Текст книги "Изгнанник"

Впрочем, молодые люди не жаловались, а с интересом ловили каждое слово.

– И тогда демон разложил меня на навозной куче, – повествовала ведьма с интонациями, что сделали бы честь ведущей театральной актрисе, – и отъестествовал самым жестоким образом. Дважды. А срамной орган у него был в четыре локтя длиной!

Юные инквизиторы дружно присвистнули и удивленно зашептались. Шани прикинул: такой орган доставал бы ему до щиколотки. Смешно. Он поднялся с табурета и прошел в допросный зал. Дыба действительно не использовалась: ведьма упоенно рассказывала о своих приключениях будучи просто прикованной к стене – обычная поблажка для тех, кто желал чистосердечно и искренне сознаться в грехах.

За всю практику Шани таких находилось очень и очень немного. А практика за десять лет работы в инквизиции у него была весьма обширная: он успел пообщаться и с еретиками, которые слишком вольно толковали Святое Писание, и с колдунами, подписавшими договор с нечистой силой, и с деревенскими ведьмами, которые наводили порчу на соседей.

– Ответь, женщина, – сурово произнес Шани, – было это с тобой как во сне или как наяву?

Академиты обернулись на голос и радостно заулыбались: они искренне любили своего наставника за ум, доброту, широкие познания и некоторую снисходительность к обычным проделкам юности. Ведьма выпучила глаза и замогильным шепотом произнесла:

– Истинно как наяву, ваша милость! Истинно!

Шани усмехнулся и выразительно произнес:

– По Допросному кодексу инквизиции, в случаях сношений с демонами первым делом следует проверить ведьму на предмет виргинального состояния. Проверяли?

Академиты смущенно пожали плечами. Староста курса Ванош принялся шуршать листками приписных свидетельств, и вдруг на его щеках вспыхнул стыдливый румянец.

– Невинна, – произнес он и едва не выронил листки. Только что шептавшиеся академиты умолкли и стыдливо опустили головы: надо же, проворонили такую важную вещь… Шани обвел их взглядом и сказал:

– Дети мои, ну сами-то подумайте. Разрывов внутренних органов нет. Старая дева. Фантазии взыграли не на шутку, только и всего. И средство от них одно – срочно замуж. Всю одержимость как рукой снимет.

На растерянных и несчастных академитов было жалко смотреть. Михась, который пришел пешком на обучение из загорского захолустья, здоровущий и лобастый упрямец, похожий на бычка, не пожелал сдаваться и произнес:

– А в посланиях Филикта сказано, что одержимость уже есть ересь, ибо Заступник не отдаст истинно верующего на откуп злу. Тут богохульством пахнет.

– Тут пахнет тем, что кое-кто в бане две седмицы не был, – парировал Шани: Михась действительно не слишком любил водные процедуры и сразу же надулся, став еще больше похожим на крупнолобого упрямого теленка. – Ваша задача – искренне служить Заступнику и выявлять ересь и богохульство. Но ваше рвение не должно застить вам глаза и превращать в слепцов, которые не видят, что идут в яму. И так уже разговорчики разные ходят…

– А мы этим разговорщикам язычки-то поотрезаем! – звонко воскликнул Хельгин и радостно улыбнулся. Шани улыбнулся в ответ и дружеским жестом приобнял его за плечи.

– Ты на ком жениться-то будешь, если всем языки поотрезаешь? – спросил он. Академиты дружно расхохотались, а Хельгин подарил Шани сердитый зеленый взгляд из-под пушистых темных ресниц. – Ладно я, уже погиб для семейной жизни, ну а вы-то…

Академиты некоторое время с восторгом рассматривали аметистовый перстень на правой руке наставника, а затем Михась радостно воскликнул:

– Ура! Декану Торну тройное ура! – И допросная потонула в радостных возгласах.

