Текст книги "Клиника в роще"

2

Когда Вера вошла в комнату, Алексей сидел в кресле с журналом в руках. На столике перед ним стоял стакан с виски. Услышав шаги жены, Тенишев отложил журнал, взглянул на Веру и сказал:

– Ты сегодня поздно.

– Да, так получилось.

Остановившись возле кресла, Вера наклонилась и поцеловала мужа в щеку.

– Суматошный был вечер. Как ты провел день? Работал?

– Да, – кивнул Алексей, – немного. Часа полтора работал на пленэре.

– Серьезно? – Вера взяла со столика стакан мужа, отпила немного и наморщила нос. – Как ты только пьешь эту гадость? По мне, самогонка и то вкуснее.

– А ты пила самогонку?

– Нет, но уверена, что она приятнее, чем твое пойло. Так, значит, ты работал на пленэре? Не думала, что ты на такое способен.

Тенишев хмыкнул.

– Между прочим, я бываю на пленэре уже несколько дней.

– Правда? – Вера удивленно приподняла брови. – А почему я не знала?

– Вероятно, потому, что тебе это не очень интересно, – ответил Алексей.

– Глупости. Мне интересно все, что ты делаешь, – Вера взглянула на стоящий у окна мольберт. – Новая работа?

– Угу.

– Можно посмотреть?

Тенишев покачал головой:

– Нет. Ты же знаешь, я не люблю, когда кто-то смотрит на незавершенное полотно.

– Жаль. Мне всегда хочется посмотреть, как ты работаешь.

– Ты уже видела. И даже сама позировала пару раз. Кстати, а не повторить ли нам?

Вера шлепнула мужа ладошкой по макушке:

– Ты же знаешь, чем это обычно заканчивается!

– Страстным актом любви?

– Вот именно. А я сейчас дама солидная и обстоятельная, секс на скорую руку уже не для меня, – Вера села рядом с мужем и обвила его шею руками. – И все-таки я бы хотела посмотреть, как ты работаешь. На то, как на холсте появляются новые краски, новые линии… – Вера зевнула. – Ой, извини. Набегалась сегодня на работе.

Алексей покосился на нее и насмешливо спросил:

– Что, психи попались буйные?

– Наоборот. Куча убийц и насильников, а ведут себя смирнее мышат.

Алексей отпил из стакана и почмокал губами.

– Так ведь, наверное, хорошо, что они тихие?

– Да, но это странно, – Вера потерлась щекой о мягкие волосы мужа. – Такое ощущение, что я попала в монастырь, а не в психиатрическую клинику. Самый страшный преступник сидит круглые сутки за столом и ремонтирует часы. Представляешь?

Алексей усмехнулся.

– Отнеси ему мою старую «Омегу». Может, починит.

– Починит, – кивнула Вера. – Только перед этим оторвет от циферблата стрелки.

– Зачем? – вскинул брови Алексей.

– Затем, что все-таки он психопат, а не монах, – Вера подавила очередной зевок и выпрямилась. – У нас есть что-нибудь поесть?

– Не знаю. Что-то, разумеется, было, если твоя сестренка не подчистила.

– Лешка, ты опять? – нахмурилась Вера.

– А я что… я ничего… – усмехнулся Тенишев. – Ты же знаешь, она меня почти не раздражает. По крайней мере, пока молчит. Слушай, а может, мне каждое утро заклеивать ей рот скотчем?

– Алексей!

– Или клеем. Кажется, в кладовке у нас еще остался «Момент»?

– Тенишев, заткнись!

– Можно, конечно, воспользоваться иголкой и нитками, – продолжил развивать приятную мысль Алексей.

– Ну все, мое терпение лопнуло! – сердито проговорила Вера и вскочила с кресла. – Ты отлучен от моего тела на двое суток!

– Только не это! – с напускным ужасом воскликнул Алексей. – Лучше оставь меня без сладкого. Хотя… – Он сделал вид, что размышляет. – Тут, пожалуй, еще стоит подумать…

– Балбес! – буркнула Вера, отвесила мужу подзатыльник и зашагала на кухню.

Тенишев тихо рассмеялся и снова взялся за журнал.

