Текст книги "Шолох. Долина Колокольчиков"

12. Тем временем Силграс

Нельзя изменить тёмный гобелен своего прошлого, но можно соткать будущее так, что история в целом окажется духоподъёмной.

Мудрость норшвайнских ткачей

Прошла пара часов после ухода его спутников, когда Силграс совсем приуныл.

Ожидание. Вещь, которую он ненавидел всей душой. Раньше – потому что ожидание было мучительно скучным. Теперь – потому что оно до дрожи пугало.

Сколько ещё жизней пройдёт мимо, пока я сплю?

Авалати сглотнул и постарался заняться чем-то полезным. Посреди снежной пустоши это было не так-то просто, особенно если добавить в уравнение всё возрастающее волнение.

Ну что там сейчас происходит, в Асулене?..

Силграс успел слепить снеговика, вытоптать слово «лето» размером с тринапское поле, съесть все свои припасы и по сотому разу расчесать гривы метельных коней. Те вырвались, убежали и теперь с подозрением косились на него издалека. «У нас скоро скальпы закровоточат, придурок», – говорили их взгляды.

– Не переживайте, – буркнул Авалати. – В конце концов, мы видимся в последний раз.

Кони как будто смутились и даже вновь подошли к нему, но хозяин лазоревой звезды, уже не глядя на них, сгорбился на какой-то небольшой, похожей на зуб скале, поджав колени, туго сплетя руки и вообще свернувшись в такую угловатую загогулину, что было больно смотреть.

Про «последний раз» было правдой.

В тот день, когда Силграс очнулся в горе Осколрог, у него на правой руке было кольцо с дюжиной крохотных сапфиров. Знание о том, для чего оно нужно, пришло так же из ниоткуда, как и вся остальная информация.

Если нажать на один сапфир, вот те два придурошных коня, только что смывшихся из пещеры в неизвестном направлении, прискачут обратно и будут в течение суток везде следовать за ним. А потом снова умчатся, и использованный камень пропадёт: металл кольца вокруг него затянется, как новенький. Когда данные неведомым богом – богом ли?.. – призывы коней иссякнут, Силграс сможет звать их, только применяя свою магию. Если, конечно, эта магия у него ещё останется, а не выветрится из-за того, что кое-кто слишком давно не возвращался спать в свою гору.

Силграс нервно облизнул губы и похлопал себя по внутренним карманам мантии. Еда действительно кончилась. Вот же камень окаянный.

Он спрыгнул со скалы, упал в снег спиной и поводил руками вверх-вниз, делая «крылья». Потом тяжело вздохнул.

Время шло.

Тик-так. Тик-так.

Авалати стал перебирать в памяти события последних дней – будто бусины, надетые на чётки. Правильно ли он сделал, что рассказал двум незнакомцам столь многое? Было стыдно. Он явно открылся сильнее, чем нужно. Следовало просто пообещать им хорошую награду и выдать задание без лишних подробностей, давя на то, какое это восхитительное приключение. А он расчувствовался, как девчонка. «Узнайте, что случилось с Хеголой. Как именно умер мой лучший друг» – если мысленно произносить это тоненьким голоском, получается совсем тошнотворно.

– А-а-а-а-а-а-а, блин!.. – Силграс перевернулся лицом вниз и позволил снегу охладить запылавшие щёки.

Сердце болезненно сжималось при воспоминании о том дне в Долине.

Почему он не смог показать Хеголе свои истинные чувства, зачем продолжал язвить? Почему заколдовал деревню? Почему не вернулся сразу же, как понял, что был не прав?

Напрашивался ответ: потому что был дураком, обласканным вечностью, и, что хуже – дураком гордым.

Я друга променял на красное словцо.

Авалати поморщился, перевернулся на бок и обхватил свои хрупкие плечи руками. Кто бы знал, как он себя ненавидит. Он думал, это жгучее чувство «я совершил ошибку» утихнет после того, как он найдёт способ расколдовать деревню, но в итоге ему стало только хуже.

