Текст книги "Увидимся в аду"

26 апреля, 19.15

– Добрый вечер.

Павел, пиар-менеджер компании «Мокка-кола», скучал в отдельной ложе ресторана «Ле Опера». У него был запланирован бездарный деловой ужин. Он уже решил отдать заказ другому агентству, но, как деловой человек, надумал поторговаться с этим «Сити-смарт». Вдруг они собьют цену настолько, что это его заинтересует. Судя по телефонным переговорам – по тону, манере и стилю, – он воображал напористую, нахальную дамочку в туфлях без каблуков, пиджаке от Армани и с короткой стрижкой. Заурядный рекламный агент женского пола. А перед ним стоял ангел. На девице было что-то настолько прозрачное, что Павел задумался, почему ее не арестовали за нарушение общественной нравственности. Кожаная юбка едва закрывала пышные бедра, широкий пояс подчеркивал соблазнительную талию, сапоги на высоченной шпильке удлиняли мускулистые ноги.

– До-до-добрый… Э-э-э… – растерялся Павел.

«Уф! – подумал он. – И что это она на меня так смотрит?»

Женщины не баловали его вниманием. Он был слишком высокий, слишком крупный, слишком кудрявый, слишком в очках, без чувства юмора и немного медлительный. А эта смотрела на него так, словно он был лакомой штучкой.

Она села так близко, что ее коленка коснулась его ноги. Положила руку на спинку дивана. Вышло, будто она его обнимает.

– Называйте меня Наташей и обращайтесь на ты. Договорились? – У нее был низкий бархатный голос.

– Я… я… – суетился он, робея от ее взгляда. – Я… подготовил бумаги…

– Поговорим об этом позже, – подмигнув, сказала Наташа. – Для начала выпьем. Два двойных виски безо льда, – перехватила она бармена. – Поужинаем?

– А, да-да, – спохватился пиар-менеджер.

Через пару минут они уже держали в руках стаканы с американской самогонкой. Судя по всему, Наташа чувствовала себя замечательно и свободно, а вот Павел ерзал и все никак не мог устроиться.

– Вы женаты? – спросила Наташа, едва они сделали по глотку.

От растерянности Павел хлебнул зараз половину того, что было в стакане.

– А почему… А… Я… Нет…

– Просто спросила, – улыбнулась Наташа. – Хочется верить, что красивые холостые мужчины – это не легенда.

От столь прямого комплимента Павел покраснел, как монашка.

– Вы… вы тоже очень красивая, – невнятно пролепетал он и приказал себе взять себя в руки.

Но в это время он почувствовал, что ее рука, горячая и сухая, лежит у него на бедре. Такого рода переговоров у Павла еще ни разу не было. Он сам неоднократно увивался за дамами на деловых ужинах, обедах и даже завтраках… Однажды у него завязался роман с журналисткой из молодежной газеты, другой раз – с дамой средних лет из юридической конторы… Но ей они в подметки не годились. Не то чтобы Наташу можно было назвать красавицей, но она была так адски привлекательна, что у Павла сосало под ложечкой.

– Дюжину свежих устриц, – заказала Наташа официанту, пока Павел вспоминал свои победы. – И дюжину запеченных в сыре и сливках. Бутылку шардоннэ «Марина»… – Она задумчиво посмотрела на Павла. – А может, две.

Когда они выпили третью, Павел неожиданно взял расходы на себя, чего не делал не только на деловых обедах, но и при частных встречах с девушками. Точнее, не всегда делал. Если ему казалось, что его используют, он предлагал девушкам делить расходы и ничуть не жалел тех, кто надеялся поживиться за его счет.

После ужина они очутились в одном такси. Павел не мог понять, куда она его везет и почему он так пьян… И кажется, влюблен.

