Текст книги "Неблаженные блаженные святые. Рассказы о необыкновенных подвижниках"

«Мы безумны Христа ради»
О блаженном Федоре Новгородском

Когда именно родился блаженный Федор, достоверно неизвестно. Ясно только, что произошло это в XIV веке. Родился Федор в Великом Новгороде, на Торговой стороне (любопытно, что со временем блаженного особенно почитали купцы, считая своим покровителем), в семье богатых и именитых горожан. Родители его были люди благочестивые и грамотные.

Воспитанный в христианской строгости, Федор получил отличное образование и хорошо знал Священное Писание и жития святых. Читая жизнеописание святых, он удивлялся тому, что они часто претерпевали страдания совершенно добровольно. Удивлялся он и безграничному их терпению. При этом Федор понимал, что именно таков путь к вечному блаженству.

И вот Федор загорелся желанием подражать угодникам Божиим и особенно в воздержании и посте: в среду и пятницу он не ел ничего, а в прочие дни – ел только после захода солнца.

И всякий день Федор бывал в храме.

Слова апостола Павла «Мы безумны Христа ради» (1 Кор. 4, 10) глубоко проникли в сердце Федора. И он, по примеру великих подвижников, Христа ради юродивых, избрал для своего спасения удел юродства.

Он оставил родительский дом и пренебрег всеми земными благами.

У блаженного Федора не было постоянного жилья. В жестокие морозы он ходил босым и полунагим. Все, что получал от благочестивых сограждан, раздавал бедным, а сам терпел во всем нужду. Многие смеялись над ним, оскорбляя его словами и побоями, но он переносил все терпеливо.

Ночью, когда другие наслаждались покоем и сном, блаженный Федор обходил церкви Торговой стороны, молился за благоденствие города. В старинных сказаниях говорится, что в молитве юродивый просил, «чтобы Господь избавил Великий Новгород от голода и губительства, от нашествий иноплеменных, и от междоусобных браней, и огненного запаления».

Федор, Христа ради юродивый, обладал даром предвидения. И это часто оказывалось полезным для горожан.

В определенные годы блаженный Федор вещал на улицах, обращаясь к согражданам:

– Берегите хлеб!

И действительно, наступал голод.

В другое время, останавливаясь посреди многолюдных улиц, Федор говорил:

– Чисто тут будет. Хорошо будет сеять репу.

И пожар опустошал указанные блаженным места.

Предчувствуя свою кончину, он говорил встречавшимся с ним на улицах:

– Прощайте, далеко иду!

И все ночи после этого блаженный Федор провел в молитве.

Его болезнь продолжалась недолго. И, приобщившись Святых Тайн, юродивый Федор предал Богу свою чистую душу.

Блаженный Федор умер в 1392 году. В ночь перед смертью он молился на своем любимом месте – у храма Святого Георгия. Там же по завещанию блаженного было погребено его тело.

«Иванушка, Иванушка, покушай хлеба-соли, а не человеческой крови»
О блаженном Николае Псковском

Когда родился блаженный Николай, достоверно не знает никто. Ясно только, что это было в XVI веке.

В Троицком Псковском соборе, на гробнице блаженного, древний тропарь говорит, что блаженный Николай был родом из Псковской стороны, но благодаря подвигам юродства стал гражданином небесного Иерусалима.

Современники-псковичи звали его Микула (Микола, Никола) Саллос, что в переводе с греческого означает «блаженный, юродивый». Еще при жизни его почитали как святого, называя также Микула Свят.

В древнем же кондаке написано, что явился чудотворец Николай, который обратит царскую свирепость в милость.

В летописи повествуется о том, что в середине февраля 1570 года, на первой неделе Великого поста, царь Иван Грозный подошел к Пскову и остановился в селе Любятове, в пяти верстах от города. Разгромив Великий Новгород, Грозный готовил Пскову такую же страшную участь: «Прииде царь с великой яростию, яко лев рыкая, хотя растерзати неповинные люди и кровь многую пролити».

А тем временем страх и ужас овладели жителями Пскова: улицы оглашались плачем и рыданиями. Иные решались бежать в лес; другие, более смелые, намеревались запереться в городских стенах и сопротивляться.

Царский наместник Юрий Токмаков с трудом мог уговорить жителей Пскова положиться на волю Божию и принять царя с покорностью, в надежде, что он не решится на новые убийства.

В ожидании приближавшейся грозы никто не смыкал глаз: горожане молились.

