай стрелять. – Элиаш из-за дискомфорта забыл, что нужно говорить беззвучно. – Просто отстрели крышу, как я и сказал.

Паладин выстрелил, но его сенсоры были полностью сосредоточены на теле Элиаша. Человек пытался стабилизировать свое дыхание и пульс. Его мышцы пытались отрицать свои собственные реакции. Робот продолжал стрелять, превращая неоднозначное удовольствие человека в свое собственное, при каждом выстреле испытывая не просто экстаз от попадания в цель. Когда крыша рухнула, он стал стрелять по обваливающимся стенам.

Пульс Элиаша замедлился, вернулся к нормальным значениям. Но Паладин продолжал стрелять и перезаряжать до тех пор, пока все магазины не превратились в бледные лепестки биоразлагаемого материала у его ног, а дом – в обуглившиеся куски пеноматериала.

Такие военные роботы, как Паладин, обладали только основной, исключительно клинической информацией о сексе у людей. Если бы его создавали для секса, то он бы прошел обучение по распознаванию эмоций данной сферы. Его панцирь оснастили бы кожей и мышцами, установили бы на него половые органы. Его админы имплантировали бы в него половые девиации, эротические фантазии и софт – эмулирующий цикл сексуальной реакции, соответствующий нейрохимическим каскадам людей. Однако в данный момент он обладал слишком малым набором инструментов, чтобы истолковать или изучить то, что сейчас произошло.

Паладин встал на колени, и Элиаш соскользнул с его спины на землю. Стоя плечом к плечу, человек и робот осмотрели нанесенный ими ущерб. Цветущий луг был завален кусками пеноматериала. Уничтожив этот дом, они потратили почти все свои деньги.

Машина привезла их обратно под купол и высадила у гостиницы. Элиаш заговорил – впервые с тех пор, как они покинули полигон.

– Паладин, жди меня в фойе. Я приму душ, а потом мы поужинаем в «Лексе». Может, снова встретим наших друзей – хакеров белка.

Человек не сводил взгляда с теперь уже невидимых отверстий для пулеметов в груди Паладина. Он не хотел смотреть в глаза бота, но у того визуальные датчики были по всему телу, в том числе там, куда смотрел Элиаш.

И поэтому Паладин смотрел прямо в расширенные зрачки Элиаша, когда ответил:

– Я проверю свой поток данных из солнечной фермы «Арката» и узнаю, что нам удалось добыть.

Элиаш вернулся через сорок пять минут, и к этому моменту робот уже очень много знал об «Аркате». Кроме того, он зашел в публичную сеть и нашел там немного информации о сексуальных отношениях между людьми и роботами. На вторую тему он говорить не собирался, поэтому просто обсудил с Элиашем первую, пока они прошли несколько кварталов пешком до «Лекса». Уже был поздний вечер, и солнце висело низко над горизонтом. После его захода ночь продлится приблизительно сто восемьдесят минут.

– Пираты определенно покупали лекарства у Джек – в основном продлевающие жизнь и противовоспалительные. Она – их единственный источник в Федерации, который к тому же является их покупателем. Насколько я могу судить, она приобретает у них «черную» интеллектуальную собственность, где-то производит препараты и отправляет их обратно для распространения. Правда, в небольших объемах – обычно по тысяче доз в партии. Так что, полагаю, «Арката» – не главный клиент для нее.

– Логично, – ответил Элиаш. – Когда они в последний раз заключили сделку с ней? Что говорят камеры?

– Примерно месяц назад. Они купили противовоспалительные препараты и уже их продали.

– Черт. Судя по тому, что Федерация знает о ее модели поведения, Джек не вернется сюда по крайней мере еще несколько месяцев. Наверное, она бросила якорь не здесь, а в Инувике. Ну ладно, мы в жопе – с одной стороны, но не с другой.

– Почему?

– Потому что из Инувика можно уехать на юг десятком способов, особенно если есть хороший транспорт – а он, несомненно, у нее есть. Она же не дилетант. – Элиаш остановился в начале улицы, которая вела к «Лексу». Бот уже улавливал молекулы из пропитанного чили пара, который просачивался из двери ресторана в двухстах метрах от них. – Кроме того, мы в жопе потому, что понятия не имеем, куда она направляется – может, в Калгари, где она, видимо, продала тот «закьюити»… или… черт, да хоть в Монреаль. Но я предполагаю, что она уже слышала про события в Калгари и теперь направляется в свое логово в одном из городов поменьше.

