Текст книги "Шолох. Долина Колокольчиков"

14. Нив

Его Высокопреосвященство Ноа де Винтервилль сегодня икал целый час между пятью и шестью вечера. Было очень сложно изображать, что я не замечаю этого, но я справился. Видимо, кто-то особенно усердно вспоминал нашего архиепископа. Интересно, кто?

Из записки священника Рюви, помощника Ноа де Винтервилля

Я резко обернулась.

У подножия лестницы стояла девушка в длинном свободном платье. Тени вокруг неё сгущались, а свет мерк. Весь её облик был расплывчатым, серым и мутным, как грязная вода, и я с трудом разбирала, где заканчивается девушка и начинается её тень. Не удавалось рассмотреть и черты лица: стоило сфокусироваться на глазах, как они таяли, превращаясь в чёрные провалы, перевести взгляд на губы – и они растворялись, заставляя смаргивать морок. Её руки и ноги были видны не до конца: часть стопы, острый локоть, теряющиеся в сумраке пальцы, медленно тянущиеся к ближайшей свече и гасящие её лёгким прикосновением…

Вот и наше привидение.

– Что ты сделала с моим спутником? – Я сжала кулаки.

Девушка наклонила голову и ответила вопросом на вопрос:

– Зачем вы спустились сюда? Невежливо вламываться туда, куда вас не приглашали.

Хотя её голос и был тихим, она не говорила шёпотом. Скорее, это напоминало звук, доносящийся издалека.

Призрачная гостья сделала несколько шагов ко мне. Я почувствовала, как руки покрываются гусиной кожей, а дыхание перехватывает. У привидения не было собственного тепла, и оно высасывало его из всего живого, до чего могло дотянуться. Чем ближе подступала девушка, тем яснее становились её контуры и тем холоднее делалось у меня внутри. Пламя свечей заплясало, как если бы в подземелье подул ветер. Глаза призрака стали бесконечно чёрными, на его скулах и руках проступили тёмные пятна – кажется, при жизни там были страшные раны…

– Я детектив, и любопытство – мой главный порок, – призналась я. – Хотя в некоторых ситуациях оно может сохранить жизнь.

– Или оборвать её, – эхом возразило привидение.

– Это угроза? – Я сделала шаг вбок, но мне не удалось отстраниться: девушка шагнула одновременно со мной, копируя мои движения и не сводя с меня глаз.

Стеклянные колбы в книжном шкафу мелко задрожали, одна из них выпала и разбилась.

– Нет. Но я не хочу, чтобы вы оклеветали моего напарника или причинили ему вред.

– И в мыслях не было. – Я покачала головой. Потом нахмурилась: – Ты… Ты слышала конец нашего диалога? Про телепорт и то, что если твой друг поменялся с нами местами, то он попал в беду?

Я, конечно, нехило рисковала, говоря это. Привидение и так было настроено недружелюбно – и опечалить его могло быть равно тому, что и взбесить. Но мне показалось честным сразу расставить все палочки над рунами.

– С ним всё в порядке, – без сомнений отозвалась призрачная девушка. А потом сделала шаг вперёд, отчего моё сердце стало биться гораздо медленнее, а кончики пальцев онемели.

В подземелье погасли все свечи, кроме той, что стояла у меня за спиной. Я потянулась рукой назад и, на ощупь выдернув из карты одну булавку, выставила её перед собой.

– Мне доступно только одно средство против привидений, – предупредила я. – И этот заговор, увы, не сковывает вас, а уничтожает остатки вашей искры. Я не хочу тебя развеивать, но мне придётся сделать это, если ты попробуешь причинить мне вред – и не ответишь наконец, где мой спутник.

Девушка наклонила голову набок, будто оценивая варианты. И в этот же момент раздался дикий грохот: каменный люк буквально отлетел в сторону, раздался быстрый топот, щелчок пальцев, свечи снова вспыхнули высоким шипящим пламенем – и вот внизу лестницы уже стоял Голден-Халла с неоформленным красным клубом магии в руках.

– Привет! Я тут! – сказал он куда дружелюбнее, чем можно было ожидать при столь эффектном появлении. – Призрак, а давай попробуем познакомиться заново? Уверен, наши отношения могут сложиться гораздо лучше – стоит только дать им второй шанс. Исходные данные-то были шикарные: ты спасла нас от Перепляса, а мы перемыли всю посуду в доме. Похоже на начало хорошей дружбы, как по мне.

