Текст книги "Автостопом в Судан. На попутках из Москвы через Грузию, Турцию, Сирию, Иорданию, Египет в Судан и обратно в 1999 году"

* * *

Маленький грузовичок подвёз нас прямо к воротам крепости, хотя она находилась примерно в километре от трассы.

Крепость Дура Эропос на Ефрате моложе соседнего Мари примерно на двадцать пять столетий. Город принадлежал в разное время грекам, парфянам и римлянам. Протяжённые каменные стены, остатки башен и храмов в настоящее время населял лишь один билетёр. В длинном халате и в туфлях, в больших чёрных очках, замотав голову косынкой-«арафатовкой», он восседал на небольшой площадке на вершине древней крепостной стены, зорко вглядываясь вдаль. Для поддержания жизни он имел две пластиковые торпеды с обычной водой, ружьё и набор билетов.

Когда, наконец, на горизонте показались мы, одинокий билетёр вылез из развалин, и, размахивая ружьём, дал понять, что вход в Дуру Эропос возможен только через его труп или через билет. Я не послушал и полез в ворота, закрытые большой современной решёткой. Но прочие автостопщики не решились так презреть желания билетёра, и мне пришлось вернуться.

Билетёр настойчиво пытался продать хотя бы один билет за сегодняшний день (стоимостью около доллара), но мы упёрлись. Оглядев Дуру Эропос с высоты стены, где находился билетёрский наблюдательный пункт, мы поняли, что можем обойтись без оной, и направились в следующую крепость, которая превзошла все наши ожидания.

Интересно, что в каждой крепости, посещённой нами, мы встречали стреляные гильзы. Откуда они? – недоумевали мы. Теперь нам раскрылась тайна явлений: это следы расправ, творимых билетёрами над безбилетниками.

* * *

Крепость Калаат Рахба находится километрах в пяти от сирийского городка Маядин, на крутой возвышенной горе, видной отовсюду, лишённой всякой растительности.

Эта крепость оказалась ещё на тысячу с лишним лет моложе предыдущей, и, благодаря этому, сохранилась лучше. Рахба была основана в девятом веке нашей эры. Разные арабские правители пользовались крепостью, то улучшая, то разрушая её, в течение нескольких столетий.

Рахба ещё издали порадовала нас своими внушительными размерами. Гора, которую она венчала, подчёркивала величие крепости. Опасаясь, что и здесь окажутся билетёры, мы оставили рюкзаки у подножия горы и полезли вверх по самому крутому склону. (Рюкзаки украсть не могли – людей вокруг почти не было, да и мы уже знали, что Сирия – страна практически без воров.) Никто не помешал нашему залезанию, и мы попали в пустынную крепость через пролом в стене. Таких проломов было множество, стены зияли дырами, которых было уже не меньше, чем самих стен. Может быть, части стен были когда-то подкопаны и рухнули при очередном штурме.

Крепость, составленная из больших глиняных кирпичей, оказалась великолепной. Защитники крепости имели неплохой обзор. А внутри, под крепостью, оказались обширные подземелья. Хоть и были у нас фонарики, но всех ходов обойти так и не смогли: они завершались тёмными ямами неясной глубины, идущими вглубь горы. В подземельях было так интересно, что я подумал, что когда-нибудь приеду сюда с более мощным светом и с верёвками. Снаружи всё тоже было шикарно: остатки стен и башен, лестниц и иных сооружений. Почти всё было построено из необожжённой глины и сильно обветрилось и деформировалось от времени.

Крепость Калаат-Рахба в 1999 году

Проведя в изучении и фотографировании крепости часа полтора, мы спустились с горы. Забрали рюкзаки. Когда проходили мимо окраинных домов Маядина, возникло у нас плотское желание утолить голод при помощи традиционного сирийского гостеприимства. И счастье нас ожидало в первом же доме! Миша даже объелся. Подарив, по обыкновению, открытки с видами Москвы хозяевам дома, мы вернулись на трассу.

Сирийский офицер в форме и в машине типа «Нивы» вывёз нас на окраину Дейр-эз-Зора, вчера посещённого нами. На перекрёстке стоял большой памятник чайнику. Да-да, чайнику, высотой метра два, с носиком и ручкой.