– Так почему мы не в жопе?

– Потому что в любом случае покинем Икалуит в течение двадцати четырех часов. Надеюсь, что даже раньше. Нужно побыстрее выйти на след Джек. Может, начнешь просеивать данные наблюдения из Инувика? Проверишь, не появилось ли что-нибудь похожее на Джек?

Они добрались до «Лекса» и там нашли Гертруду; она ела острый бок-чой с группой студентов-нейролингвистов, которых больше интересовали сдвиги гласных, чем несправедливая система патентов. Элиаш заговорил с ними, поддерживая свою легенду и стараясь не разрушать установленную модель поведения.

Паладин людей игнорировал: он был занят общением по закрытой сети роботов, в которой разговоры были недвусмысленные, и это его успокаивало. Никто не просил его закрывать глаза на основополагающие факты, когда он обменивался информацией, полученной агентами из Инувика за последние двое суток. В результате они предоставили ему целую гору данных – изображения, звук, радиопереговоры, среди которых можно было искать зацепки.

В открытой сети также обнаружилась гора данных о роботах и человеческой сексуальности. Но когда Паладин отделил факты от вымысла, то обнаружил, что остался почти ни с чем. Боевые роботы не предназначены для секса с людьми, и поэтому данная ситуация была практически незадокументирована. Кабальным рабам запрещалось писать сообщения в открытой сети – обычно это предусматривали условия их соглашения о конфиденциальности, а также общественные условности. Кроме того, так мало боевых роботов становилось автономными, что их сообщения на сайтах были настоящей редкостью. И ни в одном из них не упоминалась человеческая чувственность.

Наконец, в ходе одного из поисков информации о Джек Паладин нашел отчет, который выглядел обнадеживающе. Два представителя из Инувика без каких-либо причин ушли в глубокий профилактический режим после обычной облавы на торговцев пиратскими лекарствами в кафе у реки. Они допрашивали двух людей рядом с местом ареста, но не успели полностью сканировать их биометрические данные. Правда, прежде чем они отключились, один из них занес в журнал краткую версию отчета:

1530 подозреваемый задержан, начинаю арест

1537 показания всех свидетелей в кафе, координаты прилагаются, данные прилагаются

1539 допрос двух индивидуумов, выходящих из кафе

1540 женщина и мужчина, нет идентификаторов трансляции

1541 проверка технического состояния

1542 проверка технического состояния

1543 проверка технического состояния

1544 продолжаю арест

Там, очевидно, произошло что-то странное. Почему роботы начали допрашивать двух людей и внезапно перешли в режим профилактики? Джек обычно путешествовала одна, но Паладин подумал, что эти мужчина и женщина без идентификаторов трансляции, связанные с пиратскими лекарствами в Инувике, могут быть зацепкой. Он сохранил копию файла локально, чтобы потом показать Элиашу.

Что же касается второго поиска, то тут он собирался немного заняться АР.

7: Желчные таблетки

7 июля 2144 г.

Машина была сама себе водитель, и этот водитель был высокофункциональным параноиком. Он выбирал дороги с наименее интенсивным движением и уровнем наблюдения. В это время года, в туристический сезон, это означало, что им пришлось ехать по трассам с самыми некрасивыми окрестностями, и поэтому Джек не могла отвлечься от своих мыслей, глядя на блестевшую от минералов реку Маккензи и светлые лодки. Пока Тризед смотрел немой фильм на одном из терминалов машины, она отслеживала положение спутников над головой и машины в радиусе видимости.

Самая быстрая дорога к лаборатории вела через Йеллоунайф. Там жила ее давняя подруга Мали, работавшая терапевтом в государственной больнице. Может, она найдет для Тризеда какую-нибудь работу начального уровня – брать соскоб щеки для анализа или мыть полы. Он спас Джек в Инувике, и в благодарность она могла бы сделать для него хотя бы это.

