Текст книги "Четвертое отменяет три первых"

Четвертое отменяет три первых
Аркадий Борисович Бычков

Редактор Ярина Колка

Дизайнер обложки Дана Колганова

© Аркадий Борисович Бычков, 2023

© Дана Колганова, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-6934-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Новогодняя карусель

На этот раз снег действительно валил хлопьями. Метель властно укутывала все обозримое пространство пуховым одеялом, которое создавалось и сметалось одновременно везде, простираясь до той самой еле заметной глазу человеческому границы между небом и землей.

Бесшабашные снежные порывы, срываясь с небес и ударяясь о землю, снова отчаянно взмывали вверх. Со стороны казалось, будто невидимая хозяйка стелила белую мягкую постель, то и дело, встряхивая снежное покрывало, а из-под него, закручиваясь, и опережая друг друга, разносились во все стороны неугомонные белые вихри. Возможно, все снежинки на свете получили приглашение покататься на этой карусели.

Вся эта круговерть являла собой настоящую новогоднюю сказочную картину из детства. В такую пору принято мечтать и надеяться на лучшее. А эти самые заветные желания, словно игрушки под новогодней елкой, принаряженной снегом на опушке леса, должно быть, прячутся и зябнут под снежным пологом, ожидая лучшей поры. Запрятанные под елку, ждут они своего часа. Ждут, считая минуты и секунды, когда же настанет их время.

Пробиваться через метель было непросто даже на приспособленной к таким условиям машине. Может быть, поэтому Андрей не замечал всей этой волшебной красоты. Он ехал и думал, отчего все так переменилось в его жизни в худшую сторону. Ему хотелось, чтобы все было по-прежнему, и его жизнь походила бы на вальс снежных хлопьев, и чтобы жена была рядом и ждала его дома. Видимо, так уж устроены поэтичные натуры: их богатое воображение периодически рисует именно то, что хотелось бы видеть наяву.

Андрей мечтал, чтобы нежданно налетевшая буря разметала все танцующие снежные фигуры, и он увидел бы невдалеке стоящую и машущую ему жену Марину. Он бы увез ее домой или за тридевять земель, стоило ей только пожелать. Но теперь он должен будет нестерпимо долго привыкать к одиночеству. Марина оставила его.

– «Мело, мело во все пределы»… – вспомнил Пастернака Андрей. Все-таки он обратил внимание на сказочные виды, открывающиеся из окна автомобиля. Вздохнул и в очередной раз утвердился во мнении, что у классиков всегда выходит все сказочно поэтично.

Мама Андрея до пенсии была учителем русского языка и литературы, это она привила ему любовь к талантливому слову. Он много читал в юности, поэтому довольно легко мог припомнить отрывки из разных стихов и даже любил по молодости пощеголять этим перед девушками.

Частенько получалось производить впечатление на дам, особенно когда приятели искали способ выразить свои мысли без мата. Их временами заклинивало и, в то время как они мучительно подбирали слова, Андрей легко цитировал классиков, пользуясь точностью их художественных образов. А далее с удовольствием наблюдал за эффектом, произведенным его эрудицией на представительниц прекрасного пола.

Девушки отмечали, что он и начитан, и образован, да и в целом спортивный и выше среднего роста, одним словом – хороший вариант. Но, как известно, самые красивые принцессы из школы достаются хулиганам постарше. Ему, видимо, не хватало напора, чтобы добиться каких-то осязаемых результатов, или достаточно было того впечатления, которое он производил на девиц. А возможно, эти особы нужны ему были только в качестве зрителей.

В конце уходящего года Андрей успел выкупить у дорожностроительной компании, в которой работал экономистом, небольшой внедорожник. Неплохо сохранившаяся машинка досталась ему по весьма сходной цене, которую можно было бы считать подарком от Дедушки Мороза. Подарки должны быть все-таки бесплатными, на то они и подарки: и чтобы прилетел волшебник, и чтобы было пятьсот эскимо. Но известный с детства дедушка только улыбался с новогодних витрин, но пусть будет хоть в таком качестве, чем его не будет вовсе.

О чем бы ни думал Андрей сейчас, мысли все равно возвращались к жене. Он недоумевал, как можно после двадцати семи лет брака уйти к другому, имея уже женатого сына и маленькую очаровательную внучку, сорок девять лет за своими плечами и мужа о пятидесяти двух годах? Просто взять – и уйти. Он корил себя за то, что денег нет, карьера никакая, но не у многих лучше. Может, причина в этом, а может, причин было множество, или это просто каприз. Неожиданно острым было ощущение одиночества и пустоты рядом с собой. Возможно, их отношения стали привычкой, но со стороны Андрея привычка была очень сильной.

