Текст книги "Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея"

Многие считали геолога Иностранцева тщеславным, властолюбивым и тяжёлым в общении, в то же время отдавая дань его одарённости и трудолюбию. Он обладал хорошим слогом, но лектором был скучным и даже сам это признавал, что было необычно при его честолюбии.

На лекциях Иностранцев в точности повторял, чтó писал в учебнике, даже остроты рассказывал в тех же местах. Его ученик вспоминал: «Как-то раз на лекции один студент стал следить по этому учебнику за тем, что говорил профессор, и до того увлёкся, что забыл, где он находится. Когда речь профессора стала подходить к тому месту, где должна быть острота, студент этот в увлечении громко произнёс: „Вот сейчас сострит“. Иностранцев услышал это и не сострил…»[77]77
  Из воспоминаний зоолога Александра Михайловича Никольского // Из истории биологических наук. – М.—Л., 1966. – Вып. 1. – С. 84.


[Закрыть]

Весной 1883 года Амалицкий закончил четырёхлетнее обучение в университете. Почти все предметы в аттестате «Владимира, Прохорова сына, Амалицкого» были с отличными оценками. На «хорошо» он сдал только богословие, немецкий язык и химию у Менделеева[78]78
  ЦГИА. Ф. 14. Оп. 3. Д. 20502. Л. 41.


[Закрыть].

Амалицкий успешно защитил диссертацию по теме, к которой никогда больше не возвращался, – «Химический анализ южнорусских гранитов». После получения гигантского заверенного печатями диплома он пожелал остаться на кафедре для получения профессорского звания, то есть, говоря современным языком, поступить в аспирантуру.

Его просьбу совет университета рассмотрел 19 сентября 1883 года вместе с прошениями трёх других студентов.

Физико-математический факультет предлагал оставить Амалицкого, Левинсон-Лессинга и ботаника Михаила Образцова. Все трое получили одинаковое число избирательных голосов – по двенадцать – и были оставлены в университете без стипендий.

А вот кандидат от юридического факультета Адам Липский получил 36 голосов и остался со стипендией в шестьсот рублей[79]79
  ЦГИА. Ф. 14. Оп. 1. Д. 8388. Л. 64.


[Закрыть]. Кстати, именно Липский был единственным одноклассником Амалицкого, получившим золотую медаль. Спустя годы он станет крупной политической фигурой – сенатором, а затем, в 1917 году, генерал-губернатором Финляндии.

Оставшемуся без стипендии Амалицкому пришлось устроиться на работу, чтобы сводить концы с концами. Скорее всего по протекции своего дяди Полубинского он получил первую должность – маленькую, зато с длинным названием: помощник делопроизводителя в Канцелярии при Военном Совете Комиссии по устройству казарм. Годовой оклад Амалицкого составил шестьсот рублей в год. Вместе с жалованьем он получил первый чин – коллежского секретаря.

Радуга вРухляках

Нижегородская губерния по форме напоминала прямоугольник с рваными краями. По размерам она была больше, чем многие европейские государства. Геолог А. Р. Ферхмин писал, что эти места были «поистине глушь»: «мужики почти сплошь представляли собою тёмную, неграмотную и сильно обедневшую массу», деревни были грязные, леса дремучие[80]80
  Ферхмин А.Р. Нижегородский период деятельности В. В. Докучаева // Почвоведение. – 1903. – № 4. – С. 345–346.


[Закрыть]. По словам Амалицкого, эти леса наложили на население особую печать, сделали его угрюмым и сумрачным, «как самый лес»[81]81
  Амалицкий В. П. Горбатовский уезд // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1885. – Вып. VII. – С. 263.


[Закрыть].

В таком медвежьем углу оказалась на удивление просвещённая земская управа. Она решила провести налоговую земельную реформу на небывало высоком уровне. Обычно для таких целей использовали только статистику по урожаю, но в нижегородском земстве такое положение дел сочли недостаточным и захотели принять во внимание другие факторы, в том числе химическое качество почв. Земство обратилось в Петербургский университет с просьбой провести соответствующее исследование. На предложение откликнулся Докучаев, чьи интересы были тесно связаны с почвами.

Работа предстояла тяжёлая. Ещё никогда в России не проводили такие изыскания, у почв даже не было пристойной номенклатуры. «Говоря откровенно, не без сильных колебаний и сомнений я принял это лестное, но чрезвычайно сложное дело: трудности, предвидевшиеся впереди, казались почти непреодолимыми», – вспоминал Докучаев[82]82
  Почвы, растительность и климат Нижегородской губернии с почвенною картою. Предисловие / Докучаев В. // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1886. – Вып. XIV. – С. I.