– Так и зачем нужно было всё портить? – глухо отозвалось привидение.

– Ну мы же люди. – Голден-Халла улыбнулся, гася боевое заклинание. – Ужасно несовершенные, если вдуматься, существа.

Я демонстративно опустила булавку на стол и подняла открытые ладони.

– Прости меня за то, что сунула нос не в своё дело. По несовершенности я, наверное, рекордсмен.

– Как ловко ты находишь нестандартные поводы для хвастовства! – неожиданно рассмеялся Берти, и я с улыбкой ему подмигнула.

Призрачная девушка перевела бездонный взгляд с Голден-Халлы на меня и обратно, явно удивлённая тем, как шустро мы расслабились. Ну, собственно, мои претензии к ней иссякли в тот же момент, как выяснилось, что она не навредила Берти. Наконец призрак отошёл от меня, и я с шумом вдохнула, почувствовав, как сердце вновь забилось в нормальном темпе.

– И ты прости, что я стала забирать твоё тепло, – шелестяще сказала девушка. – Без источника мне бы не хватило сил проявиться.

– Ничего. Я попробовала себя в новом амплуа – источник, говоришь?.. Значит, день уже прожит не зря, – отмахнулась я, потирая грудь. – А если ты расскажешь нам о своём напарнике – очень уж он интересная личность, судя по всему, – то будет совсем сказочно.

Привидение кивнуло.

* * *

В общем-то, поднявшись из подземелья, мы действительно попробовали начать всё сначала: и для этого дружно сели завтракать.

Ну и что, что на часах нет шести утра, за окном до сих пор темно, а мы с Голден-Халлой, судя по синякам под глазами, входим в большие долги перед собственными организмами? В любом случае под горячий хлеб с маслом и кофе, дополненный кружевами сливок, разговоры о магии идут куда лучше.

Изредка призрачная девушка уже санкционированно тянулась то к моей руке, то к руке Голден-Халлы – и хотя мы вздрагивали, чуть не расплёскивая напитки, это позволяло нашей собеседнице оставаться видимой. И да: это было её едой, раз уж кофе призрачному рту не даётся.

Как оказалось, привидение пользовалось зеркалом как средством связи именно потому, что его собственных сил не хватало на постоянное сохранение облика.

Подпитанная нашей энергией, девушка проявилась яснее: теперь за пятнами глубоких ран можно было различить миловидные черты лица с грустными карими глазами, рассмотреть русые волосы, заплетённые в две длинные косы, и вышитый узор на платье.

– Меня зовут Нив Кройшпаль, – рассказывала нам обитательница избушки. – Я из племени скальников. Мой отец был шаманом, и я тоже постигала науку общения с духами. Когда мне исполнилось двадцать шесть лет, я отправилась в столицу, чтобы дальше учиться колдовству там. Я ехала одна, мне хотелось добраться как можно скорее, и поэтому я пренебрегала отдыхом. Один раз я заснула на высокогорной дороге в зимней зоне. Был сильный снегопад, и моя лошадь оступилась. Мы упали со скалы и разбились. Мне было так горько из-за собственной несвоевременной смерти и из-за того, что моё тело не смогут найти, что мне удалось остаться в форме привидения. Но я была слаба и не могла далеко уйти от места собственной гибели. И вот однажды меня нашёл Голат.

– Так зовут хозяина избушки? – уточнила я.

– Да. Он уже был охотником на нежить к тому моменту, а ещё – помогал таким, как я. В Седых горах происходит много случайных смертей, больше, чем где бы то ни было в Лайонассе. Голат вернул моё тело домой. Я была благодарна ему – и за то, что мой народ узнал правду о моём исчезновении, и за то, что не переродилась в нежить, как здесь часто случается с ненайденными мертвецами… Я бы не хотела этого. Но и уходить мне не хотелось – ведь я прожила так мало. Поэтому я осталась с Голатом и помогаю ему всем, чем могу.

– А почему Голат настолько серьёзно настроен в своей охоте на нежить? – Я подпёрла подбородок руками. – Он учёный, работает с Норшвайнской академией или что-то вроде этого?

