Текст книги "Отель сокровенных желаний"

Алина, не спрашивая его разрешения (ведь хозяйкой в офисе была она!), достала из затейливой пачки тонкую ментоловую сигарету, зажгла ее при помощи затейливой же настольной зажигалки, выглядевшей как большой кристалл, и, пустив затейливое кольцо дыма в лицо Романа, грудным голосом произнесла:

– А что, я должна была, как эта придурковатая журналистка, вопить, кричать, закатывать глаза, швыряться пауками, задевать и ломать всевозможные рычаги и хлопаться в обморок? – Усмехнувшись, она подытожила: – Мне платят, причем неплохо, за то, чтобы я функционировала. Поэтому, когда мы скатились по дурости этой журналисточки куда-то по желобу вниз, я, после того как открылся проход, шагнула в подземелье.

– Рискованно, – заметил Роман.

Пустив ему в лицо еще одно замысловатое кольцо дыма, Алина заметила:

– Для вас. Но не для меня. Какой смысл было сидеть там и ждать? Тем более в обществе этой ужасной, хныкающей, пищащей, как крыса, особы, к тому же подвернувшей ногу? Я всегда нахожу выход из любой ситуации – нашла его и в этот раз.

– Заметили вы что-нибудь странное там, под «Петрополисом»?.. – поинтересовался Роман.

Жирмунская усмехнулась:

– Уж точно скелетов, сокровищ или обиталища Фантома Отеля там не было. Совершенно прямой коридор шел вниз, потом снова вверх. Я оказалась в комнате с неким подобием старинного, выложенного кирпичом колодца, из которого пахнуло сыростью и плесенью. Вроде бы тупик, но, понимая, что в этом здании из любой комнаты имеется тайный выход, я попробовала понажимать выступавшие кирпичи, и один из них оказался рычагом, приведшим в действие очередную секретную дверь. За ней обнаружился новый коридор, что вывел меня к деревянной, обитой металлом, двери, сквозь которую пробивались лучи заходящего солнца. Дверь была сработана на совесть, но, думаю, сто лет назад или около того, и, соответственно, петли обветшали. Пришлось потрудиться, высаживая ее, но передо мной ни одна дверь не устоит!

Роман посмотрел на девицу и поверил ей, что перед такой – пробивной, в самом прямом смысле слова, – особой не устоит ни одна дверь и ни один олигарх. Прасагов, как выяснил Лялько, был в разводе. Неужели Алина метила в его супруги?

– На выходе я наткнулась на всех этих людей в форме, которые отчего-то ужасно всполошились, увидев меня, и посчитали, что я и есть убийца, – скривила ярко-красные губы Алина. – Ну что взять с недалеких питерских следаков? Пришлось долго разъяснять, что все шоу, о котором я узнала именно от них, я пропустила и что если кто и не имеет отношения к убийству, так это я!

Алина была права, но Роман поправил ее:

– Вы и Диляра Зюльмиева, ваша коллега по заточению, так сказать…

Алина презрительно изогнула бровь и сказала:

– Ну, допустим. Однако я все же предпочла бы оказаться в это время наверху и стать свидетельницей обнаружения тела, а не бродить по закоулкам ужасного отеля. Как уж я пыталась отговорить Михаила Георгиевича от покупки этого убыточного объекта, но он уперся и не внял ни единому моему аргументу. Ему ведь тогда требовалась моя помощь, а я торчала черт знает где!

Черт знает где… С учетом того, что многие были уверены, что в «Петрополисе» обосновался именно что черт, выражение было двусмысленное.

Но Роман ничуть не сомневался, что, встреть Алина в подземелье посланца преисподней, она бы обломала ему рога – причем не только в переносном смысле – и плечом вышибла бы дверь, которая вела из «Петрополиса» в геенну огненную, в которой, вне всяких сомнений, установила бы порядки, от которых тамошние обитатели полезли на стены, если таковые в геенне огненной, конечно, имелись, о чем теологи спорят со времен Античности до сих пор.

– Кто, по-вашему, совершил преступление? – задал вопрос Роман, и Алина, пожав плечами, продемонстрировала полную индифферентность в этом вопросе.

