Текст книги "Невеста для гея"

Глава 8. Гости

Добравшись до квартиры, я долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Несмотря на то, что головная боль ослабла, нормальная координация движений ещё не восстановилась. Хорошо, что хоть блики перед глазами пропали.

В прихожей я разулась, куртку и сумку швырнула на пол и прошла в ванную, чтоб умыться. На носу и под носом были следы засохшей крови, глаза казались зловеще изумрудными из-за красноты белков. Я умылась холодной водой, немного постояла, опёршись на раковину, потом распустила высокий тугой хвост и собрала волосы в слабенький пучок. Сил переодеваться не было, поэтому я накинула длинную клетчатую фланелевую рубашку прямо на платье. Снимая чёрные, отнюдь не дешёвые, чулки, я с сожалением отметила, что они разорваны в нескольких местах, а ведь я их надела всего один раз.

Несмотря на то, что мне стало легче, на душе было так же гадко. Зачем? Зачем? Зачем нужно было впускать в свою жизнь кого-то, чтобы потом было настолько больно? Как можно было за столь короткий срок начать практически жить с малознакомым человеком под одной крышей? Спать с ним в одной постели! Слишком непростительно для человека, считающего себя рациональным. Дура, просто дура! Ради чего нужно было менять свою привычную жизнь? Я была совершенно свободной – одиночество тоже имеет плюсы, когда ты самодостаточна и можешь позволить себе быть независимой. А теперь я чувствовала себя уязвимой. Привязанность к Жене стала моей слабостью. Я поняла: что бы ни случилось со мной, как бы я ни нуждалась в помощи или поддержке, Женя, не задумываясь, помчится к своей истеричной красотке, стоит только Саше поманить его пальцем. А когда Саша в очередной раз причинит боль Жене, Женя, как ни в чём не бывало, придёт ко мне. И это было очень обидно.

Перерыв шкаф на кухне, я выудила из него бутылку «Хеннеси» – подарок благодарного клиента. Вполне подойдёт для сегодняшней ситуации. День рождения, как-никак! Руки не слушались, и я провозилась над откупориванием бутылки довольно долго. Наконец золотистая жидкость оказалась в коньячном бокале богемского стекла из набора на шесть персон, подаренного на прошлый день рождения другим благодарным клиентом. Коньяк приятно обжёг рот, но, видно, я слишком быстро его глотнула, поэтому поперхнулась и закашлялась.

Какого хрена вообще я это делаю! Запивать эмоции – удел слабаков. А я себя к их числу не отношу. Злясь на себя, я швырнула бокал в стену у раковины. Богемское стекло разбилось, осыпав раковину и пространство рядом с ней множеством осколков. А на что я надеялась? Странно было бы, если бы бокал остался целым.

Я стала осторожно собирать осколки в лужице растёкшейся янтарной жидкости и складывать их в одну кучку. Вскрикнув от неожиданности, я даже не сразу поняла, что произошло. В ладонь врезался один довольно крупный осколок. Я тупо смотрела на стекло в руке, на кровь, стекающую струйкой в раковину. Было ощущение какой-то нереальности происходящего. Я вытащила стекло из ранки, довольно глубокой, и, сжав ладонь в кулак, направилась в гостиную, чтобы найти в аптечке бинт. Кое-как я забинтовала руку и приняла единственное верное решение – угомониться и убрать всё завтра, чтоб не покалечиться окончательно.

Я забралась с ногами в кресло, обхватила колени и сидела, уставившись в стену. В голову закралась одна мысль и не хотела покидать её – Саша, каким бы говнюком он ни был, всегда будет для Жени важнее, чем я. Это и понятно. Саша – любовь его жизни. Может ли друг значить больше, чем любимый? Или хотя бы столько же…

Я подумала о своих друзьях. Они остались в той, прошлой жизни, в новой для них просто не было места. Кто-то спился, кто-то сидел, кто-то с длинными засаленными волосами, собранными в неряшливый хвост, до сих пор расхаживал в коже, обвешанный железом, кто-то завёл семью и жил жизнью типичного обывателя. Мы всё ещё созванивались, в основном по праздникам, и считали друг друга друзьями, но уже много лет даже не виделись.

