Электронная библиотека » Антон Вильгоцкий » » онлайн чтение - страница 9

Текст книги "Кто такая Айн Рэнд?"


  • Текст добавлен: 27 марта 2015, 03:01


Автор книги: Антон Вильгоцкий


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 11
Повседневная жизнь

«Фрэнк был моим топливом… Он помогал мне чувствовать «смысл жизни», который я пыталась запечатлеть в «Источнике» – на протяжении многих лет, когда вокруг не было ничего, кроме серой массы людей и событий, которые не вызывали ничего, кроме презрения и отвращения», – писала Рэнд в своем дневнике. Голливуд, Нью-Йорк, Америка – все это, в конце концов, оказалось вовсе не тем раем на земле, о котором она мечтала, живя в России.

Муж скрашивал ее существование своей верностью и поддержкой. Рядом с ним она чувствовала себя защищенной. Фрэнк любил знакомиться с новыми людьми, ходить в кино и театр. Айн же потеряла свой интерес к фильмам и предпочитала сидеть дома. Так они и поступали. «У меня не было хобби, – рассказывала она в открытом письме к читателям в 1945 году. – У меня было очень мало друзей. Я не любила выходить из дома. Ничто, кроме писательства, не занимало меня как следует».

И кроме Фрэнка, конечно же. Он играл в ее жизни большую роль – но не совсем привычным образом. Все, кто знал их, не сомневались в том, что Айн страстно любит Фрэнка. Но она в очень малой степени обладала способностью к сопереживанию, которая в семейной жизни играет огромную роль. Порой казалось, что она не знает, кто он такой. Она отождествляла его со своими героями и всегда настаивала, что он разделяет все ее убеждения, желания и вкусы, а также ее склонность к моральному негодованию и презрению. Именно так она говорила в разговорах с друзьями, которые удивлялись, как такая властная женщина могла выйти замуж за бесхарактерного мужчину без амбиций. Его характер проявлялся только когда он видел, что с Айн плохо или несправедливо обращаются – или во время семейных споров. Но даже в таких спорах многое оставалось невысказанным.

Но все же, она хотела знать о нем все, и когда его отец скончался в декабре 1938 года в возрасте семидесяти четырех лет от последствий атеросклероза, Айн поехала вместе с Фрэнком на похороны. Она хотела увидеть город, в котором родился ее муж, и посмотреть на его родню, с большей частью которой ранее не была знакома. Несомненно, ей не понравилась римско-католическая похоронная церемония, и она чувствовала себя неловко во время легкой семейной беседы, ибо эта разновидность досуга совсем не была ей близка. Проживающие в Огайо О’Конноры, в свою очередь, не были ею впечатлены: со своим русским акцентом, пронизывающим взглядом, страстно желающая быть интеллектуалкой, но при этом скучающая и нервная, она показалась им слишком «серой и домашней» для Фрэнка. Рэнд опекала его как маленького ребенка – за обедом она наставляла мужа по поводу того, что ему можно есть, а от чего лучше воздержаться. Например, она предупреждала Фэнка, чтобы он не пил холодной воды и не ел мороженого. По ее мнению, он мог простудиться и слечь с полиомиелитом. Вирус полиомиелита, искалечивший Франклина Рузвельта в двадцатые годы, действительно держал Америку в страхе в течение тридцатых и сороковых. Однако это заболевание не могло развиться вследствие простуды. Тем не менее, Фрэнк не стал есть мороженое.

Родственники опасались, что эта экзотическая незнакомка навсегда умыкнет у них одного из любимых членов семейства. Этого не произошло: она очень любила Ника и Джо, поддерживала отношения с другими родственниками и стала хорошей подругой Мими. Впоследствии, однако, Рэнд действительно увеличила дистанцию между мужем и его семьей – даже если и ненамеренно. С течением времени ее собственническое чувство по отношению к нему возрастало.

В июле 1939 навестить О’Конноров заглянула троюродная сестра Рэнд, Ферн Браун, двадцатилетняя студентка колледжа, возвращавшаяся домой с летней работы в Пенсильвании. Браун не видела свою русскую родственницу тринадцать лет, с тех самых пор, как Рэнд покинула Чикаго и отправилась в Голливуд. На Ферн произвели глубокое впечатление достижения Рэнд, ее подкованность в вопросах литературы, ее прекрасная квартира и приветливый красивый муж. К пущему удивлению Браун, О’Коннор готовил на обед блюда русской кухни и подавал их на стол, будучи одетым в смокинг. «Мужчина, готовящий еду – в те времена о чем-то подобном я никогда не слышала», – вспоминала позднее Ферн. После обеда они отправились смотреть балет. Ферн в конце концов тоже решила заняться литературой и выпустила более двадцати книг.

