Текст книги "К вопросу о циклотации (сборник)"

Кают-компания. ЮРКОВСКИЙ с усмешкой смотрит на БЫКОВА, судорожно вцепившегося в подлокотники кресла.

Из рубки спускается веселый СПИЦЫН.

СПИЦЫН: Развязывайтесь, друзья! Мы в пространстве!

БЫКОВ (растерянно): Уже!

ЮРКОВСКИЙ: Ну, разумеется. А вы как думали? «Отважные межпланетники, героически сопротивляясь все возрастающей силе тяжести, мужественно глядели в глаза опасности…»

СПИЦЫН: А что? Так и было когда-то!

* * *

Космос… Через черное поле, усыпанное звездами, стремительно несется, вспыхивая фотонным реактором, «Скиф».

Земля и Луна – два огромных серпа перед пылающим Солнцем. «Скиф» исчезает среди звезд…

Рубка планетолета. ЕРМАКОВ у пульта. Нагибается над микрофоном бортового журнала.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время – ноль суток восемь часов ноль-ноль минут… Скорость относительно Солнца шесть тысяч метров в секунду… Ускорение один запятая один «же»…

Двигатель в норме… Экипаж работает по распорядку.

Кают-компания. ЮРКОВСКИЙ, расстелив на столе карту Плутона, прикидывает циркулем и курвиметром возможные маршруты передвижений в «Стране Мехти».

Радиообсерватория. Спицын производит измерения радиоизлучения Солнца. На круглом экране оптического преобразователя – мохнатый солнечный диск. БЫКОВ, затаив дыхание, наблюдает за работой СПИЦЫНА.

Рубка планетолета. Ермаков над микрофоном бортового журнала.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время одиннадцать суток восемь часов ноль-ноль минут… Скорость шестьдесят тысяч метров в секунду…

Кают-компания. СПИЦЫН и БЫКОВ сидят за столом. СПИЦЫН придирчиво проверяет столбцы вычислений, немилосердно чиркая красным карандашом.

СПИЦЫН (ворчливо): Забыли интегралы, Алексей Петрович, забыли! Как же мы с такими знаниями к тензорному исчислению перейдем?

БЫКОВ (крайне скромно): Может быть, постепенно?

СПИЦЫН: К завтрашнему дню восемь задач на дифференциальные уравнения. Любые, прямо по задачнику…

БЫКОВ: Есть восемь задач.

* * *

Рубка планетолета. Ермаков над микрофоном бортового журнала.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время двадцать пять суток. Восемь часов ноль-ноль минут…

Грузовой отсек «Скифа». Перед прозрачной лобовой броней «Черепахи», стиснутые в тесных стенах отсека, БЫКОВ, СПИЦЫН и ЮРКОВСКИЙ. БЫКОВ читает лекцию. СПИЦЫН слушает внимательно, держа наготове блокнот и карандаш. ЮРКОВСКИЙ томно зевает, облокотившись на гусеницу танка.

БЫКОВ (настороженно): Незнание особенностей транспортера, особенно в незнакомой местности, например, в Антарктиде, или, скажем, на Плутоне, может повлечь чрезвычайно тяжелые последствия. Вот почему каждый из вас обязан знать эксплуатационно-технические качества атомного вездехода «ЗИЛ-86Л»…

ЮРКОВСКИЙ (сквозь зевок): Именуемого в просторечье «Черепаха».

БЫКОВ: Вот товарищ Юрковский и расскажет нам сейчас…

Рубка планетолета. ЕРМАКОВ над микрофоном.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время тридцать двое суток восемь часов ноль-ноль минут… Скорость относительно Солнца два запятая четыре мегаметра в секунду… Ускорение один «же»… Двигатель в норме…

ЕРМАКОВ встает и подходит к одному из аппаратов у стены.

Нажимает кнопку. Из щели в аппарате толчками выползает узкая голубая лента с волнистой чертой вдоль нее.

ЕРМАКОВ (не оборачиваясь): Богдан Богданыч.

СПИЦЫН сидит за штурманским столом. В руках у него тонкая брошюрка, глаза подняты к потолку, он шепчет что-то про себя…

ЕРМАКОВ подходит к нему.

ЕРМАКОВ: Что это у вас, Богдан Богданович?

СПИЦЫН молча показывает ему обложку брошюрки.

Брошюрка озаглавлена: «Атомный вездеход ЗИЛ-86Л»…

СПИЦЫН (со вздохом): Загонял нас Быков! Юрковский – и тот учит!

ЕРМАКОВ: Быков мне нравится. Он с характером. А как у вас с программой выхода к Плутону?

СПИЦЫН: Мало данных. Придется уточнить на подходе.

ЕРМАКОВ: Хорошо. Вы знаете, что первый слой отражателя выгорел? (Протягивает Спицыну ленту записи.)

СПИЦЫН (просматривает ленту): А что вы хотите, Анатолий Борисович, второй миллиард километров пошел!

В репродукторе деловитый голос БЫКОВА:

– Экипажу обедать!

