Текст книги "Чёрная лента"

Управляющая, как мне и сказали, оказалась на кухне. Здесь было шумно. Кухарки, низко склонив головы и боясь поднимать взгляд от своих трудов, самым внимательнейшим образом нарезали овощи и разделывали мясо для хозяйского обеда. Чуть в стороне от прочих стояла совсем молоденькая кухарка. Невысокая и худощавая, она, так же как и все, не поднимала головы. Девушка нервно теребила руками перепачканный фартук. Над ней, словно огромный горный валун, нависала миссис Харрис. В сравнении с кухаркой управляющая казалась настоящей великаншей. Она была высока, широкоплеча и обладала такими крепкими руками, что, казалось, могла одним ударом умертвить буйвола. Совсем не удивительно, что при такой внешности ей приписывали убийство собственного мужа.

Впрочем, не одна внешность была тому виной. Я застала миссис Харрис в момент, когда она со всей присущей ей строгостью отчитывала молодую кухарку.

– Ты слепая? – грозный голос миссис Харрис я услышала задолго до того, как вошла на кухню. – Разве ты не видишь, что овощи нужно резать мельче? Это в свою похлёбку ты можешь бросать еду, как хочешь, но в обед господ изволь резать так, как положено. Будешь лениться – лишу обеда. И не реви мне тут!

Бедная кухарка стояла перед ней, не смея поднять взгляд, и только лишь тихо всхлипывала. Впрочем, ничьи слёзы не способны были растопить сердце суровой управляющей. Она была строга. Любое, даже самое малое отклонение от установленных правил она считала всё равно что смертным грехом и наказывала за подобные проступки соразмерно.

Увидев миссис Харрис в рассерженном настроении, я остановилась в нерешительности. Подходить к ней сейчас мне очень не хотелось. Я даже всерьёз подумала, не сбежать ли из этого дома, пока ещё не поздно. Наверное, я так и сделала бы, если бы не была уверена в том, что, как только я, вернувшись домой, попадусь на глаза тётушке Рут, она снова приведёт меня сюда и на этот раз передаст лично в руки миссис Харрис.

Справа от входа на кухне стоял длинный, но узкий деревянный стол, за которым, как я смогла догадаться, обычно ела прислуга. Рядом на низенькой лавке сидел мужчина средних лет. Он с завидным аппетитом уплетал похлебку, обильно закусывая её хлебом, и с интересом наблюдал за происходящим на кухне. С любопытством я отметила для себя, что он, единственный в этой комнате, не страшился попадаться на глаза миссис Харрис, а даже, наоборот, с неожиданным лукавством ловил её взгляд. Заметив моё появление, мужчина приветливо улыбнулся и хитро подмигнул, как бы давая понять, что в настоящий момент на кухне не происходит ничего необычного. Этот мужчина мне понравился.

Закончив отчитывать кухарку, миссис Харрис повернулась. Заметив меня, она нисколько не удивилась, но только посмотрела внимательным взглядом и спросила.

– Это ты новенькая?

– Да, – смущённо пробормотала я.

Мне было страшно смотреть ей в глаза, но к, моему удивлению, злоба, с которой миссис Харрис ещё секунду назад отчитывала провинившуюся, исчезла в тот же момент, когда управляющая отвернулась от кухарки. Миссис Харрис всё так же была строга и холодна, но теперь выглядела не такой уж грозной и злой.

– Ты пришла поздно, – холодно заметила миссис Харрис. – В этом доме не любят опаздывающих. Если будешь плохо справляться с работой, сразу вылетишь отсюда. Здесь не терпят непослушания, – она сделала паузу и, дождавшись моего понимающего кивка, продолжила: – А сейчас идём, я покажу тебе твою работу. Запоминай всё сразу – дважды мне повторять некогда.

– Хорошо, – тихо пробормотала я и, бросив тревожный взгляд на ухмыляющегося мужчину за столом, поспешила вслед за миссис Харрис.