В самом конце декабря Андрей приехал повидаться с семьей, смутно надеясь, что все образуется. Вдруг жена передумает, и его пригласят остаться в большом загородном доме родителей Марины, где вся семья собралась до конца праздников? И он готов был все простить, лишь бы она вернулась.

Но приглашения он так и не получил, и старый знакомый дом показался ему непривычно чужим. Вроде все, как всегда, но все не так. Он второпях отдал подарки, поцеловал внучку Дашу, которая быстро вырвалась из его объятий и убежала смотреть мультики. Андрей не успел наглядеться на свою любимую, как она уже исчезла за дверью.

Девочка сильно походила на свою бабушку Марину – почти копия, только глаза были его. Да, взгляд был его – фамильный, «ковалевский». Именно внучка была самой большой любовью Андрея. Когда он держал ее в объятиях, то стук ее сердца был камертоном для настройки его собственного, а дыхание – самым упоительным дуновением цветущего весеннего сада. Это было настолько физически осязаемое состояние, что даже мысли свои о внучке он мог бы погладить рукой, трепеща при этом и улыбаясь одновременно. Просто побыть вместе с ребенком Андрей считал за счастье. Он интуитивно понимал, что все это называют любовью.

Общеизвестно, что время это старый проклятый механизм, который не может остановиться или сломаться подобно часам, который своим беззвучным тиканьем ясно дает понять, что пора уходить. А все самые любимые остаются на даче, никто не поедет с ним как раньше.

Хоть машина и стала новее, но служить символом экономических успехов Андрея, столь важных для Марины, она, конечно, не может. Ведь женщина, выбирая спутника жизни, всегда ищет надежную каменную стену, за которой она сможет укрыться. И совершенно не учитывать материальный фактор в отношениях женщина не может, исключения делаются только для детей и внуков. Для них она сделает все возможное и невозможное, не задумываясь ни о чем.

Андрей уговаривал себя, что, дескать, каждая птица вьет гнездо для высиживания потомства, и обычно женщины присматриваются к своим мужчинам, имея в виду их способность, обеспечить ресурсами это самое гнездышко. А он в этом деле не преуспел, и от мыслей этих было совсем не весело.

Все, кроме жены и внучки, оделись и вышли на улицу проводить Андрея. Он не заметил в доме незнакомых людей, чужих машин во дворе не было тоже. Андрей огляделся еще и немного успокоился. Может, ерунда какая-то происходит, и все это лишь сон?

Но телефон зазвонил в самую неподходящую минуту, и жена вышла на улицу из прихожей. Возможно, чтобы улучшить прием, а может, продемонстрировать ему то, что ей и без него хорошо. Марина пощебетала немного и, прикрыв ладонью трубку, попросила подождать минутку, потом попрощалась с собеседником и подошла к Андрею.

– Все получилось, как получилось, любовь к тебе превратилась в привычку. Ты прости, я перестала ощущать себя женщиной рядом с тобой. Эмоции ушли куда-то, и я стала чувствовать, что просто старею. И вот я встретила другого человека. До конца января мы будем у родителей, потом я переезжаю к нему, а ребятам остается наша двушка, хватит им жить у родителей Оли. Сам понимаешь, эта квартира моих родителей. Короче, тебе нужно найти жилье. Не думала, что договорю все сразу. Ты много сделал, чтобы я не была твоей, или мало сделал, чтобы я была твоей. Свою любимейшую внучку можешь видеть, конечно, сколько угодно. Ну, все, пока и прости, – выдохнула Марина и побежала в дом.

Сказанное, видимо, освободило Марину от неприятных переживаний и жалости к некогда любимому и даже сейчас не чужому человеку. И все же она ушла, не обернувшись, стараясь не показывать волнения. У Андрея поплыла чернота перед глазами, в ушах зазвенело, он еле удержался на ногах. Так с ним было только раз, еще в молодости, когда он увидел Марину с другим в обнимку. Перед этим она не пришла на свидание к Андрею, как выяснилось потом, для того чтобы пойти с тем другим. Да, она всю жизнь выбирала и прикидывала варианты.

