Текст книги "Человек и апокалипсис. Periculum in mora"

БОРА

В истории Новороссийска немало памятных дат, когда норд-ост превращался в жестокий и разрушительный ураган. Одно из самых трагических событий, и испытаний человека катастрофой произошло в январе 1848 года в Цемесской бухте. В то время на рейде Новороссийска находилась военная эскадра Черноморского флота под командованием контр-адмирала Юрьева, осуществлявшая пограничное крейсерство вдоль береговых укреплений.

Невероятной силы ураган уничтожил военную эскадру и унес с собой жизни более 50 моряков.

Впервые полное описание крушения было опубликовано еще в середине ХIХ века – по свежим следам трагедии в журнале «Морской сборник» за 1848—1849 гг., который издавался с 1848 г. Морским ученым комитетом в Морской типографии Санкт—Петербурга.

Вот что писали о той катастрофе:

«Зима с 1847 года на 48-й год была одна из таких, какие изредка посещают наш не привыкший к холоду Новороссийский край. Ее сравнивают с зимами: так называемую Очаковскую 1788—1789; памятную современникам 1812, 1828—1829 и 1837—1838 годов. В степной части Крыма свирепствовали постоянно, более 36 дней, страшные метели; скот по трое и более суток оставался без корму в загонах, куда невозможно было пробраться по причине снежных сугробов, заградивших входы. Сады были покрыты снегом до того, что виднелись одни только вершины деревьев. Ложбины превратились в снежные возвышенности. На Черном море в течение зимних месяцев дули сильные ветры, а у восточного берега свирепствовала бора.

Бора у северо—восточного берега Черного моря дует в NO—й четверти с различною силой, исключительно на пространстве от Анапы до форта Вельяминовского; далее к SO она постепенно слабеет и очень часто переходит в свежий SO. Разрушительная сила боры бывает только у самих берегов; далее же в море она чувствительно ослабевает; были случаи, что суда, находившиеся не в дальнем расстоянии от берега, при порывах боры крепили марсели, между тем как другие, мористее, несли брамсели.

Нигде бора не свирепствует с такой ужасной силой, как в Новороссийском заливе. Залив этот вдается от мыса Дооб, при входе, к северо—западу почти на восемь миль; по северо—восточную сторону его возвышается сплошной хребет гор, высота которого над поверхностью моря до двух тысяч фут. Простираясь вдоль залива в расстоянии от берега около 1 1⁄2 мили, хребет этот к NW оканчивается постепенным скатом к обширной лесистой долине в верховье залива; к SO, обогнув Новороссийский залив, идет по северо—восточную сторону Геленджика, за которым вскоре сливается с другими горами. Склон этого хребта к заливу, у вершины голый, безлесный, идет вначале под углом более 45° к горизонту, потом, делаясь постепенно положе, покрывается кустарниками, разрезывается неглубокими ущельями, образуя как бы ряд хребтов, спускающихся к заливу, у которого они и оканчиваются каменными обрывами. По многим ущельям протекают небольшие ручьи, вливающиеся в море. Юго—западный берег залива вначале полог; потом, постепенно возвышаясь, сливается с хребтом гор, который к юго—западу высокими утесами упирается в море и, рассекаясь ущельями и долинами, оканчивается к северу низменностью у Анапы.

На юго—западной стороне залива, у самого верховья его, расположен основанный 1838 году Новороссийск с двумя своими фортами, южнее устья текущей с севера по долине горной речки Цемес, в южном конце залива, между хребтом гор и высотою над мысом Дооб, находится в узкой ложбине укрепление Кабардинское, построенное в 1836 году.

Вестниками боры в Новороссийске бывают клочья облачков, являющиеся на вершине хребта, при чистом небе; облачка эти вскоре, как будто отрываясь от хребта, теряются в атмосфере; вместо их из—за гор показываются новые; в то же время налетают по временам с гор порывы ветра, меняясь в направлении более нежели на четыре румба; порывы эти начинают набегать чаще и сильнее: тогда наступает настоящая бора; – несясь с гор порывами, с невыразимою силою, бора достигает залива, вздымает воду частыми гребнями, срывает верхи их, и, несясь водяной пылью, кропит ею на берегу здания и отдаленные деревья; срывает железные крыши и сворачивает их в тонкую трубку. Человек, застигнутый порывом боры на площади, прилегает к земле и, предавшись воле ветра, катится до первой преграды. Зимой, при морозе 16° и более, срываемая ветром вода, примерзая к корпусу и рангоуту судов, образует род ледяной коры, беспрестанно увеличивающейся в объеме; люди, обрубая лед, сменяются беспрестанно, язвимые в лицо, как бы иглами, мерзнущею водяною пылью; платье на них леденеет, все члены костенеют; на судне сквозь оглушительный заунывный свист ветра нет никакой возможности отдавать приказания; вода в заливе при порывистых вихрях боры кажется клокочущею; от страшного завывания ветра сопровождаемого протяжным, сливающимся в один гул оглушительным треском в нескольких кабельтовых нельзя слышать пушечных выстрелов; весь залив покрывается густою, мрачною мглою, сквозь которую никакое зрение не может отличить предметов в нескольких саженях; иногда только в зените видно небольшим кругом чистое небо. Ночью от густого воздуха и необыкновенной быстроты его течения звезды как бы дрожат на небе.