В том же году в городском парке Нью-Йорка Flushing Meadows открылась Всемирная Выставка, собравшая гостей почти со всего света. Двадцать миллионов человек прибыли в Нью-Йорк, чтобы посетить павильоны «Мира будущего», где можно было увидеть ранние прототипы копировальной машины Xerox, реактивный самолет, первые телевизоры от RCA, синтезатор речи и многие другие свидетельства триумфа инженерного ума. Была там и архитектурная выставка, выдержанная в ближневосточном ключе – вполне возможно, что она помогла Рэнд добавить некоторые детали в описание выставки «Марш столетий» – масштабного проекта, который упоминается в романе «Источник», и в котором Говард Рорк отказывается участвовать, не желая работать в коллективе.

На лето к О’Коннорам вновь приехала Мими Папурт, которой, как и Ферн Браун, было к тому моменту двадцать лет. Она была преисполнена благоговейного восхищения по отношению к Айн, с которой впервые познакомилась, когда приезжала навестить своего дядю Ника четыре года назад. Мими стала свидетельницей множества взлетов и падений, приключившихся в жизни ее знаменитой родственницы тем долгим летом. Рэнд, не успевшая закончить роман к установленному издателем сроку, сумела договориться о дате нового дедлайна – но практически сразу же ей пришлось отложить работу над книгой ради предложения, которое показалось ей возможностью заработать: новой постановки созданного ею в 1936 театрального переложения романа «Мы – живые» (постановка получила название «Непокоренные». По рекомендации актрисы Евгении Леонтович для работы над спектаклем был приглашен известный режиссер Джордж Эббот. Репетиции начались в июне.

На этот раз Рэнд сохранила за собой контроль над сценарием, а также попросила – и получила ежемесячную стипендию в размере ста долларов на время, что продлятся репетиции. Айн предполагала, что если переработки и понадобятся, то небольшие, справиться с которыми можно будет довольно быстро. Она ошиблась. Эббот, как ранее Альберт Вудс, потребовал масштабного пересмотра произведения.

Позднее Рэнд говорила, что, поместив однажды сложный сюжет в форму романа, ее сознание бунтовало против того, чтобы перерабатывать его в другом жанре. В результате ее сценические адаптации (как и некоторые из ее сценариев) были чрезмерно литературными и холодными для сцены, обладая явно недостаточным уровнем мелодраматизма. Это и были те самые ошибки, которые хотел исправить Эббот. Вскоре он попросил ее начать работать совместно с другим наемным автором, уважаемым драматургом Сэмюэлом Берманом, и она согласилась. Ей нравились Берман и Эббот, но она была нетерпима по отношению к их драматическому стилю. Как и Вудс, они хотели, чтобы она смягчила жесткие символические черты своих персонажей и сделала Лео, Андрея и Киру похожими на «ребят по соседству». Этого она, конечно, сделать не могла. Рэнд старалась изо всех сил, чтобы сделать пьесу более коммерчески привлекательной – но нельзя сказать, чтобы дело двигалось гладко.

В процессе репетиций Айн Рэнд близко подружилась с примой спектакля, Евгенией Леонтович, которая сбежала из России за четыре года до нее. Они часто болтали по телефону на смеси русского и английского языков. Но однажды этой дружбе настал конец. У актрисы и так не слишком хорошо получалось найти ключи к образу Киры, но в конечном итоге ее муж, режиссер и продюсер Грегори Ратофф (настоящее имя – Григорий Васильевич Ратов) убедил Евгению, что исполнение главной роли в антикоммунистической постановке может повредить ее карьере в Голливуде – и Леонтович покинула проект. Рэнд была оскорблена и разгневана. На замену русской диве Эббот ввел американскую актрису Хелен Крейг. С Леонтович же Рэнд больше никогда не виделась и не разговаривала.

