Текст книги "Пустой дом Шерлока Холмса (сборник)"

Джуд Парсонс
Дело о шелковом зонтике

Глэдис поставила чашку на блюдце и наклонилась над столом, чтобы оказаться поближе к сестре.

– Мистер Шерлок Холмс? Удивительный человек, дорогая, и такой умный! – Она снова взяла чашку и заерзала на стуле, устраиваясь поудобнее, будто бы это могло придать вес ее утверждению. Она сделала маленький глоток и продолжила: – О да, и очень уважаемый. Может, немного странный в своих привычках, но вот его друг, милый доктор Уотсон, совсем другое дело. Очень приятный джентльмен! – Она немного покраснела, и ее рука красноречивым жестом метнулась поправлять прическу. – И всегда такой вежливый. Правда, он женат, – добавила она с некоторым сожалением. – Но я ни разу не встречала его жену. Нет, что ты! Мы же вращаемся в разных кругах, так что нет. Но я уверена, что она приятная женщина.

Марджори кивнула и тоже глотнула чаю. Она хорошо знала, что Глэдис расскажет больше, если ее не перебивать, и своевременного кивка и приподнятой брови будет достаточно, чтобы поток свежих сплетен не иссякал. С внимательной улыбкой она ждала, пока Глэдис найдет в своих мыслях что-нибудь еще достойное упоминания, однако та уже успела потерять нить разговора и вспомнила о манерах.

– А как твое путешествие? – спросила она. – Надеюсь, оно было не слишком утомительным?

– Все было вполне комфортно, – ответила Марджори. – Большую часть пути вагон был в полном моем распоряжении. Виды из окна были просто великолепны. Мне кажется, или нарциссы рановато зацвели в этом году?

– Даже не знаю, я об этом не думала. Может, и рано. Наверное, я не замечаю этого так, как ты, дорогуша. – Глэдис глянула в окно, на двух смеющихся детей, как раз в это время пробегавших за собакой. – Жить в одиночестве… – снова начала она. – Иногда это непросто. Сначала, когда такой видный джентльмен снял у меня комнату, я думала… но нет. Это не мой тип, слишком бесцеремонен. Ничего неприличного, разумеется, ты же понимаешь…

– О боже, разумеется, нет, – вставила Марджори. – Но девушка должна быть осторожной, не правда ли?

– Ну конечно, в подобных вещах нет никаких сомнений, и все об этом знают. У меня респектабельная гостиница.

– Ну конечно, милочка, – согласилась Марджори. – И ты держишь ее в полном порядке.

– Очень мило с твоей стороны, дорогая. А как твой Фрэнк, он здоров?

– О да, вполне, благодарю, – вежливо ответила Марджори.

Глэдис никак не могла разобраться в себе. Завидовала ли она скучному браку Марджори и той надежности, которой он ее обеспечивал, или ей больше по душе был ее собственный статус вдовы и завидная для многих роль домовладелицы, у которой квартировался знаменитый сыщик? Наверное, решила она, как бы ни сложилась судьба человека, всегда найдется что-то, чего ему будет недоставать.

– А сейчас мистер Холмс у себя? – Этот вопрос Марджори задала скорее для того, чтобы подстегнуть болтливый язычок сестры, нежели потому, что ее интересовал ответ.

– Нет, дорогуша, – фыркнула Глэдис. – Он ушел по делам. – И она закивала головой, как человек, считающий себя весьма осведомленным. – Сегодня утром к нему пришла дама. Это было в половине одиннадцатого, потому что я только поставила чайник для утреннего чая. Разговаривала она очень вежливо. У нее еще пальто было от хорошего портного, такие швы ручной работы, и сапоги блестели просто идеально. Я бы сказала, из Италии.

– Из самой Италии? Надо же! И она так далеко ехала ради того, чтобы с ним встретиться?!

– Нет, дорогуша, это сапоги из Италии, – поправила сестру Глэдис. – А сама леди явно англичанка, у нее чистейший выговор. И дело у нее такое необычное. – Глэдис взяла паузу, прекрасно осознавая, какие муки будет испытывать ее собеседница.

– Ты присутствовала при их разговоре?

– Ну, не совсем, – призналась Глэдис. – Но понимаешь, шкаф, стоящий в коридоре, требовал немедленной полировки, и, работая там, я не могла не услышать доносившиеся до меня слова.

– Ах, эти деревянные дома такие звукопроницаемые! – подтвердила Марджори.

