Текст книги "Вечные знаки"

Понять эти обычаи можно, если вспомнить мифологию мезоамериканцев и их представления о «девственной воде». Майя представляли себе созвездие Малой Медведицы в виде перевёрнутого сосуда, из которого льётся вода, а для них северное направление было местом первопредков. Для обрядов, весьма похожих на христианское крещение, они собирали «девственную воду» в пещерах и углублениях камней; для них это означало приобщение к первопредкам. Поедание праха покойного членами его рода также символизировало соединение его как с предками, так и с потомками, обеспечивая возрождение среди людей племени. «Девственную поду» символизировали также и колодцы, в том числе знаменитый колодец в Чичен-Ице. Вспомним, что и у майя, и у славян существовал обычай человеческих жертвоприношений в колодцы, куда бросали по преимуществу молодых девушек[55]55
  А также, например, у тавров – древних (до эллинов) племён Крыма. – Прим. сост.


[Закрыть]. К тому же, здесь необходимо упомянуть о всеобщей индоевропейской мифологеме «небесной бадьи», опрокидываемой на землю для подачи земных благ.

Существует ещё одна поразительная параллель. В праславянском этносе нынешнему положению тогда неразделённых между собой зодиакальных знаков Стрельца и Скорпиона соответствует созвездие Вепря. У майя нынешнему зодиакальному созвездию Стрельца также соответствует Кабан их 30-знакового Зодиака. Напомним, что куда более географически близкий славянам китайский Зодиак располагает созвездие Кабана в совершенно другой части неба. А праславяне помещали на западе (гипотетическом направлении на общую с майя северную прародину) мировой закон Риту и Зодиак.

Стоит вспомнить в связи с этим находки в лесостепной зоне интенсивного славянского земледелия ритуальных сосудов – календарей, относящихся ко времени «трояновых веков» (II–III вв.). Эти части представляют собой известный по погребениям сильно увеличенный вариант Черняховских трёхручных мисок. Б.А.Рыбаков связывает число ручек, неудобное в быту, но имеющее для славян большое ритуальное значение, с обрядами добывания «живого огня» (получаемого трением), которые совершались три раза в году. В конце декабря в связи с зимним солнцестоянием огонь горел до 6 января, зимних святок. На народных календарях знаком Солнца обозначался январь, месяц «разгорания солнца». Второй «живой огонь» зажигался в связи с днём весеннего равноденствия в конце марта, последний же раз – в день Ивана Купалы, в связи с летним солнцестоянием; 12 же разделённых вертикальными чертами отсеков по периметру чаши связывают с изображением 12 славянских месяцев. Во время празднования Нового года произносились заклинания на весь будущий год и одновременно проводились гадания о будущем. При этом 12 старцев руководят ритуалом, используются 12 снопов, по которым гадают о будущем урожае, вода из 12 колодцев берётся для подблюдных гаданий, священный огонь «бадняк» горит 12 дней (шесть дней уходящего года и шесть дней в начале нового). Для январских заклинаний и гаданий, связанных с подобными песнями, требовались специальные сосуды для священной воды, в которую опускали золотое кольцо. В трудах В.И.Чичерова показан аграрно-магический характер этих гаданий (одной из главных подблюдных песен была «слава хлебу»). Заметим, что известны случаи нахождения ритуальных гадательных чаш (чар) в погребальных курганах. Может быть, у славян само слово «чародействовать» пошло именно от названия ритуальных сосудов.

Суммируя сказанное, можно сказать, что символ родового, ритуального горшка, связанного с водой и пищей, был заимствован праславянами, наряду с другими индоевропейцами, со стороны их северной прародины, так же, как и обычай захоронения в урнах.

А.Голан, перечисляя наиболее универсальные архетипические мифологемы, присущие человечеству с древнейших времён, выделяет Мировое дерево (древо) как одну из самых ключевых структур для понимания основ мировоззрения древних. Мифологическое Мировое дерево известно в нескольких видах:

а) Космогоническое древо (например, ясень, иггдрасиль), соединяющее верхний, средний и нижний миры, обители богов, людей и духов.