Выйдя из кухни, управляющая сразу же повернула налево. Миссис Харрис передвигалась очень стремительно, делая широкие шаги и динамично размахивая руками. Широкий подол её платья при этом развевался подобно парусу на лодке деревенского рыбака. Я едва поспевала за ней. Через узкий коридор управляющая вывела меня к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Ты будешь личной горничной госпожи, – не прекращая движения, наставительным тоном говорила миссис Харрис. – В твои обязанности будет входить уборка в спальне госпожи, помощь ей с переодеванием, ночным горшком. Ты будешь приносить ей завтраки и чай, а также выполнять все её мелкие поручения. В каждую секунду дня и ночи ты должна будешь точно знать, где твоя госпожа и что она делает, находиться где-то неподалеку и появляться сразу же, как только ей что-то потребуется. Но запомни: госпожа ценит уединение, поэтому ни в коем случае не утомляй её своим обществом. Ты должна быть незаметна и тиха, но внимательна и исполнительна. Учти, это очень хорошая работа. Ты должна ценить оказанное тебе доверие!

Произнося всё это, миссис Харрис вывела меня в просторный коридор, предназначенный для передвижения господ, и остановилась у одной из дверей.

– Это комнаты госпожи. За этой дверью – спальня, три соседние гостиные тоже находятся в распоряжении хозяйки.

Миссис Харрис открыла дверь спальни и впустила меня внутрь. Это оказалась довольно просторная и хорошо освещённая комната. Стены здесь были оклеены голубыми обоями с золотистыми узорами. Два больших распахнутых окна открывали вид на море и сад. Перед ближайшим к двери окном стоял узенький, окрашенный в чёрный цвет деревянный стол, покрытый белой кружевной скатертью. На столе в вазе из голубоватого фарфора помещался букет свежих гортензий. Справа от стола находился камин, рядом с ним мягкое кресло, обитое тёмно-синей тканью. Слева массивный платяной шкаф. Вместительный комод размещался за камином, а другой точно такой же комод помещался возле противоположной стены. У дальнего окна располагалась широкая кровать с тёмно-синим балдахином. Рядом с кроватью находился туалетный столик с зеркалом. Я никогда раньше не видела таких больших зеркал. У меня в деревне тоже было зеркало. Вернее, это был маленький осколок зеркала, легко помещающийся в ладонь. Мне притащил его один из братьев пару лет назад. Это же зеркало было настолько большим, что я без труда могла увидеть в нём не только всё своё лицо, но и почти всё тело. Справа от туалетного столика была узкая дверь.

– Спальня хозяина, – продолжала тем временем миссис Харрис, – находится с северной стороны дома, но он предпочитает ночевать с супругой. Потому в ночные часы на тебя возложена двойная ответственность. Камердинер хозяина, мистер Хилл, – ты видела его на кухне – ночует в комнате в конце коридора, но госпожа не желает, чтобы он ночью заходил в её спальню. Поэтому, если хозяину потребуется помощь слуги, ты должна войти в спальню госпожи, выслушать все приказания, а затем либо выполнить их самостоятельно, либо передать в точности мистеру Хиллу. Всё понятно?

Я кивнула. Удовлетворённо хмыкнув, миссис Харрис подвела меня ближе к узкой двери, что была рядом с кроватью господ.

– Здесь ты будешь спать.

Открыв дверь, управляющая впустила меня в маленькую комнатушку без окон. Здесь помещалась узкая кровать и маленький комод, в который я должна была сложить свои негустые пожитки и на который можно было при необходимости поставить свечу. Более в эту комнату не помещалось ничего. Задерживаться здесь мне не хотелось.

– Не нравится? – холодно усмехнулась миссис Харрис. – Учись ценить то, что тебе дают. Здесь мало места и темно, но зато у тебя есть собственная комната и собственный комод. Все остальные слуги в этом доме спят в общих комнатах в служебном крыле, которое плохо отапливается зимой и в котором есть крысы. Каждая из служанок этого дома мечтала бы занять твоё место, но госпожа решила назначить своей новой горничной тебя. Цени и никогда не забывай этого.

Сегодня я впервые помогала миссис Вильерс готовиться ко сну. Миссис Харрис ещё утром предупредила меня о том, что миссис Вильерс не любит укладываться спать поздно и, как правило, с десяти вечера, а иногда и раньше, начинает подготовку ко сну. В это время я должна быть в её спальне и помогать хозяйке во всём.

