Текст книги "Убийство как по маслу"

– Тоже верно. О, чуть не забыла. Ты Тихона не видела?

– Нет, а что?

– Просто опять он кусты слишком низко срезал, на радость олуху царя небесного. Достал пялиться.

Я рассмеялась:

– Знаешь, мне кажется, этот парень нашему садовнику приплачивает. Иначе как еще объяснить столь внезапные проблемы с глазомером.

– Да бог с ним, с глазомером, – фыркнула Алена. – Я в последний раз рулеткой кусты измеряла, показывала Тихону, какой высоты они должны быть. Так ведь нет – опять олух подсматривает.

Я снова рассмеялась – на фоне прочих проблем эта казалась особенно мелкой и незначительной. Хотя Алена права, конечно: сосед – парень пусть и безобидный, но хоть кого достанет своим вниманием. Развлечений у него немного, вот и следит за нами…

– Черт! Черт! Черт! Черт! – вскричала вдруг я и заметалась по кухне, хватая то ложку, то нож, то поварешку. – И как только сразу не подумала. Действительно…

Алена удивленно следила взглядом за моими передвижениями, но не вмешивалась, по опыту зная, что в такие минуты меня лучше не трогать. Придет время – сама скажу. Оно пришло уже через секунду.

– Не знаешь, олуха допрашивали?

– Понятия не имею, наверное, да.

– Хотя какое это имеет значение? – Я не рассчитывала на диалог и была благодарна компаньонке за понимание. Тонко чувствующая меня подруга, не вмешивалась, терпеливо дожидаясь, когда мозговые шестеренки в моей голове закончат рабочий цикл и выдадут свежее решение. – Смотри, Андреев был с самого начала уверен в моей виновности. Олуха, кстати, как зовут, не знаешь? – еле заметное пожатие плечами. – Надо бы разузнать. Так вот, олуха если и опрашивали, то скорее формально. Впрочем, не удивлюсь, если с ним вообще никто не разговаривал. Сама посуди, какой из него свидетель? Между тем он вполне может быть нам полезен, ведь если он что-то видел в тот вечер… Хоть что-то. Нам сейчас любая зацепка бы очень пригодилась.

Алена кивнула. Выждав еще минуту и убедившись, что продолжения не последует, легко спрыгнула с высокого барного стула и направилась к двери.

– Вас понял, шеф, – она весело взяла под козырек. – Если этот парень что-то видел, он мне непременно расскажет. Даже если для этого мне придется подарить ему девичью честь.

– Очень надеюсь, что до этого не дойдет дело. Постой! Нельзя же идти вот так – с пустыми руками.

Быстро соорудив сырную тарелку, поколебавшись немного, со вздохом дополнила ее фокаччей – вот так захочешь изменить диете с божественной лепешкой, и то не выйдет.

– Держи, – протянула подруге огромный поднос, а затем, окинув его критическим взглядом, недовольно покачала головой. – Нет, тут определенно не хватает нескольких штрихов. Натюрморт нуждался в винограде, меде и вине. Как думаешь, олуху можно выпивать?

– Кто ж его знает. Парень он совершеннолетний, а там…

– С другой стороны, неизвестно, как на него алкоголь подействует. Нет, давай не будем рисковать, обойдемся розеткой меда и гроздью винограда. Вот так определенно лучше! – Оставшись довольна творением рук своих, я выпроводила Алену из дома и осталась один на один с раздиравшими меня чувствами – одновременно тревогой за подругу и желанием оказаться на ее месте: подобно многим прочим руководителям-контролерам, я крайне неохотно делегировала подчиненным определявшие исход всего проекта полномочия.

Глава шестая
К вам психиатр, мэм

Однажды мне довелось прочесть в какой-то то ли научной, то ли псевдонаучной, а быть может, и околонаучной статье успокоительную мантру для психов. Разумеется, она называлась иначе, но в мой каталог полезных идей была занесена именно под таким названием. Так вот некий ученый (а может, неученый, а может, просто знахарь, но тоже хорошо) рекомендовал всем, кто сомневается в своей адекватности, перестать это делать. Мол, истинный сумасшедший как раз и отличается от здравых людей отсутствием критики. То есть вы никогда в жизни не докажете умалишенному, что он кукухой поехал. Такие люди как раз предпочтут считать больными всех вокруг, но ни в коем случае не себя. Отсюда вывод – если у вас есть сомнения в своем психическом здоровье, вы нормальны настолько, насколько это возможно, ведь, как известно, проще найти мясо в дешевой колбасе, чем отыскать хоть одного современного человека без тараканов или пули в голове.