На следующее утро (20 февраля, во второе воскресенье Великого поста) улицы Пскова представляли собой необыкновенное зрелище. По всем улицам до Кремля, перед каждым домом, были поставлены столы с хлебом и солью. Перед столами – застыли жители в праздничных одеждах.

Все пребывали в страхе, словно приговоренные к смерти. Только босоногий человек в длинной рубахе, подпоясанный веревкой, смело и беззаботно разгуливал по улицам, перебегая от одного стола к другому и стараясь ободрить жителей. Это был юродивый Никола по прозвищу Саллос.

Когда показался царский поезд, с колокольни Троицкого собора и всех городских церквей раздался торжественный звон.

Стоявшие у ворот ударили царю челом в землю.

Наместник принял от дьяка хлеб-соль и с низким поклоном поднес царю.

Но Иван Грозный взглянул на него с яростью и оттолкнул блюдо. Солонка упала, и соль рассыпалась по снегу. Все вздрогнули от ужаса.

Царь въехал в город. Горожане, преклоняя колена, встречали его у ворот с хлебом и солью.

Вдруг перед царем предстал юродивый Никола.

Сев, как дети, на палочку, он подъехал к царю Ивану Грозному, приговаривая:

– Иванушка, Иванушка, покушай хлеба-соли, а не человеческой крови.

Разгневанный царь приказал опричникам схватить юродивого, но блаженный исчез, скрывшись в толпе.

Встреченный на паперти Троицкого собора Печерским игуменом Корнилием и городским духовенством, Иван Грозный вошел в храм и отстоял молебен.

При выходе из Троицкого собора перед царем снова возник Никола. Он звал Ивана в келью под соборную колокольню. Царь согласился.

В убогой и тесной келье Саллоса на лавке была разостлана чистая скатерть, и на ней лежал огромный кусок сырого мяса.

– Покушай, Иванушка, покушай, – приговаривал Никола, с поклоном угощая царя.

– Я христианин и не ем мяса в пост, – сурово сказал царь.

– Ты делаешь хуже, – заметил ему блаженный, – питаешься плотью и кровью человеческой, забывая не только о посте, но и о Боге.

Закипело на душе у Грозного. Он велел снять колокола с соборной церкви и разграбить ризницу.

Вдруг перед царем явился блж. Никола, по примеру детей сев на палочку

А юродивый сказал ему строго:

– Не трогай нас, прохожий человек, ступай скорее от нас. Если еще помедлишь, то не на чем будет тебе бежать отсюда.

Царь не внял словам блаженного. Он приказал снять колокол у церкви Святой Троицы. В тот же час, по пророчеству святого, пал лучший конь царя.

Устрашенный Иван Грозный поспешил выехать из города и возвратился в Москву.

Блаженный Николай скончался в 1576 году и был погребен в Троицком соборе спасенного им города. Подобной чести удостаивались лишь псковские князья и, впоследствии, архипастыри.

«Хоть люта зима, да сладок рай»
О блаженном Максиме Московском

Время не сохранило для нас подробного жизнеописания блаженного Максима. Неизвестно и то, когда именно он родился. Ясно только, что было это около XV века.

О Максиме говорили, что он пренебрег мирскими красотами и не захотел наслаждаться жизнью. Презрев плоть, он радел о душе – и плоть покорилась духу. Он проявлял чудеса терпения и смирения. Его призванием стало юродство ради Христа.

Максим еще в юности оставил отчий дом.

Верный избранному обету, он неизменно шел трудным путем.

– Хоть люта зима, да сладок рай, – говорил он, бегая по улицам Москвы почти нагим, терпеливо перенося все погодные невзгоды. – Оттерпимся, и мы людьми будем; исподволь и сырые дрова загораются. За терпенье даст Бог спасенье.

Время, когда жил блаженный Максим, было бедственным для Руси: то татарское иго, то засуха и голод, то моровая язва. Своим добровольным терпением юродивый учил народ, страдавший поневоле, терпению и самоисправлению.

Он говорил народу:

– Не все по шерсти, иногда и против.

– За дело побьют, – повинись, да пониже поклонись.

– Не плачь битый, плачь небитый.

Купцам и знати Москвы говорил:

– Божница домашня, а совесть продажна.

– По бороде Авраам, а по делам Хам.

– Всяк крестится, да не всяк молится.