Потому что ушедших столетий – ни для Долины, ни для него – не вернуть. А Хеголу – не оживить. Всё не исправить.

Скоро двое его помощников вернутся с сундуком колокольчиков, он проведёт обряд, и…

«Бом-м-м!» – разнеслось далеко над горами.

Мастер Авалати подлетел над снегом, как вспугнутая сорока.

– Что? – ахнул он, глядя в сторону древнего города на горизонте, где звучало всё больше и больше колоколов.

Силграс бегом бросился к Асулену, но всего шагов сто спустя влетел в невидимую преграду. Удар был такой силы, что, будь незримая стена стеклянной, она бы со звоном обрушилась.

Вот он – предел, выделенный ему горой Осколрог. Дальше Силлю хода нет.

В груди появилось тянущее тревожное чувство, будто неведомая сила наматывала на палец нитку, которая крепилась прямо к сердцу Авалати. Силграс схватился за разбитый нос и, шипя от гнева, отступил назад. Красные капли крови падали на снег и распускались на нём, как маленькие цветы.

Колокола продолжали звонить.

– Что же вы наделали… – застонал Авалати, когда на смену перезвону пришла пугающая тишина. – Долбаные смертные, да какого ж пепла вам не живётся!

Он снова шагнул вперёд, раскрытыми ладонями упёрся в стену и стал свирепо вглядываться в горизонт. И вдруг над городом, от которого отсюда было видно лишь несколько самых высоких башен, взмыло ввысь какое-то оранжевое пятно.

Что это? Сгусток пламени, последнее отчаянное колдовство его горе-спутников?

Но пятно постепенно разрасталось, двигаясь в его сторону, такое яркое на фоне бесконечных снегов, и Силль вдруг понял, что это птица. Сольвегга! Более того, на спине у неё кто-то сидел.

Неужели одному из двоих удалось спастись?

Силграс всем телом прижался к невидимой стене, игнорируя боль в сердце и до рези в глазах всматриваясь в птицу и её всадника, однако… Сольвегга плавно повернула на запад, и скоро вновь стала казаться лишь яркой точкой в синем небе, крохотным конкурентом солнца.

Как странно.

Конечно, Авалати читал о том, что на сольвегге можно летать – помнится, в школе он даже сам в красках рассказывал об этом младшеклассникам, когда они в очередной раз просто достали его своими приставаниями… «Силграс, а спой! Силграс, а поиграй! Силграс, а потаскай меня на спине!» – ага, щас. В итоге эта мелочь облепила его, как пчёлы – первый цветок пиона: кто за волосы дёргал, кто за колокольчик в ухе – и милый рассказ про волшебную сольвеггу превратился в страшилку о птице-людоедке, утаскивающей слишком докучливых шестилеток прямо в Лавовые щели. Хегола Тофф вместе с учительницей долго утешал испуганных малышей, а на Силграса орал в стиле: «Тебе что, настолько сложно было спокойно посидеть с ними, пока мы доделываем новый шкаф в библиотеке?!»

Но всё же, пусть легенды и гласили, что на сольвегге можно летать, а в реальности Силграс о таком ни разу не слышал. И не помнил этой информации среди данной ему при пробуждении.

Кроме того, получается, что в призрачном городе сейчас был кто-то ещё – и он, в отличие от Ловчей и сыщика, смог сбежать от одиноких теней…

Силграс вновь опустился на снег, невидящим взглядом уставился в никуда. Его растрёпанные волосы издевательски перебирал холодный ветер.

«Молодец, Авалати, – опустошённо подумал он. – Ты не только не спас деревню, ты ещё и угробил двух человек. Молодец. Просто пять с плюсом. Талантище, ничего не скажешь».

Он бы ещё долго так сидел, но над пустошью разнёсся пронзительный писк, и скоро ему на плечо опустился перепуганный, безостановочно верещащий снуи. Альв пересадил духа на палец и бесстрастно выслушал его истерику. Язык снежных фей был устроен так, что если долго вслушиваешься, то постепенно начинаешь разбирать отдельные слова, потом целые фразы… А затем осознаёшь, что в совершенстве понимаешь снуйский. Даже если не очень-то и хочешь этого.

