Текст книги "Апокалипсис всегда. Психология религии и духовности"

Иисус крестится не потому, что ему необходимо избавиться от грехов. Он безгрешен, речь здесь идет о другом. Вода не только символизирует смерть, но во всех психологических интерпретациях представляет глубокое бессознательное. Если мы говорим об архетипических снах или сказках, везде, где возникают образы плавания или опускания в воду, мы сталкиваемся с погружением в бессознательное. Здесь Иоанн Предтеча выступает в роли старшего брата, эволюционно более близкого к животному, и значит, бессознательному. И именно на этом фундаменте вырастает новый человек. Культурный человек больше не пытается победить своего дикого предка. Этот библейский сюжет показывает, что человеческое сознание доросло до уровня, когда «старый» человек благословляет в путь «нового», потому что новый смог погрузиться в бессознательное и принять его. Между ними больше нет оппозиции и соперничества. Иисус ничего не отнимает и не требует у Иоанна, а тот сам отдает ему.

Если связать крещение с последующим отсечением главы Иоанна, получается полноценный архетипический сценарий, где дикое прошлое фактически обезглавливается, и на его место приходит новая глава в прямом и переносном смысле – сам Иисус. Поэтому вся история с омовением представляет собой легальную передачу прав от старшего к младшему.

Мк. 1:7 «И проповедовал, говоря: идет за мной Сильнейший меня, у Которого я не достоин, наклонившись, развязать ремень обуви Его».

Развязыванием обувных ремней и омовением ног в древности занимался самый маргинальный пласт рабов, они даже считались нечистыми, как каста неприкасаемых. С ними в этом стихе сравнивает себя Иоанн.

История с вытеснением, обесцениванием животной стороны – характерная черта культурного человека. Лучше всего этот процесс известен по вытеснению сексуальности как нечистого процесса, потому что секс – это животная функция. В ветхозаветной традиции вследствие такого вытеснения появилась категория условно «нечистых» животных – свиньи, собаки, кролики, зайцы (при этом другие животные становились основой для культуры, символами земледельческой аграрной цивилизации). Это же стремление отвергнуть животное начало привело к тому, что в обществе до сих пор табуирована обсценная лексика: матерные слова восходят к очевидным физическим процессам. Вообще праязык представляет собой весьма простые формы общения, вытекающие из реально испытываемого эмоционального состояния. Древние использовали слова, состоявшие из одного-двух слогов и обозначавшие конкретный процесс. Многие из этих слов остались у нас до сих пор. Например, один из древнейших праиндоевропейских корней *mātēr [матер] – «мать» – восходит к самым первым и жизненно важным звукоподражательным словам, ведь именно освоение этих звуков помогало буквально выжить человеческому детенышу.

Но по вышеописанной аналогии Христос не отвергает бессознательное начало, не вытесняет животной природы, а позволяет ветхому человеку интегрироваться в нового. Он становится олицетворением греческого «логоса» [10]10
  Λόγος [логос] (греч.) – слово, смысл, наука, порядок. Философский (начиная с Платона), а затем и религиозный и мистический термин, обозначающий «духовное первоначало, божественный разум».


[Закрыть]. Старая парадигма [11]11
  Паради́гма – от греч. παράδειγµα (пример, модель, образец) – исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения, методов исследования, господствующих в течение определенного исторического периода в научном сообществе; жесткие рамки, модель, схема.


[Закрыть], история которой начиналась с Адама, теперь включается в новую, и человечество доходит до этого состояния благодаря процессам эволюции сознания.

Мк. 1.8–9 «Я крестил вас водою, а Он будет крестить вас Духом Святым. И было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане».

Фактически это надо понимать так: «Я омывал вас водою, а Он будет омывать вас Духом Святым (то есть обновлять). И было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и омылся от Иоанна в Иордане». Иоанн омывает Иисуса – погружает его в воду, то есть в прошедшее, ветхое, бессознательное. Омовение, таким образом, становится символом нового этапа развития сознания, интегрирующего, а не вытесняющего бессознательное, символом смены парадигм, пусть и не осознаваемым евангелистами по причине своей глубокой архетипичности.