В спальне госпожи я была в половине десятого. Я очень волновалась и в ожидании хозяйки не могла найти себе места. Я даже не знала, разрешено ли мне присесть, ожидая её, и поэтому осталась стоять, теребя подол платья и поглядывая из окна на заходящее солнце. Розоватые лучи его придавали морским водам на западе загадочный румянец. Вечер был тёплый. Я подумала, как здорово бы было, как прежде, ночью выбраться из дома и тайком отправиться с друзьями купаться в море. Вода, наверное, замечательная. Я обречённо вздохнула. Нет, подобные развлечения больше мне недоступны. Здесь у меня нет друзей, да и миссис Харрис, я уверена, словно голодный коршун, контролирует каждый мой шаг.

С момента утреннего знакомства я видела миссис Вильерс только мельком. Завтра в доме ожидался какой-то важный гость. Миссис Вильерс ежечасно вызывала к себе миссис Харрис и давала ей необходимые рекомендации относительно обеда и приёма этого посетителя. Меня она сегодня почти не замечала. Была ли я этому рада? Наверное. Но, с другой стороны, чем дальше от себя меня держала миссис Вильерс, тем более величественной и пугающей она мне казалась. Я пообещала себе, что сделаю всё, чтобы понравиться ей. Несмотря на все тревоги этого дня и терзавшие меня прежде предубеждения, сегодня я поняла, что жить в господском доме мне всё же нравится. Здесь было всё по-другому, намного красивее, чем в нашей деревне. Здесь было теплее и как будто даже солнечнее. Да и люди, казалось, работали здесь совсем другие: суетливые, шумные, энергичные. Здесь бурлила жизнь, и мне очень хотелось стать частью этого водоворота энергии.

Ровно в десять вечера миссис Вильерс вошла в свою спальню. Заметив моё присутствие, она удовлетворённо кивнула.

– Хорошо, что ты уже здесь, – сказала она и, слегка улыбнувшись, добавила: – Полагаю, миссис Харрис неплохо проинструктировала тебя.

– Да, госпожа, – ответила я, слегка поклонившись.

Миссис Вильерс наблюдала за мной с видимым интересом. Я же опустила взгляд в пол, боясь вызвать негодование хозяйки. Тем временем госпожа подошла к зеркалу. Ловким движением она сняла серьги и, взяв со столика украшенную драгоценными камнями шкатулку, положила их внутрь.

– Помоги мне снять платье, – сказала она.

Я поспешно подошла к ней и стала ослаблять шнуровку её платья. Руки у меня дрожали от волнения, и я, вероятно, дёргала за шнуровку слишком сильно, так как госпожа то и дело пошатывалась и, чтобы не упасть, придерживала себя за спинку стула. Несмотря на моё очевидное неумение справляться со сложностями креплений господских нарядов, миссис Вильерс даже не думала сердиться. Краем глаза она поглядывала на меня через зеркало. Я видела, что она о чём-то размышляет.

Наконец со шнуровкой было покончено. Я помогла госпоже снять платье и принесла ей из шкафа ночную рубашку и тёплый халат. Облачившись в ночную одежду, миссис Вильерс села на стул перед зеркалом. Я приступила к разбору её дневной причёски. Миссис Вильерс предпочитала днём собирать волосы в строгую причёску, закреплённую на затылке несколькими шпильками и гребнем. В ночное же время она собирала волосы в мягкую косу.

– Так, значит, тебя учили грамоте? – миссис Вильерс глядела на меня через зеркало.

– Да, госпожа.

Я испугалась её вопроса, так как не ожидала его. Вообще, что бы ни сказала мне миссис Вильерс, я в любом случае испугалась бы, так как даже в ночной рубашке и с распущенными волосами она всё равно выглядела величественной царицей из старых сказок.

Не обращая внимания на моё смущение, миссис Вильерс продолжила.

– Тебе нравилось учиться?

Не зная, что ответить, я продолжала осторожно водить расчёской по её пышным, слегка вьющимся у концов волосам. С одной стороны, я понимала, что госпожа хочет услышать от меня положительный ответ, но, с другой, я знала, что это была бы неправда и что я давно уже избегала нудных занятий с тётушкой Рут.

Заметив, что я тяну с ответом, госпожа улыбнулась и сказала:

– Бетти, тебе нечего бояться. Говори всё, как есть.