– Говоришь, они забрали сундук и побежали к воротам… – прищурился Авалати. – Но они успели покинуть город? И скажи – ты видел там третьего человека?

Снуи отрицательно качнул головой.

– Тогда тебе придётся вернуться в Асулен и найти их следы. Или выжженные силуэты на земле – там, где их поглотили тени.

Снуи отпрянул, схватившись за сердце.

– Давай-давай. – Силграс попробовал сбросить снежного духа с пальца, но тот уцепился за него обеими руками.

– Не хочешь? – Авалати непререкаемо поднял палец и висящую на нём ношу до уровня своих глаз. Глаза строго сузились. – Что ж, твоё право. Но тогда я позову на помощь кого-нибудь другого из твоих соплеменников. Они догадаются, что ты струсил.

Снуи взвыл, обиженно пнул ладонь Авалати и, негодующе бормоча, полетел обратно к Городу Ста Колоколен. Он то и дело оглядывался, грозно потрясая кулаком, а Силграс только невинно махал ему вслед.

Ещё несколько часов спустя, когда на западе уже заклубилась тьма подступающей ночи, снуи вернулся, дрожа от собственной смелости. Он доложил, что ни посмертных отпечатков колдунов, ни сундука в Асулене нет. Да и в поселение скальников, притаившееся под городскими стенами, сегодня не приходили никакие чужаки.

– Куда же они делись?.. – Силграс вновь задумчиво залез на скалу: сидеть на ней всё же было теплее, чем на снегу.

Он вглядывался в небо, надеясь, что, возможно, снова увидит сольвеггу и её таинственного всадника. Интуиция нашёптывала Авалати, что это может оказаться зацепкой.

Становилось всё темнее, в животе урчало, метельные кони, виновато поглядывая на него, отсчитывали часы до своего освобождения, и альв понял, что нет никакого смысла и дальше сидеть здесь. Вскочив на одного скакуна, он приказал второму ждать тут, пока срок договора не выйдет – ну мало ли. Потом с какой-то странной смесью пренебрежения и нежности потрепал его по ушам и, цыкнув его брату, отправился обратно в Долину Колокольчиков.

По дороге Силграс беседовал со снуи, уставшим и гордым, устроившимся у него на плече и завернувшимся в собственные крылья.

– Мне всё-таки придётся обратиться к твоим соплеменникам, – вслух размышлял Авалати. – Не вижу другого выхода, кроме как разослать вас по разным сторонам, чтобы вы попытались найти потерявшихся колдунов…

– Пип? – сонно предложил снуи.

– Просто ждать, пока сами вернутся? – Силграс упрямо поджал губы. Глаза его сверкнули. – Ещё чего! Я и так упустил слишком много времени. Пора покончить с этой историей.

Мастер Авалати подстегнул коня, полы его накидки взметнулись, белые волосы стегнули альву по глазам.

– Пип… – повторил снежный дух, на сей раз очень печально.

В отличие от Тинави и Берти, он знал, что случится, когда деревню расколдуют.

13. Озарённый пламенем свечей

Все знают, что под Академией Бурей расположена сеть тайных ходов: полных опасностей и полузатопленных… Но почему-то никому, кроме тебя, не пришло в голову тащить туда первокурсников на своём семинаре! Какого пепла, Берти?! Что значит: «Им так было интереснее», прах тебя побери?

Из гневной записки леди-ректора Элайяны

Я сладко потянулась, лениво разлепила веки и… поперхнулась от неожиданности.

Вокруг были сочные джунгли.

Те же самые, что и вчера. И та же тропинка, тот же раскидистый куст с ярко-малиновыми цветами, тот же увитый лианами указатель…

– Прахов прах! – Я вскочила на ноги.

За день я забыла о том кошмаре, но теперь моё сердце вновь начало отчаянно колотиться, а ум – нагонять волны мыслей о смерти, под которыми я едва не тонула, с трудом удерживаясь на поверхности. «Он ищет тебя. Он уже близко» – вопила каждая клеточка моего тела.