Глава 2
Мк. 1:10–15
Дух в виде голубя – Искушение в пустыне – Приблизилось Царствие Божие

Мк. 1:10 «И когда выходил из воды, тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на Него».

Сравнение Духа с голубем прочно вошло в культуру. Но на самом деле традиция изображать голубя как символ мира и Святого Духа не должна была вырасти из этого текста, потому что Марк не рассказывает в нем про голубя, а отсылает к книге Бытия, и акцент он делает вообще не на птице, хотя она и присутствует в тексте.

Евангелие от Марка с самых первых слов отсылает нас к самой первой книге Библии – к Бытию, истории о сотворении мира. Там есть такие слова: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Быт. 1:1–2). В оригинальном тексте действие Духа Божия передано словом, которое не вполне соответствует переводу «носился» или «летал». Там употреблен глагол, который в еврейском фольклоре обозначал действие птицы, опускающейся на свое гнездо. Слово описывает именно момент, когда птица, подлетев к гнезду, машет крыльями и садится, то есть уже не летит, но в то же время еще не опустилась. Поэтому под Духом Божиим, который «носился над водою», здесь, скорее, подразумевается определенное состояние Духа, который «высиживает» материю. Это принцип некоторого соединения материи и духа, только в Бытии мы все это видим в глобальных масштабах: есть Земля, безвидна и пуста, и Дух Божий, который на нее опускается. Это все – поэзия, и не стоит понимать ее буквально. Обратите внимание, что в книге Бытия нет намека на голубя, но принцип тот же самый: Дух над водой подобен птице, опускающейся на свое гнездо – то есть на свое место. Этот образ имеет отношение к разделению на верх и низ, на материю и дух. Евангелист обыгрывает те же формы: вода и Дух Божий, который, подобно птице, опускается на Иисуса, как «на свое гнездо», то есть на то место, где он и должен быть.

В реальности голуби не представляют собой что-то романтичное и возвышенное: это птицы, которые питаются на помойках и переносят заболевания. А если взять в расчет, что речь идет о Палестине, это вообще другая птица – горлица, а не голубь. То есть в библейском тексте это исключительно поэтический образ. Изображение голубя на иконе Крещения Господня объясняется особенностями иконографии – так же, как в контексте Пятидесятницы в качестве символа Духа используются языки пламени. Голубь не является ипостасным изображением Святого Духа: по канонам его нельзя изображать в виде голубя нигде, кроме иконы Крещения (существуют конкретные постановления Вселенских Соборов, запрещающие подобную практику). В принципе нет никакого изображения Духа, потому что он ни в ком не воплощался. Если бы Дух действительно воплотился в голубе как реальной птице, следовало бы отнестись к нему более внимательно: мы поклоняемся Иисусу Христу, в котором воплощается Бог, тогда почему бы не взять и голубя. Но, видимо, никакого голубя не было, его можно осмыслять только как образ. Поэтому изображение голубя на других иконах (кроме Крещения), в других контекстах и уж тем более в полной оторванности от контекста, например, над Царскими Вратами, – это самодеятельность.

Итак, в словах Марка главным является именно этот момент – аллюзия на книгу Бытия, на образ Духа, спускающегося туда, где он должен быть.

Мк. 1:11 «И глас был с небес: Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение».

Глас с небес – это глас Бога Отца. Даже для новозаветной эпохи, две тысячи лет назад, голос с неба должен быть весьма серьезным событием. Тем более, что подобного события не было уже очень давно: «междузаветный» период обычно именуется «молчанием Бога». Никто давно не слышал голоса с неба, как это бывало раньше, в эпоху Моисея. И вот этот голос звучит. Реальный это голос или опять некоторая поэзия? Если происходит такое исключительное событие, как голос с неба, об этом должно остаться еще хоть какое-то воспоминание, где-то это должно быть зафиксировано. Однако такой фиксации нет, об том пишут только евангелисты. Допустим, что весь народ, который был у Иоанна на Иордане, услышал этот глас. Будь это так, после подобного события сомнений в мессианстве Иисуса ни у кого не должно было остаться, потому что в таком случае сам Господь буквально подтвердил бы это словами: «Это – мой сын». Все должны были поверить, но мы не видим всплесков народной лояльности в связи с этим голосом.