На чайнике был налеплен предвыборный портрет Президента. Мы, конечно, сфотографировали этот необычный монумент, не зная, что через пару месяцев, в Судане, нам предстоит увидеть ещё более дивные статуи: памятник Бутылке, памятник Колесу, памятник Железнодорожному Фонарю…

У чайника поймали легковушку, идущую из Ирака в Дамаск. Англоговорящий водитель всю дорогу общался с нами, показывал нам свои фотографии, рассказывал о жизни в Ираке, слушал нашу, российскую, кассету, которую мы предложили поставить (бардовский сборник «Песни нашего века»). Мы, все четверо, расспрашивали водителя на предмет арабского языка и расширяли свой словарный запас.

Вода – мэ. Холодная вода – мэ борид. Горячая – мэ мэгли. Еда – киль. Спать – наам. Ходить – мши. Я путешественник – анна мусафер (или: рохаля). И т. д.

Водитель довёз нас до Тадмора – города, более известного как Пальмира, – где мы вышли, а он продолжил путь.

Итак, за сегодняшний день мы проехали 327 километров, осмотрели две крепости вблизи и одну издали (Дура Эропос с билетёром), – неплохо!

А что ждёт нас в Пальмире?

* * *

У самых старинных развалин, составляющих достопримечательность города, несмотря на поздность часа, работал маленький базарчик. Торговцы сразу выскочили из-под своих навесов и потащили нас в разные стороны.

Один продавал финики. Отборные, крупные, чистенькие плоды были у него заботливо упакованы в маленькие аккуратные коробочки. Казалось, ещё немного, и он упакует каждый финик отдельно в одноразовый пакетик, как у нас зимой бывают свежие огурцы. Продавец с сияющей улыбкой угостил нас финиками, выдав каждому из нас по одному. Финики и впрямь были неплохие.

– Пойдём, пойдём отсюда, а то сейчас будет впаривать, – предупредил я.

Но Гриша не внял сему и, похвалив финик, спросил, почём они. Оказалось, маленькая коробочка стоит 100 фунтов, а финики помельче – 50 фунтов. Я заметил, что на базаре килограмм иракских фиников стоит 10.

– Иракские финики плохие, а это хорошие! Только для вас – 40 фунтов! – забеспокоился продавец. Но мы уже покидали его.

Под соседним навесом, на нарочито красивых подушках, у металлического, под старину сделанного очага с углями возлежал другой предлагатель.

– Заходите на чай! – позвал он нас. Мы заглянули к нему под навес; из маленького чайничка нам наполнили по маленькой чашечке чая. Это была реклама.

– Sleep, 100 pound! (Спать, 100 фунтов!) – предложил нам он «восточную экзотику». Но мы не поддались этому соблазну и, попив чая, удалились прочь. Когда мы достаточно отошли от этого базара и деньгопросов, мы свернули с дороги и углубились в целый город развалин, колонн, храмов, арок и другого римского зодчества и устроились спать прямо на земле посреди огромных исторических мраморных обломков с древними барельефами.

19 февраля, пятница.

Утром наши тела, лежащие в спальниках посреди античных монументов, стали смущать редких интуристов, и мы поспешили свернуться. Встали и при свете дня оглядели окрестность, что трудно было сделать ночью.

В течение многих веков башни, храмы и колоннады древнего города были погребены под толстым слоем песка, почему и неплохо сохранились. Реставраторы двадцатого века выкопали настоящий огромный город, сооружения которого протянулись на несколько километров. Подобно лесу, из пустыни торчали сотни колонн, тут и там возвышались остатки храмов, башен, укреплений. По многим можно даже полазить.

Погребальная башня в Пальмире. Конец ХХ века (сейчас, вероятно, от неё ничего не осталось)

Пальмира. 1999

Пальмира. 1999

Мы пошли вчетвером по огромным булыжникам римской дороги, справа и слева от которой торчали рядами колонны и их остатки, и увидали, что навстречу нам движется какой-то тип на лошади. Уж не билетёр ли это? Всадник приблизился к нам и обнаружил свою сущность:

– Мистеры! Хотите покататься на лошади? Недорого!