Еще одним заметным событием того лета была любовная интрижка Айн Рэнд с актером Дином Джаггером, получившим роль Андрея Таганова в спектакле «Непокоренные». Она была очарована его лысиной на макушке, а он был очень вежлив и угодлив с ней во время репетиций и собраний труппы. Как отмечают близкие знакомые, мужчин в общении с Рэнд всегда привлекали ее интеллект и эрудиция, но почти никогда – внешняя женственность. Джаггер был исключением. Мими, которая иногда посещала репетиции, вспоминала, что глаза Айн начинали светиться всякий раз, когда поблизости появлялся Джаггер. Однажды, набравшись храбрости, она сказала Рэнд: «Я думаю, ты была бы не прочь завести роман с ним, но боишься воспользоваться этой возможностью, поскольку не хочешь потерять Фрэнка». Айн улыбнулась и сказала: «Ты совершенно права, дорогая».

Фрэнк О’Коннор также был занят в спектакле – и он, скорее всего, был в курсе легкого флирта своей жены с Джаггером. Вероятно, ему было трудно с этим мириться, но с другой стороны, он мог чувствовать и облегчение, понимая, что у нее появилась хоть какая-то отдушина, несущая приятные эмоции. Дома ее боязнь остаться без денег, а также нарастающее недовольство, связанное с проблемами в работе над романом, приводили к перепадам настроения, депрессивности и раздражительности. Мими была свидетельницей яростных нападок Рэнд на О’Коннора, которые тот сносил без тени протеста. Он признавался племяннице, что гордится своей талантливой и смелой женой. Но Мими считала, что Фрэнк чувствует себя более уверенно в те моменты, когда Айн нет поблизости. Однажды он сказал ей, что хотел бы иметь детей, но «с Айн это не получится». Ранее в 30-х Рэнд забеременела, но предпочла сделать аборт. Стоит отметить, что в литературной вселенной Рэнд детям почти не уделяется внимания – за исключением восьмилетней Аси Дунаевой в романе «Мы – живые». В знак уважения к своей философской королеве и ее героям, некоторые последователи Рэнд также отказывались заводить детей.


Премьера спектакля «Непокоренные» состоялась 13 февраля 1940, на три недели позже, чем изначально было объявлено. На первом показе зал был битком набит знаменитостями из мира театра и кино, одетыми в смокинги, вечерние платья и меха. Но уже очень скоро стало ясно, что судьба этой постановки предрешена. Критики были безжалостны. Консервативная Herald Tribune, которая в свое время рукоплескала роману, назвала спектакль «одним из крупнейших провалов сезона», отмечая его крайнюю неуклюжесть, которая даже вводит публику в заблуждение относительно того, не является ли происходящее на сцене коммунистической пропагандой. New York Times сетовала, что постановка не слишком глубоко затрагивает проблему индивидуальных прав человека – а на этом поле, отмечал рецензент, «было бы, где развернуться». Легко себе представить бессильный гнев и уныние, охватившие Рэнд после такого унижения. Следующие два дня она, рыдая, пролежала в постели.

Спектакль был снят с репертуара всего через пять дней после премьеры. Рэнд не заработала на нем денег, на которые можно было бы прожить. Этот провал причинил дополнительный ущерб ее репутации литератора. А главная газета страны обвиняла ее в том, что она небрежно отнеслась к посланию, которое хотела донести, и в которое все сильнее верила с каждым днем: нужно защищать права личности от угроз со стороны большинства, толпы, коллектива, церкви и государства.

Восемнадцатого февраля, после того, как спектакль «Непокоренные» был показан в последний раз, Рэнд продолжила работу над «Источником». По неизвестным причинам она снова отложила рукопись в мае, за месяц до наступления второго – и на этот раз последнего дедлайна, определенного ей издательством. Вероятно, от неудач у нее просто на какое-то время опустились руки. Однажды вечером она «почувствовала столь глубокое негодование по поводу сложившегося положения вещей, что показалось, будто я никогда не смогу снова вернуть себе энергию, нужную для того, чтобы сделать шаг навстречу тому положению дел, которым оно должно быть». Следом в ее дневнике написано: «Фрэнк говорил со мной несколько часов подряд в ту ночь. Он убедил меня, что нельзя сдаваться, оставляя мир тем, кого я презираю. Той ночью я сказала Фрэнку, что посвящу «Источник» ему – потому что он спас эту книгу».