СПИЦЫН вскакивает и торопливо собирает бумаги на столе.

Кают-компания. Все за столом. БЫКОВ подает последнее блюдо, виноградный сок в высоких бокалах.

СПИЦЫН (с наслаждением отхлебывая): Ну, накормил нас, Алексей Петрович!.. Придется тебе по математике пятерку поставить!

ЮРКОВСКИЙ: По кулинарии. Одни бифштексы можно оценить на пять с плюсом!

Неожиданно на стене тускло загорается экран электронного проектора. Появляется размытое изображение лица. Далекий едва слышный голос произносит:

– «Скиф»… «Скиф»… Говорит база Бамберга… Говорит Костяков. Все работники базы Бамберга передают привет и наилучшие пожелания командиру Ермакову, штурман-инженеру Спицыну, планетологу Юрковскому, инженеру Быкову… Успеха, друзья…

Слышится сигнал, похожий на сигнал точного времени. Тот же голос говорит:

– Пятнадцатого августа девять ноль-ноль мирового времени.

Экран гаснет. ЕРМАКОВ глядит на часы.

ЕРМАКОВ: Девять ноль-пять. Спасибо, Бамберга.

БЫКОВ (удивлен): У кого же часы правильнее?

ЕРМАКОВ: И у нас, и у них. От Бамберги радиоволны идут до нас пять минут.

БЫКОВ: А что это такое – Бамберга?

ЕРМАКОВ (рассеянно): Это наша планетологическая база на астероиде Бамберга. Последний пост человечества в Солнечной системе. Дальше только мертвая материя, пустота и мы.

ЮРКОВСКИЙ: Я знаю Костикова. Работал с ним на Луне когда-то. Дельный парень. Умница.

БЫКОВ собирает и уносит посуду.

В камбузе он некоторое время стоит неподвижно, затем гордо и торжественно говорит вслух:

– Дальше только мертвая материя, пустота… и мы!

Рубка планетолета. ЕРМАКОВ над микрофоном.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время тридцать восемь суток восемь часов ноль-ноль минут…

Каюта СПИЦЫНА. БОГДАН БОГДАНОВИЧ сладко спит, причмокивая губами.

Кают-компания. ЮРКОВСКИЙ возлежит в кресле и читает «Овода».

Каюта БЫКОВА. Здесь тесно. Между койкой и стеной едва можно повернуться. БЫКОВ лежит на узкой койке и пытается уснуть. Вертится с боку на бок. Сначала он не замечает тонкого свиста, проникшего в каюту. Свист усиливается. На лицо БЫКОВА падают розовые отблески. БЫКОВ открывает глаза. Лицо его искажается ужасом, когда он видит, как крошечная лампочка в обшивке стены над дверью наливается кровавым светом. Свист сменяется пронзительными трелями звонка.

БЫКОВ срывается с койки и в халате на голом теле выскакивает в коридор. В коридоре тоже красные лампочки и звон. БЫКОВ бежит по коридору и скатывается по трапу в кают-компанию…

БЫКОВ (кричит): Излучение!

В кают-компании уже все остальные. ЕРМАКОВ, СПИЦЫН и ЮРКОВСКИЙ неподвижно замерли, каждый на том месте, где его застал тревожный сигнал. Все смотрят на лампочку и слушают звон.

БЫКОВ (значительно тише): Излучение!

ЮРКОВСКИЙ (не поворачивая головы): Видим и слышим.

БЫКОВ: Почему? Откуда?

ЮРКОВСКИЙ: Праздный вопрос.

БЫКОВ (подходит к Спицыну): Может быть, можно закрыться?

СПИЦЫН: Спецкостюмы?

БЫКОВ: Ну да!

ЮРКОВСКИЙ: Ерунда! Спецкостюмы! Пробило оболочку и защитный слой…

Тревожный сигнал усиливается… Еще ярче вспыхивают красные сигналы тревоги.

ЕРМАКОВ (задумчиво): Да… От этого не закроешься.

СПИЦЫН: Будем ждать и считать секунды…

БЫКОВ видит, как все наблюдают за секундной стрелкой электрических часов на стене.

ЮРКОВСКИЙ: Рентген сто, не меньше.

СПИЦЫН: Больше.

ЕРМАКОВ: Сто пятьдесят.

ЮРКОВСКИЙ берет со стола циркуль СПИЦЫНА и принимается сгибать его трясущимися пальцами.

ЮРКОВСКИЙ: Сто пятьдесят – раз, сто пятьдесят – два…

Честное слово, я прямо чувствую, как в меня врезаются протоны… Интересно, долго это будет продолжаться?

СПИЦЫН: Если больше пяти минут – нам труба!

БЫКОВ: А сколько же прошло?

ЕРМАКОВ (после паузы): Прошло три минуты пятнадцать секунд.