– Действительно. Вдобавок у мистера Холмса очень громкий голос. Его невозможно не услышать, как бы ты ни старался. – И, закончив с оправданиями, Глэдис перешла к самой истории. – Похоже, накануне у этой леди пропал зонтик. Наверное, очень редкий и дорогой.

Марджори подалась вперед, но Глэдис уставилась невидящими глазами в стену, будто вспоминая что-то.

– Помнишь, у меня раньше был зонтик? Такой, с желтыми ленточками? – Глэдис вздохнула. – Я его просто обожала. И так расстроилась, когда он потерялся.

– Помню. – Марджори действительно помнила. Глэдис устроила настоящую греческую трагедию из-за потерянного зонтика.

– А пропавший зонтик, о котором говорила та леди, тоже был желтым? – Марджори хотела услышать продолжение истории, и Глэдис заметила выражение острого любопытства на ее лице.

– Нет! Этот зонт был из тончайшего шелка, подарок ее тетушки, от которой эта леди и ее муж в скором времени ожидают солидного наследства, если я не ошибаюсь. Судя по всему, тетушка будет крайне недовольна, если окажется, что молодая леди потеряла ее подарок.

– Хм-м, – Марджори на мгновение задумалась. – А в этой истории есть что-нибудь конкретнее предположений? Может быть, кто-то пытается лишить молодую пару наследства?

– Да, это вполне возможно, – согласилась Глэдис.

– Но разве Шерлока Холмса заинтересует такая мелочь, как потерянный зонтик? – нахмурилась Марджори.

– Напротив! – возразила Глэдис. – У мистера Холмса великолепное чутье на загадки. К тому же он часто говорит, что некоторые вещи не так просты, как это может показаться на первый взгляд.

– Значит, мистер Холмс полагает, что эта история тоже не так проста? И он этим сейчас занимается? Расследует это дело?

– Да, он ушел довольно рано утром. Но что же это я! Ты, должно быть, устала после путешествия! А я тут без конца болтаю и не даю тебе и слова вставить о твоих новостях. Дорогая Марджори, как же я рада тебя видеть! – Глэдис потянулась через стол и похлопала сестру по руке. – Может быть, мы сейчас отдохнем, а утром ты расскажешь мне, как поживают Фрэнк и дети?

Марджори открыла глаза в полной темноте. Она была уверена, что ее что-то разбудило. Она внимательно прислушалась. Точно: послышался неясный шорох и скрип дверной петли. Она выбралась из кровати и осторожно пошла к двери своей комнаты. Снизу доносились голоса.

– Давайте, дружище! Правильно, присаживайтесь!

Раздался скрип, будто кто-то опустился в кожаное кресло.

– Друг мой, вы опять спасли меня. Я чуть снова не поддался своей слабости.

– Я так и подумал, что могу найти вас в том ужасном месте.

– Среди ангелов и демонов, – гудел зычный голос, но слова были слегка неразборчивы.

– Я правда считаю, что вам уже пора бросить. Вы же сами знаете, на пользу вам это не идет, – произнес второй, тихий, голос.

– Дружище! Доктор до мозга костей, да? Но это же приносит пользу! Это мое вдохновение! Моя муза может дышать лишь в опийном дыму. Прекрасный маковый цветок, растущий на бескрайних просторах, дарит моему разуму свободу и мудрость Востока. О, что я тогда способен видеть! Все становится совершенно ясно.

– А завтра вы будете маяться головной болью и проклинать источник вашего просветления.

– Какой же вы упрямый, Уотсон. И вы чертовски хороший друг. Даже когда ошибаетесь! Я вам когда-нибудь говорил о том, как высоко ценю вашу дружбу?

– Около дюжины раз только по дороге сюда, мой друг. А теперь вам пора прилечь. Завтра мы должны будем раскрыть это дело, поскольку что-то мне подсказывает, что плата за это расследование уже истрачена.

Взявшийся из ниоткуда сквозняк, который тут же пропал, дал Марджори знать, что открылась передняя дверь. Она даже слышала легкий щелчок, с которым она потом закрылась. Марджори подошла к окну и успела заметить невысокую фигуру проходящего по дорожке человека. Темный дом наполнился тишиной, которую прерывало лишь тиканье дедушкиных часов, стоявших в гостиной.

Когда Марджори снова открыла глаза, сквозь занавески в комнату уже лился солнечный свет. В дверь постучали, и вошла Глэдис, держа в руках поднос с чаем.

