Текст книги "Каталог проклятий. Антология русского хоррора"

Грициан Андреев

Письма с фронта

Дорогая Элизабет, пользуясь свободной минутой, пишу тебе это письмо. Не описать никакими словами, как горестно и невыносимо мне находиться вдали от тебя. Знай, что лишь моя любовь к тебе придает мне силы и желание жить. Лишь ради тебя я живу и борюсь. Я думаю о тебе каждый день, каждую минуту, каждую секунду с того самого дня, как мы с тобой расстались. Ты даже не представляешь, как по тебе я тоскую. Милая моя Элизабет, всякий раз я засыпаю с мыслями о тебе. Не могу позабыть твои нежные руки. Вспоминаю минуты, проведенные с тобой. Сейчас, когда мы так далеки друг от друга, я понимаю, насколько ты дорога мне. Я не могу дождаться того дня, когда мы с тобой будем вместе. Я прошу, дождись меня, и я вновь смогу тебя прижать к своей груди, моя Элизабет.

Не хотел писать о тех ужасах, что здесь происходят, но думаю, ты должна знать… Все должны знать, что мы находимся в настоящем аду на земле.

Пишу тебе в окопах в нескольких метрах от противника. Каждую минуту опасаюсь за жизнь. День и ночь вязну до колен в сырой земле.

Еще раз прости, что тебе приходится читать весь этот ужас, но, если я не вернусь, ты должна рассказать всем, что тут происходит.

Война становится все ожесточеннее и все ужаснее. Недавно был сюрреалистичный в своих ужасах бой. Я видел небо, которое было покрыто дымчато-серым цветом, раскрашенное ночью фантастическими извивающимися языками оранжевого, желтого, красного и ледяного цвета, которые поднимались от практически непрерывных артиллерийских обстрелов. В ходе боя было выпущено около сотни снарядов, измельчивших меловую землю, превратив леса в почерневшие осколки, а землю – в разрушенный лунный ландшафт. Этот непрекращающийся дождь снарядов рассекал и перерубал тела, рвал могилы, извергал человеческие конечности, куски плоти и костей на всем поле, где они гнили на открытом воздухе. У нас не было связи с тылом в течение трех дней и ночей из-за непрекращающейся бомбардировки. Мы не могли даже получить свой паёк, ели только печенье и шоколад, а пить было почти нечего. Нужно иметь сильное сердце, чтобы вынести такие мучения. Это не война, это бойня. Больше всего пострадали раненые и вместе с ними носильщики, которые их переносят. Некоторые из носильщиков несли раненых солдат с линии фронта до нашего поста, а оттуда нужно было пройти еще почти два километра с носилками, прежде чем их можно было перевезти на машине. Представь себе такую прогулку под дождем из снарядов, который почти никогда не останавливается, через пейзаж, полный воронок, почерневших стволов деревьев и разорванной колючей проволоки, через глубокую грязь и в некоторых местах через глину, где носильщики погружались по пояс, будучи вынуждены звать на помощь, чтобы выбраться из этого дерьма… Несчастные воины с обеих сторон едят, спят и дерутся среди мертвых. А еще вонь. Она просто невыносима и сводит с ума. Тут несет смертью. От нас всех. Еще раз прости меня за эти тяжелые слова, которые тебе приходится читать. Знай, что я обязательно вернусь к тебе и больше никогда тебя не покину. Я буду молить Господа о приближении нашей встречи, чтобы мы с тобой никогда больше не расставались.

На веки твой Кристоф

11 апреля 1916 года. Верден.

* * *

Не знаю, сколько раз я прочитала за месяц это письмо. Может быть, сотый или двухсотый раз. Серый лист, исписанный твердой рукой, превратился от потертостей и пролитых слез в некое подобие старой потрепанной ткани. Прижав письмо к груди, охваченная ужасом, я лежала в своей кровати, вздрагивая при каждом скрипе и шорохе. Старый дом всегда издавал такие звуки ночью. Он словно оживал в это время суток. Половицы скрипели, окна стучали, устало стонали суковатые доски стен. Ветер, гуляющий по комнатам, издавал прерывистые звуки, словно дом дышал. Страх осушил мои слезы и сделал дыхание неритмичным. Он обострил мой слух, и теперь я улавливала каждое дыхание дома.