– Какая разница? Мне это безразлично. Жертва не была мне знакома, и жаль только, что вся эта суматоха повредит началу генеральной реконструкции «Петрополиса». Михаил Георгиевич очень этим недоволен…

– Значит, династия убийц к этому не имеет отношения? – поинтересовался детектив, внимательно наблюдая за реакцией Алины. Та и бровью не повела, только без интереса заметив:

– Династия убийц? Это как королевская династия, что ли? Или как династия врачей, учителей и сталеваров? Никогда не задавала себе такой нелепый и непрактичный вопрос!

На сем аудиенция у королевы офиса олигарха завершилась, и Роман, взглянув на часы, отправился к последней, шестой, участнице недавних событий в «Петрополисе».

От показаний Диляры Ильфатовны Зюльмиевой, внештатного корреспондента «Бульвар-экспресса СПб», ожидать тоже ничего сенсационного не приходилось. Потому что, как и Алина Жирмунская, Диляра Ильфатовна пропустила все события и просидела в подземном каземате.

Однако, несмотря на сей непреложный факт, Роман Лялько знал, что Диляра могла поведать много интересного, хотя бы из другой области.

Именно по этой причине он решил нанести ей визит последней.

Ожидание затянулось, однако Роман терпеливо сидел за рулем. Наконец он заметил невысокую фигурку в цветном одеянии, то ли пончо, то ли пледе, и в смешной шапочке. Фигурка уверенно шагала с продуктовыми пакетами к подъезду многоэтажки.

Роман вышел из автомобиля и направился вслед за Дилярой Зюльмиевой (ее фотография была прикреплена к досье, которое дал ему отец). Девушка, копошась сначала с ключом, а потом с многочисленными пакетами, выронила один из них, и по земле покатились крупные апельсины, один из которых замер около подошвы ботинка Романа.

Роман заметил лиловую челку, бренчащий пирсинг по всему лицу и озорной взгляд черных глаз.

– Спасибо! – сказала девушка, забирая апельсин, который подал ей Роман. – Если могу чем отблагодарить, так только им…

И Диляра протянула ему этот же апельсин.

– Не откажусь, – ответил молодой человек, – но, простите за наглость, съем фрукт у вас в квартире. Меня зовут Роман Лялько, и я частный детектив…

Журналистка вздрогнула и снова выпустила пакет с апельсинами, которые уже успела собрать.

– Лялько? – переспросила она и повторила, словно что-то утверждая: – Лялько!

Вырвав у него апельсин, она, не обращая внимания на прочие, так и оставшиеся лежать на земле, распахнула дверь и зашагала к лифту.

Роман, быстро подобрав фрукты и сложив их в пакет с оторванной ручкой, устремился за Дилярой.

– Я хотел сказать, что по поручению господина Прасагова занимаюсь выяснением обстоятельств смерти Виктории Селезневой в отеле «Петрополис»… – произнес он, подходя к лифту, около которого, намеренно не глядя на него, неловко замерла девушка.

– Да мне все равно, кто вас прислал! – заявила она, остервенело нажимая на кнопку. А затем, явно не желая находиться рядом с Романом, промаршировала мимо, задев его плечом и не забыв вырвать пакет с апельсинами. Диляра поскакала по лестнице наверх, не обращая внимания, что из пакета то и дело сыпались оранжевые фрукты.

Роман, следуя по усыпанной апельсинами лестнице, приблизился к двери на шестом этаже. Диляра, справившись с замком, юркнула в прихожую и захлопнула дверь перед носом молодого человека.