Известно, что в 1938 году Рэнд написала письмо Александру Керенскому – скандально известному бывшему российскому премьер-министру, проживавшему в изгнании, то в Париже, то в Нью-Йорке. Позднее она всей душой возненавидит его за публичную поддержку Сталина, выказанную им во время нацистского вторжения в СССР. А тогда она отправила Керенскому экземпляр романа «Мы – живые», выражая надежду, что он найдет эту книгу достойным изображением его родины в переломный момент. Теперь, в середине 1940, она решила предпринять прямые политические действия, чтобы предотвратить подобную катастрофу в решающий момент истории приютившей ее страны. В июле 1940 Франклин Делано Рузвельт выиграл номинацию Демократической партии на беспрецедентный третий срок, нарушив не прерывавшуюся ранее традицию, согласно которой американские президенты должны работать на своем посту не более двух сроков подряд. Несколько недель спустя республиканцы выдвинули ему в противовес кандидатуру Уэнделла Уилки, и Рэнд всецело поддержала его, сделавшись добровольным агитатором республиканской партии.

Консерваторы в конце 30-х годов видели в Рузвельте безумца, предателя своего класса и подстрекателя к войне, втягивающего страну во Вторую мировую. Приписывали ему и еще более скверные качества. Вряд ли возможно адекватно передать, насколько сильно его ненавидели. Многие из правых голосовали за него в 1932, когда он показался им консервативным в своей финансовой политике и дружественным по отношению к бизнесу. Тогда Рузвельт объявил о необходимости принятия чрезвычайных мер, направленных на то, чтобы вытащить нацию из кризиса Великой депрессии. Он предложил ввести новые широкие президентские полномочия, превратив экономику из минимально регулируемой системы в регулируемую на государственном уровне – что его противники восприняли как попытку ввести в Америке социализм европейского образца. Рузвельт выполнил свое обещание по отмене сухого закона, но – к ярости некоторых бизнесменов и политиков правого крыла и облегчению множества безработных и рабочих людей – он также ввел минимальную почасовую оплату труда, гарантировал профосоюзам право на ведение коллективных переговоров, создал службу социального обеспечения, ввел пособие по безработице и подписал еще 550 различных указов, регулирующих различные направления экономической деятельности (все это Рэнд впоследствии спародировала в романе «Атлант расправил плечи»). Наибольшие опасения, с точки зрения Айн Рэнд, внушал тот факт, что Рузвельт запретил частную собственность на золото и монополизировал право владеть драгоценным металлом в руках американского правительства. Точно так же – чтобы увеличить вес государственной валюты – поступили большевики в годы ее юности, а также нацисты, пришедшие к власти в Германии. Рэнд полагала, что одной из целей подобных действий является перераспределение собственности – от богатых к бедным. С ее точки зрения, становление социально ориентированного государства с управляемой экономикой здорово отдавало фашизмом.

Глава 12
Политические игры

По мере того, как Рэнд планировала и прорабатывала «Источник», ее неприязнь по отношению к Рузвельту продолжала расти. Для большинства американцев Рузвельт был героем, патриархальной фигурой – он прогнал их страхи и сгладил наиболее острые углы экономического кризиса. Он, бесспорно, являлся самым популярным политиком десятилетия – если не всего века. Но ряд политических обозревателей все больше склонялся к тому, чтобы оценивать его деятельность, скорее, в негативном ключе. Критика звучала с разных сторон. Приверженцам традиционной доктрины невмешательства в финансовую жизнь страны Рузвельт казался безрассудным в своих неуклюжих попытках выправить экономику силой государственной власти. Для своих оппонентов он был настоящим диктатором, опрометчиво поправшим Конституцию, отдав в ведение правительства такие направления человеческой деятельности, как бизнес, право и сельское хозяйство. Как и некоторые президенты, управлявшие Соединенными Штатами до него, Рузвельт породил целую индустрию критики в свой адрес.

Айн увлеченно следила за творчеством этих критиков. Ее любимчиком оставался Менкен, работы которого изначально заинтересовали Рэнд по причине их общего интереса к философии Ницше. Теперь она стала регулярно читать основанный Менкеном журнал American Mercury, впитывая его растущее подозрение по отношению к Рузвельту. Также ей были близки идеи Альберта Джея Нока, журнального редактора и эссеиста, написавшего книгу «Наш враг государство». Нок и Менкен входили в число первых людей, называвших себя «либертарианцами» – это определение было введено, чтобы подчеркнуть свою верность идеалам индивидуализма, после того, как Рузвельт прибрал к рукам термин «либерал». Либертарианцы были немногочисленны, но некоторые из них занимали выдающееся положение в обществе. Широкий резонанс вызывали критические выпады в адрес Рузвельта, сделанные Изабель Патерсон, колумнисткой еженедельного книжного обозрения New York Herald Tribune. Ее публикации Рэнд тоже регулярно читала.