Но одно дело разговаривать с телевизором, верить в заговоренную воду или есть живых жуков для повышения иммунитета (не верите – проверьте, «Гугл» вам в помощь), а другое – «выпилить» из памяти добрых восемь часов жизни. И ладно «выпилить» – в конце концов, алкоголь и не такие чудеса творит, но заменить их адекватными и приятными тебе воспоминаниями… Тут без дедушки Фрейда не обойтись. А он, как известно, на том свете своих тараканов гоняет.

– Ты понимаешь, как такое вообще возможно? – превратившись в попугая, задавала я Алене один и тот же вопрос. – Скажи, пожалуйста, нет, ну, правда. Для старческого слабоумия вроде бы рановато, младенческое давно переросла. Шизофрения? Раздвоение личности? Сразу идти сдаваться в психушку или все же погодить?

– Арин, брось! Еще ничего не ясно. Это же олух царя небесного. Мало ли что ему привиделось!

– И по удивительному стечению обстоятельств, один из самых экзотичных нарядов в моем гардеробе, да?

– Ой, да мало ли! Видел тебя в нем раньше. Ну, что ты в самом деле.

– Да нет, Ален, – усталый вздох вырвался из груди. – Не складывается у нас с тобой этот пазл. Никак не складывается. Я это кимоно никогда не надевала после смерти Влада. Выбросила бы, да попросту забыла о его существовании. И сапожки только купила. Олух появился в поселке сосем недавно. И не думаешь же ты, что я обычно в саду в эротичном кимоно разгуливаю – птичек завлекаю да соседа радую. Нет, ничего ему не привиделось. Видимо, мне пора в тюрьму и к психиатру. Или в обратной последовательности?

– Перестань ты! – Алена даже кулачком по столу стукнула. – Хватит! Этому должно быть какое-то другое логическое объяснение! – упорства подруге не занимать. – Значит… Значит…

– Что?! Видишь, даже ты не можешь придумать ничего стоящего.

– Да, но… Хорошо, допустим. Но где эта одежда? Не кажется ли тебе странным, что ты сначала нарядилась в эротичный халатик (удивляюсь, как ты его вообще в гардеробе отыскала), затем, раздевшись догола, замочила Краснопольского. И избавилась не от трупа, а от одежды. После чего спокойно легла спать с покойником. Даже для умалишенной немного не логично, не находишь?

– Ты права… – я задумчиво накрутила выбившийся из «конского хвоста» локон на палец. Накрутила, отпустила, накрутила вновь. – Но, может, мы плохо искали? – Решительно хлопнув ладонями по бедрам, я вскочила с дивана и направилась в гардеробную – туда, где ровными бесконечными рядами висели на вешалках наряды: торжественные и не очень. – Давай еще раз попробуем! – крикнула я из мира брендов и гламура.

Спустя четыре часа, переворошив всю одежду и заглянув в самые потаенные уголки огромного дома, мы свалились без сил на кровать в гостевой спальне (моя после произошедшего была заколочена воображаемыми досками). Поиски успехом не увенчались. И черт меня только дернул направить Алену к олуху. Зачем? Мало было улик? Полиция прощелкала, и слава богу. Теперь же передо мной маячила серьезная нравственная дилемма: сообщать Коломойскому или пусть сам докапывается? Может ведь и не докопаться – его коллега же пропустил. Зарывать себя еще глубже в землю очень не хотелось, но и молчание, вскройся правда, обернется против меня. Или нет?

Решив подумать об этом позже, я сосредоточилась на других, не менее важных вопросах:

• Кого видел олух царя небесного в тот вечер?

• Если то была я, то куда делось красное кимоно и белые домашние сапожки? И то и другое водилось в моем гардеробе, по крайней мере до недавнего времени. Но сейчас словно растворились в воздухе.