Даже ведьма заулыбалась, поняв, что ничего дурного с нею не сделают. Шани смущенно кивнул своим мыслям и велел академитам отправляться в аудиторию на лекцию, – а перед этим поблагодарить многоуважаемую девицу Керр, добровольную помощницу сыскного отдела, которая столь талантливо изображала одержимую. Академиты разочарованно вздохнули – опять тренировка, опять ненастоящая еретичка – и подались из допросного зала. Хельгин задержался, помогая Шани освобождать мнимую ведьму от оков, а потом, когда девица Керр поклонилась и убежала приводить себя в порядок, негромко промолвил:

– Наставник, я так рада, что вы вернулись.

– Рад, – поправил Шани. – Ты рад.

Хельгин – точнее сказать, Хельга – кивнул. О том, что стройный темноволосый паренек на самом деле – очень миловидная девушка, Шани догадался сразу же, увидев новый инквизиционный набор. То, что обманщицу до сих пор не разоблачили, было для него загадкой, достойной всяческого удивления. А тогда, три года назад, он оставил ложного сына запольского купца после занятий и в самых просторечных выражениях приказал снимать штаны, укладываться на лавку и принимать порку за нечаянно надорванную страницу учебника. Хельгин разрыдался и пал в ноги, обещая сделать все что угодно, когда угодно и каким угодно образом, лишь бы его тайна не была открыта. Шани подумал, прикинул возможные последствия лично для себя и согласился.

– А вы нас не бросите? – спросила Хельга, выходя следом за Шани из допросной и направляясь к лестнице, ведущей к лекционным залам. – Теперь же вы декан, и все такое…

– Не брошу, – заверил ее Шани. – Ваш курс доведу до выпуска, а там видно будет. А у тебя все те же планы?

Хельга пришла в инквизицию по одной-единственной причине: желая отомстить владетельному сеньору родного поселка, который лишил ее матери – несчастная женщина повесилась, не вынеся постоянных домогательств сластолюбца. Обвинение в ереси было для Хельги единственным способом расквитаться. Когда она рассказала об этом Шани, то он решил, что здесь есть определенный смысл. Права дворянства в Аальхарне доходили до немыслимых пределов, и, по большому счету, золотое сословие считалось только с государем и инквизиционным трибуналом – все прочие для благородных господ значили много меньше плевка в дорожной пыли.

Хельга мечтала о том, как закончит курс, получит документы, подтверждающие ее полномочия, и отправится в родной поселок, где первым же делом устроит сеньору свидание с дыбой. Понятия презумпции невиновности уголовное право Аальхарна не ведало. На занятиях по мастерству убеждения – проще говоря, по способам пыток – Хельга была одной из лучших учениц. Зная историю девушки, Шани понимал, что на ее месте поступал бы так же.

– Те же, – серьезно промолвила Хельга и посмотрела на Шани проникновенно и грустно. – Я от своего не отступлюсь, вы же знаете.

Возле аудитории Шани терпеливо поджидал гонец с письмом от государевой фамилии на имя новоиспеченного декана. Шани взломал печати и прочел, что принц Луш будет счастлив видеть его нынче вечером на семейном рауте: двадцать два человека, самый близкий круг. Видимо, выражение его лица изменилось, потому что Хельга встревоженно спросила:

– Дурные новости?

– Нет, – усмехнулся Шани и подтолкнул ее к лекторию. – Просто новые обязанности.

* * *

– А где вы родились, ваша неусыпность?

Вечерний светский раут у принца напоминал собрание старых приятелей-выпивох, которые никогда не упустят случая пропустить стаканчик-другой. Луш в компании министра обороны и двух генералов со вкусом и почтением отдавал должное вину из отцовских погребов, группа молодых фаворитов из ближнего круга бурно и со знанием предмета обсуждала смуглые ляжки некоей Мардины, в углу дремала сводня Яравна, периодически бросая на фаворитов острый взгляд из-под густо накрашенных ресниц, а принцесса Гвель занималась тем, что вышивала цветок, не глядя на пяльцы. Цветок получался похожим на паука – Шани задумчиво наматывал на палец алую нитку и думал о том, что принцессе, наверно, не очень-то сладко живется в браке.

– На севере, ваше высочество, – произнес он. – Я рано потерял родителей и воспитывался в монастыре.