Все смотрят на лампочки… Звенит сигнал… Отсчитывая секунды, неумолимо движется стрелка часов…

ЮРКОВСКИЙ не выдерживает. Он срывается с места и стремительно идет по кают-компании…

ЮРКОВСКИЙ: Слушайте, командир, нельзя ли выключить этот проклятый перезвон? Я не привык умирать в таких условиях!

ЮРКОВСКИЙ, как в подтверждение своих слов, сжимает циркуль в кулаке, и тот ломается. ЮРКОВСКИЙ бросает обломки на стол. СПИЦЫН невозмутимо смотрит на обломки, на ЮРКОВСКОГО…

СПИЦЫН (спокойно): Первая жертва лучевой атаки… Владимир Сергеевич, будь другом, засунь руки в карманы.

ЮРКОВСКИЙ, намеревавшийся взять в руки счетную линейку, невольно отдергивает руку и снова устремляется в свой поход по кают-компании.

ЕРМАКОВ: Четыре минуты…

Внезапно все стихает. Сигнальные лампы гаснут. Некоторое время все молчат.

ЕРМАКОВ: Четыре минуты двенадцать секунд… Отбой!

СПИЦЫН (облегченно): Ф-фу… Пронесло… (Поворачивается к Юрковскому.) А ты все-таки фат, Володенька Сергеевич, да еще и психопат притом…

ЮРКОВСКИЙ: Ну-ну…

СПИЦЫН: Ты не нукай, а достань-ка лучше новый циркуль… И в следующий раз ломай свои циркули…

ЮРКОВСКИЙ: Тебе хорошо… а у меня и без того на счету целая куча этих рентгенов!

ЕРМАКОВ (задумчиво): Удивительное невезение. Такие вещи раз в сто лет бывают.

БЫКОВ: А что это было?

ЮРКОВСКИЙ: Ясно даже и ежу – космическое излучение. Впрочем, в Антарктике вы этого не проходили.

БЫКОВ так рад, что не реагирует на выпад.

БЫКОВ: А я, признаться, думал, что у нас кожух фотореактора пробило…

СПИЦЫН: Если бы лопнул кожух, мы с тобой, Алексей Петрович, путешествовали бы дальше в виде космической пыли.

ЕРМАКОВ: Нет. Это был, конечно, блуждающий пакет.

БЫКОВ (удивленно): Блуждающий кто?

ЮРКОВСКИЙ (авторитетно): Блуждающий пакет, товарищ химик-водитель, есть не что иное, как туча протонов сверхвысоких энергий. Какая-нибудь звезда в оное время выплюнула протуберанец, и потащился он между звездами, подгоняемый магнитными полями, а мы в него и врезались…

ЕРМАКОВ: А он таскался, может быть, миллионы лет…

СПИЦЫН: Редчайший случай.

ЕРМАКОВ (с обычной сухостью): Экипажу немедленно в медотсек, на прививку арадиотина.

СПИЦЫН (жалобно кряхтя): А может, обойдемся, Анатолий Борисович?

ЕРМАКОВ: Нет, не обойдемся. Вы, Спицын, первый. Жду вас в медотсеке через две минуты. (Уходит.)

СПИЦЫН (снимая куртку): Терпеть не могу уколов, братцы…

ЮРКОВСКИЙ: А я терпеть не могу лучевой болезни. Иди, а то я пойду вне очереди.

СПИЦЫН: Вне очереди командир все равно не пустит…

Пойду, ладно уж… (Уходит.)

БЫКОВ (с иронией): Все-таки, Владимир Сергеевич, «отважным межпланетникам» приходится иногда «мужественно смотреть в глаза опасности»?

ЮРКОВСКИЙ (усмехается): Это, дорогой товарищ, еще не опасность… Это элементарный первобытный страх всего-навсего! А вот…

ГОЛОС ЕРМАКОВА (по радио): Юрковский, в медотсек!

* * *

Рубка. ЕРМАКОВ, нагнувшись над микрофоном бортового журнала, говорит:

– Абсолютное время сорок шесть суток восемь часов семь минут. Скорость девять миллионов восемьсот тридцать три тысячи метров в секунду. Ускорение один запятая один «же». Готовимся к повороту для торможения.

Кают-компания. ЮРКОВСКИЙ с презрительным видом выносит посуду на камбуз. БЫКОВ, развалившись в кресле, делает вид, что читает книгу.

ГОЛОС ЕРМАКОВА (в микрофон): Подготовиться к повороту – Юрковскому и Быкову закрепиться в креслах.

ЮРКОВСКИЙ выскакивает из камбуза и с радостным видом бросается в кресло. БЫКОВ в недоумении.

ЮРКОВСКИЙ: Пристегивайтесь, юноша. Будем переворачиваться.

БЫКОВ (медленно начинает пристегиваться): Как переворачиваться?

ЮРКОВСКИЙ: А так, вверх ногами. Пристегнулись?

БЫКОВ: Пристегнулся. А что все-таки будет?

ЮРКОВСКИЙ: Я же говорю, пойдем к Плутону кверху ногами.

Руки Быкова судорожно вцепляются в подлокотники.

ГОЛОС ЕРМАКОВА: Готовы?