На кухне Вера открыла холодильник и достала пакет сока. Потом нашла кусок засохшего сыра и горбушку хлеба. Сделав бутерброд, принялась жевать черствый хлеб, запивая его соком. Эх, как было бы здорово сейчас съесть горячую котлету с картофельным пюре… Или кусок копченой курицы с черным ароматным хлебом… Но холодильник был пуст так же, как и месяц назад, когда супруги были еще нищими.

Конечно, Алексей сидел дома. А ведь мог бы найти время и съездить в магазин за продуктами. Но сказать ему об этом Вера боялась. Тенишев – художник. Натура нервная и чувствительная. Он воспримет ее слова в штыки, раскричится.

– «То, что я сижу дома, еще не значит, что у меня есть свободное время! – пробормотала Вера вслух с усмешкой, передразнивая манеру мужа. И продолжила в том же духе: – Я пашу, как папа Карло, чтобы мы когда-нибудь смогли зажить по-человечески!»

А потом Алексей обидится и будет молчать два или три дня. А Вера станет подходить к нему каждые пять минут и виновато бормотать: «Тенишев, ну не дуйся. Я дура, ты же знаешь». Но он будет отворачиваться с видом человека, которому плюнули в душу.

Ох-хо-хо… Как же с ними трудно, с этими мужиками…

Вера доела бутерброд, убрала сок в холодильник и вздохнула. В воскресенье она сядет в машину и поедет на рынок. Нужно будет накупить еды на всю неделю. Или даже на две: Черневицкий говорил, что врачам часто приходится работать по выходным. А с первой получки надо купить большой холодильник с огромной морозильной камерой. Тогда можно делать запас еды сразу на целый месяц, и холодильник всегда будет полон.

Мысль о замороженных овощах и о замороженном мясе заставила Веру воспрянуть духом. Все отлично. Главное, что теперь у них есть деньги. А когда-нибудь… пусть не сейчас, пусть через год… картины Лешки станут пользоваться успехом. Критики оценят их по достоинству и объяснят все коллекционерам. А тем только дай сигнал: они тут же набросятся на картины Алексея Тенишева, как голодные псы на свежее мясо.

Нужно только чуть-чуть потерпеть. Критики долго раскачиваются. Вот, к примеру, Винсент Ван Гог, – уж на что был гений, но и тот продал за свою жизнь всего одну картину. А Модильяни? Так и умер нищим. Зато всего через пару лет его картины стоили тысячи!

Тут Вера себя осадила: картины Модильяни стоили тысячи, но сам-то Модильяни был уже мертв. И его жена, кажется, тоже. Вроде она, узнав о смерти мужа, выбросилась из окна.

Вера передернула плечами, посмотрела на темное окно и усмехнулась – слава богу, здесь первый этаж.

За спиной послышались легкие шаги. Наверное, Лешка опять ходит по дому босой. А полы-то пока голые, ковры еще не привезли. Не простыл бы… Шаги стихли, и Вера почувствовала на шее прохладное дыхание. Улыбнулась: супруг пришел просить прощения. Но нет, сразу она не сдастся, пусть он сперва помучается. И, кажется, Лешка опять перестал чистить на ночь зубы. Какие же все-таки они поросята, мужики…

На плечи ей легли тяжелые руки.

– Леш, не сейчас, – сказала Вера. – Я еще на тебя обижена.

Искушение повернуться к нему и подставить губы под поцелуй было слишком сильным, но Вера сдержалась. Она дернула плечами, сбрасывая его руки, и направилась к двери.

А войдя в гостиную, остановилась как вкопанная и изумленно уставилась на мужа. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу, с журналом в одной руке и со стаканом в другой.

– Леш… – хрипло проговорила Вера.

Тенишев опустил журнал, откликнулся:

– Чего? – увидел изумленное лицо жены, спросил: – Что с тобой?

– Ты сейчас был на кухне?

Он покачал головой:

– Нет. Я сидел здесь и ждал, когда ты вернешься. А что?

По спине Веры пробежала холодная волна. Девушка оглянулась на темный прямоугольник дверного проема и судорожно сглотнула слюну.

– А кто входил за мной на кухню? – спросила она севшим голосом.

– Никто. Да что случилось-то? Верка, на тебе лица нет!

