Текст книги "Вторая Красноярская шатость (1717–1722 гг.). Как казаки переупрямили губернатора Сибири Матвея Гагарина и самого Петра I"

Геннадий Федорович Быконя, Арина Александровна Чернышева
Вторая Красноярская шатость (1717–1722 гг.)
Как казаки переупрямили губернатора Сибири Матвея Гагарина и самого Петра I)

© Быконя Г. Ф., Чернышева А. А., подготовка текста документов, комментарии, исследовательский анализ, 2023

© Ульверт А. В., макет, 2023

© Издательство «РАСТР», 2023

Введение

В ремя правления Петра I с 1689 по 1725 г., 350-летие которого вся страна отмечала в 2022 году, – одно из самых значимых в истории России.

Великий преобразователь круто развернул свою страну лицом к Западной Европе, с неукротимой энергией, нередко творчески, проводил в жизнь ее позитивные достижения раннебуржуазного типа. Заложенный им модуль развития России оказался очень живучим.

В специальной литературе и в общественном мнении до сих пор нет единого мнения о характере преобразований Петра Великого и его личности, масштабности и влиянии реформ на жизнь страны, особенно на ее окраинах.

В частности, с начала XXI века обострился спор о положении казачества Сибири в Петровскую эпоху. Одни утверждают, что казачеству удалось сохранить прежние вольности казачьего круга в выборности членства и командных должностей, старшинства, значительной самостоятельности в принятии решений во время военных действий, в распределении служб, коллективной ответственности за материальные и служебные нарушения отдельных своих членов. Другие авторы пишут, что «государева служилая рать», как именовало себя организованное Москвой Сибирское казачье войско, к концу правления Петра I попало под жесткий контроль как центральной власти, жестко регламентирующей походную жизнь казаков, наказами казачьим «есаулам», так и местных воевод-комендантов, которые с одобрения свыше сами «прибирали на казачью службу», а местные «казачьи войска» все последовательней использовали универсально в военных, управленческих, хозяйственно-организаторских целях, даже в качестве рабочей силы для казенных и личных нужд.

Из следственного дела о прежде неизвестной Второй Красноярской шатости видно, что на сибирской окраине, с одной стороны, усиливалась роль зараженной крепостническим духом коронной уездной администрации из дворян, с другой – верховная власть сохраняла курс на социальное сотрудничество между низами и короной. Основатель регулярной армии Петр I хотя и считал наличие казаков и стрельцов анахронизмом, но вынужден их сохранить, оставляя им и всему трудовому населению самоуправление, вплоть до права не подчиняться местной власти.

Проволочки со строительством Саянского острога, доказательства ненужности других острогов в центре Саян и Засаянье (Туве) на огромном отдалении от зоны русского расселения красноярцы усилили легальным отказом от воеводства кичливому и корыстному коменданту Д. Б. Зубову. Следуя традиции изложить свои мотивы «противностей», с группой из четырех человек отбыл в Тобольск руководитель движения красноярский дворянин Илья Нашивошников-Суриков, родной брат Петра, пращура великого художника Василия Ивановича Сурикова.

Портрет Петра I.

Гравюра Якоба Хоубракена с портрета Карела де Моора, 1718 г.

Действия красноярцев привлекли внимание Петра I к некомпетентной, авантюрной, с карьерной подоплекой активной военной деятельности в Южной Сибири, к недоступности «бухарского песошного золота», к утопичности получения прямого доступа к китайскому золоту в Засаянье из-за недооценки М. П. Гагариным численности и специфики вооруженных сил Джунгарии и Цинского Китая. Все это повлияло на решение царя отказаться от активных военных действий в Южной Сибири и перейти к мирным переговорам с Джунгарией и Цинским Китаем об установлении границ. В ходе расследования нередко слишком доверявший своим помощникам Петр I простил М. П. Гагарину масштабное казнокрадство, ограничившись взысканием 200 тыс. рублей, но за вину в провале восточного направления внешней политики первый губернатор Сибири в прямом смысле заплатил своей головой – казнен через повешение.