б) Древо жизни, вечнозелёный источник плодов, дающих бессмертие или вечную молодость (яблоня в саду Гесперид в греческой мифологии).

в) Древо познания, иногда – «древо зла» или «проклятое древо», источающее яд. В разных типах мифологем эти функции могут соединяться в одном объекте или противопоставляться друг другу в нескольких видах.

У древних славян образ Мирового древа носит чрезвычайно архаичные черты. Во-первых, как космогонический элемент, древо делит пространство на три уровня: верхний, вредний и нижний миры, каждому из которых присущи определённые существа. С кроной у славян связаны всевозможные птицы (также, как у всех индоевропейцев и мезоамериканцев): сокол, соловей, птицеподобные существа (Дивы). С верхними ветвями связаны Солнце и Луна, что чрезвычайно важно, так как число ветвей обычно носит выраженный календарный характер. У славян их чаще всего 12. Со средним уровнем – пчёлы (вспомним Одина, вкусившего «мёд поэзии» на Мировом древе). С нижним уровнем связаны змея-скормея, бобёр и другие хтонические и земноводные существа.

В качестве Мирового древа в славянском фольклоре могут выступать берёза (чаще всего), райское древо, растущее в «вирии», или «урае», славянском аналоге райского сада, где обитают души умерших, ассоциированные у славян с птицами, яблоня (молодильные яблоки), дуб, сосна, рябина, явор.

Дубовые столбы, имеющий ассоциацию с Мировым древом, по которому душа взбирается наверх (чрезвычайно архаичный миф, встречающийся и в Африке, и в Мезоамерике, и в Океании), были тесно связаны с культом Перуна, по происхождению – общего для индоевропейцев бога грозы, молнии. Неудивительно поэтому, «Солнце атлантидов» (кочующее Солнце с ножками) – знак, который находят во всех архаичных культурах атлантического происхождения. Исходя вначале от одного атлантического центра, этот знак Солнца распространялся по континентам точно так же, как «цепи» скелетов, окрашенных в красное, профили с орлиными носами, двойные урны, менгиры и пирамидальные сооружения что колесо с шестью спицами (рис. 2а), считавшееся на Руси «громовым» знаком, помещалось на вершине славянских изображений Мирового древа. Этот знак, по мнению М.Омэ, а также других авторов, причисляется к «гиперборейским» или «атлантическим» символам, характерным для «северной прародины». Распространение этого знака в форме «путешествующего Солнца» приведено на рис. 2б.

Рис. 2 а

Рис. 2 б. «Цепь» странствий «сыновей Солнца».

Столь же универсальный и древнейший характер имеют и представления о мёртвой и живой воде, связанные с Мировым древом. В славянском фольклоре они фигурируют либо как два источника у корней, либо как два сосуда, висящие на ветвях дерева, растущего с палеолитических времён. Например, в Древнем Египте на местном древе жизни – сикоморе – обитало женское божество, располагающее драгоценной «влагой глубин», способной исцелять любые болезни.

Таким образом, праславянская мифология является насыщенной образами как универсального мирового характера, так и специфически ориентированными на «северный» и «южный» ареалы древнейших источников культурного влияния.

Литература

1. Голан А. Миф и символ. М.:Руссолит, 1993.

2. Дракон и зодиак / Сб. ст. Под. ред. Э.Н.Каурова. М.: Астрономическое о-во, 1997.

3. Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2-х т. М.:Сов. энциклопедия, 1991.

4. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1988.

5. Шилов Ю. Прародина ариев. Киев: Синто, 1995.

Зооморфные духи-помощники и волшебные существа в сибирском шаманизме и славянском язычестве[56]56
  «Россия и гнозис» / Сб. материалов V науч. конф., М., 1999. М.: Рудомино, 2000. С.24. – Прим. сост.


[Закрыть]

Шаманизм как религиозно-мистическая система, известная во всех уголках земли, в наиболее чистом виде ориентирована на непосредственное общение с обитателями ноуменального мира, представляемыми в виде духов, как зооморфных, так и антропоморфных. Справедливости ради стоит сказать, что последняя разновидность также является источником вдохновения и для современного спиритизма, поэтому рассмотрим наиболее специфическую именно для шаманизма категорию мифологических существ – зооморфных духов-помощников.

