Текст книги "Теория соотносительности"

Торжествующие: спорщики и текст

Подведу итог рассуждениям на тему дискуссий и споров (а в спорах, похоже, рождается не истина, а ссоры). Я придерживаюсь той точки зрения, что толк в различного рода дискуссиях хоть и имеется, но его немного (при этом я не имею в виду интерпретационные дискуссии; интерпретация текста – это всегда интересно), и что чаще всего всякого рода обсуждения, по ходу которых выясняется ясное различие позиций сторон (а только такое различие собственно и рождает дискуссию) заканчиваются либо выходом из дискуссии (и это правильное решение), либо ссорой сторон. А вот кто все-таки в итоге побеждает в споре?

Вообще, в споре не может победить никто, потому что никто не считает себя проигравшим. Каждый остается при своей позиции, и ошибочность-или-истинность этой позиции не играет в споре никакой роли. Видимость же победы всегда остается за тем, кто склонен решительнее стоять на своем, за кем остается последнее слово. Кто злее, раздражительнее, нахальнее, тот и покажется в конечном счете победителем. Мне доводилось практиковать в спорах нахрапистость и злость, и всегда они работали, так что мне самому начинало казаться, что я выигрываю спор, а мои оппоненты вдруг начинали хотя бы частично, но соглашаться со мной (ну или отвечать с еще большей злостью). А когда я был настроен мягко и доброжелательно, то и выходило, что я круглый дурак, который не может постоять за свои убеждения. Степень же агрессивности зачастую возрастает пропорционально степени уступчивости, так что стоит доброжелательно согласиться с чем-то существенно-критическим в свой адрес, как тебя уже попросту сравнивают с землей.

Но вот ведь один нюанс: независимо от того, зол автор или добр, решителен или мягок – авторский текст (шире – то, что обсуждается) остается НЕИЗМЕННЫМ. Если автор выставляет что-то на обсуждение, то он считает работу над тезисом завершенной. Говорит ли это о том, что его тезис не подлежит критике? Ни в коем разе. Автор может быть и вообще не прав, а уж частичная неправота – дело обычное. Но это (выставление тезиса) говорит о том, что автор не мог сказать лучше и сказал так, как сказал. Если он прав, то и прекрасно, а если нет – то досадно. Но пытаться переспорить автора текста, значит внушать ему, что он еще не закончил работу над тезисом, а он ее уже закончил. Уточню, что имеется в виду под «неизменностью» текста, ведь вполне уместен вопрос о различного рода правке, черновых вариантах, советах с коллегами и прочем в этом роде. Когда я говорю о неизменности авторского текста, то имею в виду именно конечную редакцию; ту редакцию, которую автор уже не собирается менять, и переходит к какой-то другой работе, считая данную работу законченной.

Конечно, в каждой работе существует свой инкубационный период, то есть когда она еще только вызревает. Тут авторы ведут себя по-разному, есть и такие, которые любят выставлять еще неготовые произведения на публике, внимательно слушая, кто и что говорит, отмечая, что вызывает самую острую реакцию, а что вызывает скуку или неприятие. Далее автор может скорректировать свою работу исходя из того, что он услышал. Как относиться к такой практике – сложно сказать, мое отношение скорее негативно, потому что автор не должен ставить свою работу в зависимость от того, кто и что о ней думает. Но манера работы у разных людей разная, и если такого рода творческая дискуссия идет на пользу, то естественно, было бы глупо ее порицать.

Однако, замечу, что автор в таком случае не считает еще, что он выставляет на публике свою работу. Он прекрасно отдает себе отчет, что работа еще не закончена, а поэтому о реальном обсуждении авторского текста (творческой единицы) речи еще не идет. Но когда-то работа должна быть все-таки выставлена, автор должен прийти к какому-то финальному видению. Так вот, когда она все-таки выставлена, когда мы имеем дело с финальным вариантом работы, то вот здесь, мы имеем полное право относиться к авторскому тексту как к неизменному, и соответственно соотносить свой критический взгляд с этой неизменностью. Суть этого соотнесения состоит в том, что мы можем критиковать финальный вариант, но не можем претендовать на то, чтобы автор в нем что-то поменял.