В Евангелии от Матфея используется несколько иная формулировка: не «Ты Сын мой возлюбленный» (Мк. 1:11), а «Это – Сын Мой возлюбленный» (Мф. 17:5). То есть у одного евангелиста голос с неба обращен непосредственно к Иисусу, а у другого – к народу. Так к кому же все-таки обращался Бог? Можно много рассуждать, какая же из двух редакций «настоящая». Точного ответа нет, можно предположить, что глас Божий – это больше про откровение у самого Иисуса, возможно, переданное теми людьми, которые впоследствии слышали из его уст о его собственном опыте. Этот внутренний процесс, о котором Иисус рассказывал своим ученикам, а они в дальнейшем могли интерпретировать его как определенное событие. Это не значит, что не было Крещения. Было. Более того, можно сказать, что и голос был, если понимать, что имеется в виду психологический аспект. Психика человека – место осуществления всех событий.

Воспринимать этот стих как реальное физическое событие, реальный глас, подобный грому небесному, – так же наивно, как представлять Илью Пророка скачущим по небу на огненной колеснице и пускающим молнии. Голос с небес, как и спускающийся голубь, – это действительно важнейшие образы, но только совсем не обязательно считать, что это происходило в реальном физическом мире. Эти события действительно реальны, только это не физический мир, а психический, то есть пространство человеческой души. В этом мире события не менее реальны, более того, они также могут получить отражение в виде каких-то внешних символов.

Для многих отсутствие реального физического действия оказывается камнем преткновения: этого в реальности не было, значит, нам врут. А дело не в том, было ли это событие в реальности физического мира. Дело в том, что это было в реальности мира психического. И это также реально. Почему мы считаем критерием реальности материальность? Вообще, вера – та самая категория внутри философии, где больший акцент делается на мире идей, нежели на мире материи. Существует противостояние материалистов и идеалистов, выраженное в основном вопросе философии – что первично: бытие (материя) или сознание (идея). Одни говорят, что сознание управляет всем, включая материю, другие – что, напротив, материя первична, и она порождает из себя сознание. Все религиозные традиции тяготеют к идеализму – к представлению, что материя призрачна, а сознание – подлинно и истинно. Но вот идеалисты, когда дело доходит до конкретных событий, почему-то ищут их материального воплощения, хотя, по сути, им должно быть не важно, что произошло в физическом мире.

Я не выступаю сторонником ни идеализма, ни материализма. Ведь психическая реальность как раз соединяет эти миры – и идеальный, и материальный. А критерием реальности должны быть последствия: если у акта есть последствия, значит, он реален. Если в темноте ты видишь на стене веревку и не можешь отличить, веревка это или змея, и будешь думать, что это змея, то для тебя это и есть змея. А если ты включишь свет и увидишь, что это веревка, ты больше не будешь бояться, но страх в моменте, когда ты думал, что это змея, был настоящим. У тебя по-настоящему выделялись гормоны страха, ты покрывался гусиной кожей, ты по-настоящему продумывал пути отступления. Это реально: у этого есть последствия.

Вот так же стоит воспринимать практически все описываемые в Библии события. Они очень реальны, потому что у них есть колоссальные реальные последствия. Но зацикливаться на физических аспектах не стоит, иначе можно сильно разочароваться, когда кто-нибудь в очередной раз докажет, что «а вот этого не было». Так ли нужен вообще реальный голубь, который слетает на Христа? Важнее именно описание и отсылка к книге Бытия, где Дух подобно птице спускается и покрывает свое гнездо. Реальный голубь, который должен куда-то сесть, только вводит в заблуждение: такая прямая натуралистическая интерпретация, как и голос, слишком топорна.

Итак, в данном Евангелии используется формулировка: «Ты – Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». Эти слова звучат как констатация факта и призвание для Христа, это откровение, адресованное ему. В пересказе Матфея слова сказаны как будто бы для народа, и это догматически более выверенная версия. В общем, какой смысл Богу Отцу сообщать Иисусу, что он его сын? Согласно нашей догматике, Иисус должен уже об этом знать. Здесь же возникает ощущение, будто он только сейчас узнает об этом от голоса с неба. Именно поэтому позднее евангелисты эту тему немного меняют. Вместо «Ты – Сын Мой возлюбленный», сказанного для Христа, звучит «Он – Сын Мой возлюбленный», обращенное к народу.