Так. Я понятия не имею, что происходит, но я не собираюсь позволять пепел-пойми-чему превращать меня в скулящую паникёршу.

Что притаилось в зарослях впереди, я уже знаю благодаря вчерашней ночи: ничего хорошего. Во мне жила абсолютная уверенность в том, что чудовище с головой быка не преминет вскоре явиться оттуда. Но что находится за мной?..

Обернувшись, я увидела среди деревьев небольшое булькальющее болотце, а в нём наполовину утонувший, сидящий у дерева скелет. Это зрелище неожиданно приободрило меня, ведь скелет держал лёгкий меч, как раз такого типа, с которым я умею обращаться.

– Прости! – шепнула я, обежав болотце и выдернув меч из костяных пальцев.

Затем кинулась вместе с ним прочь по тропинке, но не успела как следует разогнаться, как со всех сторон на меня набросились лианы. Снизу, сверху – я рубила зелёные путы изо всех сил, а они всё не заканчивались.

И вдруг в пружинистом мху под моими стопами стали ощущаться удары: бум, бум, бум. Монстр приближался.

Он появился раньше, чем я смогла освободиться от лиан. Огромная тварь, от которой во все стороны буквально расползалось необъяснимое ощущение неправильности. Мне ясно вспомнился Зверь из Хаоса. От этого монстра исходила такая же чуждая, искажённая энергия.

Размышлять не было времени. При приближении чудовища мой мозг просто свихнулся: мне хотелось отбросить меч, упасть на землю, заткнуть уши и орать до тех пор, пока всё это не прекратится, позволяя тропическим бабочкам безмятежно и тупо трепетать крылышками вокруг, а Быкоголовому – вскрыть меня, как креветку.

Я понимала, что не успеваю убежать. Монстр был уже здесь. Я ощущала его зловонное дыхание, видела глаза, не имеющие никакого отношения к нашему миру, слышала его безмолвную речь – низкий, давящий на уши изнутри, прибивающий к земле рык: «Hooro. Neverrara». Будто он произносил название салата, который собирается съесть.

Я попробовала рубануть чудовище мечом. Он остановил его чёрным когтем. Я попробовала ещё раз.

«Neverrara gushtro?» – Глумление монстра не было видно в животной морде, но слышалось в мысленной речи. Это низкое звериное рычание, раздающееся прямо внутри меня, вызывало тошноту и мельтешение чёрных мушек перед глазами.

Я не понимала, куда его бить. Где у этой твари уязвимое место?

Не обращая внимания на удары мечом, чудовище тянулось ко мне. Я отступала, изо всех сил стараясь не дать ему вспороть себе горло.

Дохлый номер, Тинави. Это дохлый номер – он рукой останавливает меч. Он просто забавляется, у тебя ноль шансов, как только ему надоест, он сломает лезвие пополам, смирись…

Нет. Я не хочу сдаваться!

Я бросилась на монстра ещё раз, подныривая под его руки и целясь мечом под рёбра, но… Расчёт оказался неверным. Старое лезвие просто надломилось, встретившись с толстой шкурой.

Чудовище ощерилось… С осколком меча я попробовала отступить – теперь остаётся только бежать! – но споткнулась об оживший корень, неожиданно вылезший посреди тропинки.

Монстр наклонился и двумя когтями подцепил меня за рубаху, потянул наверх. Я ещё могу ткнуть его пальцами в глаза, когда он окажется близко. Боги, это звучит просто ужасно, но мне надо… как-то… выжить…

Я услышала треск ткани и отчаянно дёрнулась, надеясь, что рубашка порвётся и я смогу вывернуться. Она не порвалась, однако я вдруг сильно ударилась обо что-то головой – пусть и висела в воздухе в хватке чудовища.

Звёзды запрыгали у меня перед глазами. От острого, но совершенно понятного, в отличие от кошмара, укола боли я вздрогнула и проснулась. Последним, что я услышала внутри сновидения, был удар выпавшего из моей руки меча о землю – и яростный рык монстра…

* * *

Печная труба. Вот что это было.