Участники же Красноярской шатости вновь не пострадали. В ходе шатости в 1718 г. новая губернская реформа усложнила управленческую структуру с введением провинций, сословных надворных судов, прокуроров. Новая администрация Сибирской губернии и ведомств губернского уровня не сразу разобралась в своих отраслевых компетенциях. Усложняла дело и следственная комиссия гвардейца майора И. В. Лихарева, имевшая широкие полномочия.

В событиях Второй Красноярской шатости, как в капле воды отражается солнце, отразились соотношения нового и старого порядка в Петровскую эпоху. При всей нетерпимости к казнокрадству, лени, всему, что мешало «регулярству» и «государственной пользе», Петр I сохранил от старофеодального порядка сословность и местное самоуправление.

По сути дела, имели место не только «бунт», по коменданту Д. Б. Зубову– «государственная измена», не чисто народное антифеодальное движение, как трактовали многие советские историки события подобного типа, а и своеобразная форма социального сотрудничества с центральной властью.

В традиционную эпоху большинство трудового населения, как мелкие собственники-труженики, а рядовое казачество – это крестьяне с наделом, с их наивным монархизмом являлись массовой социальной опорой власти, царя-батюшки. Русские, особенно казаки в Сибири, с XVII в. традиционно считали себя обязанными блюсти «государеву пользу», препятствовать ошибочным действиям местных властей. Как мелкие собственники-труженики они были не против власти, а против злоупотребления ею. Неслучайно красноярцы просили алчного службиста, не нюхавшего пороха стольника Д. Б. Зубова заменить прежним своим комендантом В. Е. Козловым.

Вторая Красноярская шатость долго оставалась неизвестной и поэтому почти не изученной историками. На следственное по ней дело первым обратил наше внимание Николай Николаевич Покровский, замечательный историк, археограф, знаток старопечатной книги, академик Российской академии наук. В действиях казаков в шатости он увидел проявление во многом сохранившихся казачьих вольностей[1]1
  Александров, Покровский, 1991. С. 215.


[Закрыть]. Г. Ф. Быконя первым в документальном сборнике о Красноярске дал беглый обзор происходящих событий Второй Красноярской шатости и привел несколько документов о ней из следственного дела[2]2
  Быконя, 2000. С. 147–168.


[Закрыть]. К 300-летию основания Саянского острога авторы этих строк опубликовали общую статью о руководителе Второй шатости Илье Михайловиче Нашивошникове-Сурикове и ходе «бунта». В ней и отдельных статьях А. А. Чернышевой сопротивление казаков неоправданному строительству трех острогов при и за Саянами, вплоть до официального отказа всех «градских жителей» подчиняться коменданту, трактуется как осложненный внешнеполитическими задачами особый этап народного движения против произвола местной власти[3]3
  Быконя, Чернышева, 2019; Чернышева, 2016. С. 69–75; Чернышева, 2019. С. 6–16.


[Закрыть]. В капитальном исследовании о формировании российских границ в Южной Сибири до Енисея в 1620–1720 гг. барнаульские историки В. Б. Бородаев и А. В. Контев убедительно доказали, что доступ к китайскому золоту был главной целью закрепления России в Засаянье через основания трех крепостей[4]4
  Бородаев, Контев, 2015. С. 233–240.


[Закрыть]. Историк В. Г. Дацышен охарактеризовал геополитическую обстановку в Засаянье и серьезность территориальных претензий Цинского Китая в Южной Сибири[5]5
  Дацышен, 2005. Гл. 1.1.4; Дацышен, 2019. С. 35–44.


[Закрыть]. Археолог и историк С. Г. Скобелев провел реконструкцию Саянского острога и на судьбах русских острогов в Южной Сибири тоже пришел к выводу о преждевременной попытке России закрепиться в Засаянье[6]6
  Скобелев, 2023. С. 57–63.


[Закрыть].

Основным источником является следственное дело «О противностях Ильи Нашивошникова с товарищи», которое проводилось в 1718–1722 гг. в Красноярске, Тобольске, Енисейске и Москве при расследовании деятельности первого губернатора Сибири князя М. П. Гагарина. В этом архивном объемистом томе в 326 листов к красноярцам относились первые 152 листа. Хранится оно в делах страшного в петровское время Преображенского приказа, этого главного сыскного ведомства, которым долго заведовал преданный Петру I князь-кесарь Ромодановский[7]7
  РГАДА. Ф. 371. Оп. 1. Д. 1869. Л. 1–153.


