Текст книги "Броненосец в «Потёмках». По канонам жанра: старая добрая «космическая опера»"

Цкаклы не только декларировали, но и выполняли принцип «равных возможностей», представляя каждому живому существу (роботов они недолюбливали, к киборгами тоже относились настороженно) шанс влиться в их сообщество. Как когда-то и произошло с Райолингом, ранее верным сторонником и идейным последователем Альдебаранского Патриархата.

В жизни рептилоидов было что-то такое, разбивавшее в пух и прах любую логику. Многие проповедники разных рас и религий присоединялись к ним.

Вроде бы очевидные факты, но отец Борис, будучи человеком терпеливым и умеющим слушать, решил до конца узнать позицию О’Хары.

– Во-первых, они далеко не те, за кого себя выдают! – начал перечислять пират. – Во-вторых, их род и история гораздо древнее, чем принято считать. Возможно, они одна из самых старых рас нашей Галактики.

– Ну не считая таинственных Предтеч из прошлого круга бытия! – священник решил проявить свои познания в области мифологии инопланетных рас. Без этого в его работе никак.

– Это не совсем тайна. Цикл существования Вселенной является конечным, утверждают и религии, и современная наука.

– Но прошли миллиарды лет! А Предтечи так и не проявили себя, оставаясь одним из излюбленных сюжетных элементов преданий и сказок. – От себя добавил Василий, любивший подобные философские диспуты.

– Вернемся к нашим рептилоидам! – отец Борис посмотрел на часы. Ему не хотелось сильно затягивать разговор. – Что вы можете о них сказать такое, что в глазах Господа оправдывает ваши действия?

– Они бессмертны!

– Ну, так и мы с вами бессмертны, согласно Божьему промыслу! – разочарованно воскликнул священник.

– Не так, не в духовном, но телесном плане! – возразил пират.

– Бессмысленно! Закон сохранения энергии, энтропия! – бормотал Василий.

– Нет, я хотел сказать, что их жизнь не ограничена во времени!

– Откуда вы взяли такие сказки? Хотя, помнится, эти идеи древние, как и сама Земля. Миф об инопланетных отцах человечества и прочее. Мне как священнику не положено верить в эти истории. И даже наоборот – считать все происками и кознями Дьявола!

– Я и говорю: рептилоиды бессмертны, но для этого им нужны жизни других существ.

– Антинаучная мистика, да и с религией не имеет никаких дел. Какой-то бытовой сатанизм. Мне не хочется далее выслуживать ваши россказни!

– Я видел все своими глазами. – Открыто произнес пират и пристально посмотрел священнику в глаза. Тот невольно отвернулся, не выдержав взгляда. – Они и не скрывали! Думали, что крепко держат меня на поводке!

Василий и священник переглянулись, не понимая, что делать дальше.

– Мне не известна физика и технология процесса. – Продолжил О’Хара. – Но для продления жизни и перерождения они зверски мучают и убивают иные расы.

– Досужие россказни! Признаки нетерпимости. Природа, то есть Бог создал их такими – гермафродитами, существами с одним полом. Василий тоже вот считает, что они могут превращать людей в себе подобных.

– Боюсь, что он прав. И не только в себе подобных, но и наоборот. И не всегда они были однополыми.

– Не может быть!

– Я лично наблюдал процесс перерождения!

– И какие можете показать доказательства? – священник вышел из роли исповедника, теперь и его захлестывала и увлекала волна интереса к довольно странным и необычным рассказам пирата.

Пират развел руками:

– Никаких материальных! Группа досмотра тщательно подчистила все документы на моем корабле. Агенты влияния рептилоидов среди нас. Они маскируются под людей.

– И как я могу вам поверить?

– Есть средство, набор реагентов, которые позволяют разрушать искусственно созданные оболочки.

– Ваше лекарство от астмы? – задал наводящий вопрос Борис.

– Да, единственная вещь, которую мне удалось сохранить при обыске! И я готов отдать ее вам.