Вера стала пятиться от кухонной двери, не отводя от нее оцепеневшего взгляда. Поняв: что-то не так, – Алексей вскочил с кресла и быстро подошел к жене.

– Что? – спросил он. – Что там?

Вера продолжала молча пятиться от двери. Алексей схватил ее за плечи, чтобы встряхнуть, но она вскрикнула и отскочила от него. Несколько секунд таращилась на мужа так, будто увидела привидение, затем ткнула пальцем в сторону кухни и придушенно прошептала:

– Там кто-то есть!

Тенишев сжал кулаки и двинулся к кухне. Вера стояла на месте, словно превратившись в каменное изваяние.

Алексей вошел на кухню и включил свет.

– Что там? – взволнованно спросила Вера.

– Пусто! Слушай… – голос его зазвучал насмешливо, – а чем тут так пахнет? Ты что, пукнула от страха?

– Дурак!

– Да ладно, с любым может случиться… – Алексей хихикнул.

Вера опасливо вошла на кухню.

– Смотри! – воскликнула она и указала пальцем на пол.

На линолеуме отчетливо виднелся мокрый отпечаток босой ступни. И он исчезал прямо на глазах. Через несколько секунд исчез полностью. Вера подняла взгляд на мужа.

– Ты видел?

– Что?

– След!

– Я видел мокрое пятно. И оно уже высохло.

– Говорю тебе: это был след! След босой ступни!

Алексей посмотрел на жену с сочувствием.

– Арнгольц, – заговорил он таким тоном, каким взрослые обращаются с детьми, – работа с сумасшедшими явно не идет тебе на пользу. Выпей стакан теплого молока и ложись спать. Хочешь, я расскажу тебе сказку на ночь? Я знаю много сказок про привидений.

Вера сцепила зубы.

– Ты кретин, – сказала она супругу холодно и неприязненно. – И шутки у тебя кретинские.

Повернулась и вышла из кухни. Тенишев проводил жену удивленным взглядом, поскреб пятерней в затылке и, пожав плечами, проворчал:

– А что я такого сказал?

В ту ночь они не занимались любовью. Улегшись в постель, Вера сразу отвернулась к стене. Алексей, чувствуя себя виноватым (хотя и не понимая, почему), сделал попытку примирения, коснулся пальцами ее теплого голого плеча, но она лишь недовольно произнесла:

– Леш, я устала и хочу спать.

Он убрал руку и опустил затылок на подушку. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.

В душе Алексея зрела обида. В последнее время Верка стала невыносима. Подумаешь – психиатр! Наверное, решила, что на ее чертовой работе свет клином сошелся! Еще немного, и объявит его бездельником. Он уже не раз замечал, с каким пренебрежением жена смотрит на его картины. Скользнет взглядом, улыбнется, скажет что-нибудь пустое и банальное и – опять за свои психиатрические книги.

Тенишев заерзал в постели, распаляя себя все больше и больше.

Да еще в доме эта стерва на костылях! Какого черта Верка привезла ее сюда? Она больна и беспомощна? Прекрасно! Пусть нанимает себе сиделку или отправляется в какой-нибудь дом инвалидов. Наверняка такие есть.

Алексей услышал спокойное, ровное дыхание жены. Надо же, уснула. Ну и нервы! А ему теперь ворочаться всю ночь… Такие вот они, женщины! Наплюют мужику в душу и – на боковую. Сами спокойно посапывают во сне, а мужик мучается. Стоит ли после этого удивляться, что они живут дольше мужчин?

Тенишев приподнял голову, перевернул подушку, яростно взбил ее и опустился на прохладную льняную ткань небритой щекой. Ему хотелось подольше посмаковать обиду, но усталость взяла свое.

«Точно до утра промучаюсь бессонницей», – обиженно подумал Алексей, устроился на подушке поудобнее, зевнул и через минуту уснул крепким сном младенца.

3

Был один из тех сентябрьских дней, когда солнце светит еще жарко, а ветер дует холодный и пронизывающий, когда на солнце лето, а в тени – поздняя осень.

Мужчины водрузили посреди поляны несколько мангалов и жаровен и принялись разжигать угли. Женщины стали вытаскивать из сумок банки и пакеты с сосисками, свиными ребрышками и мясом. Вскоре все это великолепие было разложено на решетках, и через несколько минут от мангалов пополз сизый дымок, разнося по поляне дразнящий, аппетитный аромат жаренного на углях мяса.