ЮРКОВСКИЙ (небрежно): Вполне.

БЫКОВ (неуверенно): Кажется, да…

Рубка. Ермаков и Спицын, пристегнутые к креслам, глядят на приборы.

СПИЦЫН (тихо): Пять… четыре… три… два… один… Ноль!

Палец ЕРМАКОВА нажимает клавишу.

В космосе. «Скиф» плавно, но быстро переворачивается на сто восемьдесят градусов. Вспышки плазмы направлены теперь вправо от зрителя.

В кают-компании. Заканчивается момент поворота, словно взмах гигантских качелей. Напряженное лицо БЫКОВА. Дверь на камбуз распахивается, выкатываются грязные тарелки.

Из рубки спускается СПИЦЫН.

СПИЦЫН: Вот и все. Расстегивайтесь.

Быков расстегивается, робко поднимается.

БЫКОВ: Богдан Богданыч, правда, что мы сейчас вверх ногами?

СПИЦЫН удивлен, затем, поняв, в чем дело, поворачивается к ЮРКОВСКОМУ.

СПИЦЫН: Мы? Нет, мы с тобой нормально. Это Юрковский вверх ногами.

ЮРКОВСКИЙ молча ползает по полу и собирает посуду.

СПИЦЫН (говорит, показывая руками): Мы просто начинаем торможение, Алеша. Прошли половину пути реактором к Солнцу, набрали скорость в десять тысяч километров в секунду, а теперь перевернулись реактором к Плутону, чтобы прийти к цели с нулевой скоростью.

БЫКОВ: Только и всего?

ЮРКОВСКИЙ (из-под стола): Только и всего! Святая простота!

* * *

Рубка планетолета. ЕРМАКОВ у микрофона бортового журнала.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время пятьдесят шесть суток…

Скорость девять мегаметров в секунду… Экипаж занимается по распорядку…

Наплывом: Спицын работает у счетной машины… Юрковский спит, вытянувшись на своей узкой койке, положив книгу на грудь… Быков в камбузе готовит какое-то оригинальное блюдо…

ЕРМАКОВ (у микрофона): Абсолютное время шестьдесят пять суток… Скорость семь мегаметров в секунду…

Наплывом: СПИЦЫН дремлет в кресле у включенного магнитовидеофона… На экране кадры веселой музыкальной комедии… БЫКОВ принимает экзамены у ЮРКОВСКОГО в тесном грузовом отсеке, где закреплена «Черепаха»…

ЕРМАКОВ (у микрофона): Абсолютное время восемьдесят семь суток… шестнадцать часов десять минут… Скорость относительно Солнца двадцать три тысячи метров в секунду… Ускорение один запятая два «же»… Двигатель в норме… Выгорел третий слой отражателя… Готовимся к выходу на орбиту возле Плутона… (Поворачивается к Спицыну, напряженно работающему за штурманским столом.) Богдан Богданович, пора?

СПИЦЫН (заметно волнуясь): Можно начинать.

ЕРМАКОВ: Оповестите экипаж!

Камбуз. ЮРКОВСКИЙ с недовольным видом готовит незамысловатое блюдо… На пороге появляется СПИЦЫН.

СПИЦЫН: Володя! Выходим к Плутону!

ЮРКОВСКИЙ, не говоря ни слова, бросает все и выскакивает в кают-компанию.

Каюта. БЫКОВ спит, свернувшись калачиком под простыней. Распахивается дверь, и входит СПИЦЫН.

СПИЦЫН (громко): Алеша! Плутон! (Быков не реагирует.)

Вставай же, тебе говорят! (Трясет за плечо.).

БЫКОВ недовольно мычит и переворачивается на другой бок.

Тогда СПИЦЫН встряхивает его и с трудом переводит в сидячее положение. БЫКОВ открывает глаза.

БЫКОВ (недовольно): В чем дело?

СПИЦЫН: Подходим к Плутону!

БЫКОВ (все еще не проснувшись): К какому Плутону?..

(Вдруг сообразив.) Ах, к Плутону!.. (Вскакивает.)

Космос. «Скиф» с погашенным реактором медленно ползет среди звезд. На экран выползает гигантский тускло-зеленый диск Плутона…

Кают-компания. ЮРКОВСКИЙ и БЫКОВ сидят, пристегнувшись, в креслах. Помещение слабо освещено. Одна стена кают-компании служит экраном электронного проектора. На фоне черного неба медленно поворачивается тусклый зеленоватый диск Плутона… Тяжести на «Скифе» нет, поэтому БЫКОВ и ЮРКОВСКИЙ придерживаются за подлокотники кресел. Через помещение протянуты несколько тонких шнурков. В воздухе медленно плавают забытые предметы – записная книжка, авторучка, листки бумаги… ЮРКОВСКИЙ и БЫКОВ молчат, пристально разглядывая страшную планету… Атмосферный панцирь Плутона кипит, это заметно по движениям теней на его поверхности.