В такси он что-то забормотал о рекламной стратегии «Мокка-колы», но она его поцеловала, и он забыл, как его зовут. Павел не помнил, как они выходили из такси, как поднимались в квартиру, как раздевались, как очутились в кровати… Запомнилось одно – ее обнаженное сильное тело, неожиданно прохладные руки… А губы пылают… Ее слова: «Покажи мне, что такое настоящий мужчина»… И совершенно безумные, алчные до секса глаза…

А когда Павел проснулся, его ждал кофе с шоколадным ароматом, свежий, теплый круассан, в ванной – гель для бритья, станок и полотенце с вышивкой «Паша». Все это Наташа подготовила вчера, но он-то этого не знал и решил, что она с самого утра бегала по магазинам, чтобы сделать ему приятное.

– Хочешь, открою тайну? – улыбнулась она, заметив его удивление.

Конечно, он согласился.

– Один мой знакомый из вашей конторы сказал, чтобы я была поосторожнее. По его словам, ты самый коварный плейбой, перед которым не устоит ни одна женщина.

– Я? Кхе-кхе… – подавился слюной Павел.

– Меня, наверное, уволят, но вчера я поклялась себе узнать, что в тебе такого… – Она с аппетитом взирала на рыхлого Пашу, по пояс замотанного полотенцем. – Сказать? – Он лишь икнул в знак согласия. – Ты настоящий мужчина. Сильный, веселый, энергичный, ты не треплешься, а действуешь. Ты хищник, своенравный и стремительный. Мне нравится быть в твоей власти. И знаешь, – она потупилась, а потом смело подняла на него глаза, – мне ни с кем не было так хорошо… – Она протянула к нему руки, а короткий халатик распахнулся…

27 апреля, 16.18

– Тебя весь день ищет Клим! – рванула к ней взволнованная Ира.

– Что ему надо? – равнодушно спросила Наташа.

– Он сказал: «Как только Кострова появится, пусть немедленно идет ко мне»… – У Иры дрожал голос. Видимо, часть начальственного гнева досталась ей.

– Какая тоска! – зевнула Наташа. – Ну ладно. Хорошо выглядишь, – заметила она, закрывая дверь.

На секретарше было маленькое красное платье, блестящие черные сапоги на платформе, а волосы стали, как у Мэрилин Монро.

Наташа поднялась на верхний этаж, миновала два коридора и уверенно толкнула дверь генерального директора. В большом кабинете с окном во всю стену сидел бородатый мужчина. Голубая рубашка обтягивала круглый живот, во рту дымилась трубка, на запястье поблескивали золотые часы. Вид у мужчины был благодушный – пока он не заметил Наташу.

– С ума сошла! Где ты шляешься?! – рычал он. – Профукала контракт! Профукала? – с надеждой на отрицательный ответ переспросил он. – Такими заказами не разбрасываются! Это тебе не «Трейдинвест»! Их переманили, да? Ну, скажи что-нибудь, бл… на х… м… еб!..

– У тебя что, предменструальный синдром? – Наташа облюбовала самое удобное кресло и села в него. – Держи, неврастеник! – И она швырнула ему пакет документов.

– Да я тебя… – лютовал Клим. – Да ты…

Но тут он прочитал договор, насупился, помолчал минут пять, после чего недоверчиво посмотрел на Наташу.

– Если ты не отстегнешь мне двадцать процентов, контракт будет расторгнут и уйдет к Буркину, – пригрозила она.

– Как ты его получила? – удивился Клим. – Мне вчера позвонил наш человек из этой долбаной «Мокки» и сказал, что нам дадут работу, только если мы уступим втридешева…

– Я с ним переспала, – призналась Наташа.

– Что? – подался вперед Клим.

– Я его трахнула, понимаешь? И он тут же стал очень сговорчивым.

– Ты с ним переспала ради контракта? – переспросил начальник.

– Ну, – пожала плечами Наташа, – если быть точной – ради моих двадцати процентов.

– Ха-ха-ха! – смеялся Клим. – Ты правда его… того?… Но… как… ты?…

– Этот Павел – тюфяк и рохля. Ты знал, что контракт буквально у нас из рук вырывает какая-то задрищенская конторка?

Клим кивнул.

