Текст книги "Тайная война воздушного штрафбата"

Борис вежливо отказался, но попросил, чтобы старик позаботился о ребёнке, которого он спас.

– Вы добрая душа, – вздохнул защитник и сентиментально захлопал ресницами за толстыми стёклами очков. – Конечно, я постараюсь сделать всё, что в моих силах.

Приговор был вынесен без задержек. Но перед тем, как покинуть «зал суда», осуждённый на смерть преступник попросил конвой немного задержаться. Быстро расшнуровал ботинки, даже попрыгал на одной ноге, наслаждаясь свободой. Затем с сочувственной улыбкой протянул ботинки адвокату.

– Берите, мэтр. А то ещё обманут с гонораром. Надеюсь, они прослужат вам долго.

Но старик не принял «гонорар».

Однако с приведением приговора вышла заминка. Вначале Борис решил, что его прикончат сразу после суда. Но оказалось, с этим здесь не принято было спешить. Приговорённых к смерти здесь расстреливали, как и положено по старой традиции, на рассвете.

Ночью в камеру воровато прокрался человек в форме офицера пограничника, который представился заместителем начальника заставы. Борис вспомнил, что видел его на суде среди помощников судьи.

– Скажите, кому надо позвонить в столице, и я это сделаю, – чуть ли не с порога объявил смертнику посетитель.

Лицо визитёра светилось тайной надеждой. Когда ночной гость говорил, подбородок его дрожал от страха и сладостного предвкушения долгожданных перемен в судьбе. Цель его визита стала ясна сразу: этот человек страстно мечтал подсидеть своего шефа – начальника местной погранслужбы. Он принялся жарко рассказывать Нефёдову о бесчисленных фактах произвола, творимых его начальством: о том, как вороватый шеф присваивает себе львиную долю присылаемого солдатского жалованья, как выстроил себе новый особняк на те деньги, что должны были пойти на оборудование вдоль границы современного электрического ограждения…

Тайный посетитель сильно горячился, так как очень надеялся расчистить себе дорогу к заветной должности. Его речь лилась сплошным потоком. С плохо скрываемой завистью и искренним возмущением он описывал, как его босс заказал за фантастическую сумму доставить самолётом из ЮАР новенький «Форд-Мустанг».

Однако стоило из-за стены донестись подозрительным шорохам, как заговорщик немедленно умолкал и испуганно втягивал голову в плечи. Затем выяснялось, что тревога ложная, и его речь начинала литься с удвоенным вдохновением:

– Я не то, что эта жирная скотина. При мне каждый народный грош будет на учёте.

Узнав от арестанта, какому большому человеку в столице следует звонить, офицер беззвучно засмеялся, очень довольный.

– Хорошо, что мы живём в демократическом государстве. Всегда можно найти управу на зарвавшегося бюрократа. Обещаю вам: когда я вынесу смертный приговор этому коррупционеру, я первым делом пришлю вам его новенький «Мустанг».

Когда за неожиданно подарившим ему луч надежды посетителем с лязгом закрылась тюремная дверь, для Нефёдова потянулись мучительные часы ожидания. Повлиять как-то на ход событий он не мог. Оставалось ждать рассвета, не теряя надежду, что посланная Хану весточка всё-таки дойдёт раньше, чем в расстрельную машину вставят пулемётную ленту и палач нажмёт на курок.

6 апреля 1952 года, авиабаза Аньдун, Маньчжурия

Добыть целёхонький новейший «штатовский» истребитель F-86 «Сейбрджет» со всеми его техническими секретами для подробного изучения и проведения оценочных испытаний в НИИ ВВС предстояло любой ценой. И сделать это необходимо было всего за семь дней. Рассчитывать на новую отсрочку не приходилось. Анархисту и так лишь чудом удалось уломать «заказавшего» ценный трофей Василия Сталина подождать ещё неделю. Если в начале операции сын всесильного кремлёвского вождя только намекал, что в случае неудачи Нефёдову и его людям лучше обратно в Союз не возвращаться, то в последнем разговоре он объявил прямо: «Я дал отцу слово добыть этот самолёт. Если ты меня снова подведёшь, то лучше прямо в Корее пусти себе пулю в лоб».