[Закрыть].

Формировалось оно по мере развития следственных действий. Причем Зубов, рассчитывая не выносить сор из избы, только через полгода – 4 марта 1718 г. – рапортовал Тобольску об отклонениях при возведении Саянского острога, квалифицированных им как «государственная измена» {№ 5}.

В делопроизводственном отношении это архивное дело сложное по роду, виду, типу и состоит из именных, сенатских указов, губернаторских указов-промеморий, доношений снизу, межведомственной переписки, допросов на уездном и губернском уровнях участников с обеих сторон, доносов, рапортов приказчиков присудов, проездных указов, коллективных челобитных, переписки между Петром I и губернатором Гагариным; экстрактов по отдельным сюжетам обвинения Сибирской губернской канцелярии с Преображенским приказом, Енисейской провинциальной и Красноярской уездной канцелярий.

По данной теме также использованы материалы РГАДА и опубликованные документы из портфелей Г. Ф. Миллера и сборника о русско-китайских отношениях XVII–XVIII вв.[8]8
  Русско-китайские отношения, 1978.


[Закрыть]

Из-за задержек расследования конфликта сторон, ведомственных проволочек между общим губернским аппаратом Сибири и ведомственным отраслевым Тобольским надворным судом и передачей решения в центр почти все дело дошло из копий, с них копий с пересказами-экстрактами других документов, самих экстрактов.

В Тобольске велось следственное дело «О противностях Ильи Нашивошникова с товарищи» Фрагмент гравюры с изображением Тобольска и русских судов на реках Тобол и Иртыш. Из книги „Tree Years Land-Travels of His Excellency Eysbrant Ides from Mosco to China“ (London, 1705)

Структура дела: материалы из Красноярска о начале конфликта по Саянскому острогу и отказу от воеводства Зубову в 1716–1718 гг.; допросы челобитчиков в Тобольске в середине 1718 г.; розыск енисейского коменданта Беклемишева в сентябре – декабре 1718 г.; материалы о попытках продолжить расследование красноярского «возмущения» и обстоятельств незаконного убытия домой главных зачинщиков под чужими именами в 1719–1722 гг.

ОБОЗНАЧЕНИЯ В ПЕРЕДАЧЕ ТЕКСТА

Номера публикуемых документов заключены в фигурные скобки {} и даются не по хронологии, а по тематическим разделам книги и не совпадают со временем их появления. Пунктуация современная; исправленные явные ошибки в передаче слов не оговариваются; место появления документа в г. Красноярске не обозначается; для передачи устной речи сохраняется палатализация глухих согласных и звонких («г» в «х», «з» в «с», гласных «о» в «а» и др.); «ъ» опускается; уточняющие смысл вставки публикаторов в текст документа и комментарии обозначены литерами Г. Б. и А. Ч., (и) – мелкие вставки публикаторов не оговариваются. Начальная буквенная нумерация листов дополнена арабскими цифрами, поставленными поздними архивистами.

Глава первая
Предыстория второй красноярской шатости

Геополитическая ситуация на юге Красноярского уезда ко второму десятилетию XVIII в

С петровского времени началось активное включение Южной Сибири, в том числе бассейна Среднего и частично Верхнего Енисея, в состав Российского государства. Разновременность присоединения отдельных частей Сибири неслучайна и объясняется демографо-экономическими возможностями Российского государства, внешнеполитической обстановкой на юге Сибири, формами общественного развития сибирских народов, особенностями русского хозяйственного освоения Центральной Сибири.

Специфические черты русского освоения Южной Сибири четко проявились в заселении бассейна Среднего и Верхнего Енисея. Территорию Приенисейского края накануне прихода русских занимали этнически пестрые группы, стоящие на различных уровнях социального развития.