[Закрыть]. Впрочем, у него вообще был принцип не отказываться ни от какой работы. «Надо дело делать», – говорил он в любой ситуации.

Докучаев разработал программу и смету, земство выделило финансирование, к сожалению слишком скудное. Заработать на оценке земель было невозможно, и Докучаеву пришлось искать бескорыстных, как он сам, помощников.

Весной 1882 года Докучаев зашёл в свою минералогическую лабораторию, где трое вчерашних студентов выполняли анализы почвы для его докторской работы, сел на стул верхом и затянулся папиросой.

– Есть работа, – начал Докучаев. – Надо ехать в поле на исследование… Поедете?

– Куда?

– В Нижегородскую губернию.

Все трое без размышлений ответили согласием. Докучаев сказал, что надо бы подготовиться, собрать литературу, снарядиться. Этим беседа и закончилась[83]83
  Земятченский П. А. Василий Васильевич Докучаев как личность (по воспоминаниям) // Почвоведение. – 1939. – № 2. – С. 9.


[Закрыть].

Только перед самым выездом он отправился с помощниками за город и показал, как брать образцы. Предстояло копать особые ямки, чтобы захватить дерновину, почву, подпочву и переходные слои. Из одной ямки надо было брать сто-двести граммов земли, но сами ямки копать часто. «Если брать с гор, то надо брать с вершины, средины и подножия», – записывал один из учеников[84]84
  АРАН. Ф. 518. Оп. 2. Д. 4. Л. 10.


[Закрыть].

Ямками дело не ограничилось. Докучаев считал почву особым естественным телом, в образовании которого участвуют все царства природы. Поэтому помощникам предстояло собирать сведения о геологических породах, о фауне и флоре, записывать особенности рельефа и климата, а заодно уточнять экономические характеристики. Докучаев составил целый катехизис – список вопросов для крестьян: сколько они снимают с поля зерна, соломы и мякины, сколько кладут навоза для удобрения.

Напоследок он дал помощникам несколько наставлений житейского характера, особенно советовал, чтобы «зря не болтали».

В Нижегородской губернии было одиннадцать уездов. Каждому помощнику за лето предстояло описать один.

Земство выдало сотрудникам Докучаева бумаги с разрешением останавливаться в сельских домах, брать проводников, копать небольшие ямки[85]85
  Из переписки с Нижегородской губернской земской управой (1881–1886) // Докучаев В. В… Сочинения. – М., 1961. – Т. VIII. – С. 109.


[Закрыть], и экспедиция началась.

На себя Докучаев возложил общее руководство; он ездил от одного уезда к другому, корректировал наблюдения, добавлял свои: «Не лишним считаем заметить здесь, что в овраге, известном под именем Старая Щель, обнажилось какое-то старинное кладбище, о котором не сохранилось никаких преданий. Обитатели этого кладбища, – скелеты, – лежат не согласно с обычаями православной церкви»[86]86
  Ферхмин А. Р. Нижегородский уезд // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1885. – Вып. VIII. – С. 37 (примечание В. В. Докучаева).


[Закрыть].

Докучаев был жёстким начальником. По словам помощника, он заставлял их работать как волов, выжимал всё до последней капли, платил гроши, но и взамен давал немало полезных знаний и навыков[87]87
  Вернадский В. И. Воспоминания о Ф. Ю. Левинсон-Лессинге // Статьи об учёных и их творчестве / Вернадский В. И. – М., 1997. – С. 224.


[Закрыть]. Другой помощник писал, что рука Докучаева была «далеко не лёгкой» и нередко его сотрудники доходили до нервного состояния[88]88
  Ферхмин А. Р. Нижегородский период деятельности В. В. Докучаева // Почвоведение. – 1903. – № 4. – С. 350.


[Закрыть]. Один раз едва не случился разрыв отношений, но конфликт удалось замять. Третий участник экспедиции вспоминал, как Докучаев проверял работу.

В условленный день мы съехались в главной нашей резиденции, уездном городе Семёнове. Здесь В. В. устроил нам полный экзамен; расспросив нас, как ведём исследования, где мы были, и что нами сделано, осмотрел наши коллекции. Всё сошло хорошо. Досталось только коллекции валунов. Боясь что-либо пропустить, мы, каждый в отдельности, очень усердно собирали попадавшиеся повсюду валунчики. Просмотрев первые образцы и определив их, В. В. добрую половину остальных, как идентичных, повыбросал за окно, приговаривая при этом: «швырк-штейн! швырк-штейн!»[89]89
  Бараков П. Василий Васильевич Докучаев. Биографический очерк // Ежегодник по геологии и минералогии России. – 1904. – Т. VII. Новая Александрия. – С. 5. – «Швырк-штейн» было специфической шуткой. Немецкое слово Stein переводится как «камень» и часто входит в состав сложных слов, например, Zechstein (рудный камень).