Макушку саднило: я приложилась к каменной кладке так сильно, что на пальцах после проверки осталась липкая кровь. Надеюсь, на самой печи нет следов: а то хозяина дома по возвращении ждёт неприятный сюрприз. Мм, кровавые гости в жуткой хижине с призраком в лесу!..

А ещё у меня была разодрана кожа под ключицами. Две длинные глубокие отметины – как раз там, где прошлись когти чудовища.

Итак, это всё-таки не был обычный кошмар.

– Ну приплыли! – беззвучно выдохнула я и, сев, обняла себя за колени.

Кто этот монстр? Почему он хочет меня убить, как мне его одолеть? И – что происходило во время сна с моим телом, раз я умудрилась получить раны и тут, и там? (Бинго, Тинави, два зайца одним выстрелом! Вот только какие-то паршивые зайцы, нет?)

Так, ладно. Не стоит психовать и привычно срываться в весёленький внутренний монолог. Вещей, которых я не знаю, полно, но есть и пара моментов, о которых я уже могу сделать выводы.

Во-первых, этот сон точно не связан с теми загадками, с которыми сейчас приходится разбираться наяву. У него совсем другой запах. Когда ты постоянно сталкиваешься с тайнами, у тебя развивается определённого рода нюх – и эти джунгли пахли не так, как хоть что-либо в нашем мире. Быкоголовый пришёл откуда-то издалека (и лучше бы там и оставался).

Во-вторых, кошмар с таким «запахом» впервые приснился мне в кэбе, в ту ночь, когда я оказалась в Седых горах. Там ещё не было джунглей, но уже было это явное ощущение неправильности. Возможно, в этом-то всё и дело. Местные искажения магического фона повлияли на меня таким странным образом, что… Мм… У меня в голове открылось окошко в вечность, я не знаю? (Оттого, как глупо звучала эта формулировка, я шлёпнула себя ладонью по лбу.)

В-третьих, оба раза сон про джунгли начинался одинаково. Мне уже известно, откуда появляется монстр, как ведут себя лианы, где раздобыть меч… Грубо говоря, я учусь во сне, а значит, с каждым разом у меня всё больше шансов выжить.

Ну и в-четвёртых, если меня что-то будит в реальности, кошмар прекращается. Значит, главное в случае очередного попадания в джунгли – вовремя проснуться. Вопрос в том, как это организовать…

Я покрутила головой, разминая шею, и задумчиво коснулась старого шрама на мочке левого уха. Он был со мной с тех пор, как два с половиной года назад я умудрилась устроить взрыв в алхимической лаборатории, после которого и лишилась способности к классической магии, и стала Ловчей, и обрела потрясающее хобби: минимум раз в год спасать мир от какой-нибудь пакости.

М-да. Вот только, кажется, я впервые оказалась в подобной ситуации – ни праха непонятно, чрезмерно опасно – вне Шолоха. Рядом никого из ребят, с которыми в таких случаях мы дружно бегаем и орём в стиле: опять невозможное на наши головы! Да как так-то, вселенная?!

И никого из тех, кто в своё время становился моим проводником в мир неизведанного… Ни Карла, который подарил мне теневые блики. Ни Лиссая, за руку приведшего меня в Святилище. Ни Полыни с его Умениями. Ни Рэндома, поставщика магической контрабанды. Ни Анте, по крупице выстраивающего вместе со мной новую магию.

Нет. Впервые я совсем одна. Получается, вот оно – какой-то новый этап, время для самостоятельного путешествия?

Признаться, это было очень странное чувство. С одной стороны – ужас и растерянность. С другой – волнение, даже гордость, не сочтите меня сумасшедшей. Видимо, я готова, раз это пришло, чем бы оно ни было?

Грудь саднило… Готова я или нет, но царапины лучше промыть: не хотелось бы подхватить иномирный столбняк.

