Текст книги "Новичок 3. Чемпион, часть вторая"

Коридоры арены, к слову сказать, достаточно узкие и низкие были, щедро завешены различными памятными фотографиями из её более чем вековой истории.

Хоть это и был уже четвертый по счету спортивный комплекс с таким названием, и предыдущие располагались по другим адресам, но американцы очень любят пускать пыль в глаза и гордиться своими достижениями, пусть и липовыми. Поэтому да, основана арена в 1879 году. Сто девять лет назад.

Лу рассказывал и рассказывал, пока мы, наконец, не дошли до раздевалки, судя по всему, хозяйской. Но сейчас на двери был наклеен плакат JOFA team, на котором я, с удивлением, узнал и себя.

– Мистер Смирнов, думаю нам с вами лучше пойти на трибуну, там уже ждут ваши советские коллеги и другие приглашенные на это мероприятие, – сказал Стивенс, обращаясь к КГБшнику. – уверяю, никто вашего подопечного не украдёт. Тем более, что это хоккейная раздевалка, там чужих не любят.

– Саша, я пойду. Я на тебя рассчитываю.

– Можешь во мне не сомневаться, – ответил я.

Смирнов кивнул и вместе с остальными пошёл прочь. Я же глубоко вдохнул и открыл дверь.

* * *

За которой обнаружилось сразу пять человек в хоккейной форме. Пять легенд из зала славы.

Уэйн Гретцки, Марио Лемье, Рэй Бурк, Крис Челиос и Патрик Руа. Вместе с ними в раздевалке был и мистер Скоттхайм из JOFA, с которым мы познакомились в Москве и несколько фотографов.

– Господа, а вот и пятый член команды JOFA, познакомьтесь. Александр Семенов. «Автомобилист», Свердловск, СССР, – представил он меня.

Здороваться за руку с легендами было достаточно волнительно, как никак, у них на пятерых будет очень много кубков Стэнли, а у меня в будущем не было ни одного. Но это дело поправимое.

Мы пожали друг другу руки, познакомились, я услышал достаточно дежурные, но лестные слова о моей игре. Ротом, после то как я переоделся в клубную форму, фотографы сделали несколько фотографий в раздевалке, и мы, наконец, отправились на лёд.

Глава 9

Даже будучи пустым, Мэдисон Сквер Гарден поражал своим размахом. Он был меньше по вместимости, чем Саддлдом, домашняя арена Калгари Флэймз, но складывалось такое впечатление, что он больше и намного.

И, совершенно точно он превосходил по масштабам любой каток в Советском Союзе. Я как-то подзабыл, какая она, одна из главных спортивных арен Северной Америки, так что сейчас просто встал на возле бортика и любовался.

Тут же ко мне подъехал Гретцки.

– Ну что, парень. Как тебе здесь?

– Очень неплохо. Пустые трибуны, конечно, портят впечатление, но всё равно, масштаб поражает.

– Думаю, тебе понравится вечернее шоу, у нас в Эдмонтоне. Болельщики у моей команды одни из самых громких в лиге. Но это будет вечером, а сейчас, давай поработаем.

Работа заключалась в позировании для фотографов, и съёмки целой серии небольших видеороликов, которые потом, как мне объяснили американские операторы, будут смонтированы, и на выходе получится целая серия рекламных роликов.

И то, что шведы из JOFA хорошо подготовились к съемках, говорил тот факт, что чуть-ли не первым они сняли ролик про меня.

И про то, как я жонглирую новой клюшкой от JOFA.

В принципе, ничего нового для меня я не делал. Всё это было мне знакомо и мало чем отличалось от циркового номера в редакции Советского спорта.

За исключением того, что шайб в конце было сразу дюжина, а мои руки работали намного быстрее.

Ну и, хоть это и не требовалось от меня, я решил немного похулигать.

Жонглировал я в центре площадки, и в это же время другая команда операторов снимала Лемье и Руа.

И, когда у меня в воздухе оставалась ровно одна шайба, я увидел что у них перерыв, Марио отъехал попить воды у бортика, а Руа почему-то задержался.