Я не всегда боялась этих звуков, но я и не всегда была одна.

С Кристофом мы переехали в этот дом несколько лет назад. И практически перед тем как его забрали на фронт, мы поженились. Этот дом был как раз для нас. Я признаю, что он был немного дороговат, но мой муж мог себе это позволить, он устроился в качестве городского почтмейстера, и эта работа приносила нам хоть и небольшой, но постоянный доход. Он купил дом, устроился на работу, и мы были счастливы.

Порой порывистый ветер сотрясал дом; скрипели старые балки. Снаружи стонали и шатались деревья, но Кристоф был со мной, и я ничего не боялась.

Но это было раньше. До войны. Перед тем как он ушел на фронт. До того как наших людей отправили сражаться, гнить и умирать в тех ужасных окопах во Франции. Сейчас я лежу одна в эту холодную ветреную ночь в доме, полном воображаемых привидений и странных звуков. Напуганная слишком земными опасностями, с которыми сталкивается мой муж так далеко от меня. Какое-то время я бездумно следила за тем, как скользят по стене комнаты тени, которые отбрасывает густая крона старого дуба за окном, словно они пляшут по стенам. Стоило оглянуться – тени прятались где-то позади, в темноте коридора, и едва слышным шорохом касался слуха их злорадный смех. Ночь за окном, стук дождя, свет свечей – все это рождало пугающую атмосферу.

Странная штука. Некоторые вещи в определенном случае могут быть скучными и незаслуживающими особого внимания, а в другом – могут быть весьма пугающими. Шум, который я услышала в ту ночь, мог бы показаться непримечательным. Но, в лежа постели в моем старом доме, этот звук напугал меня до смерти.

Входная дверь со скрипом отворилась, впустив волну холодного воздуха. В коридоре заскрипели старые половицы, и я торопливо повернула голову к закрытой двери спальни, на всякий случай прикрыв глаза и сосредоточась на том, чтобы дыхание было ровным и размеренным. Может, это просто сон? Или мое разыгравшееся воображение? Шаги приблизились, щелкнула ручка, и с тихим шорохом дверь отворилась. В груди уже жгло, громко колотилось сердце, стук глухо отдавался в ушах. Кто-то остановился на пороге, и я почувствовала на себе тяжелый взгляд. Пульс бился бешеным ритмом, сердце выбивало сто ударов в минуту. Холодный пот, прилепивший локоны к моей шее, бросал в дрожь. Непонятное чувство тревоги развивалось в животе, мои руки словно покалывали сотни иголок, во рту стало совершенно сухо, когда я слышала, как тяжелые ботинки тащатся по половицам, приближаясь ко мне. Мой живот сжался, как будто он пытался физически изгнать этот недавно осязаемый, ядовитый страх из моего тела. Я была на грани потери сознания. Но когда я открыла глаза и из темноты появилось лицо мужчины, все изменилось в одно мгновение.

Я кричала и плакала, бросаясь в его объятия.

Кристоф! Ты вернулся!

Мы оба сидели на кровати в слезах, когда он изо всех сил пытался найти слова, чтобы объяснить его возвращение. Он рассказал все об обстреле, которым они подверглись, о его пребывании в военном госпитале с Реджем, который был нашим соседом и мужем моей лучшей подруги Коллет. Он рассказал о шрапнели в его руках и спине, его увольнении со службы и о том, что Редж должен вскоре быть также уволен. Он сказал, что Реджа ранили в живот, но все обошлось, и он быстро идет на поправку. Вскоре после этого он лег спать, даже не поужинав. Возможно, он просто устал.

Я крепко спала в ту ночь, прижавшись к своему любимому мужу. Наутро Кристоф встал очень рано. Он сказал, что у него нет времени на завтрак, так как ему нужно отправиться на почту, чтобы возобновить свои обязанности почтмейстера. Я сочла это довольно необычным. Однако я не сказала ни слова, так как была просто счастлива, что он вернулся домой, и подумала, что он просто хочет скорее вернуться к своей обычной жизни и забыть все эти ужасы войны.