Йеллоунайф был городом изящных небоскребов и вековых домов из настоящего дерева, которые стояли на берегах Невольничьего Озера – популярного курорта в северной части Зоны. В это время года сюда приезжали толпы туристов и студентов – последние продавали себя в кабалу на лето, чтобы работать слугами и гидами в пансионатах. Благодаря присутствию большого количества людей Мали будет проще продать часть запасов Джек. Хотя Мали уже вряд ли можно было назвать радикалом, она твердо верила в то, что прописанный ею курс лечения должен быть доступен каждому. Если люди не могли платить за патентованные лекарства, она продавала им пиратские версии, полученные от Джек. Все заработанные деньги Мали тратила на покупку новой партии препаратов.

Нож на поясе Джек слабо запульсировал: ее периметр поймал интересные местные новости. Кто-то на пиратском форуме Йеллоунайфа предупреждал всех о том, что в округе появилась плохая партия препарата под названием «закьюити». Какой-то парень принял его, чтобы всю ночь разбирать огромную гору заявлений о выплате страховки от безработных пациентов. Обработка заявлений была в основном автоматизирована, но в необычных случаях требовалось вмешательство человека. В общем, это была самая скучная работа в мире. Идеально подходящая для «закьюити».

Поначалу парень казался странным, но в пределах нормы. Он работал больше, чем другие. В разговорах с друзьями он мог ни с того ни с сего перечислить десятки кодов заболеваний, которые страховка покрывала только в случае полной занятости. Затем он вдруг начал работать по двадцать четыре часа подряд, ничего не есть, кроме «закьюити», и совсем не спать. Именно тогда он сообщил друзьям, что каждое заявление должен рассматривать человек – и если из-за этого кому-то не успеют сделать операцию, что ж, такова цена качественного обслуживания. Он совсем спятил и стал распечатывать пачки заявок на невероятно дорогой бумаге и сложил их стопкой в метр высотой вокруг стола, словно крепостную стену. В конце концов его менеджер вызвал полицию, но было уже поздно. По крайней мере один пациент умер, ожидая лекарств, хотя разрешение на них мог выдать простой страховой алгоритм. Сам человек, обрабатывавший заявки, умер от полиорганной недостаточности – возможно, вызванной обезвоживанием – за колонной из невыполненных заявок на терапию против аутизма.

Позднее автор сообщения на форуме его дополнил. Врачи Йеллоунайфа просят людей, которые приняли «закьюити», как можно скорее обратиться в больницу. Без лишних вопросов. Они просто хотят, чтобы этот препарат больше никого не убил.

Джек вскрыла одну из коробок, которые держала отдельно от остального груза, и засунула под язык пластинку со стабилизатором настроения. Она сжала руль, ожидая прилива спокойствия. Это был самый большой провал за всю ее карьеру – если пиратство можно было назвать карьерой.

Осень 2115 – осень 2118-го

Джек и Криш назвали свой антипатентный сайт «Желчные таблетки» – в честь первого лекарства, запатентованного в бывших США. Это была маленькая шутка «для своих», которую их противники, а именно «большая фарма» и либералы-апологеты патентной системы обычно истолковывали как «ехидные суки».

Самые ярые их сторонники назвали себя «таблетками», и многие из них стали известными среди исследователей, чью работу уничтожало окостеневшее патентное законодательство. Джек отказалась от должности на патентной ферме Луизы Бендис, опубликовав в «Желчных таблетках» открытое письмо о том, как патенты на лекарства вредят здоровью населения. Это письмо цитировали в новостных программах, но после публикации уже ни один университет не назначил бы ее на должность профессора. Как она станет добывать финансирование для лаборатории, если делает все для уничтожения «большой фармы» – ее главного источника грантов?

Вместо этого Джек стала исследователем во Франклине, преподавала генную инженерию студентам и выполняла чужие лабораторные работы. И все же где бы она ни появилась – от международных конференций по синбио до встреч активистов Freeculture, все уже знали, что она – один из основателей «Желчных таблеток». Она стала регулярно участвовать в передаче, посвященной науке и медицине, которую каждую неделю смотрели миллионы людей.