Судьба Ольги и сына Нефёдова напрямую зависели оттого, выполнит он это задание или нет. Ещё никогда для одного из лучших асов советских ВВС ставки в боевой операции не были столь высоки.

Теперь Борис знал, что это не Берия, а бывший начальник и друг удерживает его жену в тюрьме в качестве заложницы. Эта новость стала для Нефёдова словно удар кинжалом в спину. Конечно, Борис никогда не питал особых иллюзий в отношении Василия Сталина, но всё-таки надеялся, что лётчик лётчика и фронтовик фронтовика не подставит. Однако Принц всегда поступал только так, как ему в данный момент было выгодно. Поэтому, если в ближайшие дни Борис не сможет доложить высокому московскому начальнику о выполнении задания, генерал без всяких колебаний исполнит свои угрозы.

Итак, Борис возвращался на войну, где его ждала горстка испытанных бойцов, почти каждый из которых стоил целой гвардейской авиаэскадрильи.

Первой новостью, которую узнал прилетевший в Корею командир особой авиагруппы, стало трагическое известие о гибели его старого фронтового товарища Константина Рублёва, или Рублика, как ласково звали ленинградца сослуживцы по штрафной авиагруппе. Невозможно было поверить в то, что уцелевший в самых жестоких «свалках» с лучшими бойцами Люфтваффе великолепный лётчик не сумел выбраться из очередной «собачьей свалки» воздушного боя живым.

Подробности случившегося несчастья поведал командиру Лёня Красавчик, Одесса: Рублёв погиб так, как всегда жил – не задумываясь пожертвовав собой ради спасения товарищей. «Смерть забирает лучших» – это было сказано про него.

Кстати, уже после гибели Рубля выяснилось, что в этот день из-за неисправности своего основного самолёта ему пришлось пересесть на резервную машину. При этом никто не предупредил лётчика, что для ремонта данного МиГа был взят мотор с разбившегося самолёта, лётчик которого погиб во время неудачной посадки, и крыло от такого же «несчастливого» ястребка.

В тот день Рублёв повёл группу на «свободную охоту». Четвёрка «штрафников» перелетела реку Ялуцзян. По дороге они перехватили одинокого неприятельского разведчика. Это была идеальная мишень. Судя по всему, разведчика должен был сопровождать эскорт «Сейбров». Но американские истребители опоздали к точке «рандеву», и это трагическое обстоятельство стоило жизни лётчикам RB-50. Экипаж Superfortress попытался ответным огнём отогнать внезапно встреченные МиГи, но Лёня Красавчик проявил себя в этом бою безжалостным хладнокровным и, главное, умелым убийцей.

Сперва Одесса меткой очередью «выключил» неприятельского хвостового стрелка, заставив умолкнуть его 20-миллиметровую пушку, затем в упор врезал по «суперкрепости» из всех стволов. Объятый пламенем четырёхмоторный гигант почти вертикально понёсся к земле. Из 17 человек, находившихся на его борту, не спасся никто. Позднее среди обломков взорвавшегося самолёта северокорейские пехотинцы отыскали обручальное кольцо одного из погибших лётчиков. Вначале солдаты приняли его за фрагмент медной обмотки мотора. Но очистив находку, прочли имя владельца кольца. Погибшего лётчика звали Рафаэль Добревиль. Кольцо попало в особый отдел пехотной дивизии, потом добралось до штаба 64-го авиакорпуса. Потом Лёня по неофициальным каналам хлопотал, чтобы забрать его из разведотдела. Борису он признался, что хочет попытаться когда-нибудь передать ценную реликвию вдове убитого им врага.

– Этот парень шёл на меня в полный рост[20]20
  Вёл себя доблестно (одесский жаргон).