Гвель посмотрела в сторону супруга, который слушал очередную военную байку чуть ли не с раскрытым от удивления ртом, и сказала:

– У вас интересный выговор, – игла в очередной раз вонзилась в одно и то же место вышивки, и принцесса смущенно произнесла: – Это ничего, что я так по-простому с вами говорю?

– Говорите так, как вам нравится, – постарался Шани приободрить ее. – Я ценю искренность, а не куртуазность.

Гвель вздохнула и убрала вышивку в сумочку для рукоделия. Нитка в пальцах Шани разорвалась окончательно.

– Наверно, из меня получится плохая государыня, – негромко промолвила Гвель, словно говорила сама с собой. Внешне она была совершенно спокойна, как обычно, но длинные пальцы, сплетенные в замок, побелели от напряжения. – Жене ведь положено слушаться мужа, ценить его и уважать…

Шани снова взглянул в сторону принца. Тот увлеченно опустошал уже седьмую кружку пенного южного вина. Да, пожалуй, принцессу в чем-то можно и понять: трудно ценить и уважать такого мужа, который напивается до зеленых кизляков и, по устойчивым слухам, недурно проводит время в компании фрейлин собственной супруги. Хотя в последнем аспекте Шани крепко сомневался – Луш явно предпочитал выпивку женскому полу.

– Я вижу, что вам очень одиноко, – сказал Шани. – У вас нет здесь близких людей, а занятия, положенные принцессам по статусу, наводят на вас страшную скуку. Вышивка вас не интересует, а книги из библиотеки, предназначенные для просвещения благородных девиц, нагоняют на вас нешуточную зевоту.

Гвель посмотрела на него так, словно увидела впервые. Шани заметил, что в ее бледном кукольном личике появился живой интерес, а во взгляде – осмысленность.

– О вас говорят, что вы читаете в душах, – проронила принцесса. – Это правда. Мне в самом деле скучно и одиноко. Скажите, вы действительно святой?

Шани смущенно отвел взгляд. О его праведной жизни в столице ходили совершенно неправдоподобные слухи. Рассказывали, например, о положенной для людей его статуса практике самобичевания ради смирения: соседи с испуганным восторгом говорили, что Шани хлещет себя плеткой каждый божий день. О том, что он с упоением лупцует плеткой собственный диван, никто, разумеется, не знал. И честь соблюдена, и шкура не страдает.

О принцессе, впрочем, тоже болтали разное: поговаривали даже, что она слабоумная. Впрочем, это было неправдой. Некрасивая девушка, воспитанием и образованием которой никто сроду не занимался, невольно выделялась простодушием и наивностью на фоне остальных обитателей дворца. Впрочем, Шани несколько раз замечал в глазах принцессы необычный хитрый блеск, словно эта молодая женщина была совсем не той глупышкой, за которую ее принимали. Под маской дурочки будто скрывалось другое существо: алчное, взбалмошное и непредсказуемое. Шани подумал, что, попади Гвель в умелые руки – и Лушу останется только рога полировать. Впрочем, таких рук при дворце пока не находилось.

– Я не святой, ваше высочество, – сказал Шани. – Если Заступник в своей великой милости простит хотя бы часть моих грехов, то я стану вечно благодарить его за это.

Принцесса кивнула, словно его слова только подтвердили то, о чем она догадывалась.

– Вы ведь поможете мне? – спросила она. – Мне больше не с кем поговорить…

– Знаете что? – сказал Шани. – Приходите в мою библиотеку при инквизиции. Я подготовлю для вас интересные книги. Сами убедитесь, что чтение – очень занимательное дело.

Гвель опустила голову.

– Я не слишком хорошо читаю, – смущенно призналась она.

Шани не удивился: среди аальхарнской знати вообще было немного грамотных, а уж о том, чтобы обучать грамоте женщин, мало кто помышлял. Для девушки из порядочной семьи было важнее выйти замуж, чем прочесть книгу. Да и кому вообще нужна ученая жена умнее мужа? – Вы меня научите?

Шани собрался было утвердительно кивнуть, но в это время двери распахнулись, и в зал вошел государь Миклуш собственной персоной – высокий крепкий старик в белом камзоле, с тяжелой тростью в руке. Собравшиеся дружно встали и почтительно склонили головы. Шани поймал взгляд, каким принц посмотрел на трость, и подумал, что сей предмет не раз и не два гулял по спине наследника аальхарнского престола.