• Если их унес убийца, то как он вообще попал в дом?

И что вообще, черт возьми, происходит? В моем доме совершенно спокойно расхаживает преступник, и не просто расхаживает, но приводит и убивает гостей, а мы с Аленой ни сном ни духом. Как вообще такое возможно, если исключить, конечно, версию о коллективном помешательстве с ретроградной амнезией у обоих.

– Черт, жаль, мне нельзя поговорить с олухом… Расскажи еще раз во всех подробностях, что именно он тебе поведал?

Олух царя небесного никакой, разумеется, не олух, а здоровенный парень с телом Ивана Поддубного и разумом Фореста Гампа. По слухам, ходившим в поселке, был он сыном какой-то высокопоставленной шишки, едва ли не из правительства. Родители его, то ли стыдясь чада, то ли беспокоясь о его безопасности, что вряд ли, поселили чадо отдельно, приставили личного помощника, и не то чтобы забыли, но, скажем так, предпочитали часто не вспоминать. Во всяком случае, я лично настоящего владельца соседнего особняка ни разу не видела. Лишь однажды удалось мне «поймать» отъезжающий от дома автомобиль представительского класса, да и то мельком. Мигнул габаритами и растворился в воздухе – будто и не было никогда. С другой стороны, соседа затворником не назовешь – частенько они с помощником отлучались из дома. Может, как раз для того, чтобы с родителями встретиться.

Впрочем, до недавнего времени их личная жизнь меня мало интересовала. Мы бы с Аленой и вовсе не знали о его существовании, не маячь он у нас перед глазами круглыми сутками. Очевидные проблемы с интеллектом, по всей видимости, с физиологией не связаны. Во всяком случае, взгляды, которыми олух нас одаривал, свидетельствовали о его мужской состоятельности. Или, по крайней мере, о наличии определенных желаний. Пару раз он пытался с нами заговорить, но это случалось как-то всегда так некстати, что дружба в итоге не завязалась. Да что там – даже приятельских отношений не случилось. Приходилось олуху довольствоваться нашими сухими приветствиями да редким счастьем облапать взглядом загорающую Алену. Одно время мы попытались спрятаться от него за высокой живой изгородью, но потом садовник «промахнулся» и скосил кустам рост до полуметра. Подруга даже заподозрила его в ангажированности.

«Говорю тебе, олух его натурально подкупил!» – заявляла она неоднократно. Может, и так, но ведь не пойман – не вор.

Потом же и вовсе жизнь закрутила в такой водоворот, что совсем стало не до соседа с его шпионскими играми. До сегодняшнего дня…

Если верить олуху, а не верить ему оснований не было, выходило, что в ту ночь убитого в дом впустила именно я. Будь на месте соседа кто другой, можно было бы списать на злонамеренную клевету или даже сговор с настоящим преступником, но тут… Весьма слабые умственные способности и крайне низкий интеллект соседа не оставляли ни малейшей надежды на коварство. Да и с какой целью? Нет, этот пазл не складывался. Свидетель из олуха, может, и сомнительный, но он описал Алене мой наряд в подробностях, которые никак не мог узнать, если бы не видел его собственными глазами. Кстати, о свидетелях.

– Ален, я только одного не поняла – олуха что же, никто не допрашивал?! Неужто Андреев так торопился скорее передать дело в суд, что даже с соседями не побеседовал?

– Опрашивал, но только помощника. Видимо, решил не связываться с идиотом. Да и зачем? Он же для себя сразу все решил.

– В смысле? Лишняя улика скрепила бы дело таким цементом, что ни один адвокат не смог бы его развалить.

Алена пожала плечами.

– Не пойму, ты недовольна, что ли?

– У меня пока нет решения, как вообще к этому относиться. И что делать, если Коломойский узнает.

– Не узнает. Олух обещал молчать. Клянется, что и не собирался ничего следствию рассказывать. Не такой уж он дурачок, как мы думали. К тому же преданный.