Кристоф вернулся спустя два часа, с огромным мешком писем, который он небрежно бросил на кухонный стол. Он сидел, сортируя корреспонденцию в течение некоторого времени, и я заметила, что он положил примерно две дюжины почтовых отправлений в маленькое железное ведро с отходами, которое мы держали рядом с печью.

Заметив мое любопытство, Кристоф объяснил, что это просто мусор, и я должна его сжечь. Затем с резкостью, которую я никогда не слышала в его голосе, он приказал мне не открывать и не читать ни одно из этих писем. Они должны были быть уничтожены и ничего более.

После того как он предъявил свои требования, он ушел в свою комнату. В ту минуту, когда он скрылся из виду, я схватила письма из железной корзины и сделала, как мне сказал мой муж, сжигая их в печи один за другим. Однако после пятого письма я начала замечать закономерность. Все письма были адресованы женщинам в нашей деревне или соседним городам. И у них всех была армейская печать. Я была озадачена этим, но мое общее замешательство сменилось ужасом, когда я наткнулась на очередное письмо, которое я собиралась кинуть в горящую печь.

Оно было адресовано мне.

Теряя самообладание с каждой секундой, я открыла письмо и начала читать. Это было официальное письмо для меня, в котором выражались соболезнования и сообщалось, что Кристоф вместе со своим взводом был убит в бою. По глупости и страху я бросила письмо в печь, уничтожив его.

После нескольких минут бессмысленного рыдания я просмотрела другие письма. Последнее письмо было адресовано Коллет.

Кристоф пришел домой позже тем вечером. Второй вечер подряд он отказывался есть. В этот момент я начала понимать, что я не только ни разу не видела, как он ел и пил, когда он был дома, но я также не видела, как он спал. Через несколько минут Кристоф прервал мою задумчивость, холодно спросив меня, уничтожила ли я письма, как он просил. Я робко кивнула. В конце концов, это было отчасти правдой. Я уничтожила все письма, все, кроме одного – того, что адресовано Коллет.

Той ночью, лежа в постели, хотя мои глаза были закрыты, я чувствовала, как Кристоф смотрит на меня. Он мог смотреть на меня часами. И я всегда чувствовала его тяжелый взгляд, который словно просвечивал меня насквозь. Когда он в конце концов встал с постели после полуночи, я подумала, что это потому, что он был уверен, что я заснула.

Я напрягла свой слух, слыша, как он внизу говорит странным голосом. Это был определенно Кристоф, но его голос… И это был точно не французский или любой другой язык, который я узнала бы. Он говорил гортанно, невнятно, на каком-то пугающем диалекте.

На следующее утро я проснулась и обнаружила, что он, как и прежде, стоял одетый, как и прежде, он отказался от завтрака и ушел на работу. Но в тот день у меня был план. Если бы я могла просто добраться до Коллет и показать ей письмо, мы вдвоем могли бы найти выход из этого ада.

Я была близка к тому, чтобы снова потерять самообладание, но я твердо постучала в дверь Коллет.

Она открыла дверь широко улыбаясь. В ее глазах было столько счастья и тепла, что их сияние могло затмить свет солнечного дня. Прежде чем я смогла собраться с мыслями, показать ей письмо и объяснить, что произошло, она произнесла пять маленьких слов.

– Редж пришел домой вчера вечером!

И этими маленькими словами она разрушила все мои надежды на то, что мне удастся избежать этого кошмара.

Борясь с узлами, которые скрутили мой живот, мне удалось спросить Коллет, где Редж, и она сказала мне, что он сопровождает Кристофа в сортировочную службу округа, чтобы устроиться на новую работу.

Это все случилось три месяца назад. С тех пор десятки мужчин "пришли домой". Все без исключения, и благодаря моему мужу, все они получили работу в почтовом отделении и других службах связи.