Вообще, Лука и Матфей многое берут у Марка и меняют с целью ввести в догматические рамки, зашлифовывать все неровные места и шероховатости, которые могут вызвать противоречие.

Мк. 1:12 «Немедленно после того Дух ведет Его в пустыню».

У Марка есть одно вводное слово [12]12
  Εὐθύς [эвтис] греч. – тотчас, сразу.


[Закрыть], которое в русском языке может переводиться по-разному: немедленно, тотчас, сразу, тут же. Он его использует постоянно, что придает самому тексту Евангелия от Марка некоторую динамику: нет времени на паузы, события следуют сразу одно за другим.

Мк. 1:13 «И был Он там в пустыне сорок дней, искушаемый сатаною, и был со зверями; и Ангелы служили Ему».

Если обратиться к догматике, где Иисус – воплощение Сына Божия и вторая ипостась Святой Троицы, к этому отрывку возникает масса вопросов. Он ведь уже Бог, и он безгрешен. Чтобы кого-то искушать, нужно, чтобы в нем было то, что способно поддаваться искушению, а если Иисус изначально безгрешен, если он – полнота совершенства, как это возможно – соблазнить его на что-то? Догматика подчеркивает, что во Христе нет никакой тьмы, никаких грехов – даже от первородного греха он свободен. Но тогда нет смысла искушать, нет смысла в 40 днях поста.

Сам текст Евангелия предлагает нам другую логику, не похожую на догматическую, которая возникла уже существенно позднее евангельских текстов. Ни в одном Евангелии нет четко сформулированного учения о Троице. И даже если взять самые древние тексты Нового Завета – послания апостола Павла – нет такого, где бы он сам рассказывал о Троице. Единственное место в Новом Завете, где говорится про Троицу, это послание Иоанна: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино» (1Ин. 5:7). Но этот отрывок не является оригинальным текстом Священного писания, это поздняя вставка.

Итак, Дух ведет Христа в пустыню на 40 дней искушаться Сатаной. 40 дней – срок интересный. Почему именно 40? Здесь стоит вспомнить о числовых архетипах. Кватерность, то есть архетип числа 4 – один из важнейших, постоянно присутствующий в Святом писании. Срок «40 дней» возникает тоже как выражение этого архетипа, заложенного в психике каждого человека. В данном случае он помножен на 10 (если бы Иисус постился в пустыне четыре дня, это был бы маленький срок, а 40 – уже достаточно значительный).

«И был со зверями, и Ангелы служили Ему» – еще одна отсылка к Книге Бытия: Иисус живет в пустыне как Адам в Эдеме, общается со зверями и ангелами. Ангелы – представители мира идей, представители мира духов. Звери – представители мира материи. Иными словами, нам опять архетипически предлагают идею единства: очень животного (материального) и очень небесного (духовного). И это единство связывается здесь в личности самого Иисуса. О подробностях искушения Марк не сообщает ничего. В чем заключалось искушение, мы знаем из других источников, из других текстов Евангелия. Марк же на этом останавливается. Для него важно то, что искушение было, и то, что Христос его прошел.

Мк. 1:14–15 «После же того, как предан был Иоанн, пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия и говоря, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие».

Слово «Евангелие» упоминается здесь два раза. Как мы знаем, оно означает «благая весть, хорошая новость» от Бога для людей. В чем конкретно заключается эта весть? Здесь звучит призыв: «Покайтесь и веруйте в Евангелие». Но в какое Евангелие нужно поверить? Во что конкретно, в какую весть? У Марка текст благой вести выражен предельно четко и ясно: «Исполнилось время, и приблизилось Царство Божие». Это и есть содержание благой вести. Можно сказать, Евангелие сводится к этим строчкам. В слове «приблизилось» есть смыл, который можно передать, например, таким действием: когда вы беретесь за ручку двери и собираетесь ее открыть, нужно еще немного подождать, но событие уже в процессе. Идея, что Царство Божие наступает, – это и есть содержание Евангельской вести.

