Текст книги "Екатерина Великая"

Глава II
В путь

Король Пруссии Фридрих II взошел на престол за четыре года до описываемых событий, после смерти отца своего, Фридриха Вильгельма I, грозного «короля-фельдфебеля», прозванного так за реорганизацию армии. Новый тридцатидвухлетний монарх быстро завоевал уважение германских князей благодаря просвещенному уму, высокой культуре, энергии и политической проницательности. Понимая опасность, исходящую для его страны от России на севере и от Австрии на востоке, он упорно добивается сближения с Россией. Однако находящаяся под влянием канцлера Бестужева императрица Елизавета поначалу была настроена в антипрусском духе. Когда пришло время подыскивать невесту для великого князя Петра, все окружение царицы пришло в движение. Клан Бестужева добивался, чтобы императрица выбрала саксонскую принцессу Марианну, вторую дочь короля Польши, что позволило бы объединить Россию, Саксонию, Австрию, Англию, Голландию – одним словом, три четверти Европы против Пруссии и Франции. Противостоящий французский клан, которым издали руководил Фридрих Прусский, сделал все, чтобы этот план провалился. Конечно, Фридрих II мог предложить собственную свою сестру, принцессу Ульрику, – вполне достойную партию. Но он не пожелал приносить такую жертву. «Это было бы совершенно противоестественно, – напишет он впоследствии, – если бы прусскую принцессу королевской крови использовали для того, чтобы оттеснить какую-то саксонку». Зато молоденькая принцесса София Анхальт-Цербстская – вполне подходящая кандидатура. Не слишком на виду и не слишком бесцветная. Родители – без лишних претензий… И он бросил ее на чашу весов. Наставник великого князя немец Брюммер и придворный медик француз Лесток начали расхваливать императрице преимущества такого решения.

Елизавета согласна, что София, вышедшая из второразрядного семейства, будет наверняка покладистее, чем высокорожденная принцесса. Портрет, выполненный Антуаном Пэном, свидетельствует, что у девушки и здоровье нормальное, и шарм есть. И потом, она из того гольштейнского рода, который особенно дорог царице с тех пор, как скончался ее жених Карл Август. Если бы не эта трагическая кончина, София стала бы ее племянницей. А Карл Петр Ульрих – ее племянник. Так что все свои. И она повелевает Брюммеру направить приглашение Иоганне и ее дочери. Первый тайм выиграл Фридрих II. Однако дело еще не улажено. Достойна ли малышка Софи, чтобы на нее делали ставку в Пруссии? Тотчас по приезде путников король хочет видеть девочку. Растерявшаяся Иоганна отвечает, что Софи нездорова. И на второй и на третий день ответ тот же. Нетерпеливый король не верит этой отговорке. Почему от него скрывают «его кандидатку»? Она уродлива? Идиотка? Под натиском вопросов Иоганна признается, что помеха для появления при дворе – отсутствие у девушки придворного туалета. Король тотчас приказывает послать ей платье одной из сестер. Дрожащая Фикхен надевает его и срочно едет во дворец, где все уже собрались в ожидании ее. Конечно, она привыкла появляться в салонах, но на этот раз ставка так велика, что она не может совладать с сильным сердцебиением. Фридрих II выходит к ней в приемную, и лицо его озаряется улыбкой при виде хрупкой девочки с изумленным взором, присевшей перед ним в реверансе. Она очень смущена, и это придает ей еще большее очарование. Обменявшись с ней несколькими фразами, Фридрих II приходит к выводу, что его расчет точен. Застолье длится очень долго. Когда все встают, брат королевы, принц Фердинанд Брауншвейгский, сообщает Софии, что она приглашена в тот же вечер на ужин за королевским столом. Она тотчас сообщает об этом матери, и та с досадой замечает: «Как странно, но я тоже приглашена к столу королевы!» Иоганна не понимает, что при сложившихся обстоятельствах, короля больше интересует ее дочь, а не она. Мамаша все еще полагает, что в конце концов голова – это она, а Фикхен всего лишь пешка. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что Фикхен сидит не просто за королевским столом, но буквально рядом с самим его величеством. Сперва скованная этим августейшим соседством, Фикхен очень быстро осваивается и поддерживает беседу с тактом и живостью. Чтобы дать ей прийти в себя, Фридрих II задает ей много вопросов. «Он спрашивал меня обо всем, говорил об опере, комедии, поэзии, танцах – в общем, о тысяче вещей! Речь шла обо всем, о чем можно говорить с четырнадцатилетней девочкой… У окружающих глаза широко раскрылись при виде короля, беседующего с ребенком». С раскрасневшимися щеками, в красивом платье с чужого плеча, с бьющимся от волнения сердцем, Фикхен чувствует на себе взоры всех присутствующих. Как бы в подтверждение ее триумфа король просит ее передать тарелочку с вареньем некоему мужчине, стоящему за ней, и при этом нарочито громко говорит придворному: «Примите этот дар из рук воплощения Любви и Грации!» От этого комплимента, сказанного при всех королем Пруссии, Фикхен вне себя от радости. Она будет помнить его слово в слово и через тридцать лет. Поистине ей кажется, что она – Золушка, приехавшая из провинции прямо на ослепительный бал и покорившая все сердца, начиная с самого короля. Завтра надо будет отдавать платье. Но она уверена, что впереди, за рубежом, ее ждет еще большая роскошь.