ЮРКОВСКИЙ (вдруг вскидывается): Страна Мехти!..

БЫКОВ: Где? (Резко наклоняется вперед и чуть не вылетает из кресла.)

ЮРКОВСКИЙ: Тише, расшибете голову… Вон, видите?

Плутон на экране поворачивается теневой стороной… На терминаторе (границе света и тени) видно нечто вроде огромного завихрения. На теневой стороне оно слабо отсвечивает розовым.

БЫКОВ: Таинственная «Страна Мехти»… Что же это такое?

ЮРКОВСКИЙ: Скоро мы это узнаем… Мы пройдем ее из конца в конец… Перевернем там каждый камешек… (Нетерпеливо и с досадой оглядывается на люк в рубку.) Ну чего они тянут там?

«Скиф» выходит на теневую сторону Плутона. Диск планеты почти не виден, только красноватые искры там и сям обозначают его.

ЮРКОВСКИЙ (словно в бреду): Вулканы… Кипящая атмосфера… Какая планета!

БЫКОВ (очень искренне): Владимир Сергеевич…

ЮРКОВСКИЙ: Вы хоть чувствуете, какой это рай для геологов?

БЫКОВ: Владимир Сергеевич, вот об этом я и хочу сказать…

У вас нет второго геолога…

ЮРКОВСКИЙ (резко): Не напоминайте мне об этом!

БЫКОВ: Может быть, я могу в какой-то степени заменить вам его?

ЮРКОВСКИЙ (поворачивается к Быкову, несколько секунд с недоумением глядит на него, затем качает головой): Геологом нужно родиться.

В рубке. Мир без тяжести. ЕРМАКОВ и СПИЦЫН, переползая от машины к машине, делают последнюю проверку готовности аппаратуры. Здесь экраном служит сферический потолок, рассеченный координатной сеткой. На экране плывет толстеющий на глазах серп Плутона.

СПИЦЫН: Кажется, все в порядке, Анатолий Борисович.

ЕРМАКОВ: Да, можно начинать посадку.

СПИЦЫН (с сомнением): Не слишком ли к северу мы взяли? Ведь уходим от «Страны Мехти»…

ЕРМАКОВ (сухо): Нет. Лишние сто километров ничего не значат. А точно будем садиться – когда построим ракетодром.

ЕРМАКОВ, цепляясь за тросик, пробирается к своему креслу у пульта и пристегивается ремнями.

ЕРМАКОВ: Богдан Богданович, ступайте в каюту.

СПИЦЫН: Почему?

ЕРМАКОВ: Так мне будет спокойнее. Идите, идите. Я… один.

Кают-компания. СПИЦЫН быстро и ловко спускается в свое кресло.

ЮРКОВСКИЙ: Почему ты не в рубке?

СПИЦЫН (пристегиваясь): Сейчас командир начинает свой второй поединок с Плутоном.

Рубка. ЕРМАКОВ наклоняется над микрофоном бортжурнала.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время восемьдесят восемь суток один час тринадцать минут. Начинаю посадку на Плутон. (Поворачивается к микрофону интеркома – внутреннего телефона.) Старт через пять минут. Даю Солнце.

Кают-компания. Экран гаснет и загорается снова. На этот раз он полон звезд и между ними – одна, ослепительно яркая…

БЫКОВ: Что это?

СПИЦЫН: Солнце, Алеша. Перед спуском на планету есть обычай последний раз посмотреть на Солнышко.

ЮРКОВСКИЙ (задумчиво): Сколько раз спускался на другие планеты, но никогда еще не видел его таким крошечным.

ГОЛОС ЕРМАКОВА: Три минуты до старта.

СПИЦЫН (отвечая Юрковскому): Шесть с половиной миллиардов километров за спиной.

Экран гаснет, вспыхивает свет.

ГОЛОС ЕРМАКОВА: Старт!

Все обретает вес. Оседают в креслах люди. Падает книжка, катится по полу авторучка.

БЫКОВ: А почему Анатолий Борисович в рубке? Разве спуск не автоматический?

ЮРКОВСКИЙ (с досадой): Кто же спускается на автоматах в кипящей атмосфере?

СПИЦЫН: Нас же раздавило бы, как улиток под каблуком.

БЫКОВ (недоуменно): А я думал, машина…

ЮРКОВСКИЙ: Машина – она дура. В непредвиденных обстоятельствах она легко идет на самоубийство.

СПИЦЫН: А нам это ни к чему.

Помещение дрогнуло. «Скиф» качнулся. Спуск начался.

Рубка. Глаза ЕРМАКОВА прикованы к приборам. Мокрые от пота кисти рук лежат на панелях биоточного управления. Внешне напряженная работа командира выражается только в движении глаз по приборам и по едва заметному дрожанию пальцев. Приборы – несколько десятков крошечных светящихся окошечек на пульте – в непрерывном изменении. Они вспыхивают разноцветными огнями. Рубка непрерывно и неритмично покачивается. Чувствуется, что «Скиф» уже находится в сфере действия каких-то огромных сил. И полная тишина.