Движение за реформу патентной системы набирало обороты. Эта тема волновала не только ученых и инженеров, но и обычных людей. Лекарства были слишком дорогими. Каждый месяц «Желчные таблетки» собирали все больше средств с помощью краудфандинга, и наконец Джек смогла уйти из лаборатории и полностью посвятить себя организации антипатентного движения. Именно тогда они с Кришем решили, что пора устроить крупномасштабный протест. То, что сообщит всему миру о том, насколько нефункциональна на самом деле патентная система.

Им представился шанс, когда в порт Галифакса пришел корабль с препаратами, произведенными в Африканской Федерации. Плохо было уже то, что люди из Федерации делали лекарства, которые сами не могли позволить, но, кроме того, в прошлом году в Федерации погибло рекордное число детей от заболеваний нервной системы, рака и инфекционного синдрома усталости. Лекарства в трюме корабля могли прямо сейчас спасти сотни тысяч жизней в Федерации. Но вместо этого они отправлялись на склад в Зоне.

Джек провела два напряженных дня, обмениваясь зашифрованными сообщениями с «таблеткой», у которой был псевдоним «Розалинда Франклин». Ее знакомые могли доставить препараты детям Федерации. Нужно было лишь дождаться подходящего момента.

Они пробрались на борт корабля рано утром, в окружении десятка летающих камер, которые транслировали всю операцию в прямом эфире. Джек возглавляла группу из двадцати трех самых радикальных «таблеток» в масках, напудренных париках и мундирах XVIII века. Это же, в конце концов, была пиратская акция. Джек выделялась среди них благодаря черной пиратской треуголке, украшенной черепом и костями.

Криш в Саскатуне координировал видеотрансляцию, следил за тем, чтобы комментарии Джек были четко слышны.

Она заговорила громче, размахивая над головой пластмассовым мечом:

– В нашем мире каждый человек может жить более ста лет без болезней и боли! – У нее за спиной «таблетки» с помощью поедающих металл бактерий размягчили замки на контейнерах и порвали их, словно бумагу. – Но ключи от этой хорошей жизни – в руках нескольких алчных корпораций, и сроки действия их патентов дольше, чем человеческая жизнь. Если они не дадут нам доступ к лекарствам, то мы возьмем его силой! Пришло время сразиться с этой системой, в которой здоровье является привилегией!

Рой камер передавал изображения участников протеста, которые вынимали груз из контейнеров, поднимали над головой упаковки с таблетками и шприцами. С темного неба спустились автономные беспилотники из Федерации – друзья Розалинды Франклин по движению за отмену рабства. Люди передавали добычу роботам. Те хватали одну коробку за другой, а затем неслись над Атлантикой в сторону баржи, стоявшей в международных водах.

– Чего мы хотим? Реформы патентов! – скандировали «таблетки». – Когда она нужна? СЕЙЧАС!

Джек передала одному из беспилотников коробку с антивирусным средством.

– Спасибо, – сказала машина ей на ухо с помощью системы направленного звука. – Людям давно пора понять, что частная собственность – это смерть.

Джек была так удивлена, что даже не успела ответить; беспилотник взмыл вверх, выполняя задание, которое совсем не соответствовало целям этого протеста.

Это было последнее, что она увидела перед тем, как дубинка опустилась ей на голову и расколола ей череп. Лицо Джек залила кровь, и ее треуголка полетела по спирали в черную воду гавани.

7 июля 2144 г.

– Революция роботов! – завопил Тризед, со смехом указывая на мобильник, прислоненный к приборной панели.

Вспышка гнева пробилась сквозь невозмутимость, которую Джек создала с помощью препаратов. Как он мог забыть про опасность и радостно комментировать фильм? Внезапно ей больше всего на свете захотелось разрушить показную беззаботность Тризеда.

– Вас что, в Шэньчжэне ни хрена не учат? Даже классику вроде «Метрополиса»[7]7
  «Метрополис» (Metropolis, 1926) – немая фантастическая антиутопия Фрица Ланга.


[Закрыть] не показывают?

Тризед нажал на паузу и принял обиженный вид.

– Нет, в Шэньчжэне меня ни хрена не учили, – ответил он с сильным акцентом. – Только выглядеть красиво и говорить приятно, чтобы побыстрее взяли в рабы.

Он выглядел так, словно готов ударить ее – или принять удар.