Поэтому я настаиваю на том, что ТЕКСТ ГОВОРИТ САМ ЗА СЕБЯ. А если не говорит, то это плохой текст, но и это его «молчание» (молчание текста!) тоже говорит само за себя. Именно по этой же причине я активно недолюбливаю длительные обсуждения текстов (как своих, так и чужих). Ответы содержатся в тексте (опять-таки я не затрагиваю тут вопроса об интерпретации текста; интерпретация возможна в любом случае, что бы там текст не говорил; интерпретация – это другой жанр), а если не содержатся, ну что же – может, автор не доработал, а может, они будут содержаться в другом тексте. Смысл имеет начальная фаза обсуждения, когда стороны излагают свое отношение к написанному, далее же начинается либо разговор на другую тему, либо бесконечное повторение одних и тех же аргументов, либо взаимные оскорбления. Если вы не согласны со сказанным, ну что же тут можно поделать? Увидев чужой ложный (если) ответ, дайте свой собственный грамотный (если). Но не рассчитывайте слишком сильно, что вам удастся донести его до оппонента; на то он и оппонент, что не согласен с вами. В общем, превращайте критику чужих взглядов в собственные утверждения, а не в попытку переделать того, кто эти взгляды изложил. Ну, если вам хочется «подраться» тогда, конечно, можно и поспорить. Иногда ведь хочется подраться.

Так кто же или что же все-таки в итоге торжествует? В итоге торжествуют здравые суждения. Что касается спорщиков, то побеждает тот, кто последним или громче всех прокричал свою позицию. Если ему хочется считать, что он выиграл, то я не возражаю (а его позиция может быть и верной; я не считаю, что спорщики всегда неправы, я лишь считаю, что победа спорщика лежит вне области правоты). Поздравляю всех рьяных спорщиков с победой! Да здравствует грамотно написанный текст!

Побег из Шоушенка

Я давно хотел прочитать «Побег из Шоушенка» Стивена Кинга. При этом самого Кинга я до сих пор не читал, кроме его книги «Мизери», которая показалась мне тошнотворной. Но какой-то хороший человек сказал по ящику, что вот есть у Кинга одна замечательная книга: «Побег из Шоушенка», и эту книгу, безусловно, стоит прочитать. Что же, раз хороший человек говорит, значит, действительно, стоит. Вот я и купил эту книжку, причем в самом дешевом и непрезентабельном формате: мягкий переплет; перспектива скорого выпадения страниц и «киношная» обложка (кадр из голливудской экранизации «Побега»).

Прочитал. Запоем за один вечер. Теперь буду повторять вслед за тем хорошим человеком из ящика: «Есть у Стивена Кинга одна замечательная книга, «Побег из Шоушенка» называется». Про что эта книга? Про одного человека, который попал в тюрьму и не сломался. Зовут его Энди Дюфресн. «Если у него все было в порядке, то кое-какую информацию о себе он выдавал в час по чайной ложке. Но если с ним что-то не так, вам этого никогда не удалось бы узнать». Ну, с ним все было «не так», но он не показывал вида и жил. Жил и ждал своего часа. Оказаться в таком полном безисходняке и выстоять! Как все это близко…да почти для всех. Почти все мы живем в «Шоушенке», то есть в рамках какой-то реальности, совершенно неприспособленной для нормальной активно-творческой жизни. Но можно сломаться, а можно подобно Дюфресну и в тюрьме «носить свою свободу, словно рубашку». Можно подняться и после того, как тебя опустили на самое дно. Можно изо дня в день идти к цели, когда, казалось бы, нет никаких средств. И в конце концов сбежать из нашего общего «Шоушенка»! Все-таки можно!!! А собственно про побег (физически – из тюрьмы) в книжке не сказано почти ничего.