[Закрыть]. И не моя вина, что мы с ним схлестнулись в здешнем небе. Он точно так же давал мне копоти. Просто мне подфартило чуть больше. Поэтому будет справедливо, если его семья будет иметь память о своём мужественном муже и отце.

Но кольцо Одессе, естественно, не отдали…

Уничтожив неприятельского разведчика, группа «охотников» проследовала дальше. В условленном районе она разделилась на пары. Операция была продумана таким образом, чтобы исключить вероятность втягивания в бой с крупными силами противника. Расчёт был на психологический эффект внезапного нападения.

Одна пара ушла вниз, вторая стала играть роль приманки для патрулирующего на высоте 9000–10 500 метров звена «Сейбров». На роль «лохов» Рублёв назначил Лёню Красавчика и самого молодого лётчика группы лейтенанта Алексея Сироткина, которого с лёгкой руки Одессы все звали Сынком.

До поры всё шло по плану. Атакующая двойка, чьи машины механики накануне сверху покрыли камуфляжной краской под наземный ландшафт, держалась далеко в стороне. Ударная пара пряталась в складках местности, чертя круги и петли над самой землёй в ожидании своего выхода. Важно было до поры оставаться незамеченными вражескими станциями радиолокационного наблюдения. Десятки их операторов с американских авианосцев в Жёлтом море и наземных пунктов контроля за воздушным пространством внимательно следили за отметками на своих обзорных экранах, готовые оперативно предупредить своих лётчиков о возникшей угрозе. Но пока «Большой глаз» видел то же, что и пилоты четырёх «Сейбров», которые уже заметили под собой «возвращающиеся» за линию фронта МиГи и начали пикировать на «ничего не подозревающих, беспечных» русских.

Как только янки «поехали» вниз, пара Рублёв – Кузаков выскочила из засады, перейдя в стремительный набор высоты. Парни в кабинах «Сейбров» были так увлечены маячившей перед ними лёгкой добычей, что им просто было недосуг оглянуться. А наземные службы сработали с небольшим опозданием. Молниеносным броском МиГи ударной пары атаковали противника со стороны солнца. Рублёв сразу короткой очередью в упор срубил командира группы, потратив на уничтожение «Сейбра» не более трёх снарядов. Один из них разорвался на стыке фюзеляжа с крылом, оторвав плоскость вражеской машины. «Сейбр» закувыркался волчком и провалился вниз.

Теперь предстояла ювелирная работа. «Охотники» заранее на предполётном инструктаже договорились, что, ошеломив противника первым наскоком, дальше по выбору командира «отожмут» от неприятельской группы один из их истребителей, возьмут его в «коробочку» и погонят на свой аэродром. Бывалым воздушным бойцам известно, что некоторые молодые и не слишком опытные пилоты, внезапно попав в чрезвычайную стрессовую ситуацию, могут впасть в ступор, начисто лишиться инициативы. А в таком состоянии лётчик – или труп или пленник, третьего не дано.

Рублёв с Кузаковым первыми пристроились в хвост одному американцу и стали постепенно подтягиваться к нему. Оправдывая надежды советских «охотников», янки особо не пытался уйти от преследований. Он почти не маневрировал, механически выдерживая свою машину в режиме горизонтального полёта.

Вскоре подошла пара Одесса – Сынок. Теперь, даже приди американец в себя и попробуй сбежать, ему просто некуда было деваться – МиГи окружили его со всех сторон…

Лёня Красавчик смачно живописал Борису Нефёдову, как ослепительно сверкал у него в тот момент под крылом полированный фюзеляж взятого в тиски «Сейбра» с надписями «USAF» на плоскостях и с каким ужасом вражеский лётчик в огромном, ярко расписанном шлеме смотрел на сомкнувшихся вокруг него врагов. Его уцелевшие товарищи отвесным пике ушли в сторону моря.

И тут охотники услышали призыв о помощи. В наушниках раздался вопль: «У меня на хвосте шесть „ковбоев“! Есть повреждения. Прошу помощи. Если кто рядом, помогите! Товарищи, спасите!!!»