Здесь важно понять, что такое Царство Бога: почему о нем так много говорится, а Иисус называется царем. Для этого обратимся к Ветхому Завету и идее царства как такового. Речь здесь не о земном царе: в Книге Судей отвергается мысль, что у народа может быть царь – людьми владеет Бог. Один из самых известных израильских судей – Гедеон, снискавший большое уважение, – так ответил на просьбу израильтян о царствовании: «И сказали Израильтяне Гедеону: владей нами ты, и сын твой, и сын сына твоего, ибо ты спас нас из руки Мадианитян. Гедеон сказал им: ни я не буду владеть вами, ни мой сын не будет владеть вами; Господь да владеет вами» (Суд. 8:22–23). В этой же Книге Судей чуть позже нам рассказывают еще одну историю с царством и желанием царя (Суд. 9), об Авимелехе – одном из сыновей Гедеона: «Авимелех, сын Иероваалов, пошел в Сихем к братьям матери своей, и говорил им и всему племени отца матери своей, и сказал: внушите всем жителям Сихемским: что лучше для вас, чтобы владели вами все семьдесят сынов Иеровааловых, или чтобы владел один? И вспомните, что я кость ваша и плоть ваша. Братья матери его внушили о нем все сии слова жителям Сихемским; и склонилось сердце их к Авимелеху, ибо говорили они: он брат наш. И дали ему семьдесят сиклей серебра из дома Ваалверифа; Авимелех нанял на оные праздных и своевольных людей, которые и пошли за ним. И пришел он в дом отца своего в Офру и убил братьев своих, семьдесят сынов Иеровааловых, на одном камне. Остался только Иофам, младший сын Иероваалов, потому что скрылся. И собрались все жители Сихемские и весь дом Милло, и пошли и поставили царем Авимелеха у дуба, что близ Сихема» (Суд. 9:1–6). Вот первый царь израильский – не Саул и не Давид, а Авимелех, самоназначенный царь. «Когда рассказали об этом Иофаму, он пошел и стал на вершине горы Гаризима и, возвысив голос свой, кричал и говорил им: послушайте меня, жители Сихема, и послушает вас Бог! Пошли некогда дерева помазать над собою царя и сказали маслине: царствуй над нами. Маслина сказала им: оставлю ли я тук мой, которым чествуют богов и людей, и пойду ли скитаться по деревам? И сказали дерева смоковнице: иди ты, царствуй над нами. Смоковница сказала им: оставлю ли я сладость мою и хороший плод мой и пойду ли скитаться по деревам? И сказали дерева виноградной лозе: иди ты, царствуй над нами. Виноградная лоза сказала им: оставлю ли я сок мой, который веселит богов и человеков, и пойду ли скитаться по деревам? Наконец сказали все дерева терновнику: иди ты, царствуй над нами. Терновник сказал деревам: если вы поистине поставляете меня царем над собою, то идите, покойтесь под тенью моею; если же нет, то вый-дет огонь из терновника и пожжет кедры Ливанские» (Суд. 1:7–15). Это притча, которую изрекает младший из сыновей Гедеона своему брату, показывает отношение к идее царства и к идее воплощенного земного царя как такового, к личности, которая претендует на какую-то исключительность. Никто не хочет стать царем, потому что все знают свою силу, и у всех есть собственное подлинное служение. Фактически, этими словами Иофам оскорбляет старшего брата, который узурпировал власть и подверг сомнению саму идею царской власти. Авимелех в данной истории – фигура негативная, его царствие ничем хорошим не закончилось.

Посмотрим, что происходит с идеей царя дальше, в Книге Царств: «Когда же состарился Самуил, то поставил сыновей своих судьями над Израилем. Имя старшему сыну его Иоиль, а имя второму сыну его Авия; они были судьями в Вирсавии. Но сыновья его не ходили путями его, а уклонились в корысть, и брали подарки, и судили превратно. И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Самуилу в Раму, и сказали ему: вот, ты состарился, а сыновья твои не ходят путями твоими; итак, поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов. И не понравилось слово сие Самуилу, когда они сказали: дай нам царя, чтобы он судил нас. И молился Самуил Господу. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними» (1Цар. 8:1–7). Это слова Бога, в которых выражено его отношение к идее земного царя. Он говорит: «они отвергли Меня, чтобы Я не царствовал над ними». То есть желание иметь земного царя означает нежелание иметь Царя Небесного.

