Текст книги "Пояс Ипполиты"

– На какие шиши? Ты пойми, Ликоп, вам с Лотой выгодно рас выпроводить из Фермоскиры. Тебя мы оставим царем, Лоту верховной жрицей…

– Если бы я захотел стать царем, давно бы…

– Прости меня, отец, – Мелета поднялась из-за стола. – Разрешите мне уйти домой, там Арам, он снова может напиться. А как проводить олухов, вы можете договориться и без меня.

– Побойся бога, Мелета, – заговорила Чокея. – Да ты и не угостилась ничем.

– Иди, иди, – сказала Лота. – Твоему мужу нужен хороший досмотр. А ты, Чокея, не обижайся, завтра мы придем к тебе без мужиков и попируем вдоволь.

– Я думаю, отец, – сказала Мелета в дверях, – лошадей олухам надо дать. У них в Элладе остались жены, матери, дети. Надо понимать.

Чокея проводила Мелету до ворот. Коридоры дворца были освещены плохо, всего один настенный факел освещал лестницу, но тут же на площадке Мелета заметила корзину, в которой торчали приготовленные факелы. «Если Чокея закроет ворота, – подумала Мелета, – перелезу через забор».

Добежав до наружных алтарей храма, Мелета возвратилась и осторожно тронула ворота. Они были закрыты. Помедлив немного, она вошла во двор, поднялась на площадку, взяла пачку факелов и зажгла один вместо коридорного светильника. В подвале дверь нашлась сразу. Она была завалена корзинами, тряпьем, старыми щитами, заставлена копьями и алебардами. Раздвинув корзины, она взяла алберду и ударила по штукатурке. Закладка проломилась сразу. Сделав небольшое отверстие, Мелета пролезла в проход, сдвинула корзины снова и осторожно пошла по узкому проходу. Сырости тут не было, но было много паутины – видно, что по проходу никто давно не ходил. Шепча про себя «Амазонка не знает страха», повторяя это неоднократно, Мелета дошла до лестницы на верх.

Лестница была короткая и заканчивалась люком. Сдвинув плиту, закрывавшую люк, она пролезла через него и очутилась в наосе. Было очень темно и страшно. Мелета боялась Ипполиты. Она понимала – проникать тайно в обитель Девы грешно, может последовать наказание, но любопытство оказалось сильнее страха, и Мелета подняла факел. Он уже угасал, но она поняла, что очутилась в огромном высоченном помещении, а у противоположной полукруглой стены заметила громаду Кумира Девы.

Новый факел вспыхнул в темноте ослепительно ярко. Мелета подняла его и в ужасе присела. Ноги сделались словно ватными. Она шлепнулась на холодные каменные плиты пола. На бедрах Великой наездницы сверкал множеством искр Пояс Ипполиты! Он весь был усыпан драгоценными камнями, в каждом из камней отражались огоньки факела, они выбрасывали в темноту острые лучи, эти лучи летели к своду храма и там гасли. При падении Мелета выронила факел, но он не успел угаснуть – Мелета подхватила его, подняла, и пояс снова засверкал, как фейерверк.

Мелете захотелось броситься к люку и покинуть наос, но и на этот раз любопытство пересилило страх. Пришла простая мысль: пояс могла изготовить Атосса и оставить его. на бедрах Девы. Эта мысль пришла Мелете потому, что бабушка Ферида давно говорила ей, что Пояс Ипполиты не исчезал из храма, просто его там не было никогда. И в дни опасности для города его могли изготовить. Атосса способна была на такое и просто не успела это событие обнародовать. Не зря она настоятельно советовала дочери, а Несси ей, Мелете, непременно посетить наос. Атосса, конечно, хотела знать, что храм не открывался и пояс цел. И еще подумала Мелета – Диомед не туп на догадки. Он, наверное, знал, что в наосе стоит Кумир Девы, он отлит из золота и стоит только вынести статую, на золото можно купить не только корабли, но и всю Фермоскиру с Коринфом в придачу. Но можно ли многотяжкий кумир незаметно вынести из храма, даже если убрать охрану? Это не под силу, пожалуй, никому в Фермоскире. И тут же у Мелеты возник вопрос – для чего на лестнице была приготовлена полная корзина факелов? Если Диомед прост, то Чокея хитра. Вынести всю статую нельзя, а усыпанный драгоценными каменьями пояс можно легко похитить.

Вот она сейчас сидит на полу храма и размышляет, а по подземному ходу, может быть, уже идут Диомед и Чокея… Надо закрыть люк! Навалить на плиту тяжесть! Надо ли? Если они придут к люку и узнают, что в наосе кто-то есть, они поднимут весь город… Да не поднимут они! Это значило бы навсегда лишиться пояса. Они просто будут ждать Мелету около выхода в подвале или, скорее всего, здесь, около люка. Как бы то ни было, надо здесь переждать до утра. Если даже Чокея не догадается (допустим, по исчезновению части факелов), то все равно ночью Мелете не выйти из дворца. Двери, конечно же, запираются ночью на замки.