[Закрыть].

По договору с земством полевая работа занимала все три летних месяца и длилась буквально от зари до зари. Все участники работали ради идеи. Финансов было в обрез. Докучаев писал председателю земской управы, что у помощников к осени «не останется в кармане ни одного медного гроша», потому что приходится платить за постой, за разъезды, за пропитание. «Деньги тают, яко воск», – жаловался Докучаеву один из сотрудников[90]90
  Письма Н. М. Сибирцева (1883–1896) // Докучаев В. В. Сочинения. – М., 1961. – Т.VIII. – С. 442.


[Закрыть].

Сложности возникли и с другой стороны. Население насторожённо относилось к чужакам, в деревнях сотрудников Докучаева прозвали землеройками и кротами[91]91
  Глинка К. В. В. Докучаев, как почвовед // Памяти проф. В. В. Докучаева. Кружок любителей естествознания, сельского хозяйства и лесоводства при Ново-Александрийском Институте. – СПб., 1904. – С. 12.


[Закрыть]. Мужики предлагали им взятки, чтобы образцы почвы брали по их указанию из плохого места, и поясняли: «Дети и внуки за вас Богу молиться будут… Ведь с лучшей земли и налогу придётся платить больше, да сколько годов! Когда-то ещё новая ревизия земли будет»[92]92
  Ферхмин А. Р. Нижегородский период деятельности В. В. Докучаева // Почвоведение. – 1903. – № 4. – С. 347.


[Закрыть]…

По возвращении в Петербург полевая работа уступала место камеральной. В лаборатории образцы почвы отмачивали, проводили химический анализ, определяли, сколько в почве содержится кремнезёма и сколько содержится глинозёма, составляли сводное описание рельефов. Было ясно, что трое помощников не справятся с описанием огромной губернии. Докучаев принялся искать новых и обратил внимание на Амалицкого, который как раз закончил последний курс.

Амалицкий согласился и всё лето 1883 года провёл в Горбатовском уезде недалеко от Нижнего Новгорода.

Уезд протягивался на сто километров в длину при ширине 40–50 километров. Амалицкий с лопатой и молотком исходил его вдоль и поперёк. Он шагал вдоль ручьёв, по «сугробам сыпучего песку» и топким заводям, поднимался на высокие холмы, спускался в овраги. Он просеивал породу «чрез плотный холст», растирал глину в ступке, складывал в мешочки песок, замерял толщину пахотных горизонтов у сёл Пиявишная и Клещариха, у деревни Пуп и на Убогой горе.

Горбатовский уезд оказался весьма разнообразным в отношении рельефа. Здесь попадались ледяные провальные озёра «без дна», широкие заливные луга, обширные хвойные леса. Берега Оки иной раз поднимались на 50 метров и прорезались такими крутыми оврагами, что напоминали «частокол, на который взобраться совершенно невозможно»[93]93
  Амалицкий В. П. Горбатовский уезд // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1885. – Вып. VII. – С. 11.


[Закрыть]. В эти овраги, по словам Амалицкого, солнце заглядывало весьма редко, и всё было «одето в какую-то полутаинственную тень»[94]94
  Там же. – С. 22.


[Закрыть].

Собранные в уезде материалы следовало обработать за полгода – такой срок Докучаев давал на подготовку отчёта. Когда помощник сдавал отчёт, Докучаев быстро вычитывал рукопись, отмечал слабые места, после чего автор вносил правки и рукопись немедленно шла в печать.

Отчёт Амалицкого по Горбатовскому уезду был опубликован уже в 1885 году и стал одной из четырнадцати книг, выпущенных нижегородским земством по итогам экспедиции Докучаева.

У книги громоздкое название: «Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. Отчёт Нижегородскому губернскому земству. Работа исполнена под непосредственным руководством Профессора В. В. Докучаева. Выпуск VII. Горбатовский уезд». Это первая публикация Амалицкого, причём монография. Вторая публикация тоже будет монографией – о пермских породах Нижегородской губернии. Потом Амалицкий станет печатать в основном крошечные статьи.

Его первая книга примечательна своим эмоциональным стилем. «Очень неприглядно!», «прелестная панорама», «весьма оригинальная картина» – писал Амалицкий про всевозможные виды Горбатовского уезда. Зачастую он рисовал целые картины, нагромождая прилагательные.