Я вздохнула.

– Дело в том, госпожа, – задумчиво произнесла я, – что поначалу мне очень нравилось учиться, но потом… Потом стало скучно.

Мой честный ответ обрадовал миссис Вильерс.

– А кто обучал тебя? – спросила она.

– Тётушка Рут, – сказала я. – Она единственная у нас умеет читать и писать.

Госпожа удовлетворённо кивнула, а затем поинтересовалась:

– Где же вы раздобыли учебники?

– Учебники? – удивилась я. Я отложила в сторону расчёску и стала собирать волосы госпожи в косу. – У нас была книга – Евангелие от Матфея. Вот по ней тётушка и учила меня.

– Ты училась всего по одной книге? – теперь пришло время удивиться и госпоже. – Немудрено, что тебе надоело…

Я молча пожала плечами, так как наличие в доме даже одной книги, пусть старой и почти распавшейся на отдельные листы, делало нашу семью весьма преуспевающей в глазах соседей.

Тем временем госпожа встала и, обернувшись, внимательно взглянула на меня.

– А хотела бы ты, Бетти, продолжить своё обучение, имея под рукой не одну, а много книг? – спросила она.

Я посмотрела на неё с удивлением и восторгом. Конечно, я догадывалась, что в таком богатом доме, скорее всего, есть книги, а может быть, даже целая библиотека, но и представить себе не могла, что прислуге может быть разрешено ею пользоваться. Госпожа увидела мою радость, прежде чем я смогла подобрать слова, чтобы её выразить.

– Значит, решено, – кивнула она с видимым удовлетворением. – С завтрашнего дня я займусь твоим обучением. В северном крыле дома есть библиотека, ты можешь ею пользоваться самостоятельно. А ещё вот…

Словно вспомнив о чём-то, она стремительно развернулась, выдвинула ящичек стола и извлекла из него небольшую книжицу, чернильницу и перо.

– Вот, возьми, – сказала миссис Вильерс, протягивая всё это мне.

Я удивлённо посмотрела на неё, но не решилась протянуть руки, чтобы взять столь ценный подарок.

– Да не бойся, – госпожа улыбнулась. – Я хочу, чтобы ты тренировалась не только в чтении, но и в письме. Тренируйся, когда у тебя будет свободное время.

– Но я не… – я в смущении указала на чернила.

– Не умеешь пользоваться чернилами? – уточнила госпожа.

Я кивнула и опустила взгляд, полагая, что мои слова должны были рассердить госпожу, но она лишь спросила:

– Как же ты училась писать?

– Я рисовала буквы угольком из очага.

Брови на лице госпожи поползли вверх от удивления. Она поджала губы и несколько мгновений озадаченно смотрела на меня.

– Что ж, – сказала она, наконец. – Это не так уж и плохо. Общий принцип ты всё равно знаешь, а чистописанием мы займёмся отдельно. Пользоваться же чернилами легко. Смотри.

Миссис Вильерс положила книжицу на стол и открыла её. Книжица оказалась полна пустых страниц. Ловким движением госпожа открыла чернильницу и поставила её рядом с книжицей, а сама же взяла перо.

– Главное, – сказала миссис Вильерс, – макать перо в чернила осторожно и никуда не торопиться.

Подтверждая свои слова, она осторожно макнула кончик пера в чернила и на развороте обложки книжицы осторожно вывела несколько букв.

– Бетти, – прочитала я.

Госпожа улыбнулась, отложила перо и плотно закрыла чернильницу.

– Видишь, – сказала она, – ничего сложного. Пиши понемногу каждый день, и твой навык станет не хуже моего.

– Но что же мне писать, госпожа? – удивилась я.

Я обучалась письму под диктовку тетушки Рут, читавшей Евангелие от Матфея, и сейчас испытывала немалую растерянность. Услышав мой вопрос, миссис Вильерс лишь пожала плечами.

– Не знаю. Например, записывай всё, что видела интересного за день. Или пиши о своих чувствах. На самом деле то, о чём ты будешь писать, совершенно не важно, главное, чтобы ты не забывала, как это делается.

С этими словами миссис Вильерс отпустила меня, и я, прижимая к сердцу бесценный дар хозяйки, отправилась в свою комнатушку и плотно закрыла дверь.