Поэтому, я опустил шайбу на лёд и медленно поехал к нему, перекладывая шайбу из стороны в сторону.

Патрик тут же понял, что я хочу сделать, и мгновенно вернув на голову шлем, крикнул мне:

– Давай, парень, покажи, что ты умеешь.

Ну ладно, сейчас ты увидишь.

Я тут же развернулся, рванул к своим противоположным воротам, и уже оттуда набрал максимально возможную скорость.

Для того, чтобы забросить буллит использовав спинораму!

В моём времени этот технический прием был запрещен во время исполнения штрафных бросков, и поэтому, он был чуть-ли не моим самым любимым здесь.

Во время игры редко удается его исполнить, эффектность у спинорамы куда больше эффективности. Но сейчас, в камерной обстановке, да ещё и против одной из будущих легенд мирового хоккея!

Да, да, и еще раз да!

Моя самодеятельность понравилась всем, кроме Руа, которому я забил таким экстравагантным способом, поэтому планы изменились, и мой ролик тут же пересняли. Теперь, после жонглирования и стрельбы шайбами по мишеням, я должен был оставить последнюю, и сразу же лететь выполнять штрафной бросок в ворота Руа.

Времени у меня это заняло очень немного, всё получилось снять одним длинным дублем.

Потом, мы сняли несколько групповых роликов, и настала пора очень утомительного фотографирования.

– Мэтт, – обратился я к Стивенсу, который пока все снималось, видел и сидел на трибунах, а сейчас спустился на лёд, – а зачем снимать здесь, если всё тоже самое можно сделать в студии? Там и качество выше будет, и деньги наверняка можно было бы сэкономить?

– Парень задаёт отличные вопросы, – сказал Челиос, – как будто он и не комми, а вполне нормальный, деловой человек. Сразу думает о деньгах. Я, например, этого тоже не понимаю.

– Всё очень просто. Философия этой рекламной компании такая, что мы решили ее сделать максимально приближенной к реальности.

В кампании задействованы звезды мирового хоккея, поэтому и снимать всё надо там, где их могут увидеть миллионы фанатов. На хоккейной арене, а не в студии. «JOFA – естественное превосходство!» Это один из слоганов рекламной кампании.

Что ж, такое объяснение ничем не хуже, чем остальные.

После фотосессии настала пора заключительной части съемок в Мэдисоне, а именно, мини интервью, посвященным новой экипировки от шведского производителя.

Так как всё, что на мне было надето, было изготовлено специально под меня, еще до того, как Советская сборная отправилась в Канаду, меня как следует обмерили и отправили все размеры в Швецию, JOFA и так была титульным спонсором нашей сборной, и вся экипировка изготавливалась индивидуально.

Сейчас мне нужно было рассказать о разнице между старым и новым.

И рассказать мне предлагали на русском, чтобы потом наложить перевод и субтитры на нужных языках. Английском и шведском соответственно.

– Мэтт, – снова обратился я к Стивенсу, – а в чём проблема, если я сразу всё что нужно скажу на английском. У меня дома же это крутить не будут. Так?

– Правильно.

– Ну так зачем делать лишнюю работу? Которая еще и денег стоит. Лучше выпишите мне премию за сэкономленный бюджет.

– А парень не промах, – засмеялся, услышавший это Морелло, этот менеджер по связям с общественностью из Нью-Йорк Рейнджерс, всё время пока мы работали, был рядом и внимательно следил за всем что происходит, – с трудовой этикой у него всё в порядке. И работодателю хочет денег сэкономить, и себе в карман положить пару лишних сотен тоже.

– Можно попробовать, – тут же согласился Стивенс.

В отличие от ранее отснятого материала, здесь мне понадобилось несколько дублей. И не потому что мой английский был плох, скорее из-за того, что то, что я говорил не очень понравилось боссам JOFA. Но в любом случае, и с этим я справился и всё было сделано.

Всего мы провели на льду Мэдисон Сквер Гарден пару часов.