Зазвонил телефон, и я пошла за ним в прихожую, долго рыская в сумке, прежде чем нашла его. Звонила мама. Услышав мой угасший голос, которому я тщетно пыталась придать нормальное звучание, мама забеспокоилась. Я уверяла её, что всё в порядке, и я просто устала, потом пожелала маме спокойной ночи и легла, не переодеваясь, на диван, наглотавшись перед этим успокоительных. Без пяти одиннадцать я проснулась от звонка телефона. На дисплее было Женино имя. Я сбросила вызов и снова легла на диван, положив телефон рядом с собой. Не слишком ли поздно для звонка? Телефон зазвонил снова, я отключила звук, но он продолжал назойливо вибрировать под ухом. Я швырнула телефон в стену, с запозданием подумав, что его может постигнуть участь, похожая на судьбу бокала. Но, судя по жужжанию у стены, он был цел, по крайней мере, работал.

Уснуть не получалось. Где-то через час зазвонил домофон. Я медленно подошла к нему и сняла трубку.

– Том, пусти меня, – это был Женя.

– Иди туда, где был, – это прозвучало тихо и безэмоционально.

– Том, я всё объясню.

– Не трудись. Заберёшь свои вещи завтра.

– Если ты меня не пустишь, я буду кричать под твоим окном, пока не откроешь.

– Кричи сколько угодно, – я повесила трубку и отключила звук на домофоне. В конце концов, не такой же он дурак. Постоит и уйдёт.

Через некоторое время на улице и правда раздались крики. Да, я, похоже, не очень хорошо разбираюсь в людях. Женя во всю глотку орал моё имя. Господи, как же стыдно перед соседями! Как я им в глаза смотреть буду? Но впускать его я всё равно не собиралась. С такими истошными воплями недолго и голос сорвать. Сорвёт – и тогда точно уйдёт. Немного погодя крики прекратились. Как и предполагалось, Женю надолго не хватило. Я удовлетворённо ухмыльнулась и закрыла глаза. Но буквально через пару минут раздался дверной звонок. Неужели это то, о чём я подумала? Я приоткрыла дверь.

– Как ты вошёл?

– У твоих соседей не такое каменное сердце, как у тебя.

– Ты хочешь сказать – не такие крепкие нервы?

– Пусти меня. Я хочу тебе всё объяснить.

– Не думаешь, что сейчас немного не подходящее время для объяснений? – я пыталась учуять от Жени запах алкоголя, не может же так себя вести трезвый человек. Но даже слабого запаха не было.

– Я всё равно уже пришёл.

– Как пришёл, так и уйдёшь, – я попыталась закрыть дверь, но он успел подставить ботинок.

– Я буду стучать в дверь. Пусть слышат соседи.

– Тогда они вызовут полицию.

– А я тогда скажу полиции, что ты удерживаешь мои вещи.

– Да я хоть сейчас их в окно вышвырну. Иди лови, – моя безучастность сменилась на гнев.

– Том, он хотел покончить жизнь самоубийством.

– Как захочет в следующий раз, пусть звонит мне, я ему помогу не передумать, – проворчала я, но дверь открыла.

Женя быстро вошёл.

– Я чуть голос не сорвал, – он ещё меня в чём-то упрекает.

– Жаль, что чуть, – злобно прошипела я.

– Ты выглядишь устало. Как концерт?

– Наверное, отлично. Только он прошёл без меня.

– Почему ты не пошла? – удивлённо спросил он.

– Вообще-то, мы договаривались идти вместе. Мог бы позвонить, предупредить.

– Я не хотел тебе портить праздник.

– Да, а так ты его совсем не испортил!

– Я надеялся до последнего, что смогу приехать. Я же тебе отправил потом сообщение.

– Вот именно, даже позвонить не удосужился.

– Том, я не мог оставить его одного и позвонить при нём тоже не мог. Это бы его очень расстроило. Он был так подавлен.

– Ты не видишь, что он манипулирует тобой? Стоит ему поманить тебя – и ты спешишь раздвинуть ноги, – Женя поморщился. – Ну, или не знаю, какие позы у вас там заведены. Скажи честно, что за вашими потрахушками, ты просто не вспомнил обо мне, – я стиснула зубы. Осознание этого было слишком болезненно для меня.

– Прости, – он опустил голову и взял меня за руку.

– Дурак, больно же! – вскрикнула я.

Только тогда он посмотрел на мою ладонь, где на бинте было пятно засохшей крови. Он вопросительно поднял на меня глаза.

– Порезалась, – нехотя ответила я. – Проходи уже. Не будем же вечно стоять в прихожей.