– Я решила принести тебе чаю в кровать, дорогая. Вряд ли ты можешь так понежиться дома, когда у тебя есть муж и дети, о которых надо позаботиться утром.

Марджори улыбнулась и села на кровати.

– Как это мило с твоей стороны. И выглядит чудесно!

Глэдис поставила поднос на небольшой столик, налила чай в чашку и подала ее Марджори. Потом налила вторую чашку для себя и тоже присела на кровать.

– Ты хорошо спала?

– О да, спасибо.

– И тебя ничего не беспокоило?

«Значит, Глэдис тоже это слышала», – подумала Марджори.

– Нет, вовсе нет, – ответила она, делая глоток чаю.

Если Глэдис слышала ночной разговор Холмса и Уотсона, то сейчас ни к чему было привлекать к этому внимание. К тому же каждая женщина должна блюсти свое достоинство, а Марджори была ненавистна мысль о том, что она могла лишить собственную сестру ее исключительного положения хозяйки дома, в котором проживал самый известный детектив Великобритании. Некоторые вещи лучше оставить невысказанными, например то, что у Фрэнка случаются припадки ярости, что она несчастна в браке. Она должна была соблюсти приличия. Чему еще могут научить тяжелые времена?

– Итак, – произнесла Глэдис, прерывая ход ее мыслей, – расскажи мне о Фрэнке и детях.

Марджори рассмеялась:

– Ой, ну что тут скажешь. Фрэнк много работает, у нас все в порядке. Жизнь в деревне далеко не такая интересная, как тут, у вас. Дети растут, Элизабет уже одиннадцать, представляешь? Она уже помогает на ферме. Не знаю, как бы я без нее справлялась. А Джеффри каждое утро кормит птицу и помогает отцу на поле. Погода в этом сезоне была неплохой, поэтому мы ждем хороший урожай, что было бы славно после прошлогодней засухи.

Глэдис сочувственно покивала, глядя в свою чашку.

– А как твоя рука? Уже лучше? – спросила она, не поднимая глаз.

– Лучше? Ах да, – Марджори потерла правую руку. – Сейчас уже гораздо лучше. Как же глупо с моей стороны было упасть во дворе. Я должна была бы знать его как свои пять пальцев, прожив там столько лет, правда?

– Глупо? Едва ли. – Глэдис приподняла брови. – Какое счастье, что Фрэнк был рядом, когда это случилось. Ничего серьезного, я надеюсь?

– Нет, кости уже срослись, так сказал доктор. Я же говорю, глупая случайность, – отмахнулась Марджори.

– Ну, что же. – Глэдис поднялась. – Не хочешь немного прогуляться, когда встанешь и оденешься? У меня тут есть небольшое дело до обеда.

Жильцов Глэдис не было видно ни во время завтрака, ни в тот час, когда Марджори помогала сестре хлопотать по дому, пока они не вышли на прогулку. Убрав постели и вымыв полы на кухне, они надели удобные туфли, взяли зонтики и отправились вдоль Бейкер-стрит, чтобы потом свернуть на Мерилбоун-роуд.

– Я уже и забыла, какими высокими кажутся здания и как ужасно пахнут канавы. А этот шум! – воскликнула Марджори, когда торговец газетами крикнул что-то невразумительное прямо у нее над ухом.

– К этому привыкаешь. – Глэдис выглянула из-под зонтика. – Ну вот, дождь и кончился.

Сложенный зонтик превратился в трость, которой она постукивала в такт своим шагам по мостовой. Марджори зажала свой зонт под рукой и старалась не отставать от сестры.

– Как оживленно в городе! Теперь люди живут в ужасно быстром ритме. А ты никогда не задумывалась, какой бы могла быть твоя жизнь, если бы ты осталась в деревне?

– Да, – отозвалась Глэдис. – И довольно часто.

Она ненавидела деревню. Свиньи ей казались уродливыми и грязными, а как они пахли! По сравнению с ними городская канализация благоухала! Во всяком случае, можно было зайти в дом, оставив все неприятные запахи за дверью. Запах же фермы проникал повсюду, и со временем она начинала думать, что уже и сама пахнет, как свинья.

– Куда мы идем? – спросила Марджори.

– Нам нужно кое-что забрать, – Глэдис прикусила губу. – Иногда, Марджори, люди так умны, что за деревьями не видят леса.