Само слово «шаман» происходит от тунгусского названия человека, способного впадать в исступлённое состояние и совершать в нём внетелесные путешествия в мир духов для тех или иных надобностей.

С.А.Токарев [1] справедливо замечает, что, несмотря на повсеместную распространённость, именно у народов Сибири и Севера, находящихся на различной стадии развития, шаманизм приобрёл господствующее положение над всеми другими типами верований. И хотя многие авторы считают его сравнительно поздней или специфической для данного региона стадией мифологического мышления, это в явном виде противоречит имеющимся фактам как всемирного распространения, так и скрытого, символического присутствия шаманизма в других культовых практиках. Автор склонен придерживаться точки зрения эволюционистов (Дж. Леббок, В. Михайловский), полагающих, что шаманизм является закономерной и одной из самых ранних стадий развития вообще любой религии. С этой точки зрения следует ожидать, что и славянская языческая традиция может иметь шаманское прошлое, восходящее к палеолиту, мезолиту и неолиту и, вероятно, имеющее параллели с верованиями, сохранившимися и в современном сибирском шаманизме.

Для удобства рассмотрения вопроса попробуем использовать систему вертикального трёхчленного деления мира, известную у языческих славян и народов Сибири и исключительно сходную у них по смыслу. В обоих случаях система содержит зооморфные образы, ассоциированные с верхним миром (небом), средним миром (землёй или человеческой сферой) и нижним миром (преисподней). Все эти области населены антропоморфными и зооморфными мифологическими персонажами, и всегда существует градация между ними, несмотря на то, что каждая из вышеперечисленных зон может содержать более одного уровня или слоя.

Из зооморфных образов палеолита наибольшее значение в данном случае имеют мифологемы, связанные с оленем (конём, лосем), быком (туром, яром), собакой или волком, медведем или вепрем, а также слоном (мамонтом). Именно изображение последних на стенах грота в так называемой «Каменной могиле» на побережье Азовского моря подзволяет отнести этот памятник к палеолиту.

Чрезвычайно интересным представляется в связи с этим исследование В.А.Чудинова, в котором он интерпретирует надписи, сопровождающие сакральные изображения, как свидетельства дохристианской славянской письменности [2]. Самое любопытное, что русский перевод этих надписей даёт вполне внятный текст, подтверждающий известные из других источников сведения. В частности, обратим внимание на одно из изображений оленя (марала, северного промыслового оленя), найденное в гроте из пещерного комплекса, называемого пещерой Колдуна (рис. 1). В сопровождающем рисунок тексте упоминаются две славянские богини-рожаницы Лада и Леля, культ которых у древних славян отмечается и Б.А.Рыбаковым [3]; он, кстати, относит их происхождение к мезолитической древности. Тогда они ассоциировались с небесными лосихами, но В.А.Чудинов справедливо полагает, что в палеолите они, скорее всего, были связаны именно с оленьим культом (о чём упоминает и Б.А.Рыбаков).

Рис. 1. Общий вид изображения с оленем

А.Голан, реконструировавший наиболее архаичные пласты палеолитического оленьего культа [4], отмечает поистине всемирную распространённость и универсальность мифологемы «оленя-золотые рога» или «дикой охоты». Согласно этой трактовке суть мифа и связанных с ним ритуалов состоит в следующем: 1) олень (лось или конь) несёт на себе Солнце, 2) за космическим оленем гонится хищник (медведь, волк, лев) или охотник, который настигает и убивает оленя. Заметим, в дальнейшем олень часто воскресает. Здесь важно то, что он (лось или конь) связан с небом, Солнцем и является посредником между мирами. А.Голан отмечает сакрализацию в этом мифе восхода и захода Солнца (цвет заката ассоциировался с кровью убитого оленя, а сам он был символом восхода).

В современном шаманизме эта ритуально-мистическая трактовка сохранилась с поразительной точностью. Поскольку шаманизм немыслим без использования бубна, необходимо рассмотреть сакральный смысл использования этого культового предмета.