Я тихонько отодвинула шторку, отделяющую мой печной закуток. После его кромешной темноты остальная хижина казалась ярко освещённой, хотя на самом деле в помещение проникал лишь один блёкло-жемчужный лунный луч, кое-как пробившийся между задёрнутыми занавесками.

Искристый Перепляс уже закончился. В доме стало по-летнему жарко. На улице – тихо.

Голден-Халла спал на полу на матрасе, обложившись подушками, как иджикаянский султан. Часть из них он уже сбросил, равно как и собственную шуфу, взятую вместо одеяла. Красно-рыжие волосы, распущенные на ночь, казались языками пламени на фоне белой рубахи, а на скулах Берти горел яркий румянец. Я невольно залюбовалась им.

Голден-Халла. Такой искренний и тёплый.

Хорошо, что мы познакомились. Я верю, что каждый встреченный нами человек чему-то нас учит. Всякий несет с собою урок: кто-то больший, кто-то меньший, но для мозаики твоей жизни потребуются все они. Причём правила у игры жёсткие: незаконченным этот узор не останется, а вот какой ценой и с какой попытки ты соберёшь все стёклышки – уже только твоё решение. И какими цветами ты их окрасишь – тоже твоё.

Так вот в случае Берти мне почему-то кажется, что наша встреча станет для меня до пепла важным опытом…

А ещё у меня есть странное чувство – тянущее, отдающееся в животе и макушке, – что мы с ним действительно похожи. Не внешностью, шуточками и поведением (это очевидно), а чем-то, что спрятано глубоко внутри. Что иначе как музыкой и стихами, магией, танцами и прикосновениями – не выразишь.

В голове мелькнула мысль: «Может, посоветоваться с Берти насчёт своих снов?» Но, подумав, я отмела её. Каким бы «своим» ни казался мне Голден-Халла, не стоит с ходу пугать хорошего человека своей запредельной чушью. Я и так уже потихоньку забиваю ему голову всевозможными странностями: нужно быть милосердной и дозировать информацию. Да и вообще: я же только что решила, что это моё, и только моё, дело! Инициация, которая давно уже назревала. Главное, конечно, случайно не умереть в процессе.

Я бесшумно спрыгнула с лежанки и, захватив со стола лампу, прокралась с ней в ванную комнату.

Там в зеркале над раковиной стало видно, что царапины выглядят не так паршиво, как могли бы. Я старательно промыла их, едва не чихая от ядрёного запаха можжевелового мыла – единственного, что имелось в избушке. Потом ещё какое-то время размышляя бродила по крохотной ванной: два шага туда, два сюда, тени буквально расплёскиваются во все стороны. Мой взгляд расфокусированно скользил по сумрачной комнатке и вдруг будто споткнулся.

В дальнем углу лежал вязаный коврик. В нём не было ничего примечательного, за исключением того, что он слегка сбился под моими шагами – и под съехавшим краем стало видно широкую щель и начало каменного покрытия.

Моргнув, я присела на корточки и убрала половик.

Люк!.. Вот это да!.. Причём, в отличие от своего собрата в основном помещении, этот люк был внушительно каменным. Нестандартное зрелище в скромной лесной хижине.

– Эй, призрак, ты тут? – шёпотом спросила я и оглянулась на зеркало над умывальником. Мутная глубина отражения – лампа давала не слишком много света – оставалась безмятежной. Привидение не ответило.

Под сдвинутым вбок люком обнаружились древние каменные ступени. Они вели куда-то во тьму, и на каждой было написано по одной строчке из тех же витиеватых букв, которые мы уже видели на площадке для телепортации… Позабытое наречие Асулена.

Удивлённый вздох вырвался из моей груди.

Так. Нужно разбудить Голден-Халлу.

* * *

Я опустилась на колени рядом с сыщиком и шепнула:

– Берти, просыпайся.

– Не-а, – сквозь сон ответил он.

И ведь громко ответил, зараза. Не чета моему шёпоту – почти в полный голос.

– Берти, пожалуйста.

– Нет.