Констебль проводил девушек в аккуратный, хорошо обставленный кабинет.

– Подождите немного, будьте любезны. – И он указал им на два стула возле дорогого стола. – Инспектор Лестрейд вскоре подойдет.

По окну застучали капли дождя. Глэдис повернулась, чтобы посмотреть, сильный ли дождь, и уже собралась было сказать Марджори, что обратно, пожалуй, они поедут на кэбе, как дверь в кабинет открылась.

– Глэдис Хадсон! – воскликнул высокий, хорошо одетый мужчина. Его усы двигались вместе с его губами. – Какой приятный сюрприз! Чему обязан таким удовольствием? – Он взял Глэдис за руку.

– Это моя сестра, миссис Перриман. – Глэдис второй рукой указала в сторону Марджори. – Дело в том, инспектор, что мистеру Холмсу сегодня немного нездоровится из-за погоды, и он попросил меня кое-что для него забрать.

– Надо же. Надеюсь, с ним ничего серьезного?

Глэдис не стала отвечать на этот вопрос.

– Он был уверен, что предмет, который ему нужен, находится здесь.

– Что бы это ни было, надеюсь, мы сможем ему помочь. Мы тут кое-чем обязаны мистеру Холмсу. И что же он просил вас принести?

– Зонтик, инспектор. Хорошего шелка, голубой с сиреневыми лентами, – сказала Глэдис. – Ручка должна быть из слоновой кости с надписью «Fortius quo fidelius» – «Сила через верность». Его оставили в экипаже во вторник утром, и извозчик уже должен был принести его сюда, в отдел потерянных вещей.

– Что же, давайте посмотрим, есть ли у нас что-нибудь похожее на этот предмет. – Лестрейд открыл дверь в коридор и гаркнул: – Джиллингс!

В дверях появился констебль Джиллингс и, получив описание зонтика, отдал честь и отправился на его поиски. Инспектор же потянулся к коробке, стоявшей на его столе, и взял оттуда сигару.

– Вы не будете возражать, леди?

– О нет, нисколько, – Глэдис отмела возражения взмахом руки. – Я уже привыкла к табачному дыму.

Инспектор зажег сигару и затянулся. По комнате разнесся едкий запах.

– Вы надолго в Лондон, миссис Перриман? – спросил он.

Марджори улыбнулась в ответ:

– Еще на пару дней, не больше. Боюсь, мужу и детям будет меня недоставать.

– Разумеется. – Инспектор задумчиво выдохнул дым в потолок. Затем он повернулся к Глэдис: – А вы…

В этот момент появился констебль Джиллингс, держа в руках шелковый зонтик с ручкой из слоновой кости.

Инспектор взял зонтик.

– Я никогда… Но как он это делает? Откуда он знал, что его сюда принесут? Именно этот зонт? Потрясающе. Снимаю шляпу перед этим человеком! – С этими словами Лестрейд протянул зонтик Глэдис. – Прошу вас, передайте мистеру Холмсу привет и пожелания скорейшего выздоровления.

– Благодарю вас. – Глэдис встала. – Мистер Холмс будет вам крайне признателен, если вы сохраните это в тайне. Видите ли, это дело… касается интересов одной молодой особы. Я полагаю, нет необходимости объяснять вам, как деликатны бывают ситуации подобного рода.

Брови инспектора взлетели вверх.

– Вот как! Надо же! Да, да, я понимаю. Что же, на меня вы можете положиться. Я хорошо известен умением хранить тайну.

– Благодарю вас, инспектор. Нам пора идти, иначе я могу запоздать с обедом.

– Всегда рад помочь! Вызвать вам кэб? Там ужасно льет, знаете ли. Джиллингс!

Извозчик встряхнул поводьями, и лошадь пошла ровным шагом. Марджори нахмурилась.

– Откуда ты знала, что зонтик будет там? – Она говорила тихо. – Удивляюсь, как извозчик не забрал его себе или не продал. Откуда ты знала, что он этого не сделает?

– А я и не знала, – Глэдис улыбнулась. – В мире еще хватает честных людей, Марджори, даже здесь, в Лондоне. Репутация хорошего извозчика дорогого стоит, особенно если он не хочет потерять состоятельных клиентов. Я подозревала, что леди, не желавшая, чтобы кто-либо узнал о ее потерянном зонтике, сама остановила кэб на улице, а не приказала это сделать слуге. А раз так, извозчик не знал, где она жила, и не смог вернуть ей забытую вещь. Единственным местом, куда его могли принести, оставался полицейский участок.