Шкала перфекциониста

Есть хорошее, а есть плохое. Есть хорошие картины, а есть плохие; есть хорошие книги, а есть никуда не годные; есть хорошее кино, а есть такое, которое никак нельзя смотреть. Итак, есть хорошее, а есть плохое. Чтобы отличить хорошее от плохого надо иметь вкус. С теми, кто умеет различать (отличать хорошее от плохого) можно о чем-то разговаривать; с теми, кто не умеет, разговаривать не о чем. При этом существуют, конечно, и личные предпочтения, но этот вопрос надо рассматривать отдельно. Отмечу только, что личные предпочтения могут трансформировать нечто объективно хорошее в плохое для нас (из-за того, что нам это не близко), но бессильны трансформировать нечто плохое в «хорошее для нас». То, что плохо, остается плохим при всех условиях. То, что хорошо, должно еще соответствовать нашим предпочтениям, чтобы мы могли по-настоящему оценить его. Итак, есть хорошее, а есть плохое и есть способность отличать хорошее от плохого.

Далее есть хорошее, а есть отличное. Есть хорошие книги, а есть отличные; есть хорошие картины, а есть отличные; наконец, есть хорошие фильмы, а есть такие, от которых трудно оторваться – просто отличные. Провести различие между отличным и хорошим совсем не проще, чем отличить хорошее от плохого. Да что там проще: это сложнее. Многие люди умеют отличать хорошее от плохого. На самом деле «плохое» нравится только персонажам, которые уж совсем ничего ни в чем не понимают. Но вот с «отличным» возникают проблемы. А именно про хорошее очень часто говорят: «отлично». Один человек сделает что-то очень хорошо, другой – отлично, а про обоих говорят: они оба хороши, они отлично потрудились. Чтобы отличить «отличное» от «хорошего», надо иметь уже не просто вкус, а развитый вкус. В общем, человек со вкусом отличает «хорошее» от «плохого», а человек с развитым вкусом прибавляет к своей оценочной шкале еще одну категорию: отлично.

Наконец, существует еще и совершенное. Точнее говоря, совершенного не существует (оно недостижимо по своей природе), но существует стремление к совершенству. Что же такое совершенное? Совершенное – это то, что по всем показателям выше отличного. Существуют такие книги, которые перечитываешь без конца; картины, от которых не отходишь часами, и фильмы, которые смотришь раз за разом, а они все не надоедают. Что же это за книги, картины, фильмы? Совершенные книги, совершенные картины, совершенные фильмы? Ну не существует совершенства, сколько за ним не гонись. Выходит, это опять какие-то отличные книги, картины и фильмы. Но при этом они лучше отличных. Не по всем показателям, но так, чтобы можно было отличить; можно было сказать: «это лучше, чем отлично». Но как же все-таки оценить то, что выше отличного, если оно при этом несовершенно? Ответ таков: перфекционист сохраняет видимость следования прежней оценочной шкале (плохо-хорошо-отлично), но сдвигает ее на одну категорию вверх. В шкале перфекциониста нормальная оценка «плохо» исчезает. То, что просто плохо, перфекционист вообще не видит; плохого для него не существует. Для перфекциониста «плохо» то, что вообще говоря «хорошо». Вот вы написали по-настоящему хорошую книгу и показывает ее перфекционисту…Не делайте, этого, он скажет, что ваша книга – плохая. «Хорошо» для перфекциониста только то, что «отлично». Вы только что посмотрели по-настоящему отличное кино, спешите поделиться своими восторженными впечатлениями с перфекционистом, но он говорит: хороший фильм. Весь ваш энтузиазм пропадает: ну как же хороший, ведь просто отличный фильм. Но перфекционист знает, что «отлично» – это высшая из возможных оценок, и он не торопится давать ее. Он видит, что можно снять фильм лучше, чем тот, который он только что увидел. Вот этот совершенно особый фильм (про который можно сказать: «лучше чем отлично») он только и готов назвать отличным. «Отлично» для него подразумевает близость к недостижимому совершенству.

Действительность, достоверность, факт и истина или «Что есть Истина?»

Обращусь к исследованию еще одного проклятого вопроса философии: «Что есть Истина?». Что же такое есть Истина? Естественно, что этот вопрос связан с вопросом о таинственном критерии Истины. Но на самом деле никакой особой тайны тут нет, и этот критерий был неоднократно называем в качестве критерия, и существует достаточно общепризнанный консенсус в отношении признания этого критерия за критерий, однако, идет время, а вопрос о критерии истины каким-то непостижимым образом вновь и вновь ставится на обсуждение. Вместо того, чтобы обсуждать новые значимые вопросы, задаются старыми, уже давно пройденными. Да, но я же еще так и не назвал этот «таинственный» критерий. Что же, называю: критерием истинности является соответствие действительности, достоверность. Но вот прежде, чем мы будем определяться с тем, что есть непосредственно Истина, полезно сделать некоторые уточнения.