– Боюсь, слишком ценный для меня, грешного, дар! – священник запротестовал против своего включения в какую-либо глобальную политическую игру. – Чем же вы разозлили цкаклов помимо предательства?

– Сбежав с их секретами, я мог считать себя в безопасности, так как с легкостью выявлял их агентов. Но тут, увы, ошибся! Подвела алчность и желание заработать в последний раз!

– И на старуху бывает проруха! – сочувственно добавил Василий.

– Есть второе поколение агентов. На них не действует мое «средство от астмы», и подозреваю, что меня предал и выдал Конфедерации один из них.

– У вас могут быть какие-то предположения, версии? – вопрошал священник

– Никак нет, даже предположений. Могу сказать точно, что агент не только связан с местным криминальным миром, но имеет достаточно обширные знакомства в Конфедерации. Боюсь, в Империи и в Республике тоже.

– В таком случае мы тоже становимся невольными соучастниками ваших дел!

– Мне приходилось выполнять некоторые его поручения. Но он всегда оставался в тени. Металлический голос. Давящий, испытующий взгляд. В том, что это рептилоид, я почти не сомневался – его данные точны, а прогнозы всегда сбывались, в его действиях есть какая-то жестокая логика, какая-то нечеловеческая ярость и упорство!

– Странно! Человек-ящерица. Гибрид. Разве такое возможно? – отец Борис откинулся на спинку стула в недоумении.

В истории Василия с послом Райолингом и словах пирата имелись общие данные.

– Поверьте, я много повидал на своем веку, встречал разных людей и других существ. Агент будто бы прощупывает тебя и видит насквозь змеиным взглядом. И со всей уверенностью скажу вам, он не человек!

– В Галактике много разных рас. Умения некоторых из них удивительны. – Произнес священник.

– Мне удалось использовать на нем данное средство. Безрезультатно!

– Чем же опасны рептилоиды?

– Их планы выходят далеко за завоевание Галактики. Они фанатично считают себя главными исполнителями некоего Плана и сверхъестественной воли некоторой инфернальной сущности!

– И что я должен сделать с полученной информацией, по-вашему? – сокрушенно ответил священник. – Передать руководству? Обратиться в комитет Галактической безопасности Империи? Боюсь, чином не вышел!

– Увы, я никому не могу доверять, да и вам не советую! Эта информация слишком ценна!

– Благодарю тебя за искренность, сын мой! – священник всем видом показывал, что разговор ему надоел, а море необычной информации переполнило берега его разума:

– Я всего лишь скромный служитель Господа. И не в моих силах изменить всю эту политику!

– Вы, наверное, последний настоящий живой человек, которого я могу увидеть! – произнес пират. – Скорее всего, мои дни сочтены: я не доживу до окончания процесса. Кто-то должен позаботиться о моей команде.

– Подождите! Есть один выход! – священник секунду думал, взвешивая за и против. В его словах звучало какое-то сомнение. – Говорите, гендерная перверсия и психоэмоциональная коррекция?

– Да, если не буду выдан по другим пунктам обвинения. Тогда – высшая мера! Как говорит наш адвокат! – пират показал в сторону двери.

– И вы имеете крещеных родителей?

– Да, я уже говорил.

– В таком случае я знаю средство, как отсрочить приговор, если он будет вынесен, и помочь вашей команде.

– …?

– Местные бюрократы крайне дотошны и преклоняются перед законом. И будут вынуждены дать отсрочку для катехизации, подготовки к крещению и проведению всей процедуры.

– Вы серьезно? – О’Хара, казалось, расправил плечи.

– Один из пунктов соглашения между Империей и Трехгорьем. Любое существо на поверхности планеты, независимо от происхождения, может стать членом Церкви. И у нас будет от пяти дней до недели на подготовку и проведение всех процедур. На время приведение приговора в исполнение будет отложено. Василий сейчас подготовит ходатайство администратору Цитадели и направит уведомление в суд.