18 июля 1848 года. Десять часов после полуночи.

Ночь прошла, казалось, за одно мгновение. Вечером, отправившись к себе в комнату, я долго не гасила свечу. Снова и снова я открывала книжицу, в которой хозяйка своей рукой написала моё имя. Мне казалось, что всё это сон. У меня никогда не было собственной бумаги, не говоря уже о чернилах. Я прикасалась к желтоватым листам, и мне чудилось, что это не просто бумага, а некий магический атрибут, одним своим существованием превращающий меня в нечто большее. Нечто, непохожее на то, чем я была прежде.

Только неимоверным усилием воли я заставила себя отложить подарок, снять платье и погасить свечу. Мне казалось, что в эту ночь я точно не смогу уснуть, но вопреки ожиданиям, едва голова коснулась подушки, я провалилась в глубокий сон.

Утром, когда я вошла в спальню госпожи, она была одна. Мистер Вильерс, всегда ночевавший в её покоях, вставал ещё раньше супруги и, не желая мешать её утренним процедурам, отправлялся в свои комнаты.

Госпожа встретила меня задумчивой улыбкой. Она сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы. Видя, что она уже на ногах, я испугалась. Миссис Харрис предупреждала о том, что я не должна заставлять хозяйку ждать. Я же нарушила это правило уже во второй день.

– Простите, госпожа, – сказала я. – Я опоздала.

Я с виноватым видом опустила взгляд в пол. Госпожа же лишь пожала плечами и сказала:

– Да нет. Ты вовремя, просто мистер Вильерс сегодня решил подняться раньше обычного.

В это утро миссис Вильерс выбрала для себя платье насыщенного фиолетового цвета, отделанное у груди и на манжетах белым кружевом. Я помогла ей одеться, а затем собрала волосы в причёску. Навыков работы с волосами у меня ещё не было. Госпожа терпеливо подсказывала мне каждое действие, но, положа руку на сердце, могу сказать, что этим утром причёску госпоже сделала не я, а она сама.

– Я буду завтракать в беседке, – сказала миссис Вильерс, когда мы закончили все приготовления. – Там же, где ты вчера мне представлялась. Подай завтрак туда, и вот ещё что, – она кивнула каким-то своим мыслям, – видишь книгу на столике у окна? Принеси мне её вместе с завтраком. А теперь можешь идти.

Я низко поклонилась и, прихватив книгу, отправилась на кухню. Завтрак для госпожи был уже готов. Миссис Харрис встретила меня недовольным взглядом.

– Ты пришла поздно, – проворчала она. – Госпожа не любит, когда задерживают её завтрак.

– Я слишком долго возилась с причёской госпожи, – честно призналась я. – Но она не сердится. Она ждёт в беседке.

Миссис Харрис бросила на меня возмущённый взгляд. Наверное, если бы в этот момент госпожа не ожидала свой завтрак, управляющая не поленилась бы весьма красочно отчитать меня за нерасторопность, но вместо этого она лишь недовольно хмыкнула и отвернулась. Обрадовавшись столь идеальному стечению обстоятельств, я быстро схватила поднос с завтраком госпожи и поспешила в сад.

Когда я принесла завтрак в беседку, госпожа была уже там. Она сидела на своём привычном месте и наблюдала за морем. Сегодня оно было неспокойно. Погода стояла отличная, но с юга дул сильный ветер. Его мощные порывы рождали волны, которые с силой разбивались о скалистый берег. Казалось, вид этих беспокойных волн тревожил миссис Вильерс. На лбу её проступила тонкая морщинка.

Заметив меня, госпожа отвернулась от моря и улыбнулась. С интересом она наблюдала за тем, как я со всем возможным старанием расставляю на столике фарфоровый чайник, чашку и блюдце со свежеиспеченным печеньем. Памятуя реакцию миссис Харрис на весть о моей неудаче с причёской госпожи, я хотела выполнить свою работу сегодня как можно лучше и тем самым показать госпоже, а вместе с ней и миссис Харрис, какой я могу быть полезной горничной.

– Сядь рядом, – сказала миссис Вильерс, когда я закончила.

Волевым жестом она указала мне на кресло, что стояло по другую сторону стола, а сама потянулась к кружечке. Я хотела было налить ей чай, но она остановила меня.