Когда я лежу ночью в постели, я чувствую дрожь во всем теле, но мне не холодно. Что-то безгранично тяжелое придавило душу. Это невыносимое чудовищно-ледяное ощущение одиночества рядом с некогда близким человеком равносильно пытке. Шумы дома больше не пугают меня. Но когда мой муж приходит домой после своего почтового маршрута, моя кровь стынет в жилах.

Регина Зайнуллина

Шурале

Дорога проходила спокойно. Юлия и Ренат исполняли свою давнюю мечту – оставляли город и переезжали жить на маленькую ферму в небольшое село. С собой они везли двух своих детей: Еву и Алексея. И детей это совсем не радовало. Ева, девушка пятнадцати лет, привыкшая к городской жизни, откровенно злилась на родителей, что потащили её в такую глушь. Она любила молодежные роликовые тусовки в парке и бесконечные посиделки в кафешках. Перед отъездом Ева закатила грандиозный скандал, отказываясь «становиться вонючей колхозницей», и обещала, что на следующий год поступит в городской колледж и больше не вернется к родителям.

Семилетний Алеша тоже был огорчен. Он оставил своих дворовых друзей, с которыми собирался дружить до конца жизни, и чувствовал себя одиноко. Расстроенные дети сидели на заднем сиденье старенькой "Тойоты" и молча смотрели на лесные пейзажи вокруг.

Местность действительно была очень живописная. Этот край Башкирии славился своими бескрайними дикими лесами. Они простирались на большие расстояния и были полны различной живности: от мелких грызунов до огромных бурых медведей. Это и привлекло Юлию с Ренатом, когда они искали себе домик. Ренат увлекался охотой и мечтал жить поближе к природе, как в детстве. Он вырос в семье деревенского охотника, но в молодости перебрался в город, где и познакомился с будущей женой. И хотя она прожила всю жизнь в городе, идея с фермой ей сразу понравилась. Её всегда тянуло к природе и земле.

И вот они нашли недорогой домик с землей у самого леса, с сараем для домашних животных и небольшим полем и, продав городскую квартиру, отправили всё свое имущество и мебель двумя "Газельками" в новый дом, а сами поехали следом.

Лес вдоль дороги начался уже минут сорок назад и не собирался заканчиваться. Вековые сосны возвышались стеной по обе стороны дороги, а сама дорога была на удивление пустынной. Дети никогда не были в этой части Башкирии, поэтому смотрели на эту дикую красоту удивленно и немного с опаской. Слишком непривычный пейзаж для городского жителя.

Каждый думал о своем, как вдруг прямо из леса на дорогу выпрыгнул большой черный волк. Он посмотрел на людей в машине и оскалил зубы. Дети закричали, а Ренат, резко повернув руль, кое-как вырулил и выровнял машину. Хорошо, что встречных машин не было. За всё время, как они выехали на эту дорогу, они встретили только один грузовик и старенький трактор. Все были в шоке и просто не знали, что сказать.

– Что… что это!? – пропищала Ева.

– Такое иногда случается, – попытался успокоить всех Ренат. – Животные выбегают на дорогу из леса. У нас возле города тоже, бывало, лось или лиса выскакивали прямо на дорогу.

– Это был волк, папа! Волк! Настоящий! С зубами!

– Да, в этих лесах есть волки, но они обитают глубоко и не выходят обычно к деревням. Если что, у меня есть ружье, вы же знаете. Нечего беспокоиться!

Но после этого происшествия всем было не по себе. Остальную часть пути ехали молча.

Они свернули после указателя на боковую дорогу и заехали в небольшое село.

– Это ваша школа, – сказала Юлия, указав на двухэтажное кирпичное здание, мимо которого они проезжали.

В ответ им с заднего сиденья раздалось недовольное фырканье.

В поселке также был небольшой супермаркет, несколько магазинов помельче, больница и парочка административных зданий, в одном из которых собирался работать Ренат и его документы уже были на оформлении. Юлия же планировала заниматься домашним хозяйством.

До их дома пришлось проехать еще немного. Он стоял в отдалении, и к нему вела единственная дорога из села. За домом стеной начинался лес. Взрослые сразу влюбились в этот уютный дом и надеялись, что со временем дети его тоже полюбят.