– Я даже не знаю, как вас благодарить! Я-то человек конченый, но моя команда: не все из них пришли на корабль по доброй воле, кто-то от безысходности. И я чувствую ответственность за их судьбу!

– Мой долг пастыря, несущего слово Божие! – торжественно, но немного с укоризной произнес отец Борис:

– Никто и никогда, ни праведник, ни грешник, не может быть отвергнут Господом! Крепитесь и готовьтесь! Я постараюсь навещать вас каждый день.

Священник Гагарин дал знак киборгу снять поле. Но до того как силовой кокон распался, пират вручил Василию маленький флакон.

– Да пребудет с вами Благодать Божья! – священник благословил неофита.

Отец Борис и Василий направились к выходу из камеры. Предстоял трудный и насыщенный день. И самое главное – отчет перед духовным начальством.

Заключенный смотрел им вслед с какой-то странной надеждой, прежде ему несвойственной. Он объективно и рационально, разумом бухгалтера-счетовода оценивал все шансы и возможности.

Но тут… Поистине судьба бывает капризной! И по-видимому, где-то там, в лучшем мире, покойные родители присматривали за неприкаянным чадом.

***

Собеседник отца Бориса выглядел далеко за восемьдесят. Архиепископ Лирянский и Трехгорский был стар, но не той дряхлостью, что клонила человека к земле, напоминая о бурных событиях в прошлом и отсутствии будущего.

Это была энергичная, мудрая старость, когда могучий дух все еще подпитывал усталое тело. Глаза владыки блестели силой молодости. Длинная белая борода лоснилась. Голос четкий, звонкий, как будто принадлежавший человеку раза в два моложе.

По бокам – справа и слева от викария – стояли киборги, закованные в черную броню. Личная свита и охрана духовного лица. Совершеннейшая необходимость в неспокойной епархии!

– И таким образом, Владыко, интеллигенция Трехгорья ревностно и рьяно принялась приобщаться к учению Святой Церкви, особенно восторгаясь догматом о Святой Троице. Что, право, вызывает, опасения… – Отец Борис подходил к окончанию своего доклада.

– Какие, сын мой?

– На периферии активна деятельность еретиков-отступников, поправших догмат о естественной природе человека и живых существ.

– Наша общая скорбь и печаль! Незаконные и порицаемые всеми опыты по трансгенному развитию живых существ, это мерзость перед лицом Господа!

– Можем ли мы устоять?

– В том есть и заслуги приходов, и твое личное рвение… Я надеюсь, что истинный духовный отец будет помогать пастве избегать соблазнов!

– Да, Владыко!

Отец Борис закончил краткий доклад о делах прихода, поклонился и подошел приложиться к руке.

– Но все же, сын мой, отчет твой неполон…

– …? – отец Борис остановился на полпути в замешательстве.

Архиепископ сделал знак своему окружению удалиться. Рядом остались два наиболее грозных стражника.

– До меня дошли сведения об успехах Церкви в среде истинных грешников. Ужели вернулись библейские времена и наша проповедь воспринимается разбойниками и душегубцами? Тем более из многогрешной Галактической Конфедерации.

– Да, Владыко, меня призвали в Цитадель на исповедь пойманного с поличным флибустьера. – Отец Борис был удивлен осведомленности духовного начальства.

– И в каких же грехах он сознался?

– Владыко… Ведь тайна исповеди! – осмелился возразить священник.

– Понимаю и признаю, но живем мы в слишком неспокойное время, и сей грех обещаю взять на себя! – настаивал архиепископ:

– И речь идет не только об интересах Церкви, но о безопасности Государства… Напомню, что после Смуты Государь и Святейший Патриарх сформировали двуединую систему власти. И наша сила лишь в том, что интересы властей совпадают! И если есть угроза одной власти – мы немедленно должны сообщить и задействовать другую ветвь!