Южнее Красноярска в ХVII в. по левой стороне Енисея обитало несколько тюркоязычных племен из потомков древнекыргызского каганата, сложившегося в VIII в. после разгрома уйгуров северо-западными тюрками. По р. Каче обитали качинцы, южнее, в междуречье Верхнего Чулыма и Енисея – алтысары, в минусинских степях – езерцы, по р. Белый Июс и верховьям Томи – сагайцы, по р. Абакан и его притокам – алтырцы и бельтиры. По правой стороне Енисея кочевали самодийские, угорские и кетоязычные племена, по р. Мане – кашинцы, в междуречье Маны и Верхнего Кана – камасинцы, по Енисею в районе Караульного острога – яринцы, в низовьях р. Казыр – байкотовцы, по р. Туба – тубинцы, у подножий Саян – моторы. У этих племен (всего 15–18 тыс.) было кочевое охотничье-скотоводческое хозяйство.

В XVII в. ведущее место занимали кочевые тюркоязычные группы, известные у русских как «енисейские киргизы». Их численность, согласно подсчетам киргизского историка А. А. Арзыматова, не превышала 10 тыс. человек, а хакасского ученого В. Я. Бутанаева – до 30 тыс.[9]9
  Копкоев, 1969. С. 25–30; Бутанаев, 1989. С. 66–67.


[Закрыть] У енисейских киргизов над черными людьми – «карачу» стоял аристократический род – сеок, насчитывающий не более 1500 человек[10]10
  Быконя, 1981. С. 90–114.


[Закрыть].

В политическом отношении все население входило в потестарного типа четыре княжества (улуса): Езерское, Алтырское, Алтысарское и Тубинское. Сколько-нибудь прочного единого политического объединения до 60-х гг. XVII в. у них, по-видимому, не существовало. Князь, у русских «князец», каждого улуса вместе со своими родовичами имел бесправных данников – «киштымов» – из числа соседних мелких иноплеменных групп. Своими «киштымскими землицами» на севере енисейские киргизы считали территорию даже до Казачинского порога, разделявшего Красноярский уезд с Енисейским. Киштымы выплачивали киргизским улусам дань, или албан, прежде всего пушниной. Такой архаичный тип социальных отношений (этническая эксплуатация) структурированно был трехступенчатым, так как, в свою очередь, киргизские улусы зависели от более сильных соседних военно-кочевых потестарного типа образований – монгольского государства алтын-ханов и Джунгарии. Албан, который выплачивался джунгарским хунтайджи и северо-западным алтын-ханам, киргизские князцы также выколачивали из своих киштымов.

Изменения в характере хозяйственной деятельности и стремление властей увеличить сбор ясака усилили движение русских с севера на юг, в таежные, подтаежные и южные зоны Енисея. С запада и юго-запада по Томи и Чулыму в эти же районы с начала XVII в. пытались проникнуть томские и кузнецкие служилые люди, промышленники и крестьяне.

Появление и закрепление России на Среднем Енисее вызывали все возрастающее противодействие у киргизских князей и их своего рода сеньоров, которые пытались отстоять свое право на грабеж коренного населения края. Киргизские «князцы», явно и тайно поощряемые северо-монгольскими ханами и Джунгарией, втягивали в вооруженную борьбу с русскими черных енисейских киргизов и своих киштымов. Эта борьба чаще всего носила характер грабительских набегов на русские селения, а также на те ясачные племена, которые попали в зависимость от России. Иногда она выливалась в крупные организованные походы против русских укрепленных пунктов. В зависимости от расстановки сил киргизская верхушка часто меняла свою политическую ориентацию. Нередко она с киштымами присягали на подданство и одновременно вносили ясак России, а албан – алтын-ханам и Джунгарии.

Красноярск, ставленный в 1628 г. «у киргизских людей за хребтом», прикрывая Енисейск, Томск и отчасти Кузнецк, вынес на себе основную тяжесть борьбы со степью. В «бунташный» ХVII в. царское правительство еще не имело в Сибири значительных военных сил. Поэтому оно часто ограничивалось активной обороной, организуя на границе с «немирными киргизскими землицами» цепочку укрепленных острогов-крепостей, которая постепенно передвигалась к югу. Вместе с тем центральные и местные власти проводили политику, направленную на привлечение верхушки данников киргизов и их самих на свою сторону. Гибко использовались противоречия между северо-монгольским государством и Джунгарией (Ойратия), а с ними – Цинского Китая, который тоже претендовал на господство в районе Верхнего и Среднего Енисея.