– Ты серьезно? – Неужели это заразно и даже двадцать минут в соседнем доме повлияли на Аленину способность здраво мыслить? – Неужто и впрямь думаешь, что ему удастся обвести вокруг пальца опытного следака? Да тот его в два счета расколет! И произойдет это в ближайшее время – к гадалке не ходи. Нет! Мы должны сработать на опережение.

– С ума сошла? Надоело сидеть под домашним арестом? Мечтаешь снова в камере очутиться?

При воспоминании о трех днях, проведенных в СИЗО после ареста, ноги налились свинцом. Но делать нечего – придется рискнуть.

* * *

Коломойский явился по первому требованию. Сдержанно выслушал сбивчивый рассказ, навестил олуха, осмотрел дом, не удержавшись от ехидных комментариев о вкусах хозяев, и наконец прибился к дивану. В шикарных интерьерах особняка этот скромно одетый труженик сыска явно ощущал себя неуютно. Да и выглядел он в них будто старый крестьянский конь, случайно оказавшийся на элитных скачках. Безуспешно пытаясь спрятать видавшие виды носки с крошечной дырочкой на большом пальце под роскошный диван в стиле Людовика XIV (или XV – вечно я их путаю), он наверняка не раз пожалел, что разулся. А ведь мы уговаривали его этого не делать. Впрочем, не думаю, что стоптанные пыльные туфли лучше бы сейчас смотрелись на белоснежном бельгийском ковре. Как известно, классовое неравенство – это не только основание для революции, но и причина многих трагедий бытового порядка. И если от обычных завистников богатые люди могут отгородиться высоким забором и скрыться за спинами охранников, то от облеченных властью так просто не спрячешься. По опыту знаю – общение с ними проходит по двум сценариям. Алчные подобострастно пресмыкаются в надежде поживиться «крохами» барского пирога, принципиальные (и эти самые страшные) ищут повод отыграться за собственные неудачи, наказав «богатеньких буратин» за собственную несостоятельность. Восстановить социальную справедливость, как они ее себе представляют. Но самым страшным и, к сожалению, распространенным видом является смешанный. Этот сначала разденет тебя до трусов с непременными обещаниями помочь, а когда убедится, что взять с тебя больше нечего, пропустит через строй – чтобы жизнь медом не казалась. Мне ли не знать? Потрепали меня такие после смерти Влада изрядно. Молодая вдова с большим капиталом и маленьким жизненным опытом – лакомый кусочек для рейдеров в погонах.

Что ж, отбились тогда, бог даст, и теперь не скушают.

Однако Коломойский меня удивил – по крайней мере, ни первое, ни второе впечатление не выдавало в нем типичного представителя полицейской братии. Удача неожиданно повернулась ко мне непривычной стороной и теперь улыбалась во все тридцать три (думаю, у нее их именно столько) зуба.

Если это не уловка в стиле Коломбо и не какой-то хитрый полицейский прием, следователь нам поверил.

– Значит, вы утверждаете, – произнес он, задумчиво мешая ложкой кофе, – что даже не представляете, кто именно мог впустить в дом Краснопольского?

– Да, не представляем, – подтвердила я, пододвигая сыщику плетеную корзинку с «мраморным» печеньем – в свое время его рецепт буквально «порвал» аудиторию. Легкий в приготовлении (мука, какао, яйцо, масло и сахарная пудра в основе), необычный внешне (эффект мрамора) и простой, но яркий на вкус, этот десерт поднялся на вершину пользовательского топа, став одним из самых популярных среди всех представленных на канале.

– Но вы же понимаете, что я непременно включу в дело допрос Сергея Петрова? И хотя ценность его показаний, учитывая диагноз свидетеля, весьма сомнительна, вкупе со всеми основными уликами они вас, Арина Юрьевна, просто закопают.

– Понимаю, – спокойно кивнула я.

– А вот я не понимаю! – неожиданно вспылил Коломойский. – На что вы, черт возьми, вообще рассчитываете? И за кого меня держите? Да я уже сейчас спокойно могу передавать дело в суд, и при этом без малейших угрызений совести. Все! Все против вас! Какие могут быть сомнения, черт возьми?

– Вам нравится кофе?

– Что?!