Мы отказались.

– Пальмира такая большая, обойти пешком всё невозможно! Возьмите лошадь!

Поняв, что сбыть нам свою кобылу не удастся, предлагатель удалился, клацая копытами по старинной римской мостовой, ища других утренних посетителей.

Но к нам уже двигался другой персонаж. Уж не билетёр ли?

– Camel, my friends! From which country? Russia? Camel, верблюд! – произнёс он, гордый своими познаниями в русском языке и во всех остальных. – Верблюд!

Мы вежливо попрощались с верблюдом и его погонщиком, и они растворились среди античных развалин и колонн. Но тут, не успели мы дойти до конца колоннады, нам наперерез помчался велосипедист, подпрыгивая на исторических ухабах.

«Сейчас будет предлагать покататься на велосипеде», – угадали мы.

Но это было не так: мужик оказался продавцом бедуинских платков, которые мы называли «арафатовками». Достигнув нас, он остановился, развязал мешок на багажнике и стал демонстрировать товар. С трудом мы объяснили ему, что не испытываем нужды в сём.

Вскоре мы постигли, что общего билетёра на весь город нет, но во многих особо интересных местах стоят местные билетёры. Одним из таких платных мест оказался античный храм Бэла (Ваала). В двенадцатом веке этот храм был превращён в военное укрепление, а в двадцатом он был отреставрирован и ещё более укреплён, чтобы посетители не лазили через забор, а входили через центральный платный вход. Однако, как только мы обошли стену, окружавшую храм, с правой стороны, так увидели место, удобное для залезания, и проникли внутрь. Цивильные туристы, наполнявшие внутренний двор, удивились такому явлению. Среди оных были японцы, французы и другие.

Когда мы осмотрели храм Бэла, нам поступило предложение зайти на чай к одному из пальмовых садовников. Как известно, оазис Тадмор получил своё второе название – Пальмира – именно из-за пальмовых садов, которые и по сей день весьма велики и подходят к самым историческим развалинам.

Сады были огорожены глиняными заборами высотой с человеческий рост и давали урожай фиников. Однако, когда позвавший нас хозяин решил угостить нас, он достал коробку с иракскими финиками. Мы удивились. Он объяснил, что иракские финики обходятся гораздо дешевле, чем собственные!

После осмотра сада мы вернулись в развалины и пошли в район погребальных башен. Древние богатые люди здесь, как и во многих других странах, имели желание увековечить свою смерть. Каменные башни в несколько этажей, высотой метров до пятнадцати, служили для захоронения целых семей и родов. От захоронений почти ничего не осталось, можно лишь приглядеться и увидеть нишу для гроба или загулявшую косточку, валяющуюся среди мусора (может, вовсе и не древнюю). Мы занялись лазанием по погребальным башням и склепам и провели в этом занятии долгое время.

Пальмира состоит из нескольких районов, мы так и не успели осмотреть всё. День начал склоняться к вечеру. Мы пресытились развалинами и вышли на трассу, которая проходила прямо среди развалин, разделяя город на две половины. Тут нас зазвали на чай местные жители, проезжавшие мимо на трёхколёсном мотоцикле с маленьким кузовом. Вшестером на мотоцикле? Ну-ну…

Жители привезли нас в свой пальмовый сад, типа того, что мы посещали утром. Поставили на огонь маленький закопчёный чайник. Хозяева проявляли свойства англоговорения и восхваляли свою страну, упирая на то, что она самая дешёвая из всех стран Ближнего востока.

«Вон ботинки у тебя разрушаются,» – показывали они на мою отделяющуюся подошву у ботинка московской фабрики спортивной обуви, – «В Дамаске всего за сто фунтов починят! Это всего два доллара! Сирия самая дешёвая страна!»

«В Иране за один доллар можно новую обувку купить,» – подшучивал над ними Андрей, не бывший в Иране, – «Сирия дорогая страна, Иран самая дешёвая!»