В 1937 к растущему хору противников политики Рузвельта зазвучал и ее собственный голос. Рэнд отправила в редакцию New York Herald Tribune гневное письмо, ставшее ответом на предложение Рузвельта ввести в состав Верховного суда несколько дополнительных судей. «Ни одна тирания в истории никогда не устанавливалась в течение одной ночи», – предупреждала она. Рэнд напоминала о недавних примерах из истории России и Германии, после чего задавала вопрос: «Если мистер Рузвельт уполномочен принимать собственные законы и имеет своих людей на нужных местах – что в силах помешать ему принимать такие законы, какие заблагорассудится?». Решением, которое она предлагала, был активизм. «Должен быть создан комитет, который позволил бы направлять и централизовать активность всех тех, кто хочет присоединиться к протесту», – заявляла она. Ее письмо призывало читателей незамедлительно писать в Конгресс, если они не хотят потерять свои жизни и имущество. Заканчивалось оно отсылкой к ее любимому роману Синклера Льюиса: «Вы полагаете, «у нас это невозможно»? Что ж, это уже происходит!». Это письмо не было опубликовано, но более известные обозреватели разделяли его основные настроения. Законопроект Рузвельта, о котором шла речь в письме Рэнд, был впоследствии в пух и прах разгромлен Конгрессом, что придало смелости оппозиции президента. Влиятельный колумнист Уолтер Липпман стал еще одним критиком Рузвельта, отпуская колкости в его адрес в своих колонках в национальной прессе. В 1938 техасский конгрессмен Мартин Дайс начал расследование, целью которого было выявить проникших в американское правительство коммунистов. По итогам его был выпущен список, включавший имена более чем пятисот сотрудников правительства, которые также принадлежали к коммунистическим группировкам. Целью этого хода было провести границу между коммунистами, социалистами и либералами, приверженными Новому курсу.

Тем не менее, представлялось почти невозможным создать какую-либо по-настоящему эффективную оппозицию популярному президенту. Будучи сам богатым человеком, Рузвельт поднаторел в искусстве выставлять своих оппонентов марионетками капитала. Зачастую ему даже не приходилось пускать в ход риторику – например, одна из антирузвельтовских группировок, так называемая Лига Свободы, на самом деле спонсировалась влиятельными бизнесменами, желающими получить контроль над правительством. Более того, некоторые ее участники открыто восхищались Муссолини и не возражали против установления диктатуры также и в США. Сопутствовавшая организации скандальная слава привела к тому, что Лига Свободы прекратила свое существование спустя всего шесть лет после того, как была создана, а именно – в 1940 году.

В том же году Рэнд попала под влияние Уэнделла Уилки. Он был выдвинут кандидатом в президенты от республиканской партии, получив горячую поддержку на национальном партийном съезде. Ранее он получил широкую известность в качестве председателя компании C&S (Commonwealth and Southern). Эта энергетическая компания выступала против предложенного Рузвельтом плана по охране и разработке ресурсов долины реки Теннеси и ее притоков. План предполагал масштабную электрификацию погруженных во мрак городов Теннеси, северной Алабамы и Миссисипи – областей, обделенных благами цивилизации. Решение, предложенное Рузвельтом, заключалось в создании находящихся в государственном ведении энергетических компаний, которые занялись бы поставками доступного электричества, чтобы у граждан, которые не были охвачены индустрией частных электрических сетей, тоже появилась возможность хранить свои запасы продуктов в холодильниках и слушать радио. В порядке выполнения этого плана предполагалось обязать частные компании продать свои активы вновь образованным государственным. Это было прямое вторжение правительства в дела частных собственников, что заставляло кровь Айн Рэнд кипеть от гнева.

Как председатель – и бывший корпоративный юрист C&S, одной из крупных компаний, попавших под прицел реформы Рузвельта, Уилки выступал против правительственного плана. В конечном итоге его попытки оказались безуспешными – и после того, как законопроект Рузвельта был одобрен, созданное для его реализации Управление ресурсами бассейна реки Теннеси принялось скупать частные холдинги и снижать цены на электроэнергию для домовладельцев. Уилки прославился в качестве непримиримого противника политики Рузвельта, и это не могло не привлечь внимание Рэнд.