У алтайцев настоящим шаманом мог считаться только тот человек, который сносился с духами и производил моления с помощью бубна. Необыкновенное сходство шаманских бубнов у народов Сибири и североамериканских индейцев позволяет предположить, что его возникновение по меньшей вере уходит корнями в эпоху 20 тысяч лет назад, когда происходила северная миграция народов по суше в Америку. В.Н.Василов [5] отмечает, что чем архаичнее форма шаманства, тем большее место в нём занимают образы животных. Эту закономерность подтверждают и исследования шаманских бубнов. Древнейшая символика отражает понимание бубна как животного. Ещё в 1930 году Г.Н.Прокофьевым впервые был описан обряд «оживления бубна» у селькупов Туруханского края. Смысл действа состоит в ритуальном оживлении оленя «живой» и «мёртвой водой», кожей которого обтянут шаманский бубен. Бубен-олень был главным помощником шамана. Сидя на нём верхом, шаман совершал свои путешествия в отдалённые земли, в иные миры. Заметим, что оленем чаще всего бывает именно марал. Изображения оленей наносятся на бубен (рис. 2).

Животное, шкурой которого был обтянут бубен, шаман называет таг-буром (таг – гора, бур — дикое рогатое животное), и он считается главным духом-покровителем.

У алтайцев-телеутов душа шамана, она же животное, отождествлённое с бубном, называлась тын-бура (тын — жизнь, жизненная сила, душа). При камлании тын-бура приходил и вселялся в шамана, а по окончании обряда удалялся. Таким образом, в оживлённом бубне можно узнать душу – двойника наподобие матери-зверя якутов.

Рис. 2

В бубне воплощается внешняя душа шамана, имеющая облик животного. И это не просто душа, а сверхъестественное существо, олицетворение шаманской силы и жизни.

Отметим тут весьма архаичную связь оленьего культа с культом матери-зверя. Дело в том, что славянские рожаницы Лада и Леля являются характерным примером персонификации палеолитического мифа о богине неба и её дочери – Солнце. Заметим, что они также дают жизнь, «рожают». То, что они выступали оленями или лосихами, напоминает нам о не менее ранних охотничьих представлениях о оборотничестве, ритуальном или тотемном превращении в сакрализованное животное-покровителя. Любопытно вспомнить, что для палеолитической скульптуры были характерны полиэйконические, многообразные изображения, камни-перевёртыши, где на одном и том же предмете с разных сторон можно было увидеть человека, животное, мифическое существо и т. п., до семи-восьми образов. Такой приём, встречающийся у древних обитателей стоянок эпохи Костенковского поселения, найден и в эскимосских могильниках начала нашей эры, а до наших дней его используют при изображении тотемов американские индейцы. Можно предположить, что подобные культовые изображения являются прототипами более поздних объектов с множественными ликами.

Также, вероятно, функциональное сходство коня, оленя и лося в период палеолита породило и их взаимозаменяемость в мифологических системах: все эти животные имели изначально промысловое значение, затем конь и олень были приручены и использовались в ездовых целях (как помощники). Мистическая связь оленя-коня с небом и местообитанием душ породила и их ритуальное использование в качестве душ-проводников, которых хоронили вместе с умершими. Этот обычай, хорошо известный, в частности, у славянских народов, восходит к глубокой древности, причём вместе с покойным могли быть положены как сами животные или их части, так и ритуальные изображения. Например, на груди подростка из захоронения в Сунгири была помещена костяная пластина, изображающая коня (точнее – тарпана, дикую лошадь, основной объект охоты).