– Так вот, эта шарашкина контора принадлежит его бывшей жене. Павла этого. Разницы никакой: что из наших рук выйдет дурацкий фильм «С тобой „Мокка-кола“!», что эту белиберду снимет кто-нибудь еще… Дело-то не в качестве. Ну и я решила – новая я лучше бывшей жены. – Наташа поднялась.

– Да… – стонал Клим. – Я надеюсь, ты хоть помнишь, как твердила, что не будешь ужинать с главой «Интер-Ваза», потому что он сальный тип и, как дурак, видит в тебе женщину, а не делового партнера?

– Он все еще хочет со мной встретиться? – спросила Наташа на прощание.

Неспешно следуя по коридору, она достала сотовый и набрала номер.

– Алло! – Ее голос потеплел. – Игорь? Увидимся сегодня? Хорошо, жду тебя в девять в «Ностальжи».

МАША

26 апреля, 14.34

– Ах ты моя утя-кутя! – щебетал кругленький фотограф в восточной шапочке. Казалось, шапочку вязали с закрытыми глазами – торчали петли, там и сям попадались стяжки, ряды были неровные, но убор был от «Дольче и Габбана» и обошелся в 120 баксов. – Гениально!

Уставшая Маша пыталась стереть макияж, но Антон, фотограф, лез под руку и заставлял себя слушать.

– Находка! Невинный взгляд и роковой образ! Хочу, но боюсь. Поверь мне, это именно то, от чего мужики рывком переключаются на пятую скорость! – восхищался он.

– Ага! – хихикнула гримерша. – И от чего дают задний ход! Ха-ха-ха!

– Ты намекаешь на то, что я – педик? – спросил Антон.

– Тоже мне, Америку открыл! – фыркнула гримерша. – Намекать давно не на что.

– Пидоров бьют! – завопил фотограф.

Маша поклялась не душить сегодня Антона. Он вел себя как избалованный ребенок: чуть что – орал, визжал, топал ногами и носился кругами, а все на коленях умоляли его не уезжать, не резать вены, не топиться в ледяном пруду и не уходить в дворники.

Единственный раз Маша испытала к нему благодарность – когда он отогнал от нее девушку Милу, представленную как стилистка. Мила начала с того, что привезла белье на два размера меньше. Белье не надо было возвращать в магазин, поэтому стилистка отобрала свой размер, нимало не беспокоясь о том, что Маше оно мало. Возвращать Милу в город никому не хотелось, поэтому все лицемерно упрекнули Машу, что она потолстела, и обрядили в трусы, которые врезались в тело.

Когда съемки в полуголом виде на чьей-то холодной даче за сто километров от города наконец закончились, за Машей приехал Гриша. В первое мгновение Маша обрадовалась. Ей ужасно хотелось вернуться побыстрее в город и согреться горячим шоколадом. Но она вдруг сообразила, что Гриша отнюдь не Дед Мороз. Он – ее любовник. И он наверняка захочет ее обнимать, целовать… При мысли об этом в животе засосало – ей было страшно. Но, хоть она даже сама себе в этом не призналась, интересно. Попав в новое тело, Маша уже не чувствовала себя собой – Марией Джастис. Она ощущала, как новое тело влияет на нее – подсказывает какие-то запретные, греховные, соблазнительные вещи, манит искушениями и уверяет: «Это не ты, это она, манекенщица Маша Лужина, а тебе всего лишь надо смириться и жить так, как жила она».

Маша с интересом поглядывала на Гришу, воображая, понравится ли ей то, чем они будут заниматься… И каково это – иметь власть над мужчиной, быть Мессалиной, Клеопатрой или мадам Помпадур, хотя до них-то этой Маше, конечно, далеко, но кто знает…

– Куда поедем? – спросил Гриша, открывая перед ней дверь.

«А он галантный!» – подумала Маша, но изменила мнение сразу же после того, как Гриша, помогая ей устроиться, щипнул за попку.

– Все равно, – ответила она.

– В «Ле Дюк»? В «Шинок»?