Во-первых, существует то, что называется действительностью. Существование действительности не поддается сомнению, если только мы хотим хоть о чем-то рассуждать. Ведь рассуждая о чем-то, мы тем самым рассуждаем о том, что есть, а если ничего нет, то сами понимаете. Если действительности нет места, то и рассуждениям соответственно тоже, так что о не-существовании действительности можно только помалкивать, а не рассуждать. Соответственно, если кто считает, что действительности все-таки не существует, я прошу его не доносить эту мысль до меня, а удерживать ее в себе. Так оно честнее будет. Я же исхожу из того, что действительность существует.

Во-вторых, существуют наши суждения о действительности. Суждения о действительности не тождественны самой действительности, но они между тем, могут либо соответствовать ей, либо не соответствовать. Соответствие действительности это и есть то, что называется достоверностью. Так что?: вот эти самые суждения о действительности, пожалуй, и логично назвать истинными, в случае достижения соответствия действительности (достоверности), либо ложными, в случае, если они действительности не соответствуют. Но нет, подобный переход совершать еще рановато. Эти суждения о действительности, в которых фиксируется достоверность, я предлагаю называть фактическими суждениями, а сам факт предлагаю определить как точно зафиксированное событие и считать за единицу достоверности. Недостоверные суждения в отношении действительности я предлагаю называть не ложными, а ошибочными. Это разделение не есть моя прихоть, потому как между фактическими-ошибочными суждениями и суждениями истинными-ложными существует принципиальная разница.

В чем же она состоит? Ответ таков: в переходе от фиксации действительности к ее объяснению. Под объяснением же действительности я буду понимать сведение совокупности фактов к единичному утверждению. И вот как раз под истинным суждением я буду понимать суждение, объясняющее действительность (а не фиксирующее ее). Ложное суждение, соответственно, это суждение, вводящее нас в заблуждение относительно того, что имеет место в действительности. Но пока вам, может быть, еще не вполне понятно, зачем нужно проводить такого рода разграничения? Дело в том, что попытки игнорировать переход к объяснению действительности, минуя фазу ее фиксации, есть крайне распространенная ошибка. Сплошь и рядом находятся люди, которые совершают попытки объяснить действительность, не имея под рукой основательной фактической базы. Это есть стремление найти Истину, минуя факты. Пример может быть таким: допустим, я не знаю, каково строение вселенной и каково положение в ней Земли (у меня нет фактов) и начинаю между тем рассуждать. К чему могут привести подобные рассуждения? Ну, я думаю, очевидно, что, во-первых, к утверждению о том, что Земля плоская (потому как видно, что она плоская) и что Солнце вращается вокруг Земли (потому как видно, что оно вращается вокруг Земли). До тех пор, пока мы не соберем факты, относящиеся к этой проблематике, наиболее соответствующими Истине кажутся именно такие соображения. Но без фактов, ни о какой Истине даже и подумать нельзя. То есть подумать можно, но это будет соответственно никакая не Истина, а ложь, и ничего кроме ложной картины мира на выходе мы не получим. В общем, прежде чем объяснять действительность, надо сначала ее зафиксировать.

Итак, выстрою логическую цепочку с самого начала. Есть действительность, есть ее достоверная фиксация (факт) и есть ее достоверное объяснение (истина). Тут правда, может возникнуть еще один вопрос. А именно, что же мы в итоге объясняем: действительность или факты? Следует признать, что, строго говоря, объясняем мы именно факты, и что, таким образом, истина удаляется от действительности не только через соответствие ей (это участь факта), но еще и через соответствие фактам. Объяснение представляет собой соответствие соответствию действительности. Следовательно, не вполне правомерно говорить о достоверном объяснении действительности, скорее можно говорить лишь о достоверной интерпретации действительности. Объяснение должно соответствовать фактам, то есть быть фактически (а не действительно) достоверным. Следует удерживать в уме это двойное удаление Истины от действительности.