Когда же чай был выпит и мы собрались на трассу, оказалось, что он был платным: пол-литра чая в «самой дешёвой» Сирии оценили в 100 сирийских фунтов. Вероятно, все разговоры о дешёвости Сирии, заведённые хозяевами, имели целью подготовить клиентов к расплате. Гриша достал из кармана припасённый билет МММ, и расплатился им.

Да, конечно, массовый туризм изменяет лицо городов и целых стран. Здесь, в Пальмире, местные жители привыкли собирать деньги с иностранцев за ночлег и за чай – а ведь всё это нам предлагали во всех других местах абсолютно бесплатно, да ещё и с удовольствием. То же самое мы наблюдали в Индии год назад: масса торговцев и предлагателей платных услуг и таксистов, и в то же время в соседнем Пакистане или в Иране, где туристов почти нет – восточное гостеприимство и бескорыстная доброта.

* * *

В кузове очередной машины мы поехали в следующий город – Хомс. Вечерело, трасса шла по возвышенности, было пыльно и холодно, мы с Андреем даже замёрзли по дороге. Вдоль трассы, справа и слева, тянулась бесконечная пустыня. Но она не была безжизненной: тут виднелись огороженные военные части, танки, локаторы; там – тусовки кочевников-скотоводов со стадами и палатками; в общем, пустыня была населена. Палатки скотоводов показались мне одинаковыми; интересно, если кто-то из них едет в город, то как потом обратно находит своё местожительство? километровых столбов-то нет! Перед Хомсом пошли промышленные заборы, и в вечерних сумерках, после Пальмиры, они смотрелись скучно.

Пропылённые и весьма замёрзшие, мы приехали в город Хомс, цивильный и довольно современный, третий по величине в Сирии (более миллиона жителей). Хотелось найти чайхану, напиться чая и отогреться. Вскоре едальня была обнаружена. В любом сирийском городе и даже посёлке легко найти уличную закусочную, но все они имеют свой ограниченный ассортимент. В этой самым главным блюдом были «сэндвичи», этакие рулеты, когда в блин хлеба заворачивают салат из солёностей, котлетностей и т.п.. Мы были единственными посетителями харчевни, и хозяин, обрадованный тем, что его посетили четверо прожорливых русских, спешно обслуживал нас своими сэндвичами и «мэ мэгли» (кипятком). В Хомсе было уже теплее, чем на трассе – около +10 – но всё-таки это был февраль, и хозяин грел своё заведение большим обогревателем.

Пока мы сидели и питались, в городе погас свет, и всё вокруг стало темно и загадочно. Минут через пять свет включили снова, и вечерний город вновь засветился тысячью огней. Мы объелись, согрелись, обпились, поблагодарили хозяина заведения, расплатились и продолжили гуляния по городу.

Когда же мы достигли центра вечернего Хомса, один из городских таксистов, обрадованный видением иностранцев, предложил нам заехать к нему в гости на чай. После Пальмиры мы заподозрили неладное (увезёт куда-нибудь, а потом окажется платная услуга), и предупредили его. Таксист возмутился:

– Как я с друзей могу брать деньги? Хотите, я вам лучше дам денег? Сколько вам нужно! 1000 фунтов? 2000? 5000? – мы успокоили водителя, сказав, что не нуждаемся в деньгах, и он, радостный, повёз нас к себе домой.

Мы довольно долго ехали по улицам Хомса, углубляясь в его недра. Центральные улицы были широкими проспектами, а бетонные дома состояли из трёх-четырёх этажей со светящимися лавками и магазинчиками внизу.

Ближе к окраинам дома становились выше, улицы – уже, а магазинчиков становилось меньше.

Водитель жил со своей семьёй в обычной городской квартире с большим количеством детей и ковров и с небольшим количеством вещей. Электричество опять отключилось, и мы пили чай при свечах. Водитель всячески испускал желания вечной дружбы и предлагал нам вписаться у него на неделю, на месяц или даже на полгода. Однако нам показалось, что ночлег в этом доме затруднит жизнедеятельность гостеприимного таксиста, и вскоре мы попросились обратно в город. Кстати, чая мы уже перепили, особенно наполнился Миша.