Коллеги, облаченные в «штатскую» одежду, вели себя с Верой вежливо и даже предупредительно, но она, как каждый новичок, чувствовала себя немного чужой. Как ни странно, присутствие мужа сглаживало это ощущение. Алексей всегда легко сходился с людьми. Вот и сейчас уже через пятнадцать минут он общался с коллегами Веры и их супругами так, словно жил с ними бок о бок всю жизнь.

Сказывалась светская «закалка» и сотни ночей, проведенных в клубах, где каждый знал каждого, а если не знал, то готов был тут же познакомиться и подружиться. В ночных клубах людей объединяют выпивка, музыка и кокаин. На пикнике Алексею достаточно было двух бокалов вина, чтобы почувствовать себя «своим среди чужих».

Вера с удивлением наблюдала за тем, как Алексей с пластиковым стаканчиком в руке пытается что-то доказать угрюмому Шевердуку. А тот, чуть набычившись, отрицательно качал головой и, в свою очередь, высказывал Алексею свои контрдоводы с жаром, которого Вера в докторе до сих пор не наблюдала.

И она почувствовала, что гордится мужем. Все-таки хорошо, что хотя бы один из них может быть таким общительным и обаятельным.

Возле мангала хлопотал красавец Астахов. Тимур Альбертович был в замшевой куртке с меховым воротником, а на голове у него красовалась белая спортивная шапочка. Его жена, рыжеволосая женщина с усталым лицом, стояла рядом и с тревогой поглядывала на двух мальчиков-близнецов, сооружавших на полянке хижину.

Старшая медсестра Жанна Орлова, весело переговариваясь с Черневицким, следила за жарящимся на решетке мясом.

Вера хотела подойти к ней, но на ее пути вырос Антон Сташевский, тот самый вертлявый блондин, которому Шевердук влепил пощечину во дворе клиники.

Подскочив к Вере, молодой человек быстро проговорил:

– Повезло нам сегодня с погодой, правда?

– Э-э… – Вера несколько растерялась. – Да. Наверное.

– До сих пор у нас с вами не было времени толком пообщаться, – с улыбкой сказал Сташевский. – У меня даже не было возможности поцеловать вам руку. Позвольте, я сделаю это сейчас.

Он схватил Верину руку и порывисто поднес ее к губам. Вера неприятно поразилась тому, какими вялыми и влажными оказались у него пальцы.

Сташевский был худ, но необычайно подвижен. Казалось, все его тощее тело состоит из шарниров и шестеренок.

– Вы, наверное, уже в курсе, что Алла Львовна – моя мать? – выпалил он, внимательно наблюдая за реакцией Веры. – Я тут что-то вроде принца, которому никогда не стать королем. Маму все боятся, а меня пока нет. Люди не верят, что я когда-нибудь стану хозяином клиники, и я их понимаю. Глядя на меня, в это действительно трудно поверить.

– Ну почему же… – Вера улыбнулась. – А вы…

– Кстати, у вас очень красивое пальто, – сказал Антон, обежав быстрым, цепким взглядом фигуру Веры.

– Что вы, оно очень старое, – возразила Вера, чуть смутившись. – Обычно на пикник надевают что попроще, а тут… Я не думала, что здесь все будут такие нарядные.

Сташевский покосился на суетящихся возле костра коллег, усмехнулся, потом слегка наклонился к Вере и тихо проговорил ей на ухо:

– Уверяю вас, вы выглядите эффектнее, чем все они, вместе взятые. В отличие от них, у вас есть стиль!

Вера улыбнулась:

– Говорите-говорите, мне так приятно вас слушать.

На самом деле слушать вертлявого лиса Вере не доставляло никакого удовольствия. Непонятно почему, но с самого момента своего появления он стал раздражать девушку. Было в нем что-то неприятное – в манере, в голосе, в каком-то непонятном подтексте, который молодой человек, казалось, вкладывал в каждое слово.

Сташевский, ободренный словами Веры, широко улыбнулся и хотел еще что-то сказать, но тут к Вере с пластиковым стаканчиком в руке подошел Тенишев. Вера обрадовалась появлению мужа.

