Текст книги "Шолох. Тень разрастается"

Кофе был благополучно забыт, да и, думаю, изначально играл лишь роль предлога. Я не сразу сообразила, как, наверное, жутко Полыни было зайти в свою гостевую келью и вновь запереться в тесноте каменного мешка после долгого заточения в Гластер-Кохе. А когда сообразила, порадовалась, что Ловчий пришел именно ко мне – а не вышел на кухню или просто не утопал прочь из пещеры, в рассвет…

Во время какой-то особенно уютной и долгой паузы, когда Внемлющий уже безапеляционно отобрал у меня подушку, подложив себе под голову, я внезапно уснула.

А когда я проснулась, келья была светла и пуста.

Только пахло мятой и перцем.

* * *

На следующий день белокаменные ступени Иноземного ведомства – эдакий щеголеватый амфитеатр власти – были обсыпаны госслужащими, как виноградом.

День выдался жаркий, по-настоящему летний, и вывалившие на обед чиновники розовели на прохладном мраморе, медленно, но верно обгорая на солнце. Аппетитно пахло сэндвичами с огурцом. И, конечно, чернилами: Говоруны, Ловчие и Указующие не отрывались от бумаг даже за перекусом. Неудивительно, что Архив постоянно просит магов зачаровывать пергамент на самоочищение от крошек!

Я сидела меж бывших коллег буревестником: черная майка, черные шаровары и, конечно же, черный плащ – пустынный, с глубоким капюшоном и одной клиновидной фалдой сзади – то ли птичий хвост, то ли имитация воздушного змея. Жадные до подачек грачи учтиво обходили меня по кругу. Принимали за свою.

Не то чтобы я возлюбила тьму – не дай-то небо, – но так черные червячки проклятия пугали меньше. Сливались с общим колоритом. Не зная контекста, можно было подумать, что это я специально разрисовала себе руки под любимый стиль в одежде. А не наоборот. Эх, сладкая иллюзия свободы!..

Прошло сорок два часа с моего визита к королю – и аспидные жилки расползлись от ключицы до кончиков пальцев. Одно хорошо – лицо у меня пока что было нормального цвета. Хотя, стоило мне увидеть Андрис Йоукли, как оно потемнело само собой.

– Андрис, – я встала ей навстречу.

Ищейка энергично скакала по ступеням вверх – возвращалась в ведомство с очередного ареста. Судя по изрыгающей проклятия миниатюрной клетке на ее поясе (клетка была целомудренно завешана тряпочкой) – с ареста феи.

Андрис притормозила возле меня.

– Йоу, – кивнула девушка. И умолкла, предоставляя мне право оправдываться.

Я прикусила губу.

…Полынь еще вчера пошел посвящать Андрис Йоукли в ход грядущей миссии. Пока куратор, сидя в прихожей, зашнуровывал свои умопомрачительные сандалии с тысячью цветных веревочек, я, скромно прокашлявшись, призналась ему в нашем с Йоукли «легком недопонимании».

– То есть вы рассорились в пух и прах, – перевел Полынь. Днем он снова стал рационален и суров, в противовес ночной ипостаси «болтушки».

– Да нет, просто были не так милы, как прежде, – промямлила я.

– Пожалуйста, извинись перед Андрис до того, как мы спустимся в некрополь. – Куратор придирчиво оглядел навязанные им узлы и поправил один из пушистых помпонов.

– Почему я?!

– Потому что в итоге ты фактически украла ее идею с «господами добровольцами».

– Я не подкупала ночную стражу, эй!

– Ну да, ты просто напала на короля, – фыркнул Полынь.

Встал, распахнул входную дверь и уже на пороге пещеры обернулся:

– Извинись, Тинави. Это будет правильно. И предотвратит проблемы потом. Например, когда ты захочешь вернуться в ведомство, а у тебя там не окажется союзников.

– Да что ты понимаешь, Полынь! – раздосадованно крикнула я.

Но куратор уже ушел: ловец ветра на козырьке обреченно звякнул, когда он задел его своим высоким клубковатым пучком.

* * *

– Андрис, прости меня, – выдавила я теперь.

В этот самый момент фея-преступница попробовала совершить побег: разоралась в клетке и, ухватившись за прутики, затрясла ими, будто дикая обезьяна. Тряпочка упала… Грохот и лязг железа заглушил мою реплику.