– Вовсе нет. – Нив мотнула головой. – Он настоящий отшельник, одиночка. Просто ему хочется, чтобы в Седых горах людям легче жилось. Вообще, чтобы они – жили… А не умирали.

Берти вскинул брови:

– Это прекрасная мотивация, но удивительно, что он, поселившись в глуши, лишает себя удовольствия видеть результаты своей деятельности.

– Он видит их и отсюда, – возразила призрачная госпожа Кройшпаль. – Ведь с каждым годом приходится убивать всё меньше тварей.

С этим сложно было поспорить. Судя по всему, Голат был неплохим человеком. А Нив – искренне разделяла его убеждение в ценности жизни, хотя свою уже потеряла. Поэтому и спасла нас от леди Фионы.

– К тому же здесь мы с Голатом живём всего десять лет, с тех пор, как он наткнулся на это подземелье и понял, что поселиться над ним будет очень удобно, – продолжало привидение. – Раньше мы жили неподалёку от одной весенней деревни. Её жители уважали Голата, но его как раз утомляло общение с ними. Не всем нравится внимание, для многих оно обуза. Как камень, прибивающий тебя к земле. Или маска, которую невозможно снять, которой приходится соответствовать. Здесь же Голат свободен. А если хочется поговорить, то у него есть я. – Нив вскинула подбородок.

– Получается, это Голату удалось разбудить спящие асуленские телепорты? – задумалась я.

– Да. Он у меня молодец… То есть он молодец. Безо всяких «у меня». – Госпожа Кройшпаль заметно смутилась и поспешила продолжить: – С помощью телепортов удаётся гораздо быстрее перемещаться по горам. Если вы тоже хотите воспользоваться этим способом, то вам лучше будет прийти на площадку сегодня на закате. Голат всегда возвращается в этот час, и вас снова просто поменяет местами. Телепортация забирает у него много сил, и я не думаю, что он согласится просто так проводить её для вас.

– А почему ты так уверена, что одинокие тени не причинили ему вреда? – осторожно спросила я, помешивая ложечкой кофе.

Нив серебристо рассмеялась при виде моей напряжённой – вдруг в первый раз до призрака просто не дошло? – физиономии. От смеха силы госпожи Кройшпаль совсем иссякли, и следующая фраза появилась уже на зеркале.

– «Голат знает, как с ними справиться. Я уверена, что с ним всё хорошо».

– Боги-хранители! Да где учился магии твой друг?! – восхищённо присвистнул Берти.

– «Он учился у шаманов моего племени. У книг: всех, какие мог раздобыть. У старых песен и свежих газет, у паломников и пилигримов, у сказок об альвах, у духов, пляшущих на короне гор на рассвете… Он много трудился затем, чтобы теперь защищать нашу землю и иметь возможность без страха заглядывать в Асулен. А сейчас мне нужно поспать, чтобы восстановить силы. Разбудите меня, прежде чем уходить».

– Подожди! – взмолилась я. – Последний вопрос. Почему в подземелье ты решила, что мы собираемся принести Голату вред или оклеветать его?

Нив не отвечала так долго, что я решила: она уже уснула. Совсем слабый призрак, надо же…

Но вот на зеркале всё же проступил ответ.

– «Голат силён и умён. Городские колдуны вроде вас могли бы захотеть увести его с собой. Тяга к знаниям и могуществу делает людей безжалостными, глухими к чужим желаниям… Я боялась этого. Поклянитесь, что вы не отберёте его у Седых гор».

Мы поклялись.

И я подумала: сколько же бесценных сокровищ и светлых умов таят в себе глухие уголки Лайонассы. И какими страшными извергами живущие там часто считают нас, горожан: готовыми всё отобрать и опошлить, оставить их земли пустыми, выкорчевав лучшее – для себя.

Не то чтобы такого совсем не бывает… Но всё же: мы не так плохи. Просто удалённость делает нас непонятными друг для друга. Иногда – будто говорящими на разных языках.

Мне снова вспомнилась ссора Хеголы и Силграса, приведшая к трагедии Долины Колокольчиков. «Эгоистичный альв». «Жалкий человечишка». Интересно, если мы поймём, как выжил Хегола и каким-то чудом найдём его… Они смогут договориться?