Внизу Ока полукольцом захватила в свои объятия волшебный калейдоскоп, который манит издалека нежными переливами и переходами цветов под полуденными лучами июльского солнца; то синеватой лазурью заблестят, заиграют озёра и заводи, то сумрачный темно-зелёный лес на синевато-дымчатом фоне голубой дали с укором и сожалением смотрит на золотистые пески, кое-где прерываемые светло-жёлтыми полосами нив и зелёными лугами, на которых там и сям группами приютились кустарники[95]95
  Амалицкий В. П. Горбатовский уезд // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1885. – Вып. VII. – С. 5.


[Закрыть].

Такой стиль редко встречается в учёных трудах.

В следующих работах, в том числе научно-популярных, Амалицкий уже не будет делать лирические отступления, станет писать сухо и степенно.

Книга о Горбатовском уезде состояла из трёхсот страниц, правда, с большими пробелами и широкими полями. Как и другие отчёты, она включала в себя три части. Сначала шёл рассказ про рельеф и гидросеть, потом описание геологического строения с кратким очерком полезных ископаемых и, наконец, описание почв с замечаниями о растительности.

Книгу торопились издать быстрее, поэтому она изобилует опечатками: «найдти», «гаризонт», «острокнечные», «сравнинительно», «органичесских». Хуже, что из-за спешки к отдельным монографиям по уездам не сделали карт. Едва начинаешь их читать, сразу теряешься в бесконечных названиях ложков, речушек и деревень, не имея возможности соединить их в единую картину.

В целом Амалицкий оценил земли уезда как истощённые, а для улучшения «родимой способности» рекомендовал удобрять их торфом, мергелями и алебастром. С явным предпочтением он писал про геологию, особенно про главную породу уезда – радужные или пёстрые рухляки, то есть пески с мергелями. Название «радужные» они получили благодаря пёстрой окраске. В народе эти пласты за яркий цвет и ровное напластование прозвали нарядными или орденскими лентами[96]96
  Кулинич Г. С., Фридман Б. И. Геологические путешествия по горьковской земле. – Горький, 1990. – С. 27.


[Закрыть].

Рухляки попадались по всему уезду, даже среди цветущих полей Амалицкий то и дело замечал «красные лысины пёстрых мергелей» и писал, что они «повсюду пестреют»[97]97
  Амалицкий В. П. Горбатовский уезд // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1885. – Вып. VII. – С. 103, 53.


[Закрыть].

Считалось, что ископаемые остатки в рухляках очень редки. Экспедиция знаменитого Родерика Мурчисона за сорок лет до поездки Амалицкого нашла в пёстрых рухляках Поволжья лишь одну рыбью кость и несколько раковин. Затем геолог В. Меллер тщательно промыл килограммы рухляков и собрал только крошечные угольки, приняв их за остатки древних хвощей. Другие исследователи находили то плохо сохранившиеся раковины, то куски каких-то панцирей и небольшие обломки древесины.

В палеонтологическом отношении рухляки считались пустыми, немыми. Сотрудники Докучаева в отчётах писали, что рухляки Нижегородской губернии вполне «безмолвствуют»[98]98
  Земятченский П. А. Ардатовский уезд // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1884. – Вып. VI. – С. 123.


[Закрыть].

Было несколько объяснений необычному факту.

Московский профессор Герман Адольфович Траутшольд полагал, что рухляки – следы большого моря с ядовитой водой, в которой «существование животных» было невозможным. Или, по другой его гипотезе, животные в древнем море всё же обитали, но их остатки погружались в песок, который оставался рассыпчатым, не скреплялся цементом и поэтому в нём постепенно растворились и исчезли «даже признаки окаменелостей»[99]99
  Траутшольд Г. Основы геологии. – М., 1877. – Ч. III (последняя): Стратиграфия. – С. 26, 87.


[Закрыть].

Из-за отсутствия окаменелостей рухляки считались геологической загадкой. Было не вполне ясно, когда они образовались: в пермском или в следующем за ним триасовом периоде. Впрочем, Докучаева эта загадка мало волновала. Спор, считать рухляки триасовыми или пермскими, не интересовал ни его, ни земство. «Всё, что относилось специально до рельэфа и геологии местности, изучалось нами на столько, на сколько это было необходимо для главной цели», – писал Докучаев в предисловиях к отчётам помощников.

Вероятно, он с самого начала решил относить рухляки к пермскому периоду – так о них написано в отчётах, опубликованных до поездки Амалицкого. Теперь стало ясно, что Докучаев угадал. Найденные в Горбатовском уезде окаменелости принадлежали пермским животным и исчислялись сотнями, если не тысячами образцов. «Немые рухляки» оказались не просто разговорчивыми, но даже болтливыми. Зачастую их переполняли окаменелости, хотя и весьма однообразные. Почти все находки принадлежали двустворчатым моллюскам, по форме и размерам напоминавшим миндаль. Причём сами раковины не сохранились, от них остались только внутренние или внешние слепки. Стоит на примере пояснить отличие.