В первую секунду Рублёв решил, что это вражеская обманка, ибо голос в эфире странно выговаривал русские слова, словно читал с листа иностранный текст. Но как вскоре выяснилось, на помощь звал китайский лётчик, обучавшийся несколько лет назад лётному делу в СССР. Отсюда странный акцент. С командного пункта быстро обрисовали ситуацию. Китайский инструктор вместе с корейским курсантом вылетел с одного из тыловых аэродромов на двухместной учебно-тренировочной спарке. Внезапно в ходе планового учебного полёта они заметили вражеский самолёт-разведчик. Сидящий на заднем кресле лётчик-инструктор стал убеждать своего курсанта выполнить тактически перехват. Впрочем, 17-летнего мальчишку долго уговаривать не пришлось, он азартно бросился преследовать улепётывающего крылатого шпиона. Понять их было несложно. Как у северокорейцев, так и у китайцев за каждого уничтоженного «империалистического ястреба» полагалась наградная норма риса, которую с оказией можно было отослать родным. Бывало, что, не рассчитывая сбить врага обычными способами, молодые лётчики в первом же бою скопом бросались таранить противника, лишь бы спасти от голодной смерти родителей, братьев, сестёр, оставшихся в обнищавших до крайности деревнях. Больше всего от таких «банзай-атак» страдали экипажи американских бомбардировщиков, которые не имели возможности подобно коллегам-истребителям увернуться от прямолинейных наскоков новых камикадзе.

Впрочем, судя по призывам о помощи, в данном случае китайский майор и северокорейский Сови (младший лейтенант) не имели намерения жертвовать собой. На их спарке имелась пушка. А на американском разведчике RB-45C Tornado вместо пушек лишь батарея специальных фотокамер. Так что резон без особых хлопот подстрелить ценную «птичку» вроде бы имелся. В экипажи подобных машин часто входили высокопоставленные офицеры разведки в ранге вплоть до полковника.

Но в итоге достаточно опытный профессионал угодил вместе с зелёным пацаном в классическую ловушку с приманкой. За рекой Ялуцзян они влетели прямо в раскрытую хищную пасть: две группы «Сейбров» сверху и снизу одновременно атаковали одиночную учебную машину – пасть захлопнулась.

Рублёв мгновенно принял решение идти на помощь коллегам. Уже почти пленённого американца пришлось бросить. Одесса на прощание даже помахал пилоту «Сейбра», у которого было белое, как бумага, лицо.

Однако помощь подоспела слишком поздно – с земли поднимался столб густого чёрного дыма.

Потом стало известно (осталась запись радиопереговоров экипажа), что на высоте примерно три тысячи метров китайский инструктор приказал мальчишке-курсанту покинуть обречённый самолёт. Но тот отказался делать это первым. При катапультировании подъёмные двигатели кресла могли намертво «заварить» заднего лётчика в кабинете. Сам инструктор по какой-то причине не мог задействовать свою катапульту. Так они и пререкались до самой земли…

«Штрафники» появились на поле боя, чтобы отомстить за погибших товарищей. Начался бой с восьмёркой не успевших уйти американцев. С земли пилоты МиГов получили сообщение, что противник подтягивает к месту событий значительные подкрепления. Советское командование тоже выслало на помощь Рублёву и его людям сорок истребителей. Но, по прикидкам советских станций слежения, две эскадрильи свежих «Сейбров» должны были поспеть в район боя на 3–7 минут раньше наших. Именно столько в среднем продолжалась хлёсткая сшибка противоборствующих крылатых стай. С наступлением эпохи реактивных сверхскоростей воздушные схватки сделались чрезвычайно скоротечными. Несколько минут могли вместить в себя не меньше драматических событий, чем битвы прошлых эпох, гремевших в течение всего светового дня (а то и нескольких суток). На близких к сверхзвуку скоростях за то время, что среднестатистический мужчина тратит на завязывание галстука или чистку зубов, в раскалённом небе войны часто решалось, кому жить дальше, а кому умереть.