– Как же обрадуется мистер Холмс, когда узнает, что ты нашла зонтик! – воскликнула Марджори.

– Я ему ничего не скажу, – твердо заявила Глэдис.

– Но… тогда как ты?..

Глэдис похлопала сестру по коленке:

– Дорогуша, ты же замужняя женщина, и я когда-то была замужем, и мы обе понимаем, как следует вести себя с мужчинами, даже с такими умными, как мистер Холмс. Он не будет меня расспрашивать, иначе это будет значить, что он не знает чего-то, что знает женщина, а мужское эго не потерпит подобного признания. Он поверит тому, что я ему скажу, а расскажу я следующее: мы пошли на прогулку, начался дождь, и мы остановили кэб. И надо же было такому случиться, кто-то оставил в этом кэбе зонтик! Я покажу его мистеру Холмсу и сообщу, что мы не решились оставить его там же, в кэбе, на поживу извозчику, а взяли его с собой, чтобы потом отнести в полицейский участок.

– В чем он и предложит тебе помощь! – подхватила Марджори. – Он вызовется отнести его за тебя!

– Именно! – улыбнулась Глэдис.

– А потом придет хозяйка зонтика и выплатит оставшуюся часть вознаграждения, – продолжила Марджори.

– А я получу свою арендную плату и сохраню репутацию хозяйки квартиры, в которой живет величайший сыщик в истории, – подмигнула Глэдис.

Арианна Девер
Развлечение

Случилось так, что Шерлоку Холмсу не попадалось ни одного загадочного преступления в течение восемнадцати дней, и безделье начало сводить его с ума. На девятнадцатый день Уотсон оставил его почти на шесть часов, и когда наконец возвратился домой, его левый ботинок, все еще надетый на ногу, оказался обернутым в пакет.

«Итак, – объявил он. – Я прошел через весь Лондон: проехал на такси до шести различных точек в городе, и в каждом месте вышел и встал на землю. Предлагаю вам, мой друг, определить, где именно я был и в каком порядке».

Усевшись на диван, он забросил левую ногу Холмсу на колени и недобро усмехнулся.

«Охота началась!»[3]3
  Выражение «The game’s a foot», цитируемое Холмсом, взято из шекспировского «Генриха V»; в романах Дойла оно переводилось как «Игра началась».


[Закрыть]

Евгения Зимина
Приключения безумного полковника

– Уотсон, вы же были на войне. Вы прекрасно знаете, что это такое, – сказал Холмс.

И хотя он произнес это с улыбкой, я видел, что он был расстроен. В нашей квартире царил хаос. В воздухе стояла густая пыль.

– Война, на которой был я, совсем не такая, – ответил я, поднимая с ковра осколок фарфоровой чашки. – Никаких бомбежек. Никаких авианалетов. А здесь, в Лондоне, я чувствую себя заложником. Они нас бомбят, а мы сидим на месте и бездействуем.

– А что мы можем сделать? – возразил Холмс, осматривая окно, выбитое воздушной волной при последнем налете – одном из многих во время печально известного Лондонского блица[4]4
  Серия бомбардировок Лондона немецкой авиацией в 1940–1941 гг.


[Закрыть]. – Так что нам надо сохранять спокойствие и продолжать работу, как утверждает новый плакат[5]5
  «Keep calm and carry on». – «Сохраняйте спокойствие и продолжайте работу». Один из наиболее известных и популярных образцов агитационного искусства Великобритании.


[Закрыть]. Видели его, Уотсон? Вот это истинно британский дух!

– В наши дни даже самые стойкие британцы теряют голову. Например, полковник Уорбертон – какой трагический случай! Вероятно, вы читали… Ах, я и забыл, вы же никогда ничего не читаете, кроме уголовной хроники и новостей на первой полосе.

– Ну, и что там такое с полковником Уорбертоном?

– Он лишился рассудка после того, как погиб его сын. Молодой офицер, командовал саперным подразделением. Ну, знаете, Королевский инженерный корпус. Опыта никакого. Упавшая бомба не разорвалась, а при обезвреживании… Старик бродит по городу, зовет сына и спрашивает всех подряд, не знают ли они, где он может найти своего мальчика.

Звонок у входной двери прервал наш разговор, и квартирная хозяйка, миссис Хадсон, сообщила, что Холмса желает видеть какая-то леди.