Если вазу заполнить цементом, а потом разбить, то из застывшего цемента получится внутренний слепок вазы. С внешним сложнее. Для этого вазу надо погрузить в цемент, потом её разбить и извлечь обломки. Внутри останется полость. Если её заполнить раствором, получится внешний слепок. Внутренний слепок отражает внутреннее строение раковины, внешний – наружное.

Трудность состояла в том, что одни виды древних моллюсков были описаны по внутренним слепкам, другие – по внешним, третьи – по самим окаменелым раковинам, четвёртые – по отпечаткам. Сопоставить одно с другим, третье с четвёртым и всё вместе представляло собой нетривиальную и зачастую нерешаемую задачу. «У меня теперь действительно – редкая коллекция, но ирония судьбы – из 10 мест есть у меня ископаемые и все одни пластинчатожаберные… Есть несколько таких раковин, от которых известны только внутренние ядра, а у меня как раз наружные», – писал Амалицкий[100]100
  АРАН. Ф. 347. Оп. 3. Д. 31. Л. 1.


[Закрыть].

Помимо раковин двустворчатых Амалицкий собрал в рухляках куски пермских деревьев, причём на одном даже сохранились «как бы места прикрепления сучков и нечто в роде отдельных наслоений коры». Он нашёл чешую и «другие части рыб», крошечные зубы амфибий и большой зуб, который посчитал за зуб хищного ящера деутерозавра (Deuterosaurus biarmicus). В одном местонахождении оказались «целые скопления различного рода костей, которые, хотя и не потеряли своей структуры, но плохо сохранили наружный вид»[101]101
  Амалицкий В. П. Горбатовский уезд // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1885. – Вып. VII. – С. 82.


[Закрыть]…

Иностранцев говорил, что прямая задача геолога заключается в том, чтобы «реставрировать физико-географические условия» прошлого и восстанавливать «условия жизни организованного мира»[102]102
  Открытое письмо Геологическому комитету А. А. Иностранцева. – СПб., 1891. – С. 9.


[Закрыть]. Амалицкий старался следовать этой идее и старательно реконструировал палеогеографию и палеоэкологию. В монографии про Горбатовский уезд он вкратце написал, что в пермском периоде здесь проходил берег моря, а пёстрые рухляки являются мелководными прибрежными отложениями. На близость суши указывали стволы растений, кости ящеров, а также обильные остатки двустворчатых моллюсков, которых Амалицкий считал пресноводными.

В 1884 году Докучаев вновь увеличил число помощников, которых прозвал «почвенниками». Амалицкий тоже отправился в Нижегородскую губернию, но теперь его задачи отличались от задач остальных участников: он проводил уже не почвенную съёмку, а полноценное изучение пермских отложений. Кроме рухляков он занялся исследованием подстилающих морских известняков.

Работу он проводил на средства Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей, хотя формально трудился в интересах земства.

Пермские породы выходили на поверхность во всех без исключения уездах губернии. Амалицкий ездил изучать их три года подряд. Он облазил десятки обрывов, пещер и штолен, осмотрел обнажения в овраге Лубочный Враг, на реке Вонючке и у деревни Погибелка, собрал десятки килограммов горных пород и окаменелостей.

Составлять коллекцию помогали другие участники экспедиции. Вернадский передал Амалицкому кость ящера и чешýи рыб из рухляков у Нижнего Новгорода[103]103
  Ферхмин А. Р. Нижегородский уезд // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1885. – Вып. VIII.


[Закрыть]. Левинсон-Лессинг отдал небольшой позвонок ящера из Васильсурского уезда[104]104
  Левинсон-Лессинг Ф. Ю. Васильсурский уезд // Материалы к оценке земель Нижегородской губернии. Естественно-историческая часть. – СПб., 1885. – Вып. IX. – С. 74.


[Закрыть].

За три года у Амалицкого скопилось множество материалов и наблюдений. Разобраться в них оказалось непросто. Пермские слои зачастую выглядели совершенно перепутанными: они были «то горизонтально напластованы, то выведены из этого положения и сильно возмущены: иногда волнисто изогнуты» и «даже поставлены на голову»[105]105
  Амалицкий В. П. Отложения пермской системы Окско-Волжского бассейна (Нижегородская губерния). – СПб., 1887. – С. 12.


[Закрыть].