* * *

Это был первый день в новом доме. Вчера они успели только немного распаковать вещи и поужинать едой быстрого приготовления. На календаре – начало июня, и у детей еще впереди целое лето. Взрослые взялись за обустройство дома, а Ева открывала коробки и искала свои наряды.

Алеша вышел на крыльцо и осмотрелся вокруг.

"Надо исследовать территорию", – решил он.

Первым делом он направился в сарай, но и сарай, и хозблок рядом с ним были закрыты на замок, поэтому Алеша отправился в поле. Поле было вспахано, видимо, родители уже позаботились об этом и собирались что-то посадить. Он обошел вдоль забора все поле и, не найдя ничего интересного, вернулся во двор. Побродив немного вокруг дома, мальчик обнаружил маленькую калитку в заборе на заднем дворе. Она была совсем незаметна со стороны и идеально сливалась с забором. Это уже что-то интересное! Он немного повозился и открыл её. Калитка противно заскрипела.

За калиткой начиналась тропинка, которая вела прямо в лес. Но родители строго запретили ходить в лес одному. Алеша смотрел на тропинку, отчетливо видневшуюся в траве, и размышлял.

"Я не буду заходить в лес, только пройду по тропинке до его начала", – решил он.

Он шел медленно, вглядываясь в деревья впереди. Вчерашний волк не шел из головы. Но папа ведь сказал, что волки не выходят к деревне.

– Алешка! – услышал он папин голос. Отец шел к нему. – Мы же сказали, что нельзя ходить в лес!

– Папа, я не собирался в лес, только погулять по этой тропинке туда и обратно.

Отец закрыл скрипучую калитку и отвел его в дом. Весь оставшийся день Алеша провел за скучным занятием – раскладыванием своих вещей и игрушек в своей новой комнате.

Когда дети легли спать, Ренат и Юлия, уставшие, но довольные, сидели на новой кухне и попивали вино. Они чувствовали себя очень счастливыми, и эта новая жизнь была им по душе.

– Алешка нашел калитку в заборе за домом, – рассказал Ренат. – Мы её не заметили, когда осматривали дом. За калиткой тропинка в лес. Она выглядит так, как будто по ней часто ходят.

– Ходили, наверное, раньше, просто не заросла ещё, – пожала плечами Юлия. – Мы ведь толком не говорили с бывшим хозяином. Он торопился продать дом, ему надо было срочно уехать куда-то. А его жену мы ни разу не видели.

– Завтра с утра я съезжу в администрацию, узнаю, когда выходить на работу, и в банк – узнать насчет кредита на снегоуборочную машину. Иначе зимой нас никто не разгребет, здесь бывает много снега. Да и в селе смогу подрабатывать, я уже узнавал – ни у кого нет снегоуборщика, а из города они очень редко приезжают.

– Возьми детей. Пусть купят что-нибудь вкусное себе и просто прогуляются.

* * *

Ева стояла у супермаркета и ждала отца с братишкой. Те пошли покупать продукты домой, а она, пробежавшись по магазину и не найдя ничего стоящего, пошла размышлять о своей тяжелой доле на солнышко. Если не считать дороги для машин и небольшой площадки перед администрацией села, то ровных дорог здесь вообще не было, а значит, ролики можно выбросить на помойку.

Как раз в тот момент, когда она думала о том, как же она умудрилась оказаться в этой "жопе мира" и как ей прожить здесь целый год до поступления, перед ней неожиданно появилась какая-то мерзкая старуха. Ева отшатнулась от неожиданности и даже немного испугалась.

– Здравствуй, милочка! Значится, это вы, те новенькие, что купили дом у леса, да? – старуха улыбалась, что совсем не добавляло ей очарования, а, наоборот, превращало её изрезанное морщинами лицо в противную гримасу. И пахло от нее каким-то затхлым плесневелым запахом.

Ева даже не скрывала своего отвращения:

– Мы, а что?

Старуха продолжала улыбаться:

– И брат у тебя младшенький есть, милочка?

– Ну, есть, вам-то что?

Тут она услышала голос Алеши:

– Ева! Смотри, что мы купили!

