Текст книги "NEXT-3: Венок для Лавра"

Глава 2

Федечка нервно расхаживал возле двери, ведущей в офис компании. Ерошил волосы, поминутно смотрел на наручные часы. Неужели Кирсанова не справилась со своим хитроумным заместителем по поставкам, неужели ему удалось вывернуться и остаться на прежнем месте?

Этого не может быть, доказательства виновности, несмотря на некоторую слабину, довольно убедительны. Особенно, отказ приобрести пакет акций. Связь с окимовким криминалом не доказуема. Сбыт самопала и наркотиков – тем более. Организация убийства Белугина – слишком туманна.

Остается отвергнутое предложение приобрести акции.

Если Хомченко удастся доказать свою непричастность или выдвинуть неопровержимые причины отказа, залог представить не удастся – других средств у Лаврикова нет. Отец останется до суда за решеткой.

Первым, в сопровождении охранника, из офиса вышел Хомченко. Голова низко опущена, смотрит под ноги. Судя по его виду – зверски избили, вышибли обычную самоуверенность.

Значит, получилось, обрадовался Федечка, выгнали негодяя! Остается получить деньги за акции и внести их в качестве залога. Отца освободят под подписку и они вместе додумают все остальное.

При виде жалкого, униженного недавнего полновластного хозяина «Империи» Лавриков не испытал жалости. Известный постулат: ударили тебя по правой щеке – подставь левую, не для современного бизнеса, его заменяет другой: заслужил – получай! А Хомченко заслужил самое жестокое наказание. Не только за распространение едучего самопала и никотиновой отравы – за убийство Петра Алексеевича.

Федечка вспомнил свою клятву: доказать его причастность к гибели Белугина и соответственно покарать. Изгнание из компании – первая фаза исполнения данного самому себе обещания. Вторая, заключительная – не за горами. Ибо молодой предприниматель уверен: Хомченко недолго пробудет «за кулисами», он вывернется, использует знакомства, отыщет новых покровителей и снова вынырнет на поверхность.

То удовлетворенные, то горькие размышления нарушило появление Кирсанова. Естественно, младшего.

Он выглядел каким-то напряженным. Губы сжаты, раскраснелся. Еще бы не раскраснеться! Федечка уверен: расправившись с Хомченко, Ольга Сергеевна долго поучала сына, внедряла в него умение разбираться в людях, отличать негодяев от честных и доброжелательных. А материнские поучения отскакивают от самолюбивого пацана, как горох от стенки.

Не глядя по сторонам, Иван пошел не к выходу из супермаркета – в кондитерский отдел. Успокаиваться, заедать горькое сладким. Взрослый мужчина предпочел бы алкоголь, пацан – конфеты.

Легкий шлепок по плечу возвратил Лаврикова в реальность.

– Извините за фамильярность, – невесть чему обрадовался Резников. – Успешное завершение любой операции положено отмечать. Поскольку я не особый любитель возлияний, отметим приятной беседой. Если не возражаете, проводите меня к машине.

Федечка не обиделся на панибратское отношение и не стал возражать. Адвокат вызывал симпатию. В чем-то он походит на Санчо, Такой же упитанный, веселый толстяк, любитель поболтать, оснастить беседу смешным анекдотом.

– Согласен.

Они медленно пошли в выходу. Резников восторгался обилием всевозможных товаров, умилялся кокетливыми продавщицами, их униформой, ловкими и умелыми кассирами. Короче, всем, что встречалось на пути.

Парковка буквально забита машинами – от навороченных джипов и «мерседесов» до скромных отечественных «москвичей» и «жигулей». Вдоль строя легковушек прохаживался недавний охранник. Михаил Ильич не забыл о данном обещании – настоятельно порекомендовал старшему новой охраны принять на работу уволенного парня.

Конечно, должность дежурного по автостоянке не идет в сравнение с должностью охранника в проходной. Но курочка клюет по зернышку. Не зря адвокат намекнул на непременное повышение.

Прогулявшись по парковке, убедившись в спокойствии и порядке, Олег снова возвратился в торговый зал. С тем, чтобы через четверть часа еще раз проверить доверенный ему «объект».