Другим, и не менее важным персонажем палеолитического мифа, был медведь. Б.А.Рыбаков упоминает в связи с медведем два образа: Волоса, или Велеса, которого считает также весьма архаичным божеством, возникшим ещё в первой славянской триаде: Лада, Леля, Велес. И, кроме того, известную у славян индоевропейскую традицию «медвежьих» празднеств: комоедицу в Белоруссии, проводившуюся 24 марта, в период пробуждения медведей от спячки, когда устраивались специальные пляски в вывернутой мехом вверх одежде. Б.А.Рыбаков относит святилище, найденное на Благовещенской горе к культу богини Лады, аналогичному античному культу богини Лето, матери Артемиды, а последняя тесно связана с медведем (жрецы одевались в медвежьи шкуры) и ассоциировалась с созвездием Большой Медведицы. Следует заметить, что ещё раньше им же отмечено преобладание в «зверином стиле» у лесостепных сколотов, предков славян, образа лесного лося, древнего символа главного созвездия Лось, которое затем превратилось в Большую Медведицу. В.А.Чудинов также отмечает глубокую палеолитическую древность бога Велеса, причём в самых ранних текстах он именуется «сыном Лося» и представляется не медведем, а кабаном, который тоже является частью древнего космогонического мифа.

Ю.А.Шилов [6] описывает сцену, изображённую на кромлехах основы Великоалександровского кургана в одноимённом райцентре Херсонской области следующим образом: «слоноподобный бык-Телец (рис. 3 а), шествующий за парой собак-Псов, изгоняющих вепря-Скорпиона (рис. 3 б)». Отметим, что среди многочисленных изображений быков в «Кроте быка» Каменной могилы было найдено и очень древнее изображение мамонта (слона), встречаются и мифологические превращения этих образов друг в друга (мир стоит на слонах или на быке, например). Как промысловое, а затем и домашнее животное бык часто заменяет оленя в мифологемах, иногда даже изображаются фантастические существа олени-быки, сочетающие в себе этих животных. Для славянских мифов характерно сочетание солнечного быка (яр-тура) и вепря. Как сакральный символ турьи рога (рога изобилия) в языческих изображениях славян встречаются невероятно часто.

Рис. 3

Отметим, что если олени и их аналоги связаны с небом и верхним миром, то медведь, вепрь и собака (волк) считались существами хтоническими и представляли собой землю при исходном двухчастном делении (верхний и нижний миры), а затем и преисподнюю. Они часто бывали связаны с палеолитическим «хозяином земли» (в палеолите небом управляло женское, материнское божество, а землёй – мужское, отцовское). В языках сибирских народностей метафорическое наименование медведя, охотящегося за небесным оленем, означает «хозяина нижнего мира». В ряде сибирских и североамериканских традиций существует особый класс медвежьих шаманов, которые не только отождествляют себя с медведем, но и во многих случаях «омедвеживают» участников своих камланий (например, одеваются сами и облачают других в медвежьи шкуры).

Традиция обряжаться «под медведя» по разным случаям хорошо знакома и славянам. Нанайцам известен дух Дуэнте-Эндурни, таёжный дух-хозяин в виде медведя. И в Сибири, и в Америке этот зверь является предметом родового культа (неудивительно, ведь в палеолите он персонифицировал мужское существо). Так, у обских угров медведь считался сначала предком фратрии Пор, позже его культ стал общеплеменным; у тлингитов род медведя входил во фратрию волка, род медведя зафиксирован также и у ирокезов и гуронов. Нельзя не упомянуть об ассоциировании медведя с кошачьими хищниками, также постоянными персонификатами мифа о небесном олене.

Образом льва, пантеры или их мифических производных (вроде грифона), терзающих коня, оленя, лося, буквально пропитан «звериный стиль», характерный для всего скифского ареала. Культовые предметы из языческого храма Ретры (находившегося на землях лютичей и считавшегося главным святилищем полабских, прибалтийских, славян) покрыты руническими надписями. Кроме того, одна из статуэток представляет собой львиноголовую фигуру человека с головой быка в руках [7]. Её обычно трактуют, как изображение Митры, тогда как пещерный лев почитался наряду с медведем ещё в палеолите и являлся его семантическим аналогом. Таким образом, возможно, и миф о Митре, убивающем быка, также происходит из глубокой древности, но и сами эти представления существовали на славянских землях задолго до выраженного ближневосточного влияния. Среди духов-помощников сибирских шаманов кошачьи хищники токже занимают почётное место.