– Что? – перепросила Андрис, одним пальцем отвесив фее профилактический подзатыльник.

– Прости. Меня, – сглотнув, повторила я. – Пожалуйста.

Какой интересный момент: у каждого извинения, оказывается, есть свой вкус.

Просить прощения у Кадии было будто Даххов лимонный пирог жевать – цедра попадается, сахара не хватает (бывший лекарь же, ну), но в целом даже вкусно. Достойно, так сказать. А вот извиняться перед Андрис – это как если бы мне в рот смолы напихали. Той дешевой смоляной жвачки, с которой справляются лишь кентавровы зубы. Язык вообще не хочет двигаться, развалился, как контуженный.

Ищейка внимательно на меня посмотрела.

– Как тебя корежит!.. – вдруг рассмеялась она. Солнечные блики отразились от очков Андрис и щекотнули мне ресницы. – Йоу, конечно, прощаю. Полынь жив, здоров – меня вполне устраивает такой расклад. Ты тоже прости, что я стала тебя обвинять. По роду деятельности я не люблю, когда мутят воду. А ты, Тинави, одна большая ходячая недомолвка.

– О! – Я польщенно вскинула брови.

Не знаю, что подразумевала Андрис, но в моем мире «ходячая недомолвка» – это очень нехилый комплимент.

– Я тороплюсь: малышку ждет камера. – Йоукли потрясла клеткой. Фея внутри снова заверещала, почему-то басом. – Бедняга вбила себе в голову, что гоблины коблинау хотят выдать новый золотой прииск «не тому человеку», и попробовала поджечь их предприятие… Н-да. В общем, встретимся уже на острове.

Андрис ушла.

Странное дело, но на сердце у меня стало легко. Неприятное ощущение утекло, будто лужа, и без остатка всосалось в ступени ведомства.

Хм. Может, смоляную жвачку купить? Вдруг после нее, гадкой, тоже такой благостный эффект?

Некрополь

Маршрутная метка позволяет нам выполнять Прыжки на длинные расстояния. Заранее поставьте такую метку в определенном месте, и вы сможете Прыгнуть туда, а потом вернуться на исходный адрес – из-за этой особенности мы также называем ее «рогаткой». Метка действует на расстоянии до дюжины километров. Она одноразовая, после каждого цикла телепортации ее нужно переустанавливать. Нельзя иметь больше двух меток одновременно.

«Практикум по Прыжкам» Учебное пособие студентов-Ходящих под авторством Тишь из Дома Внемлющих

Вечером мы собрались у дворца.

– Ну ты сильна-а-а-а, – выдохнула Кад, заглядывая в глубокий разлом, уродующий зеленые угодья острова.

Я с тоской оглядывала окрестности. Этот участок дворцового комплекса находился чуть на отшибе. Раньше здесь был прелестный круглый пруд, Храм Белого Огня и старая аркада, туннелем ввинчивающаяся под холм. Ее каменные подпорки, похожие на реберные кости, таили в себе две двери: деревянную, за которой жил принц Лиссай, и кованую, круглую, – в самом конце туннеля, где скрывался главный вход в шолоховский курган.

Теперь ничего из этого не было…

Храм я уничтожила, пруд осушили, поляну разорвали трещины – последствия землетрясения. В самую огромную из них осела вся наземная часть аркады, включая, видимо, покои принца.

Я подошла к разлому поближе: его края уходили вертикально вниз. Не видно ни праха.

Полынь достал из кармана монетку и бросил вниз. Мы дружно прислушались. Вскоре донесся тихий плеск, потом какой-то странный щелчок.

Полынь и Андрис со значением переглянулись.

– Йоу, ну что же, пора выдвигаться! – Йоукли сняла огромный рюкзак, раза в полтора больше ее самой, и, присев на корточки, начала тормошить внешние кармашки.

Поочередно она вынула два мотка веревки с примесью единорожьего волоса; гномьи «кошки», чьи зубцы без труда рассекают даже самые твердые горные породы; ремень со страховочными петлями и несколько переносных сфер-светильников.

Андрис оглядела нас, прикидывая что-то, и вдруг окликнула Дахху:

– Лекарь! Ты будешь первый.

Дахху в это время старательно утрамбовывал в своей кожаной сумке бумаги, перья и чернильницы. М-да… Лучший набор для экспедиции, конечно. Сегодня практичность Дахху дала сбой, всухую проиграв исследовательскому азарту.