– Не понимаю, что тут непонятного? Мне кажется, я задала простой вопрос – нравится ли вам приготовленный мной напиток? Мне, как кофеману со стажем, просто нет равных в этом деле. Считайте, вам крупно повезло отведать приготовленный мной эспрессо. Вы знаете, как отличить правильный от неправильного?

– Нет, – Коломойский был сбит с толку, чего я и добивалась. В случаях, подобных этому, важно перехватить инициативу, сделать так, чтобы лидерство оказалось у тебя.

– Правильный эспрессо от неправильного, – торжественно объявила я, – в числе прочего отличает пенка. В ней не должно быть пузырьков, но она должна сохраняться даже после помешивания. Видите? – я указала на чашку. – Вы уже долго мешаете кофе, а она вновь появляется на поверхности.

– Я мешаю кофе так долго, – ехидно парировал следователь, – потому что не понимаю, как пить его из мензурки. Разбавил бы водой, да куда ее тут лить?

– Пф, – фыркнула я, – чтобы вы понимали, стандартная порция эспрессо – тридцать-сорок граммов. С водой его подают, чтобы предварительно очистить рот от любых посторонних вкусов. Ничто не должно оттенять вкуса кофе. А разбавленный водой – это американо. Согласно одной из версий, свое название он получил благодаря американским солдатам, которые, как и вы, не понимали европейских порций и требовали долить жидкости. Впрочем, вы, конечно, правы. К чему нам эти снобские правила? Я за свободу действий. Хочется пить кофе из больших емкостей, да будет так. Алена, сделай!

– Слушаю и повинуюсь, – помощница сложила руки в молитвенном жесте и удалилась на кухню.

– Ого, – удивился Коломойский, – вот это я понимаю. И всегда она так?

– По большей части, – рассмеялась я. Кажется, лед сломлен, напряжение спало, отчуждение слегка уменьшилось. Теперь можно и к делу перейти. – Максим Сергеевич, – наклонившись вперед, я коснулась руки следователя и посмотрела ему прямо в глаза, – мне хочется, чтобы вы мне верили. Я правда ничего от вас не скрываю. Все как на духу.

А про себя подумала: «Вот стою я перед тобой, простая русская баба». И вдруг…

Веселые чертенята в его взгляде, еще секунду назад плясавшие тарантеллу, неожиданно спрятались. Теперь там застыл лед.

– А вы лиса, Арина Юрьевна. Ох и лиса. И что? Работает? Впрочем, о чем я спрашиваю? – Коломойский демонстративно огляделся вокруг. – Вижу, что работает. Еще как! Только не на того напали. Я все эти ваши приемы прекрасно знаю – не вчера родился. Несколько будто случайных прикосновений, вкусный десерт, облегающий наряд. В прошлый раз не вышло, решили повторить? Упорная, да?

Сделав глубокий вдох и выдох, я сжала кулаки, до боли вонзая ногти в ладони. Спокойно, Арина, не кипятись. Успеешь поставить нахала на место. Пока пусть думает, что раскусил тебя.

Вернулась Алена, принесла штоллен. Повисла пауза. Тишину нарушал лишь скрежет ножа по тарелке – ненавижу этот звук, но никак не могу отучить помощницу от вредной привычки игнорировать разделочные доски.

– Что это? – первым нарушил молчание Коломойский.

– Рождественский кекс.

– Сейчас? – выразительный взгляд в сторону сверкающего летними красками окна.

– Готовь сани, как говорится. Мы сильно заранее пишем наши ролики. Особенно приуроченные к праздникам. Тут зевать нельзя – чуть, и конкуренты опередили. И все – аудитория ушла к ним, и тогда пиши пропало.

– И много у вас конкурентов? – Мужчина жадно откусил добрую половину солидного куска.

– Достаточно, – пожала я плечами. – Но по-настоящему серьезный только один – Доброхотова. Слышали?

– Откуда? – удивился Коломойский. – Я вообще до недавнего времени даже не знал о существовании кулинарного блогерства. Нет, конечно, видел эту, как ее… Ну, господи, известная такая, по телевизору все время мелькает, и портреты еще на каждом шагу.

– Высоцкую? – подсказала я.

– Да, ее. Кстати, крутая барышня. Я как на нее попадаю, так всегда залипаю. Глаз не оторвать. Магия!