Она обернулась. Отец с братом шли к ней. Брат нес в руках какие-то коробки со сладостями, что всегда доставляло ему много радости. Ева с облегчением вздохнула и повернулась к старухе. Но та уже уходила восвояси быстрым, не свойственным такому возрасту шагом.

– Кто это был? – спросил отец, подходя к ней.

– Старуха какая-то ненормальная.

– Ладно, поехали.

Девочка снова посмотрела вслед этой старухе, но ее уже нигде не было видно.

Вечером после ужина она сидела у окна в своей комнате и читала журнал. С интернетом здесь были частые перебои, поэтому приходилось развлекать себя старыми способами. Остальные сидели на кухне и играли в какую-то настольную игру. Ева демонстративно игнорировала общие развлечения, показывая своё отношение к новому месту жительства. Перед отъездом она даже пыталась уговорить родителей оставить её жить с бабушкой и дедушкой в городе, но они были непреклонны. Это её жутко злило, и оставалось только мечтать о том времени, когда она окончит девятый класс.

Один год в этой убогой школе с деревенскими детьми! Один год! Ева выбросила журнал и уставилась в окно. Стаканчик пива сейчас бы точно не помешал, но купить незаметно от родителей здесь нет никакой возможности. Есть заныканная пачка сигарет, но за два дня ей так и не представилась возможность выкурить хоть одну сигарету. Может, завтра…

Ее окно, как и окно брата, выходило на задний двор и лес. Было не очень темно. Ночь стояла ясная, и на небе сияла большая луна. "Еще не полная", – отметила про себя Ева. В этот момент она уловила какое-то движение возле забора. "Там, кажется, Алеша нашел калитку", – вспомнила Ева. Она вгляделась туда внимательнее и отпрыгнула в испуге от окна! В тени забора, как ей показалось, стояла горбатая человеческая фигура! Медленно подойдя к окну и посмотрев снова, Ева ничего больше не увидела. Просто забор, просто ночь и много теней от деревьев. Чего только не почудится в этой забытой богом дыре. Ева задернула штору и легла спать.

* * *

Весь следующий день семья работала в поле. Нужно было засадить его овощами. Хоть и поздновато, но земля здесь была на удивление плодородная, поэтому родители надеялись на то, что успеют собрать урожай. После четырех часов детей отправили отдыхать в дом, а сами взрослые поехали в село искать какие-то хозтовары и саженцы.

Ева устроилась за сараем и с наслаждением закурила сигарету. "Придется экономить, – подумала она. – Когда еще выпадет возможность купить новую пачку. Можно попробовать стащить у отца, но если он заметит, то придется не сладко". Она докурила, погасила бычок и закопала его. Услышав неприятный скрип, девочка вышла из своего укрытия и пошла на задний двор.

Как она и предполагала, Алешка открыл калитку и стоял в нерешительности, смотря за забор.

– Эй! Ну-ка, закрой! – крикнула она ему.

– Я недалеко. До того дерева и обратно.

– Ты тупой, что ли! Я папе скажу, что ты не слушался, он тебя накажет!

– А я скажу, что ты курила! Он тебя вообще прибьет!

– Ах ты! Мелкий засранец!

Ева бросилась к брату, но он, зная её реакцию, уже бежал по тропинке в сторону леса. До входа в лес они добежали одновременно. Ева схватила Алешу за шиворот и дала смачный подзатыльник. Тот со всей силы наступил ей на ногу и, вырвавшись, побежал дальше. Ева побежала следом. Быстро его догнав, она сильно схватила его за руку, так что тот захныкал.

– Стой, я сказала! Дальше нельзя! Заблудимся!

Алеша хотел было сказать что-нибудь обидное, но тут его внимание привлекло дерево, стоящее перед ними.

– Смотри, Ева! Что это?

Ева подошла поближе. На дереве был вырезан знак в виде длинной вертикальной черты и четырех маленьких косых линий сверху. Словно ребенок, который рисует елочку, или как топографический знак на картах. Этот знак был выкрашен красной краской, и, похоже, краска была совсем свежая, потому что несколько густых капель еще стекало по стволу вниз.