– Познакомьтесь – мой муж Алексей! – представила она.

Сташевский окинул Алексея таким же быстрым цепким взглядом и сказал:

– Очень приятно! – затем протянул Тенишеву худую, влажную ладонь и назвал свое имя. – А мы как раз говорили о том, что ваша жена тут – самая стильная и красивая.

– Да, – согласился Алексей. – Мне повезло.

– Будь у меня такая жена, я бы ни за что не позволил ей работать, – заявил Сташевский. – Запер бы ее дома и одевал в шелка и меха. Даже посуду бы ей мыть не позволил.

Вера покосилась на мужа – на лице того не дрогнул ни один мускул.

– А вы, простите, кем работаете? – осведомился Сташевский.

– Я художник, – ответил Алексей.

Молодой врач вскинул брови и удивленно улыбнулся:

– И что, этим можно заработать на жизнь?

– Можно, если постараться. – Алексей отхлебнул из стаканчика и добавил невозмутимо: – И если повезет.

– Не сомневаюсь, что вы стараетесь, – с улыбочкой проговорил Сташевский. – Но везет ли вам?

Вера заметила, что по лицу мужа пробежала тень. Тенишев хотел ответить, но она, опасаясь, как бы Алексей не сорвался, не дала ему раскрыть рот. Быстро спросила у Сташевского:

– Вы давно работаете в клинике?

– Нет, не очень, – ответил тот. Задумался на секунду и добавил: – Года полтора, не больше.

– И как вам ваша работа?

– Ну… – Сташевский пожал тощими плечами. – Мне кажется, клиника слишком много внимания уделяет исследовательской работе. А по-моему, нужно делать упор на лечебный процесс. Получать деньги с богатых пациентов выгоднее, чем клянчить у фондов гранты на исследования. И вообще, лечить психов – дело неблагодарное. Если вы спросите меня, то я вам прямо скажу: вылечить психопата невозможно. Вы выпустите его из клиники, а через полгода, максимум через год, у него снова поедет крыша. И хорошо еще, если он никого не убьет! Будь я на месте Черневицкого, я бы…

Он вдруг остановился, будто потерял нить своих рассуждений, и нерешительно взглянул сперва на Веру, затем на Алексея. Потом улыбнулся как-то странно – робко и в то же время двусмысленно – и, поднеся к губам стакан, отпил небольшой глоток.

– Дружище, – заговорил тогда Алексей, – а может, вам вообще сменить работу?

– Что? – не понял Сташевский.

– Я говорю: может быть, вам переквалифицироваться в управдомы? Такому энергичному парню, как вы, там будет самое место.

Несколько секунд Сташевский изумленно смотрел на Тенишева, потом вдруг улыбнулся и кивнул:

– А, я понял: это шутка!

Сташевский допил стакан и поставил его на столик. Затем, достав из кармана куртки шелковый платок, тщательно вытер губы, после чего с улыбкой взглянул на Тенишева:

– Алексей, могу я задать вам пикантный вопрос?

– Валяйте, – разрешил тот.

– Я где-то читал, что художники для того, чтобы писать хорошие картины, должны постоянно себя чем-нибудь стимулировать. Ну там алкоголь, наркотики… Как с этим у вас?

– Вы хотите знать, есть ли у меня стимул? – Алексей улыбнулся и обнял Веру за талию. – Вот мой стимул, – сказал он и нежно поцеловал жену в щеку. – Устраивает вас такой ответ?

– Вполне, – кивнул Сташевский. – Будь у меня такой стимул, я бы тоже стал художником. – Молодой человек хихикнул и лукаво добавил: – Тем более что Вера имеет допуск к лекарствам. О, а вот и Катя Шевердук! Договорим позже, ладно?

И он двинулся к мангалу, возле которого в окружении мужчин стояла девушка в белой меховой шубке, с черными волосами, стриженными а-ля Мирей Матье.

Тенишев проводил его хмурым взглядом, потом повернулся к Вере и небрежно осведомился:

– У вас в клинике все такие придурки?

– Угу, – кивнула она. – Хочешь, и тебя возьмем? На полставки?

– Спасибо, мне и своего дурдома хватает. Слушай, пойдем прогуляемся, а?