Я села на диван, а Женя опустился в кресло.

– Ну и какой способ самоубийства Саша выбрал? – буднично спросила я. Такие люди, как Саша самоубийством жизнь не кончают: кишка у них тонка.

– Он хотел порезать вены.

– Таблетки. Пусть выбирает таблетки. Это не больно, – тоном доктора, к которому пришли на приём, заметила я.

Женя молчал, не решаясь обвинить меня в жестокости, чувствуя за собой вину.

– Сделать чай? – скорее для того, чтобы прервать молчание, спросил он.

– Сделай, – ответила я, хотя никакого желания распивать чай с Женей у меня не было. Просто хотелось, чтоб он исчез из поля зрения, хоть ненадолго.

Он ушёл на кухню, я слышала, как он набирает воду в чайник. Потом он начал чем-то шуршать и тарахтеть, видимо, собирал осколки. Потом он зашёл в ванную, вышел со шваброй и затёр кровь на полу.

Когда он вернулся в комнату с двумя кружками чая и поставил их на стол, я спросила у него то, что так давно вертелось у меня на языке:

– Зачем ты пришёл ко мне?

– Мы помирились с Сашей, перетрахались, как ты говоришь…

– Ну как же без этого! – перебила я его.

– А потом я понял, что не могу уснуть без тебя. Я ворочался и не мог сомкнуть глаз. Мне было некомфортно.

– А, вот оно что! Ты понял, что Саша на роль грелки не подходит! Заведи себе кошку, собаку или крысу, попробуй поспать с ними. Вдруг спокойный сон вернётся! Или мама не разрешает домашних животных заводить? – то, что он пришёл не потому, что вдруг подумал обо мне, а потому, что ему было «некомфортно», задело меня ещё больше.

– Тома, – он подошёл ко мне, присел передо мной на корточки, положив руки на диван так, что мои ноги оказались между его кистями, – не злись, ты мой самый лучший друг, единственный друг, я не хочу тебя потерять.

Да, этих слов я ждала. В глубине души я так надеялась их услышать. И я готова была в них поверить, возможно, потом я пожалею об этом.

– Ну, что расселся? Раскладывай диван, – со вздохом произнесла я, затем подошла к столу, взяла кружку и отхлебнула чай.

Он оказался сладким, хотя Женя хорошо усвоил, что я люблю без сахара. Без особого удовольствия я дохлебала чай, глядя, как Женя стелет постель, затем скрывшись за дверцей шкафа как за ширмой, переоделась в пижаму, и скользнула под одеяло, закрыв глаза.

Вскоре погас свет, и Женя лёг рядом со мной. Он обнял меня, не дожидаясь, пока я усну, несмело, будто боясь моего протеста, которого, впрочем, не последовало. Я лишь устроилась поудобнее и попыталась уснуть под лёгкий шум начавшегося дождя.

Крепко я так и не заснула, я слышала, как усилившийся дождь стучит в окно, как цокает каблуками соседка сверху – значит, уже утро, и она собирается на работу – слышала, как повернулся ключ в замочной скважине, и скрипнула входная дверь. Мгновенно дрёма пропала, я сбросила с себя Женину руку, откинула одеяло и, перебравшись через Женю, поспешила в прихожую.

– Мама?

Она стояла в насквозь мокром плаще, капли дождя блестели на её коротко остриженных каштановых волосах. Она опять забыла зонтик. На её лице отразилось облегчение:

– Слава Богу, всё в порядке. Я так переживала.

Мама крепко обняла меня, а потом, всё ещё держа меня за плечи, отстранилась, вглядываясь в мое лицо и пытаясь прочитать, что её опасения были беспочвенны.

– Глаза красные, – констатировала она.

– Мам, вчера же отмечали на работе, выпили немного. Да ещё и не выспалась. Ты в такую рань приехала, – зевая, протянула я. Вроде бы моё объяснение устроило её.

– Я поехала на первом автобусе. Там ливень такой жуткий. Посмотри на меня, – она отряхнула капли с волос и начала снимать плащ, настолько мокрый, что его можно было отжимать.

– Пойдём чай пить, согреешься, а я поищу, во что тебе можно дать переодеться, – я мысленно молилась, чтобы мама прошла прямо на кухню, не поворачивая голову направо, где в гостиной, отделённой аркой от коридора, на диване, едва прикрытый одеялом, спал Женя.