ГОЛОС СПИЦЫНА: Анатолий Борисович, трудно?

ЕРМАКОВ (сквозь зубы): Трудно.

ГОЛОС СПИЦЫНА: Бесится Плутон…

ЕРМАКОВ: Не мешай!

Кают-компания. Толчки все усиливаются. Космонавтов то глубоко вдавливает в кресла, то чуть не выбрасывает так, что ремни впиваются в тело.

БЫКОВ, держась за ремень, нервно покашливая, осторожно косится на товарищей. Видимо, даже бывалым межпланетным волкам не по себе. ЮРКОВСКИЙ внешне спокоен, но бледен и весь мокрый от пота. СПИЦЫН откровенно охает при каждом толчке. Но он бодрится.

СПИЦЫН: Ничего, ничего, голубчик, все равно сядем… все равно наш будешь…

ЮРКОВСКИЙ (с нарочитой бодростью): Может, споем?

ГОЛОС ЕРМАКОВА: Внимание!

СПИЦЫН (тихо): Все. Садимся.

Пол встает дыбом. Начинаются невообразимые рывки и толчки. Кто-то стонет. Крупно – лицо Быкова, мокрое и несчастное. У него широко раскрыты глаза.

В его глазах кают-компания расплывается в бесформенные цветные пятна. Возникают радужные круги.

В вихрях черной бури, озаряемый багровыми вспышками, раскачиваясь и кренясь, «Скиф» идет на посадку. Из-под отражателя вспыхивает слепящее пламя. При каждой вспышке «Скиф» словно подпрыгивает. Вот внизу стремительно проносится вершина черной скалы. Навстречу «Скифу» поднимаются огромные клубы фиолетового пара. «Скиф» медленно снижается и исчезает в облаках пара. Мертвая тишина.

Рубка. Руки ЕРМАКОВА сползают с пультов биоточного управления. ЕРМАКОВ откидывается на спинку кресла. Закрывает глаза…

ЕРМАКОВ (шепотом): Вот и все.

Кают-компания. Пассажиры лежат неподвижно, необычайно глубоко провалившись в кресла. Первым приходит в себя СПИЦЫН. Он пытается приподняться, но сейчас же охает и снова валится.

СПИЦЫН: Вот это встряска… Алексей, Володя! Живы? Кажется, мы сели!

ЮРКОВСКИЙ (стонет): Что такое… я пошевелиться не могу…

СПИЦЫН (радостно кричит): Значит, мы сели! Слышите, ребята? Мы сели! Мы на Плутоне! Вот она – полуторакратная тяжесть! (Смеется, с видимым усилием поднимает руки.)

ЮРКОВСКИЙ (брюзгливо): Черт, я совсем забыл… Нужно быть осторожным теперь… а то с непривычки все кости переломаешь…

БЫКОВ (слабым голосом): А где командир?

Рубка. ЕРМАКОВ склонился над микрофоном бортжурнала.

ЕРМАКОВ: Абсолютное время восемьдесят восемь суток два часа двадцать пять минут… «Скиф» на Плутоне… Посадка прошла благополучно… Состояние экипажа…

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Отличное!

ЕРМАКОВ оглядывается. В дверях рубки три улыбающихся лица.

ЕРМАКОВ (в микрофон): Удовлетворительное.

* * *

«Скиф» на Плутоне. Обширная ледяная равнина. Из фиолетового льда торчат нагромождения черных скал. Базальтовые глыбы, подобно клыкам исполинских животных, окружают сверкающий лиловым инеем межпланетный корабль, вмерзший в лед на треть высоты. Вечная буря несет тучи черной пыли, по низкому небу несутся багровые облака. Свист и вой ветра. На горизонте дрожит далекое голубое зарево. Слышится приглушенный гул «Страны Мехти».

Купол «Скифа». Откидывается люк. На купол выбираются, поддерживая друг друга, ЕРМАКОВ, ЮРКОВСКИЙ, СПИЦЫН и БЫКОВ. Они в спецкостюмах. ЕРМАКОВ, ЮРКОВСКИЙ и СПИЦЫН взволнованно, но деловито и внимательно осматриваются. Только БЫКОВ заворожен дикой и страшной красотой этого места.

ЕРМАКОВ (указывает рукой на далекие зарницы): «Страна Мехти» там… Километров сто пятьдесят…

ЮРКОВСКИЙ: Может, поднимем «Скиф» и перелетим?

СПИЦЫН: Мало тебя трясло?..

ЕРМАКОВ: Нет, пойдем на «Черепахе». Алексей Петрович!

Ответа нет. БЫКОВ, не отрываясь, глядит в сторону «Страны Мехти».

ЕРМАКОВ: Алексей Петрович!

БЫКОВ (поворачивается и восторженно сообщает): Анатолий Борисович!.. Товарищи!.. Мне кажется… Я думаю… «Страна Мехти» вон там! Там!

ЮРКОВСКИЙ и СПИЦЫН смеются.