* * *

– Какая же шикарная погода! – Берти вышел на крыльцо хижины, возле которого я сидела на зелёной травке, размышляя о том, как мне теперь спать, если я всё время рискую провалиться в джунгли. Погода и впрямь была великолепная: я прямо чувствовала, как послеполуденное летнее солнышко напитывает меня силами. Может, просто попробовать не спать вообще? Накидываться всякими тонизирующими настойками, а там и до Шолоха доеду…

А, нет, стоп, я же решила, что это инициация и я справлюсь сама, прах-прах.

Берти плюхнулся рядом со мной на траву. Он выглядел свеженьким и умиротворённым, и на голове у него было намотано банное полотенце.

– Можем и по лесу обратно до телепорта дойти, – благостно огляделся Голден-Халла.

– Не-не-не! – Я сладко потянулась. – Если есть возможность воспользоваться тайным ходом, не стоит её упускать. А то судьба решит, что мы скучные, и перестанет выворачивать для нас карманы, полные загадок.

– Ух, какая ты прагматичная. Я оставил тебе горячей воды, кстати. Сам грел.

– Благослови тебя Теннет! – восхитилась я.

– Почему именно он? – Берти упал на спину и задумчиво уставился на небо, по которому плыли диковинные корабли облаков.

Я повторила за ним.

– Просто у него самый злобный характер среди богов… Как мне кажется. Если уж Теннет кого-то благословит, то это высшая похвала.

– Разбираешься в богословии, лесная госпожа?

Я свела большой и указательный пальцы близко-близко.

– Чуточку. А ты?

– На минимально необходимом уровне. Если честно, мне это не слишком интересно.

О, Голден-Халла, поверь, мне тоже раньше не было…

– Но у меня была ученица, – продолжил Берти, – которая, как говорят в портовом квартале Саусборна, «сечёт тему по полной». Её отец – сам Ноа де Винтервилль, и Тисса…

– Да ладно?! – Я так и подпрыгнула.

Всё оставшееся время до выхода в сторону телепорта – с перерывом на моё скоростное мытьё головы – мы возбуждённо сплетничали о его высокопреосвященстве. А потом стали искать ещё каких-нибудь общих знакомых, и, к своему восторгу, я выяснила, что Мелисандр Кес некогда работал патологоанатомом в той же жандармерии, куда частный сыщик Берти забегал за информацией по убийствам. Они никогда не общались, но Голден-Халла слышал фамилию моего друга.

– Подожди, – Берти свёл брови. – Мне казалось, что его в какой-то момент объявили в розыск за международное преступление.

Я уже приготовилась соврать, чтобы случайно не ступить на тропу, где каждый шаг заставляет тебя увязать в чужих секретах, но вдруг поняла, что не хочу лгать Голден-Халле. Просто не хочу, и всё, категорически.

– Долгая история, – вздохнула я. – Иногда правительство поступает крайне несправедливо.

– Да уж, – Берти потрогал шею, где у него был длинный тонкий шрам.

* * *

Мы стояли на границе тайного хода.

– Спасибо, что приютила нас, Нив, – сказала я на прощанье призрачной девушке, которая, отоспавшись и подержав меня за руку, нашла в себе силы проявиться.

– Не теряйтесь больше в горах, – проговорила она на прощанье. – Голат далеко не всё смог очистить от нежити и тёмных духов. И я не хочу, чтобы однажды он сказал, что вернул домой тела двух путешественников в лесной одежде, оступившихся на неверной дорожке.

Мы шли по тоннелю минут пятнадцать, прежде чем оказались на вчерашней площадке для телепорта: здесь люк скрывался под одним из выпуклых узоров на белом камне. Сев рядышком, одинаково обхватив колени, Берти и я любовались дубовой рощей. Её великолепие, сначала яркое и контрастное, постепенно погружалось в ровные золотистые лучи вечернего солнца.

– Представляю себе эмоции Силграса, когда он увидит, что мы как ни в чём не бывало выходим из Асулена, – усмехнулась я.