Выждав несколько минут, он нажал кнопку звонка. Диляра, конечно же, слышала звонок, однако открывать дверь не собиралась. Тогда он постучал и громко произнес:

– Прошу прощения, Диляра Ильфатовна, но ваше нежелание оказать мне содействие наводит на странные мысли… То, что вы к убийству непричастны, непреложный факт, ваше алиби подтверждено Алиной Жирмунской, а также прочими участниками событий, так что если вы опасаетесь, что я буду вас в чем-то обвинять, то напрасно. Я просто желаю задать насколько вопросов о природе происшествий в «Петрополисе»…

Из-за двери раздался писклявый голосок журналистки:

– Вы – Лялько! И с человеком с такой фамилией я говорить ни за что не буду! Уходите, а то… А то сейчас открою по вам стрельбу апельсинами…

Держа в руках с дюжину апельсинов, подобранных им на лестнице, Роман заметил:

– Это вряд ли, Диляра Ильфатовна, потому что все купленные вами апельсины вы растеряли… Вы позволите вам их отдать?

– Тогда яйцами! – произнесла после короткого замешательства девица. – И учтите, стреляю я метко, в особенности по личностям с подлой фамилией Лялько!

Роман вздохнул:

– Другой на моем месте счел бы вас сумасшедшей или даже расисткой. Но я понимаю и отчасти даже разделяю ваше негодование. Но ведь это фамилия моего пращура! Кстати, о фамилиях. Ведь Зюльмиева – это фамилия вашего отца, уроженца Казани. А вашу покойную матушку звали до замужества Величай… Редкая фамилия, надо сказать, запоминающаяся, такая же, как и Лялько…

– Сравнили уж! – пропищала девушка из-за двери. – Так и быть, признаю, что сын за отца не отвечает, тем более правнук за прадеда. Но все равно я не хочу иметь дело ни с кем по фамилии Лялько!

Роман вздохнул, вынул из кармана смартфон, загрузил нужный файл, отыскал одну из страниц и зачитал:

– «…И, вне всяких сомнений, большую помощь при расследовании этого запутанного дела снова оказала мне юная прелестница с поразительным аналитическим умом Антонина Величай, работавшая, как я уже упоминал ранее, горничной в отеле «Петрополис», что на Каменном острове…»

Дверь внезапно приоткрылась, правда, всего на пару сантиметров, и Роман увидел лиловую прядь и черный глаз.

– Это что вы процитировали? – спросила журналистка. – Сами, что ли, сочинили?

– Да нет же, это записки моего прадеда Романа Романовича Лялько, сыщика уголовного розыска Санкт-Петербургской полиции!

Дверь снова захлопнулась, и Диляра произнесла:

– Врете! Я эти мемуары старого надутого осла отлично знаю! И помню, как он характеризовал там мою прабабушку, ту самую Антонину Величай! «Пронырливая особа, всюду сующая свой острый нос…»; «крайне утомительная рассказчица, обладающая стойкой склонностью к цветистому сочинительству и искажению реальных фактов»; «горничная, начитавшаяся историй о Шерлоке Холмсе и возомнившая, впрочем, безо всякого основания, себя оным, постоянно путавшаяся у меня под ногами и мешавшая проведению серьезного расследования…». Вам еще процитировать?

Роман произнес:

– Всего этого Роман Романович не писал. Наоборот, как видно из неопубликованных заметок из жизни дореволюционного агента уголовного розыска, он был высокого мнения о способностях вашей прабабки. Но, увы, их пути так часто пересекались, что моя прабабка заподозрила адюльтер и, когда Роман Романович начал излагать на бумаге свои похождения, подвергла их серьезной цензуре и самолично вычеркнула все дифирамбы в адрес Антонины, заменив их, уже после кончины моего прадеда, на совершенно несправедливые и абсолютно ложные слова в адрес вашей прабабушки! Приношу вам за это свои искренние извинения! Мои и всей нашей семьи! Хотите получить оригинал заметок?

– Хочу! – буркнула из-за двери Диля, однако, судя по всему, сменила гнев на милость, потому что загремел замок, и Роман Лялько увидел грозное личико внештатного корреспондента бульварного листка.

– Проходите! – пригласила она. – Только разуйтесь, у вас ботинки наверняка все в грязи.

Улыбнувшись, Лялько исполнил требование Дили – ботинки его были наичистейшие, однако он понял, что требовалось играть по правилам этой напористой миниатюрной особы.

Он прошел вслед за хозяйкой на кухню, оказавшуюся на редкость уютной и по-домашнему обставленной. На стене висела большая застекленная черно-белая фотография: красивая светловолосая женщина, усатый темноволосый мужчина и пухлый годовалый ребеночек.