– Бог всяку неправду сыщет. Ни Он тебя, ни ты Его не обманешь.

Умер блаженный Максим в 1434 году.

«Не имеем здесь постоянного города, но ищем будущего»
О Василии Блаженном

В 1462 году, при великом князе Московском Иване Васильевиче III, у благочестивой четы Якова и Анны, испрошенный у Бога молитвами родился сын Василий.

Родители его долго не имели детей и, подобно праведным Захарию и Елизавете, после продолжительных и усердных молитв были утешены рождением сына.

Он и правда был даром Божиим: Господь избрал его еще до зачатия и освятил до рождения. По преданию, Василий родился на паперти подмосковного Елоховского храма в честь Владимирской иконы Пресвятой Богородицы.

С первых дней жизни Василий предзнаменовал свое особое призвание. Как сказано в предании, он, «вкушая млеко матери из правого сосца, никогда не касался левого, от младенчества шуие (левого. – Сост.) уклонився, знаменуя тем избрание им десные (правые. – Сост.) части добродетели».

Родители Василия были людьми простыми и отдали сына в учение сапожнику. Василий оказался проворным в учебе и быстро освоил ремесло.

Однажды некий купец привез на баржах в Москву хлеб и зашел в мастерскую заказать сапоги.

Купец, шутя, попросил:

– Сделай так, чтобы я не износил обувку и за год.

Василий сказал:

– Сошью такие, что и правда не износишь.

Заказчик ушел, а мастер обратился к ученику с недоуменным вопросом. Василий объяснил, что заказчик даже не обует сапоги, потому что не успеет, – вскоре умрет.

Через несколько дней пророчество сбылось.

В придании же говорится, что Василий «возлюбил Бога и вслед Его пошел, оставив дом отеческий и род свой… В цветущие годы, плоть свою, как врага, возненавидев, он телесное желание загасил холодом Святого Духа. Он украсил себя смиренномудрием и терпением и возненавидел всякое злонравие и зависть, и лукавство. И стал новым человеком…»

Шестнадцати лет Василий, «разорвав узы привычной жизни, как орел, взмахнул легкими крылами и отлетел от мирских печалей». Он оставил дом родителей и удалился для спасения души. Но не в безмолвную пустыню, где, естественно, с меньшими препятствиями мог стремиться к достижению желанной цели. Василий явился в многолюдный царствующий город Москву.

Разорвав привычные узы, Василий отяготил себя другими – с тех пор он не снимал вериг (они долго хранились в Московской Духовной академии).

В Москве Василию негде было преклонить голову. Но это его не смущало.

Живя в многолюдном городе, исполненном постоянных забот и житейских треволнений, блаженный Василий мог сказать о себе словами Апостола: «Не имеем здесь постоянного города, но ищем будущего» (Евр. XIII, 14).

Избрав необычное место для подвижничества, блаженный избрал и необычный путь к горнему Иерусалиму: наставляемый Святым Духом, Василий начал юродствовать.

Благочестивая и просвещенная светом Божественной истины душа, чуждавшаяся прелестей мира, презиравшая его внешние преходящие блага, избрала такой путь спасения, в котором «добродетельное житие» скрывалось под «неблагоприличием». Что ожидало подвижника на этом трудном и скользком пути, как не унижение всякого рода и бесславие, полная нищета и всевозможные страдания?

Здесь необходимо чрезвычайное терпение: с одной стороны – голод, жажда, стужа, зной и все лишения, неразлучные с жизнью скитальца, а с другой – беспрестанные насмешки, поругания, тычки… Все это нужно терпеть безропотно, благодушно, даже с радостью Христа ради. Какое же нужно самоотвержение и самообладание, чтобы, возвысившись над «многоразличными земными потребностями», заглушить самые сокровенные вопли самолюбия и тем всецело служить Богу и спасению ближних?..

Почти нагой (недаром его называли Василием Нагим), блаженный Василий ходил по улицам Москвы, терпеливо перенося всяческие стихийные невзгоды: ни крыши над головой, ни одежки (что зимой, что летом), «зимой от мороза замерзая, летом же зноем опаляем».

– Если люта зима, то сладок рай, – говаривал Василий.

При этом он указывал на пример сорока мучеников, которые ради царствия Божиего насмерть замерзли на льду Севастийского озера, в то время как их соблазняли жарко натопленной баней.