– Спустя сутки, ага. – Берти покачал головой. – Я не уверен, что он до сих пор нас ждёт. Разве что разбил палатку посреди долины и всё это время просидел в глубокой медитации. Но мне кажется, у нашего альва не такой характер, чтобы он спокойно воспринимал удары судьбы вроде двух внезапно исчезнувших волонтёров.

– Как считаешь, нам стоит говорить ему о Хеголе? – Я задумалась. – Или, может, нужно сначала провести небольшое расследование: получше изучить Рассветную башню и всё такое?

– Я смотрю, тебе одной встречи с плотоядными тенями не хватило? Закат, Тинави! Нам надо будет мчать из Асулена, сверкая пяточками, пока колокола не решили позвенеть на бис!

– Ай, точно!.. Я совсем забыла.

И тут, когда один совсем низкий янтарный луч солнца мазнул меня по щеке, символы древнего языка под нами замерцали. Воздух снова сгустился, совсем как вчера, а всё вокруг затопило плотным малиновым светом.

Так-так. А вот этого цвета вчера не было… Лицо у меня вытянулось.

Лишь бы не разорвало.

Берти посмотрел на меня и до того, как мир исчез, успел ободряюще взять за руку. Я сжала его ладонь в ответ.

15. Когда зажжётся первая звезда

Все шолоховские дети бесконечно упрашивают своих родителей строить им дома на деревьях. По статистике те, кому отказывают в этой просьбе, чаще всего впоследствии переезжают в квартал Роща Грёз, знаменитый именно такой архитектурой.

Энциклопедия «Доронах»

– Тинави, это не Асулен.

– Вижу… Зато нас хотя бы не расщепило.

– Боги-хранители! А что, могло?!

– Мм. Да. Ты не знал?

– Боги-хранители!.. – повторил сыщик.

Ведя этот диалог, мы с Берти задумчиво пялились в никуда.

Площадка для телепорта, на которую мы попали, была точь-в-точь как предыдущие две. Вот только находилась она на плоской, как блин, вершине горы. Перепад высот оказался настолько резким, что у меня перехватило дыхание. Под нами проплывали облака, окрашенные нежным розовато-персиковым цветом. Вдалеке мы снова увидели пик Осколрог – наш неизменный ориентир. Правда, теперь он оказался с другой стороны относительно солнца: кажется, на сей раз нас унесло куда-то на восток.

– А здесь красиво, – сказал Берти, когда мимо промчалась стая диких птиц.

– И холодно, – поёжилась я.

Потому что мы снова оказались в одной из заснеженных зон – и теперь стремительно одевались, стуча зубами.

– Получается, господин Голат решил переместиться из Асулена сюда, а уже отсюда отправился домой, – протянула я, когда мы с Берти начали спуск по узкой тропинке, опоясывающей гору. – Интересно, почему колдун так поступил?.. Охотился на кого-то? Спасал? И вообще. Шустро он!

– Неугомонный мужик, – согласился Берти. – Я даже жалею, что мы с ним в итоге не познакомились. О, смотри, козы.

И впрямь: под нами к отвесной скале жалось несколько горных коз. Их седым бородам могли позавидовать старцы из Башни магов, а в глазах с горизонтальными зрачками плескалось лишь спокойствие и презрение. Козы лихо распластались вдоль совершенно вертикальных камней, под ними были сотни метров пустоты, а они лишь флегматично, не моргая, жевали какие-то ветки.

– Знаешь, я уже как-то стал привыкать к тому, что ни праха не контролирую в этой поездке. – Голден-Халла шёл, спрятав руки в карманы и пиная кусочек льда. – Интересно, что это – мудрость или смирение?

– Усталость, – отозвалась я.

– Если что, заночуем в лесу. Думаю, я смогу построить и́глу по примеру некоторых племён севера: я разобрался в принципах подобной архитектуры в детстве. Строил из книг, правда, но вряд ли со снегом будет сложнее, – прикинул Берти.

Я с любопытством покосилась на него.

– И́глу из книг?

– Конечно! Неужели у маленькой тебя не было тайных убежищ?

– Были. Но я просто вешала простыни на кусты в саду: так, чтобы они со всех сторон спускалась до земли. Дальше – работа воображения, которое было моим лучшим другом до того дня, пока я не повстречала Кадию.