«Как они поступали с того дня, в который Я вывел их из Египта, и до сего дня, оставляли Меня и служили иным богам, так поступают они с тобою; итак, послушай голоса их; только представь им и объяви им права царя, который будет царствовать над ними. И пересказал Самуил все слова Господа народу, просящему у него царя, и сказал: вот какие будут права царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмет и приставит их к колесницам своим и сделает всадниками своими, и будут они бегать пред колесницами его; и поставит их у себя тысяченачальниками и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его; и дочерей ваших возьмет, чтоб они составляли масти, варили кушанье и пекли хлебы; и поля ваши и виноградные и масличные сады ваши лучшие возьмет, и отдаст слугам своим; и от посевов ваших и из виноградных садов ваших возьмет десятую часть и отдаст евнухам своим и слугам своим; и рабов ваших и рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмет и употребит на свои дела; от мелкого скота вашего возьмет десятую часть, и сами вы будете ему рабами; и восстенаете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать вам тогда. Но народ не согласился послушаться голоса Самуила и сказал: нет, пусть царь будет над нами, и мы будем как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред нами, и вести войны наши. И выслушал Самуил все слова народа и пересказал их вслух Господа. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса их и поставь им царя. И сказал Самуил Израильтянам: пойдите каждый в свой город» (1Цар. 8:8–22).

Спустя две главы нам рассказывают продолжение этой истории – об избрании царя: «И созвал Самуил народ к Господу в Массифу и сказал сынам Израилевым: так говорит Господь Бог Израилев: Я вывел Израиля из Египта и избавил вас от руки Египтян и от руки всех царств, угнетавших вас. А вы теперь отвергли Бога вашего, Который спасает вас от всех бедствий ваших и скорбей ваших, и сказали Ему:

“царя поставь над нами”. Итак, предстаньте теперь пред Господом по коленам вашим и по племенам вашим. И велел Самуил подходить всем коленам Израилевым, и указано колено Вениаминово» (1Цар. 10:17–20). Во вступлении снова говорится, что, выбирая царя, народ отвергает Господа. Однако народ все равно настаивает на том, что ему нужен царь и что люди готовы стать его рабами. Очевидно, какое здесь отношение к идее земного царства и конкретному человеку, который будет воплощать в себе это царство и являться каким-то символом. Непонятно, как можно после всех этих текстов говорить о богоизбранности земных династий и настаивать на особой святости царской власти.

Итак, царь был избран – Саул, после него Давид, затем Соломон. В тексте пророка Осии в 13-й главе Господь устами Осии говорит следующее: «Но Я – Господь Бог твой от земли Египетской, – и ты не должен знать другого бога, кроме Меня, и нет спасителя, кроме Меня. Я признал тебя в пустыне, в земле жаждущей. Имея пажити, они были сыты; а когда насыщались, то превозносилось сердце их, и потому они забывали Меня. И Я буду для них как лев, как скимен буду подстерегать при дороге. Буду нападать на них, как лишенная детей медведица, и раздирать вместилище сердца их, и поедать их там, как львица; полевые звери будут терзать их. Погубил ты себя, Израиль, ибо только во Мне опора твоя. Где царь твой теперь? Пусть он спасет тебя во всех городах твоих! Где судьи твои, о которых говорил ты: “дай нам царя и начальников”? И Я дал тебе царя во гневе Моем, и отнял в негодовании Моем» (Ос. 13:4–11). Бог ничего не забыл. Но здесь интересно не «злопамятство» Бога, а то, как происходит эволюция сознания. Человек, который пишет эти тексты, понимает, что происходит какое-то падение сознания: люди должны возвышаться и начинать верить в то, что Бог собирает все в себе, но происходит явный регресс – люди пытаются найти себе символ вовне, а не внутри, и очень страдают от того, что этого символа нет. Людям нужен царь, который будет фактически воплощать Бога здесь на земле, но Богу эта идея не очень нравится.