– Весело тут у вас, – сказал государь с явным неудовольствием, взглянув на батарею пустых бутылей. – Все развлекаетесь, нет бы делом заняться. Гвель, голубушка, государыня говорила, что хочет с тобой посекретничать.

Принцесса низко поклонилась и, подхватив бисерный мешочек со своим рукоделием, выпорхнула из зала. Шани подумал, что государь очень вовремя пришел на выручку невестке, и тут строгий взгляд серых глаз остановился на нем самом.

– Я по вашу душу, декан, – негромко, но весомо произнес Миклуш. – У меня есть к вам небольшой, однако довольно серьезный разговор.

Шани с достоинством поклонился и приблизился к государю. Фавориты принца смерили декана любопытствующими взглядами, в которых практически не было хмеля. Вот тебе и выпивохи, подумал Шани и сказал:

– К вашим услугам, сир.

– Идемте, – проронил Миклуш.

Вдвоем они покинули зал, и, когда закрылась дверь, Шани услышал за нею нахлынувшую волну голосов: видимо, гостям принца стало очень интересно, что понадобилось старику от новоиспеченного декана. По пути Миклуш молчал, а Шани не подавал голоса: дворцовый этикет был по этому поводу очень строг, да ему и нечего было сказать. Они миновали несколько выстуженных, нетопленых залов и переходов, в которых не было никого, кроме неподвижных охранцев да гулявшего вдоль стен звонкого эха, и, в конце концов, оказались в дальней части дворца, в которой Шани никогда не бывал и сейчас сомневался в том, что сумеет найти дорогу обратно. По всей видимости, это крыло здания было необитаемым: пол здесь давно не мели, старые дырявые гобелены, на которых вряд ли можно было что-то разглядеть, сиротливо болтались на стенах, и ветер вольно гулял по коридорам, насвистывая смутно знакомую мелодию. Миклуш толкнул одну дверь, затем другую, и Шани вошел за ним в уютный, жарко натопленный кабинет.

– Личные покои моего батюшки, – пояснил Миклуш, опускаясь в огромное кресло старинной работы. Палка встала рядом, словно верный часовой. – Сюда никто не забирается – привидений боятся, что ли, а я прихожу, чтобы отдохнуть и поразмыслить. Садись. Ничего, что я сразу на «ты»?

– Кому как не вам так говорить, государь, – скромно ответил Шани и сел на диван напротив. Некоторое время они рассматривали друг друга, затем Миклуш шумно вздохнул и сказал:

– Интересные у тебя глаза. Бабам погибель.

Шани пожал плечами:

– Таким уродился. Ничего не поделаешь.

– Известное дело, – государь протянул руку и взял со стола тощую папку с бумагами. – Я читал письмо о Сиреневом знамении, любопытно это все. Монахи болтают, будто бы ты дух небесный, посланник Заступника?

– Многое говорят, но не все из этого правда, – усмехнулся Шани. – Я посланник Заступника, я святой, я байстрюк настоятеля Шаавхази. Вам решать, кем я буду для вас.

Миклуш довольно ухмыльнулся в усы. Было ясно, что ответ превзошел все его ожидания.

– Молодец. Не ломаешься, не кокетничаешь и не стесняешься неприятной правды, – похвалил он. – Я давно за тобой наблюдаю. Да ты и сам это понимаешь.

Иначе с чего бы тебе вдруг деканом стать? Брант-инквизиторов в столице довольно, есть из кого выбрать.

Шани кивнул. Он подозревал, что за его назначением стоит крупная персона, но не думал, что он оказался в фаворе у самого государя.

– Благодарю вас, сир, – с искренним теплом произнес Шани. – Я рад, что не остаюсь более в неведении относительно того, кто принял столь значительное участие в моей судьбе.

– Не благодари, – вздохнул Миклуш. – Мне это ничего не стоило, кроме утоления корысти.

Так. Это уже становилось интересным.