– Ты халявщица! – Голден-Халла рассмеялся. – А вот в иглу из книг и впрямь оживают миры. Главное: не поддаваться соблазну и не выдёргивать книги из стен. Так миры рушатся, – доверительно поделился он.

Мы решили действовать по вчерашней логике: идти в сторону Осколрога, а там, может, что-то и изменится.

Горы вокруг, освещённые вечерним солнцем, лежали, как сладости на витрине кондитерской. Снег сахарно искрился, укутанные им деревья были будто гигантские безе, а толстенькие снегири напоминали ягодки малины. Белые склоны, приятно пологие, разбегались по сторонам, упоительно петляя. Не успела я подумать, что это место стало бы идеальным зимним курортом, как вдруг…

Из-за скалы вынырнул лыжник в короткой мантии с капюшоном и полетел на меня со свистом, зажав палки под мышками. Я сделала то, что делаю всегда при быстром приближении маневренных объектов: осталась стоять на месте.

Не потому, что растерялась, наоборот! Опыт показывает, что будет безопаснее, если шустрый тип сам меня обогнёт, а не я буду полоумной белкой скакать у него на пути, напрашиваясь на травмы.

Однако в этот раз что-то пошло не так.

Лыжник, почему-то хрипящий, врезался в меня быстрее, чем я успела даже ахнуть. Я упала с грустными мыслями о том, что сейчас мы дружно полетим вниз по склону, вспахивая тот палками и собственными конечностями… Но, как выяснилось мгновение спустя, лыжник пролетел сквозь меня и как ни в чём не бывало помчался дальше.

– Что это было?! – поразилась я, возясь в снегу.

– Привидение вкупе с твоими плохими нервами. Почему ты упала? От неожиданности? – Голден-Халла протянул мне руку.

– Да нет, он сбил меня. По-настоящему. Кажется, это не просто призрак, а зловредный хохотун: раз умеет воздействовать на материю. И пакостит.

– Хм. Тогда представляю, как он обрадовался! Горы безлюдные, вряд ли ему часто удаётся кому-то подгадить. Поздравляю, ты наверняка подняла парню настроение.

– Странно, что его Голат не грохнул, – проворчала я.

– О боги, Тинави! Ты становишься злой.

– Да, но это потому, что замерзаю… И начинаю чувствовать голод.

– Почему же ты толком не поела в хижине? – Берти искренне возмутился. – Я же совал тебе сэндвичи перед выходом! Лучшие в мире сэндвичи с огурцом, Тинави!..

– Потому что мне совестно объедать незнакомца! Мы и так у него беззастенчиво порезвились. Представь, каково Голату будет вернуться домой? А уж и огурца его лишить в придачу…

– Почему это звучит так странно, – прыснул Берти.

Мы пошли дальше, но вскоре ситуация повторилась: теперь призрачный лыжник, чуть мерцающий в подступивших сумерках, сбил Голден-Халлу, нагнав нас со спины и издав странный хрип уже в самый последний момент.

На сей раз хохотун услышал множество нелестных эпитетов в свой адрес.

Да и третье нападение не замедлило совершиться. Умудрённая опытом, я встретила лыжника в чьяговской стойке «Лунный Воин», что в некотором роде напоминало стойку боевую – то есть должно было внушить почтение мелкой нечисти.

Но по факту я просто упала поживописней.

– Да-а-а, парню явно нечем заняться… – Берти цокнул языком. – Интересно, а вверх горы он тоже на лыжах едет или как? Я никогда ещё не встречал лыжников-привидений!

– Не знаю, – задумалась я. – Если едет вверх – я начинаю ему завидовать.

– А ещё он оставляет лыжню, смотри-ка…

И Берти кивнул на параллельные следы на снегу, едва видимые в темноте.

Странно… Если нападение на людей ради шалости – это нормальное поведение для хохотунов, то трата энергии на след – уже очень нестандартное решение. Потому что хохотуны, как и следует из названия, любят посмеяться – и делают пакости исключительно с целью повеселиться. Но кого может насмешить лыжня?

Разве что мы ошиблись с диагнозом, и на самом деле…

– Пепел, Берти! – ахнула я. – Это сигнальщик, а не хохотун! Кто-то попал в беду и создал свою проекцию, чтобы позвать на помощь. Он сбивает, чтобы привлечь внимание, и оставляет лыжню, чтобы мы пошли по ней!