– Не нужно, я сама, – сказала она. – Вижу, ты принесла книгу, как я велела. Это хорошо. Я хочу услышать, как ты читаешь. Открой книгу и начни читать с первой страницы.

Трясясь и запинаясь, я принялась читать. При этом я водила пальцем по строчкам и прочитывала слова по слогам, то и дело прерываясь, чтобы поглядеть на реакцию госпожи. Честно говоря, я даже не понимала, о чём читаю, потому что думала в этот момент лишь о том, чтобы не рассердить хозяйку. Мне казалось, что сейчас, услышав, как плохо я читаю, она разозлится и прогонит меня если не из этого дома, то как минимум из беседки. Но, вопреки моим страхам, миссис Вильерс слушала меня, не перебивая. Она то задумчиво подносила к губам чашку, то, даже не притронувшись, отставляла её в сторону. Казалось, миссис Вильерс и не слушала меня, а думала о чём-то своём.

Я читала около получаса, когда к беседке подошёл мистер Хилл. Он бросил на меня любопытный взгляд, ухмыльнулся, а затем, низко поклонившись госпоже, произнёс:

– Прибыл мистер Квинси, госпожа. Мистер Вильерс принял его в своём кабинете.

Сказав это, мистер Хилл снова поклонился и замер, ожидая приказаний. Услышав имя мистера Квинси, миссис Вильерс встрепенулась. Лицо её озарила радостная улыбка. Таких улыбок я ещё не видела у миссис Вильерс. Казалось, на мгновение она забыла про сдержанность, выпустила из-под контроля свою внутреннюю бушующую энергию и вдруг превратилась в юную девушку. В это краткое мгновение она была особенно прекрасна. Впрочем, через секунду госпожа вновь вернула себе величественный и сдержанный облик.

– Спасибо, мистер Хилл, – обратилась она к слуге. – Вы можете идти.

Затем миссис Вильерс повернулась ко мне. Я, в момент прихода мистера Хилла переставшая читать, снова обратила взгляд к книге и тщетно попыталась найти ту строчку, на которой остановилась. Госпожа прервала мои поиски.

– Достаточно на сегодня, – сказала она. – Ты читаешь неплохо, но всё же тебе ещё нужно много практиковаться. Каждое утро за завтраком, если в доме не будет гостей, ты будешь читать мне вслух. Ну, а сейчас можешь убирать со стола.

Сказав это, она грациозно отставила в сторону кружечку и поднялась. Было заметно, что ей не терпится поскорее увидеться с гостем.

18 июля 1848 года. Три часа после полудня.

В период, когда в доме находились гости, в мои обязанности, кроме всего прочего, входило и прислуживание за обедом. Я должна была помогать другим слугам накрывать на стол, сменять блюда и убирать использованную посуду. В день, когда приехал мистер Квинси, мне предстояло в первый раз служить за обедом. Я очень переживала, так как побаивалась мистера Вильерса, а ещё больше боялась миссис Харрис, которая всё утро не давала житья никому из слуг и, казалось, находилась во всех комнатах одновременно. Сегодня в этом доме не было места, где бы можно было от неё хоть ненадолго укрыться.

В периоды пребывания в доме гостей миссис Харрис становилась совершенно невыносимой. Она желала, чтобы всё было идеально, но так не получалось, и с каждой новой ошибкой подчинённых миссис Харрис приходила в состояние всё большей и большей сердитости. Щёки её при этом становились пунцовыми и, казалось, даже набухали. В такие моменты складывалось ощущение, что если нечаянно задеть миссис Харрис, то она окончательно взорвётся и вряд ли инцидент этот останется без человеческих жертв. Именно поэтому я сегодня старалась как можно реже попадаться на глаза управляющей.

Кроме этого, присутствие в доме постороннего человека меня тоже очень тревожило. Мистер Хилл, впрочем, успел мне объяснить, что мистер Джордж Квинси не такой уж и посторонний, что он является младшим братом миссис Вильерс и часто приезжает в этот дом погостить. Как сказал мистер Хилл, мистеру Квинси здесь рады все: и хозяева, и прислуга. Радость эта объяснялась лишь тем, что мистер Квинси был человеком весьма добродушным и щедрым, да и к тому же не отличался капризностью нрава и не создавал прислуге лишних забот.