Мне и в будущем нравилось играть на этой арене из-за того, что здесь была очень хорошая система кондиционирования воздуха, по-другому нельзя. Нью-Йорк хоть и не самый южный город Соединенных штатов, вернее совсем не южный, но в любом случае, он на широте Сочи, по-моему и очень часто здесь очень жарко и очень душно. Близость к океану может сыграть здесь злую шутку, и летом город, буквально, задыхается.

Так что, вентиляция и охлаждение должны быть на высшем уровне.

В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году с этим тоже всё впорядке. Как и с качеством льда. К сожалению, на доброй половине советских ледовых арен, но похуже.

Например, в том же Усть-Каменогорске или в Горьком, лёд такой, что без слёз не взглянешь. Здесь же всё очень и очень здорово. Как у нас, например, в Москве или Ленинграде.

Пока мы работали, мои советские ангелы-хранители решали организационные вопросы. Вернее, только один вопрос, как им сопровождать меня в Канаду.

Проблема была в визе. Если мне перед Олимпиадой сделали сразу годичную, не иначе имели в виду еще и летнее турне по США и Канаде, то у моих сопровождающих её просто напросто не было.

К слову, заграничный паспорт хоть и был моим, но хранился он в Свердловском спорткомитете, вместе с документами остальных игроков. На руках загранпаспортов не было ни у кого.

Я нисколько не сомневался, что проблему с полетом в Канаду в любом случае решат, так что не волновался. Слишком уж она мне казалось мелкой. В крайнем случае, меня сопроводит кто-то из советского консульства.

Но оказалось что всё не так-то просто.

В итоге, Иванов так и не появился на съемках, и мы с ним столкнулись буквально нос к носу, когда уже я сходил в душ, переоделся и вместе со всеми, делегация получилась внушительной, человек двадцать, вышел на Нью-Йоркский воздух.

– Ну что, есть новости? – спросил у своего коллеги Смирнов.

– Есть, конечно, придётся нам с тобой остаться здесь. Саша один полетит в Канаду, и его в Эдмонтоне встретит сотрудник посольства. Он сейчас как раз уже летит туда, – дальше уже мне, – Саша, тебя в аэропорту будет ждать твой тезка, Семенов Виталий Всеволодович. Он будет тебя сопровождать в Эдмонтоне. И мы очень надеемся на твою сознательность. То, что ты не собираешься откинуть какой-то неприятный номер это понятно, но пожалуйста, держи ушки востро, и если что-то случится в самолёте, сразу сообщи Семенову. Договорились?

– Конечно, мужики. Я советский гражданин, который прилетел сюда работать, ни больше, ни меньше. И меня еще в Москве так заинструктировали, что можете не сомневаться, если что-то, всё сразу сообщу.

В общем, как говорится в одном из фильмов, которые постоянно крутили у нас на базе в Курганово «Таможня дала добро» и мы с Гретцки и несколькими представителями JOFA, включая Стивенса и самого Скотхайма, отправились в аэропорт. Вернее, это я думал, что мы поедем в аэропорт, Ла гвардию, Имени Кеннеди или в находящийся рядом Нью-Йорк, но получилось иначе.

Вереница машин приехала на какой-то частный аэродром на окраине квинса, одного из районов Нью-Йорка.

Я это понял по указателям на улицах.

Дороги, кстати, меня удивили. Я ожидал увидеть что-то, что на голову превосходит наши родные просторы. Но, как это ни странно, в некоторых местах качество дорожного покрытия не выдерживало никакой критики. Таких участков было немного, один или два, но они всё-таки были.

Особенно, это было заметно, когда мы подъехали к аэродрому. Возле въезда на его территорию, прямо из-под земли била высокая струя, а часть дороги просто не было, она исчезла, превратившись в яму наполненную водой. Водителям пришлось очень осторожно её объезжать, не идти же пешком через этот локальный дождь.

Успешно преодолев это небольшое препятствие, мы въехали на аэродром.

Чтобы через десять минут подняться в воздух на бизнес джете Гольфстрим в ливрее цветов Эдмонтон Ойлерз, и с эмблемой этого клуба на борту, крыльях и хвосте.

Внутри самолет был роскошным. На таких я еще не летал в этом времени.