– Думаю, ты права… Ведь если сигнальщик бродит в горах давно, – подхватил Голден-Халла, – то у него уже закончилась энергия для нормальной речи. Остались лишь хрипы.

Мы дружно уставились на лыжню. Темнота мягко обступала нас со всех сторон, небо затянули тучи, не пропускающие звёздный свет. Не лучшие условия для спасательной операции, но разве беды хоть когда-нибудь случаются кстати?

Я достала из сумки свой маленький дорожный аквариум с осомой: овальный и удобный, с тонкой ручкой. Бедная волшебная трава не ожидала, что её снова будут использовать в такой холод. Несмотря на толстое стекло, на светящихся зелёных травинках уже появилась изморозь, и я шёпотом, смущаясь Берти, пообещала своей лампе полив всякими полезными эликсирчиками по возвращении домой.

– Только не вянь, ладно? – погладила я гладкий бок аквариума.

И мы пошли вдоль лыжни. Лжехохотун-сигнальщик ещё трижды сбивал нас, однако его хрипы всякий раз становились всё одобрительнее и одобрительнее. Мы точно были на верном пути.

* * *

Лыжник нашёлся в горной расщелине.

Если бы не сигнальщик и след, мы бы ни за что не обнаружили пострадавшего – настолько она была глубокой.

Крича – «Помощь здесь, потерпите!» – мы кое-как умудрились спуститься, чудом сами ничего не переломав. Лыжник в ответ только постанывал, заставляя ледяные мурашки бегать у меня вдоль позвоночника: насколько сильно он ранен? Сможем ли мы помочь ему? Наконец мы добрались до бедняги. Выглядел он далеко не так плохо, как можно было ожидать.

Физиономия у него оказалась молодая, неожиданно лукавая, кожа покраснела, а на ресницах и бровях осели кристаллики снега. Пострадавший тяжело дышал, не спеша открывать глаза. Никаких видимых ранений я не заметила. Лежал он тоже довольно ровно, спокойно.

Я перебирала немногочисленные лечебные зелья, которые нашлись в сумке, а Берти пытался разговорить незнакомца.

– У вас что-то болит? Вы можете шевелить пальцами ног? Рук?..

Лыжник лишь кивал.

– Здесь так пустынно, – продолжил Берти. Он наколдовал шар тёплого света, но не слишком горячий, и теперь водил им вдоль тела лыжника. – За несколько часов мы не увидели ни намёка на поселения. Что же вы здесь делали?

– Наслаждался роскошным катанием, вашу ж мать! Что, неясно, что ли, слепцы?!

Выбранный эликсир так и выпал у меня из рук. Какая… неожиданная реакция на спасение.

– Но про «пустынно» – это вы бред несёте! – пронзительно продолжил незнакомец. – Я тоже так думал, но до вас явился ко мне тут ещё один тип, спаситель хренов! И не спас, урод, чтоб ему башку гули болотные отвинтили! Постоял и ушёл! Спрашивается, что у него с мозгами?! А вы что стоите? Лечите меня, хмыри!

Мы с Берти растерянно заморгали.

– А он как-то мотивировал отказ спасать вас? – Я честно попыталась сохранить нейтрально-дружелюбную интонацию.

Человеку плохо, человек проголодался, испугался и замёрз. Дыши, Тинави, не ори на него в ответ, будь выше этого.

– Сказал, что я недостоин спасения! Что он, дескать, специально искал меня тут: какая-то гребаная птица увидела днём моё падение и сообщила ему. Но он, псина недорезанная, увидел меня своими глазами и не вдохновился! Заявил ещё: мол, спасибо скажи, что я тебя убивать не буду! Так ещё и на лыжную палку мою наступил, ублюдок!

– Так, знаете, для лечения вам в первую очередь надо заткнуться, – перебил его Голден-Халла и сложил пальцы в заклинание Тихой Дрёмы.

Лыжник начал орать что-то ещё, начинающееся на букву «ё», но уснул, не договорив.

Берти повернулся ко мне:

– Если на предыдущего спасателя – и что-то мне подсказывает, что я знаю, кто это был, – вылился такой же ушат помоев, я не могу осуждать его за отступление… Ну. Почти не могу. Давай вытащим этого парня отсюда, поставим на лыжи и спустим под гору. Что называется, в добрый путь.