В прошедшую зиму свирепство этих бор, по словам местных жителей, было гораздо сильнее и продолжительнее, чем когда-либо. С 27 октября задул Норд-Ост, который с большей или меньшей силой продолжался до середины января. В этот промежуток времени особенно разразились две страшные боры или, лучше сказать, порывистые ураганы. Первая из них началась с утра 28 ноября. Норд-Ост, очень сильный, с краткими промежутками, дул в продолжение двух следующих дней. Но в шесть часов вечера он обратился в свирепую бору, которую причинены в укреплении значительные повреждения: со многих домов железные крыши были снесены вовсе.

Новороссийск. Обледеневшее здание во время боры

В это время на рейде стояли на бриделях: №3 – фрегат «Мидия», под флагом командовавшего отрядом крейсировавших у восточного берега Черного моря судов контр—адмирала Юрьева 2—го; №2 – 18—пуш. бриг «Аргонавт»; №4 – тендер «Струя»; №1 – транспорт «Березань».

К 11 часам ночи фрегат дрейфовал с бриделем. Во время этого дрейфования при порывах урагана цепи усов до того вытягивались, что рым, в который укреплен вертлюг, показывался на поверхности воды, и потому надо было полагать, как то и действительно оказалось впоследствии, что восточный мертвый якорь стащен был на 100 сажень к SW с прежнего места. Брошенный в помощь к бриделю, якорь «даглист» остановил фрегат на глубине у форштевня 35, а у ахтерштевня 33,5 фута, не далее 50 саженей от мели.

На тендере «Струя» лопнула судовая цепь от бриделя; бриг «Аргонавт» потерпел более. Из донесения командира капитана 2—го ранга Рюмина видно, что вверенное ему судно находилось в весьма опасном положении. «С возраставшею борою усиливался мороз, который доходил до 13° по Реомюру. Носовая часть судна, обдаваемая волнением которого брызги тут же замерзали, мало-помалу начала покрываться слоями льда, превратившимися вскоре в одну сплошную массу, покрыв пространство от гальюна до русленей, а еще более под русленями. Эта часть судна стала погружаться, отчего вода, попадавшая в судно от всплесков волн (до того времени, расходясь свободно вдоль всего брига, она стекала в задние шпигаты), стала теперь накопляться в носовой части и в то же время мерзнуть. Вся палуба, на которой было разнесено по 60 сажень двух канатов на случай, если бы лопнула бридельная цепь, покрылась также толстым слоем льда, равно как весь рангоут, снасти, шлюпки, висевшие на боканцах.

К довершению зла, льдиной, отпавшей с правой скулы судна, выбило погонный верхний полупортик, который хотя в то время был заделан по возможности изнутри, но, несмотря на это, вода через него проходила в судно и увеличивала тяготившую его массу. Для облегчения носовой части были брошены с обоих крамбол якоря и перевезены на корму две носовые карронады. Но все это весьма мало облегчало носовую часть судна. Льду везде накоплялось более и более, и в той же мере нос углублялся в воду. Команда, разделенная на три смены, беспрестанно боролась с обледенением. Но каждая смена с трудом могла оставаться более 15 минут на палубе. Одежда леденела, пальцы на руках немели от холода, отчего многие лишались чувств, их сменяли другие, которые в свою очередь подвергались тому же. Эта тяжкая работа продолжалась в течение 16 часов, и только чрезвычайная энергия и усердие офицеров и команды, по свидетельствам командира, избавили судно от неминуемой гибели, если бы к тому же времени порывы ветра не стали несколько ослабевать.

Но эта жестокая бора была только предшественницею еще ужаснейшей, которая ознаменовалась столь гибельными последствиями.