Через несколько дней они покидают Берлин. В Шведте, на Одере, Фикхен расстается с отцом; не получив приглашения в Россию, он возвращается в Штеттин. Несмотря на возбуждение, вызванное поездкой, Фикхен тяжело переживает это расставание. Ей кажется, что она больше не увидит этого доброго и простодушного человека. И она не ошибается. А он, взволнованный до слез, повторяет одно и то же: «Будь верна твоей вере, дитя мое! Не забывай читать мои наставления!» Вся в слезах, она обещает ему все выполнять. Только у Иоганны сухие глаза и холодная голова.

Чтобы перехитрить интриганов противоположного лагеря в России, было решено, что обе принцессы поедут под вымышленными именами. На документе Иоганны значится: «Графиня Рейнбек». Как она полагает, эта тайна придает поездке остроту. Четыре тяжелые кареты, в которых едут мать, дочь, их свита и багаж, очень неудобны и плохо подвешены. Да и время года для путешествия – не лучшее. Снег еще не выпал, но очень холодно, и не спасают даже маленькие жаровни внутри карет. Закутанные в меха, с лицом, закрытым маской, чтобы уберечь нос и щеки, женщины едут в полузабытьи. Порою сильный толчок причиняет боль в пояснице. Слышатся вскрики. Карета опрокидывается в канаву. Кучер бранится. Приходится выходить на ледяной ветер. И снова в путь. Перегоны длинные, монотонные и утомительные. На прусских почтовых станциях еда невкусная, а покой ненадежный. Как напишет Иоганна: «Комнаты для проезжающих не отапливались, и нам приходилось ютиться в комнате самого станционного смотрителя, мало отличавшейся от свинарника: муж, жена, сторожевая собака, куры и дети спали бок о бок в колыбельках, кроватях, за печкой и на матрацах на полу». У Фикхен несварение желудка от большого количества выпитого пива. За Мемелем дорога становится еще хуже. Почтовые станции, хоть и ужасные, вообще пропали! Как их ругали, а сейчас и они бы пригодились. Приходится нанимать лошадей у крестьян. Чтобы запрячь весь обоз, нужно двадцать четыре лошади. Каждый раз споры, торг, все это раздражает Иоганну. В ожидании снега к каретам привязывают сани.

В Елгаве, куда наконец прибыли измученные путешественницы, стоит русский гарнизон. Начальник его, полковник Воейков, весьма учтиво представляется Иоганне, показывает ей город и сообщает, что ему поручено сопровождать ее до Риги. На следующий день, подъезжая к Риге, Фикхен и мамаша испуганно вздрагивают от множества выстрелов. Воейков объясняет, что эта пальба – салют местного гарнизона в их честь. Обоз останавливается. Князь Семен Кириллович Нарышкин, придворный церемониймейстер и бывший посол в Лондоне, с вице-губернатором князем Долгоруким с глубоким поклоном представляются немецким принцессам, передают им от имени императрицы собольи шубы и просят пересесть в парадные сани; в них они быстро едут в замок. Там лакеи в ливреях размеренным шагом проводят их в отведенные апартаменты.