– Это вы? – спросил Роман, и Диля, указывая ему на стул, произнесла:

– Вряд ли бы я вывесила чужую фотографию, не так ли? Да, мои родители. Они умерли. Что пить будете?

Роман не стал задавать вопросов, потому что и так знал кое-что о судьбе родителей Дили: мать, Антонина Робертовна Величай, скончалась от рака тринадцать лет назад, а отец, Ильфат Хасанович, утонул на рыбалке, когда его дочка была еще ребенком.

Воспитывал же Дилю дед по материнской линии, Роберт Ильич Величай, фотография которого находилась на противоположной стене.

– Чай, если можно, – попросил Роман, опускаясь на стул, а стоявшая к нему спиной Диля, заваривая что-то ароматное, произнесла:

– Чего на моего дедушку пялитесь? Он тоже умер!

– Он был поистине легендарной личностью… Ведь он заведовал гостиницей «Петрополис» пятьдесят лет!

– Сорок девять, – сказала журналистка, поставив перед гостем тарелочку с баранками. – До юбилея не дожил…

Она снова отвернулась и, как показалось Роману, пыталась скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

– Ваш дедушка наверняка знал много тайн этого зловещего места… – произнес Роман, а Диля, снова поворачиваясь уже с пузатым чайником в руках, лаконично ответила:

– Так оно и есть.

Чай был необыкновенный, ужасно пахучий и сладковатый. Роман взял баранку, надкусил ее и, посмотрев на Дилю, усевшуюся на стул напротив него, произнес:

– И наверняка он вам все эти таинственные истории поведал…

Журналистка, взглянув на него, отбросила лиловую челку и заявила:

– Можете не сомневаться! Так же, как и ваш почтенный предок, господин Лялько, который оставил мемуары, хотя и во многом перевирающие реальные факты, так и мой дедушка тоже кое-что передал мне по наследству!

Роман быстро произнес:

– Он тоже оставил мемуары? Но они нигде не публиковались! Понимаю, для избранного, исключительно семейного круга! Это как неопубликованные записки моего пращура. Можно на них взглянуть?

Диля, потягивая маленькими глоточками чай, произнесла:

– Нет.

Роман опешил, потому что девушка не собиралась как бы то ни было обосновывать свое решение или хотя бы подсластить горькую пилюлю категорического отказа комплиментами или сожалениями.

Видимо, заметив вытянутое лицо детектива, она смягчилась и добавила:

– Их просто не существует в природе. Дедушка был великолепный рассказчик, однако он не намеревался записывать все те истории, свидетелем которых он стал и услышал от своей матушки. Потому что считал, что тайны «Петрополиса» должны умереть вместе с ним! И в этом, в отличие от вашего предка, он был намного честнее и разумнее!

Роман вздохнул и произнес:

– Жаль… Очень жаль…

Отчего-то он не верил хитрой особе, что ее дедушка уж совершенно ничего не записывал, однако пока что не имело смысла снова затрагивать эту тему.

Придет время – девица сама ему эти тайные воспоминания принесет.

– А вот я вам неопубликованные записки моего пращура могу дать для прочтения. Если, конечно, любопытно… Хотя, наверное, это никак не сравнится с рассказами Роберта Ильича…

Роман покачал головой и услышал ответ, на который и рассчитывал:

– Давайте!

Девица была явно не промах. Чувствовалась порода. Роберт Ильич был сыном той самой юной горничной Антонины Величай, которая тогда, еще до революции, работала в «Петрополисе», и вместе с его предком и тезкой, Романом Романовичем Лялько, принимала участие, конечно, совершенно негласно, в расследованиях нескольких запутанных и кровавых дел, местом действия которых служил «Петрополис».

– Но за это вы расскажете мне все, с чем столкнулись на прошлой неделе! – заявил Роман. – Услуга за услугу, так сказать!

Диля, недолго думая, сверкнула черными глазами и ответила:

– Не забудьте про письменное извинение со стороны вашего семейства за инсинуации и клевету в адрес Антонины! Подписанное вашим батюшкой, главой семейства Лялько! И вами, его старшим сыном!