По итогам исследований Амалицкий разделил их на две части: известняки и лежащие на них рухляки («породы с песчаным характером»). Он сопоставил десятки разрезов, проследил изменения слоёв и по итогам работы нарисовал целую картину гибели пермского моря. По его словам, вначале море было открытым и глубоким, в нём отлагались слои известняков с остатками глубоководных брахиопод и фузулин. Постепенно море мелело, фауна менялась. Исчезли обитатели глубин, уменьшилось число брахиопод, вместо них появились раковины мелководных моллюсков, в том числе брюхоногих. Шли века, море продолжало высыхать, берег приблизился. Вместо известняков дно стали устилать пёстрые рухляки, переполненные остатками двустворчатых.

В рухляках сохранились разнообразные свидетельства близкой суши: кости ящеров в большом количестве, но плохой сохранности, стволы деревьев, «от которых сохранилась одна лишь кора», скопления окатанной гальки величиной с орех и даже отпечатки капель дождя, который случился много миллионов лет назад[106]106
  Амалицкий В. П. Отложения пермской системы Окско-Волжского бассейна (Нижегородская губерния). – СПб., 1887. – С. 175.


[Закрыть].

Личная раковина Иностранцева

Профессор Иностранцев называл геологический кабинет Петербургского университета своей личной раковиной, куда он может спрятаться, «как улитка», от неприятностей и «внешней жизни»[107]107
  Иностранцев А. А. Воспоминания (Автобиография). – СПб., 1998. – С. 199.


[Закрыть]. Он получил его в своё распоряжение в 1869 году. Здесь стояли три полупустых шкафа с остатками морских животных мелового периода из Курской губернии, юрскими аммонитами из-под Рязани, несколькими трилобитами из окрестностей Петербурга и купленной по случаю коллекцией зарубежных ископаемых.

Всё поменялось в 1874 году, когда в кабинет заглянул пожилой палеонтолог и коллекционер Эдуард Иванович Эйхвальд. Его коллекция окаменелостей была крупнейшей в стране, насчитывала 30 тысяч образцов со всех регионов и «геологических образований России», начиная с Крыма и заканчивая Алеутскими островами. В ней были остатки моллюсков и ящеров, хвощей и носорогов – многие уникальные. Эйхвальд собирал коллекцию более полувека. Что-то находил сам, что-то дарили почитатели и бывшие ученики – горные инженеры. Ему не раз предлагали продать коллекцию. В конце концов поступило предложение, от которого было трудно отказаться. Американский миллиардер и филантроп Пибоди хотел купить коллекцию за десять тысяч долларов, чтобы передать в новый университет США. Но Эйхвальд заявил, что не хочет продавать коллекцию за рубеж и предложил Петербургскому университету купить её дешевле – за шесть тысяч рублей. В доказательство её ценности предъявил письмо Пибоди.

Впрочем, газеты уверяли, что сделка с американцем сорвалась не из-за патриотических чувств Эйхвальда, а от скоропостижной кончины Пибоди. Он в самом деле скончался незадолго до визита Эйхвальда в геологический кабинет.

Запрошенная сумма в любом случае была слишком велика. Геологическому кабинету на все расходы отпускали шестьсот рублей в год. Но Иностранцев не стал отказываться от возможности получить лучшую палеонтологическую коллекцию страны. Он попросил Эйхвальда подождать с ответом и обратился за помощью к министру финансов Михаилу Христофоровичу Рейтерну. Тот сказал, что уже слышал «о патриотическом поступке Эйхвальда» и приказал отыскать требуемую сумму.

Коллекцию купили. Две тысячи рублей Эйхвальд получил сразу, четыре тысячи ему обещали выплатить в течение четырёх лет. Он планировал за это время проверить все этикетки, чтобы не было ошибок в определениях, и, кроме того, пообещал отдавать в кабинет все «предметы по палеонтологии, которые поступят к нему после покупки коллекции до самой его смерти».

Смерть пришла скоро. Эйхвальд умер вскоре после заключения сделки. А коллекция окончательно перешла в собственность университета в 1879 году[108]108
  Петербургская газета. – 1879. – 26 августа (№ 166).


[Закрыть]. Волей случая геологический кабинет стал палеонтологическим, а Петербургский университет – обладателем крупнейшей в России коллекции окаменелостей. Таких богатых материалов не было даже в Академии наук. Кабинету пришлось перебраться в более просторные комнаты и заказать новые шкафы и витрины.

Коллекцию разбирали долго и неспешно. У Иностранцева был своеобразный оброк для учеников: геологи, оставшиеся на кафедре для подготовки к профессорскому званию, один год работали в кабинете бесплатно. Исключений не было.

О работе геологического кабинета подробно рассказал в воспоминаниях академик Николай Иванович Андрусов. По его словам, в кабинет он приходил первым. Заспанный старик-сторож открывал двери и шёл греть чайник.

Остальные подтягивались к полудню.