– Слушай! – Она кое-что вспомнила. – Поехали в «Макдоналдс»!

Вчера, когда она первый раз увидела по телику рекламу, ей немедленно захотелось бежать в магазины и покупать все, что было в телевизоре. Зубную пасту, шампуни, кремы, чистящий порошок, печенье и, главное, толстые, аппетитные бутерброды с сыром, котлетой и салатом. В холодильнике у девочек обитали лишь йогурты, морская капуста, пророщенное зерно и выпивка. Что-то в сознании намекало, что ее тело не любило ни бутерброды, ни шампуни, ни рекламу, но Маша приказала воспоминаниям заткнуться. Ей хотелось пробовать этот удивительный новый мир: «гамбургер», «Колгейт», «Ариэль» и «Тайд» – звучные, прекрасные названия, «Шаума», «Марс», «Олвэйз»…

– Куда? – икнул от удивления Гриша.

– Поехали, съедим по гамбургу… в смысле гамбургеру, – попросила Маша.

– Маша и «Макдоналдс», – хмыкнул он. – Это просто сказка… Я-то не против, я-то люблю быструю жратву… Это крабы из аквариума или из консервов? – передразнил он. – Запихните их обратно в банку, а мне прямо сейчас найдите живого и как можно быстрее сделайте его жюльеном! Я не ем русскую икру, только иранскую! Ма-ашь, ку-ку, и при чем здесь «Макдоналдс»? Там же даже курить нельзя… и там едят в пальто.

– Я хочу попробовать гамбургер! – взорвалась Маша.

– Только не говори, что ты ни разу в жизни живой гамбургер не видела! – немного разозлился он. – Ты же не всю жизнь по кабакам за мой счет ходила!

– Ты меня что, упрекаешь? – вспылила Маша.

– Ой, посмотрите на нее! – Гриша всплеснул руками. – Как мне надоели твои капризы! То ты отказываешься от «вчерашних» устриц, то тебе «Макдоналдс» подавай! Наверное, моему терпению подошел конец. Давай расстанемся, а? Я же знаю, ты мне изменяешь, я тебе нужен только ради денег, ты спишь с моими друзьями и говоришь им, что я жадный…

– Как ты можешь?! – ужаснулась Маша. – Как тебе не стыдно?!

– Мне стыдно? – разозлился Гриша. – Мне должно быть стыдно после того, как мои приятели, отводя глаза, рассказывают, как ты им лезла в штаны…

Новый сияющий мир затягивали тучи. Маше не хотелось дальше выслушивать, какая она мерзкая и бессовестная. Она не хотела помнить, что такие ссоры с Гришей Маша – та Маша – выдерживала по два раза в неделю, ругалась, уверяла, что больше не будет, что все всё врут… Ей не хотелось быть такой Машей – пустой, никчемной и жадной потаскушкой. Она решительно потребовала:

– Останови машину! Может, ты и прав, может, нам стоит расстаться! Я была не права, извини меня за все!

Гриша остановился, предполагая, что Маша откроет дверь, прикинет, как на загородном шоссе, в слякоть будет ловить машину – это в новом-то белом пальто! – и передумает. Но она смело выскочила на дорогу, махнула рукой и пересела в затормозивший «КАМАЗ».

26 апреля, 17.00

Галерея «Актер»

Показ купальников был издевательством. Напротив подиума сидел какой-то краснолицый тип в кожаном пальто и огромной волчьей шапке. Он громыхал на весь зал:

– Чё за жопа? Вы кого вывели? Это ж вобля дажо с пивом не потянет! – В этом месте пять или шесть его точно таких же друзей весело гоготали. – Мусю давай! Когда Муся будет?! Уберите плоские сиськи!

И никто не просил его заткнуться. В уборной шептались, будто хам и свинья – любовник Марины Швец, надменной девицы с крепким малоросским акцентом. Что он – босс казахской мафии, которая держит шахты и металлы.