– В чем же корысть? – спросил Шани как можно более невозмутимо. Миклуш вздохнул, провел ладонью по усам и промолвил нерешительно, словно стеснялся своих слов или боялся, что его неправильно поймут:

– Меня хотят убить.

Глава 5
Девушка с татуировкой

Шани проснулся от того, что в дверь его съемной квартиры нетерпеливо и громко застучали. Открыв глаза, он сел в постели и некоторое время пытался понять, где находится и что происходит. Блаженная минута неведения после пробуждения быстро растаяла: он вспомнил вчерашний разговор с государем, и заботы вновь навалились на него всей своей тяжестью. За окном занималось хмурое утро поздней осени, сыпала мелкая снежная крупка вперемешку с дождем, и далеко в Бакалейной слободе дворники стучали железом о железо, поднимая благочестивых бакалейщиков на раннюю молитву святому Власу. А здесь, в самом сердце столицы, в фешенебельном доме на площади Цветов было тихо, и никто даже не собирался просыпаться. День Заступникова воскресения, торопиться некуда, тем паче что последний сосед угомонился только час назад – в доме любили отмечать престольные и простые праздники и гулеванили почти каждый божий день.

Стук повторился. Шани поднялся с кровати и подошел к двери.

– Кто там?

Снаружи послышался долгий всхлип и жалобный вздох.

– Это я, Хельгин.

Шани открыл дверь, и Хельга тотчас же рухнула ему на грудь и разрыдалась. Высунувшись наружу, Шани убедился, что утренний визит не привлек внимания посторонних, – при всей разгульности собственных нравов его соседи отличались невероятной и неуместной бдительностью по отношению к новоиспеченному декану в любое время дня и ночи, а затем задвинул засов и провел Хельгу в комнату. Та, судя по всему, пребывала в глубокой истерике – девушку трясло, она заливалась слезами и вряд ли понимала до конца, где находится. По подбородку стекала тонкая струйка крови из безжалостно искусанной нижней губы. Усадив Хельгу в кресло, Шани быстро накинул халат, чтобы не смущать исподним свою неожиданную гостью, а потом подумал и закатил девушке пощечину, да такую, что эхо прокатилось по всей комнате. Голову Хельги мотнуло в сторону, и Шани ударил ее по другой щеке.

Мутный от слез взгляд Хельги прояснился, и девушка воскликнула:

– Вы!.. Да как вы!..

– Смею-смею, – заверил ее Шани, наливая в кружку ледяной воды из графина. Древнейшее средство прекращения истерик отлично действовало на всех планетах и безупречно сработало в очередной раз. – Это ведь помогло, правда?

Он протянул Хельге кружку, и девушка стала пить. Зубы звонко стучали о глиняный край. Шани присел на подлокотник кресла рядом с Хельгой и несколько раз погладил ее по голове и мелко дрожащим плечам, словно успокаивал ребенка или животное. Когда-то давным-давно, много световых лет и календарных дней назад, так его утешала мама.

– Ну будет, будет, – промолвил Шани.

Хельга всхлипнула в последний раз и уткнулась лбом в его правую руку.

– Он умер, – прошептала девушка. – Представляете, он умер. Все напрасно.

Шани хотел было спросить, кто умер, но потом догадался, что речь идет о владетельном сеньоре поселка Свистуны, из-за которого Хельга затеяла свою рискованную авантюру. Тогда у девушки действительно был весомый повод для истерики.

– Он сбежал туда, где я не достану, – продолжала она ровным тихим голосом, лишенным интонаций. – Мне больше незачем жить. Простите, что я… мне просто было не к кому пойти.

Шани вздохнул и, устроившись поудобнее, взял Хельгу за подбородок. Ну ведь никакого сходства с юношей – очень нежная и хорошенькая, несмотря на заплаканное распухшее лицо, девушка смотрела на него так, словно он один мог дать ответы на все ее заданные и не заданные вопросы. Огромные глаза с густыми пушистыми ресницами, аккуратный, чуть вздернутый носик, светлая кожа с россыпью веснушек на скулах – скоро Хельга вырастет из гадкого утенка и станет настоящей красавицей, кого тогда обманет мужской маскарад?