– Владыко, даже Его Святейшество не может…

– Твой недостаток веры меня тревожит! – архиепископ сокрушенно вздохнул. – Вспомни прошлое! Ту нечестивую войну и восстание проклятых машин. Ты и твоя семья заплатили слишком большую цену. И наша цель – не допустить повторения подобных событий.

– Владыко, вы учили нас никогда не отступать от заповедей. Идти на принцип и до конца!

– Лестно, что помнишь наши уроки. Но сейчас не время проявлять непокорность, и потому вот мое пастырское повеление: подробно и обстоятельно описать…

– Высокопреосвященнейший Владыко! – воскликнул отец Борис, находившийся в крайней степени возбуждения.

– Напомню тебе, что непослушание карается по правилам Альдебаранского собора. Запретом в служении и ключами от храма! – голос духовного лидера звучал мягко, нейтрально.

– Увы мне!

– Да и контакты с офицерами Республики не приветствуются! – архипастырь выложил свой козырь.

У священника навернулись слезы…

– Ну, будет, будет! Что же мне, грешному, с вами, такими ретивыми, делать! – сокрушался викарий. – Будь ваша воля, вы бы и роботов крестить начали! Ступай, отдохни, обдумай все да через несколько дней возвращайся с докладом! Пока буду на освящении орбитального храма в соседней системе.

Отец Борис приложился к руке, смиренно поклонился и поспешил выйти. У корабля архиепископа его поджидал верный Василий.

Молчаливый вопрос в глазах киборга: «Ну, как?»

– Все плохо! – священник махнул рукой в ответ и уселся в пассажирское кресло гравицикла.

– Взрр! – замурчала турбина. Василий повез своего батюшку назад.

Когда золоченая серо-стальная громада корабля осталась позади, отец Борис о чем-то спорил с Василием.

Они отъехали на несколько километров.

Челнок архиепископа с грохотом стартовал: дела епархии требовали присутствия Владима в других местах.

Дилемма представлялась трудной, практически неразрешимой. Вариант первый: пойти наперекор совести, рассказать информацию архиепископу и мучиться всю оставшуюся жизнь. Вариант второй: промолчать – и лишиться всего, что получено за почти двадцать лет церковной службы: священнического сана, корабля и даже дружбы киборга. Последнему, как правило, в таких случаях повторно стирали память.

***

Темное помещение напоминало грот или мрачный склеп. Потолок терялся в тенях. Колонны, увитые пучками энергокабелей, устремлялись ввысь. Несколько огоньков и шум работающей аппаратуры оживлял мертвенный сумрак.

Работал голографический проектор. В приемном кубе проецировалось изображение, размером в три раза превосходившее человеческий рост.

Верховный Экзекутор, монументальная, как будто отлитая из металла фигура на троне, парившем на цепях над лавовым потоком. Его лицо напоминало человеческое, не считая характерных признаков рептилии. В глазах светилась мудрость тысячелетий. Голос спокойный, обволакивающий, мощный и низкий:

– Решение о поимке пирата правильное. Но исполнение… Мы слишком положились на ваши связи! – Экзекутор с укоризной наставлял подопечного:

– Нам следовало настаивать на немедленном уничтожении!

Рядом с голограммой предводителя цкаклов в позе, символизировавшей почтение и покорность, стоял агент. Его фигура и лицо скрыты под темными одеждами. Голос скрипучий, металлический, синтезированный:

– Моя оплошность, господин, мы не учли склонность к позерству Циммерлинга и проклятого журналиста!

– С Конфедератами нельзя быть ни в чем уверенными, – согласился предводитель, – я предпочел бы иметь дело с имперцами или Республикой. Они чтут правила договора, а не занимаются юридической казуистикой. Но…

Рептилоид поменял позу. Внимательно читал сообщение, материализовавшееся перед ним слева от трона.

– Конфедерация будет обильной, но слабой и недостойной добычей! Собрание глав доменов сделало выбор. Наша первоочередная цель – Республика. И вашей задачей становится ее дипломатическая изоляция! Вы получите подробные инструкции. – Экзекутор наклонился вперед. – И мы не потерпим поражений… на сей раз! Возьмите под опеку всех, даже журналиста!