Удобные кресла регулируются во всех возможных плоскостях, отделка из ценных пород дерева, улыбчивые стюардессы, в отлично сидящей на них форме, и прочие радости жизни богатых людей.

Так как у Гретцки сегодня была игра, он пить отказался. В отличии от остальных пассажиров, несколько менеджеров JOFA и парочка НХЛовских чиновников, тут же заказали напитки и закурили. Тут это считалось в порядке вещей.

– Алекс, – обратился ко мне Стивенс. – Тебе налить что-нибудь?

– Конечно нет, – тут же ответил я, – у нас, как и у вас, запрещено продавать или подавать в барах спиртное если тебе нет 21 года. Я очень законопослушный гражданин и не собираюсь ничего нарушать.

– Ну, как знаешь, – улыбнувшись ответил он, – и кстати, позволь познакомить тебя еще с одним пассажиром нашего самолёта, он ждёт тебя в рабочем кабинете.

– В кабинете? – удивился я.

– Да, это самолёт владельца Эдмонтон Ойлерз Питера Поклингтона. Он любезно предоставил его Уэйну и компании JOFA. И мистер Поклингтон специально заказал самолёт с кабинетом.

Красиво жить не запретишь, подумал я и поднялся со своего кресла.

Мы прошли в хвостовую часть самолета и остановились перед закрытой дверью.

Стивенс её открыл и мы зашли.

Кабинет оказался очень маленьким, впрочем, чего еще ожидать. Мы же на борту узкофюзеляжного самолёта.

Мне была интересна обстановка, но когда я увидел, кто меня ждал, меня и Стивенса то сразу расхотел рассматривать интерьер.

Да и находиться в этом самолёте мне тоже расхотелось.

Всё дело в том, что я узнал того, кто сидел в кресле владельца этого кабинета.

И узнал я его не потому что о нём рассказывали перед поездкой на Олимпиаду, а потому что он был актером в одном из старинных фильмов, который я в детсве любил пересматривать. В «Крепком орешке».

* * *

– Мистер Стивенс, – игнорируя временного «хозяина» кабинета, обратился я к менеджеру JOFA, – я не собираюсь ни о чем разговаривать с этим человеком. И вообще, его нахождение здесь говорит о том, что это изменение планов касательно съемок было специально спланировано. Так?

– Алекс, – мой напор удивил Стивенса, – я не понимаю.

– А что тут понимать? Или вы скажете, что Александр Годунов, артист балета и перебежчик, бросивший свою жену ради жизни в США оказался в этом самолёте совершенно случайно? Ехал мимо аэродрома и заметив самолёт, решил постучаться чтобы его в Канаду взяли? Вы так себе это представляете?

Менеджер JOFA, хотя может быть он, как говорится, слуга нескольких господ, ничего не успел сказать. За него слово взял Годунов.

– Саша, – заговорил он со мной по-русски, – ты не понимаешь, о чём говоришь. Меня попросили с тобой встретиться и поговорить о том, чего ты по-настоящему достоин. А так как два агента КГБ постоянно за тобой таскаются, пришлось импровизировать.

– Для вас я не Саша, а Александр Евгеньевич, – холодно сказал я, – и разговаривать мне с вами совершенно не о чем. И зря вы думаете, что я не понимаю, о чём говорю. Вас наверняка нанял или кто-то из генеральных менеджеров НХЛ, хотя почему кто-то, судя по тому что мы с вами на борту самолёта владельца Эдмонтона это может быть только он. Или вы здесь по заданию кого-то из руководства НХЛ, например президента Циглера. Зачем им это понятно. Уговорив меня сбежать, можно заработать кучу денег, я очень хороший хоккеист, один из лучших, если не лучший в мире.

Зачем, это вам тоже понятно. Америка, конечно страна возможностей, вот только на всё нужны деньги, и их у бывшего балеруна а ныне второсортного актера не может быть много. А так как для таких как вы, деньги не пахнут, то можно и подзаработать на том, чтобы запудрить мозги какому-то там русскому мальчишке. Так?

Вот только я – не вы. Бежать из моей страны я не собираюсь. Так что, боюсь, не видать вам, положенных таким как вы, тридцати серебренников.