– Все кончено, – шевельнулись искусанные губы. – Это конец…

– Нет, – уверенно произнес Шани – так уверенно, как только мог. – Это только начало.

Через полчаса, когда Хельга окончательно успокоилась и привела себя в относительный порядок, они вышли из дома и быстрым шагом направились в сторону кабачка Грегора, который работал круглосуточно и не закрывался даже в самую отвратительную погоду, предлагая непритязательную пищу и, что немаловажно, гарантируя отсутствие посторонних ушей. Те, у кого была надобность обсудить информацию, не предназначенную для посторонних, устраивались в отдельных кабинетах таверны и, вполне возможно, решали судьбы страны и мира. Заходили сюда и контрабандисты, и благородные сеньоры, и прыткие господа из министерства финансов.

Хозяин, сидевший за стойкой, скользнул по вошедшим равнодушным взглядом, который, впрочем, несколько задержался на смазливом пареньке в академитском плаще. Опухшая физиономия юноши явно говорила о том, что тот всю ночь пропьянствовал где-то и сейчас очень даже не прочь продолжить кутеж. Брант-инквизитора Торна, который, судя по разговорам завсегдатаев, не так давно пошел на повышение, кабатчик знал и уважал настолько, что снизошел до поклона и вежливого:

– Доброе утро, мой господин. Говорят, вас можно поздравить?

Паренек одарил кабатчика хмурым взглядом, словно хотел сказать, что нечего тут всяким неумытым лезть со своими поздравлениями с утра пораньше, однако Торн ласково улыбнулся и ответил:

– Можно, Грегор. Благодарю вас.

– Приятно иметь дело с благородными людьми, – заметил кабатчик и, нырнув под стол, извлек пузатую бутыль восточного вина – действительно хороший напиток, а не то трижды и три раза разбавленное пойло, которое подавалось прочим посетителям заведения. – Что насчет завтрака?

– Разумеется, – кивнул Торн и потянул своего юного спутника за рукав.

Когда простой, но обильный завтрак был накрыт на стол, и кабатчик, раскланявшись еще раз, оставил ранних посетителей в одиночестве, Шани, поглядев, как Хельга ковыряет ложкой в овощной каше, заметил:

– И кушаешь ты как девушка. Парней в твоем возрасте от тарелки за уши не оттащишь.

Хельга вздохнула:

– Ну что же делать. Теперь это уже не имеет значения.

– Доучиваться не собираешься? – осведомился Шани, придвигая к себе блюдо с куриными колбасками. Уж он-то на отсутствие аппетита никогда не жаловался, тем более что очередной из многочисленных аальхарнских постов прошел седмицу назад, и нет никакой надобности истязать себя кашей и репой. Хельга кивнула.

– Не вижу смысла.

Шани усмехнулся.

– Проблема в том, что тогда у тебя заберут приписной лист академиума и выселят из комнаты. Да лично я и заберу – как куратор вашей группы. А дома у тебя больше нет. Я еще два года назад навел справки: Хельга Равушка числится среди мертвых. Хельгин Равиш, купеческий сын, может, конечно, попытаться начать какую-то карьеру в столице, но его разоблачение – дело времени, и не столь долгого. Единственное место, где у тебя не потребуют бумаг о рождении и приписного листа, – угол улицы Бакалейщиков.

Хельга содрогнулась и опустила голову. Участь дешевой городской проститутки – именно на это и намекнул Шани – испугала ее сильнее, чем он мог предположить.

В овощную кашу упала слезинка. Потом еще одна.

– Что же делать? – спросила Хельга и умоляюще посмотрела на Шани.

Он в очередной раз подумал: ну как же в ней видят парня? Очаровательная девушка, по всем статьям. Одни зеленые глаза чего стоят.

Хорошо, что она не рыжая. Давно бы на костре оказалась, с такими-то глазищами.

– Я помогу тебе, – сказал Шани, – но ты должна поклясться спасением бедной души твоей матери, что все сказанное здесь останется только между нами.

– Клянусь! – выпалила Хельга и схватила его за руку. – Я и своей душой поклянусь, что никому и ничего не открою.