Теперь, наконец, можно подвести итог и сказать: существует действительность, и существует достоверность в двух следующих отношениях: соответствие непосредственно действительности (факт как зафиксированная действительность) и соответствие фактам (истина как объяснение фактов). Таковым будет мой ответ на вопрос о том, что есть Истина.

7 тезисов о действительности

1. Действительность есть то, что есть (совокупность существующего).

2. Свое собственное существование человек полагает несомненным («Я мыслю, следовательно, существую» или даже: «Я есть, следовательно, меня не может не быть»). Если это не так, значит, человека не существует, и он не в состоянии хоть что-то полагать.

3. Существование внешнего мира человек полагает естественным, что является следствием полагания несомненности собственного существования. Если «я несомненно существую», то и то, что вокруг меня скорее существует, чем не существует.

4. Человек находит подтверждение существования внешнего мира в существовании простых, а не сложных, для восприятия объектов. Он видит, что существуют предметы, другие люди, животные и тому подобное. При подобного рода простоте восприятия скепсису в отношении существования действительности взяться неоткуда.

5. Проблемы в восприятии некоторых феноменов отсылают нас к проблемам установления границ действительности и нашей способности ее воспринимать, а не к существованию действительности.

6. Понятие о возможности иллюзорного существования возникает в процессе познания действительности (по мере его усложнения). Всякая иллюзия есть иллюзия чего-то и потому все равно отсылает нас к действительности. Оторванной от действительности иллюзорности не существует.

7. Тезис о том, что «действительности не существует» является чистой воды иллюзией.

Обида за философию

Вот, по факту одной дискуссии (об объективности) вспыхнула во мне старая обида за философию. Причем сама то дискуссия получилась вполне приличной (ни одного оскорбления за всю дискуссию: большое достижение). Понятно, что никого я ни в чем не убедил, но я уже давно и не надеюсь кого-то в чем-то убедить. Имеющий ум да поймет как то, в чем я прав так и то, в чем я ошибаюсь, равно как и мои попытки быть все же правым, а не ошибаться. Так вот об обиде. Она вспыхнула после того, как одним из участников было сказано: «Это же не математика». То есть мы спорим, приходим к разным выводам, но так как это философия, а не математика, то все нормально. Ничего страшного. Это всего лишь философия.

Я помню один момент из жизни, который вызвал у меня сильнейшее чувство обиды за философию. Дело было на гос. экзамене. Сидим мы в аудитории, входит одна из приемных шишек, и говорит: «А что вы волнуетесь? Это же не физика». Интересная постановка вопроса, не правда ли? И главное-то, что сама практика экзамена показала, что это действительно не физика, уж слишком все упрощенно (я оттараторил свой ответ минут за пять). Как студент я был ничуть не против этого, я никогда не был фанатом экзаменов (мягко выражаясь). Но обида во мне всколыхнулась. Что же это такое, чему мы учились пять (почти шесть) лет? И ведь преподают-то философию в СПбГУ вполне прилично, можете поверить мне на слово. А все равно выходит, что раз это не физика, то знать что-то не обязательно.

Вот он – корень обиды. Раз речь идет о философии, то о каком-то знании речь может идти весьма условно. Знание – это удел физики, математики и т. д и т. п. Философия (как самостоятельный предмет) – это так – домыслы. При этом и физики, и математики и вообще все неподготовленные люди не понимают, как они слабы в своих собственно философских рассуждениях, и что эти рассуждения философу могут резать слух точно так же, как математику будет резать слух какая-нибудь математическая ахинея. Они не понимают, что в философии существует многовековая традиция, которую надо знать. Они не понимают, что надо сначала разобраться в предмете, а потом уже говорить. Зачем? Ведь это всего лишь философия. Там и так все понятно, точнее, понимать там особенно нечего.

P.S. По правде говоря, все это пишется в очень даже умиротворенном состоянии, а не в состоянии обиды. Наверное, это оттого, что я все-таки не сомневаюсь в силе философии, а следовательно, и не очень переживаю из-за различного рода недопонимания, которое окружает ее со всех сторон. Переживаю с внутренней улыбкой.