Для Василия, Христа ради юродивого, и сильный мороз оборачивался теплом, а солнечный жар – живительной прохладой. Тело праведника, ограждаемое Божией благодатью, было сильнее и стужи, и огня.

Как первозданный Адам, блаженный Василий без стыда ходил едва не нагим. Василий, отказываясь от одежды, как бы выказывал готовность к Страшному суду, на котором человек предстает таким, каким родился.

Он изнурял тело «постом и бдением, и морозом и теплотой солнечной, и дождевым облаком» и казалось, что он выдерживает больше, чем способно выдержать человеческое естество. Так юродивый сохранял душу свободной от страстей.

Ум блаженного постоянно был занят молитвой и мыслями о Боге. Его внутренний – духовный – взор постоянно был обращен к Богу. А внешне это выражалось в том, что голова Василия всегда была поднята к небу.

При таком исключительном образе жизни у юродивого, разумеется, не было ни друзей, ни близких знакомых. Всем он был чужой; и только в редких случаях пользовался приютом у одной благочестивой вдовы.

Не имея определенного пристанища, обычно он проводил большую часть дня на улицах и площадях среди нищих, калек и вообще среди людей, обиженных, по общественному мнению, судьбой. А большую часть ночи Василий посвящал молитве, удаляясь для этого на паперти московских церквей, где иногда предавался и короткому отдыху.

Время от времени Василия можно было видеть в башне в стене Китай-города, у Варварских ворот. Там он тоже молился в одиночестве. В память о его пребывании это место раньше называлось Васильевским лужком и Васильевским садом. На этом лугу некогда были бражные тюрьмы для исправления пьяниц, которых преследовал закон, позволявший свободно веселиться в корчмах только на Святках и Святой неделе. Блаженный посещал эти злачные места с целью спасти погибавших от пьянства.

Исполненный милосердия, блаженный помогал прежде всего тем, кто стыдился просить милостыню. А ведь он сам нуждался в помощи не меньше других.

Однажды блаженный Василий доставшиеся ему богатые подарки передал купцу-иностранцу. Тот в силу обстоятельств лишился на чужой стороне всего и, хотя три дня уже ничего не ел, не мог обратиться за помощью – ведь он носил хорошую одежду…

Василий осуждал тех, кто подавал милостыню из корысти, кто рассчитывал так получить Божие благословение.

Однажды Василий увидел у Пречистенских ворот нищего. Постояв рядом и присмотревшись, юродивый разглядел в нем беса. Бес, обернувшийся нищим, всем, кто подавал ему милостыню, немедленно помогал в просимом.

Блаженный прогнал беса и тем спас множество душ от соблазна.

В 1521 году, при Василии Ивановиче III, незадолго перед нападением татар на Русь, однажды ночью юродивый Василий перед северными дверями Успенского (в Кремле) собора молился Богу об избавлении сограждан от угрожающей опасности.

И вот в храме поднялся страшный шум, заметались языки пламени. От чудотворной Владимирской иконы Божией Матери раздался голос. Он обличал жителей Москвы в беззакониях…

Юродивый не переставал молиться, наоборот, молитва его становилась все истовей.

И чудный огонь быстро исчез, а шум прекратился.

Весть о чудесном видении блаженному Василию быстро разнеслась по городу, и жители Москвы с тревогой ожидали страшной беды. В скором времени грозное предзнаменование исполнилось. Крымские и казанские татары под предводительством Махмет-Гирея вторглись в пределы Руси, грабили и разрушали один город за другим и сжигали все, что встречалось на пути.

Та же участь угрожала и столице. Москва была спасена только молитвами своих великих заступников: татары, устрашенные чудным видением несметного множества воинов на московских полях, поспешили оставить не только Москву, но и Русь.

При Иване Грозном, 23 июня 1547 года «Василий юродивый, – говорит летописец, – придя в монастырь Воздвижения и став перед церковью, начал молиться и неутешно плакать». Проходившие смотрели на него с удивлением. Они не знали причины происходящего, но были уверены, что юродивый Василий без причины ничего не делает и не говорит.

Это таинственное моление было предвестием страшного пожара, случившегося утром следующего дня и начавшегося с этого самого храма: утром в восьмом часу церковь Воздвижения загорелась; оттуда огонь перекинулся на другие улицы: оба города – старый (Кремль) и новый (Китай-город) сгорели, многие храмы, дома, дворец великого князя исчезли, «медь, яко вода разливашеся».