Шани улыбнулся и ободряюще похлопал ее по запястью.

– Я тоже клянусь спасением своей души, что с тобой не произойдет ничего дурного, – он нисколько не верил ни в душу, ни в ее спасение, но меньше всего хотел, чтобы с Хельгой случилось что-то плохое. Отважная девушка ему искренне нравилась. – Итак. Сейчас мы потолкуем, позавтракаем, и ты отправишься на улицу Бакалейщиков…

– Нет! – в ужасе воскликнула Хельга и откинулась назад так резко, что чуть не свалилась со стула: – Ради Заступника, только не это!

Шани поморщился.

– На улицу Бакалейщиков, в магазинчик Младшего Гиршема, – он вынул из кармана камзола сытно звякнувший кошелек и положил перед Хельгой. – Заведение у этого хитреца не из дешевых, но этого тебе хватит. Там ты купишь парик – светлые волосы, да попышнее, и платье. Полагаю, вкус у тебя есть, это должно быть что-то дорогое, но не вульгарное.

Хельга шмыгнула носом и взяла кошелек.

– Женское-то у тебя еще осталось?

– Да, – мрачно ответила Хельга. – Деревенское платье. В сундуке лежит, под замком.

– Вот и хорошо. Сделай вид, что ты простушка, у которой такие интересные новости, что тебе просто не терпится их кому-то рассказать. «Ой, дарахой Хиршем, вы совсем не представляете, куды я сёдня пойду», – сказал Шани с запольским деревенским выговором, Хельга не сдержалась и хихикнула. – А Гиршем невероятно любопытен, даже до того, что ему совершенно не нужно. В конце концов он тебя уломает поделиться секретом, и ты ему скажешь, что идешь на королевский бал. Сопровождаешь меня.

От изумления Хельга даже привстала на стуле.

– Королевский бал?! – воскликнула она. – Бал?!

Шани кивнул.

– А дальше ты расскажешь ему – разумеется, под еще большим секретом, – что на самом деле ты не просто деревенская дурочка, а выполняешь особо тайное задание по внедрению в ближний круг высокопоставленного еретика, которого надо вывести на чистую воду. Конечно, он будет спрашивать у тебя, что же это за еретик, и тогда ты, истребовав самую страшную клятву, какая только может быть на свете, назовешь имя…

– Какое? – прошептала Хельга, слушавшая Шани едва ли не с раскрытым ртом.

– Грег Симуш, заместитель министра охраны короны.

Хельга ахнула.

– Сам Симуш? Но он же… он же лучший друг его высочества! И у государя он в фаворе… Он и правда еретик?

– Первостатейный подлец, но ни в какой ереси пока не замечен, – сказал Шани. – Наша задача сейчас – взбаламутить ближний круг принца и вызвать в нем сильную тревогу, не основанную ни на каких конкретных фактах, – он помолчал и решил говорить начистоту. – Во дворце зреет заговор. Государя Миклуша хотят лишить трона в пользу его сына.

Хельга вскрикнула и зажала себе рот ладонями. В зеленых глазах плескался неприкрытый ужас.

– Быть не может… Откуда вы знаете?

– Государь сказал мне об этом. Не далее как вчера. В последнее время он не раз становился жертвой довольно неприятных несчастных случаев, которые лишь по милости Заступника не закончились траурной каретой. Охрана переведена в усиленный режим несения службы, однако государь имеет все основания ей не доверять и попросил меня, как человека, который не принимал участия во дворцовых интригах, обеспечить его безопасность. Я уже отправил во дворец группу инквизиционного корпуса, но это внешние и очень малые меры.

– Что же нам делать? – прошептала Хельга, и Шани отметил для себя это «нам».

– Тебе – идти в магазинчик Младшего Гиршема. Вечером мы отправляемся во дворец.