– Я? Почему я? – смутился друг, застигнутый врасплох. – И я уже не лекарь!

– Если не лекарь, то зачем прицепил к сумке значок Лазарета?.. Давай, иди сюда, не смущайся. – Ищейка поманила его пальцем. – Ты такой симпатяга, что ливьятаны просто постесняются тебя есть.

– ЛИВЬЯТАНЫ?! – побелел Дахху.

– Конечно. А у тебя есть другое объяснение этому сочному «щелк-щелк» снизу?

– Да это эхо!

Тут уж вступила Кадия:

– Ты где такое эхо слышал, дорогой?

– Лично я не слышал. Но в теории во вселенной насчитывается безграничное число типов эха, и…

Пока он болтал, Андрис незаметно пристегнула к нему крепеж.

– Хей! Госпожа Йоукли! – ахнул друг.

Андрис ему подмигнула.

– Так, хватит. – Я прервала их, пока Смеющийся вообще не передумал куда-либо идти, а Кадия не лопнула со смеху.

Не то чтобы я была главным апологетом нашей массовой подземной тусовки, но раз уж собрались – нужно довести дело до конца.

Тем более на почтительном расстоянии от трещины караулили несколько гвардейцев, призванные проследить за нашей благополучной отправкой на миссию. Так не стоит же смущать Сайнора вестями о том, что бравые добровольцы переругались и перетрусили еще даже не на подходе к некрополю!

Я улеглась возле пролома, пытаясь что-то разглядеть в свете фонариков Андрис, и нервно почесала щеку. Прахово проклятие медленно выползало на скулы…

Я уже не снимала глубокий капюшон ассасинского плаща. По идее, все под контролем: шестьдесят шесть часов закончатся только в девять тридцать утра. Времени вернуться из-под кургана хватит с лихвой, но все равно страшновато.

Дахху улегся на траву по правую руку от меня.

– Может, для начала спустим просто фонарь? Без человека? – предложила я.

Так мы и сделали.

Правда, путь фонаря был недолог: он едва успел осветить дно расщелины, как из темноты на него метнулся гигантский змей – и бесшумно сомкнул челюсти вокруг светильника. Мне показалось, что я даже успела увидеть разочарование в ливьятановой морде: а мясо-то, мясо-то где?..

– Ох ты ж небо голубое! – впечатлился Дахху, шустро отползая от края.

Зато Кад воспрянула духом:

– Андрис, а привяжи меня! Полезу первой. Темноты не боюсь, рубиться с тварями люблю. Теперь, когда ясна диспозиция…

– …Первым двигаю я, – закончил вместо нее Полынь.

Его руки сверкнули алым, и он исчез.

Точно.

Вчера ночью бывший Ходящий как раз рассказывал мне, как действуют Прыжки: ты можешь прыгать либо в то место, которое видишь, либо в то, которое находится довольно близко и которое ты замечательно представляешь (не дай тебе небо перепутать хоть детальку!), либо – если адрес подальше – туда, куда заранее поставил маршрутную метку. У Полыни такая метка сейчас стояла в хранилище улик Иноземного ведомства.

– Почему там? – удивилась я странному выбору.

– В гонке за Генеральством я иногда во внеурочные часы перемещался туда, чтобы спокойно рассмотреть что-нибудь из вещдоков. А в последний раз просто забыл отменить метку. Она так и стоит до сих пор, – объяснил Ловчий.

Ну а сейчас, как я понимаю, ему хватило для ориентировки того клочка земли, который высветил фонарь Андрис.

Внизу было подозрительно тихо. Я со вторым фонарем в руках чуть поглубже свесилась над разломом:

– Эй! Ты живой?

«Ой…ой…ой…» – распереживалось эхо.

– Вполне! – послышался голос Полыни и далекий тихий плеск, как будто идешь по пояс в воде.

Эхо воспротивилось: «Не…не…не…»

И тут же послышался сиплый и как будто немного торжественный рев.

«Ага, я понял! Там был свет без мяса, теперь мясо без света!» – решил, кажется, ливьятан.