– Не поспоришь, – слабая улыбка тронула мои губы. – Но это другое совсем направление, с нашим никак не пересекающееся, хоть и очень похоже, конечно.

– И в чем разница? – Мне показалось или он искренне интересуется?

– Да во всем, – я улыбнулась. – Наш блог для обычных людей. Все рецепты из серии «Бери и делай». Большинство ингредиентов можно найти на собственной кухне или в соседнем супермаркете. Мы не пошлем подписчиков темной ночью в полнолуние в Тимбукту за пером из хвоста страуса. Не станем учить готовить парфе в инжирном соусе, не публикуем рецепты салатов с мурманским крабом и спаржей. Одним словом, у нас с Юлией совершенно разная целевая аудитория.

– А зря. Крабового салата я бы поел.

– Угу, палочки из минтая вам в помощь. Высоцкая – это произведение искусства. Я даже не про ее блюда, я про образ и бренд в целом. Можно даже не повторять рецепты, а просто смотреть на нее. Как на огонь или воду – вечно. Хотя и сайт у нее очень достойный. Но довольно об этом. Вы же не за тем сюда пожаловали, чтобы о моей работе разговаривать?

– И для этого тоже. Если, – Коломойский поднял вверх указательный палец, – я подчеркиваю, если я вдруг поверю в версию о мировом заговоре, придется составить список подозреваемых и в него конкурентов включить.

– Угу, и возглавит перечень Юлия Высоцкая, которая, я уверена, и не подозревает о моем существовании.

– Послушайте, – глаза Коломойского сверкнули гневом, – может, доверите мне вести расследование? Давайте условимся, что мне лучше знать, кого подозревать, а кого нет!

– Простите, – я вложила в короткое слово максимум раскаяния. – Профессиональная деформация. Синдром руководителя. Я привыкла контролировать и управлять процессами.

– Понимаю, но терпеть не намерен. Поэтому либо держите себя в руках, либо…

– Либо что? – сложив руки на груди, я спокойно встретила жесткий взгляд собеседника. – Посадите меня?

– Не исключено, – Коломойский явно не шутил. – Напоминаю, оснований у меня предостаточно. И не сделал я это исключительно из личной симпатии. Да-да, не нужно удивленно вскидывать брови. Что бы вы там ни думали, я не испытываю к вам неприязни. Кроме того, уверен – сбежать вы не сможете, даже если захотите, – быстрый взгляд в сторону сковавшего лодыжку браслета. – Но не дай бог дать мне повод передумать. И, поверьте, ваше поведение с каждой минутой приближает этот момент. Сначала не самые хитрые попытки обольщения, теперь стремление к доминированию. Я же еще в прошлую встречу дал понять – управлять мною не получится. Нет таких приемов, забудьте. И через желудок зайти, кстати, тоже не получится, – Коломойский кивнул на штоллен и мраморные печенья.

«Это мы еще посмотрим», – усмехнулась я про себя, но внешне изобразила понимание, не забыв подмешать чуточку раскаяния.

– Итак, вернемся к нашим баранам.

Так то давно пора!

– Подведем итоги. Вы по-прежнему утверждаете, что живым Краснопольского не видели, клиенткой его не были и, кто его вызывал последние два месяца на ваш адрес, не знаете?

– Да, – я кивнула.

– Вы также утверждаете, что в тот вечер не наряжались в красное кимоно и белые сапожки и не встречали убитого на пороге своего дома?

– Да, – снова лаконичный ответ – что тут добавить?

– Вы также готовы поклясться на Библии, что не представляете, куда в итоге делся наряд, в котором вас видел свидетель. Как его там…

– Олух, – подсказала я.

– Олух, – машинально кивнул Коломойский, но тут же, опомнившись, заглянул в свои записи и поправился: – Сергей Петров он. По паспорту. Нехорошо, Арина Юрьевна, имен соседей не знать.

– Угу, вы еще скажите, чтобы у своих паспорта проверяли. Хотя с вас-то, конечно, станется…

– Опять? – брови Коломойского сошлись на переносице.

– Простите. Привычка – вторая натура. Просто так за секунду не избавишься.