Получив отказ, Андрей пошел искать ее в парк наугад, куда обычно ходили парочки на свидания. Он не сразу, но все-таки увидел их. Конечно, состоялся разговор на кулаках с новоявленным кавалером, тумаков вышло примерно поровну. После этого месяца четыре Андрей и Марина избегали встреч друг с другом, но столкнувшись однажды на улице, не стали переходить на противоположную сторону. Обменявшись приветствиями и парой дежурных фраз, замолчали. Марина, опустив глаза, спросила, любит ли ее еще Андрей. Он запомнил каждую минуту той встречи. Прижал ее крепко и сказал, что да, а она привела его к себе.

Он прекрасно помнил тот миг, когда волна мощного цунами подняла их и швырнула в объятия друг друга, и они очутились в постели. Как целовались и стаскивали одежду, и как стали самыми близкими людьми. Потом он слушал ее монолог о женской глупости, и о том, что она досталась ему не девушкой и ей стыдно. Но сердце пело от счастья, и Андрей сказал, что ничего нет важнее любви, и сделал ей предложение.

– Папа, ты как? Побудь с нами немного, чайку попьем. Я тебя не отпущу, – прервал мысли отца сын Серега.

– Не, я поеду. Спасибо, сынок, что пожалел папку. А вот ей меня не жалко. Хотя, это не то чувство, на которое я рассчитывал. Мне еще к бабушке надо. Дарью Сергеевну целуй и береги, а Олечке привет передавай, – ответил Андрей.

– Тебе, Андрюша, все же лучше домой сейчас. А то вот-вот этот новоявленный приедет. Черт с ним. Он с гонором, чиновник какой-то. При копейке. Вдруг начнете силой мериться, он на пол головы ниже и грузный, а ты спортсмен, хоть и бывший. Надаешь ему, а он – к ментам. Оно надо? Тебе по приезду – сто пятьдесят и в люлю. И хрен с ними с бабами, – добавил тесть.

– Спасибо, Михалыч! Правда, поеду. Мне всяких новоявленных дожидаться незачем. Это пусть Марина ждет. Ладно, давайте, мужики, – сказал Андрей и пошел к машине.

В последний момент Андрей заметил, как теща перекрестила его на дорожку и заплакала. Он теперь точно знал, как именно чувствуют себя побитые собаки. Во всяком случае, он был в этом уверен. Выехав за пределы поселка, остановился на стоянке при бензоколонке, заглушил двигатель. Потом долго сидел и тупо глядел на дорогу, а слезы катились просто так, без судорог и рыданий. Ему хотелось кричать, ударить по рулю разок-другой, бежать, стоять, закопаться в снег…

Успокоившись, Андрей завел двигатель и поехал в сторону дома, который скоро перестанет быть его домом. Неспешно всплыла мысль о том, что надо бы заехать к маме. Все так просто и сто раз озвучено всеми: когда бывает плохо, вспоминают маму. Андрей еще не поздравил ее и сестру с наступающим Новым годом, значит, теперь поедет к ним и проведет там праздник.

Кроме мамы и сестры Анны у Андрея родни не было. Отец умер давно, он был сильно старше матери, но она его очень любила и больше замуж не вышла. Андрей не очень хорошо помнил те времена, но именно так рассказывала семейную историю сестра Аня. Он помнил, как она играла с ним, как читала ему книжки, пока мама была на работе. Он считал ее второй мамой и верил ей безоговорочно.

Вся семья Андрея жила в старом деревянном доме на окраине. Когда папа умер, его растили две женщины без мужского участия, потому, возможно, у него сформировалась некая психологическая зависимость от представительниц прекрасного пола. Симпатичная и шустрая Аня довольно скоро выскочила замуж за военного. Она побывала с мужем во всех гарнизонах страны. Вскоре Андрей с мамой получили маленькую однокомнатную квартирку. Потом погиб при исполнении муж Анны, и она вернулась к маме. Затем женился Андрей и уехал к жене, точнее, в квартиру ее родителей.

Андрей размышлял о том, что надо искать жилье, а денег нет. Возвращаться к маме и стеснять их с сестрой тоже не вариант, и постепенно приходил к тому, что, возможно, стоит согласиться на длительную командировку на строительный участок и пожить в вагончике какое-то время. Он вел свой автомобиль, безучастно наблюдая, как снег все не унимается и не унимается, и вот уже щетки стеклоочистителя еле справляются со своей работой, и скоро, видимо, капитулируют под натиском снегопада. Тогда придется выйти из машины и почистить лобовое стекло вручную.