С 90-х гг. XVII в. начинается решающий этап в борьбе России за включение юга Енисейской Сибири в свои пределы. Рост населения восточных уездов Сибири вызвал острую нехватку продовольствия. Ленско-Илимский земледельческий район не всегда обеспечивал служилых и промысловиков хлебом. Енисейский район часто не мог дать нужное количество продовольствия, поскольку наиболее благоприятные в земледельческом отношении земли не были освоены. В Красноярском уезде по-прежнему не хватало своего хлеба. Неслучайно в конце XVII в. начался в крупных масштабах сдвиг русского населения Енисейского края на юг и юго-восток.

Вместе с тем в России к концу XVII – началу XVIII в. возросла потребность в пушнине. Из-за перепромысла зверя ее поступление все сокращалось, а «заморская торговля», Азовские походы, особенно длительная Северная война и хозяйственные предприятия Петра I, поглощали громадные средства. Центр все настойчивее требует от сибирских воевод упорядочения сбора ясака и «приискания новых землиц». Это заметил еще С. В. Бахрушин: «В XVIII в. пушнина продолжает играть значительную роль в истории распространения владычества в Сибири»[11]11
  Бахрушин, 1922. С. 45.


[Закрыть]. По-новому в это время Петр I пытается подойти к рудным богатствам Урала и Сибири. Так, в 1697 г. на севере Киргизской землицы на р. Каштак, притоке Кии, была обнаружена серебряная руда. По именному указу Петра I там поставили Каштацкий острог и в течение двух лет с помощью нанятых греческих рудознатцев во главе с греком Левандиани пытались наладить выплавку серебра. Для обеспечения безопасности рудознатцев правительство потребовало энергичных действий против енисейских киргизов. С 1701 г. с Аргуни начал формироваться Нерчинский горный округ, давший к концу века серебра на более 80 млн руб.

Изменившаяся внешнеполитическая обстановка в Южной Сибири позволила вести России более активную политику. Место побежденных алтын-ханов заняли джунгарские хунтайджи. Неоднократные переговоры и соглашения с главой енисейских киргизов Иреняком и затем его сыном Корчуном в 70–90-х гг. XVII в. показали бесперспективность мирного исхода русско-киргизских отношений при зависимости князцов от Джунгарии. Самые сильные из этих князцов, не желая видеть реальной расстановки сил, продолжали ориентироваться на Ойратию, бесплодно истощая тем самым силы своего народа.

Ослабевшая Джунгария, потерявшая часть Восточной Монголии и теснимая с юго-востока Маньчжурским государством, а с юга – казахами, не могла в это время оказать киргизским князцам действенную помощь. Это было важно для России, которая не хотела войны ни с Джунгарией, ни с ее главным врагом – Цинским Китаем, будучи традиционно заинтересованной в добрососедских, в первую очередь торгово-экономических, связях с обеими странами. Мало того, хунтайджи Цеван-Рабдан (как и его предшественник Галдан) стремился к сохранению мирных отношений с Россией, так как настойчиво искал у нее военной помощи против растущей агрессии Цинской империи. Правда, центральное правительство в 90-е гг. XVII в. не смогло заставить воевод Средней Сибири действовать согласованно. Именной указ от 1697 г. о строительстве острога на Абакане, о чем просили еще в 1690 г. жители Красноярского уезда, остался невыполненным. Только к началу 1701 г. воеводы Томска, Кузнецка и Красноярска согласовали свои действия. В результате ответных походов на Абакан объединенных томских, красноярских и кузнецких отрядов во главе с красноярским сыном боярским К. Самсоновым (всего 728 служилых) и томским сыном боярским С. Лавровым (515 чел.) были разгромлены основные силы киргизских княжеств.