Раскол осветился серией вспышек. Рев повторился, землю тряхнуло, с края расщелины сошел легкий оползень… Под обвалившимися кусками земли торчали червяки, обескураженные резким уменьшением жилплощади. Один такой вылез прямо у меня под носом. Я инстинктивно зажала рот руками – фонарь выпал и, кувыркаясь, ударяясь о стенки, понесся вниз.

– Уже два светильника полегли из-за тебя, Ловчая! В этот раз прощения будешь дольше просить! – Андрис печально цокнула языком.

Меж тем в голубоватом свете мы успели различить совершенно жуткого водяного змея: обхватом с древесный ствол, коричневый в желтую крапинку, с веерами-пленками ушей. Ливьятан гнулся дугами, как припадочный, вокруг мелкой – все познается в сравнении – фигурки Полыни.

Дахху охнул. Кад дернулась, но потом резко успокоилась: она увидела, как хладнокровно Андрис продолжает крепить страховку.

– Если станет по-настоящему жарко – он вернется сюда, – объяснила Ищейка, сжалившись над нашим испугом. – Теневик же, йоу. Один-два раза в день может позволить себе Умения.

– И зачем тут вообще я… – протянул Дахху, а потом резко оборвал сам себя.

Я поднялась – трещину внизу продолжали раскалывать вспышки боевых заклятий, – отряхнула колени от зелени и тихонько шепнула другу, так, чтобы остальные не слышали:

– Может, тебе и впрямь вернуться в город?

– Ну уж нет, – проворчал он. – Мне в некрополь не меньше вашего надо.

– Зачем?

Он не ответил.

Вскоре звуки битвы внизу утихли, и мы поочередно спустились на дно расщелины.

Помимо Полыни и свежеубиенного ливьятана, там нашлись иссеченные заклинаниями тела еще десятка змеев, если не больше. Они жутко смердели.

– Я смотрю, Ходящие тут от души порезвились… – прогнусавила Кадия, зажимая нос.

Подводная река оказалась мелкой, но очень топкой, и глиняное дно все норовило стянуть с нас сапоги. Мы упрямо чавкали в сторону кургана, редкими вскриками омерзения приветствуя новые трупы змей. Вода была холодная, и ноги быстро перестали слушаться.

Наконец в одной из стен показался тесный проход.

– Йоу, все пролезут? – Андрис поочередно осветила нас фонариком, оценивая габариты.

Расщелина, зараза, оказалась не только узкой, но еще и постепенно теряла в высоте: под конец каждый из нас вынужден был кособочиться, будто рак-диковатый-танцор в подводном притоне.

Зато она привела нас прямо в некрополь – в его оригинальном виде тысячелетней закваски.

– Прах побери! – Я не удержалась от восхищенного вздоха.

Мы оказались в коридоре, чьи стены и потолок покрывали неведомые письмена, желобами просверливающие камень. Они мягко светились и пульсировали красным… Мы будто попали в плен заколдованной типографской машинки. Эдакий счастливый сон гравера.

Наклон у шрифта был острый, рукописный, резко уходивший вправо. Буквы на соседних строках едва ли не сталкивались завитушками хвостов. По полу бегали неясные тени – сами по себе, без хозяев.

Из стен на равноудаленном расстоянии торчали каменные драконы, чьи пасти были до смятения зубастыми и распахнулись в безмолвном крике. Между ними встречались ниши, в которых стояли фигуры рыцарей с изображением семиконечной звезды на щитах.

Герб срединников.

– Что это за язык? – удивилась я, подходя ближе. – На стародольний не похоже.

– Потому что это не стародольний, – зачарованно отозвался Дахху.

Друг достал из сумки тетрадь и начал быстро, почти на ощупь, перерисовывать туда символы со стены.

– Но это же курган, посвященный срединникам! Логично, если бы ритуальные тексты были на языке падших, – нахмурилась я.

– Да, но… Создатель кургана решил иначе.

– А кто его создатель?

– Хей, люди! – Звонкий голос Кадии мгновенно разрушил всю атмосферу таинственности. – Я правильно понимаю, что мы все-таки остаемся тут лагерем?

Мы зашикали на нее.

– Да, правильно. – Я кивнула, не в силах оторвать взгляд от таинственных мерцающих букв.

Иногда письмена перемежались схематичными изображениями драконов, хранителей и каких-то странных плошек – будто мисок из-под хлопьев для завтрака. Каждый столбик текста заканчивался размашистой буквой «Т».

Подпись?