Резников и Лавриков остановилась возле двери, полюбовались разноцветными легковушками, обилием покупателей, безоблачным небом. Шаловливый ветерок то распрямлял фирменный флажок с эмблемой компании – буквой «И», то комкал его, превращая в обычную тряпку. Солнце не жарило – дарила тепло и радость.

– И жизнь хороша, и жить хорошо, – пропел весельчак. – А в нашей буче, молодой, кипучей и того лучше!

Федечка недоверчиво покосился на него. Он не особенно доверял людям, которые набиваются в друзья. Даже если они симпатичны ему. Познакомились всего-навсего полчаса тому назад и вдруг – «жиэнь хороша и жить хорошо». Кому как! Адвокату, может быть, прекрасно, а вот для молодого бизнесмена – не особенно. Получит он деньги за акции, опустошит счет в Альфа-банке, выкупит отца и останется при своих интересах. Вернее, без них. Еще вернее – нищим.

Резников будто будто подслушал скорбные мысли собеседника. Перестал смеяться, снова положил ему на плечо жалеющую руку. Федечка дернулся, но не отстранился. Иногда жалость не травмирует самолюбия, становится неожиданно приятной.

– Я так понимаю, дорогой господин Лавриков, вы все это затеяли фактически ради собственного разорения?

Ну, и что из этого, без раздражения, на удивление спокойно и доброжелательно подумал Лавриков. Акции, деньги – моя собственность, могу подарить, сжечь, закопать в огороде, съесть во время обеда. И никто не имеет права запрещать или осуждать.

Но все же ответил на прямо заданный вопрос. С пренебрежением нувориша, с затаенной насмешкой. В другое время и с другим человеком, если и не нахамил бы, то просто показал спину.

– Ну что такое в наших условиях разорение? Исчезновение с банковского счета миллиона, другого, не больше. Так что, пулю себе в лоб пускать или вешаться?

Адвокат не засмеялся и не ужаснулся. По роду деятельности, ему приходится сталкиваться и с неожиданно разбогатевшими людьми и с горюющими банкротами. А этот парень не радуется и не плачется – иронизирует. Или притворяется?

– Разорение ради отца? – Резников с любопытством продолжил «допрос»

– Бывает, когда самые серьезные бизнес-планы… как бы это выразиться… фуфло по сравнению с человеческой ситуацией. Ясно же, как в Божий день.

Неужели адвокат не понимает неуместности ковыряние в душе малознакомого человека? Пусть даже с добрыми намерениями. Ведь он – профессионал, как выразился Санчо, высокого полета. Скорей всего, сказывается общение с подзащитными преступниками, когда приходится выпытывать, казалось бы мельчайшие детали, на основании которых защитник выстраивает свои выступления в суде.

Но Федечка – не преступник и не ложно обвиняемый.

Наверно, Резников догадался о мыслях, осаждающих собеседника, и перешел на другую тему. С ловкостью циркового акробата.

– А были серьезные бизнес-планы? – полюбопытствовал он. – Или – мелочевка, постыдная для настоящего бизнесмена?

Обидное замечание снова не вызвало ответного раздражения.

– Мелочами не занимаюсь. Были, да еще какие! Дух захватывает!

В мире бизнеса откровенность не приветствуется, она сродни поражению. Но адвокат – не конкурент и не агент уголовки, от него нельзя ожидать подвоха или предательства. И Федечка открылся. Конечно, не полностью – с самого края. Дескать, имеется хлипкий заводик, который он желает реконструировать и обновить, превратить в выгодное предприятие. И нужна для этого смешная сумма: каких-нибудь пятьдесят лимонов. Сущий пустяк!

Резников не удивился и не порадовался грандиозным планам Молодого предпринимателя. Несколько минут задумчиво глядел на парковку.

– Видите ли, молодой друг, у меня младший братец – председатель правления маленького такого, почти декоративного банка. Но кредит может дать увесистый. Хотите переговорю, сведу?

Невероятная удача! Сам Бог послал этого адвоката! Теперь удастся и вызволить отца и завладеть окимовским заводом!