12 января, во время стояния на Новороссийском рейде на бриделях №6 фрегата «Мидия», №1 корвета «Пилад», №2 брига «Паламед», №4 шхуны «Смелая» и №5 тендера «Струя» и на якорях транспорта «Гостогай» и парохода «Боец», начались признаки жестокой боры, и потому по сделанному сигналу с флагманского фрегата были спущены стеньги и реи. Вслед затем переменявшийся от разных румбов ветер начал быстро усиливаться с вихрем и жестокими шквалами. В половине 2—го часа пополудни на корвет «Пилад» при порывах от ветра набежал смерч, силою которого корвет накренило на левую сторону до 5°; причем лопнули, одна за другой, обе цепи от бриделя, вырвав передние стопора с рым болтами, а у задних – гаки. Брошенные в то же время даглист с 55 и плехт с 35 саженями задержали корвет на глубине 22 футов за кормою. Между тем ветер усиливался более и более и к ночи обратился в жесточайший шторм при 16° мороза.

Ночь с 12-го на 13-е января 1848 года долго останется памятной жителям Новороссийска, а еще и того более морякам, которые провели ее на рейде этого порта.

Нет выражений для описания ужасов свирепствовавшей в это время бури, или, лучше сказать, всесокрушающего урагана, который нельзя сравнивать с ураганами Антильских островов, столь известных своими страшными, разрушительными действиями. Невообразимая сила ветра с ужасающими порывами, трескучий мороз, доходивший на рейде до 16°, а на берегу до 20° по Реомюру, густой мрак среди дня, несущийся по воздуху в виде тончайших иголок, водяная обмерзлая пыль, треск, свист, гул – всё это смешалось в один хаос, как бы предвестник разрушающейся вселенной. Это продолжалось более трех суток без ослабления.

Можно вообразить борьбу, какая предстояла в эту ночь экипажам, стоявших на рейде судов. Чему только не подвергались люди? Со всех сторон угрожала им опасность, даже сама гибель. Суда обросли снаружи толстою массой сплошного льда, внутри все замерзло, отторгнутые с рангоута и снастей льдины падали на работавших людей. Обдаваемые брызгами, тут же замерзавшими, они коченели от стужи. Так проведена эта роковая ночь в беспрерывном напряжении истощенных сил. Но что значили эти сверхъестественные усилия против разъяренных стихий?! К чести гг. командиров, офицеров и команд, как видно из донесений, в эти страшные минуты рокового испытания ни на одном судне дисциплина не была нарушена ни на минуту. Офицеры первые везде подавали собой пример того бессознательного самопожертвования, который всегда и везде отличает наших офицеров; о нижних чинах говорить нечего. Видя начальника, сохраняющего среди опасности присутствие духа, русский воин, чудо-богатырь, так называл его бессмертный Суворов, готов в огонь и в воду, вслед за своим отцом-командиром.

Каждую минуту казалось, что буря достигала высшего своего развития, и каждую минуту усиливалось свирепство ее величественно-грозных ужасов. В 2:30 часа пополуночи лопнула цепь с левой стороны на бриделе №2, на котором стоял бриг «Паламед»; в то же время был брошен даглист с 55, а потом плехт с 45 саженями цепей, вскоре лопнула и другая цепь от бочки, и поэтому отдан был запасный якорь с 50 саженями пенькового каната; бриг задержался на двух якорях, так что канат запасного якоря не позывало за борт, и глубина за кормою была более 26 футов, но в это время волнением выбило погонный борт, и положение брига с этой минуты стало опасным: вода, вливаясь с каждым валом через погонный борт на палубу, от холода замерзала, тем более что шпигаты тоже замерзали; и хотя с усилиями три раза был заколачиваем борт досками и беспрерывно пробиваемы шпигаты, но силою волнения снова выбивало его, отбрасывало людей, и вода, продолжая вливаться на палубу, замерзала; весь бак и вся носовая часть брига, составляя почти одну сплошную массу льда, представляла значительную площадь на пару волнения, и это было причиной, что бриг начало подавать назад, так что со всеми выровнявшимися канатами за кормою было уже 24 фута глубины; в этом положении бриг пробыл до 4 часов пополуночи.

Ужасная тяжесть льда на всей передней части погрузила носовую часть брига в воду до того, что волнение к 4 часам ночи начало иногда переливаться через бак, и от этого невозможным сделалось обрубливать лед на некоторых местах носовой части. С 4 часов ночи ветер превратился в совершенный ураган, и бриг стал дрейфовать, а в 5 часов он ударился кормою, и этим ударом выбило руль. Продолжая биться кормою, трюм и кубрик наполнились водой, и бриг начал поворачиваться левой стороной к берегу, и наконец положило его набок. Вскоре после этого, от сильных ударов боком о берег, упала за борт грот-мачта.