Я обвела пещеру рукой:

– Располагайтесь. Андрис, пожалуйста, попробуй перенастроить браслет Полыни так, чтобы казалось, что мы удаляемся на глубину…

Но можно было и не просить: Ищейка уже азартно копалась в принудительном аксессуаре Ловчего. Гайки, отвертки и винтики мелькали в ее руках, как яблоки у жонглера. Вот только, в отличие от ярмарочных представлений, Андрис в случае неуспеха ждала не толпа разъяренных крустов, а большой бабах.

Пока Йоукли колдовала над его ногой, сам Полынь расслабленно отклонился и только держал фонарь, давая мастерице необходимый свет. Дахху намертво прилип к письменам. Кадия меряла шагами коридор, любопытничая, что там дальше, но не решаясь удаляться. Я с внезапной нежностью оглядывала нашу горе-команду.

– В общем, еще раз проговорим план: в назначенное время, в одиннадцать вечера, я исчезаю. Карл препоручает мне Лиссая, и мы уже вдвоем возвращаемся сюда. После этого мы с вами проводим чудную ночь у костра, полную откровений и разговоров, и часов в пять утра лезем обратно, герои героями.

Все покивали. Андрис – не выпуская из зубов отвертку.

– А там заживем… – мечтательно вздохнула я, с беспокойством ощупывая лицо.

– Сейчас только десять, присядь. – Полынь приглашающе похлопал ладонью по камню. – Предлагаю начать разговоры сразу же.

– Пофалуйста, нифафий фасгафоров, пока я не фафончу, – попросила Йоукли. – И не февелись, Полынь: фэта фифня мофэт рвануть.

Вдруг странная дрожь сотрясла курган.

Я успела увидеть, как удивленно приподнялись брови Ловчего, после чего мир разорвало белой вспышкой.

Боги-хранители, нет!

Я взвизгнула, как раненая лиса, до смерти испугавшись, что это активировался браслет на ноге Полыни. Я инстинктивно рванула вперед в какой-то бездумной попытке спасти, отменить, вернуть.

Но все оказалось проще – курган пропал.

Пропало все.

Шагнув вперед, я не почувствовала под ногами пола и, ахнув, начала проваливаться вниз, все глубже и глубже, в вязкую молочную белизну небытия. Ох.

Кажется, у Карла проблемы с пунктуальностью…

Две тысячи лет

Не бойся смерти, бойся жизни без души.

Срединная поговорка

Я зависла в белой вате небытия столь надолго, что, казалось, возникли какие-то проблемы с пересечением границы. Формальные бюрократические неувязки – ну вы знаете.

Будто неведомый великан-пограничник, уже забрав меня из некрополя, вдруг засомневался: а есть ли у этой странной верещащей девчушки разрешение на выезд? Пойду, мол, проверю. И чайку по случаю бахну. А ты тут поболтайся в тишине, помедитируй. Может, заодно осмыслишь наконец-то свою грешную жизнь и перестанешь мелькать туда-сюда, взгляд мозолить. Междумирье – не кабак, чтоб так фривольно шляться!

Или не Междумирье… Прах побери, Карл, где я?!

Мне уже даже надоело орать.

Я начала с интересом шарить вокруг руками. Почти на ощупь: одинаковость, однородность этого «не-бытия» не оставляла никаких координат. Когда взгляду не за что зацепиться – он растерян. Зрение лишается смысла.

Не успела я довести эту философию до фундаментального «дайте мне точку опоры – и я переверну землю» под авторством Архимеда Иноземного, как волшебный дозорный все-таки дал добро на посадку.

Я раскашлялась – то ли от неожиданности, то ли от песка, мгновенно забившего нос.

Песок был не такой, какой мы ожидаем найти на морском побережье. Нет, местный песок разбавляла голубоватая стеклянная крошка, пахнущая масляными красками, очень мелкая. Да еще и острая. Впилась мне в ладони сотней крохотных шипов – прямо-таки бюджетный сеанс иглоукалывания…

Я подняла глаза и обомлела.

Передо мной во всей своей ночной красе лежала Мудра, бывшая столица Срединного государства. Город, некогда славившийся беспредельно сильными магами. Город, с которого началась история Лайонассы, где на заре времен поселились сами хранители, чтобы каждый день был праздником единства и знаний. Город, задуманный центром вселенной.