ЮРКОВСКИЙ: Вы подумайте, какой нюх! Быков, назначаю вас своим заместителем.

ЕРМАКОВ: Алексей Петрович, сгружайте «Черепаху». Готовность к маршу через два часа. Юрковский и Спицын – приготовить к погрузке маяки и оборудование. Все.

* * *

Два часа спустя. У подножия «Скифа» «Черепаха» готова к старту. Под ее гусеницами уже намело черной пыли. БЫКОВ и ЮРКОВСКИЙ прощаются со СПИЦЫНЫМ и лезут в танк.

ЕРМАКОВ (пожимая руку Спицына): Приказ понятен?

СПИЦЫН: Да. Связь ежесуточно в восемнадцать ноль-ноль по абсолютному. От «Скифа» не отлучаться ни на шаг ни при каких обстоятельствах.

ЕРМАКОВ: Все правильно. До свидания, Богдан.

Он поворачивается и скрывается в люке танка. Танк трогается и вскоре исчезает в черной метели.

СПИЦЫН медленно машет вслед рукой.

* * *

«Черепаха» медленно сползает с отрогов ледяной равнины.

Впереди неоглядная черная пустыня. Ветер несет черную поземку. На фоне багрового неба, величественно раскачиваясь, проползают вдали тонкие, похожие на змей столбы смерчей.

В кабине. БЫКОВ ведет машину, уверенно манипулируя клавишами управления. Позади, на ящиках с оборудованием, ЮРКОВСКИЙ отмечает на карте движение «Черепахи».

Счетчики радиации. Медленно мигают красные огоньки.

ЕРМАКОВ поворачивается, смотрит.

ЕРМАКОВ: Пятнадцать рентген.

БЫКОВ: Многовато для начала.

ЮРКОВСКИЙ: Хорошо бы начать брать пробы грунта… Вон там слева…

ЕРМАКОВ: Нет. Выходить будем только при крайней необходимости.

ЮРКОВСКИЙ: Всего на пять минут – зачерпнуть пыли в контейнер.

ЕРМАКОВ: А потом пятнадцать литров воды на дезактивацию.

БЫКОВ: А зачем выходить, Анатолий Борисович? Если разрешите… Где ваш контейнер, Владимир Сергеевич?

ЮРКОВСКИЙ пожимает плечами, затем неохотно лезет в бортовой отсек.

Танк останавливается. Из-под днища выдвигаются манипуляторы» которые ловко выхватывают из люка контейнер, зачерпывают пыль и подают контейнер обратно в люк.

ЮРКОВСКИЙ (очень вежливо): Благодарю вас, товарищ Быков. Не ожидал.

БЫКОВ молча трогает клавиши. Танк идет вперед.

Внезапно впереди за горизонтом вспыхивает на полнеба ослепительное зарево.

ЕРМАКОВ: «Страна Мехти» приветствует нас. Приготовьтесь, товарищи. Сейчас что-то будет. Всем пристегнуться.

На горизонте, гася багровое небо, встает непроглядная стена клубящейся черной пыли. Танк замедляет ход, и вдруг на него обрушивается бешеный ураган. Танк встает дыбом. Наступает тьма, озаряемая вспышками молний. Ураган несет миллионы тонн пыли, обломков скал.

В кабине БЫКОВ напряженно манипулирует клавишами.

С бортов танка выдвигаются и втыкаются в почву опорные лапы. Ураган давит, нажимает на танк, и видно, как мощные стальные опоры начинают прогибаться.

В кабине БЫКОВ согнулся в три погибели над пультом управления, словно ураган бьет ему в лицо. ЕРМАКОВ и ЮРКОВСКИЙ с тревогой следят за действиями водителя.

Выдвигается вторая пара опорных лап. Танк опускается на брюхо и с неимоверными усилиями начинает зарываться в нанесенную массу черного песка. Ослепительно блестят молнии, грохочет гром, но «Черепаха» уже в безопасности.

В кабине БЫКОВ вытирает потный лоб, оглядывается на ЕРМАКОВА.

ЕРМАКОВ: Хорошо.

Буря стихает внезапно. «Черепахи» не видно под черной насыпью. Затем песок вдруг начинает шевелиться, и «Черепаха», как крот, выбирается на поверхность.

В кабине. Усталый БЫКОВ поворачивает к ЕРМАКОВУ счастливое лицо.

БЫКОВ: Отличная машина, Анатолий Борисович.

ЕРМАКОВ: Впереди равнина, Алексей Петрович. Отдохните. Машину поведу я.

«Черепаха» уносится вдаль по равнине, поднимая гусеницами за собой тучи черной пыли. Ветер несет пыль, несет красные облака по черному небу. Беспрерывно глухо грохочет далекая «Страна Мехти».

* * *

В кабине. БЫКОВ спит на ящиках, положив руки под голову.

Внезапно тряска прекращается. Рука ЕРМАКОВА трясет БЫКОВА за плечо.

ЕРМАКОВ: Алексей Петрович, проснитесь. Кажется, сейчас понадобится все ваше искусство.