Духи-помощники в виде собак очень часто встречаются в сибирском шаманизме. Более того, иногда считается, что их наличие есть необходимый атрибут для шаманских путешествий в нижние миры. У нанайцев существует дух Алха нэктэ в виде кабана, обитатель четвёртой сферы неба. Иногда при путешествиях шаман сам превращался в «железного кабана» (железо представлялось металлом неба, которое выглядело, как перевёрнутый котёл с дырой посередине).

Нижний, подземный мир, по всей видимости, изначально был связан с «первичными водами», и его обитатели имели со времён палеолитической древности холоднокровный образ – это различные виды рептилий: змеи, черепахи, ящерицы. Так как исходно нижний и средний миры представлялись «земноводными» и соединёнными между собой, то и повелитель этого мира мог иметь змеиный, драконий или крокодилий образ. У праславян в первичную триаду богов, кроме рожаниц, как отмечает Б.А.Рыбаков, мог входить и Яша, или Ящер, повелитель одновременно нижнего и среднего миров. Этот образ имеет все характерные черты неолитического повелителя преисподней, включая его связь с водной стихией.

Захоронение змей вместе с умершими хорошо известно у праславян. Самым древним из таких погребений Ю.А.Шилов считает так называемую могилу «Три брата» на Нижней Волге, которую он относит к новотитаровскому типу алазано-беденской культуры. Там вдоль обращённой к закату летнего солнца стены, у ног сидящего мужчины «на плотно-глинистой массе лежали скелеты двух больших змей». Автор приводит это как пример хорошо известного индоевроепейского комплекса мифологем, ассоциирующих змей с потусторонными водами, неким «троном», корнями Мирового дерева и сидящим царём. Практически повсеместно все существа подземного и водного миров ассоциировались с плодородием, богатством. При этом они часто выполняли и поддерживающую миропорядок функцию. Таковы мифы о черепахе, держащей землю, мировой змее и лягушке с аналогичными функциями. Будучи образами, выполняющие похожие по смыслу функции, эти животные нередко взаимозаменяемы в фольклоре (например, в русских сказках лягушка отождествляется со змеёй, а в одном русском апокрифе дьявол прельщает Еву, приняв облик лягушки, а не змеи) [8].

Связь земноводных с идеей плодородия породила устойчивую ассоциацию змея с мужской половой силой и быком. Кроме того, начальным водам приписывается целительная сила (вплоть до воскрешения мёртвых), поэтому существа, семантически связанные с подземным миром, символизируют и врачебные функции (европейская чаша со змеёй является поздним выражением этой же идеи).

Вместе с тем, будучи хозяином подземного мира, ящер является и персонажем всех змееборческих мифов. Идея трёхголовой змеи в йогической трактовке связана с объединением в человеческом теле каналов ида и питала вокруг центральной су-шумны, символически обозначающая двух змей (инь и ян) вокруг Мирового дерева. Это же и кадуцей Меркурия, в славянских мифах – трёхголовый Змей-Горыныч. В таком виде он противостоит герою (персонификату небесного всадника) и является часто поздней версией идеи победы новых богов над старыми. В то же время в других сказках змеи и ужи связаны с водой, дождём и нередко помогают центральному персонажу.

В сибирском шаманизме, в частности, у ульчей и нанайцев известны духи-помощники в виде всех хтонических существ: лягушки, жабы, змеи, ящерицы, черепахи, включая, например, духа Мудули в виде трёхголового дракона.

Описывая зооморфные образы шаманизма и славянской мифологии, невозможно обойти птичью тему. Ещё М.М.Герасимовым при раскопках палеолитического жилища на стоянке Мальта под Иркутском были найдены скульптуры, изображающие птиц – гагару и лебедя. В.Д.Викторова пишет: «От Норвегии до восточных склонов Урала одинаковый образный ряд животных и птиц повторяется на скалах, в кремниевой мелкой скульптуре, в деревянной и костяной пластике и в орнаментах на сосудах в наскальных изображениях наиболее популярны образы лося и водоплавающей птицы (Чернецов В.Н., 1971 г.). В кремниевой скульптуре известен образ медведя, лося и кабана в профильном исполнении. В этой же манере поданы и водоплавающие птицы». Эти изображения наносились по меньшей мере с начала энеолита. Птицы у народов Сибири выполняют функции тотемных предков и в них оборачиваются герои-богатыри (орёл, гагара, чайка, ворон).