Еще не придя в себя от неожиданной перемены обстановки, Иоганна и Фикхен быстро переодеваются и направляются в салоны, где их ожидает довольно пестрое общество. Видя склоненные перед ней головы, Иоганна чувствует себя на верху блаженства. После грубости почтовых станционных смотрителей эти почести ей как награда за все тяготы. Она напишет впоследствии: «Когда я направляюсь к столу, в доме слышится музыка, играют трубы, флейты и гобои, на улице бьют барабаны гвардейцев… Мне не верится, что все это из-за моей скромной персоны, ради которой в других местах едва ударят в барабан, а то и вовсе ничего не слышно». А Фикхен жадно вглядывается в этот новый мир. Вокруг все говорят по-французски и по-немецки, а ведь она в России! На родине Петра Великого и, может быть, в будущем ее родине. Наконец она там, куда стремилась. С этого дня каждый ее шаг имеет значение. Главное – не споткнуться, не ошибиться.

Осмотрев Ригу, путешественницы, под предводительством Нарышкина, вновь пускаются в дорогу. Едут прямо в Санкт-Петербург, где по приказу императрицы они отдохнут и пополнят свой гардероб, прежде чем предстанут перед двором, который находится в это время в Москве.

Организация поездки вполне устраивает Иоганну. Ее сопровождают несколько офицеров, шталмейстер, метрдотель, кондитер, несколько поваров, виночерпий с помощником, слуга, приготовляющий кофе, восемь лакеев, два гренадера и два каптенармуса. Впереди скачет эскадрон кирасиров. Вокруг главной кареты – отряд из всадников ливонского полка. Сани, предоставленные императрицей, очень просторны, изнутри обиты красным сукном с серебряной каймой, с пуховой периной, с подушками из муаровой ткани, одеялами из атласа и дорогих мехов. Снег, солнце, звон бубенцов – все способствует сказочно приятному ощущению.

Вскоре после отъезда из Риги пышный кортеж двух принцесс повстречал несколько бедных карет с задернутыми занавесками, окруженных солдатами. София спрашивает, кто эти невидимые путники. Нарышкин смущенно и уклончиво отвечает, что это, возможно, семейство герцога Антона Ульриха Брауншвейгского. Позже София узнает, что свергнутый юный царь Иван VI и его мать, бывшая регентша Анна, именно в этот день были схвачены в Риге и отвезены в Ораниенбаум, где их заточили в крепость.

В то время как София мечтала о встрече с щедрой царицей, ожидавшей ее в Москве, чтобы построить, быть может, ее счастливое будущее, невинные жертвы этой самой женщины проехали в двух шагах от нее по заснеженной дороге в запертых санях и в окружении сурового конвоя. Так путь к славе пересекается с дорогой несчастья. Казалось, что судьба, играя, показала той, кого возвышают, трагедию тех, кого преследует злой рок.

3 февраля (теперь будем называть даты по юлианскому календарю, принятому тогда в России, а он отстает от общеевропейского на тринадцать дней) прибыли они в Санкт-Петербург, и сани остановились у крыльца Зимнего дворца.[7]7
  Речь идет не о том Зимнем дворце, который построил Растрелли по приказу Елизаветы и который можно видеть и сейчас, а о Зимнем, сооруженном Петром I; он находился на том месте, где сейчас музей Эрмитаж.


[Закрыть] Полдень. Мороз и солнце, все сверкает – от куполов церквей и до Невы, скованной льдом. Когда принцессы, добиравшиеся больше месяца, ступают на заснеженную землю, из-за реки, из Петропавловской крепости, доносятся залпы артиллерийского салюта. У лестницы толпятся придворные и дипломаты, не поехавшие с императрицей в Москву. К Софи подходят четыре фрейлины. «Когда я вошла в свои апартаменты, – напишет Иоганна мужу, – мне представили бесчисленное количество людей. А у меня язык присох от холода. Обедаю с дамами и кавалерами, приставленными ко мне ее императорским величеством. Меня обслуживают, как королеву».

Она тотчас и с наслаждением погружается в атмосферу придворных интриг. Оставшийся в Петербурге посол Франции маркиз де Ла Шетарди, бывший любовник императрицы, исподтишка руководит профранцузской партией и благоприятствует браку юной Софии Анхальт-Цербстской; он осыпает комплиментами Иоганну и уверяет, что она призвана сыграть выдающуюся роль в брачных союзах. Посол говорит о необходимости сломить ужасного Бестужева, фанатичного сторонника сближения с Австрией. Для этого надо срочно воспользоваться приездом в Россию будущей невесты наследника трона. 10 февраля – день рождения великого князя. Если быстро гнать лошадей, можно к этому дню добраться до Москвы. Императрице будет приятно такое усердие. Что делать, придется преодолеть усталость! Иоганна, возбужденная интригой, просит Нарышкина поспешить с отъездом. В этой авантюре она мало думает о Фикхен. Однако мужу своему она напишет на каком-то жаргоне – смеси немецкого с французским: «Figchen southeniert die fatige besser als ich» (Фикхен переносит усталость лучше меня). Королю Фридриху II: «Дочь моя отлично переносит усталость; как молодой солдат, она презирает опасность, поскольку не знает о ней, ее восхищает величие всего окружающего». Ее главная забота – чтобы Фикхен перенесла все испытания и не заболела, ибо малейшее недомогание невесты великого князя может быть использовано против нее противниками прусских интересов. Императрица не потерпит невестку со слабым здоровьем. Так что все надо делать быстро и при этом не болеть.