Понимая это, Рублёв приказал товарищам уходить. В дали уже появилась цепочка сверкающих на солнце серебряных точек. Широким обходным манёвром авангард неприятельской воздушной армады отсекал крохотный отряд МиГов от своих баз.

– Уводи пацана! – приказал по радио Рублёв Кузакову, имея в виду самого молодого члены их группы.

Зная упрямый характер одессита, Рублёв в грубой форме велел ему тоже исполнять приказ.

А чтобы позволить друзьям вырваться из карусели боя и не допустить, чтобы маневрирующие поблизости убийцы китайской «спарки» повисли у них на хвосте, Костя Рублёв напал на их вожака. Опытный фронтовик без труда определил во вражеской группе старшего – по манере пилотирования и яркой раскраске его самолёта. И как только Костя сел на хвост командирскому «Сейбру», его подчинённые немедленно бросились спасать своего шефа.

В это время тройка МиГов быстрым пикированием ушла в сторону пограничной реки. Это случилось за секунду до того, как мышеловка захлопнулась. Но на том берегу Ялуцзян Лёня Красавчик развернулся и помчался в обратном направлении. Кузакову же пришлось идти домой, иначе за ним непременно увязался бы и Сынок, у которого не было ни единого шанса выжить в свалке с многократно превосходящим по численности противником.

Используя исключительную скороподъёмность МиГа, Лёня быстро набрал высоту в тылу подтягивающихся к месту сражения американцев и ястребом свалился на пару, которая преследовала рублёвский самолёт. От меткой очереди Одессы один из «Сейбров» взорвался, а его попавший под град обломков ведомый шарахнулся в сторону.

– Рубль, уходим! Держись за мной! – становясь крылом к крылу с самолётом старого фронтового товарища и видя его лицо за стеклянным колпаком фонаря, крикнул Лёня.

Но всё оказалось напрасно. Небо вокруг просто кишело неприятельскими истребителями. Уйти им не позволили. Как ни крутились двое русских, «Сейбры» почти мгновенно перекрывали любую появляющуюся лазейку. Вскоре Рублёв начал отставать. За его машиной потянулся серый дым. По радиосвязи Константин слабеющим голосом сообщил, что ранен. Лёня сбавил скорость, что в создавшемся положении было крайне рискованно.

– Подтягивайся, Костя, я тебя прикрою.

– Прорывайся сам, не жди меня.

– Я своих не бросаю. Вместе уйдём, Рублик.

Резко развернувшись, Лёня ушёл на косую петлю. Он оторвался от стаи неприятельских стрелков только для того, чтобы сманеврировать и прикрыть Рублёва огнём. В результате Красавчик оказался в позиции, позволяющей вести заградительный огонь на отсечение преследующих товарища «Сейбров». Но тут другая пара американских «джетов» пристроилась в хвост самому Одессе и с дистанции 300 м открыла по нему ураганный огонь. А на каждом «Сейбре» – по 6 пулеметов калибра 12,7 миллиметра! Лёня сразу это почувствовал по тому, как затрясся его самолёт. На своём покалеченном МиГе Лёня начал снижаться правой управляемой спиралью. За ним, почти непрерывно стреляя, спеша добить, следовали «Сейбры». И всё-таки Одесса продолжал думать об оставшемся наверху друге и вызывать его по радиосвязи. Но Рублёв уже не отзывался. А потом Лёня заметил новый столб дыма на земле и понял, что это горит МиГ Кости.

Красавчик чудом выпутался из той передряги. Уже почти настигнутый врагами Лёня по радио пообещал американским лётчикам за спиной: вам меня не достать. Он пулей вылетел к пограничной реке, за ним – стая разгорячённых крылатых охотников с далеко не израсходованным боезапасом. На счастье одессита, навстречу ему уже мчались вызванные на помощь эскадрильи МиГов…

После посадки на самолёте Одессы живого места не было. Техники насчитали 34 пробоины. Руль высоты был словно обгрызен, перебиты шланги гидро– и воздушной системы, повреждены элероны… Из-за чудовищных перегрузок в некоторых местах с фюзеляжа и с плоскостей сорвало обшивку. Правда, сам лётчик, как ни странно, не получил ни единого повреждения, если не считать искусанных в кровь губ и гематом по всему телу от мелких кровоизлияний.