Когда Муся-Марина наконец вышла, переваливаясь как уточка, косолапя и поправляя застревающие в ягодицах трусы, восторгу босса мафии не было предела. Он вскочил, подбросил шапку и, сверкая золотой челюстью, заорал: «Мусик, покажи класс! Потряси булками!»

На фуршете в честь показа один из мафиозных друзей босса чуть не завалил Машу прямо на фуршетном столе, после чего она в панике бежала.

26 апреля, 20.24

Дома она нашла записку: «Кто-то наблевал в раковину, уберите – кому не лень. Кажется, в холодильнике взорвалась простокваша»… И внизу – другим почерком: «Кто блевал – пусть и убирает. Давайте вызовем милицию – пусть они найдут гада. Может, купим новый холодильник? Да, Маш, я надела твой голубой костюм от Версаче – чес слово, я его не растяну, я со вчерашнего утра страшно похудела». Маша выпотрошила пачку хлорки, вымыла из раковины гадость, оттерла холодильник, налила ванну и рухнула в мандариновую пену. Только она расслабилась, затрещал телефон.

– Машенька, солнышко, – послышался елейный женский голосок. – А ты, дуся, помнишь, что у тебя показ шуб в 21.30 на Краснопресненской набережной?

Звонила директриса модельного агентства.

– Я плохо себя чувствую, – попыталась отказаться Маша.

– Конечно-конечно, – залебезила хозяйка. – Я вместо тебя тетю Любу, уборщицу, попрошу. Она шикарно будет смотреться на подиуме со шваброй и в панталонах до колен.

– Ладно, еду, – решила добить себя Маша.

26 апреля, 21.27

Международный выставочный центр

– Так, девочки, – расшаркивался молодой человек с дряблыми губами. – Показ у нас элитный. Сейчас едем на яхту, работаем, отдыхаем, кушаем – но чтобы без накладок.

Он кудахтал всю дорогу. Маша чуть не скинула его в воду. На яхте девушек сразу же отвели в гостиную. Там был накрыт стол и прогуливались мужчины лет за сорок. Девушек рассадили, угостили шампанским, икрой двух видов, салатом из тигровых креветок, блинчиками с форелью и осетриной… О шубах даже не вспоминали. Пока Маша гадала, что все это значит, некоторые мужчины снимали часы, перстни, браслеты и дарили девушкам. Девушки с готовностью принимали подарки, после чего удалялись в неизвестном направлении.

Соседка – блондинка с лицом, похожим на огурец, и огромным силиконовым ртом – прошептала:

– Вот этот пупсик, – она указала на коротышку с волосатыми пальцами, – на тебя запа-а-ал… Он клевый. Прошлый раз подарил мне «Картье» чиста за пять штук. Я фигею.

Натужно улыбаясь, Маша потихоньку выбралась из-за стола и вышла будто в туалет. Она решила позвонить кому-нибудь и попросить срочно, любым способом, забрать ее отсюда. Спрятавшись в свободном номере, села на кровать, достала мобильный, но только нажала первую клавишу – к ней ворвался один из расшалившихся хозяев праздника. Без предисловий он завалил ее на кровать и задрал юбку. От него разило спиртным. Он валялся на ее ноге, одной рукой ухватившись за коленку, а другой, видимо, пытался стащить ее одежду через голову. Было и больно, и гадко, и противно, но Маша не знала, что делать – рыдать или смеяться, настолько все это было нелепо.

И тут запел телефон. Игорь объявился как нельзя кстати. Пока пьяный в лапти ухажер тщился добраться до трусов, которые, по его разумению, были у Маши на шее, она объяснила, что ее насилуют и она не знает, что делать.

– Его яйца от тебя далеко?

– Что? – растерялась она. – А-а, да, то есть нет, недалеко.

– Двинь ему побыстрее и улепетывай, только не отключай трубку. Беги на корму и, если кто подойдет, угрожай утопиться. Громко кричи, что вас преследует речной патруль, а муж у тебя из ФСБ. И не отключай трубку. Я сейчас кое-кому позвоню.