– Вообще-то я хотела поговорить с заведующим.

– Ну, как хочешь, – он взглянул на брюнетку, кокетничающую у мангала со всеми мужчинами сразу, и вдруг спросил: – Слушай, а кто она такая, Катя Шевердук? Дочка твоего наставника?

Вера посмотрела на юную красотку и покачала головой:

– Не-а. Жена.

– Жена-а? – удивленно протянул Алексей.

– Угу. Завидуешь?

Тенишев дернул плечом:

– Она не в моем вкусе.

– Почему?

– Слишком молода. А я люблю женщин пожилых.

– Таких, как я?

– Точно.

Вера улыбнулась:

– Спасибо за комплимент. Ладно, ты тут поглазей на дам, а я пойду поговорю с Черневицким.

– Я с тобой, – неожиданно сказал Алексей. И, наткнувшись на удивленный взгляд жены, с усмешкой пояснил: – Люблю умные разговоры. У тебя ведь нет от меня секретов?

– До сих пор не было.

– Тогда вперед!

Он взял ее под руку и потащил к жаровням.

4

Игорь Константинович Черневицкий пребывал в прекрасном расположении духа. Его длинные седые волосы растрепались от ветра, зато черная бородка клинышком выглядела еще ухоженней, чем обычно.

Весело поприветствовав Веру, он положил ей на тарелку куриное крылышко и лучший кусок мяса. Однако попытку Веры завести серьезный разговор заведующий мягко, но решительно пресек. И тут же переключил свое внимание на Жанну Орлову.

Делать было нечего, Вера отошла в сторонку. Алексей, побросав на тарелку целую гору ароматного поджаристого мяса, последовал за ней.

– Ну как? – насмешливо поинтересовался он. – Не получилось?

– Не получилось, – вздохнула Вера.

– Ничего. Если тебе хочется с кем-то поговорить – поговори со мной. Обожаю твой голос.

Вера взглянула на мужа и улыбнулась.

– Ох, Лешка, умеешь ты утешить. Что бы я без тебя делала?

– Беседовала бы с красавцем, который идет сюда, – невозмутимо ответил Тенишев, указав глазами на приближающегося Астахова.

Вера приосанилась и незаметно поправила выбившийся из прически локон. Тимур Альбертович остановился возле нее и с улыбкой осведомился:

– Еще вина?

Только сейчас Вера увидела, что в руке он держит бутылку. Качнула головой:

– Нет, спасибо.

– А я выпью! – отозвался Алексей и подставил Астахову свой стаканчик.

Тимур Альбертович наполнил его до краев.

– Не против, если я тут с вами немного постою? – шутливо спросил он. – У мангала всеобщее внимание приковано к жене Шевердука. Мужчины стремительно поглупели, а женщины надулись. Не с кем ни поговорить, ни выпить.

– Я не против, – кивнула Вера.

– Я тоже, – поддакнул Тенишев. – Тем более что вы пришли к нам с бутылкой.

И Астахов остался. Он был мил, обаятелен и раскован. Благодаря присутствию Алексея разговор зашел об искусстве.

– В детстве я тоже мечтал быть художником, – сообщил Тимур Альбертович, приветливо глядя на Тенишева. – Помню, когда мать привозила меня в Питер, я часами пропадал в Эрмитаже. – Доктор улыбнулся. – Сейчас даже не верится.

– Что же вам помешало осуществить свою мечту? – спросил Алексей.

Астахов пожал плечами:

– А черт его знает. Появились другие увлечения. Знаете ведь, как это бывает. К тому же мой папа был врачом и хотел, чтобы я пошел по его стопам. Вот я и пошел.

– Жалеете? – поинтересовался Алексей.

Тимур Альбертович покачал головой:

– Нисколько. Я обожаю свою работу.

Алексей кивнул и отпил из стаканчика.

– Кстати, Вера, – снова заговорил Астахов, глядя на девушку глазами профессионального соблазнителя, – ваш муж говорил вам, что вы похожи на «Мадонну» Кранаха?

– Ту, что висит в Эрмитаже?

– Да.

Вера покосилась на мужа и с едва заметной усмешкой кивнула:

– Говорил. И не раз.