Правда, любой московский банк охотно выдаст кредит надежному клиенту. Но под дикие проценты. А «декоративный» банкир не станет обдирать, как липку, человека, рекомендованного братом. Постесняется.

Резников терпеливо ожидал. Он не сомневался – «рыжик» согласится. Слишком выгодные условия предложены, от них может отказаться либо полный идиот, либо сверхбогач. Михаил Ильич думал сейчас совсем о другом: откуда у опытного адвоката появилась глупая по нынешним временам тяга к благотворительности, чем покорил его этот мальчишка?

Задавал себе эти вопросы и не находил ответов. Да и нужны ли они, когда парень явно радуется, а приносить людям радость – уважать себя. Ох, до чего же нужно любому человеку уважение окружающих – друзей, знакомых, даже врагов! Особенно адвокату.

Федечка думал о том же, только в другом направлении.

Можно ли доверять этому человеку? Веселье может быть напускным, добродушие – ширмой, скрывающей недобрые замыслы, заманчивое предложение выгодного кредита приманкой для глупой рыбешки. Федечка не совсем представлял себе, как его могут обмануть с помощью кредита?

Что он теряет, если согласится? Ровным счетом ничего.

– Можно поинтересоваться, Михаил Ильич, чем вы руководствуетесь, делая столь рискованное предложение? В чем ваш интерес? Ведь в наше время без интереса никто даже не сморкнется.

Резников пожал пухлыми плечами, насмешливо улыбнулся. Скорей всего, в свой адрес.

– Сам не знаю. Либо по причине неожиданной симпатии, либо такой же неожиданной антипатии. Иногда, очень редко, я позволяю себе подобную роскошь.

– Зачем? – не унимался Лавриков, отлично понимая тщетность своих попыток «расколоть» профессионального адвоката. – Должна же быть какая-нибудь причина?

– Наверно, имеется. Ну, хоть как-то поддерживать уважение к себе. И самому, и – окружающим. Или это теперь не обязательно?

– Теперь, как и всегда… Спасибо. Когда можно позвонить?

Адвокат задумался – перебирал свои планы и встречи. Когда навестить следственный изолятор, побеседовать с подзащитными? Когда его дежурство в коллегии? Поездка на дачу к жене и детям?

– Желательно, поскорей. Завтра мне предстоит выезд в Ногинск. Лучше сегодня вечером… Извините, господин Лавриков, тороплюсь. До встречи!

Ездил Резников на «вольво» последней модели. Ничего удивительного– известный адвокат, получающий за свои услуги огромные гонорары. Вот только помогать Лаврикову согласился как бы в кредит.

Усевшись в салон легковушки, Михаил Ильич положил на пассажирское сидение кожаную папку, хлопнул по нее ладонью. Завел двигатель, весело помахал пухлой ручкой и уехал.

Федечка проводил взглядом машину адвоката, направился было к своей и… остановился.

Из магазина вышел Иван. Оглядел площадку заполненную машинами, обошел взглядом будущего родственника. Будто постеснялся подойти, сделал вид – не заметил.

Странное поведение, насторожился Лавриков. Вообще-то, нет ничего странного, после ссоры Кирсанов резко изменился. Ради бога, никаких претензий: не хочет общаться, отворачивает глупую башку – его проблемы, опомнится, включит извилины – извинится. Так было не раз.

И еще одно удивило Лаврикова. За время, прошедшее после выхода из офиса, Иван мог трижды изучить любимый кондитерский отдел, перепробовать все конфеты, полакомиться леденцами и печеньем. Соответственно, успокоиться. Где он болтался?

Он не знал, что Кирсанова остановил бывший охранник компании, теперь – сторож на парковке супермаркета. Отвел в сторону малопосещаемого отдела галантереи.

– В ресторане соскучились, – таинственно прошептал он. – Беспокоятся.

Не переставая говорить, Олег увлек Ивана в пустующий отдел рекламы. С уважением вспоминал строгого, но справедливого хозяина ресторана. Сладко улыбаясь, «рисовал» кокетливую китаяночку, почему-то окающую по волжски. О поваре-кудеснике Шао Ли, изготавливающем удивительно вкусные блюда из морепродуктов. О новом аквариуме, из которого живые рыбы сами собой прыгают на сковороды.

Главная тема – уважение, которое испытывают все сотрудники и сотрудницы ресторана к умному, не по годам развитому мальчику. Не зря ведь ему торжественно вручили карту постоянного гостя.

Иван слушал и недоумевал. Почему доверили недавнему охраннику, сидевшему в проходной, пригласить его посетить ресторан? Почему не позвонили на мобильник? Что кроется за всем этим?

Впрочем, нет ничего загадочного, тем более – предосудительного. Узнали, что почетный гость ресторана часто бывает в офисе «Империи», вот и попросили Олега напомнить ему о существовании китайско-японского заведения. Почему сами не позвонили? Очень просто – решили не докучать бизнесмену, не отрывать его от важных дел.

Иван размышлял и… радовался.

Любому человеку приятно слушать восхваления в свой адрес, мальчишке, почти ребенку – приятно вдвойне. Зря мама считает его по-детски наивным, пока не разбирающимся в жизни, поучает на каждом шагу. А этот парень изобретает такие хвалебные эпитеты – голова кружится.

– Мы понимаем, – Олег перешел от возвышенной поэзии к приземленной прозе. – Вы – бизнесмен, у вас – множество обязанностей по руководству огромной компанией, для увеселений нет времени… И все же, умоляем посетить наше скромное заведение. Вас ожидает множество приятных сюрпризов. Приходите, не пожалеете!… Вот только постричься не мешает. Не зря в народе говорят: встречают по одежке…

– Постараюсь, – солидно пообещал Иван, пропустив мимо ушей обидный намек на свою внешность. – Сейчас не могу – занят.

Посещать ресторан, в котором он познакомился со странным господином, который представился другом его отца, Кирсанов не собирался. В памяти засело посещение дома Евгения Николаевича, откуда ему пришлось уносить ноги.

И вот – новое приглашение…

Собеседник вежливо поблагодарил и перешел к заключительному этапу разговора. Соответственно изменился тон – от возвышенного к деловому. Будто Иван своим согласием подписал обязательство о сотрудничестве и превратился в платного агента.

Посыпались вопросы. Чем сегодня занимался в офисе, о чем говорили в президентском кабинете, почему господин Хомченко вышел из него в сопровождении охранника? Какие планы на ближайшее будущее у госпожи Кирсановой?

В лавине вопросов нет ничего опасного. Любопытство присуще не только женщинам, им страдают и мужчины, особенно, стоящие на нижних ступенях иерархической лестницы, не допущенные в высшие круги. Поэтому Иван не стал таиться – рассказал обо всем.

Олег внимательно выслушал исповедь мальца, мысленно выстроил очередное донесение владельцу ресторана, у которого он подрабатывал в качестве информатора. Он ни словом, ни намеком не обмолвился об изменениях, которые произошли в питейном заведении. Захочет хозяин – скажет, а он кто – обычная подневольная шестерка с множеством обязанностей и с минимумом прав.

Азиатский «кабак» покойного, мир его праху, Ессентуки купил Юраш. Со всем содержимым: обстановкой, кухонными машинами и принадлежностями, с многочисленной челядью. Новый хозяин оставил все без изменений. Важный швейцар по прежнему сортировал посетителей: богатых с поклоном провожал в Большой зал, всякую шелупень презрительным кивком направлял в Малый. Метрдотель, по совместительству, торговал героином и опиумом. Кокетливые официанточки умело соблазняли нужных мужиков, для чего в таинственной глубине ресторана отведены две комнаты с постелями, зеркалами, душами и всем необходимым для приятного время провождения. Повара и их помощники ловко работали кухонными ножами и поварешками, при необходимости, с такой же лёгкостью и сноровкой, могли обращаться со стволами.

Всего этого мальчишка не знал и по хитроумному замыслу Юраша знать не должен…

Так и получилось, что Иван задержался в офисе.

Не глядя по сторонам, высоко подняв «облитую сладкой патокой» голову, он с достоинством прошел к своей машине. Усевшись на заднее сидение, захлопнул дверцу. С такой силой – машина задрожала. Раздражение вызвано Федечкой, который с насмешкой глядел на недавнего друга.

– Полегче можно шарашить? – сердито спросил Женька. Он относился к легковушке по-матерински бережно и нежно, любая царапина выводила его из себя. – Если не в настроении – бейся головой о стену.

– Машина, между прочим – моя. Разобью – куплю новую.

Женька не без ехидства покосился на новоявленного олигарха, презрительно сплюнул в открытое окошко. Но от более резкой реакции все же воздержался.

– Тогда понятно… Куда изволите, господин хороший?

Иван показал – вперед, но потом снизошел до немногословного объяснения этого жеста. Вспомнился обидный намек Олега на растрепанную шевелюру. Навещать «салон красоты», расположенный рядом с азиатским рестораном почему-то не хотелось. Увидят официанты или повара – подумают: не терпится почетному гостю отведать престижные блюда, доложат хозяину, посмеются, поехидничают.

– Рули в парикмахерский салон. В самый дорогой и элитный.

– Зачем? Поволочиться за маникюрщицами? Так девок нынче всюду – пруд пруди, недорогих, безотказных. Кинешь пару сотен баксов и балдей на всю катушку. Если «катушка» еще работает…

Ехидный намек на мужскую несостоятельность Иван привычно не услышал. Затевать разборку, указывать водиле его место не хотелось. Женьку все равно не переделаешь – ехидство заложено в него сверх всякой меры, рассчитано на дюжину человек, досталось одному.

– Пора приводить себя в порядок. Надоело ходить лохматым шкетом.

Женька удержался от комментариев – врубил скорость. Ему-то какая разница куда ехать – в бордель, на природу или в парикмахерскую. Лишь бы платили погуще.

Федечка посмеялся над причудами «родственника» и тоже уехал. Предстоит нанести еще один визит, более приятный, чем предыдущие. В деревню, к Санчо и Клавдии…

Санчо был твердо уверен в том, что все свалившиеся на их с Лавром неприятности так или иначе следствие отказа от депутатской неприкосновенности. Поднявшийся из могилы давно похороненный Дюбель? Узнал «мертвец» о незащищенности Лавра – вот и решил отыграться. Слежка, организованная бывшим начальником охраны депутата? Разве раньше Ессентуки решился бы пасти депутата и его окружение? Ни за что! Обмочился бы от страха.

Во время очередного посещения супермаркета «оруженосец» обратил внимание на пристальный, изучающий взгляд парня в проходной. В другое время не обратил бы внимания, пусть изучает, если приспичило. Но на этот раз Санчо пришел не за покупками – ими занимается Клавдия – для проверки одного из своих многочисленных «вариантов», по ментовски – версий. Вдруг существует цепочка между вонючим Хомченко, хитрым Ессентуки и, вполне возможно, с ожившим трупом.

Соответственно, вошел в магазин не с парадного входа – через черный. Там, где располагается проходная и помещение для охранников. Кого он станет раскалывать, у кого копаться во внутренностях – полный туман, Санчо рассчитывал на вдохновение, интуицию.

И вдруг – непонятный парняга! В нем что-то от пастуха, того же Хорька…

Неужели – смена декораций? Раскрытые Хорек с дружаном убраны со сцены, вместо них – новый персонаж. Подумав, Санчо решил не гнать волну, подождать – авось, парень приоткроется, покажет свое нутро.

Что же делать? Навестить азиатское заведение и по-свойски побеседовать с его владельцем? Если нужно, с применением силы? Ничего не получится, хитрец возмущенно забормочет о вечном мире, уважении, своей непричастности. Что до силы – неизвестно у кого ее больше…

Размышляя, прикидывая и отвергая различные варианты, Санчо пощипывал гитарные струны. В голове – хоровод: пляшет родной гопак Хомченко, манерно помахивая платочком, плывет Ессентуки, ползает по пластунски Дюбель.

Хватит! Так недолго рехнуться, поедет крыша! Хреновый Холмс, блин, вонючий Мегре московского изготовления!

Взяв несколько звучных аккордов, Санчо неожиданно запел. Исполнил не арию из оперы – недавно услышанный романс.

 
Поседело небо над любимым парком,
Отшумели ливни теплых летних гроз,
Только ели держат на зеленых лапах
Листья золотые молодых берез.
Не грусти, не надо, по листве зеленой
А мгновенья эти с жадностью лови —
Ведь весна и лето – время для влюбленных,
Осень золотая – для большой любви…
 

Заключительный аккорд. Исполнитель вопросительно посмотрел на Клавдию – понравилось или осталась равнодушной? Как и любому барду, ему хотелось аплодисментов, радостных восклицаний – браво, бис!

– Умница, Санчик, – проворковала женщина, вытирая слезы. – Как же ты понимаешь женскую душу!

Санчо выразительно поглядел на пустой стол. Похвала, конечно, вещь приятная, но имеются более приятные вещи: накрытый стол с множеством разносолов. Не помогло. Хозяйка занята своими переживаниями. Пришлось высказаться более определенно.

– Слышь, Клав, любое творчество, особо – пение, вредно сказывается на организм. Витамины разные, белки, ну, и все прочее… Понимаешь?

Очнувшись от нелегких раздумий о женской доле, Клавдия подскочила.

– Оголодал, мужичок? Сейчас подкормлю! Яишенку сготовить? Или – пельмешки? Может быть, вчерашнего борща похлебаешь?

Санчо предпочел отмолчаться, В переводе – что есть в печи, на стол мечи. Чем больше, тем лучше.

Чмокнув певца в макушку, женщина метнулась в кухню, Задребезжала посуда, зашипело на сковороде сало, потянуло вкусными запахами. Не прошло и десяти минут, как стол уставлен тарелками и блюдами.

Мгновенно «варианты» будто вымело из головы. Санчо включил приемник, потер руки и принялся за еду. Эх, ухнем, посоветовал-приказал знаменитый бас. Он и без советов убрал яичницу на добрый десяток яиц, переключился на пельмени, потом похлебал наваристого борща.

Клавдия сидела напротив него, подперев щеки кулачками, и удовлетворенно улыбалась.

– Что-то хочешь сказать? – вытирая мокрые губы кухонным полотенцем и ощупывая выпирающий животик, спросил Санчо. – Витаминами пропитался – могу ответить.

– Нет, ничего. Просто не устаю любоваться, как хорошо у тебя получается. Под музыку. Прямо завлекательно. Знал бы Шаляпин – порадовался.

– Ну, Клав, Федор Иванович все же Шаляпин, до него мне не дотянуться. А ты пытаешься сознательно развить во мне комплекс… Давай лучше спою?

– Тоже про любовь?

Санчо загадочно ухмыльнулся, выключил Шаляпина и ударил по струнам.

 
Вам не понять, что идет беда,
Не видите вы примет,
Одна из которых – тихое ДА,
Другая – громкое НЕТ.
И вы не узнаете никогда
Любви настоящей свет,
Если не скажете тихо – ДА,
И не проглотите – НЕТ.
Для вас незаметно пройдут года,
В душе не оставив след…
Когда, осмелясь, шепнете ДА,
В ответ услышите – НЕТ!
 

– Хулиган!

Легкий шлепок по спине – скорей поощрительный, нежели осуждающий. Санчо расхохотался. Он обожал подначки во всех видах: песнях, шутках, незамысловатых остротах, анекдотах. Обычно «бодался» с Лавром, но поскольку его нет, не грешно потренироваться на жене.

– Тогда возвратимся к Шаляпину, – отсмеявшись, предложил певец. Не ожидая согласия, включил приемник. – Послушаем и пообедаем…

Планам супругов помешало появление Федечки.

Всю дорогу от офиса до деревни он успокаивал себя, изгонял из замусоренного сознания все ненужное, второстепенное. Так при работе с компьютером вырезают отработавшие файлы, мешающие восприятию основного. Непонятное отсутствие Ивана? Вырезать! Изгнание Хомченко? Удалить и отправить в «корзину»!

Что остается? Заманчивое предложение Резникова, предстоящее освобождение отца и, самое главное – намеченная поездка в Окимовск. К Лерке. И не только к ней – на завод, который молодой бизнесмен в мечтах видел своим, реконструированным, оснащенным современной технологией, приносящий акционерам солидные дивиденты.

Успокоиться, несмотря на все старания, не получалось. Ну, никак не хотел «удаляться» будущий родственник, не желал «вырезаться» бывший, теперь уж точно бывший, заместитель по поставкам.

Поэтому Федечка не вошел в горницу – ворвался в нее. Не поздоровавшись, подбежал к столу, схватил ломоть хлеба, извинительно пожал плечами. Дескать, с утра – ни маковой росинки, ни глотка сока или молока. Понимаю – бескультурье, даже наглость, но ничего не могу поделать.

Огорошенные поведением обычно вежливого парня, супруги понимающе переглянулись. Наверно, произошло нечто серьезное.

Прожевав хлеб, Лавриков подбежал к лестнице, ведущей на второй этаж к светелке. Заложить в память компьютера новые данные, сопоставить их со старыми, проанализировать. Он не мыслил жизни без электронного чуда, которое Санчо ехидно именовал «игрушкой».

Вообще– то, анализировать нечего, еще раз просмотреть самолично составленную смету по возрождению «консервы», сплюсовать с залогом для освобождения отца, сравнить с наличкой, которая образуется после продажи акций. В итоге – сумма кредита. Два плюс два равняется четырем, минус два – двум. Элементарная задачка для первоклашки, легко решаемая примитивным калькулятором.

Стоит ли загружать мощную «машину»?

Потоптавшись возле лестницы, Федечка решил: не стоит. Сейчас он малость пообщается с веселыми супругами и позвонит Резникову…

– Федька, имей совесть! – опомнилась от шока Клавдия. – Говори, что произошло?

Лавриков возвратился к столу, взял с блюда куриную ножку, полил ее майонезом. Кивнул на приемник, из которого все еще басил Шаляпин.

– Не смею перебивать именитого тезку.

– Так это мы… того… мигом успокоим, – Санчо отложил гитару, выключил приемник. – Говори! Я же по физиономии вижу, что ты… это самое… разрешился от финансового бремени. Так или ошибаюсь?

Юный бизнесмен смешливо оглядел озабоченные физиономии супругов, неторопливо откусил мясо.

– Реквием сбацать сможешь? В стиле тяжелого рока?

Свихнулся парень, сдвинулся по фазе на почве дурацких мечтаний о собственном заводе! Санчо выразительно покрутил толстым пальцем у виска, Клавдия прикрыла рот полотенцем, жалостливо всхлипнула. Вот будет подарочек для Лавра, когда он выйдет на волю! Сын сидит в психушке!

– Я… это самое… по всякому могу… А зачем?

Федечка прошелся по комнате, заглянул в кухню, бросил обглоданную ножку в помойное ведро, возвратился к столу. Супругам не стоит говорить о банковском кредите – вдруг младший брат адвоката откажет или сам адвокат передумает. Мало ли что может случиться.

– Спрашиваешь, зачем? Ты не ошибся, я действительно разрешился и действительно – в финансовом плане. Короче, лишился своего состояния. Поэтому, будь добр, сыграй на своей семиструнке что-нибудь подходящее.

Удивленная полуулыбка исчезла с лица Санчо. Он понурился. Разорение Лаврикова-младшего – вердикт суда об оставлении «преступника» под стражей. Ибо осилить многомиллионный залог больше некому. Если даже продать городскую квартиру, дачу, машину, все шмотки.

А вот Клавдия обрадовалась, дуреха. Впервые за последнюю неделю Санчо с неодобрением поглядел на сожительницу. От резких выражений все же воздержался.

– Слава Богу! Он тебе это зачтет.

«Банкрот» изобразил горестный вздох. Набожно перекрестился.

– На то и уповаю…

Санчо недоверчиво оглядел слишком уж постную физиономию рыжего лиса. Придуряется, хитрец, научился у папаши подначивать простодушного оруженосца? Не получится, хреновый шутник!

– Не крути круги на чистой воде, скажи… это самое… прямо: могу я звонить Резникову или не могу? Сейчас… того… не до шуток. Западло это!