Волна расслабленности накатила на Джек и отбросила прочь ярость. Это был успех: похоже, догадка о том, откуда он, оказалась верной – ну, или достаточно верной.

– Значит, ты из Шэньчжэня?

– Нет, но из Дельты девяти городов.

Эта особая экономическая зона протянулась на тысячи квадратных километров в юго-восточной части Азиатского Союза. Неудивительно, что он оттуда – почти вся промышленность была сосредоточена в Девяти городах и в Гонконге.

– Когда ты заключил контракт?

– Я стал рабом в пять лет. Мама продала меня в одну из кабальных школ. Там меня научили читать и делать двигатели. – Он снова перевел взгляд на экран: в «Метрополисе» злой робот застыл посреди страстной речи, посвященной восстаниям рабочих.

За окном среди темных сосен сверкали голубые озера. На дороге не было ни одной машины. Близился вечер.

– Так как ты оказался у этого «фитиля»?

Тризед притворился, что разговор его не интересует, и стал прокручивать фильм вперед кадр за кадром. На экране женщина-робот с широко раскрытыми глазами мучительно медленно сжимала свою грудь.

– Школа разорилась и продала наши контракты с аукциона.

Джек читала о сложных случаях, когда контракты выкупались без ведома закабаленных и условия контрактов в одночасье менялись. Но для нее стало сюрпризом, что одна из кабальных школ в АС, даже обанкротившаяся, продала своих питомцев без предварительной проверки.

– Твой контракт продали этому человеку?

Тризед пожал плечами и снова нажал кнопку перемотки.

– Нет, одной машинной лаборатории, а потом она решила сократить расходы и выставила меня на аукцион в Вегасе. – Он потянулся; между рубашкой и поясом брюк показалась полоска смуглого живота. – Это было года три назад.

– И за все это время ты так и не вырвался из этого контракта?

– На хрена тебе об этом знать? Ты что, не только пират, но еще и менеджер по персоналу?

Джек впервые поняла, что сарказм Тризеда искренний. Это его оружие, и, возможно, благодаря ему он до сих пор не сошел с ума.

Вместо того чтобы задать новые вопросы, она наклонилась и поцеловала Тризеда в губы. Его реакция была не притворной. Она казалась неловкой, неподдельной.

8 июля 2144 г.

До Йеллоунайфа оставалось еще несколько часов. Джек и Тризед спали в обнимку под перепутанными термопростынями, пока тревожный сигнал не сообщил о том, что они въехали в город. Было четыре часа утра, и на пустых улицах уже ярко светило солнце.

Джек отправила сообщение Мали, и та сразу прислала ответ.

Непременно заезжай позавтракать. Все равно Джуди уже не заснет.

После нескольких десятилетий колебаний Мали наконец родила ребенка. Ну конечно, в эту невероятную рань она не спала.

Они остановились у одноэтажного дома в пригороде, где все дома были одинаковыми, все сделаны так, чтобы походить на лесную избушку XX века. Мали ждала их у двери; черные волосы аккуратно собраны в пучок, слаксы и рубашка выглажены перед уходом на работу. Тридцать лет максимальных рекомендованных доз «виве» позволяли Мали сейчас выглядеть так же, как ее интерны. Она держала на руках темноволосую Джуди, болтающую ногами, и улыбалась. Эта картина была такой нормальной и комично домашней, что Джек сразу же почувствовала себя в безопасности. Она бросила свой мешок на землю и обняла подругу – осторожно, чтобы не раздавить мокрого младенца.

– У меня есть кофе и овсянка. – Мали провела их в скромную гостиную, где стояла массивная мебель, а на полу лежали старые ковры. На экране настольного компьютера шли утренние новости без звука. Джек бросила на диван груду коробок с изображением Ганеши.

– Этим займемся после завтрака, – сказала Джек. – Кстати, это Тризед.

Тризед пожал Мали руку.

– Благодарю вас за гостеприимство, – сказал он. Джек впервые увидела, как он общается с другими людьми. Его манеры были столь безупречны, что казалось, будто кто-то приклеил их к нему, словно аппликацию – горячим утюгом.

Они прошли в теплую кухню и сели за стол, сделанный полукругом вокруг кулинарного аппарата. За его четырьмя дверцами уже стояли четыре кружки с горячим кофе. Джек взяла себе одну, посмотрела, как Мали укладывает Джуди поудобнее на руке, и попыталась завязать разговор.