Как позднее стало известно, Рублёв не погиб в своём сбитом ястребке. Он успел катапультироваться. И принял свой последний бой уже на земле. Об этом его сослуживцам поведал взятый в плен гоминдановец.

В ходе боевых действий в Корее американцы снаряжали множество поисковых партий, укомплектованных хорошо знающими местные условия китайцами и корейскими добровольцами, ставя пред ними одну задачу: любой ценой захватить живым катапультировавшегося русского лётчика. Выполнившим приказ была обещана премия в миллион долларов и немедленное предоставление американского гражданства. Неудивительно, что недостатка в желающих у разведки США не было. Даже невзирая на риск быть публично обезглавленным в случае пленения, банды прекрасно экипированных диверсантов наводняли районы, над которыми завязывались воздушные бои.

Если бы в распоряжении западных союзников оказался сбитый пилот МиГа, они предъявили бы его в качестве доказательства участия Советского Союза в корейской войне мировому сообществу на ближайшей же сессии Генассамблеи Организации Объединённых Наций. После этого Сталину пришлось бы признать участие своей армии в данном конфликте. Советский лидер этого категорически не желал. Как бы ни был великий диктатор уверен в себе после разгрома фашистской Германии и разработки собственной атомной бомбы, он побаивался оказаться в полной изоляции – один против всего западного мира, выступившего единым фронтом в этой войне на стороне южнокорейцев. Хитрый друг Мао в любой момент мог перебежать в стан врагов, вслед за прежним китайским лидером Чан Кайши, который тоже когда-то клялся в вечной дружбе кремлёвскому грузину.

Поэтому советские пилоты в Корее имели строгий приказ: в случае угрозы пленения немедленно застрелиться.

Тяжелораненый, окружённый врагами вряд ли Рублёв надеялся выжить. Помощи ему было ждать неоткуда. А мечтающие о громадной премии диверсанты периодически высовывались из укрытий, чтобы показать ему сумку с медикаментами и бутылку воды.

– Эй, русса, сдавайся! Живой будешь! Много денег будешь иметь, красивых женщин! – кричали они на ломаном русском. Они даже кинули лётчику специально отпечатанную листовку, завернув в неё камень. На листовке был изображён шикарный особняк, дорогой лимузин и прочие атрибуты красивой жизни. Крупным шрифтом в пропагандистской агитке было написано, что сдавшегося в плен офицера Красной армии ждёт премия в два миллиона долларов, если он согласится сотрудничать с американской разведкой.

Но Константин на все деловые предложения отвечал метким огнём. Последний патрон в обойме он оставил для себя…

Произошедшее потрясло Нефёдова. Гибель каждого бывшего лётчика-штрафника представлялась ему какой-то нелепой несправедливостью. Хотя по большому счёту такой исход был вполне естественным для любого из них. Неестественно выглядела бы мирная кончина в постели в присутствии нотариуса, священника и многочисленной родни.

Они были рыцарями. Своими жизнями, а часто и обликом олицетворяя символ войны, мужественности, доблести и постоянной готовности к смерти за Родину, товарища по оружию, чести. Обычно они не успевали толком обзавестись имуществом и семьёй, ибо для большинства жизнь кончалась, не успев развиться. Молодой лётчик, клявшийся в вечной любви юной деве, словно рыцарь, приносивший присягу верности до гробовой доски даме своего сердца, в сущности, связывал себя ненадолго.