Летом 1940 Уилки сумел на некоторое время набрать достаточную популярность в республиканских кругах, чтобы его выдвинули кандидатом на президентский пост. Его сильнее всего поддерживали космополитичные республиканцы Восточного побережья, ценившие деловой опыт Уилки и его прогрессивную открытость для участия в делах мирового масштаба. Сплотившись вокруг Уилки, они предпочли закрыть глаза на тот факт, что еще год назад человек, которому они доверяют право изъявлять их волю на государственном уровне, являлся зарегистрированным демократом. Но старую гвардию республиканской партии, ее изоляционистское крыло, это возмущало. Эти люди видели в Уилки инструмент восточных финансовых интересов, который втянет Америку в европейскую войну. Республиканцы лишь ненадолго сплотились вокруг него, будучи одержимы идеей поскорее победить Рузвельта.

Однако, пускай в некоторых вопросах он и проявлял настоящую гениальность, все же, не шел ни в какое сравнение с таким матерым волком как Рузвельт, поскольку был безнадежно неопытен в масштабах большой политики. Ему недоставало того «инстинкта убийцы», который был необходим, чтобы столкнуть с пьедестала идущего на третий срок действующего президента. По-настоящему обеспокоенный событиями в Европе, он не стал выступать против ленд-лиза и таким образом лишился единственного пункта, в котором мог бы вступить в конфронтацию с Рузвельтом и показать, что он действительно «против». Покуда Уилки лихорадочно искал другую точку опоры, Рузвельт размазал его по доске, привычно выставив в глазах общественности служителем интересов большого бизнеса и кланов богачей.

Этого, впрочем, было недостаточно, чтобы Рэнд разочаровалась в своем кандидате. Напротив, возымело обратный эффект. Она и Фрэнк подписали соглашение с нью-йоркским подразделением «Уилки-клуба», сети волонтерских организаций, имевшей жизненно важное значение для предвыборной кампании. Это был рискованный шаг. Ни она, ни Фрэнк уже в течение нескольких лет не имели постоянной работы, а их сбережения были почти исчерпаны. Но таков уж был характер Айн Рэнд – эта дама никогда не останавливалась на полпути. Политика все сильнее увлекала ее на протяжении ряда лет – и теперь у нее появился шанс воплотить свои принципы в жизнь, действуя от имени политика, которого она поддерживала. В России такого шанса у нее никогда бы не было. Отложив в сторону свой недописанный роман, Айн энергично взялась за дело.

Нью-йоркский «Уилки-Клуб» был словно специально создан для молодой писательницы, симпатизирующей республиканцам. Подруга Уилки, редактор New York Herald Tribune Ирита Ван Дорен оказала сильное влияние на нью-йоркский этап кампании, в котором принимали участие многие писатели, редакторы и прочие представители литературной тусовки. То были люди, подобные Рэнд: увлеченные, красноречивые, готовые часами говорить на политические темы. Но не богемные радикалы, помешанные на революционных идеях – а успешные персонажи, неотличимые с виду от городской бизнес-элиты. «Никогда за всю свою жизнь я не встречала столько интересных людей в течение всего нескольких месяцев, сколько встретила во время предвыборной кампании Уилки в 1940», – вспоминала Рэнд о тех временах.

Свою волонтерскую деятельность Рэнд начала в качестве машинистки и клерка. Она быстро продвигалась по служебной лестнице и через несколько недель уже возглавляла работу по созданию нового «отдела интеллектуальных боеприпасов». Она учила других волонтеров прочесывать газеты в поисках злободневных высказываний Рузвельта или его напарника Генри Уоллеса. Эти цитаты потом использовались в выступлениях ораторов в других «Уилки-клубах».

Порой Рэнд вступала в жесткую полемику со своим политическим руководством. Ее основным мотивом была дискредитация персоны Рузвельта, стремление подчеркнуть его негативные качества, обличить его коллективистскую идеологию и его неприязнь по отношению к бизнесу. Распорядители предвыборной кампании предпочитали, однако, сосредоточиться на рекламе фигуры Уэнделла Уилки и подчеркивании его положительных сторон. Столь мягкая тактика приводила Рэнд в отвращение. Когда она не занималась поисками проступков Рузвельта, то ходила в кинотеатры, где показывали рекламные ролики Уилки – и оставалась после показа, чтобы записать вопросы, возникающие у публики. Такие собрания она любила едва ли не больше всего, поскольку они давали ей возможность поделиться своими взглядами и подискутировать с незнакомыми людьми. «Я была блистательным пропагандистом», – вспоминала она.