Приходил давний ассистент Иностранцева Борис Константинович Поленов. С женой и двумя дочками он много лет жил в квартире на первом этаже университета и уже почти отчаялся получить собственное место профессора.

Садился за стол аккуратно одетый, маленький и щуплый Павел Николаевич Венюков, любитель девонских окаменелостей и сладких вин. Он с детства рос в окружении женщин – воспитывался матерью с бабкой – и отличался скромным, мягким характером[109]109
  Леман В. Павел Николаевич Венюков (некролог) // Геологический вестник. – Пг., 1916. – Т. 2, № 2.


[Закрыть]. У Иностранцева он работал уже несколько лет, мечтал поскорее выбраться из-под опеки и получить собственную кафедру. Ему это удалось в 1889 году. Он отправился читать геологию в Киевский университет, но сошёл с ума и был уволен с назначением пожизненной пенсии.

Зимой в кабинет заглядывал крепкий мужик деревенского вида, с огромной пушистой бородой – геолог Яков Антонович Макеров, с весны до осени бродивший по Сибири и Дальнему Востоку в поисках золота.

Приходил элегантный Левинсон-Лессинг в строгом военном костюме.

Амалицкий появлялся редко, у него, если верить Андрусову, уже появились «чиновничьи привычки, которые он сохранил и во времена своего Варшавского профессорства»[110]110
  Андрусов Н. И. Воспоминания. 1871–1893. – Париж, 1925. – С. 150.


[Закрыть]. Любопытно, что один из немногих приятелей Андрусова, Вернадский, тоже не слишком доброжелательно относился к Амалицкому и писал, что тот был «морально ниже» Левинсон-Лессинга. Впрочем, не объяснил, в чём ниже и почему[111]111
  Вернадский В. И. Воспоминания о Ф. Ю. Левинсон-Лессинге // Статьи об учёных и их творчестве / Вернадский В. И. – М., 1997. – С. 224.


[Закрыть].

Самым необычным сотрудником была Евгения Викторовна Соломко, первая русская женщина-геолог. Она работала у Иностранцева в 1883 году, опубликовала несколько небольших статей, но быстро завершила карьеру, вышла замуж и уехала из России.

Позже всех приходил Иностранцев. Параллельно с курсом в университете он читал лекции в Медицинской академии и с гордостью носил положенный этим учреждением военный мундир. Как уточнял Вернадский, причиной было тщеславие Иностранцева[112]112
  Там же.


[Закрыть].

Сразу после появления Иностранцева научные занятия в кабинете прекращались. «Начиналась болтовня, рассказывание Иностранцевым анекдотов, из которых минимальное количество можно было рассказать при женщине, некоторую долю можно было, по Иностранцеву, поведать одной знаменитой актрисе, а большинство – только при мужчинах. Эта болтовня, не говоря о том, что мешала работе, и сама по себе раздражала. Ходили от стола к столу и рассказывали анекдоты. Поэтому я воздерживался от таких переходов. С другой стороны, в результате этого образовывался сбор у моего стола», – писал Андрусов[113]113
  Андрусов Н. И. Воспоминания. 1871–1893. – Париж, 1925. – С. 105.


[Закрыть].

В его воспоминаниях есть любопытная история.

Однажды на бале-маскараде Иностранцев якобы «рыскал повсюду и ухаживал за всеми хорошенькими». Особенно напористо, даже жестоко, приглашал отужинать стройную девицу в маске. Вдруг оказалось, что «девица» – это студент. Над Иностранцевым стали потешаться, говорили, что он даже мальчика от девочки отличить не может. «Александр Александрович был страшно чувствителен ко всему, что касалось его, надулся до невозможного и примирение состоялось очень не скоро», – вспоминал Андрусов.

Есть соблазн увидеть в неузнанном студенте Амалицкого и посчитать, что именно эта история стала поводом для написания портрета в женской одежде. Увы, история с Иностранцевым произошла примерно в 1885 году, а картина Репина датирована 1867 годом: слишком большая разница. Да и Амалицкий во время работы в кабинете носил приличную бороду. При всём желании его трудно было принять за барышню.

Видимо, на старинных маскарадах неразберихи с юношами и девушками случались часто, а Иностранцев обознался точно так же, как двадцатью годами раньше обознался другой педагог.

Научная работа Амалицкого шла точно по графику, он вообще отличался редкой пунктуальностью. Летние месяцы он проводил в поле, собирая пермские окаменелости и производя геологические наблюдения, зимой изучал найденные материалы.

Параллельно разбирал коллекцию Эйхвальда и ещё работал – сначала в канцелярии при Военном Совете Комиссии по устройству казарм, затем в Министерстве внутренних дел младшим помощником делопроизводителя медицинского департамента[114]114
  ЦАНО. Ф. 2082. Оп. 2. Д. 92. Л. 334-об., 335-об.