– Ев, как думаешь, кто это нарисовал?

– Не знаю, пойдем отсюда.

Она взяла брата за руку и повела домой. Подходя к калитке, она бросила взгляд на землю и увидела у забора несколько человеческих следов. Ева закрыла калитку.

– Не ходи туда, Леш! Это нехороший лес! Ладно?

– Почему?

– Потому! Я куплю тебе коробку конфет втайне от родителей. Хорошо?

– Хорошо! – обрадовался мальчик и побежал в дом. Ева глянула на темный лес, сдерживая мурашки, вернулась в дом и закрыла дверь на замок.

* * *

На следующее утро Ева на роликах ехала по дороге в село. Она ехала по самому краю, чтобы съехать на обочину в случае встречной машины. Родители прочитали целую лекцию по технике безопасности, но все-таки отпустили её.

Дорога была неровная, с множеством рытвин и ухабов. Кое-как Ева доехала до магазина, купила коробку конфет Алешке, баночку пива себе, пачку сигарет про запас и жвачку. Вопросы про возраст здесь, видимо, не задавали, поэтому история о попросившем отце, который очень занят, не пригодилась. Это стало приятной неожиданностью. Она загрузила всё в рюкзак и поехала искать уединенный уголок.

Найдя у школы пустую детскую площадку, она удобно устроилась на качелях. Школа представляла собой унылое зрелище, и Ева постепенно вернулась к мыслям о том, как пережить тут целый год. Она так увлеклась своими невеселыми думами, что не заметила, как к ней подошла незнакомая женщина (знакомых тут, в принципе, пока не было). Прятать банку пива уже было поздно, поэтому Ева продолжала сидеть как ни в чем не бывало.

– Тебя зовут Ева? – спросила женщина.

Девочка чуть не поперхнулась, и, пока думала, что ответить, женщина уже продолжила.

– Меня зовут Айгуль Расимовна, я учитель младших классов и буду преподавать у Алеши. Не удивляйся, новенькие сюда редко приезжают, поэтому их все узнают еще до знакомства. Я хотела передать ему эту книгу на лето, пусть прочитает.

Она вытащила из сумки старую потрепанную книгу и сунула ей в руки. Потом резко встала и пошла. Через несколько шагов так же резко она остановилась и обернулась.

– Похоже, ты не из робкого десятка. Тебе это пригодится.

И быстрым шагом удалилась.

Ева, слегка опешившая от такого заявления, выбросила пустую банку и отправилась домой. Общаться с местными желания не было.

Выехав из села, она увидела вдалеке свой дом. От него отъехала машина и выехала на дорогу. Ева прижалась ближе к обочине, полагая, что на пустой дороге объехать её не составит труда. Машина неслась навстречу, и Ева уже разглядела бородатого мужика за рулем. Что-то ухнуло в груди, и девочка почувствовала всем нутром: он не свернет.

Она с разгона скатилась на обочину, но водитель тоже крутанул руль. Ева уже видела его злую ухмылку, и ей ничего не оставалось, как скатиться в кювет.

Кубарем она летела вниз, раздирая кожу об кусты и заросли крапивы. Ударилась головой об камень и потеряла сознание.

Машина уже скрылась в поселке.

* * *

Ей снился странный сон. Она лежала в кювете, и над ней склонился черный волк:

– Возьмем её. Времени почти не осталось.

С другой стороны над ней склонилась старуха:

– Лучше возьмем мальчишку. Чем моложе, тем лучше – больше жизни. А в этой мало страха, но много злости.

Ева резко проснулась. Её сотовый телефон разрывался звонками. Кое-как вытащив его из кармана, она ответила. Взволнованные родители уже места себе не находили. Отец съездил в село, но не нашел её там. Ева сказала, где находится, и через пару минут услышала скрип тормозов. Девочку достали из зарослей и привезли домой. Переломов, кажется, не было. Они обработали ссадины и ушибы и расспросили, как всё было. Отец пришел в ярость и тут же хотел отправиться в село, найти этого мясника, что приезжал днем предлагать свои услуги, но мама уговорила его подождать до утра и не ввязываться в опасный конфликт, а утром обратиться к местному участковому. Пусть он разбирается с этим ублюдком.