БЫКОВ, еще не совсем проснувшись, молча перелезает на водительское место и механическим движением кладет руки на клавиши. Его полусонные глаза вдруг широко раскрываются.

– Ну и дорожка, – говорит он.

Через переднюю прозрачную броню «Черепахи» виден Каменный лес – бесконечные ряды черных каменных зубьев в несколько метров высоты, торчащих прямо из растрескавшейся голубой почвы.

ЮРКОВСКИЙ: Вот они, зубы старого Плутона…

ЕРМАКОВ (вопросительно глядит на Быкова): Пройдем?

БЫКОВ: Поищем объезд.

БЫКОВ нажимает на клавиши.

«Черепаха» разворачивается и неторопливо ползет вдоль гряды каменных столбов…

Медленно проползает сплошной каменный забор…

Между столбами намечается что-то вроде просвета…

«Черепаха» круто сворачивает, выезжает в проход, на секунду исчезает за каменными столбами и сейчас же пятясь выбирается обратно.

В кабине.

БЫКОВ: Поищем еще.

Снова перед глазами экипажа ползет каменный забор…

И снова просвет… И снова «Черепаха» ныряет в этот просвет…

Теперь уже «Черепаха» осторожно, словно нащупывая путь, пробирается в сплошном каменном лабиринте. Над вершинами черных остроконечных скал несутся красные тучи. «Черепаха» останавливается – впереди опять сплошная каменная стена.

В кабине.

ЮРКОВСКИЙ (с досадой): Так мы до завтра проползаем.

ЕРМАКОВ (Быкову): Что будем делать?

БЫКОВ (спокойно): Будем рвать.

«Черепаха» пятясь отходит от опушки каменного леса. Одновременно над командирской башней выдвигается короткий толстый ствол ракетометателя.

В кабине. БЫКОВ припал глазом к окуляру оптического прицела.

БЫКОВ: Готов!

ЕРМАКОВ: Огонь!

Ствол извергает пламя… Опушка Каменного леса заволакивается пылью и дымом… Грохочут взрывы. Раз за разом из жерла ракетометателя вылетают оранжевые молнии. Раз за разом вспыхивают взрывы в клубах черного дыма, повисшего над вершинами Каменного леса.

В кабине. БЫКОВ отрывается от оптического прицела.

Все трое молча смотрят, как медленно оседает, разбрасывается ветром черная туча, заволакивающая Каменный лес. Постепенно в дыму обрисовывается картина страшного разрушения. Через Каменный лес легла широкая просека, заваленная глыбами черного камня…

БЫКОВ (с радостной улыбкой): Ну вот вам и дорога!

ЮРКОВСКИЙ (возмущенно): Конечно, если ваша «Черепаха» альпинистка…

БЫКОВ. Вы еще не знаете, что такое «Черепаха». Анатолий Борисович, разрешите вперед?

ЕРМАКОВ (нерешительно откашливается): Да… Безусловно… Если можно…

БЫКОВ кладет руки на клавиши.

«Черепаха», на ходу убирая ракетометатель, подходит к каменному завалу. Из ее бортов выдвигаются опорные лапы.

В кабине.

БЫКОВ: Прошу всех пристегнуться.

ЕРМАКОВ и ЮРКОВСКИЙ послушно и поспешно выполняют распоряжение.

Словно громадный фантастический жук, «Черепаха», шаря вокруг себя стальными лапами, начинает карабкаться через завал.

В кабине ЕРМАКОВ и ЮРКОВСКИЙ, затаив дыхание, следят за руками БЫКОВА. Кабину немилосердно мотает.

«Черепаха» медленно, но уверенно движется через завал.

Одна из лап упирается в громадную глыбу и сталкивает ее с дороги. Другая осторожно нащупывает опору, закрепляется. Весь танк словно приподнимается в воздухе и переваливается через стену высотой в несколько метров.

В кабине. БЫКОВ напряженно манипулирует клавишами.

«Черепаха» уже движется не на гусеницах. Покачиваясь, она пробирается через беспорядочное нагромождение скал, шагая на всех четырех опорных лапах.

Каменный лес впереди редеет, открывая яркое багровое зарево над угольно-черным гребнем холма. «Черепаха» преодолевает последний завал, опускается на гусеницы и стремительно выносится на гребень.

В кабине.

ЮРКОВСКИЙ (с благоговением): Товарищи… Вот она.

«Страна Мехти»!

* * *

«Страна Мехти». Исполинское, в несколько сот километров в поперечнике жерло атомного вулкана. Тяжело колышется Дымное море, окаймляющее кратер. Дым розоватый, вязкий. Временами там вспыхивает огонь, и дым струями взлетает к багровым тучам, расплывается грибовидными облаками и медленно оседает. Из огнедышащего жерла поднимается незаметно для глаз огромная гора черного дыма. В ее мглистом мраке бешено проносятся разноцветные молнии. Атомный вулкан грохочет невыносимо. Это сплошной непрерывный рев.