Она была отлично информирована о его семействе, как и, впрочем, сам Роман о ее. Что же, противник попался достойный. Прямо как тогда, во времена Романа Романовича и Антонины…

– И заверенное у нотариуса? – произнес он, на что девица милостиво ответила:

– Нет, хватит и ваших двух подписей! Причем, конечно, при следующем переиздании мемуаров вашего прадеда требую поместить текст извинения на первой странице, в качестве введения!

Роман вздохнул и пообещал, что так оно и будет. Насколько он был в курсе, последний раз мемуары Романа Романовича Лялько переиздавали в середине девяностых и нового тиража не планировалось.

– И в Интернете на всех литресурсах, на которых имеются мемуары, вы обязуетесь в течение месяца загрузить новую версию – с извинениями! – заявила девушка назидательно, и Роман согласился и на это.

Диля, кажется, окончательно успокоилась, и он спросил:

– Вы же намеренно ошивались около «Петрополиса», потому что история вашей семьи связана с ним?

– Вашей, что интересно, тоже! – парировала девица. – И я не имею обыкновения ошиваться где-то, я была на редакционном задании! Кстати, вам известно о трупе в номере сто восемьдесят четыре, который туда подложили для создания шумихи?

Роман кивнул:

– Да, известно. Однако это никак не объясняет появление второго трупа, этой несчастной девицы Виктории Селезневой, к тому же с отсеченной кистью правой руки…

Диля усмехнулась и поправила его:

– Левой, конечно же! Что, проверяете, насколько я знакома с легендами «Петрополиса»? А что, если некоторые из них отнюдь не легенды?

Роман внимательно взглянул на нее и ответил:

– Я тоже так думаю. Много бы дал, чтобы узнать то, что поведал вам о происшествиях в «Петрополисе» ваш дедушка. Ведь он стал директором в тот самый год, тысяча девятьсот сороковой, когда в гостинице нашли новый труп с отсеченной кистью. Был им, когда обнаружили еще один, последний до прошлой недели, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом. И перестал им быть в роковой тысяча девятьсот восемьдесят девятый, когда отель закрылся на генеральную реконструкцию, а ваш дедушка…

– Умер! – произнесла Диля. – Биография моего дедушки известна мне лучше, чем вам. Но давайте поговорим о бравой династии Лялько, государевых слуг и великих детективов. Ваш прадед, Роман Романович, расследовал кое-какие нашумевшие и прочие, широкой публике неизвестные происшествия в «Петрополисе» вместе с моей прабабкой Антониной еще до революции, а потом и после оной. В тысяча девятьсот сороковом, когда, как вы верно заметили, в отеле обнаружили очередное тело с отрубленной левой кистью, его сменил ваш дед Роман Романович, который, как и ваш прадед, неплохо устроился и при Советской власти и работал в уголовном розыске Ленинграда. Наконец, в тысяча девятьсот семьдесят седьмом, когда вспыхнул очередной скандал и в номере сто восемьдесят четыре снова был обнаружен труп, и снова с ампутированной левой кистью, расследование вел уже ваш отец. И вот, наконец, теперь по следу идете вы! Династия следователей – что может быть благороднее и краше!

Она произнесла последние слова с сарказмом, а Роман заметил:

– Все, с кем я говорил до вас, упоминали династию убийц. Ведь только так можно объяснить происшествия в «Петрополисе»…

Диля усмехнулась, взяла баранку, медленно сгрызла ее, отпила чаю и наконец после продолжительной паузы сказала:

– Хотите узнать, что я думаю по этому поводу? И что поведал мне дедушка? Но вы же работаете на Прасагова, а тот заинтересован только в одном – как можно быстрее отреставрировать «Петрополис», открыть его и запустить туда гостей!