Короткая, но яркая жизнь рыцарей XX века часто во многом была схожа с судьбами многих героев Средневековья. Смерть в воздухе подстерегала человека в кабине истребителя буквально на каждом шагу. Ты мог погибнуть, напоровшись на меткую очередь хвостового стрелка с бомбардировщика (при автоматическом наведении пушек радиолокатором на современных бомбардировщиках такой исход стал более чем вероятен), или не сдюжить на вираже, имея противника на хвосте. В этом не было ничего необычного. Таково традиционное воинское ремесло, которое предполагает смерть на поле брани. Таким образом, ты всего лишь закономерно повторяешь с некоторой вариацией чей-то опыт…

При осаде средневековых крепостей люди гибли сотнями в течение короткого времени. Особенно много – в специальных архитектурных ловушках-барбаканах. Идущие на приступ солдаты вынуждены были сначала скапливаться на открытой площадке под стеной, у самых крепостных ворот. К барбакану вела узкая дорожка, по сторонам которой зиял глубокий ров, часто наполненный водой. Быстро наступать по такому тесному проходу невозможно, а сзади напирает подкрепление. Попавших в ловушку со стен осыпали стрелами, булыжниками, поливали кипящей смолой. Сухая выжженная земля в таких местах быстро пропитывалась человеческой кровью, чтобы со временем прорасти кустами колючего чертополоха – самого рыцарского цветка на свете. Говорят именно так в 1497 году, штурмуя неприступную твердыню замка Гарсии-Муньос, погиб великий воин-поэт Хорхе Манрике, которому принадлежат следующие строки:

 
Наши жизни – только реки,
И они вливаются в океан,
Океан – смерть…
 

После гибели Рублёва Нефёдов решил: отныне летать на «охоту» он станет в одиночку. Хватит бессмысленных смертей! Это была уже вторая невосполнимая потеря в его группе. Уходили близкие ему люди, которым каким-то чудом повезло уцелеть в страшных мясорубках Великой Отечественной. Ведь из первого состава их особой штрафной эскадрильи, принявшей боевое крещение ещё под Сталинградом, до победы дожили всего семеро. Двоих из них Борис уже потерял здесь, в Корее, фактически в мирное время, непонятно за что.

«Теперь это только моё личное дело!» – сказал себе Нефёдов. Борису было мерзко думать о том, что высокопоставленный подонок собирается строить карьеру на чужой крови, а он ему в этом невольно пособничал. Конечно, страна нуждалась в новых технологиях, но жертвовать дорогими ему людьми Анархист больше не хотел.

Вся эта война представлялась Нефёдову постыдной авантюрой. Глубоко безнравственно было бросать солдат, вынесших на себе неимоверные тяжести борьбы с Гитлером в новые мясорубки, продиктованные не святой необходимостью спасения Родины, а текущими конъюнктурными интересами политических элит.

Сбережение нации, которая только что потеряла тридцать миллионов своих граждан, – вот что необходимо было поставить во главу угла, сделать национальной идеей.

Таким образом, его личное мнение вступило в конфликт с политической линией руководства страны и партии. Конечно, публично озвучить его Борис не мог. Как солдат он обязан был выполнять приказ. Но в его власти было сохранить своих людей.

Командир с удовольствием отправил бы всю свою команду обратно домой. Но особист группы майор Бурда обязательно истолкует это как саботаж. Да и сами бывшие штрафники – народ хулиганистый и независимый. Уж он-то знал свою банду как никто другой! Этих ухарей так просто на земле не остановишь даже приказом. «Приказывают идти в бой, умирать за Родину, – обязательно съязвит Костя Одесса или какой-нибудь ещё острослов. – А насчёт приказа прятаться в уставе ничего нет». Нет, пока однополчане рядом, они своего командира не оставят в бою.

Поэтому Борису пришлось пойти на хитрость. Он договорился с командованием корпуса, чтобы его ребят на три дня направили в тыловой дом отдыха для короткой передышки. Сам Нефёдов остался, убедив своих парней, что немного задержится, чтобы решить кое-какие канцелярские дела, договорится о капитальном ремонте потрёпанных в боях самолётов и после этого сразу вслед за ними махнёт на «курорт»…

Филипп Эсла умел рисковать, особенно когда риск неплохо оплачивался. Здесь, в Корее, за каждый сбитый новой пушкой русский МиГ ведущий тест-пилот компании «North American Aviation» получал от своего работодателя солидную премию.