Опасаясь, что после этого облегченный падением мачты бриг может положить на правый бок и лишить всякой возможности кому-либо спастись, было приказано обрубить пеньковый канат с правой стороны, который, был весьма туг, мог тому способствовать. С рассветом бриг прибило к берегу, на расстоянии менее полукабельтова, между карантином и блокгаузом. В это время вызвались 5 человек-матросов передать на берег конец посредством шестерки, которая, оторвавшись с боканцев, держалась у борта, но когда шлюпка отошла на половину расстояния, то силой прибоя была опрокинута, и все 5 человек погибли.

К полудню усилиями береговых жителей при несколько стихнувшем ветре и волнении команда была свезена на берег, где по распоряжению коменданта получила помещение. Командир, все офицеры и многие из нижних чинов поступили в госпиталь с обмороженными руками и ногами.

Бриг занесен был льдом и наполнился водою внутри до такой степени, что представлялось весьма мало надежды спасти что-либо из казенного имущества и собственности команды.

Бриг Паламед 1848г

Такой же участи подвергся транспорт «Гостогай». Стоя на судовых якорях, потому что все бридели были заняты судами крейсировавшего отряда, по мере усиления ветра, командир транспорта, лейтенант Щеголев, еще с вечера, в помощь к даглисту и плехту приказал бросить третий якорь, а немного спустя два верпа гуськом с кабельтовыми. В 3:30 утра 13 января транспорт дрейфовал, а в 4 часа первым ударом об мель вышибло руль. После нескольких ударов в трюме накопилось воды до 6 футов. Но не было никакой возможности ее выкачать. Все судно снаружи и внутри покрылось толстым слоем льда.

До рассвета команда и 30 человек-солдат были сосланы вниз и там при закрытых люках укрывались как могли от невыносимой стужи.

Утром команда обнаружила, что судно отнесло близко к берегу, недалеко от карантина. Спасение команды выполнялось с большими затруднениями, потому что большая часть людей, закоченевших от стужи, с трудом держалась на ногах. Однако все кончилось благополучно. Несколько человек с обморожениями были отправлены в госпиталь.

Пароход «Боец» под командованием капитана 2-го ранга Рыкачева, обойдя укрепления береговой линии, пришел 11 января в Новороссийск за углем. Крепкий ветер не дал возможности получить его с берега, и по причине занятости всех бриделей судами, должен был оставаться, как и «Гостогай», на своих якорях. К полуночи брошен был другой якорь, и пароход, имея на клюзе даглисту 40, а плехту 90 сажень цепного каната, до двух часов оставался в этом положении. Но когда ветер начал усиливаться, то командир приказал развести пары и пустить машину полным ходом. Эта предосторожность, однако, не уберегла судно от катастрофы. Когда бора обратилась в порывистый ураган, то к двум часам пополуночи 13 января лопнула даглистовая цепь. До четырех часов пароход удерживался на плехте с помощью паров, но с этого времени начало его дрейфовать. К 6:30 пароход прибило левым боком к берегу, недалеко от пристани. Стали спасать людей, но прежде наполнили трюм водой, чтобы волнением не било пароход об мель.

С рассветом следующего дня буря достигла высочайшей степени своей силы, и мгла от брызг, срываемых порывистым ветром с поверхности воды, и от пасмурной погоды была так велика, что ничего не было видно на самом близком расстоянии. Впоследствии, когда несколько очистилось, хотя ветер нисколько не утихал, и холод был тот же, можно было рассмотреть с флагманского фрегата, что из бывших на рейде судов устояли на своих местах: тендер «Струя», которого была видна только вершина рангоута (корпуса же за мрачностью нельзя было видеть, хотя он находился от фрегата не далее 4 кабельтовых); корвет «Пилад», сорванный с бриделя, стоял на своих якорях на вольной воде. Шхуны «Смелая» за мглой не было видно. Между тем буря свирепствовала с прежней жестокостью; в 9 часов ночи по направлению к тендеру сделаны были две сигнальные вспышки, и слышны были как будто четыре выстрела.

Хотя от флагмана велено было повторить сигнал, но ответа не последовало.

Корвет «Пилад» был оставлен на трех якорях. Когда жестокость урагана дошла до высочайшей степени, то и это судно, вместе с прочими, с 2:30 часа пополудни 13—го числа стало тихо дрейфовать. В то же время были брошены, один за другим, оба запасных якоря с пеньковыми канатами; канатов выпущено с правой стороны 33, с левой 30 саженей на клюз, которые, по причине дрейфования судна, выровнялись с цепными канатами плехта и даглиста.