В 1701 г. Джунгария признала русско-монгольский договор 1663–1665 гг. о сферах влияния на Верхнем Енисее. На территории современной Хакасии вновь официально установилась система двоеданства.

Время, однако, показало, что киргизская знать не собирались выполнять торжественно принятые обязательства, особенно в отношении выплаты ясака. Не прекращались мелкие набеги на ближние русские селения и «землицы» данников России. Вместе с тем не только хунтайджи, но и джунгарские зайсаны стали понимать безнадежность вооруженной борьбы с Россией. Джунгария в это время продолжала вести тяжелую борьбу с Цинским Китаем, с казахами и тяньшанскими киргизами. В этих условиях хунтайджи с некоторыми киргизскими князцами решает временно отказаться от борьбы с Россией за верховья Енисея, по-прежнему рассчитывая опереться на нее в борьбе с главным врагом – маньчжурской династией. Своеобразным выражением этого отказа была попытка в 1703 г. переселить енисейских киргизов во внутренние районы Джунгарии. «И приехали до 2500 калмыков в Киргизскую землицу, и киргиз де к себе загнали всех», – сообщали оставшиеся. Однако уведены были далеко не все, но с этого времени русские не встречали на своем пути организованного вооруженного сопротивления местных племен.

Увода избежала почти половина жителей юга Средней Сибири: часть киргизов и их улусных людей, кочевавших по Среднему Абакану, 300 луков тубинцев, койбалов и моторов и их многочисленные киштымы, 300 ясачных кузнецких бельтир, сагайцев, живших в верховьях Абакана, обитатели почти 700 урянхайских (саянских) кибиток. Князья основных землиц находились в сговоре с хунтайджи, и их улусы «откочевали», а «князцов» прочих улусов и их киштымов «взяли к контайше», то есть увели насильно. На территории Красноярского уезда многие левобережные киргизы ушли или были уведены князьями, а основная масса их киштымов, особенно на правобережье Енисея, осталась на месте.

После увода части енисейских киргизов у местного населения Минусинской котловины значительно усилились прорусские симпатии. «Остальцы» стали переходить в российское подданство. Противодействие некоторых оставшихся «князцов» было сломлено в 1704–1705 гг. походами томских, кузнецких и красноярских казаков. «Возвращенцы» уже только с Россией связывали свои надежды жить на родине и заниматься мирным трудом. Поэтому они и трудовое коренное население вновь обратились к русским властям с просьбой построить на их земле острог, «чтоб им жить под великого государя державой безопасно».

Правительство Петра I, осведомленное о событиях в Присаянье, требует от местных воевод выполнения указа 1697 г. об основании острога на Абакане. Воевод обязывали выделить 1000 чел. служилых людей с «огненными, полковыми и железными припасами к городовому строению» (400 служилых из Томска, 300 – из Красноярска, 200 – из Енисейска и 100 – из Кузнецка).

Макет Абаканского острога

Хакасский национальный краеведческий музей имени Л. Р. Кызласова

Для «того острожного строения, надсмотру над служилыми людьми и пашенными крестьянами» повелевалось послать из Сибирского приказа особый «наказ», в котором предписывалось «на р. Абакан в пристойных местах, где б от внезапного неприятельского приходу было безопасно и к селению крестьян, осмотря пригородные и хлебородные места в близости к лесам и ко всяким местам… поставить острог».

Сборными пунктами для служилых людей были Томск и Красноярск.

Через полгода интенсивной подготовки весной 1707 г. из этих городов выступила почти тысяча служилых с различными припасами. Томские и кузнецкие служилые люди во главе с Ильей Цицуриным пошли «сухим путем» через степи с обозом из 15 телег. Енисейские и красноярские служилые разделились на две группы. Основная масса служилых во главе с енисейским сыном боярским Василием Чемесовым поплыла вверх по Енисею, красноярцы – на восьми парусных дощаниках, енисейцы – на девяти. Так как казенных дощаников не хватило, то многие поплыли на своих лодках и «каюках». По доношению И. Цицурина, красноярские служилые прибыли на 80 судах, а енисейские – на 50.