– А ты ещё меня злой называл.

– Я был молод и глуп, но эти полчаса всё изменили. Прости.

Мы осторожно подняли бесчувственное тело и потащили наверх. Делать это пришлось при свете звёзд, которые, хвала богам, наконец-то показались на небе: тащить и пострадавшего, и фонари было бы просто невозможно.

Уже когда мы оказались наверху, я вдруг заметила кое-что странное в нашем лыжнике.

– Э-э-э. Берти.

– Что? – пропыхтел детектив.

– Мне кажется или у него из-под мантии торчит… хвост?

Сыщик остановился как вкопанный. Посмотрел вниз. Тихонечко застонал.

Ибо хвост действительно был. Лисий, шикарный, пушистый.

– Тинави, – Голден-Халла понизил голос до шёпота. – Помнишь, я вчера рассказывал тебе о травкёрах? О той неприятной нежити с лисьими элементами?

– О нет, – сказала я.

– Клади его. Быстро. И сваливаем.

Но мы не успели опустить нашу ношу и тихонечко ретироваться – ничего-ничего, раз он и так мёртвый, то и без нашей помощи оклемается, – как лыжник резко открыл глаза.

Они у него оказались ярко-оранжевые, с вертикальными звериными зрачками.

– Эй, хмыри, я забыл спросить: а травяного ликёра у вас нет?

В общем-то, тут мы его и уронили.

С лыжника слетела шапка, обнажив два лисьих уха на макушке. Мы отшатнулись в разные стороны. Травкёр визгливо расхохотался, поднялся на ноги и раскинул руки в стороны.

– Ха! – сказал он. – Чтоб вы сдохли!

А потом нацепил лыжи и как ни в чём не бывало покатил прочь.

– Нас только что прокляли, как я понимаю? – Я напряжённо повернулась к Голден-Халле.

– Да, – кисло подтвердил он. – Вот так и спасай людей…

– А насколько сильны проклятия травкёров, напомни, пожалуйста?

– Ну, – Берти сосредоточенно взъерошил себе волосы. – Обычно они не критичны! Но и характер у большинства травкёров получше. Этот какой-то совсем сбрендивший.

– Да уж.

– Но вряд ли мы действительно умрём, как он нам пожелал.

– Ох.

В этот самый момент травкёр неожиданно развернулся и поехал обратно. У меня в душе затеплилась слабая надежда, что он осознал несправедливость своего поведения и теперь мчит извиняться и отменять проклятие, но не тут-то было.

– Эй, погодите, а где мои палки? – заорал травкёр ещё издалека. – Вы куда их дели, псы?! Мог бы ещё раз проклясть – проклял бы! Да я эти палки ещё при жизни зачаровывал! Специально потом возвращался в ту долбаную деревню, где куковал с этими придурками, чтобы их забрать из сарая!

– Стоп, что? – Мигом забыв о проклятии, я подалась вперёд. – В смысле: «зачаровал при жизни»? Вы помните свою жизнь до перерождения?

– Жизнь не помню, палки помню, классные были! – рубанул ладонью по воздуху травкёр. – Остальное восстановил дедукцией!

– А как же тот факт, что после смерти у вас сменилась искра с золотой на зелёную?!

– Чё? – скривился травкёр. – Девка, хватит нести какую-то фигню, отвечай на мои вопросы!

– Берти, – игнорируя прибабахнутую нежить, я с вытаращенными глазами повернулась к сыщику, – если его заклинание, наложенное при жизни, работает до сих пор… А что, если Хегола… Если Хегола умер с именем Эльзы на устах и стал… Таким же…

– О нет. – Берти сглотнул. – Пожалуйста, нет! Я даже представлять этого не хочу!

– А, блин! Вот и палки! – меж тем обрадовался травкёр, наклоняясь над каким-то сугробом. – Ну всё, бывайте, псы! Ха, недолго вам осталось!

И на сей раз он укатил окончательно. Вилял пушистый хвост, вызывающе торчали лисьи уши на макушке.

Мы с Берти долго огорошенно смотрели ему вслед, и снежок подло присыпал нас, превращая в ещё два сугроба.