Несмотря на это корвет, подаваясь едва заметно назад, в 8 часов вечера ударился кормой об мель, поэтому, прежде всего, поспешили снять с петель руль; удары продолжались, вода в трюм дошла до 24 дюймов, но ее выкачивали до 9:30. 14-го числа к 9 часам утра корвет стал всем килем на песчаный грунт, против госпиталя, кормой к берегу. 15—го числа, с помощью берегового гарнизона, судовая команда была свезена на берег благополучно.

Семь офицеров и 42 человека нижних чинов были отправлены в госпиталь с обмороженными конечностями.

Из стоявших на бриделях судов отряда не были снесены с них: флагманский фрегат, шхуна «Смелая» и тендер «Струя»…

Из рапорта командира шхуны «Смелая», лейтенанта Колчина, видно, что сначала боры в течение 47 часов он, офицеры и команда находились в непрерывной авральной работе, занимаясь очисткой льда с корпуса судна, рангоута и снастей. В ход шло все то, что могло хоть как-то помочь в этом труде: абордажное оружие, раскаленное железо, кипяток. Заблаговременно брошенные с корабля якоря и перенесенные орудия к корме мало помогали – судну угрожала неминуемая гибель. В таком положении оно находилось до четырех часов утра 14 января. Не теряя присутствия духа, командир прибегнул к последним средствам для облегчения судна. Приказано было сбросить брифок—рей, обрубить у эзельгофта утлегарь, с бакштагами и штагами. С величайшей опасностью были посланы люди для обрубки на мачтах такелажа. Хотели выбросить за борт орудия, но для этого не было никакой возможности. Все они как бы приросли к своим местам, составляя сплошные массы льда. Нельзя также было и подумать об открытии бортов, все усилия были обращены к обрубке льда везде, где только было возможно. Командир и офицеры, несмотря на изнеможение и жуткую стужу, поощряли людей. Многие из команды подвергались ушибам от падающих с мачт глыб льда. Только благодаря такой самоотверженности и напряженной работе экипаж и судно были спасены.

Но совсем другая участь постигла тендер «Струя». 14 января, когда мрак, скрывший картину всех ужасов прошедшей ночи, стал несколько уменьшаться, с флагманского фрегата увидели, что над местом, где стоял тендер, возвышается топ его мачты, который с салингом представлял собою как бы крест, наклоненный несколько назад и на левую сторону, над влажною могилою 52 человек, нисшедших в нее в одно мгновение, в цвете лет и здоровья. Ужасная участь!

Тендер Струя 1848г.

Командир 32—го флотского экипажа капитан—лейтенант Леонов 1—й, мичманы флотских экипажей: 32—го Обезьянов и 34—го Ковалевский, корпуса штурманов прапорщик Скогорев, 32—го экипажа артиллерии кондуктор 1, унтер—офицеров 3, рядовых 37 и нестроевых разных команд 7. Итого команда 52 человека составляли экипаж погибшего судна.

Тендер «Струя», который из-за нарастания льда потонул вовсе и сел на дно на глубине 38 футов, был поднят уже в августе. Труп командира узнали по карманным часам его, которые остановились на 10:30 часах. Вероятно, незадолго до этого времени – утра или вечера? – тендер затонул.

И тендер, как прочие снятые с мели суда, отправлены были для починки в Севастополь.

Позже бывший командир тендера «Струя» Н. М. Соковнин так вспоминал свои ощущения когда сам увидел тендер:

«21 августа 1848 года, был приведен на Севастопольский рейд пароходом «Бессарабия» кузов тендера «Струя», поднятого со дна в заливе Новороссийском. С чувством глубокой скорби и благоговения посетили мы эту могилу сослуживцев, погибших смертью мучеников… Нельзя, да и не нужно высказывать того, что думали и что чувствовали мы, остановясь на шканцах этого злополучного судна, после обозрения растерзанной его внутренности…

О сколько дум и сколько чувств прекрасных

Не имут слов, глагола не найдут!.. —

сказал один из замечательнейших современных поэтов русских. Не могу воздержаться, однако, чтоб не сказать в услышание миру, что на этом тендере погибли отличные матросы; пять лет мы служили вместе. Хвала вам, погибшие товарищи! Вы достойны были лучшей доли. Вы были несчастливы, потому что, расставшись с вами, и я не был счастливее вас. Может быть, и вы сожалели обо мне столько же, сколько я теперь жалею о вас. Мир праху вашему!.. Но, да позволено мне будет сказать, не в укор памяти вашей: как же так, мои храбрые товарищи, обстрелянные пулями черкесскими и ядрами арабскими, закопченные солнцем Африки, закаленные в водах Нила и Иордана, пошли вы просто как ключ ко дну?.. Это тайна, которая утонула вместе с вами, и которой не разгадает никто…»»