Небольшой же конный отряд в 70 человек во главе с красноярским сыном боярским Кононом Самсоновым 9 июля направился по правой стороне Енисея «…тайгою, ельником, грязями, камениями и степью» кратчайшим путем к р. Котку-Карасу, которая впадает слева в Енисей против р. Бирь «у камня Батенев бык или Иржи». Там он должен был встретиться с отрядом И. Цицурина. От устья Маны К. Самсонов приказал «ополчаться войсковым ополчением… а при ночевке учинял по воинскому обыкновению табор, ставил отъезжие и становые караулы», так как дальше вверх по Енисею пошли «немирные киргизские землицы».

На одиннадцатый день пути отряд К. Самсонова, переправившись через Енисей недалеко от камня Батенев бык, соединился с томскими и кузнецкими служилыми людьми. После длительного обсуждения, где заложить острог, 21 июля объединенный отряд, соблюдая все меры предосторожности от нападения, медленно двинулся вверх по Енисею. Еще на подходе к р. Абакан «для обыска» места под «острожное строение» был дослан специальный отряд из 80 человек. 27 июля И. Цицурин и К. Самсонов уже были в назначенном месте и четыре дня ждали дозорщиков, которые, вернувшись, объявили, что на р. Абакан, особенно в ее устье, «место низменное и места для хлебного обзаводу нет».

Посоветовавшись вновь «меж томскими, кузнецкими и красноярскими людьми», И. Цицурин с К. Самсоновым решили «отступить» от р. Абакан и ставить острог ниже по Енисею. Место было выбрано «на 20 верст от устья Абакану… пониже камня Турану на правой стороне во близости к лесам и к селенью пригодное, а во близости того места есть хлебородные места малое число». Однако на пути к намеченному месту им предстояло преодолеть Енисей. К. Самсонов в донесении сообщает любопытные подробности о переправе: «…делали 29 лодок и на те лодки тес тесали и делали паром и переправлялись за реку Енисей августа 2 числа». На следующий день прибыли по Енисею остальные енисейские и красноярские люди, которым И. Цицурин тотчас «учинил смотр». Вместо 200 енисейских служилых насчитывалось уже 170. Все красноярские и енисейские казаки имели пищали и по 1 фунту свинца и пороха.

Одновременно с постройкой острога Илья Цицурин и Конон Самсонов заботятся о «приведении под высокую государеву руку немирных землиц». Они посылают шестерых красноярских служилых людей во главе с Романом Торгашиным в окрестные улусы. К 30 августа Торгашин привозит в острог «лучших людей» 20 человек. В результате переговоров «лучшие татары» обещали платить по 6 соболей с человека, дали двух заложников – «аманатов» из «лучших родов», договорившись менять их ежемесячно.

С основанием Абаканского острога (с. Краснотуранское, ныне в зоне затопления Красноярского водохранилища) в подданство России были приведены оставшиеся после угона енисейские киргизы из ближних к укреплению улусов Тубинской землицы. Судя по значительным масштабам экспедиции, мерам предосторожности в походе и при строительстве острога в верховьях Енисея местные и центральные власти со строительством Абаканского острога не считали край присоединенным. Поэтому там «…на житье до указу» оставляли значительный по тем временам гарнизон в количестве 375 человек. Одновременно в новопостроенный острог разрешили переселиться всем «охочим казачьим детям и отставным служилым» с семьями. Однако служилые тоже не верили в «замиренность» Киргизской землицы, поэтому местные власти не смогли выполнить ни эти, ни более мягкие предписания относительно службы и поселения в Абаканском остроге. Дело закончилось обязанностями Красноярского казачьего войска ежегодно посылать в острог 100 казаков-годовальщиков[12]12
  Быконя, 2015а. С. 89–108.


[Закрыть].

«Новая ландкарта разграничения между Российской Империей, Сибирскими Землями и Китайскими Владениями»

«Атлас Всероссийской Империи. Собрание карт И. К. Кирилова» (СПб., 1722–1737 гг.)

Это издание с измененным названием авторской карты геодезиста П. Чичагова. На карте представлена геополитическая обстановка в Южной Сибири, которая разрешена только в 1728 г. Кяхтинским миром.