Большинство вопросов, которые ей задавали, тем или иным образом затрагивали тему войны в Европе. Каждый избиратель желал знать, собирается ли кандидат вовлечь Соединенные Штаты в этот конфликт. Подавляющую часть американцев отталкивала пугающая перспектива отправлять своих детей на убой за море – даже несмотря на то, что ситуация в Европе очень быстро ухудшалась. В Еермании, Италии и Испании установились фашистские режимы, а Великобритания оставалась одиноким форпостом либеральной демократии. Британский премьер-министр, Уинстон Черчилль, умолял Рузвельта помочь деньгами и материалами. Но руки американского президента были связаны актом о нейтралитете – хотя он все больше склонялся к мысли, что Штаты, все же, должны сыграть определенную роль в европейском военном конфликте. Однако, имелось и множество сдерживающих факторов, мешавших любому участию. Ни один из кандидатов не желал рисковать, отпугивая от своей партии ни изоляционистов, ни не менее влиятельных интернационалистов. Оба выбрали осторожный путь, понемногу подыгрывая то тем, то другим.


Был ли Рузвельт на самом деле настолько плотно связан с коммунистами, как предполагала Рэнд, и была ли его политика Нового курса настолько близка к идеям советского социализма – вопрос спорный. Весьма вероятно, что как раз старания Рузвельта помогли уберечь страну от восстания по российскому образцу – он сумел обеспечить народным массам достаточный уровень комфорта, чтобы критическая масса недовольных просто не успела накопиться. Рэнд никогда об этом не задумывалась. В кругах, где она вращалась, ненависть к Рузвельту была столь высока, что наиболее оголтелые его критики наделяли президента всеми мыслимыми и немыслимыми пороками – от симпатий к сталинизму до сифилиса (распространялись сплетни, что его заразила первая леди, которая, в свою очередь, подхватила венерическое заболевание от какого-то чернокожего).

Когда он баллотировался на третий срок, приверженцы свободной конкуренции и политики минимального государственного вмешательства в экономику считали, что наблюдают установление тоталитаризма. Если он победит, были уверены они, то следующих свободных выборов может уже и не быть, поскольку в Америке будет установлена диктатура. На тот момент подобное предположение вовсе не казалось чем-то фантастическим, учитывая тот факт, что Гитлер и Муссолини тоже пришли к власти на волне популярных общественно-политических движений – и уже показали Европе, почем фунт лиха. К лету 1940 нацистская Германия уже вторглась во Францию, Польшу, Норвегию, Бельгию и Нидерланды. Другая тоталитарная держава – СССР – взяла под свой контроль Латвию, Литву, Эстонию и часть Финляндии. Следующей целью гитлеровцев была Англия, которую уже бомбили самолеты Люфтваффе.

Но, несмотря на все те ужасы, с которыми сталкивалась страдающая под гнетом диктаторов Европа, Рэнд и другие представители правого крыла выступали против вступления Соединенных Штатов в европейский конфликт. Они предпочитали вариант, при котором Гитлер беспрепятственно вторгся бы в Россию и схлестнулся в противоборстве со Сталиным, оставив Америке наблюдать, кто из двух диктаторов уцелеет в этой борьбе.

Уэнделл Уилки не возражал против участия Америки в войне. Но был популярным выразителем интересов бизнеса в борьбе с Новым курсом. Надежду на успех он черпал в антирузвельтовских кругах – а те, в свою очередь, восхищались его зажигательными речами о правах собственников и важности индустриальной свободы для дальнейшего процветания страны. Против пугающего заверению Рузвельта о том, что «зависимость от свободных действий отдельно взятых личностей» является пережитком прошлого, он возражал, утверждая, что «только сильные могут быть свободными – и только продуктивные могут быть сильными». Под этим высказыванием Рэнд была готова подписаться обеими руками. Она, похоже, не замечала его часто повторявшихся призывов «соблюдать баланс между правами личности и потребностями общества».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации