Текст книги "NEXT-3: Венок для Лавра"

А если брат выдаст кредит, вообще, не будет никаких проблем…

Санчо, забравшись в салон «жигуленка», включил запищавший мобильник. Не глядя на дисплей, он знал, кто звонит. Конечно, Федечка! Беспокоится рыжий пацан. Это хорошо, что беспокоится. Значит, наметившийся разлад с отцом дал первую трещину. Еще парочка таких «трещин» и восстановится мир между Лавриковыми, мир, о котором мечтает верный оруженосец рыцаря печального облика. То бишь, Лавра.

– Слушаю, говорите!… Ах, это ты, рыжий бесенок…

– В собственном соку, без маринада и специй, – немедленно отреагировал Федечка. Без смеха – серьёзно. Только одно это говорило о беспокойстве. – Как дела, Санчо?

– Федь, я до тебя – ну, никак, Аж матюгальник перегрелся, руку жгёт. Молоток, рыжий, сам нарисовался… Дела, спрашиваешь? Колюсь! Дела, как говорят нынешние наши дружаны – янки, о,кей, лучше бывает только в их сраных боевиках. Записывай реквизиты и посылай башли голубиной почтой… Только погоди, дай самому разобраться… Здесь цифирей, разных иннэнэнов и БИКов, как курей на птицефабрике… Не дай Бог, ошибемся на один нуль – не того выпустят… Готов писать? Тогда диктую…

Посмеиваясь над чудачествами отцова приятеля, Федечка старательно записал и нолики, и единички с инэнами и биками…

– Все?

– Не штормуй, торопыга, споткнешься – башку расшибешь! – Санчо беззлобно осадил говоруна. – Ежели мы с тобой в два часа не представим квитанцию, куковать твоему папаше до завтра. А я понимаю, каково… это самое… отсиживать за решеткой лишние задочасы…

– Сделаю раньше двух…

Мобильник прощально пискнул и умолк. Санчо удовлетворенно представил себе, как Рыжик вдавил до пола педаль газа и помчался переводить деньги. Ему тоже не терпится увидеть Лавра не за решеткой…

Глава 4

Встретились они, освобожденный узник и встречающий его старый друг, без умилительных объятий и благодарных поцелуев. Столкнулись лбами, как выражается Клавдия, «пободались». Лавр поощрительно похлопал друга по плечу, тот ткнул кулаком в грудь.

Вот и вся церемония встречи!

В машине Санчо подробно поведал о событиях последних дней. Естественно, пропустил свои постельные забавы и достижения. Как всегда, рассказ оснащен множеством красочных вкраплений жаргонного толка. «Век свободы не видать», «западло», «суки премерзкие», «пущу под молотки» – самые простые и доступные для прессы и телевидения. Остальные завернуты в такие обертки – не сразу разберешься.

Лавр не перебивал, не комментировал – слушал невнимательно, изредка поглядывая на окна изолятора, откуда доносилась все та же песня о «печальной любимой», ставшая своеобразным гимном СИЗО. Ему почему-то было грустно.

Ностальгия по тюрьме? Смахивает на совсем не смешной анекдот. Человек вырвался на волю, обрел желанную свободу, имеет право гулять без конвоиров, может поехать на дачу, посидеть в театре или в ресторане, и – на тебе! – тоскует по неволе! Парадокс!

Нет, причина грусти – не дурацкая ностальгия! Что-то другое.

В заключении было одновременно и тяжко, и легко.

Длительные беседы со следователем, именно беседы, а не допросы с росписями на каждой странице протокола. Иногда – доверительные, чаще – переходящие в споры. Хоровое пение, которое, казалось, очищает душу, сближает хористов в единое целое. Радость при получении передач. Свидания с Федечкой и с Оленькой. Прогулки по зарешеченному дворику. Все это до отказа заполнило жизнь узника. Страх за судьбу сына как бы отступил на второй план.

И вот этот страх снова возвратился, навалился на него, туманя сознание.

– Почему ты не отдаешь свою любимую команду «Поехали, поехали»? Или…это самое… решил ночевать под стенами любимой тюряги? – недовольно пробурчал Санчо. – Лично мне западло смотреть на окна, закрытые, блин, «намордниками». С души воротит, блевать хочется.

– Погоди немного… Пока не решил – куда ехать? Голова плохо варит. Будто отравился свежим воздухом…

– Сейчас нанюхаешься, – Санчо запустил двигатель, несколько раз нажал на газ. – Ну, что, полегчало?

– Есть немного… Говоришь, пасут? Кто, за чем? Может – показалось?

Оруженосец возмутился. Это кому показалось? Человеку, который когда-то после удачной обработки автобусного лоха обвел вокруг пальца преследующих их ментов? Который мигом вычислил Дюбеля, выстрелившего Лавру в спину и замочил его? Который расколол вонючего Хорька? А кто вывел на чистую воду тифозную вошь – Гамлета?

Распаленный оруженосец перебирал свои подвиги, как верующий католик – четки.

Как там не говори, тюремная решка подействовала на завязавшего узелок авторитета – определенно у него поехала крыша!

– Не штормуй, паря, успокойся… Ладно, проехали, – Лавр положил ладонь на сжавшуюся в кулак руку друга. – Пасут, вот и пусть пасут, надоест – отстанут. Лучше скажи, сколько башлей запросили за мою голову?

Опасный вопрос! Посчитает – мало, возмутится: как же низко меня ценят! Назовешь слишком большую сумму – откуда взяли? Банк ограбили или миллиардера прищучили? Санчо растерянно пожевал толстыми губами. Лавра не обмануть, вон как глядит в лицо, будто ощупывает спрятанные мысли.

– Круто запросили, суки премерзкие – нехотя признался он. – Имеешь полное право гордиться. Гляди, – показал он бумажку с записанной суммой и банковскими реквизитами, – Только не ошибись в нолях. Их там… это самое… как звезд на небе – не сосчитать.

Лавр сосчитал. Не поверил своим глазам. Снял очки, и снова прошелся взглядом по цифрам. Действительно, есть чем гордиться – слишком высоко его ценят.

– Чего?

– Того самого. Который, блин, кусается. Вот и укусили, паскуды! Грабиловка!

Санчо умело подыграл возмущенному другу. Рассчитывал на то, что Лавр успокоится, войдет в норму. Он по натуре человек рассудительный: быстро возникает и так же быстро приходит в себя.

– Действительно, грабиловка! Откуда наскребли такие деньжища?

Успокоился. Вопрос прозвучал обычной заинтересованностью делового человека, уверенного в своем высоком рейтинге.

– Федечка отстегнул. Кажется, все карманы вывернул, все заначки достал, рыжий хитрец. Теперь – пустой. Полный финансовый вакуум. Хороший у тебя сын, Лавруша…

Федор Павлович и сам, без подсказки знает – хороший вырос парень. Его мать, подруга молодого вора в законе, тоже была хорошей женщиной, доброй и доверчивой, преданной и самозабвенно любящей.

Не ее ли гены работают в сыне?

– Бедный мальчик.

– Еще какой бедный! – подхватил оруженосец. – Нищий. Церковная мышь. Придется тебе продать квартиру. Иначе… это самое… не выкрутишься.

Лавр посмотрел на непрошеного советчика. Так смотрят на пациента психушки, не способного понять примитивной истины. Ведь городская квартира – не просто обычное жилье, она – взлелеянное в мечтах любовное гнездышко, в котором поселится любимая женщина. Но не говорить же это, не признаваться в любви к Оленьке? Его чувство к Кирсановой – глубоко личное, интимное, вход в которое даже для лучшего друга категорически запрещен.

– Как можно продать квартиру, если она еще не доделана?

Наспех придуманная причина – смехотворно глупа. Не зря Санчо понимающе ухмыльнулся.

– Квартира никогда не бывает доделанной. Это самое… всегда приходится подкрашивать, исправлять… Тогда выдаю запасной вариант. Берешь в руки картонку с надписью на русском и французском: «подайте вору в законе». И – по вагонам метро.

Лавр представил себя в роли нищего попрошайки. Идет по вагону, ковыляя на, якобы, больных ногах, подрагивающей рукой держит картонку, во второй – палка с набалдашником, на голове помятая грязная шляпа. Сострадательные дамочки бросают в картонку червонцы, потрепанные жизнью мужики отворачиваются, сопливые девчонки морщат накрашенные личики.

Умилительная картинка!

– «Бывшему депутату» – более трогательно. Воры, и в законе, и вне его, просить не станут, они берут… Хватит гнать фуфло! Поехали, поехали! Чего стоишь, как во поле березка?

Ничего себе «березка» – заматеревший дуб, сам о себе подумал Санчо. Сравнения у Лавра отдают плесенью, трачены молью. Поглупел в застенке, что ли?

– Куда изволите, вашество? – залихватски, по кучерски спросил водитель. – В ресторацию прикажете или – к дамам? Завсегда готов!

Можно было и не спрашивать. Адрес давно известен – к Ольге Сергеевне. Просто Санчо решил еще малость расшевелить приунывшего Лавра. Похоже, известие о фактическом банкротстве сына добило его.

– Сначала – домой… С заездом на станцию этого… Обуховского центра. Я прямо как чувствовал: перед арестом отогнал машину в надежное место… Поехали, поехали! И – рассказывай, что и как. Надо понять на каком мы обитаем свете.

– Я ведь уже говорил…

Лавр досадливо поморщился. Неужели этот глупец не понимает, что он слушал его с пятого на десятое. Слушать более внимательно мешала песня о любимой, которую исполнял «камерный» хор.

– Мало ли что – говорил, не говорил. Слышал мудрое изречение вождя: повторение – мать учения? Вот и повторись. Небось, не похудеешь, не развалишься на атомы и молекулы.

Санчо обречено вздохнул. Дескать, язык – мой, не казенный, трепать его попусту нет желания. Но раз ты просишь – придется. Слушай и запоминай, третий раз говорить не буду, не дождешься! Он повторил рассказ, делая основной упор на красный «кадет», который явно пас его «жигуль». Авось, Лавр поймет допущенную им глупость и постарается возвратиться в депутатское кресло. Конечно, сделать это будет совсем не просто – новые выборы еще не назначены и неизвестно состоятся ли вообще.

И все же оруженосец верит в фантастические способности своего «рыцаря».

– Мы все еще на этом свете, Лавруша. Со всеми вытекающими отсюда…это самое… веселыми и тоскливыми последствиями. Первое – освобождение тебя из застенка. Второе – ведомые и пока неведомые пастухи. Со вторым… это самое… разберемся. Дуэтом. Первое положено, блин, отметить… Мороженное для начала хочешь? Крем-брюле родом из нашей с тобой молодости по пятнадцать копеек за брикет? Откажешься – перестану уважать!

Развеселое предложение вызвало на губах Лавра улыбку. Слишком уж забавный вид был у приятеля. Будто тот сбывал залежалый товар, по купечески расхваливая его. Почему? Ответ лежит на поверхности: старается развеселить недавнего узника.

– Давай свои брикеты! Говорят, от сладкого быстрее крутятся мысли. А мне теперь придется соображать в темпе, без задержек.

– Сейчас сообразим. Потерпи… это самое… до первого замороженного киоска…

«Жигуль» медленно двигался в сплошном транспортном потоке, бок о бок с другими легковушками, бампер к бамперу – к едущими впереди и позади. Сменить полосу, свернуть на перекрестке либо припарковаться к тротуару возле магазина или банка – неразрешимые проблемы. Санчо ругался, поливал матерщиной московские власти, дорожных ментов, слякотную погоду, свою несладкую судьбу.

Лавр думал о своем. О сокамерниках-хоровиках, о хитроумном следователе, с которым еще предстоит встречаться, об ожидающей его Оленьке. О непонятной слежке старался не вспоминать, она, наверняка, существует только в воображении Санчо. Преследовать могут крупных промышленников, видных политиков, а он – кто? Сплошной «бывший»: авторитет, смотритель криминального общага, депутат. Какой с него навар? Один запах.

Вот Федечка – другое дело, если даже он – нищий банкрот. Молодой, резвый…

Федечка?

Имя сына выпрыгнула в сознание и сразу затмила все остальное.

– Позволь, а где ребенок?

Санчо удивленно поглядел на «пассажира». Надо же, вспомнил! Обо всем трепались – о тюрьме, Кирсановой, пастухах, даже о крем-брюле, а вот о рыжей бестии – ни слова, ни полслова!

– Какой именно ребенок? Один – рядом с тобой. Или – не узнаешь, злостный алиментщик?

– Не паясничай! Где Лавриков Федор Федорович?

Санчо потер лоб, облегченно вздохнул. Кажется, у Лавра с крышей порядок, вот только шуток не понимает, но эта «болезнь» со временем пройдет.

– Усек. Твой любимый Федька на переговорах. Каких именно… это самое… точно не знаю. Не уполномочен.

– Это ж надо! Отца освобождают, а сынок невесть чем занимается… На каких переговорах? И не крути по лисьи хвостом – говори ясно и понятно! – раздосадовано прикрикнул Лавр.

– А ты не больно шуми! – тоже огрызнулся Санчо. Беззлобно, без напряги, но достаточно громко. – Слыхал краем уха: переговоры важнецкие. А вот деталей не знаю, Лавруша, истинный крест не посвящен. Раньше все были или на званном обеде, или на овощной базе, или в отряде дружинников, то нынче любой нужный тебе человечек обязательно с кем-то… это самое… переговаривается.

Ничего не поделаешь, такая уж судьба предпринимателей – и поймавших удачу за блестящий хвост, и разоренных непредсказуемым рынком. Приходится мириться. Лавр безнадежно отмахнулся от скорбных мыслей. Слава Богу, сын жив и здоров.

– Тогда и мы с тобой… переговоримся. Все сговариваются, а мы что – рыжие?

– Вот и получится сплошной треп, – буркнул Санчо и замер, вытаращив глаза.

Фантасмагория! Дьявольщина! По соседней полосе, вслед за черным «понтиаком» неторопливо ехал знакомый багрово красный «кадет». Только что его не было и вдруг, будто вынырнул из Преисподней, обоженный адским пламенем. Рассмотреть за тонированным стеклом водителя невозможно, но Санчо почудилась знакомая личность – поворот головы, фигура…

За рулем «кадета» сидел Дюбин.

Последние дни творилось с ним что-то неладное. Сознание то меркло, почти проваливаясь во тьму, то, наоборот, вспыхивало ярким светом, в голове возникали и пропадали силуэты убитых им людей. Сожженный заживо заправщик ехидно улыбался и звал к себе. Проститутка маняще раздвигала ноги, шевелила мертвыми губами. Дорожные грабители, извиваясь, ползли по асфальту к ногам безжалостного киллера. Адвокат-колдун недоуменно таращил мертвые глазища. Так не может быть, это алогично, противоречит научным данным. Спи спокойно, вонючий оракул, все свершилось по моему!

Сознание померкло, едва теплилось. На подобии маломощной лампочки в коммунальном сортире.

Дюбин понял: его дни сочтены. Слишком много трупов развесил он, оставил за собой, они не прощают, требуют возмездия. У кого требуют? Конечно, не у Бога – у Сатаны. Хозяин ада не устоит – отдаст на заклание верного своего раба.

Смерти он не боялся. Возник, можно сказать, из ничего, в ничто и превратится – обычный природный круговорот: испаряясь, вода превращается в тучи, изливается на землю дождем, снова испаряется. А человек, если верить навороченным ученым, состоит в основном из воды. Вот и он умрет и снова возродится. Не для того, чтобы вкусно есть, сладко пить, пользовать баб – возродится для мщения.

Нет, такой оборот его никак не устраивает, мщение должно состояться до начала следующего цикла превращения!

Дюбин снова навестил банк.

На этот раз в сейфовую камеру его проводил не квелый клерк, едва шевелящий конечностями – мужик средних лет с бычьей шеей тяжелоатлета. Молча, не улыбаясь, шагал перед клиентом, изредка оборачивался, проверяя не сбежал ли он, не свернул ли в другую дверь.

Процесс проверки арендованной сейфовой ячейки знаком по первому посещению. Два замка, один – для банковского служителя, второй – для клиента, щелкнули одновременно. Дождавшись, когда клерк покинет святилище, Дюбин выдвинул свою ячейку. От прежнего изобилия там остались сущие пустяки.

Драгоценности перекочевали в нагрудный карман. Так, на всякий случай – подарить нужному человеку, тому же пастуху из охраны кирсановского офиса, или при острой необходимости продать за бесценок. А вот башлей, тугриков явно мало для задуманной покупки самой скромной тачки.

Все, ячейка пуста. Нажатие на призывную кнопку вызвало немедленное появление «тяжеловеса». Двойное щелканье ключами и они идут по коридору. На этот раз клиент впереди, клерк – за ним. Будто гонит бычка в забойный цех. Зря стараешься, вонючий вертухай, про себя выругался Дюбин, меня не забить… Пока не забить, поправился он. Лампочка в голове несколько раз мигнула, ноги ослабли, снова появился хоровод трупов.

Дюбин прислонился к стене, постарался восстановить нарушенное дыхание.

– Вам плохо, господин? Вызвать врача? – забеспокоился амбал. Не за здоровье болящего клиента – за репутацию банка, которому он верно служит.

– Обойдусь без дерьмовых эскулапов! – с непонятной злостью выкрикнул Дюбин. – Шевели конечностями, сявка, пока я их не выдернул!

Клерк насмешливо сощурился. Еще и угрожает, бледная поганка, которую легко соплей сломать. Но банк есть банк, его посещают не только законопослушные граждане – и бандиты, и рекетиры, и мошенники. Чтоб не подвергнуться страшному банкротству, приходится относиться ко всем одинаково: с уважением и пониманием.

– Как пожелаете…

Проводив поклоном странного посетителя, клерк побежал к управляющему. Проинформировать о нештатной ситуации в бдительно охраняемом подвальном помещении. Главное для любого работяги во время кукарекнуть, а наступит рассвет или не наступит – его не касается.

В операционном зале Дюбин минут двадцать посидел в удобном кресле. Успокаивался, «ремонтировал» окончательно вышедшую из-под контроля, разгулявшуюся психику. До чего дошел – едва не свалился на пол, перепугал до полусмерти сопровождающего. Пора взять себя в руки, накачаться рекомендованными в Швейцарии успокоительными лекарствами.

Более или менее успокоившись – «лампочка» горела ровно, без подмигивания и перебоев – он внимательно огляделся. Ничего тревожного – обычная деловая обстановка. Вот только два парня с одинаковыми тупыми выражениями на лицах. Делая вид, что увлечены заполнением каких-то справок или анкет, то и дело бросают жадные взгляды на господина, укладывающего в саквояж запечатанные стопки баксов.

Хотят ощипать жирного «гуся»? Дюбин и сам не прочь поживиться пусть даже остатками «пиршества», на мелочь, взятую из сейфовой камеры машину не купить, разве только игрушечную.

Он вышел вслед за троицей. Впереди – господин с саквояжем, за ним – любители «гусятины». Сейчас подскочит легковушка с охранниками, саквояж «прыгнет» на заднее сидение и мечты любителей лёгкой наживы рассыпятся в прах. Легковушка не подскочила. Баксоноситель оглядел стоянку и направился к стоящей в стороне «ауди».

Парни мигом среагировали – один грохнул кастетом по голове мужика, второй подхватил выпавший из его рук драгоценный саквояж и оба побежали под арку. Там их и встретил Дюбин, выразительно показав пистолет с навернутым глушителем. В старину это носило свое название – жизнь или кошелек?

Незадачливым грабителям выбрать бы первое – жизнь, но страшно не хотелось расставаться с добычей. «Конкурент» вряд ли решится стрелять, побоится ментов, расхаживающих возле под»езда банка, просто берет на понт. Они не знали, с кем имеют дело, в таких ситуациях Дюбин сначала стреляет, потом думает.

Так и получилось. Два хлопка свалили парней на асфальт, киллер подхватил саквояж и был таков…

В автомагазин он пришел во всеоружии. Содержимое саквояжа приятно согревало карманы куртки, лампочка в сознании светилась довольно прилично – не вспыхивала, но и не гасла.

В сопровождении подхалимистого продавца с крапчатой бабочкой на тощей шее он прошелся вдоль строя разноцветных легковушек. Выбирал не по ценам и не по мощности – по внешнему виду. Продавец взахлеб восторгался красотой, мощностью, приемистостью выставленных образцов мирового автомобилестроения. Покупатель равнодушно слушал, думал о своем.

Черный важный «мерс» с бронированной шкурой ему ни к чему – пусть на нем катаются президенты и премьеры. Кокетливое, серебристое «ауди» – слишком легко запоминается. Громоподобный «ниссан» – тоже не в радость, в нем только гробы возить. Вальяжный «понтиак» не подходит, слишком заметен.

А вот «опель-кадет» годится. Правда, багровый цвет слишком бросается в глаза, зато он напоминает адово пекло, откуда и появился на свет Божий оживший мертвец. Цена – немалая, но она сейчас Дюбина мало интересует. Карманы набиты зеленью, в могилу их с собой не возьмешь, а израсходовать для достижения задуманного – не жалко.

Устроившись на водительском месте, покупатель придирчиво оглядел шкалы и датчики, поворочался на сидении, проверил вместимость «бардачка», для чего-то поворочал зеркало заднего вида.

– Беру!

Чуть не сказал чисто по-русски: заверните. Рассмеяться не рассмеялся – давно отвык от веселости, но лицо исказила удовлетворенная гримаса.

Парнишка радостно залопотал о правильном выборе, сделанном господином. Конечно, отвергнутые им марки машин более престижны, но «кадет» имеет свои немалые преимущества. И снова посыпались технические термины с соответствующими примерами. Дескать, один водитель застрял в грязи – трактором не вытянуть, а вот с помощью специальной лебедки, предусмотренной конструктором, сам выбрался.

– Хватит болтать, сявка! – перебил Дюбин. – Оформляй по быстрому, не то сожрешь свою бабочку.

Продавец не очень испугался. Сейчас трудно отличить миллионера от бандита – оба ботают по фене, оба готовы изуродовать человека, который им возражает. Какая, спрашивается, нужда у этого господина расправляться с обычным служащим фирмы? Поугрожает, попугает и отстанет.

Все же, на всякий случай, парнишка развил бурную деятельность. Явно показную, рассчитанную на немалое вознаграждение. Через полчаса Дюбину вручили все необходимые документы. В обмен на сущий пустяк – каких-то сорок кусков баксов.

– Ваша фирма очками торгует? – спросил он, усевшись в «кадет».

Продавец недоуменно поднял выщипанные бровки. Ему приходится отвечать на множество разных вопросов о приобретении аксессуаров, близости заправок или автосервиса, монтажа средств безопасности или магнитолы, а вот о каких-то очках – впервые.

– Что вы имеете в виду, господин?

– Не для задницы же – на глаза. Желательно, побольше.

– Извините, не торгуем.

Ну, и хрен с тобой, что не торгуешь, подумал Дюбин, стараясь погасить вспыхнувшее раздражение. Еще минута и – выстрелит. Достаточно, успокойся, уговаривал он свое травмированное сознание. Два трупа – хватит на сегодня, третий – ни к чему. Как бы вместо охоты на Лавра не угодить за решетку. Он уже устал считать убитых им, размышлять: превысил ли квоту или можно еще кого-нибудь отправить к Хозяину?

Вспыхнувшая было «лампочка» послушно вощла в норму.

На колесах мститель почувствовал себя более уверенно. Теперь наметить цель предстоящей охоты.

Расправляться с Лавром не стоит, смерть для него – слишком мизерное наказание. Эта мысль накрепко засела в поврежденном мозгу еще в швейцарской клинике. Значит, ударить по близким людям? Правильно, молоток, именно по близким, гибель которых рикошетом ударит по сердцу бывшего авторитета, заставит его мучиться. А уж после этого Лавр сглотнет порцию предназначенного ему свинца.

Кто станет первым, подскажет случай. Выйдет из дома Клавдия – она, дай Бог, появится рыжий отпрыск – удача, выскочит подельщик Лавра толстый Санчо – то же немалая удача: рассчитаться за давнишнее столкновение.

Первым вышел толстяк. Судьба-индейка! Расправиться с ним не удалось – удрал, сявка, слинял! Ничего страшного – останется на десерт. Перед своим хозяином.

Кто остается? Рыжий пацан-бизнесмен и сладкая вдовушка. Почему-то мститель предпочел в первую очередь ударить по Кирсановой. В памяти засело выражение лица женщины, когда она говорила по мобильнику с Лавром. Какое-то возвышенное, излучающее нежность и ласку. Любит? Тем болезненней будет для ее жениха.

Если не удастся перехватить президента «Империи» на даче или по дороге к офису, либо помешает охрана, имеется запасной вариант. Иванушка-дурачек…

Но это все позже. Перед намеченным сальто-мортале под куполом цирка не мешает подлечиться, вдруг в самый ответственный момент погаснет «лампочка» или, что намного страшней, перегорит. Светиться в дорогой аптеке слишком опасно, вдруг за ним ходят ментовские «топтуны», безопасней отовариться в аптечном киоске. Сейчас они – на каждом шагу.

Оставив «кадет» на платной стоянке, Дюбин отправился на поиски. Киоск «нашелся» возле станции метро. За стеклом позевывает толстуха, чем-то напоминающая жену Санчо, нет, не жену – сожительницу. Или – приживалку? Поврежденные извилины работают со скрипом, извиваются на подобии дождевых червей.

– Девушка, – какая там девушка – бабка со вставными зубами и ушным протезом! – подскажите, что нужно принимать при… ну, умственном заболевании…То-есть, я хотел сказать: при конверсионной истерии?

Бабка вздрогнула, будто коснулась оголенного электропровода. Еще бы не удивиться, когда закрученный диагноз напоминает имя метеорита в созвездии Кассиопеи! Грипп, ОРЗ, боли в суставах – в этом она знаток и специалист. А вот какая-то истерия, да еще конверсионная…

– Как вы сказали?

Дюбин предпочел промолчать. Лампочка в голове предупреждающе моргнула, бешенство вот-вот вырвется наружу. Лишний, незапланированный труп ни к чему.

– Впервые слышу такой диагноз, – призналась аптекарша. – Он что значит? Временное умопомрачение или какой-нибудь синдром?

Ничего не поделаешь, придется проводить ликбез, иначе никаких необходимых ему лекарств не получить. Бешенство спряталось в нору, затаилось там, готовое выплеснуться. Выстрелом в упор.

– Как бы объяснить подоходчивей… Ну, когда мощный поток сознания плохо сказывается на физическом самочувствии.

Именно так объяснял швейцарский профессор своему немощному пациенту причину его странного недомогания. Солидно и… непонятно.

– Валерьянку пробовали? – заинтересовалась провизорша. – Говорят, помогает. Ежели не поможет, лучше обратиться в психушку…

Спасибо за добрый совет, без раздражения, иронически подумал «псих». В конце концов, все туда попадают, кто по доброй воле, кого привозят в смирительной рубашке. Ему еще рано – сначала нужно завершить начатое.

– А если без желтого дома?

Аптекарша пожала могучими плечами… Где он мог ее видеть раньше? Пышногрудая, крутобедрая, накрашенная… Кого она напоминает? Потревоженная память недовольно зашевелилась. Дескать, оставь меня в покое, сам должен понимать – устала.

– Не знаю… Редкий случай… Когда поток сознания выходит из подчинения, обычно принимают транквилизаторы.

Тоже – открытие! В Швейцарии его так напичкали дьявольскими таблетками – до сих пор стоят в горле. Но выхода нет, придется воспользоваться успокоительным, возбуждающим, потрясающим средством или отказаться от расправы с Лавром. Другого просто не дано…

И все же почему аптекарская баба кажется ему давно знакомой? Где он мог ее видеть? В гадюшнике Ессентуки? Отпадает, там ходят цыпочки, тоненькие, изящные, а провизорша – старая утка… В дачном поселке, где живет Кирсанова, он тоже таких баб не видел… Случайно встретил на улице? Очень может быть, но почему эта «случайная» встреча так врезалась в больную память?

Густой, басовитый голос провизорши будто выдернул его из черного омута.

– Мы такими лекарствами не торгуем.

Непонятно! Сейчас торгуют всем, что приносит выгоду. В магазинах «продуктов» – презервативами и женскими прокладками, в «промтоварах» – молоком и колбасой, В «галантерее» кошачьим кормом…

– Почему не торгуете? Запрещают или – нет спроса?

– Видите ли, господин, здесь не аптека – всего лишь аптечный киоск. Рецептуарные препараты не получаем. Отсюда и приходится танцевать.

– Тогда давайте валерьянку и аспирин.

Получив деньги, провизорша посмотрела на зеленую бумажку. Внимательно и недоверчиво. И этот жест будто сдернул с памяти черную пелену.

Когда оживший мертвец миновал российско-белорусскую границу (или все еще в Белоруссии?) его остановила дорожная проститутка. Пышногрудая, крутобедрая бабища. Точная копия провизорши. Забралась в салон, деловито назвала цену своим услугам и, не ожидая согласия либо отказа, начала раздеваться. Наверно, привыкла к голодным «дальнобойщикам», которые с жадностью набрасывались на продажных женщин.

Тогда Дюбин тоже не отказался – мигом разложил сидения, вволю, не без удовольствия, оприходовал умелую и ловкую давалку. Во время расчета, когда отработавшая баба внимательно изучала «зелень», раздраженный обидным недоверием, он застрелил ее.

То ли ожила шлюха, то ли за стеклом аптечного киоска сидит ее двойник?

Рядом с удовлетворением от сработавшей все же памяти возникла шальная мысль. А что, идея! Полечиться и одновременно получить удовольствие. Чем лечиться? Еще в Женеве (или в Лозанне, или в Цюрихе?) один психотерапевт вскользь упомянул о мужской сперме, давящей на сознание, особенно, на травмированное.

Вот он и сбросит это напряжение, авось, курс секслечения подействует лучше валерьянки и аспирина.

Дюбин склонился к окошечку.

– Мадам, конечно, замужем?

Глубокий вздох потревожил массивные груди, они поднялись и опустились. Провизорша уголком кружевного платочка притронулась к накрашенным глазам.

– Увы, в прошлом году похоронила Мишеньку…

Первая удача! Даст Бог, не последняя!

– Тогда не согласились бы вы полечить больного мужчину. Нетрадиционным методом. Конечно, не бесплатно?

Никаких цветочков, признаний в любви, предложении руки и сердца. Не тот возраст, не те законы, рынок – во всем рынок, даже в сексе. Товар-деньги-товар!

Вдовушка стыдливо потупилась. С одной стороны, дает о себе знать долгое воздержание, с другой – желание подработать.

– Даже не знаю… У вас какой-то поток сознания, вдруг…

Опасения понятны – боится, в постели псих озвереет, примется терзать немолодое тело лекарки. Дюбин еще ближе наклонился, прошептал.

– Не бойтесь, я смирный, никаких стрессов не будет.

– Ну, если так… Я закрываюсь в десять… Приходите, поговорим…

Соглашение достигнуто! Отойдя от киоска, больной, на всякий случай, не запивая, проглотил десяток таблеток валерьянки и две – аспирина. В качестве преддверия к более надежному лечению. Вдруг в самый ответственный момент погаснет «лампочка» или забарахлят извилины?

До встречи с провизоршой остается три часа. Бездна времени. Не мешает напитать организм витаминами, неизвестно, чем его станут угощать перед «лечением». Если одним чаем с сушками, недолго опозориться.

Сидя за ресторанным столиком и со вкусом пробуя в меру обжаренное мясо, довольно вкусный салат с крабами, запивая ягодным морсом, Дюбин неторопливо размышлял. С бабой ему явно повезло, она не зациклена на мысли о несовременной моральной чистоте и неприступности. Вдруг ее ласки изгонят из сознания неуверенность, наполнят его силой воли?

Первая удача должна повлечь за собой следующие: ликвидацию Кирсановой, переселение в адово пекло рыжего предпринимателя. Тогда, насладившись страданиями Лавра, он подколет его и свалит из России.

Ровно в десять мститель подошел к киоску. Металлические жалюзи опущены, свет погашен, дама ожидает кавалера, нервно теребит ремешок сумки.

– Мы даже не познакомились, – кокетливо заворковала она в автобусе. – Меня звать Машенькой, а вас как?