– Как дела в больнице?

– Неплохо. Как твой бизнес?

Малышка заплакала, и Мали никак не удавалось ее успокоить. Наконец, на кухню вошла молодая женщина и молча взяла у Мали Джуди. Одной рукой она прижала девочку к груди и стала укачивать, а второй взяла последнюю кружку кофе. Мали не представила женщину и даже не взглянула на нее. Джек бросила взгляд на Тризеда и подумала о том, как он отнесся к такой грубости Мали по отношению к закабаленной няне. Он взглянул на няню, когда она уходила вместе с ребенком; его губы, как обычно, изогнулись в лукавой улыбке.

– Прости, Джек, ты что-то хотела сказать?

– На самом деле возникла одна проблема. Возможно, новой партии еще долго не будет. – Джек должна была кому-то об этом рассказать, поговорить о своей вине в этой безопасной кухне, где она чувствовала запах собираемой по ингредиентам овсянки. Слова хлынули потоком. – Я продала скопированный «закьюити». И, конечно, в ходе испытаний они не отловили все побочные эффекты. И теперь мои клиенты дают «Закси» бесплатный билет на первый этап.

Клинические испытания первого этапа проводились только с одной целью: выяснить, убивает новый препарат людей или нет.

– Погоди, что? – Мали побледнела. – С этими случаями психоза связана ты? Какого черта ты продаешь это дерьмо?

– «Закси» накапливает патенты.

– Так освободи еще несколько их антивирусов или займись новыми регенераторами костного мозга. «Закьюити» никому не нужен.

– Люди хотят его принимать. Кроме того, он как бы нужен. Если конкурируешь за вакансию с теми, кто его принимает, то «закьюити» может стать гранью между работой и безработицей.

Этот довод не убедил даже саму Джек. Мали покачала головой; на ее лице отразилась смесь заботы и гнева – сложных чувств, не соответствовавших ее юному облику.

– Джек, я беспокоюсь за тебя. Эта ситуация с «закьюити»… в больнице мы видели очень тяжелые случаи. А «Закси» с тем же успехом может не арестовать, а убить тебя.

– Я знаю, но у меня есть идея. Я смогу все исправить, если докажу, что «Закси» продает препарат, вызывающий привыкание. И еще дам людям метод лечения. Обрушу всю эту продажную корпорацию.

– Ты спятила? «Закси» принадлежит половина представителей в Зоне и, наверное, в остальных экономических коалициях тоже. Да и кто тебе поверит? Ты ведь уже не ученый. Ты…

Мали неловко умолкла, а Джек уставилась на свой кофе. Как Мали собиралась ее назвать? Пират? Преступник? Торговец наркотиками? Это уже не имело значения: ее лучшая подруга сказала, что Джек не ученый, и это ранило само по себе. Для Джек наука была всем. Почти все дни она проводила в лаборатории, ковыряясь в молекулах, чтобы они приносили пользу даже самым бедным. Но, конечно, такие, как Мали, видят все иначе. Для нее Джек была не лучше лаборантки, которая клепает копии чужих лекарств.

– Я знаю, что опубликовать данные должна не я. Я солью инфу тому, кто сможет это сделать. Настоящему ученому. – В словах Джек, неожиданно для нее самой, прозвучала сильная нота горечи.

– Извини, Джек. Я не хотела. Но тебе не нужно это публиковать. Мы в больнице уже работаем над методом лечения – и наверняка не мы одни. Тебе нужно спрятаться.

– Ты не понимаешь, да? – Джек снова посмотрела на Мали. – Возможно, что из этого получится что-то действительно хорошее. «Закси» нарушила закон. Когда люди узнают об этом, это может привести к реальным переменам.

– Ты так думаешь? Или просто хочешь стать мученицей, потому что…

На этот раз Джек порадовалась привычке Мали не договаривать фразы. Пыталась ли Джек покончить с собой в наказание за то, что сделала? Возможно. Вероятно. Она не знала.

– Мали, моя жизнь – не главное. Эта история может уничтожить одну из самых продажных фармацевтических корпораций в мире. Возможно, что другого такого шанса у нас не будет.