В боковом зеркале резко возникли фары, через мгновение Андрей увидел, как темная махина огромного джипа разорвала метель, обгоняя его по встречной полосе. Она должна была исчезнуть в этой карусели снега и сумерек, уносясь вдаль, но, видимо, водителю джипа что-то показалось на дороге, и он инстинктивно тормознул.

Андрей наблюдал всю картину с самого начала и, будучи неплохим водителем, понял, что сейчас произойдет. Почувствовал, как время вдруг потекло медленнее, чем густой тягучий мед из банки на кусок белого хлеба. Видел, как неумолимо, но не торопясь, постепенно неведомая могучая сила разворачивает тяжелый джип и боком направляет его по дороге.

В сознании Андрея четко зафиксировалось, как этот черный носорог сбивает собаку, как та пытается встать на ноги и сразу падает, обреченно смотрит на летящую, на нее машину Андрея. Несчастная хочет отползти, но не может, ноги не слушаются. Тем временем джип выносит с дороги в сугроб у обочины. Собака лежит перед уткнувшимся в снег внедорожником и смотрит прямо в глаза Андрею.

«Ей конец! Если не уйду в сугроб…» – пронеслось пулей в голове Андрея.

Бах! Фонтан снежной пыли. Сугроб рассыпался на бесчисленные снежные хлопья перед лобовым стеклом, двигатель заглох. Тишина. Андрею показалось, что он в аквариуме. И только щетки стеклоочистителя продолжали нести свою верную службу. Ать-два левой, ать-два правой.

– «И невозможное возможно, дорога дальняя легка, когда блеснет в дали дорожной мгновенный взор из-под платка», – не понимая к месту или нет, но Андрей процитировал Блока вслух сам себе.

Явившиеся на удивление быстро стражи дорожного порядка поставили машину перед паркетником Андрея и включили всю свою цветомузыку. Младший вышел из машины и попросил документы, гонщик и Андрей достали их и протянули инспектору. Тот взял сначала документы у Андрея, мельком оглядел и сразу вернул, затем изучил документы гонщика и молвил железобетонное слово: «Нарушаете!»

– Да ну что я там нарушаю, вот он еле плелся, – попробовал дискутировать гонщик.

– Мы давно за вами едем и сигналим, чтоб остановились. А вы решили скрыться. Но, как известно, от нас скрыться нельзя. А Андрей Сергеевич показал вам блестящий пример езды в тяжелых погодных условиях. И не будь он опытным водителем, у вас сейчас были бы повреждения. Плюс вам пришлось бы оплатить ему ремонт. Еще и собаку в живых оставил, а вы ее крепко приложили. И, по-вашему, не нарушали? – закончил напарник старшего полицейского.

Гонщик изобразил раскаяние и готовность оплатить на месте все инкриминируемое ему лиходейство.

– Леха, давай так сделаем: вытащим из сугроба аппарат Андрея Сергеевича, гражданин из джипа извинится, должным образом, если там фара лопнула или накладка бампера треснула, а потом отпустим с миром одного водителя, а с другим продолжим беседовать, – назидательно-командным тоном продекламировал старший.

Гонщик, молча, пошел к своей машине, вернулся с каким-то пледом, накрыл собаку, взял в руки телефон и спросил номер телефона у Андрея.

– Зачем?

– Карта привязана к телефону? Я тебе, Андрей Сергеевич, перевод сделаю.

– Привязана, набирай.

– Там на собачку чуток прибавил, укол или таблетка какая. Жалко псину. Я не убийца с заснеженной дороги. Но на собаку времени нет. Займешься проблемой?

– Хорошо. А кто-нибудь знает, где тут поблизости Айболит есть?

– Здесь недалеко. Прямо под горку, слева пятиэтажка кирпичная, рядом – вторая, тебе в проезд между ними. На дороге разрыва нет, но для благородного дела есть. Если там будет засада из сержанта Хитрука, скажешь, что лейтенант Измайлов разрешил. Встречных пропустишь.

– Спасибо!

Телефон сообщил о приходе денег: гонщик оказался довольно щедрым, видно было, что деньги у него были, есть и будут всегда в нужном ему количестве. Андрей сложил заднее сиденье и с помощью гонщика поместил собаку в этот довольно просторный отсек, потом завел двигатель, все оказалось нормально. Он попрощался из машины с полицейскими, но те не заметили, так как уже увлеченно раскручивали гонщика на новогодний штраф.