Перед тем как уложить багаж, Софи успевает со своими статс-дамами посмотреть город. Она оказалась в центре карнавала. Толпа неторопливо веселится на ярмарке. Но девушку привлекают не разноцветные качели и не дрессированные медведи. Самое сильное впечатление у нее осталось от вида гвардейских казарм, этого исторического места: три года тому назад, выйдя отсюда, Елизавета завоевала трон. Она видит суровых гренадеров Преображенского полка – это они сопровождали царицу в ночь с 5 на 6 декабря 1741 года. Попросила она показать путь, каким они прошли до Зимнего дворца с криками «Да здравствует матушка Елизавета!». Рассказ об этом перевороте преисполняет ее вещим возбуждением. К обязанностям текущего дня она возвращается нехотя. А мать торопится. Все готово к отъезду. Выезжают в ночь. На рассвете белая дорога сливается с белым небом. И опять София восхищается необъятными просторами русской равнины. Все грандиозно в этой стране: расстояния, холод, политические страсти. Иоганна тихо хнычет. Вот уже несколько минут ей кажется, что глаза ее замерзли, а в ноздрях образовались сосульки. К счастью, вид русского эскорта, скачущего по бокам саней, напоминает ей, что она мать будущей невесты великого князя, тетка наследника русского трона, тайный агент короля Пруссии Фридриха, доверенное лицо и союзница посла Франции…

Сани мчатся по девственно-белому снегу. Движение не прекращается ни днем, ни ночью. В семидесяти верстах от Москвы в сани двух принцесс запрягают шестнадцать лошадей. Проезжая на бешеной скорости какое-то селение, сани задевают угол здания. С крыши экипажа падает железная перекладина и ударяет по голове и по плечу Иоганну. Она громко вскрикивает, и первая мысль ее: задание срывается. Как бороться с Бестужевым, когда на голове шишка и бок болит? София ее успокаивает: ничего не видно, нет даже синяка. Зато два гренадера-преображенца остались на снегу с окровавленными головами. Они сидели на передке саней и приняли главный удар на себя. Вокруг остановившегося поезда собираются крестьяне, перешептываются: «Великому князю суженую везут». Воейков приказывает оказать помощь раненым.

И вот уже кучер вновь взмахивает кнутом, подстегивая лошадей.

9 февраля, около восьми часов вечера, кортеж из тридцати саней добирается до Москвы и останавливается в Кремле, перед деревянным крыльцом царских палат. С момента, когда Иоганна получила в Цербсте приглашение от Елизаветы Российской, прошло пятьдесят дней. И вот она сейчас встретит женщину, перед которой трепещет вся империя. На последней промежуточной станции они с Фикхен переоделись в придворные платья, подаренные им императрицей. В своих «Мемуарах» Екатерина напишет: «Помню, на мне было платье-камзол без фижм переливчатого розово-серебристого цвета». Принц Гессен-Гомбургский провел принцесс в их апартаменты, и едва они успели привести себя в порядок, как прибежал великий князь Карл Петр Ульрих. При виде его у Фикхен больно сжалось сердце. Длинное лицо, глаза навыкате, безвольный рот – все признаки вырождения. В ее воспоминаниях он не выглядел столь уродливым и болезненным. Неужели так изменился с той встречи? Или, сама того не понимая, она идеализировала его черты? Во всяком случае, он проявляет большую радость при виде тетушки и кузины. Поприветствовав с прибытием по-немецки, он приглашает их проследовать к ее императорскому величеству.

Процессия проходит по анфиладе залов, полных вельмож в золотых мундирах и придворных дам в платьях, по элегантности не уступающих Версалю, на зависть Иоганны.