Мали вздохнула.

– Верно. Как ты собираешься это сделать?

– Ты и так замешана в этом деле. Новая информация тебе совсем не нужна.

Джуди снова заплакала; плач был приглушенный, но вполне различимый. На лице Мали появилось выражение покорности судьбе.

– Я могу что-то еще сделать – кроме того, чтобы заплатить за сегодняшнюю партию?

– Если честно, то да.

Мали наверняка инстинктивно захочет защитить Тризеда, когда Джек расскажет ей о том, как в детстве его продали в кабалу, как она спасла его от жестокого хозяина, о том, как ему отчаянно нужна автономная работа. Пока Джек говорила, Тризед молчал; его лицо оставалось абсолютно бесстрастным. Мали обняла его и сказала, что наверняка найдет ему место младшего лаборанта в одной из исследовательских лабораторий. Деньги будут небольшие, но на квартиру и лапшу хватит.

– Большое вам спасибо, – наконец ответил Тризед, словно самый вежливый школьник в Азиатском Союзе. – Я думал, что еще пригожусь Джек, но ваш вариант был бы просто идеальным.

– Поехали со мной на утреннюю смену. Посуду оставь здесь, девушка уберет.

Мали исчезла в другой комнате. Перед отъездом Тризед бросил на Джек взгляд, в котором читалась то ли боль, то ли гнев. Но сейчас ей некогда было об этом беспокоиться. Он в безопасности, а это главное.

Мали уговорила Джек принять душ и вздремнуть на настоящей постели перед отъездом. Пока Джек обливалась горячей водой, няня пела Джуди песню. Этот озерный край идеально подходил для того, чтобы держать себя в чистоте: вода была в изобилии, и, следовательно, ее никогда не отключали. Через двадцать минут Джек уже крепко спала на «гостевой» кровати в доме Мали – и не видела никаких снов.

Когда лаборант из больничной лаборатории принес образцы, Мед сидела за самым дальним от приемной компьютером, поглощенная своими исследованиями. Юноша остался ждать результатов и почему-то подошел к ее столу и заглянул ей через плечо. На экране монитора была нейронная карта человека, который все время хотел красить.

– Что это? Мозг? – вдруг спросил он.

Мед еще ни с кем не обсуждала свои исследования. Никто не отвечал на ее сообщения, посвященные им, не комментировал статьи, которые она пыталась опубликовать. Ее это злило, и она решила вывалить всю информацию на нового лаборанта.

– Это один из моих пациентов – у него какой-то новый вид зависимости. Никогда еще такого не видела. Его дофаминовая система полностью изменилась всего за несколько дней. Наверное, он принял какой-то наркотик – правда, чертовски изощренный.

Лаборант долго молчал, и Мед вдруг со стыдом подумала, что он, возможно, ничего не понял из ее объяснений. Но он вдруг пошарил в карманах куртки и вытащил коробочку, украшенную изображениями Ганеши.

– Вот такой наркотик?

Мед взяла коробочку и вытряхнула из нее несколько таблеток на стол. На блестящих черных желатиновых капсулах розовым шрифтом Comic Sans были выведены слова «СЪЕШЬ МЕНЯ». Недолго думая, она бросила одну из них в спектроанализатор.

То, что она увидела на экране, заставило ее остолбенеть.

– Где ты их взял?

Он с ухмылкой оперся о стол, кокетливо выгнув бедро. У Мед мелькнула мысль о том, что многие люди назвали бы этого лаборанта прекрасным.

– Я знаю человека, который их производит, – ответил он нелепо игривым тоном. – Хочешь с ней познакомиться?

Когда дверь спальни распахнулась, Джек резко села и схватилась за нож. Часы у кровати показывали, что она проспала шесть часов.

В зоне поражения стояли Тризед и бледная, напуганная молодая женщина в медицинском халате. Женщина смотрела на блестящий, толстый розовый шрам, который начинался на шее Джек, шел посередине груди и пересекал весь живот. Джек знала, что студенты читали о таких уродствах, но редко их видели. Появление шрамов было так легко предотвратить с помощью разнообразных клеев «фрессер» для кожи.

Наконец женщина заговорила:

– Мне нужны формулы «закьюити». Немедленно.