Ветеринарную клинику Андрей нашел сразу, она находилась на первом этаже жилого дома. Три окна – и вся клиника, но, к счастью, она работала. Доктор осмотрел собаку, вздохнул и потом спросил:

– Укол обезболивающий делаем?

– Да.

– Собака какая-то странная, намешано всякого. Морда приплюснутая, как у бульдогов, шерсть короткая или вылезает. Но жить будет: еще молодая, травмы не сильные, переломов нет, ушибы есть. Покормить, витаминов дать. Она где-нибудь на стоянке в конуре живет?

– Нет, на улице.

– Вы ее сбили?

– Нет, не я сбил, другой.

– А вы, стало быть, пожалели?

– Ну да.

– А знаете, собака хорошая, посмотрите, какой взгляд, человечий просто. Возьмите ее себе, не пожалеете. Я с вас денег за прием не возьму, только за укол и простынку одноразовую. Напишу, чем полечить, и обязательно покормить мясом.

– Спасибо, доктор!

– Вы, правда, ее возьмите себе. Суки, то есть самки собаки, бывают очень преданными. Лучше любой жены!

– А нет жены, ушла она.

– И ладно, может, и лучше будет. А дети или внуки есть?

– Сын, и у него дочь – внучка моя.

– Прекрасно, она к вам будет приходить в пять раз чаще, чтобы погулять с собачкой.

– Решено, доктор. Беру себе.

– Ну и хорошо.

Андрей, по прибытии домой, первым делом уложил собаку около батареи отопления, налил воды в миску и дал косточку с остатками мяса. Мясо он давно обрезал и пожарил, а кость девать некуда. Жена бы могла сварить суп харчо или борщ, но ее нет – и супа нет.

Невозможный хруст заставил Андрея повернуться к собаке, чавканье сменялось урчанием и наоборот. Он никогда не был собачником, а теперь вот – на тебе! – и друг человека в виде суки. Андрей налил себе рюмку виски и быстро выпил. Почему-то показалось, что он разбавлен: нет ни вкуса, ни эффекта, поэтому выпил еще. Вроде нормально: не разбавлен, просто мягкий напиток. И потом еще выпил за собачье здоровье. Эту бутылку он прихватил с предновогоднего собрания дорожников, виски ему нравился, но был не по карману. Решено было растянуть удовольствие.

«Я что-то быстро пьянею или мне кажется, что собака строит мне глазки?» – думал он, сидя в кресле, тихонько посапывая и засыпая.

«Стоп. Позвонить маме. Надо договориться про Новый год. И как дальше жить, об этом надо крепко подумать. Интересно, какое такое невозможное посчитал возможным поэт Блок, где и когда увидел этот «мгновенный взгляд из-под платка?» – продолжал размышлять Андрей и, повернувшись к собаке, внимательно посмотрел ей в глаза.

Почувствовав его взгляд, та мгновенно повернула к нему голову и уставилась на него своими зелеными глазами преданно и странно. Андрей наклонился к ней и чмокнул ее в нос. Она нежно заскулила и обслюнявила ему лицо своим языком. Хвост ее заходил в разные стороны, она несколько раз хлопнула им по полу, как будто аплодируя выходке Андрея.

«А взгляд удивительный, не собачий какой-то».

Андрей все-таки взял телефон и позвонил маме. Трубку взяла сестра.

– Привет, Андрей! – пропела Анна на известный мотив.

– Привет! С наступающим Новым годом! Желаю всего самого! Как мама?

– Мама спит. А ты где был?

– Ездил поздравлять внучку и сына.

– Марину видел? Я все знаю. Она звонила.

– Бог с ней. Нашла себе кошелек с ножками и влюбилась. Как мама?

– Ты бы заехал, она боится, что не увидит тебя больше. Говорит, ей немного осталось, а ты такой занятой, что можешь не успеть.

– Заеду, правда, завтра. В Новый год с вами буду!

– Вот это здорово. Возьми белье постельное, и что тебе постирать-погладить.

– Хорошо, но я на день только. У меня теперь собака.

– Собака? Ты же никогда не интересовался ими.

– Дворняга. Неизвестной породы, словом, неизвестный науке зверь. Как Чебурашка из мультика.

– Ты теперь будешь гулять с Чебурашкой, кормить, мыть и потихоньку станешь крокодилом Геной.

– Не стану. Ну ладно, до завтра. Маму целуй!