Мы оставили на память пару открыток с видами России и наши адреса; хозяин, довольный, повёз нас обратно.

«Неплохо было бы обрести ночлег уже на выезде в сторону Тартуса», – думали мы. Водитель высадил нас в центре города и продолжил таксовать дальше. Мы же пошли на окраину города, туда, где должна была проходить трасса в сторону Тартуса. Тут начался холодный февральский дождь. Мы шли медленно, ибо сперва приехали в сей город замёрзшие, а теперь стали мокрые и объевшиеся.

Через пару километров город кончился, и пошли пригороды. Решили напроситься на ночлег. Вот первое место – придорожная бензоколонка. Наш словарный запас на арабском пока невелик, но всё же…

– Мумкен – наам – хуна? (можно – спать – здесь?)

Жители бензоколонки удивлёно смотрят на нас, мокрых, и предлагают отправиться в город, в отель. Мы так и не смогли объяснить им свою сущность и пошли дальше.

Вот в стороне от дороги стоит коттедж новых сирийцев: с домофоном, с привратником и другими прибамбасами. Новые сирийцы дивятся, но, несмотря на знание английского языка и очевидное наличие свободного места, пускать нас не хотят.

Вот вдоль трассы пошли мокрые сады, теплицы, огороды… Во мраке мы подходим к маленькому домику. Рядом стоит кухня-сарай, как раз для нас по своим размерам. Мы стучимся и просимся у хозяев заночевать в их сарае. Труженики села удивляются и позволяют нам.

Ура! ура! ура! Наука победила! Устраиваемся поплотнее в сём сарайчике. В головах у нас – железная банка с сахаром, кастрюли, припасы всякие.

– Надо рюкзаки спрятать, а то сопрут, – предложил Гриша.

– Кто, интересно? хозяева? – посмеялись остальные, и рюкзаки прятать не стали. Дождь шумел снаружи, и никто ничего не спёр.

20 февраля, суббота.

Утром мы ехали на запад, к морю, а ветер дул нам навстречу, на восток, как он дует в этом месте всегда. Ёлки, которыми была обсажена дорога справа и слева, стояли, скрючившись, пригнувшись к востоку, и все их ветки росли только на восток. Я никогда не видел такого явления. Несколько километров вдоль трассы шли ёлки, ёлки, ёлки, и все, как пугала, развевающиеся на ветру, распустили по ветру свою зелёную одёжку.

* * *

Примерно на полдороги между Хомсом и берегом моря стоит крепость Крак де Шевалье. История этого замка относится к временам крестоносцев. Девять веков назад в христианской Европе зародилась идея освободить Иерусалим и прочие святые земли от «неверных», то есть мусульман. Европейские войска понастроили немало крепостей на Ближнем Востоке, а самой мощной крепостью стал Крак де Шевалье.

Как мы узнали из книги «Вся Сирия», до прихода крестоносцев на этом месте находилась арабская крепость. Во время первого крестового похода, в 1099 году, её мимоходом заняли крестоносцы, но тут же оставили, ибо торопились в Иерусалим. Через 11 лет, уже распространившись по Святой Земле и её окрестностям, крестоносцы снова захватили замок. В середине XII столетия он был укреплён и отбил множество атак мусульманских войск. Крак имел два ряда стен и запас продовольствия на пять лет, почему и мог выдержать длительную осаду. Лишь в 1271 году мусульмане путём подкопа и хитрости взяли Крак, выгнали всех рыцарей, а сами занялись дальнейшим укреплением крепости.

Любая крепость должна иметь, по идее, дырку для прохода безбилетников. Но мы обошли Крак кругом и не нашли и щёлки. Только корни столетних дерев, проросшие из стены в одном месте, давали шанс какому-нибудь отважному альпинисту. Решили не рисковать, идти через центральный вход и платить студенческую цену (15 фунтов; взрослая в двадцать раз дороже). Крепость впечатляет, и фунты были потрачены не зря.