Но бесславно сожженный драконами в 1147 году. Пустой и позабытый ныне, отданный на растерзание пустыне. Позор шолоховцев.

Я обвела взглядом раскинувшийся кругом пейзаж…

Блеклые дюны песка синусоидами лежали вплоть до самого горизонта, будто хищные пустынные пумы, отдыхающие после охоты. Тут и там стеклянные башни пиками разрывали мягкие округлости барханов. На фоне темного неба они чуть светлели. Но нет. Это обман. В Мудре нет никакого света.

Проклятое место.

Когда-то эти оплавленные башни были прекрасными каменными дворцами. Однако драконье пламя – магическое пламя детей небесных – не сжигает предметы, а обращает их в сизую смальту. Даже если это очень большие предметы. Например, городские стены. Мосты. Здания.

Люди.

«Какими же идиотами, – я вдруг вспомнила вопрос, который не давал мне покоя в студенческие годы, – какими же надо быть идиотами, чтобы даже флегматичные драконы возненавидели вас настолько, что сожгли всю столицу целиком, в один присест, не размениваясь на мораль и обеденные перерывы?..»

Ох, срединники. Наши предки – наша боль, наш позор и, как это частенько случается, источник нашей силы.

Пыльный поземок струился у меня под ногами, как шелковый. Песок – он и есть песок. Но чем – или кем? – были тысячу лет назад эти острые крошки, больно впивающиеся в кожу?

Раньше можно было гулять по Мудре, как по траурному музею. Драконье пламя застало людей врасплох: кто-то погиб, баюкая ребенка, другие – покупая свежий хлеб или слушая лекцию в старом университете.

Но и тех, кого не было в столице, ждала жестокая смерть от вражеских войск. Не выжил никто.

Никто, кроме Хинхо из Дома Страждущих. Может, он потому и соблюдал обет молчания? Не из-за тайн амулетов, как думал Мелисандр, а просто от стыда? От боли? Каково оно – остаться единственной живой душой на тысячи мертвецов?..

Ах, Лайонасса! Прекрасный, свежий, сильный мир! Мир, на котором углями чернеют два горьких срединных кладбища: остекленевшая Мудра и наш дворцовый курган.

Говорят, когда-то сумасбродные путешественники, которые без страха перед проклятым местом приходили в Мудру, находили тут останки срединников: скульптуры, занятые своими делами. Все, как один, в немом изумлении задрали головы к небу. Последний общий жест. Никого не спасшее единство.

Сейчас этих скульптур уже нет.

В пустыне Тысячи Бед бродят шувгеи – жестокие смерчи, раздирающие в клочья все, что попадается на их пути. За сотни лет шувгеи уничтожили большую часть останков. Остались только здания, наполовину утопленные в песках. И голубоватая крошка смальты. Вдыхаешь ее – вдыхаешь прошлое. В прямом смысле этого слова.

Пустыня Тысячи Бед…

Я бы назвала ее «Пустыней Тысячи Сожалений». Если бы да кабы. Если бы срединники не возгордились. Если бы не настроили против себя другие страны. Если бы не взбесили – и чем только?.. – драконов.

Одна сплошная боль.

Я и представить не могла, что Мудра настолько давит. Что ни вдоха тут сделать нельзя без бьющего набатом «если бы, если бы, если бы»…

– Что, ностальгия заела? – горько усмехнулась я, завидев фигурку Карла, бредущую ко мне издалека. – К чему такое место встречи?

Хранителя освещала восходящая луна – щербатая, погрызенная сбоку. Встрепанный мальчишка в красном комбинезоне тянул за собой санки – нормальные зимние санки, отвратительно будничные в этом скорбном пейзаже. Такие санки используют скальники в Сизых горах: нарядные загнутые полозья, деревянный лежак, длинная веревка, чтобы тянуть.

На санях спал Лиссай, укутанный в пуховое белое одеяло. Ночь в пустыне обманчива: несмотря на, казалось бы, южные пески вокруг, холод пробирал до костей.

Санки совсем не скользили – видать, не смазаны воском, – и Карл прикусил губу от усердия. Ни один ребенок вообще не смог бы затащить такие саночки на песчаный бархан, но Карл – это, конечно, совсем другое дело.

– Междумирье продолжает барахлить? – допытывалась я, глядя, как мальчишка отирает вспотевший лоб.

Карл вздрогнул.