Маша сделала все, как он пояснил – Игорь в это время с кем-то говорил по обычному телефону, – забилась на корме, а когда их окружили лодки с мигалками, чуть не прыгнула в воду от радости. Хозяева яхты некоторое время хорохорились, но в конце концов сдались и высадили ее на ближайшем причале. Маша сразу же замерзла и растерялась – пальто на яхте, требовать его она не собирается.

– Эй, жертва произвола! – услышала она голос Игоря. – Дуй сюда!

ИГОРЬ

Маша рассказала ему о том, как на яхте было страшно и мерзко. Какой был противный показ купальников и этот босс казахской мафии. Как ее вероломно, жестоко и несправедливо обидел Гриша. Откровенно говоря, Игорь не заметил в этом ничего обидного. Гриша, по слухам, на Маше едва не разорился. Дарил шубы, украшения, а она их с плеча раздавала подружкам. Сорила его деньгами, изводила – «хочу то, хочу это». А он шел у нее на поводу, потому что любил как дурак. Так говорили.

Репутация у Маши была отвратительная. Ходили слухи, что она наняла бандитов, которые избили вторую претендентку на главную роль в международной рекламе «Диор». Роль досталась Маше, и даже самые добрые языки поговаривали нехорошее. Она всем хамила, спала со встречными-поперечными, напивалась до соплей и могла на весь клуб или ресторан заорать: «Где, бл…, здесь взять кокаин, вашу мать?!» Вчера он с ней «дружил» ради Гриши – у того были крепкие связи в мире модного и кинобизнеса.

Но сейчас эта страшная и ужасная Маша рыдала, как безответно влюбленная школьница. В ней и следа не было от того чучела, которым пугали начинающих моделей: не становись, мол, у нее на дороге – по стенке размажет.

– Я не чувствую себя прежней и не знаю, какая я настоящая… – захлебывалась Маша. – Я хочу быть хорошей… ик… ик…

Игорю стало ее жаль. Они обнялись, а минут через десять занимались любовью.

МАША

Она не понимала, что с ней творится. Тело превратилось в горячий воск – она таяла, полыхала, растекалась по его запястьям, груди, плечам… Раньше о любовной лихорадке она лишь читала в романах. Читала и негодовала. Но Игорь…

Наверное, это был не мужчина, а высшее существо с божественным началом, – невозможно было поверить, будто то, чего она всю жизнь боялась и презирала, было так упоительно, восхитительно, захватывающе… Как хорошо, что она теперь Маша, как хорошо, что не надо быть замужем, как прекрасно, что это не надо ни от кого скрывать… Как замечательно, что она встретила его, Игоря, она, а не та, прошлая, Маша и что она станет другой – достойной его любви…

ИГОРЬ

27 апреля, 23.51

Его поразила ее неопытность. Она знала, что делать, но казалось, будто тренировалась по фильмам и книгам. Маша занималась любовью с таким пионерским восторгом, так изумленно отвечала на его ласки и так порывисто со всем соглашалась, что ему казалось – он лишает ее невинности. Это было и странно, и подозрительно.

Либо она суперженщина, такая, что всегда делает это как в первый раз (тогда понятно, за что ее ценит Гриша), либо она играет в какую-то игру… Хотя непохоже.

Они провели вместе ночь, утром сходили в кино, позавтракали наконец-то в «Макдоналдсе», который Маше безумно понравился, прогулялись, попробовали «хот-дог», умяли блины с сахарной пудрой, вернулись к нему и валялись, пока Игорь не сказал:

– Пора собираться.

В восемь вечера они вышли из дома, влюбленные как подростки, целовались в лифте, на каждом светофоре, у нее в подъезде… Она смотрела из окна, как он разворачивается, сигналит перегородившей въезд машине, выруливает на улицу, исчезает за поворотом…

А он думал о том, не остались ли на нем следы от ее ногтей и зубов. Наташа – дама придирчивая, вряд ли ей понравится, если на нем будут знаки, оставленные другой женщиной. Наташа ему понравилась. Не меньше, чем Маша. Только по-другому.