Мне нужно было её подготовить, чтобы увиденное не повергло её в шок. Я облегчённо вздохнула, когда мама прошла мимо. Но, видимо, я недооценила способности её бокового зрения. Мама вдруг резко остановилась и, сделав несколько шагов назад, оказалась у арки. Увидев Женю, раскинувшего руки и ноги, мама стыдливо прикрыла лицо ладонью.

– Это что? – с ужасом спросила она.

– Это не «что», это Женя, и он спит. Так что, пожалуйста, потише. И зачем ты прикрываешь глаза, если оставляешь такие огромные просветы между пальцами? – улыбнулась я.

Мама убрала руку от лица. И повернулась ко мне. Её лицо было серьёзным и строгим, что случалось очень редко.

– Ты помнишь, что ты мне обещала? Мы столько раз с тобой это обсуждали. И мне не хотелось бы снова напоминать тебе об этом.

– Мам, это не то, о чём ты подумала, – я посмотрела на неё с неким укором. – Женя – мой друг.

– А что я должна была подумать? В твоей постели лежит полуголый мужик. Или всё-таки голый? – мама опять повернула голову в сторону Жени, присматриваясь. – Странная у вас дружба.

Всё это мама произносила шёпотом, ей явно не хотелось, чтобы Женя сейчас проснулся и положение, в которое мы попали, стало бы ещё более неудобным.

– Я поставлю чайник, за чаем всё расскажешь, – мама пошла на кухню, а я нашла для неё махровый халат кофейного цвета, тот самый, в котором разгуливал Женя.

Когда я вошла на кухню, электрический чайник уютно шумел, а мама резала торт.

– Неужели сама пекла? – улыбаясь, спросила она.

– Нет. Не я. Соседка.

– А, а выглядит так, будто ты. Но вроде вкусный, – мама отправила в рот небольшой кусочек.

Я протянула маме халат, она спешно вытерла руки салфеткой, взяла его и пошла в ванную переодеваться. Я достала чашки из шкафа и заварной чайник. Вода закипела, но я не стала сама заваривать чай. Когда заваривает мама, чай намного вкуснее. Я попробовала торт, определив его как съедобный, и достала тарелки и ложечки.

Мама засыпала заварку в фарфоровый чайник, расписанный розами – дурацкий рисунок, никогда бы такой не купила, но когда тебе дарят вещь, выбор невелик – либо пользуйся, либо оставь пылиться в глубине шкафов.

– Ну, рассказывай теперь. Что он делает в твоей постели? Кто это? Он бомж?

Я была готова к такому потоку вопросов, но, услышав последний, поперхнулась:

– Почему сразу бомж?

– Ты в детстве всегда тащила с улицы то бездомных котят, то щенков. Вот я и подумала, – мама залила чай кипятком.

Всё ещё в шоке от маминого предположения, я медленно произнесла:

– Это мой коллега.

– Тот тупой, что ли? – мама округлила глаза.

– Нет. Этот умный, но странный.

– Он остался после праздника, так как домой было ехать поздно, – мама давала мне подсказку, предлагая объяснение, которое её вполне бы устроило.

– Нет, он часто ночует у меня, – зачем лгать, тем более тогда, когда в квартире полно Жениных вещей.

– Но почему?

– Ему от меня добираться на работу удобнее, – спокойно сказала я, разливая чай по кружкам.

– Тогда я удивляюсь, почему он у тебя ночует один. А как же другие коллеги? Их месторасположение твоего дома не устраивает?

– Кроме него никто ко мне не просился, – проворчала я.

Мама вздохнула:

– Ты у меня такая наивная, такая добрая. Когда ты уже повзрослеешь?

Кто бы говорил! Маме скоро исполнится пятьдесят, но она не выглядит и не чувствует себя на это возраст. Она стройная, подтянутая, с озорной стрижкой и нетронутыми сединой каштановыми волосами, от уголков глаз тонкими, едва заметными лучиками расходятся морщинки, от того, что она много смеётся. Она всегда окружена людьми, к ней тянутся все, особенно молодёжь, ей доверяют и поверяют свои секреты. Кажется, что она совсем не умеет злиться, с ней тепло и всегда легко. Вот и сейчас на кухне с её появлением стало светлее и уютнее, несмотря на то, что на улице серость и слякоть.

Из гостиной послышались негромкие звуки – Женя шоркал тапочками по полу, пытаясь обуться.