В этот раз в голосе спящего саусберийца появились упрямые и раздражённые нотки. Ну и что за дела, спрашивается? Такой милый человек днём и такой упёртый – ночью!

Я рассердилась и легонько ущипнула его. Он ущипнул меня в ответ – всё так же не просыпаясь, зато по-настоящему, больно.

– Слушай сюда, Голден-Халла! – быстро зашептала я ему в самое ухо. – Ты на днях хвастался, что от тебя никакие загадки не уходят. Так вот сейчас не только загадка, сейчас я уйду. Ночью. В полном облачении. И сундук с собой прихвачу, соня ты разнесчастный!

– Зачем сразу угрожать-то?! – обиделся Берти и резко распахнул глаза.

Сама невинность.

Я прижала палец к губам и взглядом указала на зеркало у двери.

– Пойдём со мной. Только тихо.

Его взгляд тотчас потерял всякую сонливость. Берти смахнул с лица свои неожиданно длинные волосы и плавным кошачьим движением поднялся с матраса. Друг за другом, на цыпочках, мы прошли в ванную. Где-то на полпути под моей ногой скрипнула половица, и несколько секунд мы стояли не дыша.

До середины лестницы мы спускались при свете всё той же лампы, лишь частично выхватывающем контуры того, что ждало нас впереди. А потом Берти щёлкнул пальцами и шепнул маг-формулу, зажигающую свечи.

Я думала, внизу найдётся парочка канделябров. Три. Ну четыре штуки. Представьте мой шок, когда от простого щелчка вспыхнули десятки. Голден-Халла невольно подался назад.

Освещённый пламенем свечей, таинственный подвал оказался куда больше, чем сама хижина, и находился гораздо глубже, чем погреб с едой. Весь каменный, со сводчатым потолком, с таинственными символами позабытого наречия на ступенях и поддерживающих свод колоннах. Настоящее древнее подземелье.

Везде стояли шкафы, под завязку набитые старинными фолиантами и свитками, помещёнными в стеклянные колбы, сохраняющие их от влаги. На круглом столе в центре помещения была разложена карта Седых гор, а на стенах висели изображения различной нежити: анфас и в профиль, как делают с преступниками перед торжественной отправкой в камеру. Под рисунками на специальных полочках лежали кости и черепа, явно принадлежащие изображённым. Ещё одна огромная – неразобранная – гора костей высилась в дальнем углу помещения.

– Итак, хозяин избушки – колдун, причём специализирующийся на нежити… – протянула я, ошеломлённая наполненностью подземелья. – С ума сойти, Берти! У нас в шолоховской Башне магов очень сильна кафедра Карателей – как раз таки охотников на нежить, – но даже у них я не видела такого разнообразия книг на эту тему… И такого количества, – я покосилась на ближайшую полочку, – демонстрационных материалов. Этот колдун смущает меня своим энтузиазмом. Ему это нравится? Он садист?

– Да уж. – Голден-Халла задумчиво побарабанил пальцами по подбородку. – Зато стало понятнее, что имел в виду призрак, когда называл себя «напарником» хозяина.

Я кивнула. Это так. Как наши Каратели, так и охотники других стран иногда заключают сделки с призраками. Привидения лучше чувствуют нежить, и поэтому колдунам выгодно брать их с собой на дело. В ответ призраки могут просить разное: кто-то хочет тихое место обитания, кто-то – помощь в завершении не закоченных при жизни дел.

Мы с Берти склонились над каменным столом в центре помещения. Развёрнутая на нём карта Седых гор была по углам прижата книгами и свечами. На карте отсутствовали привычные обозначения поселений и погодных разломов, зато она была полна других отметок.

Берти вдруг ниже навис над ней, быстро стал водить по бумаге пальцами: от красных и белых иголок, в изобилии воткнутых в карту, к чёрным круглым камешкам, которые лежали всего в нескольких местах; от кривых карандашных заметок, сделанных совершенно нечитаемым почерком, к обозначенным пунктиром маршрутам по горам. Потом Голден-Халла выдохнул, отбежал от стола к единственной свободной от шкафов стене подземелья, нажал на какой-то камень, и…

Стена со скрипом уехала вниз, открыв перед нами длинный тёмный коридор.