– Она очень расстроена, бедняжка, – добавила миссис Хадсон.

– Да, люди почему-то ко мне не приходят, когда они счастливы, – заметил Холмс язвительно.

Минуту спустя дама вошла в комнату. Одета она была со вкусом; лицо ее производило бы приятное впечатление, если бы не выражение полной растерянности и смущения во взгляде. Губы ее дрожали.

– Прошу, садитесь, – сказал Холмс.

– Мистер Холмс, – сказала леди. – Я слышала, что вы можете помочь, а мне сейчас очень нужна помощь. Меня зовут Элизабет Уорбертон, я жена полковника Уорбертона. Возможно, вы слышали…

– Да, – произнес Холмс, глянув на меня с удивлением. – Я сожалею о трагедии, произошедшей в вашей семье. Потеря единственного сына…

– Мистер Холмс, – прервала его миссис Уорбертон, и ее голос внезапно стал твердым, – именно поэтому я и пришла к вам. Дело в том, что у нас никогда не было сына.

Холмс, который уже был готов продемонстрировать чудеса дедукции и рассказать миссис Уорбертон все о ней самой, был изумлен.

– Но… э-э-э… миссис Уорбертон, ваш муж… он в таком состоянии… Разве не ваш муж рассказывает всем, что он потерял сына, Дэвида Уорбертона?

– Да, в последнее время он только об этом и говорит. Но, знаете, у меня иногда возникают сомнения, – тут она помедлила, – что мой муж безумен. Видите ли, когда Джеймс думает, что я смотрю в другую сторону, у него становится совершенно другое выражение лица, абсолютно осмысленное. А затем он вдруг начинает говорить о своем «сыне», и я не знаю, что и думать. Разве у безумия не может быть реальной причины? А что, если у него был сын? Незаконнорожденный сын, о котором я ничего не знала и которого Джеймс действительно потерял, и это свело его с ума? Я уже слышала грязные сплетни на этот счет.

– Почему бы вам не обратиться к психиатру? – спросил я. – В данной ситуации это было бы самым разумным.

– Я так и сделала неделю назад. Друг семьи попросил доктора Брауна пообедать у нас. Доктор Браун полагает, что у моего мужа может быть умственное расстройство, но он также признает, что ставить поспешный диагноз нельзя.

– Но вы и доктор можете подождать и посмотреть, как пойдут дела, разве нет?

– Конечно, но ведь фантазия о сыне не могла появиться на пустом месте. Должно быть, у мужа действительно была другая женщина и существовал этот мальчик, точнее, теперь уже молодой человек. Если его смерть стала таким ударом для Джеймса… Мистер Холмс, пожалуйста, разузнайте хоть что-нибудь про этого лейтенанта Уорбертона!

– Простите меня, – сказал Холмс, – но я не занимаюсь делами подобного рода. Неверные мужья, безумные или нет, и незаконнорожденные дети не представляют для меня никакого интереса.

– Прошу вас, мистер Холмс! Мне больше некому довериться. Любые сведения помогут мне решить, что делать дальше, как вести себя. Только несколько фактов о сыне, об этом Дэвиде Уорбертоне.

– Ну, хорошо, – сказал Холмс. – Я посмотрю, что можно сделать.

С уходом нашей посетительницы Холмс помрачнел.

– Я называю это деградацией, Уотсон. Я – и дело о незаконнорожденном сыне! Ясно, что у старого полковника был свой секрет, безумие открыло дверцу семейного шкафа, и скелет сына[6]6
  Здесь обыгрывается английское выражение «скелет в шкафу», то есть семейная тайна.


[Закрыть]…

– Холмс, это черный юмор, – ответил я. – Женщина в тяжелой ситуации, а мы можем ей помочь.

– Я имел глупость пообещать ей помощь в минуту слабости, вызванной состоянием нашей квартиры после налета; я дал этой женщине надежду вместо того, чтобы порекомендовать хорошего доктора для ее мужа!

– Холмс, вам будет нетрудно разузнать об этом молодом человеке и выяснить, существовал ли он на самом деле. А может, его выдумал несчастный свихнувшийся старик? И потом, вас никогда не беспокоил постоянный беспорядок в нашей квартире. Так зачем же сейчас волноваться?

– Ладно, – нехотя согласился Холмс. – Лучше уж это дело, чем вообще ничего. Перед лицом врага преступники забывают совершать преступления, и если я не могу сейчас найти пищи для ума, так займусь поисками сведений о сыне.