– Иди, готовь молодого человека к нежданной встрече, чтобы он не испугался раньше времени, – засмеялась мама, обхватив кружку с горячим чаем двумя руками.

Женя был уже в джинсах и натягивал на себя футболку в тот момент, когда я вошла.

– У нас кто-то в гостях? – спросил он, слегка нахмурившись. Это «у нас» резануло мой слух, но я не стала комментировать его фразу.

– У нас мама, – я улыбнулась, как мне казалось невинной улыбкой, но судя по Жениной реакции, она вышла зловещей. – Постарайся произвести хорошее впечатление.

Женя сел на диван, обхватил виски ладонями:

– Господи, какая неловкая ситуация! Что она подумает? Я даже представить себе боюсь.

– Да расслабься. Максимум, что она сделает, всего лишь заставит тебя жениться на мне. Ждём тебя на кухне, – елейно пропела я. Получай, гадёныш, за вчерашнее. Грех не воспользоваться ситуацией.

Я, пританцовывая и напевая какую-то тупую песенку, вернулась к маме, а Женя поплёлся в ванную. Там он проторчал довольно долго. За это время можно было искупаться пару раз и сделать депиляцию, а не просто почистить зубы и умыться. Он оттягивал момент встречи, видимо, наивно полагая, что мама уйдёт. Конечно, я допускаю вариант, что он занимался полированием зубов, причём каждого по отдельности, чтобы сразить маму ослепительной улыбкой. Хотя нет, улыбка Жени осталась такой же, когда он смущённо поздоровался с моей мамой, преобразившейся в тот момент, как только она услышала, как открылась дверь ванной. Теперь она сидела прямо, положив перед собой на стол руки, сцепленные в замок. Голова была надменно вскинута, с видом судьи, сурового и неподкупного, она взирала на Женю, заставляя его невольно съёжиться.

– Ну, здравствуй, зятёк, – это прозвучало совсем неприветливо.

– Мама, это Женя. Женя, это моя мама – Мария Станиславовна.

– Отчество сложное немного, но я думаю, совсем скоро тебе не придётся его произносить. Томочка, налей Жене чаёк.

Я налила чай и поставила перед Женей, а потом придвинула к нему тарелку с тортом.

– Томочка, принеси мою сумку из прихожей, а мы пока поговорим с Женей.

Я вышла за сумкой, из кухни доносился спокойный и размеренный голос мамы:

– Женечка, расскажите о себе немного. Чем увлекаетесь? Нравится ли вам ваша профессия?

– Да я и не знаю, что вам рассказать, – Женя был явно озадачен.

Войдя, я подала маме сумку, она достала из неё телефон, положила перед собой и посмотрела на меня:

– Томочка, твой друг не больно разговорчив. Скажи мне, сколько он зарабатывает?

– Меньше, чем я, но он способный, – Женя метнул на меня колючий взгляд.

– Директора подвинуть сможет?

– Мам, ну ты же знаешь, что это я мечу на место директора. А Женя будет моим заместителем. А Костя будет работать швейцаром, открывать дверь в мой кабинет перед посетителями. Надо будет ему шапочку присмотреть, как у портье в фильмах.

– Прекрасно, – пальцы мамы отстукивали ритм по столу. – Шапочку для Кости я сама сошью.

Женя вжался в спинку стула, он попеременно смотрел то на меня, то на маму, стараясь увидеть хоть какой-то намёк на шутку, хотя бы тень улыбки на наших с мамой по-деловому серьёзных лицах.

– Что здесь происходит? – полушёпотом спросил он.

– Молодой человек, вы воспользовались невинностью и наивностью моей единственной дочери, и если вы надеетесь, что вам не придётся за это ответить, вы заблуждаетесь, – строго произнесла мама.

– Ничем я не пользовался! – воскликнул Женя. – Тома, ну скажи!

– Да, Томочка, скажи, – ласково беря меня за руку, словно ободряя, сказала мама. – Не бойся. Скажи, было или нет.

Я потупила взгляд и тихо, почти обречённо, выдавила:

– Было.

Несмотря на то, что я уставилась глазами в скатерть, я кожей чувствовала испепеляющий взгляд, которым меня буравил Женя.

– Тома, зачем ты обманываешь? – в его голосе звучал укор. – Я никогда к ней не притрагивался и не притронусь! И в мыслях у меня такого не было!