Годунов вскочил как ошпаренный, его бледное лицо стремительно стало покрываться пятнами.

– Что ты сказал, ублюдок? – прошипел он, – я тебе сейчас зубы в глотку затолкаю за такие слова!

– Попробуй, – тут же ответил я, хватит уже выкать этому козлу, – если посмеешь. Я не только в хоккей играть умею. Если бы ты подготовился к разговору, то увидел бы, что я сделал с парочкой канадцев в Москве. Мне хоть и всего семнадцать, но тебя, алкаша, я по стенке размажу и даже не вспотею.

– Джентльмены, – наконец-то заговорил Стивенс, – я ни слова не понимаю из того что вы говорите, но чувствую что обстановка накалилась и предлагаю разрешить всё дело миром. Алекс, – это мне, – давайте сойдемся, что произошло небольшое недоразумение и сделаем вид что ничего не было.

– Если я сообщу о случившимся, сами понимаете куда, то контракт с вашей фирмой будет сразу же расторгнут и в шведское посольство будет направлена нота. После этого, вы вылетите со своего места как пробка из бутылки шампанского с такими характеристиками, что вас ни в одно приличное место не возьмут.

– Я надеюсь, что это останется только между нами, – тут же сказал Стивенс.

– У меня нет причин молчать, и у вас нет никаких доводов чтобы меня убедить. Так что, я даже и не знаю что вам ответить. До прибытия в Эдмонтон есть еще время, так что, я подумаю.

Сказав это, я вернулся на своё место, не удостоив Годунова и взгляда и слова на прощание, много чести.

Я не собирался ничего говорить моему встречающему в Канаде, это могло иметь неприятные последствия для меня. А вот Иванову и Смирнову я всё расскажу. В таком щекотливом деле лучше быть максимально честным. Да и мужики не дураки, наверняка смогут это как-то использовать.

Мне же – это лишний плюсик в личное дело, которое наверняка уже давно заведено. Уезжать я собираюсь уже после развала, но вдруг что-то изменится и можно будет это сделать раньше. Упускать такую возможность из-за недостаточно хорошей анкеты было бы глупо.

За этими мыслями я и провел оставшееся время полета. Я бы потратил его с большей пользой, например, за разговором с Гретцки. Но будущий Great One заснул сразу же после взлёта, понятное дело, ему же сегодня еще играть, и отдых очень важен.

Так что, я промолчал весь полёт, и уже приземлившись и идя на паспортный контроль, я сказал Стивенсу.

– Я еще ничего не решил насчет того, сообщать мне о случившимся, или нет. Я решу позже.

А еще, через сорок минут я был уже на арене Эдмонтон Ойлерз.

Глава 10

На арену Northland Coliseum, которая сейчас являлась домом для нефтяников, мы прибыли за два часа до их игры. Всё время пока мы ехали из аэропорта, мистер Стивенс сконфуженно молчал, ожидая, что я всё-таки расскажу товарищу Семенову о том, что произошло в самолете. Но, может быть, это и была ошибка, но я промолчал. По приезду на арену, Гретцки сразу же отправился готовиться к игре, я же, вместе с менеджерами JOFa, фотографами и операторами, пошёл в специально выделенную для съемок зону на втором ярусе арены.

Там меня ждал небольшой сюрприз. Стивенс говорил, что я приму участие в небольшой благотворительной игре перед матчем Эдмонтона и Виннипега. Но я совершенно не представлял, с кем и против кого мне играть.

Выяснилось, что это будет дружеская встреча между легендами канадского хоккея и сборной местных школьников. Я, по возрасту и статусу никак не мог быть членом команды легенд, поэтому стал капитаном команды школьников.

На втором ярусе обе команды фотографировались. Мои временные партнеры были мне по большому счету не интересны, я не узнал ни одной фамилии, но вот соперники впечатляли.

Фил Эспозито и Тони Эспозито, Бобби Халл, Стен Микита, Бобби Орр, Горди Хоу. настоящие легенды.

После совместного фотографирования и автограф сессии, мне посчастливилось познакомиться с будущими противниками.