Поколебался с мгновение, потом вдруг заговорил – тихо, упрямо, со страшной ровностью:

– Встреча здесь – мой подарок тебе. Точнее, обещание. Я любил этот город – и дал ему умереть в муках. Вам – не дам. Никому из вас. Просто помни об этом: сегодня, когда я возвращаю тебе принца из царства Хаоса, и всегда, когда решишь, что за тобой никто не приглядывает. Я приглядываю, Тинави. Даже если не прихожу по первому зову. Даже если вообще не прихожу. Однажды, когда ты будешь свободна, я найду тебя и покажу тебе вселенную. Обещаю.

Я моргнула от неожиданности. Какой… невеселый монолог.

Карл склонился над санями и стал разворачивать одеяло. Глаза мальчика при этом так влажно сверкнули, что я растерялась.

Что-то случилось.

Случилось что-то плохое.

Моим первым порывом было обнять Карла: ну не бойся, не знаю, в чем беда, но я с тобой! Наивное желание, да. Но однажды усвоенная в наших отношениях роль «взрослой-и-заботливой» никак не хотела сменяться на более подходящую «восхвалительницы-жрицы-ученицы».

Да и я вас умоляю: можно ли с пиететом относиться к подростку, который раньше канючил у тебя сладкую вату?

Карл усмехнулся и потеребил себя за ушную мочку.

Ой, прах. Он же мои мысли читает…

– Кстати, об этом. – Карл резко развернулся ко мне. – Тинави, чего ты боишься?

– Чего только не боюсь! – призналась я.

– Нет, прямо сейчас?

Не дожидаясь ответа, мальчик шагнул вперед и, встав на мысочки, сдернул с меня капюшон. Сразу же ахнул, подпрыгнув на полметра:

– Это что за дела?!

Кажется, и в свете ночной Мудры были видны черные узоры проклятия, разбегающиеся по моему лицу.

Карл нахмурился:

– Кто навел?

– Его Величество Сайнор. Можешь убрать?

– Конечно. – Хранитель пожал плечами.

Потом чуть сощурился, как бы прислушиваясь. Прислушиваясь к моей памяти, как выяснилось секунду спустя, когда Карл успокаивающе поднял руку:

– Не беспокойся о друзьях. Курган едва ли обвалился, когда я забрал тебя, – некрополь построен на совесть. А если даже и посыпалось что-то… Я уверен, твой куратор сможет вытащить их. Удобные у него способности. Тоже дружит с унни, да?

Я кивнула. Наверное. «Дружба» и «Ходящие» – не те слова, которые ожидаешь увидеть в одном предложении, но по сути получается, что да, все так. Запредельные способности теневиков – это из области Карловой магии. Удивительно, но факт. Правда, вряд ли Ходящие знают, что это «дружба».

Как-то по-другому у них запускается тот же процесс.

Между тем Карл сжал правый кулак так, будто там лежало нечто хрупкое, резко дунул в маленькую щель между мизинцем и ладонью и потом приложил раскрытую руку к моему лбу.

Я стояла, воодушевленная.

Прошло секунд десять.

– Что за черт… – пробормотал Карл и повторил операцию.

Потом третий раз. Ну и четвертый.

Я напряглась.

Хранитель протянул: «Э-э-э…» и задумчиво поскреб каштановые вихры.

– Сайнор, говоришь? – скривил губы он.

Я кивнула. Карл, не открывая рта, провел языком по верхним, потом по нижним зубам: будто гусеница под кожей проползла.

Хранитель убрал руки в карманы комбинезона:

– Очень интересно.

– А мне вот не очень, – пожаловалась я. – Что делать-то?

– Попроси его снять проклятье.

– Издеваешься? – Я обалдела.

Карл поморщился и, понизив голос, буркнул якобы спящему Лиссаю:

– Было куда лучше, когда она думала «Бог» с большой буквы…

– О сиятельный Карланон, я готова рассыпаться в любых комплиментах, эпитетах и восхвалениях, но скажи – что делать? Ты правда не можешь его снять?

Мальчик прикусил губу:

– Нет. Тут замешаны хранители. Один из нас смастерил королю это проклятье. Судя по почерку, – он протяжно вздохнул, – Дану.

– Меня прокляла хохотушка Дану? – Я изумленно подняла брови.

– Нет, тебя проклял Сайнор… Но с ее помощью.