Детей отправили спать, а сами долго еще ворочались в кровати, переживая из-за случившегося.

Где-то около часа ночи Ренат решил выйти покурить, все равно сон не шел. Он включил свет на крылечке и сел на ступеньки. Тишина стояла полная, он слышал лай собак из поселка и звук мотоцикла. Потушив бычок в пепельнице, Ренат поднялся, но тут услышал скрип калитки на заднем дворе. Это было странно. Калитка плотно закрывалась на засов, и её не так просто было отворить. Помня о странном мяснике, Ренат тихонько вернулся в дом и взял ружье в шкафу. Дверь он закрыл на замок и стал наблюдать в окно, выходящее на крыльцо. Когда глаза привыкли к темноте, он начал различать тени. Да, во дворе кто-то находился. Он видел две движущиеся тени. Но разглядеть их было невозможно, на свет они не выходили.

Пока Ренат в напряжении вглядывался в окно и думал, что делать, на лестнице со второго этажа послышались шаги. Алеша спускался вниз.

– Алеша! Вернись к себе! – зашипел на него отец, но мальчик продолжал спускаться и подошел прямо к двери.

Глаза его были пусты и безжизненны. Он показал пальцем на дверь:

– Мне надо идти. Он зовет меня.

– Алеша!

Ренат потащил сына в свою спальню.

Но тот начал кричать:

– Мне надо идти! Мне надо идти! – вопил он во все горло.

Юлия проснулась и стала успокаивать Алешу. Она уложила его в свою кровать и крепко обняла. Алеша уснул. Тени во дворе исчезли, возможно, их отпугнул шум в доме. Но уснуть до утра уже не получилось.

Ева лежала в своей комнате и слышала всё, что происходит. Ее окно было открыто, и она слышала скрип калитки, слышала крики брата и слышала, как отец всю ночь ходит по дому, вглядываясь в окна. А в её голове звучали слова: "Лучше возьмем мальчишку. В этой мало страха". Старуха ошибалась. Еву переполнял страх! Она боялась как никогда еще в своей жизни!

* * *

Утром Ренат вышел во двор. Калитка на заднем дворе была распахнута, а у самого забора, где земля была мягкая и податливая, он обнаружил следы. Одни человеческие, другие, видимо, собачьи.

Родители закрыли детей дома, запретив открывать кому-либо, кроме них, и уехали в поселок искать участкового. Ружье отец взял с собой на всякий случай. Этот мясник, похоже, был очень опасен.

Ева с Алешей целый день сидели в гостиной и смотрели телевизор. Родителей всё не было. Братишка, кажется, приболел и все время капризничал. Ева и сама чувствовала себя отвратительно. После вчерашнего падения все тело было в ушибах и синяках, а голова гудела. Алеша лег Еве на колени.

– Ева, почитай мне сказку, как в детстве.

– Лешка, ты чего? Ты же сам умеешь уже читать!

– Ну, почитай! Ну, пожалуйста! – захныкал мальчик.

– Ладно, почитаю! А что?

Тут она вспомнила про вчерашнюю книжку на лето от учительницы. Та, видимо, всё еще лежала в рюкзаке. Ева пошла в свою комнату и достала книгу. "Шурале" было написано на обложке крупными буквами. Ева припомнила, что это, кажется, башкирский лесовик или что-то такое. Она не особо интересовалась мифологией древних башкир, а точнее, ей это совсем было не интересно. Однако про Шурале им учительница рассказывала, и этот персонаж отложился в памяти. Ева открыла книгу, и у нее перехватило дыхание! На всей странице, прямо поверх сказки, красной краской был нарисован тот же знак, что они видели в лесу. Она пролистала книгу. Этот знак был на каждой странице книги. Но не только он. На полях мелкими буквами хаотично были разбросаны записи: боится воды, боится топора, дождь спасает, но не снег, полнолуние – жертва. Ева захлопнула и выбросила книгу в угол комнаты.