– Ах вот как! Значит, моя дочь лгунья! И настолько ужасна, что не вызывает желания у почти обнажённого мужчины, лежащего рядом! И я в это должна поверить?! – мама негодовала и казалась рассвирепевшей не на шутку. – Доченька, у тебя есть его паспортные данные?

– Конечно, мам, – я мельком взглянула на Женю. Он не верил в происходящее, вероятно считая, что оказался в фантасмагорическом сне.

– Я позвоню знакомому регистратору Ивану Панкратовичу, он приедет и распишет вас, он мне не откажет. Ему ехать минут десять, – мама взяла в руку телефон и стала щёлкать по экрану. В глазах Жени застыл непередаваемый ужас, лицо выражало смятение, злость, непонимание всего, что происходит. Раздалось несколько последовательных щелчков камеры телефона.

– Всем спасибо. Снято, – широко улыбаясь произнесла мама, снова выглядевшая такой, какой я её привыкла видеть. – Отличные кадры. Покажу своим воспитанникам, к чему нужно стремиться. Вот видишь Тома, какие интересные живые эмоции, – она показала мне снимки. – А ты говоришь, что я обычно переигрываю. Человек поверил.

– Женя далеко не Станиславский, – проворчала я. – Кто такой Иван Панкратович?

– О, не знаю, по ходу придумала, – мама махнула рукой. – Женечка, вы простите меня. Но мне для работы очень-очень нужно. Нельзя учиться играть, смотря на эмоции героев в фильмах. Эмоции должны быть достоверными, из жизни.

– Мама режиссёр. Она работает в нашем Доме культуры, а еще ведёт кружки актёрского мастерства в школе и в детской студии. У тебя чай остывает, пей.

Только сейчас Женя выдохнул и успокоился. Что интересно, он быстро нашёл с мамой общий язык, и совсем не обижался на неё за устроенную ему эмоциональную встряску, но на меня он изредка бросал косые взгляды, и я думаю, он мне ещё всё припомнит. После чаепития мама стала готовить обед, отметив, что у меня наконец-то в доме появились какие-то продукты. Потом она затеяла пирожки с капустой, Женя принялся помогать ей с начинкой, а я сидела с ногами на табурете и пялилась в окно, наблюдая, как люди спешат, прыгая по лужам и прячась от косого ливня под зонтиками. Потом они с Женей лепили пирожки, о чём-то болтая и хихикая, а я включила комп и поставила какой-то первый попавшийся фильм, дуясь на них за то, что они в два голоса издевались над слепленными мной пирожками. Для приличия я даже не сразу пошла есть, показывая всем своим видом насколько сильно я обиделась. Но когда Женя принёс тарелку и подержал её прямо перед моим носом, чтобы я могла оценить в полной мере умопомрачительный аромат золотистых пышных пирожков, мои бастионы пали. Попытка украсть пирожок с тарелки не увенчалась успехом, так как Женя проявил свою прыткость и изворотливость и унёсся на кухню, поэтому мне пришлось последовать за ним.

Вечером мама собралась домой. В дверях она обняла меня, поцеловала и, прижав ещё раз к себе, шепнула на ухо:

– А он хороший мальчик. Жаль, что только друг.

Дождь закончился, и я могла не беспокоиться, что мама промокнет.

Понедельник – день тяжёлый. Оба лифта не работают. Опять подниматься на десятый пешком. Я почти поднялась на второй, когда услышала крик снизу:

– Да подожди уже! Не угонишься за ней!

Это Светочкин голос. Я покорно остановилась, вскоре я увидела её, она и в самом деле тяжело дышала, будто до этого бежала.

– Привет! Всё спросить хочу, ты с Женей или нет?

Я уже хотела послать её, но потом спросила:

– А к чему этот вопрос?

– Помнишь мальчика, с которым Женя был в клубе?

– Помню. Его зовут Саша, – забыть его не получится, к сожалению.

– А вы не втроём мутите?

Что за хрень она несёт?

– А что заметно? – ехидно спросила я.

– Да он приходил сюда в конце рабочего дня, уже после того, как все разошлись. Я оставалась, чтобы подготовить документы к предстоящему совещанию. Вышла покурить. Смотрю, он в холле стоит, возле стенда с данными о сотрудниках и фоткает что-то. Я спросила, что он делает. Он сказал, что хочет поздравить одного друга, который здесь работает. Не тебя случайно? – она с нескрываемым любопытством посмотрела на меня.

Я усмехнулась:

– Меня. Это был самый неожиданный и незабываемый подарок.