– Что в этом плохого? – спросил Лялько. – Принимать гостей – это основная функция любого отеля…

Диля подскочила, едва не расплескав остатки чая, и запальчиво произнесла:

– Но «Петрополис» именно что не любой! Пока отель пустует, он не приносит никому вреда. За четверть с лишним века, что он был закрыт, никто не пострадал…

– Все его многочисленные владельцы умерли не своей смертью, – напомнил Роман, но Диля возразила:

– Наверняка совпадение! Да и сами поймите, время какое было: лихие девяностые!

– Последняя владелица умерла всего пару лет назад, – заметил детектив, но журналистка возмутилась:

– Что вы хотите сказать? Что проклятия «Петрополиса» – выдумки? Оно существует, поверьте мне! Существует!

Ее голос сорвался на тоскливой ноте, и Диля быстро отвернулась.

Девица явно что-то знала, но не собиралась говорить: наверняка ей поведал занятные истории дед, Роберт Ильич. Роман предпочитал не торопить события: все равно рано или поздно он узнает, что известно этой журналисточке.

Узнает и то, что же скрывается за проклятием «Петрополиса».

Диля на удивление быстро взяла себя в руки и, мило улыбнувшись, сказала:

– Но стоило очередному Прасагову сделаться хозяином отеля, как и тогда, в самом начале, и снова нарисовался труп! Проклятие работает!

– Вы тоже сторонница оккультной трактовки событий? – поинтересовался Роман. – Странно, несмотря на то, что вы работаете на желтое-прежелтое издание, я был другого мнения… Так в чем же, по-вашему, заключается это самое проклятие и феномен «Петрополиса»?

Диля вздохнула:

– Когда я сидела на полу подвала, скатившись туда вместе с этой шумной и разряженной особой по желобу, точнее, когда она оставила меня одну, по глупости отправившись куда-то в недра этого здания-лабиринта, я передумала о многом. И я ощутила то зло, которое гнездится в «Петрополисе»…

– Интересно, зло, значит, гнездится в подвале, тогда как все уверены, что оно обитает в номере сто восемьдесят четыре, – протянул Роман. – Может, расскажете мне свою теорию?

Диля упрямо мотнула головой и заявила:

– У вашей династии следователей свои секреты, а у меня – свои! Пока не получу от вас извинений в письменной форме и не пойму, что вы, Лялько, в самом деле раскаялись и берете назад свои лживые слова в адрес моей прабабушки, ничего говорить вам не буду! Вы хотите фактов касаемо последнего происшествия? Извольте! Я, как вы выразились, ошивалась около «Петрополиса», когда меня обнаружила эта особа в черном и привела в номер сто восемьдесят четыре, где мило ворковали князь с олигархом…

Роман слушал вполуха повествование Дили. Он и так уже смог восстановить картину произошедшего и прекрасно знал, где находилась журналистка вместе с Алиной Жирмунской.

Его занимало иное – то, что было известно Диле о старых происшествиях в «Петрополисе».

Неужели ей известна правда?

– …И визг был такой, что я попросила эту особу замолчать, на что она ответила мне потоком ругательств и низкопробной похабщины! А еще возглавляет офис Прасагова! – продолжала тем временем журналистка. – Она мне так на нервы действовала, что, когда распахнулась тайная дверь в стене, я сама посоветовала этой ужасной особе отправиться туда, мол, вдруг там выход! Потому что я просто не могла пребывать в ее обществе! Она все скулила, что курить хочет, а сигарет с собой нет… Я же терпеть не могу табачный дым и сказала, что она наверняка умрет от рака легких с метастазами в печенку, селезенку и мозг. Впрочем, в мозг вряд ли, так как у этой пустой целлулоидной особы он атрофировался еще в эмбриональном состоянии…

Роман усмехнулся про себя – Диля терпеть не могла Алину, а та платила журналистке той же монетой.

– А потом меня на руках вынес этот доблестный молодой человек, архитектор Ярослав… Он был такой галантный, так мило краснел, когда я прижималась к нему… Таких мужчин в наше время уже не осталось!

Завершив тираду, Диля красноречиво и с явным упреком посмотрела на Романа Лялько. Похоже, бородатый архитектор обзавелся поклонницей.

– Очень рад за него, – произнес Роман, – и за вас, конечно же, тоже! Но вернемся к убийству Виктории Селезневой. Кто, по вашему мнению, это сделал?