– Принято и будет исполнено, господин! Какими будут ваши распоряжения в отношении нашего прошлого проекта? – агент растерянно переминался с ноги на ногу.

– До О’Хары добраться будет сложно. Его смерть вызовет множество подозрений и привлечет ненужное внимание. Как вы оцениваете священника? Что ему удалось узнать?

– К сожалению, наши агенты в Цитадели не смогли получить запись беседы. Служитель Господа оказался непрост!

– Полагаю, что именно его и нужно устранить в кратчайшие сроки! По моим достоверным источникам, он знает предостаточно!

– Будет ли его смерть полезна нашему делу, господин? Может быть… – агент пытался развить мысль, но его прервали.

– Нет. Не надо быть его адвокатом. Я знаю, что ты скажешь. И мне не нравятся твои симпатии к нему. Он не сможет быть с нами. И потому должен быть уничтожен! – рептилоид слегка повысил тон, что оказалось достаточно, чтобы агент пошатнулся и его пробила дрожь.

– Как вам будет угодно, господин! Мы лишь исполняем свой долг и ждем Воздаяния.

– План должен реализовываться по графику. Близится время начала Сжатия. Убийство должно быть совершено! Всего лишь малая жертва на алтарь нашей общей победы.

– Будут ли пожелания по способу устранения?

– Нет, мне ни к чему мучения полудохлого хомо. У меня есть серьезные планы в ваш адрес!

– Да, мой господин… главы доменов… – агент несказанно обрадовался оказанной милости.

– Вы можете забыть про домены – будете отчитываться непосредственно предо мной! Ваша награда будет достойной! Вы получите доступ к прошлому, к тому, что пережили… И надеюсь, избавитесь от остатков человеческих слабостей!

– Хвала Плану!

– Хвала! – рептилоид показал рукой, что сеанс связи окончен.

Голографический проектор отключился. Исчез лавовый трон. Вместо объемного изображения на обычном экране поползли строчки цифр и символов. Вперемешку, на нескольких языках.

Агент изучал данные и инструкции. Его движения становились плавными и естественными. Проходило оцепенение, навеянное появлением лидера, почти что божества, одного из самых могущественных властителей Галактики.

И теперь отстраненный наблюдатель, случись ему оказаться поблизости, мог бы заметить, что под складками одежды скрывался как минимум гуманоид – не робот.

Глава 5

– Далась тебе она! Осталось два дня, и то бы с толком потратил! – на ходу приговаривал Феликс. И будто чуял что-то, своим шестым или седьмым чувством.

Екатерины в баре не оказалось.

Охранник-мармонит пробубнил себе в хобот что-то вроде:

– Хозяйка отлучилась по делам, когда будет – не сказывала.

На его морщинистой физиономии с большими ушами-лопухами нарисовано явное удовольствие от жизни и пренебрежение к надоедливому республиканцу и его приятелю-комиссару. Слоноподобный уткнулся в голопроектор и потерял всякий интерес к реальности, как, впрочем, свойственно работникам данной профессии.

– Ты хотя бы сетевой планетарный номер спросил! – продолжал злорадствовать Феликс. – Совсем память потерял! Гормоны в голову ударили!

– Не доставай! – бросил лейтенант. – Возможно, священник знает.

– Два раза за неделю на богомолье. Так и становятся киборгами православными!

– На чай он и тебя пригласил!

– С болтами и ржавыми гайками!

Феликс относился к моделям роботов новой формации, чей выпуск осуществляется после окончания Гражданской войны. Искусственный интеллект быстрее человеческого понимал выгоды и преимущества мирного сосуществования: кое-где между двумя государствами даже возник товарооборот и обмен информацией.