– К тому же, Холмс, жена полковника утверждает, что его поведение кажется ей странным. То он выглядит нормально, а в следующую секунду…

– Вы же доктор и знаете, что диагностировать сумасшествие невероятно тяжело. Разум человека – темное дело, – произнес Холмс, зевая. – По крайней мере, разум большинства людей. Мой – нет, но боюсь, что я – исключение. А что касается этой дамы, то она, без сомнения, хочет видеть своего мужа в здравом рассудке и отказывается поверить своим глазам и ушам.

* * *

Прошло два дня, а новостей не было никаких. Правда, Холмс смог выяснить, что полковник действительно вел себя как безумный. Он бродил около зданий, где размещались военные, и на вокзалах; он расспрашивал солдат и офицеров, не знают ли они чего-нибудь о лейтенанте Уорбертоне. Однако он был совершенно безвреден.

Его уже узнавали на улице и почти не обращали на него внимания, хотя на лицах людей появлялась печаль при виде долговязой фигуры, которая умоляющим тоном говорила:

– Вы не можете рассказать мне об Уорбертоне, Дэвиде Уорбертоне? Это мой сын. Он не погиб, нет, он не мог погибнуть!

Холмс навел справки, но было очевидно, что у полковника вообще не было детей, ни в браке, ни вне брака.

Я вообще ничего не мог понять в этом странном деле, и каждый раз, когда я пытался применить дедуктивный метод, я глубже и глубже погружался в пучину абсурда.

– То есть он хочет найти сына, которого у него никогда не было и чья воображаемая смерть свела его с ума?! Это же нонсенс! В этом нет никакого смысла!

– Конечно, в этом нет смысла, ведь речь идет о сумасшествии! – ответил Холмс. – Что это вы читаете, Уотсон? «Гамлет»? Еще один сумасшедший?

– Холмс, если вы не любите драматические произведения, это еще не значит, что от них нет пользы. И потом каждый образованный человек знает, что принц Гамлет не был сумасшедшим. Вот, слушайте: «Хоть это и безумие, но в нем есть последовательность»[7]7
  Слова принадлежат Полонию (акт II, сцена II). Перевод М. Лозинского. Ср. у Б. Пастернака: «Если это и безумие, то в своем роде последовательное».


[Закрыть].

* * *

Как-то днем я вернулся домой на Бейкер-стрит и понял, что у нас недавно был посетитель: в воздухе висел табачный дым и запах любимых сигар Майкрофта Холмса.

– Вы правы, Уотсон, – заметил Холмс, наблюдая за моими безуспешными попытками справиться с приступом кашля. – Майкрофт ушел всего четверть часа назад.

– Что он от вас хотел?

– Ни больше ни меньше – найти шпиона и, как он выразился, спасти мир. Где-то происходит утечка информации. Военное министерство[8]8
  До 1964 г. в Великобритании не было Министерства обороны, а существовали три отдельные организации: Адмиралтейство, Военное министерство и Министерство ВВС.


[Закрыть] обеспокоено. Некоторые наши секреты становятся известны врагу.

– Утечка в Военном министерстве?!

– Нет, Майкрофт считает это маловероятным, и все же…

– Что же вы намерены предпринять? – спросил я.

– Во-первых, надо избавиться от этого дела с полковником Уорбертоном. Дэвид Уорбертон – миф. Я навел всевозможные справки, и мне ясно, что он – плод воображения полковника. Самым тяжелым в этом «расследовании» будет сообщить его жене, что ей надо поговорить с хорошим доктором, который сможет объяснить плачевное состояние старого джентльмена. Заметьте, Уотсон, – продолжал Холмс, – что, когда миссис Уорбертон приходила к нам, именно вы сказали, что здесь нужен психиатр. Для полковника будет лучше, если его поместят в хорошую клинику для душевнобольных и не дадут разгуливать по Лондону в таком состоянии. Если же он и замешан в чем-то подозрительном, как полагает его жена, то этому нет никаких доказательств! Она просто не хочет признать тяжелую правду. Конечно, ей придется нелегко. Она в полном расстройстве из-за мужа, да и финансовое положение семьи оставляет желать лучшего. Но, боюсь, полковнику нужен особый уход.

– Любопытный тип этот полковник, – сказал я. – Хотелось бы на него взглянуть из профессионального интереса.