Особенно меня впечатлил Эспозито, тот, который Фил. Он за словом в карман не лез.

– Дожили, этот чёртов малолетний русский будет капитаном канадской команды. Куда катиться этот гребаный мир?

– Вам что-то не нравится, мистер Эспозито? – спросил я. Будущий создатель Тампа Бэй Лайтнинг выразил своё возмущение до того, как менеджеры JOFA нас познакомили, и у меня сложилось впечатление, что старина Фил просто не знал, что я говорю на английском. А то, что он жуткий сквернослов и терпеть не мог русских, было хорошо известно.

– Надо же, он разговаривает на нормальном языке. Акцент у тебя, парень, конечно, ужасный, но и это удивительно.

– Приятно познакомиться, с таким большим мастером. Надеюсь, вам понравились последние игры вашей сборной против моих команд. И у нас в Москве, и уже здесь в Калгари. Я лично получил большое удовольствие, делая из ваших игроков дураков.

– А ты за словом в карман не лезешь, пацан, – рассмеялся брат Фила, Тони, – братец, в наше время русские были скромнее за пределами площадки.

– А на площадке мы надрали им задницы.

Можно было и промолчать, тем более, что сборная Канады действительно выиграла ту серию, но я не стал этого делать.

– Если бы суперсерия состоялась бы сегодня, то результат был бы другим.

– Вот как? Вступил в разговор Микита, – и как же?

– Думаю, что нынешняя советская сборная взяла бы серию у Канады в пяти, максимум в шести матчей. Мы бы точно не стали доводить дело до последней игры и прикончили вас раньше.

– На последнем кубке Канады вы проиграли, парень, – сказал Эспозито.

– Там не было меня.

Последние слова привели Фила в восторг, и он хлопнул меня по плечу.

– А мне нравится этот самоуверенный засранец! Вот честное слово, нравится. Ладно, пойдемте, парни, нам пора на лед! Надо отрабатывать шведские деньги.

Весь мой разговор с легендами канадского хоккея операторы снимали на камеру, мы все были в экипировке от JOFA, а я еще и форме сборной Советского Союза, так что кадры получились отличные.

На двадцатиминутной благотворительной игре, которая предворяла матч Эдмонтона и Виннипега, трибуны заполнились на три четверти. Так как билеты на неё не продавались, а собирать деньги надо, то диктор по арене сообщил, что после этой игры будет проведен аукцион по продаже формы и экипировки команды звезд прошлого и Алекса Семенова, то есть меня. Вырученные деньги пойдут на благотворительность, а именно, в фонд помощи детям больным лейкемией. Кроме того, спонсор всего этого дела, которым естественно была JOFA, пообещала перевести в тот же фонд по пять тысяч канадских долларов за каждую заброшенную шайбу.

Формат матча был ветеранский, без силовых приемов и щелчков, о чем сообщили заранее. Хотя, некоторые из моих противников, тот же Бобби Орр, был в отличной форме. Что было странно, он вроде бы завершил карьеру из-за проблем с коленями, из-за которых не мог даже толком кататься. Но, видимо, после того как он повесил коньки на гвоздь дела пошли на лад.

Когда диктор объявил о том, что JOFA будет перечислять деньги за заброшенные шайбы, я подъехал к Тони Эспозито и сказал ему:

– Извините, мистер Эспозито, но сегодня я намерен вытрясти много денег из этих шведов. Так что заранее приношу свои извинения.

– Играй давай, – засмеявшись ответил Тони, – ты мне вообще ничего не забьёшь!

– А может быть пари?

– Какое? – тут же откликнулся он.

– Я заброшу минимум пять шайб, мистер Эспозито. Хотя нет, не пять. Семь!

– А ты наглец, давай! На что спорим?

– Если вы проигрываете, то весь ваш гонорар за сегодняшнюю игру тоже перечисляете в этот фонд.

– А если я выиграю?

– Тогда я это сделаю, – на самом деле, мне за сегодняшний вечер полагалась дырка от бублика, но у меня были призовые, да и я был твердо уверен, что выиграю и ничем не рискую.