Роман помнил: олигарх Прасагов обвинял князя Кошкина, а князь Кошкин валил все на олигарха Прасагова. Крутая дама Жанна Хват считала виновным архитектора Ярослава Красина, а тот, в свою очередь, подозревал Жанну Хват. Алине Жирмунской было совершенно безразлично, кто совершил преступление, для нее убийство – всего лишь досадная помеха в планах ее шефа. И, видимо, в ее собственных.

А вот какого мнения придерживалась на этот счет Диляра Зюльмиева, внучка легендарного Роберта Ильича Величай и правнучка не менее легендарной Антонины Величай?

Знакомая к тому же с секретами «Петрополиса» как никто другой – во всяком случае, в изложении своего деда.

Диляра посмотрела на детектива, улыбнулась и произнесла:

– Ну конечно же, сам «Петрополис»! Неужели вы этого не поняли? Ведь не случайно все произошло в номере сто восемьдесят четыре! Там началось – и никогда более не закончится! Никогда!

– Никогда? – переспросил Роман, чувствуя, что ему сделалось страшно от слов Дили.

– Никогда! Покуда существует «Петрополис», во всяком случае…

Да, она определенно что-то знала, но не спешила делиться этим знанием. Конечно, он же был одним из вражьего семейства Лялько.

– И все же, Диляра, прошу вас, – произнес Роман медленно, – скажите мне то, что поведал вам ваш дед! Потому что знание секретов «Петрополиса» делает вас уязвимой. Более того, превращает в мишень! Вы должны открыть мне, что знаете…

Диля хмыкнула, взглянула на часы и произнесла:

– Ничего я вам не должна! А должны вы мне – предоставить письменное извинение от вашего семейства! И вставить его в качестве введения в мемуары вашего прадеда. Вот тогда и поговорим. Может быть…

Роман вскочил и приблизился к ней.

– Вы не понимаете, это опасно! Очень опасно! И вы – единственная хранительница секретов…

Диля поднялась и, смерив его презрительным взглядом, ответила:

– Чего вы добиваетесь? Будете наседать, вообще ничего не скажу! Да и не занижайте знания вашей собственной династии, вам ведь тоже много чего известно! Ведь вы сами сказали, что ваш предок оставил неопубликованные записки! Почему он не рискнул их опубликовать?

Роман облизнул пересохшие губы и, отступая от Дили, заметил:

– Времена были трудные, репрессии, расстрелы. Поэтому он опубликовал то, что было читабельно и безобидно. А то, что могло доставить ему неприятности, конечно же, оставил под сукном…

Посмотрев на Дилю, он добавил:

– Эти неопубликованные записки у меня на смартфоне. Хотите, сброшу вам файл прямо сейчас? А вы в обмен поведаете мне то, что рассказал вам дедушка. Ну, или покажете его записи, если он все же какие-то и оставил…

Диля топнула ногой и, сверкнув глазами, воскликнула:

– Хватит! Я же сказала, что никаких записей дедушка не оставил! И вообще, откуда я могу знать, что тот файл, который вы мне скинете, на самом деле содержит неопубликованные истории вашего Романа Романовича?

– Клянусь, что содержит! – заявил Роман, а девушка возразила:

– Но кто сказал, что вы с вашим папашей и дедулей не сократили наиболее яркие места? И не вырезали все, что могло бы навредить и вашему предку, и вам самим?

Роман, пристально глядя на девушку, произнес:

– Уверяю вас, что никто из нас мемуары не редактировал и не сокращал…

– Ага, это сделал сам ваш драгоценный предок? – осведомилась Диля. – И вообще, я сказала вам и так больше, чем хотела. Мне надо работать над статьей! Жить же на что-то надо, не все являются наследником владельца детективного процветающего агентства, или купившим старую гостиницу олигархом, или князем из-за бугра. Так что извините, но мне надо заняться своими делами!

Диля явно выпроваживала его, и Роману не оставалось ничего иного, как, сухо поблагодарив, пройти в прихожую. Но уже на пороге он спросил:

– Так я могу рассчитывать на то, что, получив письменное извинение нашего семейства, вы поведаете мне то, что рассказал вам Роберт Ильич?