Сам же испытатель мог чувствовать себя в бою практически неуязвимым и не только благодаря своему исключительному лётному мастерству, сформировавшемуся ещё в боях с пилотами Люфтваффе в 1944 году.

Экспериментальный самолёт время от времени прилетающего из Штатов «поохотиться» легендарного чернокожего аса был изготовлен из особого алюминиево-магниевого сплава с повышенными прочностными характеристиками. Благодаря такой сверхлёгкой авиационной броне, устойчивой ко многим видам боевых повреждений, а также батарее из четырёх экспериментальных скорострельных 20-мм пушек Т-160 Эсла быстро увеличивал свой асовский и банковский счета.

Но даже это оружие в какой-то момент перестало удовлетворять любимца Фортуны, которого, несмотря на цвет кожи, журналисты и политики давно превратили в икону, предмет для поклонения, национального героя. Став знаменитостью, Эсла рекламировал чемоданы, одежду, сигареты «Lucky Strike» и многое другое.

В то время как в некоторых штатах США продолжали действовать дискриминационные законы, согласно которым чёрные граждане не имели право входить в заведения «для белых», занимать в автобусах лучшие места, которые опять-таки предназначались белым, Эсла был частым гостем на элитарных вашингтонских приёмах, в домах крупных бизнесменов и политиков.

Так же в Древнем Риме знатные патриции и сенаторы считали за честь пригласить в гости раба-гладиатора, если тот имел славу непобедимого бойца арен. А римлянки, принадлежавшие к исконным и самым богатым родам, не брезговали иметь таких любовников.

По сути Филипп и был таким гладиатором, собственным мечом проложившим себе дорогу в высшее общество. Тот, про кого в годы Второй мировой войны один штабной полковник презрительно сказал: «Всё авиационное отребье, которому по тем или иным причинам не нашлось место в приличных частях, устремилось под знамёна мистера Эслы», теперь сам являлся полковником, правда, в отставке. А всё благодаря тому, что его «частная» эскадрилья VMF-315, которую скучающий от безделья, никому не нужный чернокожий лейтенант нелегально сформировал в 1943-м и которую назвал «Бандою чёрных псов», быстро прославилась как одна из самых результативных американских истребительных частей на европейском театре боевых действий. Правда, одно время команду Эслы газетчики и некоторые политики иронично именовали «американским штрафбатом», но в конечном итоге это тоже сыграло на имидж, который в будущем принёс Эсле состояние и успех.

Зато теперь он сам диктовал условия и мог выбирать, где ему летать, на чём и с каким вооружением. Эсла уже опробовал в деле новейшее ракетное оружие. Это было именно то, что ему необходимо. В первом же бою много чего повидавший на своём профессиональном веку мастер испытал настоящий «культурный шок», поразив врага с расстояния полутора километров. В его руках оказалось поистине «оружие богов»! Даже несмотря на кардинальное повышение живучести новейших реактивных машин по сравнению с поршневыми самолётами времён Второй мировой, начинённая двадцатикилограммовым осколочно-фугасным зарядом «воздушная торпеда» раскалывала МиГи, как орехи. За каждый сбитый экспериментальным оружием самолёт Эсла получал от компании двадцать тысяч долларов премиальных.

За пять недель Эсла уничтожил ракетами три МиГа и… один дружественный австралийский «Метеор», который так некстати появился в районе атаки. Австралиец возник в створе цели, как чёртик из коробочки, через две секунды после того, как Филипп нажал кнопку «пуск», имея в прицеле русский истребитель. Эсла крикнул пилоту «Метеора»: «Уходи резко вправо!», но из-за высокой скорости сближения изменить что-то уже было нельзя. Головка самонаведения ракеты уже переориентировалась на новую цель. Одновременно со взрывом в эфир ворвался прерывистый отчаянный вопль австралийца: «Господи! Что это!!!»