– Хорошо, идёт. Если я пропущу больше семи от тебя, то плачу три тысячи долларов. Если меньше, то платишь ты.

– Мы пожали друг другу руки, и игра началась.

Ветеранский хоккей это ветеранский хоккей. Все участники этого матча хоть и были великими игроками, но лучшие годы у них далеко позади, так что особой интриги не получилось. Как и какой-то борьбы. Зато заброшенных шайб было много.

За воротами школьников красный фонарь загорался чуть-ли не каждую минуту. Правда и за воротами Тони Эспозито тоже.

И я сразу же решил закрыть вопрос с пари и закатил требуемое количество шайб в первые же пять минут игры. Это силовые приемы со щелчками запрещены, ну и я решил особо не куражиться и не пользоваться своей скоростью. А вот весь арсенал финтов был при мне. Так что, я много и часто шел в обводку, накручивая на носовом платке по два-три соперника.

Но при этом я старался еще и сделать так чтобы игра не прекратила быть товарищеской, как играть со статусными ветеранами я знал, и что делать, чтобы мои финты и голы не смотрелись издевательством, прекрасно понимал тоже. Всего то и нужно, чтобы игра превратилась в шоу приятное и зрителям и участникам.

В итоге матч завершился красивым счетом 20–20, после которого все, ну кроме JOFA. остались довольны.

Я тоже остался доволен. Мои десять шайб стоили шведам пятьдесят тысяч долларов, а карманы Тони Эспозито облегчили на три.

Что об этом думал сам пострадавший я не узнал, но после матча Тони улыбался, как и все остальные.

Но для меня вечер еще не закончился. Сразу после игры диктор объявил о второй части предматчевой программы. А именно, о конкурсе буллитов. Как оказалось, в подтрибунном помещении ждали своего часа сразу шесть вратарей различных юношеских команд Альберты. И я должен был постараться забросить каждому из них. При этом, зрители, которых уже собрался полный зал, после окончания шоу могли проголосовать за лучший буллит, цена голоса символическая – один доллар. Вся сумма тоже поступала в тот же благотворительный фонд.

Это, лично для меня, было отличным способом еще раз заявить о себе, и еще до попадания на драфт запомнится канадской и американской публике.

Информационный куб на арене в Эдмонтоне был, как говорится, верхом технического прогресса, там даже показывали повторы моментов. И это значит, что я мог показать сложные трюки.

Что я и начал делать.

Все пять буллитов я сделал разными. Тут была и спинорама, и гол без броска, и обводки с аккуратным закатыванием шайбы одной рукой, и укладывание вратаря на лёд, с последующим перекидыванием его легким броском. В общем, шайбы на любой, самый взыскательный вкус.

Несмотря на то, что мой любимый способ – это гол без броска, публика больше всего оценила спинораму, тут я с канадцами согласен, она выглядела наиболее эффектно. И именно буллит номер пять, спинораму я выполнил последней, и победил. За него было отдано почти десять тысяч голосов. Всего же моё выступление собрало почти тридцать тысяч. Некоторые зрители голосовали дважды.

Аукцион должен был состояться в первом перерыве, ну а пока, меня пригласили в одну из вип лож, к президенту НХЛ господину Циглеру. Памятуя о том, что произошло на пути в Эдмонтон, я сам попросил товарища Семенова, чтобы он присоединился ко мне.

Судя по всему, мистер Циглер был недоволен тем, как я отшил его агента влияния, во всяком случае, он хоть и ни слова мне не сказал об этом, но вот взгляд и поведение говорили об этом.

Разговор же у нас, и это было удивительно для меня, был о драфте НХЛ, и о моей роли в этом мероприятии. Даже странно, что Циглер заговорил об этом при сотруднике КГБ, а Семенов не мог быть никем другим.

– Алекс, и как тебе арены команд НХЛ, ты же уже был на трёх, – я бы вместо разговора предпочел посмотреть игру, тем более, что гимн Канады уже прозвучал и команды начали. Но вместо этого, нужно поддерживать разговор с Циглером.

– Они хорошие, мистер Циглер, видно, что у вас и в США, и, тем более, в Канаде особое отношение к хоккею.