Другие пророки рассказывают о том, что все-таки будет настоящий царь, единственный и подлинный, и настанет то самое подлинное царство. Об этом будет написано у Даниила и в целом будет множество пророчеств. Именно этого царства и ждали евреи. После того, как пало иудейское царство и начался вавилонский плен, династия прервалась. Они страдали и ждали, когда же начнется династия после 70-летнего плена, когда придет тот самый Царь, который восстановит великое царство Давида и Соломона и приведет еврейский народ к победе. Соответственно, ожидали они конкретную фигуру, которая будет обладать божественным могуществом. Люди ожидали прихода земной реальности, которая выражается в конкретных внешних проявлениях. Но ничего этого не происходило.

Говоря про идею царства, важно вспомнить пророчество Исаии: «И произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его; и почиет на нем Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия; и страхом Господним исполнится, и будет судить не по взгляду очей Своих и не по слуху ушей Своих решать дела. Он будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине; и жезлом уст Своих поразит землю, и духом уст Своих убьет нечестивого. И будет препоясанием чресл Его правда, и препоясанием бедр Его – истина. Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи» (Ис. 11:1–8). Это то самое пророчество Исаии о приходе настоящего Царя и Царства Божия, в котором наступает мир и согласие. Все противоположности здесь соединены: волк с ягненком, барс с козленком, малое дитя со змеей – все совмещается в некоторое всеобщее единство. Противоположности сходятся и начинают жить в мире. По идее, это пророчество о периоде прихода мессии, но тогда почему оно еще не осуществилось? Медведицы как ели коров, так и едят. Дело в том, что это опять метафорическое изображение внутренних процессов. Главное в этом пророчестве – что сама идея царства связана с идеей объединения всего, и это возможно только в фигуре Бога. Все должно быть собрано в некоторое единство, где противоположности сходятся, и это происходит в фигуре Бога. Так что царство Бога – процесс соединения всего и вся.

Итак, в тексте Евангелия от Марка Иисус говорит о том, что срок настал и Царство Божие наступает. Посмотрим на эти слова, учитывая идею Царства как процесса внутреннего соединения противоположностей, примирения внутри себя всех противоречий. Царство – состояние, в котором можно помирить своего волка со своим ягненком, свою медведицу со своей коровой. И это оказывается возможным, и тогда наступает Царство Бога во всей своей полноте. Именно эту идею и воплощает в себе Иисус.

Царство Божие очень долго воспринималось как нечто внешнее и постороннее, имеющее внешний символ. И вот Иисус становится настоящим Царем, и начинается история про Тело Христа и про участие каждого человека в его личности. Мы и есть «род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел» (1Пет 2:9). Получается, что мы все – и есть этот Царь. Именно в той полноте во Христе, к которой мы приобщаемся, мы достигаем того самого, чего и достигает Иисус. В этом ключе слова Евангелия начинают звучать по-новому: это не идея о том, что Бог будет ходить между нами, потому что Царство Божие наконец наступает. Смысл наступления Царства в том, что мы доросли до осознания собственного царского достоинства. Открытие внутри себя своего подлинного царя – вот что является началом Царства Бога. Именно поэтому «Царство Божие внутри вас» (Лк. 17:21): это психическая реальность души.

Можно ли сказать, что это Царство не наступало никогда или наступило в конкретный момент? Оно всегда было. А вот осознание того, что оно теперь относится непосредственно к нам, происходит именно в эпоху Иисуса и связано с личностью Христа, который собирает в себе все вместе. Это фигура человека, который имеет в себе божественное достоинство и предлагает ощутить его всем. Именно в нас живет Бог, который предлагает свое Царство. Фигура внешнего царя, перед которым мы должны склонить свои головы как рабы, здесь ни при чем.

Самуил говорил о том, что все будут ему рабами. С приходом Христа все преобразуется – впервые звучит идея, что мы не рабы, а сыны, прямые наследники, цари. Бог с неба, куда его вытесняет человеческое сознание, не способное увидеть его на земле, спускается на землю. Он помещается в душу самого человека. Человеческая психика до этого дозревает и уже больше не вытесняет Бога на небеса или в сияющий солнечный шар. Человек осознает, что Бог всегда был здесь, и во всей своей полноте он раскрывается именно внутри человека.