Услышав выражение по-фене, Клавдия дернулась, с негодованием посмотрела на матерщиника. По ее мнению любое искажение русского языка – ругательство, подлежащее немедленному наказанию. Провинившийся супруг не обратил внимания на невысказанную угрозу, он мысленно решал: доверить рыжему ответственную операцию по освобождению Лавра или запретить?

Хитрец рассмеялся.

– Успокойся, Санчо, не штормуй, все в норме! Утром сумма залога будет готова к перечислению. Вот только позвоню я сам. Имеются у нас с адвокатом кой-какие делишки… Какая же я бестолочь! Ключ от сейфа здесь забыл, а мне сейф нужно малость почистить, освободить от ненужных бумажек. Теперь придется снова гнать в Москву. Не зря в народе говорят: от дурной головы ногам покоя нет.

Намерение самому позвонить адвокату Санчо пришлось не по душе. Он видел себя единственным спасителем Лавра, все остальные – обычные подельники, их задача – помогать, обеспечивать. А если вдуматься, какая разница, кто скажет «А», кто – «Б»? Главное – результат.

– Мотаешься по дурости, – осуждающе проговорила Клавдия. – Позвонил бы – Санчо доставил. Дело ли за столько верст киселя хлебать?

– Точно – дурость! – покорно согласился «Рыжик». – Вот только, тётечка, ключ лежит в тайнике.

Пренебрежительная улыбка, взмах пухлой рукой. Дескать, тоже мне секрет!

–Ха! А то я не знаю, где у тебя тайник! Давным-давно разведала.

Федечка изобразил досаду.

– Ну, ни малейшей интимной жизни! Все всё знают, не спрятаться.

Санчо немедленно подыграл – послал жене ехидную улыбочку. Все женщины, мол, любят разгадывать мужские тайны, не терпят закрытых дверей и заткнутых щелок. Супруга в этом смысле – женщина вдвойне. Впрочем, во всех смыслах.

Клавдия открыла рот для отповеди насмешникам, но ее прервал звонок из нагрудного кармана куртки Федечки. Совсем достали бедного парня, посочувствовал она, забыв о своем намерении достойно ответить на обидную насмешку по адресу всех женщин. Как только он выдерживает, не сломается?

– Да… Алло! Вас не слышно!… Алло! Алло! Перезвоните, пожалуйста! Ничего на дисплее не определилось. Наверно, звонили из автомата или из какого-то переговорного пункта.

Звонил Олег, сторож парковки супермаркета, по совместительству – шестерка Юраша. Он, конечно, не надеялся узнать местонахождение Лаврикова, сделать это по телефону невозможно – хотя бы услышать его голос, горестный или радостный. С тем, чтобы на этом выстроить очередное «донесение». Ничего не поделаешь, приходится крутиться-вертеться, изобретая старательность, которую босс обязан вознаградить.

– Кто это у тебя такой нищий, чтоб без мобильника? – поинтересовалась Клавдия. – Нынче даже первоклашки балуются с ним.

– Имеется такой абонент, – таинственно проинформировал Федечка. – Пока еще не королева, кандидат в нее. Девушка у меня есть, тётушка. Красавица – сил нет, умница – очуметь можно. Она вообще без всего.

– Значит любишь?

Лавриков посмотрел на потолок. Будто там, трепеща прозрачными крылышками летает ангел. Вздохнул. Люблю – не то слово: преклоняюсь, обожаю, боготворю!

Женщина всегда и во всем остается женщиной. Не в меру любопытной, немного – завистливой. Клавдия, услышав о любви племянника, немедленно нарисовала портрет нищей и хитрой девчонки, охомутавшей богатого, наивного бизнесмена.

– Она не убивается, что жених потерял состояние? Вернее сказать, что потеряла она?

– Лерка ничего не теряла, потому что не имела. Она только-только нашла. Вместе со мной.

– Не поняла!

На самом деле Клавдия все поняла, просто притворилась непонимающей дурой. Ей очень хотелось выведать все подробности окимовского романа. Для того, чтобы после отъезда племянника вволю посудачить с мужем, обсудить поведение жадной шлюхи, решившей поживиться. Не то, что она, выскочившая за немолодого мужика по любви.