Взаимодействие осуществлялось в ограниченных количествах и с полным осознанием того, что как только патовая ситуация закончится, паритет сил будет изменен – можно и нужно брать реванш. Контакты с представителями противоположного лагеря не то чтобы поощрялись, но не приветствовались, хоть и могли служить источником дополнительных данных для обеспечения безопасности.

Робот нехотя согласился:

– Ну, пойдем! Подключимся к «святому духу» на безлимитном канале!

Эмпатия, эмоциональный интеллект считались исключительными привилегиями органических существ. Феликс, как и всякий нормальный советский робот, впитывал и изучал черты и модели поведения напарника. И как ему казалось, начинал понимать людей все больше и больше.

Человеко-машинные группы признавались крайне эффективными командами для кризисных ситуаций. Искусственный интеллект отвечал за подбор вариантов и непосредственное их выполнение, а человеческий – за определение единственно верного, правильного и эмоционально-позитивного сценария.

В восьмидесяти процентах случаев при игре по меняющимся правилам и с высокой долей неопределенности подготовленные люди обходили машину. Особенно при работе с разными расами.

Шум и крики доносились за несколько кварталов до площади Интергалактического Единства с ее временными домами-кораблями.

– Свободная любовь! Нет – ксеносексофобии! Тотальная толерантность! Долой имперских святош!.. Да здравствует гипер-пост-трансгуманизм!.. – активисты приставали к редким случайным прохожим, что-то втолковывали и заставляли подписываться под воззваниями.

Площадь между челноками оккупировало несколько тысяч манифестантов, находившихся явно в приподнятом настроении. Заводное действие, ритмичная музыка, яркие переливы красок на транслируемых голопроекторами изображениях.

На левитировавшем помосте играла инопланетная группа. Разные инструменты – ударные, струнные, синтезаторы всех мастей. Трансляция выступления велась одновременно по нескольким нейроканалам. Эмоции, чувства и порочные страсти исполнителей были доступны и открыты всем желающим.

Александр брезгливо морщился. Феликс из чувства солидарности закрыл входящий беспроводной канал.

В центр помоста выскочил безумный гитарист с инструментом в форме бластера. Тряс косматой головой с волосами-щупальцами. И после очередной зубодробильной мелодии затянул песню на староземном немецком, языке, находившемся в большом почете на планетах Конфедерации.

Посередине площади установлено несколько белых матерчатых холмов, в каждом из которых могло поместиться несколько десятков человек. Возле палаток выстраивалась очередь. Судя по мельтешению теней и выпуклостей на стенках – внутри целые группы предавались сладострастной похоти.

– О-о-о! А-а-а!

В одних частях площади манифестанты танцевали, в других общались и грелись возле импровизированных костров, употребляли дурманящие и иные психоактивные вещества, предназначавшиеся для разных рас.

Где-то неподалеку представитель средств массовой информации настраивал оборудование для съемки.

– Цок-цок! – самоходный оператор занял позицию на площади.

Неподготовленный наблюдатель видел лишь хаос и буйство толпы, синтетическую радость и накал искусственных эмоций. Человек с большим опытом и скептическим отношением к жизни мог бы точно выявить и руководителей, и заводил, тех незаметных участников в желтых одеяниях, чьими действиями координировалась вся толпа и ее отдельные группы.

– Что за нечисть! – Александр отмахнулся от надоедливых интервьюеров и зазывал, потянул за собой Феликса. Ему показалось, что у входа в храм стоит Екатерина.

– По-моему, она!

У челнока отца Бориса несколько имперских офицеров и матросов организовали импровизированную оборону. Они пытались сдержать беснующуюся толпу – словами, уговорами, несильными тычками и просто своими телами. Священник расположился на возвышении за спинами защитников. В руках держал большой крест, что еще больше раззадоривало атаковавших.

Ракообразный стронгианец, науськиваемый «госпожой» с пышными формами, буйствовал больше всех. Его щупальца несколько раз подряд с грохотом ударяли в гермоворота.

– Бумм! Бумм!