– И отчего вас заботят россказни моего покойного дедушки? – подозрительно прищурилась Диля. – Неужели вы считаете, что мне известны какие-то сногсшибательные тайны, объясняющие природу событий в «Петрополисе»?

– Думаю, да, – произнес Роман, и Диля довольно улыбнулась:

– А ведь вы правы! Но ведь и вам тоже кое-что известно, не так ли?

Роман медленно кивнул:

– Тоже думаю, что да.

Диля, ликуя, крикнула:

– Ну вот и отлично! Значит, вы наконец отстанете от меня, если вам и так все известно! Пока!

И с силой захлопнула дверь.

Роман, постояв в парадной, собрался с мыслями и спустился по лестнице. Обнаружив в углу одного из этажей закатившийся туда апельсин, он поднял фрукт и поразмыслил над тем, не стоит ли вернуться, дабы вручить его журналистке.

Нет, не стоит.

Она все равно не откроет, а если и откроет, то, с учетом ее восточного темперамента, заявит ему в лицо, что нечего изобретать поводы, чтобы снова попить на халяву чайку.

Усевшись за руль своего автомобиля, Роман кинул апельсин на заднее сиденье, завел мотор, но трогаться с места не спешил.

Наверное, и то, что рассказал упрямой девице ее дед, и то, что ему самому было известно из записей пращура, не было объективно. Все это слепки индивидуальных воспоминаний, субъективные интерпретации событий, предположения, домыслы и слухи.

Или все же однозначные факты?

Никто не знал, что же именно происходило тогда в «Петрополисе».

Или все же…

Раздался звонок мобильного; взглянув на экран, Роман увидел, что звонит отец. Он, конечно же, хотел полного отчета о достигнутых результатах.

Роман пропустил звонок, а потом, тронувшись с места, покатил в детективное агентство, где его ждал разговор с отцом.

Однако его никак не оставляла одна-единственная мысль: что же в действительности имело место тогда в номере 184 гостиницы «Петрополис»?

«Петрополис», осень 1912 года

«Ты умрешь, потому что я приду к тебе этой ночью и заберу твою жизнь прямиком к себе в ад! Твой Мефистофель».

Таково было послание, которое лежало на кровати.

Лист был белый-белый, с еле заметными водяными знаками. Антонина Величай, старшая горничная отеля, девица чуть старше двадцати лет, весьма миловидная, однако далеко не красавица, наморщила курносый, покрытый веснушками носик и не удержалась от того, чтобы не прочитать написанное.

Текст был начертан странным, витиеватым почерком, при помощи красных чернил, Антонине пришла в голову ужасная мысль: «А что, если это вовсе не чернила?»

Нет, похоже, это были все-таки чернила. Антонина, девушка начитанная и сообразительная, не стала прикасаться к листку, который покоился на огромной кровати с балдахином, которая занимала большую часть спальни номера 184, одного из самых роскошных в гостинице «Петрополис».

Номер был пропитан тяжелым ароматом цветов – роз, лилий, орхидей. Цветы – в корзинах малых и больших, разных оттенков и непременно дорогие – заполоняли весь немаленький номер, доставленные курьерами, приказчиками цветочных лавок или нетерпеливыми поклонниками.

К приезду великой певицы все было готово.

Именно чтобы принести очередную корзину с цветами – на этот раз прибывшую на автомобиле со штандартом одного из великих князей, Антонина и поднялась в номер, дабы поставить сей эксклюзивный дар на самое видное место. И, размышляя, куда бы приткнуть цветы от одного из Романовых, она прошла из залы в смежную спальню и заметила на золотистом одеяле листок бумаги.

Антонина, на правах старшей горничной, взяла на себя функции доставки корзин с цветами, потому как доверять младшим горничным было нельзя: за ними, в особенности за новенькими, требовался глаз да глаз. Могли по дурости стащить какую-нибудь мелочь, или разболтать потом за «катеньку» борзописцам из бульварных листков подробности того, кто прислал знаменитой гостье цветы.