Крак де Шевалье. 1999

Я не буду впадать в описания крепости, ибо для описания всех сирийских крепостей и замков у меня не хватит многообразия слов. Там были всякие ходы, огромные залы, лестницы и башни, камни, поросшие мохом, глубокий ров между внешним и внутренним рядами стен, иностранцы и сирийские туристы, бродящие повсюду… Когда мы поднялись на самую верхнюю наблюдательную площадку и решили сфотографироваться, неожиданно пошёл град, а через несколько минут над нами снова засияло солнце.

* * *

После осмотра Крака мы поехали дальше, на море. В окрестных деревнях большую часть населения составляли христиане. Деревни, растущие среди гор, уходили вверх от дороги узкими улочками, так что я удивлялся, как туда заезжают машины (наклон улиц – до тридцати градусов). Один из водителей пригласил нас к себе на чай. Пока машина поднималась с урчанием по одной из таких улочек, мы чуть не высыпались из кузова.

Христиане, позвавшие нас в гости, оказались людьми «западными» и просвещёнными. Дом их был цивилен; сидели на стульях за столом, а не на полу. Девушки ходили без косынок, с непокрытыми головами. Хозяева были англоговорящими. Вообще, как мусульмане, так и христиане в этой стране оказались равно гостеприимными, и представители любой веры звали нас на чай, не испытывая никакой религиозной вражды.

Очередной грузовик повёз нас в своём кузове по дороге на Тартус. Вблизи оного портового города трасса оказалась настоящим автобаном, с мостами и развязками, почти турецкого качества. Слева мы увидели Средиземное море. Вечернее солнце, освещая морские воды, медленно углублялось в них. Мы попрощались с водителем и решили заночевать прямо на морском берегу, или у людей, если они пригласят нас.

Мы видели Средиземное море ещё в Турции, в городе Искандерун, но так как мы торопились, а море было отделено от нас полосой порта и промышленных сооружений, мы так и не потрогали его. Сейчас же у нас была такая возможность.

Сошли с трассы; между дорогой и морем оказались огороды и теплицы.

За железными воротами и бетонными заборами жили, вероятно, сельские труженики. Мы постучались куда попало, просясь на ночлег; нас не вписали, но показали что-то в сторону моря.

Вдоль теплиц с помидорами и заборов мы прошли на морской берег. И тут мы поняли, что показывали нам сирийцы. На морском берегу стояло нечто, напоминающее заброшенную турбазу; двадцать маленьких одноэтажных бетонных домиков-кубиков. Они оказались пусты – февраль отнюдь не был в Сирии купальным сезоном. Только в одном кто-то жил – мы это поняли по вывешенному на улице сохнувшему белью. Возможно, это были сторожа. Мы отошли от сторожей подальше и вошли в один из домиков.

Внутри в домиках ничего не было; по две комнаты и туалету содержалось в них. Не было ни света, ни воды, но это и не важно! Мы нарекли сии здания «HOTEL SYRIA» и возрадовались. Сходили, потрогали море – холодные волны набегали на каменистый берег, обдавая нас брызгами… Расстелились на полу, зажгли свечку…

Солнце погасло, и волны шумели в десяти метрах от входа в наш домик.

Андрей и Миша решили сходить с котелком к людям – сварить кашу. И минут через сорок вернулись с кашей, чаем, хлебом, перцем, помидорами, маслинами и даже бутылочкой растительного масла, которое подарили им! Так и поели.

Когда же мы улеглись, в поздний час, к нам наведались местные сторожа, двое, с фонариком.

– Tomorrow? – спросили они: завтра?

– Tomorrow go, – отвечали мы: завтра уйдём, и сии люди, удовлетворившись, ушли.

21 февраля, воскресенье.

Взошло солнце.

Утром у меня оказалось две неприятности: во-первых, засорился пылью глаз, пока мы ехали по пустыне из Пальмиры, и сейчас он раздражился; во-вторых, вчера вечером, закрывая дверь за сторожами (которые спрашивали «Tomorrow»), я прищемил себе палец. Миша периодически страдал обжорством, и когда объедался, у него болел живот, а случалось сие объедение раза два в день (видимо, это был у него реванш после голодного Батуми). У Андрея был насморк. Чтобы улучшить своё настроение, мы окунулись в море (его температура была около +14) и вскоре забыли о своих неприятностях.