[Закрыть].

Отдыхать тоже успевал. Сохранилось его письмо Левинсон-Лессингу, отправленное примерно в 1885 году с Украины.

Нигде я не видал столько красивых девок, как здесь, в стране «Деканьки» (от нас она в 15 верстах), и не только красивых, но можно сказать, красавиц, даже полных поэзии, ибо они удивительно отзывчивый народ к природе и живут поэтическими образами. Я в восторге от этого народа… Но чистота нравов… чтоб ей кисло!!!

Представь себе, когда двое – парень спит с девкой вместе – и ни разу!!!

Абсурд, скажет Павлов. И назовёт меня вралем…

Здесь существует довольно необычный обряд первого совокупления молодых. Это совершается после свадьбы (пир), а свадьба здесь бывает иногда неделю спустя после венца! Но ведь вот в чём суть! В продолжении этого, иногда недельного промежутка, молодые живут вместе и не смеют лишиться невинности до свадьбы, иначе позор на всю жизнь и ворота обмажут дёгтем!!!

Учитесь, развратники! Сообщи об этом старому индюку Павлову[115]115
  АРАН. Ф. 347. Оп. 3. Д. 31. Л. 2-2-об.


[Закрыть].

В 1886 году Амалицкий выпустил итоговую монографию о пермских отложениях Нижегородской губернии. Она вышла всё в той же серии по оценке губернских почв. В ней подробно рассказано про залегание слоёв в разных уездах, дано описание всевозможных окаменелостей, изучено их отношение друг к другу.

На многих страницах в столбцы, как принято, напечатаны списки ископаемых, похожие на латинские эпитафии:

Окаменелости из кремней рудника Заводского суть: Strophalosia horrescens Vern. Spirifer rugulatus Kut. Terebratula elongata Schl. Avicula speluncaria Schl. Macrodon Kingianum Vern. Gervillia ceratophaga Schl. Schizodus truncatus King. Clidophorus Pallasi Vern. Pleurotomaria antrina Schlth. Murchisonia subangulata Vern. Turbonilla phillipsi Howse.

Turbonilla volgensis Golowk.

Cyathocrinus ramosus Schlth.[116]116
  Амалицкий В. П. Отложения пермской системы Окско-Волжского бассейна (Нижегородская губерния). – СПб., 1887. – С. 22.


[Закрыть]

В 1887 году Амалицкий сдал магистерские экзамены (физика, аналитическая химия, геология, минералогия) и представил эту монографию для соискания учёной степени.

Защиту назначили на воскресенье 15 ноября 1887 года.

В те времена газеты регулярно публиковали заметки про научные диспуты. Защиты проходили открытыми для публики: можно было прийти, послушать, задать вопросы.

Университет оповестил о защите Амалицкого главные газеты Петербурга. Вскоре вышли анонсы. Самый первый – в ведущей газете страны, «Новом Времени». Публикация состояла всего из одного предложения, в котором ухитрились сделать опечатку: вместо «Амалицкий» напечатали «Амашицкий»[117]117
  Новое Время. – 1887. – 11 ноября (№ 4204).


[Закрыть]. На следующий день ещё две газеты опубликовали анонс о «защите Амашицкого»[118]118
  Петербургская газета. – 1887. – 12 ноября (№ 311); С.-Петербургские ведомости. – 1887. – 12 ноября (№ 312).


[Закрыть], и только одна газета справилась с фамилией и напечатала её как следует[119]119
  Новости и Биржевая газета. – 1887. – 12 ноября (№ 306).


[Закрыть].

Защита началась в час дня в самой большой одиннадцатой аудитории университета. Молодой профессор-ботаник Христофор Яковлевич Гоби зачитал curriculum vitae Амалицкого: родился в 1859 году, в 1879-м поступил на физико-математический факультет, где остался для подготовки к профессорскому званию и написал несколько учёных трудов, из которых особое внимание заслуживают работы по геологии Нижегородской губернии.

Амалицкий прочёл заготовленную речь, затем выступили официальные оппоненты. Их было двое: Иностранцев и Докучаев. Работу своего ученика они оценили высоко и признали его монографию важным вкладом в науку. По их словам, она заслуживает большого внимания и заполняет «некоторые частные пробелы в науке»[120]120
  С.-Петербургские ведомости. – 1887. – 16 ноября (№ 316).


[Закрыть]. Ради приличия они указали на некоторые «не важные недостатки, преимущественно со стороны внешней»[121]121
  Новое Время. – 1887. – 17 ноября (№ 4210).


[Закрыть], которые объяснили «спешностью работы»: Амалицкий торопился представить результаты в нижегородское земство.