Блаженный старался под видом юродства скрывать высоту своей добродетельной жизни». Однако, по слову Евангелия, «не может город укрыться, стоя на верху горы» (Мф. 5, 14).

Слава о Василии, Христа ради юродивом, дошла до царя Ивана Грозного и митрополита Московского и всея Руси Макария.

Митрополит в беседе с царем сказал самодержавнейшему о Василии, который изнурял плоть наготой и постом, зимним холодом и летним зноем, к «дневным молитвам прибавляя ночные».

Царь сказал митрополиту:

– И мы видели Василия, занятого богоугодными делами, подобно ангелу во плоти. Кто же не знает этого блаженного, бежавшего, словно от стыда, от земной славы и красоты мира сего.

Митрополит и царь, дивясь юродивому, благодарили Бога за то, что он сподобил их жить в одно время с блаженным Василием.

Господь прославил блаженного Василия перед царем «многими знамениями», чтобы, следуя примеру государя, все люди воздавали ему честь.

Так, однажды, в день тезоименитства Ивана Грозного, царь пригласил Василия в свои палаты.

Начался пир. И вот Василий поднял заздравную чашу и вылил ее содержимое за окно. Так он сделал три раза.

Царь вознегодовал. Он решил, что блаженный пренебрегает милостью.

Юродивый спокойно сказал царю:

– Умерь свой гнев! Я сейчас погасил пламя, объявшее Новгород.

Сказав это, Василий бегом бросился из царских палат. А когда прибежал к Москве-реке, не останавливаясь, двинулся по воде, словно по суху, и сделался невидимым.

Иван Васильевич наблюдал за Василием из окна. Услышанное и увиденное повергло его в ужас.

Царь почитал Василия святым, однако на сей раз усомнился в его словах. Желая проверить истинность сказанного юродивым, Иван Васильевич послал гонца в Новгород.

Горожане сообщили царскому гонцу, что во время пожара внезапно появился нагой человек с водоносом, который заливал пламя, и оно, ко всеобщему удивлению, потухло. Это был именно тот день и час, когда юродивый сбежал с царского пира.

Предание сохранило еще один замечательный случай.

Иван Грозный захотел построить дворец на Воробьевых горах. С тех пор царь был весьма увлечен своим замыслом. И строительство началось.

В ту пору случился большой праздник. Царь пришел в храм. Пришел в тот же храм и Василий. Стал поодаль от царя, в углу, смотрел на Ивана Васильевича и ясно видел его мысли.

После литургии царь вернулся в свои палаты, вслед за ним пришел Василий.

Царь спросил его:

– Где ты был?

– Там же, где и ты, – ответил юродивый, – у святой литургии.

– Как же я тебя не видел? – удивился царь.

– А я тебя видел, – сказал блаженный. – И видел, где ты был на самом деле: в храме или в ином месте.

– Конечно, я был в храме, – сказал царь.

– Ты говоришь неправду, царь. Потому что я видел тебя мысленно пребывающим на Воробьевых горах и строящим себе дворец.

Царь признался:

– Так и было…

Говорят, Иван Васильевич еще больше стал «чтить и бояться Василия, провидца сердец и мыслей человеческих».

Надо заметить, что святой труженик не дожил до ужасных казней Грозного, иначе их отношения скорее всего приняли бы другой оборот.

Странными на вид своими поступками блаженный учил современников благочестивой жизни, наставлял их на путь истины.

Не раз жители Москвы видели, что Василий, проходя по улицам, то целовал углы одних домов, то в углы других бросал камни. Если случалось юродивому проходить мимо дома, в котором молились, или читали Божественное писание, или «иное что благое и боголюбезное делали», он собирал камни и с улыбкой бросал их в углы этого дома.

Когда же проходящие спрашивали его, что это значит, Василий отвечал:

– Отгоняю бесов, которым нет места в доме, исполненном святыни. Надо, чтобы и вне его – на углах – бесы не имели себе пристанища.

Если же Василий проходил мимо дома, где пили вино, или пели бесстыдные песни, или «иное что святыне противное творили», то со слезами целовал углы этого дома, и на вопросы проходящих отвечал:

– В этом доме творится неподобающее христианам. Спаситель повелел нам непрестанно молиться, чтобы не впасть в грех, а не утешаться суетными делами. Сказано в Евангелии: «Горе вам, смеющимся ныне» (Лк. VI, 25). Этот дом изгоняет своих хранителей – ангелов, приставленных к нам от святой купели, ибо не терпят они таких непотребных деяний… И потому, не находя места в таких домах, ангелы сидят на углах, скорбные и унылые. Я же приветствую их со слезами. А вы думаете, что я целую углы… Я просил их походатайствовать перед Господом о тех людях, к которым они были приставлены, чтобы те были спасены.