Подкрепившись вчерашними подарками сирийского народа, мы собрались и пошли на трассу. По пути нам попался кран с водой – жаль, вчера не нашли его, могли бы постираться. Умылись, вышли на автобан и сразу застопили «Ниву», в которой и уехали, как обычно, вчетвером.

Сейчас мы направлялись в другую супер-крепость, носящую имя Калаат Маркаб. Эта крепость находилась в стороне от трассы – от дороги до неё было километров шесть, – но она была хорошо видна издали, ибо, как и Крак де Шевалье, венчала собой гору.

Калаат Маркаб. Февраль 1999

Антон Кротов в Сирии. Февраль 1999

Дорожка виляла среди деревенских домов и поднималась всё выше. Справа и слева стояли одноэтажные и двухэтажные бетонные домики, обсаженные большими цветущими кактусами. На них росли красные не то цветы, не то плоды, но мы не подозревали о съедобности их. Когда нам захотелось завтракать, наше желание исполнилось следующим образом:

1. Мы шли по дороге среди деревни и застопили попутную машину, но водители её не поняли, чего мы хотим (по-арабски мы всё ещё говорили слабо). Не взяв нас, машина свернула в проулок.

2. Через несколько минут эта же машина догнала нас, везя третьего человека, англоговорящего. Остановились; человек спросил нас: что нам нужно?

3. Мы попросили кипятка. Нас подвезли к очень цивильному дому, где жила большая семья. Кое-кто знал английский и даже несколько слов русского языка. Нам поставили чай; я достал вчерашний хлеб (Миша возмутился, думая, что неприлично ходить в чужой дом со своим хлебом).

4. Хозяева, поняв нашу сущность, достали разные варенья, помидоры, огурцы и т.д., и с удовольствием скормили нам.

Наевшихся, нас подвезли до самого замка, и мы бесплатно проникли в него. Он оказался менее защищён, чем вчерашний, и не менее интересен. Возможностей полазить здесь была масса! А светлый солнечный день располагал к фотографированию.

После осмотра крепости мы, не заходя в деревню, выбрались на другую дорогу, и через некоторое время, при помощи бескорыстных туземцев, прибыли в городок Баниас. На выездном посту ГАИ дорожные полицейские пригласили нас в свою будку, чтобы угостить чаем и поговорить с нами. Внутри будка полицейских, как и вся Сирия, была увешана портретами президента Хафиза Асада.

По нашему, ещё загодя составленному плану, дальше мы должны были попасть в город под названием Хама, проехав через Кадмус и Мисяф. Это совсем не далеко, километров сто, не более, но трасса, как оказалось, проходит здесь через высокие горы и машин тут немного. Первая легковушка провезла нас только четыре километра, вторая – пять… «Ступенчатые» города росли на склонах гор, а трасса серпантином поднималась вверх. Рейсовый автобусик подвёз нас ещё на несколько километров, и не только не требовал денег, но ещё и угощал хлебными лепёшками. Так мы забрались совсем в холодные горы и, стоя на одной из позиций, начали было уже замерзать (было около +5 и ветер), но нас вскоре подобрал грузовичок в свой кузов, грязный от глины и песка. Мы завернулись в тент. Трасса долго поднималась вверх, а потом пошла вниз; мы заехали на карьер. Вечерело. Конечным пунктом грузовика был маленький, сумрачный, полный ветров городок. Тут же поймали другой такой же грузовичок. После него, наконец, маленький «гробик на колёсах» в своём обитом железом кузове довёз нас прямо до центра Хамы. Ух!

Миллионная Хама, четвёртый по величине город Сирии (после Дамаска, Алеппо и Хомса) знаменита своими деревянными скрипучими водоподъёмными колёсами, построенными здесь в Средние века. Колёса сии, именуемые «нории», вплоть до середины нынешнего столетия поднимали воду из речки в высоко подвешенные трубы городского водопровода. Сейчас водопровод автоматизировали, а нории, скрипя, крутятся вхолостую, привлекая к себе туристов и зевак.