– О! Получилось! – расплылся в счастливой улыбке Берти.

– Что это сейчас было вообще?! – ахнула я, потрясённая скоростью произошедшего.

Голден-Халла трусцой вернулся обратно к столу.

– Вот, – он начал тыкать пальцем в те и другие обозначения. – Я предположил, что карандашные пометки наш колдун делает там, где подозревает присутствие нежити. Вместо них он вставляет красные булавки, когда убеждается: нежить есть. Меняет красные на белые после того, как очищает эту зону. Вокруг чёрных камней всё белое – возле них он перебил чудовищ первым делом. Как так вышло, если эти камни раскиданы далеко друг от друга? Неудобно! Если только не предположить, что они обозначают площадки для телепортации, которыми наш колдун умеет пользоваться. Асуленская площадка. – Берти ткнул пальцем в камень, лежавший там, где на обычных картах обозначен мёртвый город. – Возможно, та, где мы находимся сейчас. – Пляски пальца в лесистой зоне на востоке. – Остальные. – Тычки тут, тут и там.

Голден-Халла продолжал тараторить как сумасшедший:

– Нам с тобой тогда и в голову не пришло, что кто-то использует этот телепорт, ведь лес вокруг был совершенно диким: ни одной тропинки, ни одного следа… Однако посмотри на это подземелье – оно стопроцентно асуленское: тексты на ступенях, символы на стенах, типичная форма свода с такими как будто бы рёберными костями… Теперь вспоминаем, что все древние народы были без ума от тайных ходов. Прикидываем, что мы с тобой находимся не так далеко от телепорта. (А если предположить, что, бегая от Искристого Перепляса, мы могли завернуть в обратную сторону, то, может, и вообще очень близко.) Подмечаем, что эта хижина стоит очень странно: тупо посреди леса. Не у реки, не у опушки – максимально нелогично. Зачем же ещё её здесь строить, если не ради шикарного подземелья и… личного коридора к телепорту? Подумав обо всём этом, я прикинул, где может находиться тайный ход, подбежал к единственной подходящей стене, увидел, что один камень аж лоснится от частых прикосновений – и та-да! Готово.

Берти торжественно вытянул обе руки в сторону тёмного зева. Казалось, у коридора отвисла челюсть. Как и у меня.

– Темп твоих мыслей меня даже немного пугает, – я моргнула. – Предупредил бы заранее, что ты гений, Голден-Халла, кто ж так делает-то?..

– Я тебя сейчас добью, хорошо? – подмигнул сыщик. – Последняя гипотеза. Что, если это не мы с тобой активировали телепорт в Асулене, а хозяин хижины перенёсся туда в тот момент, когда мы оказались на площадке – и нас с ним просто поменяло местами? И именно поэтому мы не смогли ничего сделать здесь, в лесу: мы не знаем, как активировать его заклинание.

– Идеально, – только и смогла выдохнуть я. А потом помрачнела. – Правда, это значит, что наш увлечённый охотник на нежить, вероятно, уже мёртв. Он же тогда выпал прямо к одиноким теням в объятия.

С сияющего, как монетка, лица Голден-Халлы мигом сошла вся лучезарность.

– Прах. Вот до этого я додуматься не успел.

Я подняла взгляд к выходу из подземелья.

– Что будем делать теперь?

– Хороший вопрос… Давай я принесу наши сумки, а то сама знаешь: в моей есть кое-что важное, – Берти понизил голос, намекая на сундук с колокольчиками, – и там решим.

Пока его не было, я снова склонилась над картой.

Помимо всего, уже проанализированного Голден-Халлой, на ней имелся ещё один камешек – на сей раз уютного зелёного цвета.

– Берти, а что обозначает он, как ты думаешь? – спросила я, почувствовав на лестнице шевеление.

Но… Вместо ответа раздался громкий скрежет: люк в подземелье резко задвинулся.

– Я не Берти, – сказали позади меня.