Карл сделал несколько неопределенных магических пассов. Вокруг меня закрутились спиралями разноцветные потоки света – как в рассказах принца Лиссая. Были там и зеленые, и фиолетовые, и оранжевые оттенки, и опасные черные крапинки, и белые звезды, формой напоминавшие геральдические лилии. Преобладал мерцающий цвет морской волны.

Карл обошел меня кругом, поцокал языком и виновато развел руками:

– Да, точно Дану. С ума сойти! Значит, она проигнорировала нашу договоренность не соваться в Лайонассу, – пробормотал он. – Интересно, только ли она? Или все хранители исподтишка забредали домой? Кроме нас с Авеной, самых, блин, честных?

– Ну, вообще-то ты тоже сюда пришел, тогда, в ночь бокки, – пожала плечами я.

Карл затряс головой:

– Нет, у меня другое. Я бежал от Зверя, и я был ранен. Инстинкты привели меня в Лайонассу. А Дану… – Он еще раз вздохнул. – Подозреваю, Дану просто крутила шашни с кем-то из Ищущих. И оставила проклятие как подарок. В форме кольца, наверное. Есть у нее такая привычка – вручать любовникам донельзя опасные цацки.

– Что, крутила прямо с Сайнором?! – ужаснулась я.

– Вряд ли. У проклятия старый движок… Попахивает семнадцатым веком. Сейчас бы она придумала что-то поизящнее.

Карл хлопнул в ладоши, и потоки света вокруг меня исчезли. Я нахмурилась:

– То есть хранительница Дану сильнее тебя? Раз ты не можешь повлиять на ее колдовство?

Мальчишка вспыхнул от такого предположения, как спичка в раскаленный полдень:

– Вот еще! Просто мы вшестером вообще не можем противодействовать друг другу с помощью магии. Или оружия. Только дипломатия, только хардкор, – улыбнулся Карл.

Хардкор… Красивое слово.

Мальчик усмехнулся:

– Забавно, конечно. Впрочем, я и сам, помнится… А Дану такая хрюшка-повторюшка.

Я улыбнулась:

– Я правильно поняла, что, по вашим правилам, бедная Дану даже по лбу тебе дать не может за «хрюшку»? Можешь безнаказанно обзывать сестрицу – ответа не последует?

Улыбку Карла как рукой сняло. Он резко помрачнел.

– Карл, ты чего? – испугалась я.

Песочная поземка усилилась, остро покалывая ноги. Луна уже была довольно высоко, и проклятый город призраком вздымался над серебристыми барханами.

Хранитель прокашлялся:

– Ты права. Дану не ответит мне. Она у Зверя.

– Что?!

Мальчик продел большие пальцы за лямки комбинезона:

– Все идет… Достаточно плохо, Тинави. Пока я жил у вас, Зверь успел найти кое-кого из хранителей. Селесту и Дану, в частности. Они в плену. Мы с Авеной не сразу это поняли – думали, девчонки просто где-то далеко, не докричишься, но… – Он прикусил губу.

– Так что же, вас только трое против Зверя? Ты, Авена и Рэндом?

– Двое, – поправил Карл и пояснил: – Я понятия не имею, где носит Рэндома. Запаха не чувствую, как ни принюхиваюсь. Хотя с Рэндома станется раздробить себя на десять тысяч маленьких Рэнди и разбежаться по всем мирам одновременно, так, что мы его просто не можем засечь. Он всегда был джокером и самодуром… Нет, Рэндом нам не помощник. Как и Теннет. Он в тюрьме, кстати?

– В тюрьме, – подтвердила я.

Карл задумчиво кивнул и повернулся в сторону стеклянных башен. Их грустная, обреченная красота странно щемила сердце. Вроде бы тебе и плохо, но при этом так хорошо, что кажется – истина только здесь, и нигде больше.

– Это хорошо, что Теннет у вас. – Карл тяжело вздохнул.

– Почему это?

– Каковы бы ни были его грехи, мне легче оставить вас с ним, чем совсем одних, – витиевато пояснил мальчик. – Я закрываю Лайонассу.

Я напряглась:

– То есть?

Карл бросил быстрый взгляд на мирно спящего Лиссая и вдруг крепко обнял меня: совсем, ну совсем по-детски, будто не под двенадцать, а под пять лет косит.