Нории в Хаме в феврале 1999 года

Последний водитель довёз нас прямо до центра города, где, в свете разноцветных прожекторов и фонарей работали фонтаны, были открыты лавки и магазины, и, разумеется, скрипели мокрые, чёрные, похожие на колёса обозрения, нории диаметром с четырёхэтажный дом.

Пока блуждали по вечерней Хаме, поедая сэндвичи и другие вкусности, Мише вновь стало плохо от обилия еды. Сирийские вкусности оказались не просто чуть дешевле наших, но и интереснее. В общем, пора было искать вписку! Мы направились по одной из улиц в южную часть города, размышляя о том, куда бы постучаться на ночлег.

Вторая наша попытка удалась. Случайно мы набрели на пожарную часть.

Она представляла собой двухэтажное бетонное здание. В первом этаже находился гараж и жилая комната – «кают-компания», где сидели пожарные ночной смены, курили, пили чай и смотрели телевизор. Второй этаж был запасным складом пожарных, где они могли поспать, помыться, покачаться на тренажерах и прочее. Со второго этажа на первый вела не только лестница, но и круглая дырка с гладким столбом по центру. Это был людопровод, по которому быстро-быстро все люди могли спрыгнуть со второго этажа на первый.

Когда мы зашли, почти все пожарные (человек десять) тусовались в нижней комнате. Наше появление всех обрадовало; нашёлся один англоговорящий и даже один русскоговорящий, который от своего когдатошнего посещения Москвы запомнил несколько слов: «можно», «говорит» и «сколько рубель».

Мы сообщили о нашей нужде. Пожарные предложили нам чай, в то время как вопрос нашей вписки решался с начальством.

– Chief (шеф), говорит, можно, sleep (спать), – через некоторое время сообщил нам русскоговорящий на смеси русского и английского, – говорит, welcome (добро пожаловать)!

Дальше были долгие беседы, чай и ужин, горячий душ – помывка и постируха… Заночевали в большой общей спальне, уставленной кроватями, развесив мокрую одежду на трубу солярковой печи, обогревавшей помещение.

22 февраля, понедельник.

Утром – расстались лучшими друзьями!

На выезде из Хамы увидели большой памятник президенту Хафизу Асаду с большим носом. Президент желал удачи всем странствующим, и мы сфотографировали его на память.

До Дамаска шёл автобан. Без проблем сменили несколько машин.

Англоговорящий водитель последней на сегодня легковушки был настоящим бизнесменом и владел, по его словам, двумя маленькими нефтяными компаниями: одна была в Сирии, другая на Кипре. Он прожил десять лет в Швейцарии, посетил многие страны Европы и уважал западный стиль жизни. В Советской России он не был, но имел своё представление о ней:

– Я не был в России, но был в Болгарии, и думаю, что эти страны в чём-то похожи. Вот я расскажу такой случай. В Болгарии есть памятник, называется Alesha, русский памятник. Я вообще интересуюсь памятниками, и стоял и рассматривал его минут двадцать. Пока рассматривал, ко мне подошли и арестовали. Привезли в полицейский участок. Шеф – он, вероятно, был более образован, спросил о том, за что меня задержали. Я сказал, что просто стоял и смотрел на памятник Алёше минут двадцать. Он сказал мне: «Двадцать минут? Никогда так больше не делайте!» Меня задерживала полиция и в Польше, и в других местах Восточной Европы. Я думаю, что и в России такие же порядки. А в Сирии – хорошо! Никто никогда не спросит у вас документы и не будет задерживать вас!

И впрямь, мы были в Сирии вот уже неделю и ни разу ни один полицейский не спросил у нас паспорт! Ни разу никто не задержал нас для обыска, желая проверить личность! Никто не посадил нас на недельку в тюрьму! Мы не стали рассказывать водителю о наших батумских приключениях, дабы его мнение о «странах социализма» не ухудшилось ещё более. А ведь точно, стоит ему со своей смуглой внешностью приехать в Москву, как к нему прицепятся наши блюстители порядка…