Имперцы с трудом отбивались. Они были без оружия.

Подскакивали другие демонстранты, стараясь лишний раз пнуть ворота, а то и задеть транспарантом самовольных защитников храма.

Местные полисмены важно расположились на возвышении посреди площади, изредка косо посматривали на демонстрантов. Представители власти не вмешивались, хранили натянутый нейтралитет. Оружия в их пацифистских лапах тоже не наличествовало, даже нелетального.

– Надо помочь, иначе они тут все разнесут! – лейтенант аккуратно, но умело пробивал толпу плечом, протискиваясь к челноку.

Феликс старался не отставать. В его электронных мозгах крутились странные и необъяснимые мысли. Он – вершина эволюции искусственного разума, но шел на поводу у слабого на эмоции человека, готового пожертвовать здоровьем, а возможно и жизнью, ради призрачного шанса. Да и помочь кому? Настоящему классовому врагу и олицетворению всей отсталой модели общества Империи.

Внезапно до робота достучалась простая и очевидная истина: быть человеком – значит ошибаться, поддаваться чувствам, создавать себе проблемы и с героическим упорством их преодолевать. Не цепляться за догматы и правила, а действовать: наобум, слепо, со всей страстью и энергией, повинуясь прихоти судьбы. Или не судьбы? Но чьему-то промыслу? Чьему? Ведь жизнь – тот самый великий порыв чувств, любви к миру и к людям, дающий смысл и задачи для существования.

Они почти добрались до импровизированного кольца обороняющихся, когда робот прервал размышления, почувствовав что-то неладное.

Сенсоры дальнего действия уловили небольшие, но характерные электромагнитные колебания, свойственные при зарядке полевого резонатора.

Гравидеструктор!

Возможно ли здесь такое? Оружие, стрелявшее сжатыми областями перестроенного пространства и не оставлявшее материальных следов. Малоэффективное против защищенных силовыми полями кораблей в космосе и запрещенное многочисленными галактическими конвенциями на поверхности планет.

Баллистический блок выдал направление атаки.

Робот развернулся и, поняв, что не успеет никого предупредить и спасти, отбросил Александра на несколько метров в сторону.

В следующем гигантском прыжке Феликс оттолкнул священника:

– Берегись!

Имперцы даже не успели среагировать.

– Шшшшрак!

Многотонный импульс пробил пространство насквозь.

– Ты… ты… – пыжился лейтенант и внезапно понял, что не может дышать. В легких не осталось воздуха.

Резкая ударная волна, исказившая все краски мира. Не огненной природы жар.

Защитников и демонстрантов разбросало в разные стороны остаточными гравитационными эффектами.

Основной удар пришелся в робота. Его смятое, искореженное тело лежало на пороге храма, как будто символизируя недостижимое для искусственного интеллекта блаженство бессмертной жизни.

Священника сильно посекло осколками камней и фрагментами оболочки робота. Он лежал навзничь у опоры корабля и едва дышал.

Несколько демонстрантов получили травмы разной степени тяжести, они отползали в сторону, пряча пораженные места. Стронгианец прикрыл своим телом «госпожу» – блондинку. Панцирь на его спине треснул, сочилась бурая жидкость, щупальца непроизвольно сокращались.

Человеческая женщина, придавленная ударом и немаленькой массой компаньона, жадно хватала ртом воздух. Рядом истошно кричали:

– Вааа!

Толпа продолжала буйствовать. Но от эпицентра удара быстро расходился круг панического ужаса.

Люди и нелюди бросали транспаранты и средства агитации. Они еще не понимали всей опасности происходящего.

– Что такое? Что происходит? Что случилось? – спрашивали манифестанты друг у друга.

Вспышка!

Раздались взрывы:

– Буммм! Буммм! – и в третий раз. – Бумм!

Как раз под тумбами с полицейскими.

Толпа вздрогнула. Замерла на мгновение и побежала волнами в разные стороны. Началось форменное столпотворение: разные существа метались по площади, сталкиваясь и путаясь в руках, ногах, щупальцах и хвостах друг у друга.