– Хуже или лучше, чем с Советском Союзе?

– Ледовые дворцы в Советском Союзе отвечают всем современным требованиям. Играть на них и радовать наших болельщиков одно удовольствие, – дипломатично ответил я. Не говорить же при гэбисте что Советский Союз в чём-то уступает загнивающему западу. А если говорить объективно, то хоккейная инфраструктура здесь была намного лучше.

– Ты очень дипломатичен, Алекс, – засмеялся Циглер, – впрочем, это хорошо. Я не знаю, сообщили ли тебе чиновники из вашего госкомспорта, – последнее слово он произнёс без ошибок, – если нет, то я буду первым. Мы, с господином Грамовым и его подчиненными, договорились о том, что клубы НХЛ могут заключать контракты с вашими игроками. Препятствий для этого нет.

– Это отличная новость. Думаю, вы знаете о моём разговоре с владельцем Калгари Флэймз. На Олимпиаде я уже сказал, что мне было бы интересно попробовать свои силы в вашей лиге, но только после того, как я отслужу в Советской Армии.

– Да, мне это известно, и я уважаю твое решение как игрока и гражданина твоей страны, – ну точно Циглеру донесли, как у меня прошел разговор с Годуновым, вон как мягко стелет, – тем более, что ты очень молод сейчас, хоть и успел уже сделать себе имя и двадцать или двадцать один год – это отличный возраст чтобы дебютировать в НХЛ. Скажи, а за какую команду ты бы хотел играть?

– Мне в любом случае нужно будет пройти через драфт, верно?

– Да, но мы к нему еще вернемся.

– Тогда, какая в принципе разница, в какой команде я хочу играть? Меня интересует только хоккей. И где я буду в него играть, в Монреале или в Чикаго с Лос-Анджелесом мне без разницы. Везде люди живут, даже в Виннипеге.

– Вот как? Прям таки без разницы?

– Да, еще раз повторюсь, мистер Циглер. Меня в США и Канаде интересует только Хоккей. К тому времени, когда я отслужу в Армии, я буду уже чемпионом страны и мира, я уверен на сто процентов. Чемпионом олимпийских игр я уже стал. Так что останется выиграть по большому счету только одно. Кубок Стенли. У вас, в Америке, любят всякие клубы устраивать, списки составлять и прозвища давать. Вот я и буду основателем клуба имени себя. Игроки – чемпионы Олимпийских игр, мира, СССР и обладатели кубка Стэнли.

Может быть, это звучало одновременно и самоуверенно и наивно, но не говорить же что сейчас мне действительно без разницы, за кого играть в НХЛ, и где в Северной Америке жить. Тампы-то еще в лиге нет. Так что, мой ответ не хуже других.

– Именно такой ответ я и ожидал от тебя услышать, и я рад что слышу его. И пригласил я тебя чтобы вместе посмотреть игру для того, чтобы лично сообщить о том, что Лига приняла решение включить тебя в Драфт-лотерею этого года. Это уникальное событие для НХЛ. Еще никогда школьник не выходил на Драфт. А учитывая, что ты не канадец или американец – это уникально вдвойне.

– То есть, уже после этого сезона может найтись команда, которая рискнет и выберет меня, понимая, что я присоединись к ней в лучшем случае только через три года?

– Да, и я скажу тебе, только это должно остаться между нами, что уже несколько генеральных менеджеров выразили свою заинтересованность в тебе. Рискнуть готовы очень и очень многие. Ты произвёл на всех слишком большое впечатление.

– Я польщён, мистер Циглер. Будет очень интересно попробовать себя в НХЛ.

– Церемония драфта пройдёт 11 июня на арене Монреаль Форум, в Монреале, а 10-го июня твой “Автомобилист” будет играть в Монреале, в рамках летнего турне, так что возможно, ты даже сможешь посетить церемонию.

– Было бы очень интересно, но решать будет в любом случае главный тренер “Автомобилиста” Александр Асташев.

– Учитывая то, что сразу несколько твоих одноклубников тоже могут попасть на драфт, не исключено, что и мистеру Асташеву будет интересно посетить это мероприятие.