Она шагает как по облакам, опираясь на руку великого князя Петра. За ними выступает Фикхен под руку с принцем Гессен-Гомбургским. Как только процессия входит в приемный зал императрицы, противоположная дверь распахивается и появляется Елизавета Российская. Это высокая, красивая женщина лет тридцати пяти, с румяным лицом, полная, крепкого сложения, затянутая в платье с фижмами холодно-серебристого цвета с золотой вышивкой. Говорят, она весьма кокетлива. В ее гардеробе – пятнадцать тысяч платьев во французском вкусе и пять тысяч пар туфель. Как запишет позже София: «На голове ее было черное перо сбоку, волосы на прямой пробор, без парика, в прическу вкраплено множество бриллиантов». Девушка собрала все силы, чтобы не упасть в обморок при виде сверхъестественного существа, украшенного, как реликвия в драгоценной оправе. Но ей удается быстро совладать с собой. Ей придает силы сознание своей роли. Она склоняется в весьма грациозном реверансе на французский манер. Рядом с ней сияющая Иоганна бормочет какой-то комплимент императрице, благодарит за благодеяния и целует ей руку. И хотя Елизавета привыкла к проявлениям почитания такого рода, она тоже явно взволнована. Вглядываясь в черты Иоганны, она находит в них сходство с лицом покойного жениха. Переведя взор на Софию, она приятно удивлена ее свежестью, покорностью и умным выражением лица. Первое впечатление: выбор отменный. Дурачок Петр получит королевский подарок в постель. Сумеет ли он сделать счастливой эту девочку? Неважно!

Во все время долгой встречи в приемном зале, а затем в покоях царицы Софи чувствует, что ее разглядывают, мысленно раздевают и ощупывают, как взвешивает и осматривает товар осторожный покупатель. Она ожидала этого. Это входит в обязанности принцессы на выданье. Вокруг придворные и дипломаты наблюдают всю эту сцену. Удовлетворение, написанное на высокомерном лице Елизаветы, придает оптимизма франко-прусскому клану во главе с послом Пруссии Мардефельдом, маркизом де Ла Шетарди и лекарем ее величества Лестоком. Зато на лице канцлера Бестужева, сторонника союза с Австрией, Англией и Саксонией, – деланая улыбка, за которой скрывается досада.

На следующий день, 10 (21) февраля, в день рождения великого князя, императрица предстает перед толпой придворных в коричневом платье, расшитом серебром, а на голове, шее и корсаже – созвездие драгоценностей. Обер-егермейстер граф Алексей Разумовский следует за ней, неся на золотом подносе орден Святой Екатерины. Вот уже несколько лет Разумовский – титулованный любовник императрицы. Его прозвали «ночным императором». «Это был один из красивейших мужчин, каких я когда-либо видела», – напишет Екатерина в своих «Мемуарах». А ведь этот красавец был сыном простого украинского крестьянина, он обладал великолепным голосом, и Елизавета взяла его в церковный хор дворцовой часовни, а затем уже привлекла в свою спальню. Ночные услуги певца принесли ему немало почетных титулов, в том числе графский. Некоторые даже поговаривают, что он тайно обвенчан с царицей. Как ни странно, он не использует свое влияние на императрицу в политических целях. Фикхен с почтительным любопытством разглядывает этого важного вельможу: мужчина зрелого возраста, с правильными чертами лица, с манящим взором, на голове – напудренный парик. Не зная точно, в чем состоят обязанности фаворита, она видит в нем загадочного слугу прихотей ее величества, что-то вроде огромной ходячей конфетки. Раз он нравится царице, значит, у него есть какие-то сверхъестественные, возвышенные качества. Она готова оправдать все в этом завораживающем ее дворце, и никаких критических замечаний у нее нет. Она хочет узнать как можно больше. По всему, в тот день у императрицы было отличное настроение. С величественной улыбкой подходит она к Фикхен и ее матери и вручает им орден Святой Екатерины. Чоглокова и Воронцова, «дамы с портретом» императрицы,[8]8
  «Дамами с портретом» именовали особ, которые в силу своего родства с императрицей либо за особые заслуги имели право носить при дворе миниатюрный портрет ее величества в бриллиантовой оправе.


[Закрыть] прикалывают орденские звезды на платья немецких принцесс. Все вокруг выглядят взволнованными. «Мы с дочкой живем по-королевски», – напишет Иоганна в письме к мужу. Мысленно она уже видит Фикхен женой великого князя, а себя – в роли советницы царицы на благо Пруссии. Бестужев же – с позором «свергнут».