– Просто поразительное сходство! – продолжал удивляться Тимур Альбертович, вглядываясь в лицо Веры.

– Ну, может, она моя десятиюродная прапрапрабабушка? – пошутила Вера.

– Вероятно, – согласился Тимур Альбертович. – А может быть, дело в другом.

– В чем же?

– Помните, как сказал Шерлок Холмс в «Собаке Баскервилей», стоя перед портретом одного из предков сэра Генри… «Вот и не верь после этого в переселение душ!»

– Что касается меня, то я скорей поверю в то, что я родственница английской королевы, чем в переселение душ, – Вера усмехнулась.

Тимур Альбертович чуть прищурил темные глаза и сказал странно серьезным голосом:

– Напрасно вы так к этому относитесь. Теория переселения душ существует много тысяч лет. И ее до сих пор никто не опроверг.

Вера отняла стаканчик от губ и удивленно посмотрела на коллегу.

– Вы серьезно?

– Конечно, – ответил Астахов. – А почему вы так удивились?

– Ну как же… Вы ведь врач. Образованный и умный человек.

– Как по-вашему, философ Платон был умным человеком?

– Думаю, он был не глуп.

– И тем не менее верил в переселение душ. Представьте хотя бы на минуту, что переселение душ – доказанный, научно обоснованный факт…

– Трудно представить.

– И все же попробуйте. Представили?

Вера улыбнулась:

– Ну, предположим.

– А теперь рассмотрите данный факт (а мы ведь условились, что это факт) с точки зрения врача-психиатра. Мы все считаем Зигмунда Фрейда нашим учителем. Он утверждал, что у каждого из нас есть какой-то тайный комплекс, основанный на душевной травме, которую мы получили в детстве. Но о самой травме мы ничего не помним. Мы попросту выбросили ее из памяти, чтобы было легче жить. Но травма-то никуда не исчезла. Они живет в нашем мозгу и руководит нашими поступками. Человек сходит с ума и не понимает, из-за чего…

– Какое все это имеет отношение к переселению душ? – нетерпеливо спросила Вера.

– Самое прямое. Представьте себе, что перед вами сидит человек, страдающий психозом. Его преследует один и тот же сон, смысл которого он не может разгадать. А сон сводит его с ума. Вы усаживаете больного в кресло и вводите его в состояние гипноза, чтобы выяснить, какое воспоминание таится в его подсознании и пытается посредством сновидений пробиться наружу. Знакомый сюжет?

Вера кивнула:

– Разумеется.

– Вы стараетесь препарировать душу пациента тонким скальпелем фрейдизма, но у вас ничего не выходит. По всему получается, что у вашего пациента было нормальное детство, он жил в хорошей, любящей семье. Никаких травм, никаких потрясений. Одним словом, у него все замечательно в прошлом. Роясь в его памяти, вы не можете найти ровным счетом ничего. В чем же тогда причина его психоза?

– И в чем?

Астахов тонко улыбнулся:

– А что, если причина коренится вовсе не в его детстве? Что, если его гложет чувство вины за поступок, который он совершил пятьсот лет назад? И теперь человек вынужден тащить с собой вину, не догадываясь об ее истинном источнике! Допустим, в одной из предыдущих жизней наш пациент застрелил своего брата. С тех пор прошло пять веков, и сейчас он совсем другой человек. Но память-то хранит воспоминание о том выстреле! В итоге у человека развивается невроз, который в конце концов приводит его к психической болезни.

– Грандиозно, – с едва заметной усмешкой проговорила Вера. – У меня даже голова закружилась. Жаль, что ваша теория целиком и полностью основана на фантазии.

Астахов улыбнулся и покачал головой:

– Я бы не стал так утверждать. Как знать? Возможно, отказываясь от веры в переселение душ, мы отказываемся от единственно правильной методики лечения и тем самым лишаем больного помощи. Выходит, мы бросаем пациента на произвол судьбы. Оставляем его наедине с его собственными страхами.

Тимур Альбертович отпил из стаканчика и с улыбкой добавил:

– А ведь есть еще и память предков. Допустим, ваш прадед задушил любовницу, и сцена убийства передалась вам через три поколения, закрепилась в вашей памяти…

– Что-то я не догоняю, – проговорил Алексей, хмуря лоб. – Вы имеете в виду что-то вроде «родового проклятия»?