– Итак, вернемся к вашей версии. Некто, желая… Даже не знаю… упрятать вас в тюрьму, придумал крайне сложную схему. Каким-то образом, пока не представляю каким, в течение двух месяцев заказывал Краснопольского на ваш адрес и представлялся ему вами. Во всяком случае, «коллегам» он не раз хвастался, что дер… тра… короче, занимается любовью с известным кулинарным блогером Ариной Тарелкиной. Опять же не знаю как, его перехватывал или принимал у вас так, что вы даже не замечали этого. Как-то водил за нос самого убитого, ведь, если верить показаниям его сослуживцев, тот был совершенно уверен, что спит с вами. То есть ему не пришло в голову зайти на ютуб и посмотреть ролики.

Я пожала плечами – мало ли у кого какие странности.

– Отсутствовало у парня элементарное любопытство, и что с того? Не понимаю, отчего это должно быть моей проблемой.

– В том-то и дело, что она именно ваша. Но отбросим эту странность, вернемся к другим. Их в этом деле предостаточно. В вечер убийства, когда вы, по вашим же словам, были дома. И вы, и ваша помощница. Некто каким-то образом проник в дом, переоделся в вашу (вы сами признаете, что она ваша)…

– Нет, не так! Я этого не утверждала. Да и откуда бы мне знать, что конкретно видел олух? Я лишь сказала, что у меня был описанный им наряд. Был и сплыл. Теперь его нет. Не более того.

– Хорошо. Значит, некто, очень похожий на вас – прическа, комплекция, рост, переоделся в вашу или похожую одежду, встретил Краснопольского на пороге вашего, подчеркиваю: вашего дома и впустил его внутрь. И все это буквально под носом у вас и вашей помощницы. Так?

– Выходит, что так, – я сжала кулаки, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Ничто не должно выдать моего волнения. – Понимаю, как все это выглядит, но другой истории у меня для вас нет.

– Хреново, – кажется, следователь и впрямь сожалел. – Но продолжим. Этот некто встречает парня. Как-то проходит вместе с ним внутрь – помощница утверждает, что точно включала сигнализацию. Проводит его через весь дом в вашу спальню, убивает там, стирает все следы и так же незаметно покидает жилище. И все это время ни вы, ни ваша помощница ничего не слышали. И проснулись только после того, как на пороге объявилась полиция. Я все верно изложил?

– Более или менее. Причем скорее более, нежели менее.

– Арина Юрьевна, – Коломойский смотрел на меня с жалостью – наверное, так смотрят на умирающую собаку, которую случайно сбили на дороге: жалея и понимая неизбежность трагичного финала одновременно. Ну, давай, добивай уже. Остался контрольный?

Но оказалось, этот парень мог меня удивить.

– А знаете, я вам верю, – произнес он, откинувшись на диван и проведя ладонью по его шелковой поверхности. Мне невольно захотелось повторить этот жест – очень люблю приятную прохладу гладкой мебельной обивки. Прикосновение к ней погружает меня буквально в медитативное состояние.

– Я вам верю, – повторил он.

– Неожиданно. Почему?

– Ну, либо все это правда, либо вы беспросветная дура, непонятно, на что рассчитывающая и даже не озаботившаяся спрятать концы в воду. Ну, допустим, сразу после убийства еще ладно, но теперь… вся эта история с кимоно, олухом, тьфу – Сергеем… Как-то чересчур все гладко. В подобной ситуации нужно либо сразу сдаваться, либо идти до конца, подкупив соседа, убив его, не знаю, соблазнив – с вас станется. А вот так открывать все карты… может либо совсем идиот – не возмущайтесь, вы на идиотку не похожи, – либо невиновный.

– Но есть же и третий вариант, – в меня будто черт вселился. Мне бы согласиться, так ведь нет, – что, если я коварна? И все это часть хитроумнейшего плана? Если я сознательно убеждаю вас в чрезмерной очевидности улик, чтобы навести на мысль о своей невиновности?

– Нет, – усмехнулся Коломойский, – не льстите себе. На роль Маты Хари вы не тянете. Убить любовника… Допускаю. Но тут либо-либо. Либо вы коварны и хладнокровны и не подставляетесь так глупо, либо глупы и наивны, но тогда вам не по зубам сложный план.