Ещё я узнала, что миссис Вильерс и мистер Квинси с самого детства были неразлучны и сохранили эту трепетную привязанность до сих пор. Секрет прочных семейных уз был прост: будучи ещё совсем детьми, они потеряли обоих родителей. Их отдали на попечение двоюродному дядюшке, который, впрочем, не жаждал быть щедрым на чувства родителем. Он воспитывал детей в строгости протестантской веры, стремясь если не создать из них истых служителей Господа, то, по крайней мере, вырастить примерных и честных граждан. Последнее у него, в общем-то, неплохо получилось. Единственным побочным эффектом такой методики воспитания явилось то, что дети стали относиться к строгому дядюшке со страхом и недоверием, зато на долгие годы остались дружны между собой.

Обед был подан в малой столовой. Она находилась с юго-восточной стороны дома. Окна гостиной были распахнуты и открывали вид на сад. Ветер, поднявшийся ещё утром, нисколько не утихал, а, казалось, наоборот, только усиливался. Тонкие белые шторы то и дело взмывали под его порывами, но миссис Вильерс приказала не закрывать окон. Она любила, когда в комнатах много воздуха. Малая столовая имела довольно строгое убранство. Основное её пространство занимал овальный стол, окрашенный белой краской. У дальней стены размещался массивный буфет, а по углам были расставлены вазы со свежими цветами.

Стол был накрыт на четыре персоны. Кроме гостя, мистера и миссис Вильерс на обеде присутствовала и их дочь, мисс Джоан Вильерс. Это была девочка восьми лет, перенявшая от матери не только её завораживающую внешность, но и горделивую утончённость манер. Мисс Джоан показалась мне излишне задумчивой, но весьма приятной девочкой.

За обедом мне удалось неплохо рассмотреть и мистера Квинси. На первый взгляд, он казался полной противоположностью миссис Вильерс и, если бы я не знала наверняка, что они родственники, я бы, увидев их рядом, никогда бы в это не поверила. Их обобщала только правильность черт и некая внутренняя стать. Но миссис Вильерс имела тёмные волосы, лицо же мистера Квинси обрамляла вьющаяся копна светло-русых волос. Он был высок, выше сестры почти на голову, хотя и она не могла бы считаться низкорослой. Мистер Квинси носил военную форму, которая, впрочем, ему очень шла. Глаза у миссис Вильерс были зеленоватые с загадочной поволокой, отчего казалось, что она всегда думает о чём-то серьёзном и, наверное, очень драматичном. У мистера Квинси же были огромные голубые глаза, которые словно бы искрились непреходящим юношеским задором. За всё время обеда с его лица не сходила игривая улыбка. Он бесконечно шутил и сам звонко смеялся над своими шутками, заряжая задором всех, кто оказывался рядом.

Я смотрела на мистера Квинси и миссис Вильерс и не могла сдержать удивления. Казалось, словно бы эти двое разделили между собой все положительные человеческие качества, но не поровну, а по настроению. Словно бы миссис Вильерс забрала себе всю сдержанность и серьёзность, в то время как мистер Квинси решил вобрать в себя абсолютно всю жизнерадостность и внутреннюю свободу.

За обедом мистер Квинси не умолкал. Он всё время пытался дружески поддеть сестру, она же не обращала внимания на его уколы, сохраняя положенную ей стать, и лишь слегка улыбалась. Я заметила, что мистер Вильерс (за обедом мне удалось, наконец, разглядеть и его) представлял собой нечто среднее между женой и её братом. Он был существенно старше гостя, но с удовольствием отвечал на его шутки, смеялся над попытками мистера Квинси поддеть сестру, но сам никогда не пытался подшутить над супругой. Он смотрел на неё с нескрываемым восхищением, и единственным, что срывалось с его уст в адрес жены, были слова искренних комплиментов.

– Маргарет, ты слишком серьёзна, – в очередной раз упрекнул сестру мистер Квинси.

Я занималась второй переменой блюд и невольно прислушивалась к разговору господ.

– Она всегда такая, или только когда я приезжаю? – шутливо обратился гость к мистеру Вильерсу. – Начинаю подозревать, что сестра мне не рада.