Под вечер, когда над столицей уже сгустились влажные сумерки, пропитанные светом множества фонарей, в дверь Шани постучали снова, но уже спокойно и уверенно, без истерик. Шани поправил массивную брошь, что закрепляла на груди тяжелые складки парадного плаща и при необходимости могла бы послужить в качестве маленького боевого кинжала, и пошел открывать. На пороге стояла кудрявая блондинка в пышном бальном платье с таким глубоким декольте, что при желании можно было разглядеть родинку возле пупка. Белое точеное плечо украшала изящная татуировка – черная роза обвивалась вокруг запечатанного свитка. Шани хотел было сказать, что доступных женщин обычно вызывают не сюда, а на третий этаж, но узнал в красавице Хельгу и вовремя осекся.

– Не знал, что у тебя есть татуировка, – сказал Шани, впуская Хельгу в комнату. – Как все прошло?

Девушка смущенно опустила глаза и поправила парик.

– Он пытался подсматривать за мной в примерочной и получил по роже, – хмуро сказала Хельга. – Все было как раз так, как вы и говорили. И он сказал, что если проболтается, то век его душе блуждать без покаяния.

Шани подумал, что такие клятвы хитрый купчина Гиршем может изрыгать с пулеметной скоростью и не придавать им абсолютно никакого значения. А разговоры о том, что инквизиция пытается окопаться во дворце, наверняка уже пошли… Сейчас надо было вызвать огонь на себя – больше ничего Шани пока не придумал. Он не был силен в дворцовых интригах и, если честно, не хотел получать такой навык.

– Так ему и надо, – заметил Шани, закрепляя на боковой перевязи боевую саблю, положенную ему теперь по рангу как символ беспощадной борьбы с ересью и с колдовством. В свое время он научился довольно неплохо фехтовать и искренне надеялся, что ему все же не придется применять свои умения на практике ни сегодня, ни когда бы то ни было. – Наверняка уже пошел чесать языком по всему городу. Итак, Хельга, мы отправляемся во дворец. Государь устраивает бал Встречи зимы, и я полагаю, что сегодня на него совершат еще одно покушение, замаскированное под несчастный случай. Твоя задача – под любым предлогом подобраться к Симушу и завести с ним самую непринужденную беседу. Кокетничай с ним напропалую, чем больше людей увидят вас вместе, тем лучше. Кстати, – Шани сделал выразительную паузу и осведомился: – Ты невинна?

Разгневанные зеленые глаза метнули яростную молнию, и Шани получил вполне заслуженную пощечину. Девичья рука оказалась неожиданно крепкой.

– Тогда не продолжаю, – сказал Шани и отдал девушке поклон. – Если что-то пойдет неправильно или ты заметишь нечто подозрительное – бегом ко мне. Со всех ног.

Хельга мрачно кивнула. Видимо, Шани задел ее больнее, чем ожидал. Он взял Хельгу за руку и куртуазно поцеловал прохладные дрожащие пальцы.

– Хельга, я никоим образом не сомневался в твоей добродетели и искренне ценю тебя и уважаю. Идем, нас ждут.

– Кстати, – сказала Хельга сурово, не глядя в сторону Шани. – У Гиршема я видела две большие коробки с разрыв-камнем. Интересно, зачем они ему?

* * *

Ежегодный бал Встречи зимы проводился в самых изысканных и богато обставленных покоях дворца и по общей стоимости обходился казне примерно в треть годового бюджета страны. Поднимаясь в толпе пышно разодетых гостей по парадной лестнице, Хельга с почти детским счастливым изумлением рассматривала мраморные статуи, позолоченные люстры в тысячи свечей, которые превращали хмурый предзимний вечер в летний полдень, охранцев в алых камзолах, стоявших на карауле, бриллианты в прическах и на шеях дам – и ничего не видела ясно, словно пелена восторженного испуга застила ей глаза. Еще вчера Хельга и мечтать не могла, что попадет на бал, – и вот сегодня, сейчас, прямо в эту минуту едва не падала от волнения, стараясь изо всех сил казаться максимально непринужденной среди всей этой сверкающей роскоши, музыки и света. В ушах шумела кровь; в одном из высоких зеркал, обрамленных золотыми цветами и крылатыми феями, мелькнуло отражение декана: гордый дворянин шел под руку с очаровательной девушкой, и Хельга не сразу поняла, что она и есть та самая девушка, укутанная в шелк и бархат, с тонкими нитями жемчуга в золотых волосах.