В шаманских представлениях птицы – это материализованные души. «Уходящая вниз по реке душа» (т. е. душа умершего) может принимать облик трясогузки, кукушки. Самым распространённым образом в мифологии обских угров оказывается водоплавающая птица. Помимо функции поднятия земли, она является ипостасью светлого солнечного божества Мир-суснэ-хума (золотая утка, золотой гусь), а также его матери Калтащ (золотистой гусыни), подарительницы жизни. Существует миф о возрождении (творении) водоплавающих птиц в южной стране.

Все эти представления имеют почти точные аналогии и в славянских мифах о творении мира водоплавающей птицей, и в представлениях о превращении душ в птиц и их обитании на Мировом древе, и в способности к оборачиванию людей в птиц (царевна-лебедь, царевич-сокол и пр.). Более того, мифологема имеет представительство у других индоевропейских народов (гусь является птицей, посвящённой индоарийскому Брахме). Хорошо известны и волшебные райские девы-птицы Сирин и Алконост; первая является птицей печали, а вторая – радости (и, заметим, способна нести яйца, успокаивающие море, – воспоминание о водоплавающем прошлом).

И в шаманизме, и у славян птицы разного вида способны представлять все три уровня мироздания и служить посредниками между ними. Так, хищные птицы орёл и сокол символически связаны с загробным подземным царством и его богом, они также часто попадаются в праславянских погребениях. Хорошо известна в мифологии способность орлов и орлоподобных птиц переносить героя в подземный мир и обратно.

Водоплавающие птицы обычно связаны со средним миром, но могут быть персонажами всех трёх миров (нырять в нижний, первичный океан, и взлетать в верхний).

Верхний мир может быть представлен мелкими птицами или птицеподобными сказочными созданиями.

Как долго существовала шаманская практика у праславян в архаичном, первоначальном виде? Ю.А Шилов полагает, что шаманские ритуалы исполнялись, по крайней мере, ещё в позднеямском периоде (ок. 2200 лет до н. э.) и приводит в качестве иллюстрации шаманскую колотушку из захоронения этого периода (рис. 4).

Таким образом, из приведённых выше сведений следует, что и праславянская (как, собственно, и индоевропейская), и сибирско-шаманская мифологии имеют глубокие палеолитические корни, прослеживаемые до настоящего времени. Отмечается как необычайное сходство самих зооморфных образов и их семантического значения, так и их привязанность к единому архетипическому пласту мифологем, инвариантному по отношению к расовым и этническим признакам. Разница состоит в том, что в славянском язычестве первоначальные верования претерпели эволюцию, связанную с изменением образа жизни праславян и типа взаимодействия с окружающей средой, при которой архаичные родо-племенные божества сменили свой облик и мифологические функции.

Рис. 4. Шаманская колотушка позднеямского периода из кургана 6–1 у с. Соколово (Орельско-Самарское междуречье). Показаны небесные странствия шамана (слева) и его перевоплощение в астрального двойника (справа)

В современном же сибирском шаманизме древние палеолитические божества приобрели характер, в основном, духов-покровителей и используются при камланиях в качестве индивидуальных помощников шамана.

Литература

1. Токарев С.А. Ранние формы религии. М., 1990.

2. Чудинов В. А. Славянская мифология и очень древние надписи. М., 1998.

3. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1988.

4. Голан А. Миф и Символ. М., 1993.

5. Василов В.Н. Избранники духов. М., 1984.

6. Шилов Ю.А. Прародина ариев: История, обряды, мифы. Киев, 1995.

7. Кайя А. Руны. М., 1998.

8. Викторова В.Д. Мифологическая картина мира энеолитического населения горно-лесного Зауралья// Археоастрономия: проблемы становления: Тез. междунар. конф. (15–18 окт. 1996 г.). С. 23.

9. Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2-х т. М., 1991.

10.Никитин А.Л. Распахнутая земля. М.,1973.

11. Смоляк А.В. Шаман: личность, функции, мировоззрение. М., 1991.