Мистер Вильерс с любовью глянул на супругу и, протянув через стол руку, нежно коснулся её ладони.

– Ваша сестра, – обратился он тем временем к мистеру Квинси, – идеал женщины. Она – настоящий ангел во плоти.

– С этим не поспорю, – с шутливой деловитостью согласился мистер Квинси. – Маргарет – идеал, но замужество её испортило. Раньше она не была такой скучной.

– Не выдумывай, Джордж, – сказала миссис Вильерс. В голосе её не чувствовалось ни капли раздражения, лишь бесконечная любовь к брату. – Я всегда была такой.

Мистер Квинси вдруг заливисто засмеялся и откинулся на спинку стула.

– Всегда? – отсмеявшись, он вновь выпрямился, оперся локтями на стол и подался немного вперёд, чтобы быть ближе к сестре. – А помнишь, как детьми мы втайне от дядюшки ночью выбрались через окно в сад, залезли на грушевое дерево и объелись плодами. Это, кстати, была твоя идея.

Губы миссис Вильерс тронула улыбка, но усилием воли она подавила желание громко рассмеяться. Мистер Вильерс же, услышав подобные слова, от души расхохотался.

– Никогда не поверю, что Маргарет была на такое способна.

– Мы были детьми, – мягко сказала миссис Вильерс. – Да и делали так всего пару раз.

– Да, – согласился мистер Квинси и, обращаясь к мистеру Вильерсу, пояснил: – Потому что на второй раз дядюшкин камердинер, будь он неладен, застал нас за этим занятием и рассказал всё дядюшке, а тот, в свою очередь, устроил нам хорошую взбучку и приказал поставить решётки на наши окна.

– И, наверное, был прав, – заключила миссис Вильерс, опасливо поглядывая на дочь.

– Ну, тогда ты так не считала, – пожал плечами мистер Квинси и, словно что-то вспомнив, воодушевлённо обратился к мистеру Вильерсу. – А рассказывала ли вам, мой дорогой зять, Маргарет, какое пари мы с ней заключили, когда были детьми?

– Нет, – мистер Вильерс заинтригованно вскинул бровь и подался немного вперёд. Истории мистера Квинси весьма забавили хозяина. – Очень любопытно.

– Милый Роджер, – сказала миссис Вильерс, обращаясь к супругу. – Это всё глупости, не более. Мы с Джорджем были детьми. Мне было десять, ему не было и восьми. Разве могло это пари быть серьёзным?

– И всё же условия его до сих пор никто из нас не отменил, – хитро улыбнулся мистер Квинси.

– Так что же за условия? – теряя терпение, поинтересовался мистер Вильерс.

– С твоего разрешения, Маргарет, я расскажу, – сказал мистер Квинси и, не дожидаясь разрешения сестры, продолжил: – Как вы знаете, мистер Вильерс, нас с Маргарет воспитывал дядюшка. Он был строгим протестантом и пытался эту черту внедрить и в наши с Маргарет мятежные умы. Впрочем, получалось у него не очень хорошо. Его жёсткие методы воспитания вместо того, чтобы приобщить нас к религии, заставили в ней усомниться. Не перебивай, Маргарет! Что правда, то правда. Мы были детьми, нам хотелось свободы. И мы не могли взять в толк, зачем нужны все эти правила и ограничения и почему нельзя просто радоваться жизни как она есть. Ко всему прочему в течение нескольких месяцев к нам приходил учитель наук, человек весьма разносторонний. Он увлекался культурой восточных стран и с удовольствием делился с нами знаниями не только об основных науках, но и о религиозных и культурных представлениях других стран. Последнее, кстати говоря, нравилось нам с Маргарет куда больше первого. Узнав про эти культурологические отступления на наших уроках, дядюшка, конечно же, запретил тому учителю посещать нас. Но дело было сделано. У нас с Маргарет появились вопросы. Вопросы, на которые дядюшка, конечно же, отвечать не стал. И вот как-то вечером, сидя у разожжённого камина и перелистывая Библию, мы заключили пари. Мы договорились, что тот из нас, кто умрёт первым, придёт ко второму и расскажет о том, какая же религия истинна и что же на самом деле происходит в загробном мире.