– Отлично! Вы сможете поддержать меня, когда я буду говорить с миссис Уорбертон. А затем я немедленно займусь делом, на которое Майкрофт просил меня обратить самое пристальное внимание. На днях вы сами говорили, что нельзя сидеть на месте и бездействовать. Вот вам и возможность исправить положение и сделать что-то полезное для страны. То, что поднимет дух населения. Да и задача со шпионом куда более интересная. Итак, Уорбертон. Сейчас съездим посмотрим на него, затем поедем к его жене и расставим все точки над «i».

– Но где же мы его найдем? Мы весь день можем проискать этого ненормального!

– Нет ничего проще, чем найти полковника Уорбертона. Почти каждый день он делает одно и то же. Можно подумать, что он – какой-нибудь банковский клерк, который выходит из дома в одно и то же время и идет… на работу в… – Холмс осекся. Ленивое выражение, которое появлялось на его лице всякий раз, когда он заговаривал о полковнике Уорбертоне, исчезло. – «Хоть это и безумие, но в нем есть последовательность»… Уотсон, сколько раз я вам говорил, что вы – непревзойденный проводник света?![9]9
  Холмс говорит это Уотсону в «Собаке Баскервилей».


[Закрыть] Скорее, а то будет поздно!

* * *

В сером небе над серым городом плыли дирижабли. Холмс почти бежал, и я с трудом поспевал за ним.

– Холмс! Полчаса назад вы не знали, как избавиться от этого дела, а теперь мчитесь так, будто это вы сошли с ума, а не полковник!

– Последовательность, Уотсон, последовательность!

– Что вы имеете в виду?

– Сейчас могу только сказать, что я был слеп, так слеп, что если вы будете писать об этом деле, Уотсон, и если вы – человек чести, вы напишете обо всем, не утаивая моей ошибки! Я совершил то, в чем много раз обвинял вас, Уотсон, – я смотрел, но не наблюдал!

Когда мы очутились на вокзале, старый джентльмен был там, на платформе. Выглядел он жалко и задавал всем свои обычные вопросы. Люди отталкивали его с дороги. Когда я увидел полковника, мое сердце заныло.

– Зачем мы бежали, Холмс? Он в опасности? Кто ему угрожает?

– Понаблюдайте за ним, Уотсон, и скажите, что вы думаете, – прошептал Холмс.

Я наблюдал, и жалость моя усиливалась. На страдания полковника было невыносимо смотреть. На платформу вышла группа молодых офицеров; они разговаривали, смеялись, о чем-то спорили. Старый полковник стоял к ним спиной, и мы видели его профиль.

– Ну, Уотсон, – сказал Холмс, и в его голосе послышалось торжество, – что он сейчас делает?

Губы старика шевелились, будто бы он что-то повторял про себя или что-то считал. Он поднял голову, и я изумился, увидев проницательное, расчетливое выражение его лица. Он медленно повернулся и заметил нас. В его холодном взгляде не было и тени безумия.

– Быстрее, Уотсон! – закричал Холмс.

Старик попытался выхватить револьвер, но Холмс бросился к нему как молния, а позади стояли офицеры, и у полковника не осталось ни единого шанса.

* * *

Майкрофт только что ушел, но запах его сигар все еще висел в воздухе. Он спешил на допрос полковника Уорбертона.

– Два дела раскрыты за час, – сказал я с горечью в голосе, – а я должен признаться, что чувствую себя безмозглым болваном, потому что так и не понял, что произошло на вокзале, кроме того, что полковник был арестован.

– Не следует так огорчаться, Уотсон, – ответил Холмс. – Разве я сам не вел себя как болван? Ведь миссис Уорбертон дала мне в руки основной факт: она сказала, что ее муж часто выглядел совершенно нормальным. Но она женщина, поэтому ее больше интересовала своя собственная теория о возможных любовных похождениях полковника. И когда я услышал эту версию, то потерял всякий интерес к делу. Я наблюдал за полковником несколько раз, но в своем раздражении не обратил внимания на последовательность в действиях Уорбертона до тех пор, пока вы не спросили, как его найти. Он разговаривал только с военными и всегда выглядел так, будто что-то повторял или запоминал. В этом случае требовалось тщательное наблюдение, но моя гордость была уязвлена тем, что мне предложили такое банальное дело, и наблюдатель из меня вышел крайне беспечный. Кроме того, я проигнорировал одну очень важную вещь, которую бы вы, Уотсон, никогда не упустили.