– А если я настолько глупа, что просто подставляюсь?

– Тоже нет. Одним словом, пока, – Коломойский сделал ударение на последнем слове, – я вам верю. Но хочу, чтобы вы понимали – веру мою к делу не пришьешь. – И не все зависит только от меня. Благодаря вашему покровителю начальство на меня не давит. Но и он не всесилен.

– Спасибо.

– За что?!

– За доверие. За то, что дело еще не в суде. За все, – я усмехнулась, – и авансом за то, что установите истину.

– В этом можете даже не сомневаться. О, – Коломойский вскинул запястье, проверяя время, – привычный, хоть и напрасный жест. Прямо напротив стояли старинные напольные часы, мерным стуком маятника отмечающие исчезающие из жизни минуты. – Черт! Я уже опаздываю. Опять получу нагоняй, а ведь так и не поговорили о главном. Впрочем, я все равно хотел сделать это наедине. – Мужчина бросил быстрый взгляд в сторону двери, словно подозревая, что кто-то за ней подслушивает наш разговор. Хотя, конечно, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кого именно он имеет в виду под «кто-то». Догадалась я и о предмете предстоящей тайной беседы.

– Это исключено! Не наша с вами встреча – тут проблем нет. Я понимаю, к чему вы клоните, но… Это исключено! – повторила я снова.

– И все же, Арина Юрьевна, – мужчина понизил голос до шепота, – нам обязательно нужно все это обсудить. Поверьте моему опыту, вывод напрашивается сам собой. Мне очень неприятно это говорить, но нам непременно нужно поговорить о вашей помощнице, – Коломойский оглянулся.

– Не озирайтесь. Алена никогда не станет подслушивать. – Чтобы доказать это, я подошла к двери, ведущей в хозяйственный блок, распахнула ее и продемонстрировала совершенно пустое помещение. – Вот видите. Она давно на заднем дворе, – взглядом указала на выход на террасу, расположенный в глубине узкого коридора.

– Что ж, – следователь снова присел на диван. – К начальству я все равно опоздал, семь бед – один ответ. Давайте тогда обсудим возможность ее причастности к убийству.

– Это исключено, – снова повторила я.

– Почему?

– Потому. Скажите, у вас есть дети? – Я спокойно встретила прямой взгляд Коломойского. – Хотя о чем это я? Конечно, есть. Скажите, вы можете представить, что кто-то из них задумал от вас избавиться?

– Скажите, а что будет со всем этим? – Коломойский обвел глазами комнату и задал вопрос, проигнорировав мой. – Что будет с вашим бизнесом, недвижимостью, многочисленными автомобилями и прочими благами, если вдруг вы окажетесь в тюрьме?

Я равнодушно пожала плечами.

– Деньги мужа в западном инвестфонде. Это неприкосновенный запас, который я давно не трогаю – живу на «свои». Вы не представляете, сколько можно заработать на условных «кашах». Хотя речь не только о них. Так вот. Все мои золотые горы без меня сразу превратятся в глиняные черепки. Более того, это случится очень скоро, если вот это, – я кивнула в сторону электронного браслета, – не будет снято в ближайшее время. Пока мы прогоняем по каналу «консервы» – заготовки. Но их хватит буквально на пару месяцев. Какое-то время, возможно, и то не факт, мы продержимся на хайпе: народ привычно будет заходить к нам в надежде на новости. Но и это не продлится долго. Мы живем в эпоху глобального потребления: вещей, эмоций и людей. Когда-то про советского мужчину шутили, что у него всю жизнь один костюм, надеваемый четырежды: на выпускной, для фотографии на паспорт, на свадьбу и собственные похороны. Сегодня все иначе – одноразовые костюмы, женщины, жены и уж тем более кумиры. Этот сломался – несите следующего. Сегодня ты лидер мнений, завтра никто не вспомнит твое имя. «Что-что? Арина Тарелкина? И впрямь такая фамилия? Нет? Серьезно? Что, значит, я ее смотрела и слушала? О чем ты? Не было такого, я бы запомнила».