Вздымались клубы пыли.

Истеричный вой тысяч глоток слился в какой-то пульсирующий на обертонах рев:

– Ррррааааа!

Число жертв угрожало вырасти в геометрической прогрессии.

Кто-то догадливый из уцелевших полицейских или местной администрации запустил активатор парализующего поля.

Сначала отдельные участки толпы, потом все манифестанты попадали как подкошенные. Нервные импульсы в их телах перестали достигать конечностей.

Блондинке опять повезло: основной удар и волна осколков пришлись по обмякшей туше стронгианца. Панцирь полностью треснул, бурая жидкость брызгала во все стороны. Щупальца один раз безвольно дернулись и замерли.

Тренированный Александр держался, несмотря на слабость от контузии и дрожащие в парализующем поле руки и ноги. Встроенные в форменный костюм защитные ткани снижали воздействие нейроимпульсов. Он приподнялся и пополз к роботу.

Два имперских офицера и Екатерина занесли священника внутрь корабля. Как только они устояли на ногах?

Матросы прихватили и робота – вернее, то, что от него осталось.

Александр собрался с силами и перевалился через порог храма. Василий помог ему подняться. Внутри металлического корпуса корабля действие парализующего поля ослаблено. Республиканец уже мог более или менее твердо стоять на ногах.

Растолкав имперцев, своих невольных спасителей, Александр бросился к алтарю. На скамье напротив офицеры бережно уложили священника.

Екатерина и Василий пытались подключить Феликса к центральному кибермозгу корабля. Они перебирали кабели и разъемы, пытались активировать контур беспроводной связи.

– Что? Зачем? – севшим и охрипшим от пыли голосом спросил Александр.

Ничего не понимая, он пытался вклиниться между ними. Но Василий своим мощным корпусом преградил ему путь.

Екатерина как раз закончила подсоединять контакты, намереваясь оживить рецепторы Феликса и перезагрузить модули памяти, продублировать их на новый носитель.

Искусственные нейроны робота, миниатюрные квантовые компьютеры погибали, лишенные герметичной защитной оболочки. Охлаждающие механизмы не работали – и сверхпроводящие контуры отказывали один за другим.

Волны синусоид на экране осциллятора утихали, загорались красные огоньки. Наконец, единственный зеленый индикатор, как умирающая последняя надежда, начал желтеть. Сделался красным.

– Все… – как-то обреченно произнесла женщина:

– Не смогли! Не успели!

Василий еще раз попытался запустить прибор. На экране сканера вновь замельтешили цветные индикаторы – и утихли.

– Не успели! – подтвердил киборг:

– Скопировали основные модули… Разная кодировка… Автоматический запрет на «подселение»… Будь проклята эта война – раз мы не можем найти общение друг с другом!

Одним из последствий Гражданской войны стали жесткие протоколы оцифровки искусственных личностей. Империя не могла получить доступ к кодам и технологиям воспроизводства республиканских роботов. Ее киборги хоть и использовали одинаковую элементную базу (наследие когда-то единого государства), но тоже не способны подключаться к оппонентам как напрямую, так и через посредников.

Любые переговоры велись по старинке: посредством голосовой и видеосвязи или «скоростной морзянкой», передаваемой на расстояние лазером.

По соображениям безопасности, когда-то запретившим беспроводные сети и ограничившим применение цифровых приборов на боевых кораблях, программные оболочки двух видов разумных существ делались несовместимыми. Сохранить личность Феликса путем переноса на свободное пространство памяти кибермозга не удалось.

– Феликс… что? – Александр еще не осознал произошедшее до конца: он остался один, его товарищ мертв.

– Мы скопировали основные разделы памяти. Но теперь это всего лишь архив нечитаемой информации в несколько сотен терабайт. – Василий смотрел себе в ноги, боясь поднять взгляд. – Не спасли!