Тимур Альбертович кивнул:

– Именно. Скажем, ваша бабушка сделала кому-то подлость, и теперь вина за тот ее поступок преследует вас, так как воспоминания вашей бабушки стали частью ваших личных воспоминаний.

– А разве подобное возможно? – Тенишев повернулся к жене. – Вер, такое правда может быть?

Девушка пожала плечами:

– Некоторые считают, что да.

– Знаете, что такое клетка ДНК? – спросил вдруг Астахов.

Тенишев пожал плечами:

– Ну, примерно.

– Одна маленькая клетка содержит в себе образ всего человека. Что, если и сам человек – всего лишь маленькая клетка, которая хранит в памяти воспоминания всего своего рода, всех своих дедов, прадедов и прапрадедов? Мы ищем причину болезни в детских переживаниях пациента, а она коренится гораздо глубже и…

– Дальше! – выдохнул Алексей.

– Верно, – послышался у него за спиной негромкий голос профессора Черневицкого.

Все обернулись. При виде заведующего Тимур Альбертович смутился, пробормотав:

– Я не заметил, как вы подошли, Игорь Константинович.

– Значит, беседа была очень интересной, – весело произнес Черневицкий. – Если я не ослышался, вы говорили о переселении душ и о генетической памяти?

– Да, – ответила Вера и тоже смутилась.

– И, кажется, вы возражали Тимуру?

– Не то чтобы возражала… Просто меня не убедили его доводы.

Черневицкий подставил пластиковый стаканчик, и Астахов поспешно плеснул ему вина. Заведующий отпил, облизнул губы и весело посмотрел на Веру.

– В последнее время все больше ученых сходятся на том, что генетическая память существует. Хотя… – тут Игорь Константинович пожал плечами и усмехнулся. – В наше время ученые верят черт знает во что. Я знал одного академика, который доказывал мне – и довольно убедительно! – что когда-то, а точнее в тысяча шестьсот семнадцатом году, он был лейтенантом королевских мушкетеров. Он увидел такой сон, а когда проснулся, спел несколько фривольных песенок на старофранцузском языке.

– Ну, он же академик, – иронично заметил Алексей. – Академику положено знать старофранцузский.

– А как насчет фривольных песенок? – поинтересовался у него Астахов.

Тенишев пожал плечами:

– Где-нибудь вычитал.

– Дорого бы я дала, чтобы выудить из своей головы воспоминания о прошлых воплощениях! – с улыбкой воскликнула вдруг Вера.

Черневицкий и Астахов переглянулись. Игорь Константинович посмотрел на Веру сквозь веселый прищур и пожал плечами:

– Как знать… Возможно, когда-нибудь наука сумеет решить и эту проблему.

– Вы серьезно? – не поверила своим ушам Вера.

Профессор посмотрел в стакан и задумчиво проговорил:

– Человеческий мозг таит в себе много загадок. Кто-то из поэтов назвал человека «живою плотью времени», и мне нравится сравнение. Мне импонирует смотреть на человека как на живой хронометр. Но в хронометре бывают сбои. Секундная стрелка может вдруг остановиться или даже отскочить на пару делений назад…

– Если сравнивать человека с часами, то только с песочными, – веско проговорил Алексей. – Как только песок кончается, человек умирает. Вот и все.

Черневицкий взглянул на него из-под крутого излома бровей и покачал головой:

– Нет, не все. Чья-то рука берет часы и переворачивает их. И песок начинает сыпаться снова. А потом снова. И снова. Что, если человек проживает бессчетное количество жизней, но не в силах вспомнить их?

Алексей обдумал слова профессора и решительно заявил:

– Мертвецы не оживают. А если и оживают, то только в нашей памяти.

Несколько секунд Черневицкий пристально смотрел на Тенишева, затем вдруг запрокинул голову и расхохотался. Причем так заразительно, что все присутствующие тоже рассмеялись. Один лишь Алексей стоял, хмуря брови и всем своим видом говоря: не понимаю, что тут смешного.

– Господа! – окликнул всех Шевердук, вороша лопаткой жареное мясо. – Стейки готовы! Прошу к мангалу!