Будучи снисходителен к слабостям ближних, блаженный Василий иногда употреблял свою чудодейственную силу для наказания явной несправедливости, наглой обиды ближнего бесстыдной ложью. Для вразумления забывающих Бога и идущих против своей совести.

Был у Василия в Москве любимый им и любивший его боярин, к которому блаженный иногда заходил в дом.

Однажды Василий пришел к этому человеку в лютый мороз. Сострадательный боярин стал просить его, чтобы по крайней мере в такое время он защитил свое тело от холода одеждой.

– Хочется тебе этого? – спросил юродивый

– Очень хочу, чтобы ты принял от меня мою одежду и согрелся ею. Я же всем сердцем люблю тебя…

Блаженный с улыбкой сказал:

– Хорошо. Приму твой дар. Я тебя тоже люблю.

Боярин с радостью надел на Василия лисью суконную шубу алого цвета (это была так называемая крытая шуба (с верхом из ткани), в отличие от нагольной (мех, не покрытый тканью). – Сост.).

Блаженный, как обычно, побежал по улице.

Недобрые люди, увидав юродивого в богатой шубе, вздумали обманом отнять ее.

Один лег на дороге, притворившись мертвым. А товарищи мнимоумершего стали просить Василия подать что-нибудь на погребение бедняка.

Юродивый, вздохнув об их «окаянстве и лукавстве», спросил:

– Давно ли умер ваш товарищ?

– Только что, – ответили они.

Блаженный снял с себя шубу и прикрыл мнимоумершего, говоря:

– Будешь отныне мертв вовеки за свое лукавство.

Едва Василий отошел, товарищи стали поднимать мертвого, думая, что он уснул. Напрасно. Лукавый умер по-настоящему.

Проюродствовав в Москве семьдесят два года, Василий перешел в блаженную вечность. Это случилось в 1557 году.

* * *

Имя юродивого теснейшим образом связано с одним из чудес русской архитектуры – собором Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву. Собор возвели в 1554 году в честь побед Ивана Грозного над Золотой Ордой. Однако в народе его стали называть храмом Василия Блаженного, по названию придела, пристроенного к собору с северо-восточной стороны в 1588 году. Построили его по указу сына Ивана Грозного – Федора Ивановича над могилой блаженного Василия, который был похоронен у стен строящегося собора.

При Федоре Ивановиче (в 1586 году) прошла канонизация Василия Блаженного. Во время войны 1812 года, когда Наполеон занял Москву, собор Покрова Богородицы настолько понравился императору, что он решил перенести его в Париж. Технологии того времени не позволяли это осуществить. Тогда французы сначала устроили в храме конюшни, а позже заложили в основание собора взрывчатку и зажгли фитиль.

Собравшиеся москвичи молились о спасении храма. И произошло чудо – начался проливной дождь, который потушил фитиль.

Храм чудом уцелел во время Октябрьского переворота – на его стенах долго оставались следы от попадания снарядов.

В 1931 году к собору был перенесен бронзовый памятник Минину и Пожарскому (так власти освобождали площадь от строений, мешавших проведению парадов).

Лазарь Каганович, который преуспел в разрушении Казанского собора Кремля, храма Христа Спасителя и ряда других храмов Москвы, предложил снести и Покровский собор, чтобы полностью расчистить место массовых мероприятий. Легенда гласит, что Каганович приказал изготовить подробный макет Красной площади со снимающимся храмом и принес его Сталину. Пытаясь доказать вождю, что собор мешает машинам и проведению демонстраций, он неожиданно для Сталина сорвал макет храма с площади.

Удивленный Сталин якобы в тот момент произнес фразу:

– Лазарь, поставь на место!

И вопрос о сносе собора отложили.

Согласно другой легенде, спасением собор Покрова Богородицы обязан известному реставратору Петру Дмитриевичу Барановскому, который посылал телеграммы Сталину с призывом не разрушать храм.

Легенда гласит, что Барановский, которого пригласили в связи с этим вопросом в Кремль, встал перед собравшимися членами ЦК на колени, умоляя сохранить культовое строение. И это неожиданно подействовало.