Страха Мелета не чувствовала, золотой кумир, алмазный пояс не могли напугать ее, они были реальны. Пугало другое – из пяти факелов осталось два, их еще нужно беречь для освещения подземного хода. А ночь длинна… И вдруг взор ее обратился на бронзовый подсвечник. Быстро подставив к нему лесенку, которая валялась тут же, она заглянула в чашу. Та до краев была наполнена горючим маслом. Мелета зажгла от факела фитиль, из бронзовой чаши полился ровный свет. Вокруг кумира стояли такие же светильники, и Мелета подумала, что света ей хватит до утра.

Она смело подошла к богине, погладила золотые икры ее ног. Они были прохладными и чуть припорошенными пылью. Подняв глаза кверху, Мелета увидела, что Ипполита опирается на огромный, как и она сама, меч. Этот меч и этот пояс храмовницы не показывали никому, даже царице, которая уводила амазонок в набег. Амазонки и так знали, что если пояс на бедрах богини, поход будет удачным. Мелета вспомнила – когда Атосса ушла из города, сан Священной передали Гелоне. Она вышла в наос – пояс богини исчез. И тогда начались беды Фермоскиры: город пал, лучших его жительниц увезли в плен, на продажу.

Мелете теперь следовало подумать, как распорядиться открытием. Она села на лесенку около постамента и стала думать.

Можно вынести пояс из храма, но зачем? Драгоценные камни его, конечно, многого стоят, но главная ценность его не в том… Если пояс оставить… Нет, это не годится. Диомед и Чокея выкрадут его… Надо выйти самой и рассказать о поясе городу… Но как? Да очень просто, как всегда это делала ясновидящая… Придумать сон… Если амазонки узнают о поясе, они воспрянут духом, город, стоящий на коленях, начнет подниматься на ноги, храм снова будет средоточием жизни наездниц, а Священная храма снова будет выше и значимее царицы… А кто, впрочем, Священная? Не та же хромоногая жрица, которая разводит посты… Но без Священной нельзя… А что если во сне Великая наездница посоветует поставить во главе храма Мелету… А почему бы нет! Отец станет царем, дочь Священной, мать – царицей. Но Ликоп мужчина… Ну и что? Заветы Великой Ипполиты можно переписать. Без мужиков женщины города жить отвыкли. Мало ли есть поводов для новых заветов… Запретить пить неразбавленное вино… Она до сих пор любит Арама, это его спасет…

Мысли вихрем закружились в голове Мелеты. Она уже поверила, что стала Верховной жрицей храма, стала обдумывать, какие заветы святой Девы оставить, какие заменить…

Сон подкрался к ней незаметно. Она прилегла на ступеньку и уснула.

* * *

Из дворца Мелета выбралась удачно. Заделав пролом, она завалила его корзинами и беспрепятственно вышла со двора.

Слуги и хозяева, вероятно, еще спали. Только что начинался рассвет.

Дома Мелета незаметно вошла в комнату, где спал Арам, разделась и легла с ним рядом. Муж не проснулся.

Вскоре ее разбудили. Отец собирался к рыбакам, и ее позвали на завтрак. Мелета заключила, что о ее позднем приходе родители не знают – иначе не разбудили бы.

– Как спалось? – спросил Ликоп.

– Хорошо, спасибо, – неуверенно ответила Мелета.

– Что ты тревожна через меру? – спросила мать.

– Видела необычный сон. Странный очень.

– Странные сны сбываются, – заметил Ликоп, хлебая вчерашнюю уху.

– Будто я стою на охране дверей храма, как простая гоп-литка, и вижу, что по агоре едет всадница на белой лошади. У подножья храма она сошла с коня, поднялась по лестнице и, медленно пройдя мимо жертвенных алтарей, пошла прямо к дверям храма. Мы с моей напарницей скрестили лабрисы, преградив ей путь.

– Сотенная Мелета, разве ты не узнала меня?

– Не узнала, – это я ей отвечаю.

– Я Ипполита – Великая наездница. Мать Фермоскиры.

– И ты не испугалась? – спросила тревожно Лота.

– Нисколечко. Наоборот, я ей смело так говорю: «Откуда мне, Великая богиня, знать твой облик, если Кумир Девы давно закрыт в наосе и не показывается никому».

– Я знаю, – спокойно сказала богиня, – Атосса за это жестоко наказана…

– А пострадает Фермоскира, – говорю я так же смело, как будто разговариваем с тобой или отцом. – Ты отняла у нас залог победы – свой пояс, и Фермоскира упала на колени.

– Я была во гневе, моя девочка, в то время. И исправила ошибку – пояс давно в храме. Разве дочери Фермоскиры не знают об этом?

– Как, говорю, они узнают, если олух Диомед закрыл двери храма и утерял ключ?

– Диомед? Хорошо, что ты напомнила мне о нем. Передай матери – пусть город даст ему золота и он со своими олухами отправляется по добру – по здорову.

– Откуда у матери золото? – говорю я. – Она даже не царица и не пономарха.

– Это тоже грех Атоссы нечестивой. Золото она хранит в постаменте под кумиром. Расскажи обо всем этом городу.

– Кто мне поверит? – говорю я. – Я простая наездница…

– Отныне ты Священная, настоятельница моего храма, а твоя мать Лота – царица, Ликоп будет царь…

– Но он мужчина, а твои заветы…

– Я тебе позволю переписать заветы, они устарели…

– Смогу ли я?

– Сможешь. Я буду наставлять тебя в сновидениях…

– Дальше.

– Дальше, закричал во сне Арам – и я проснулась. Успокоив его, я снова заснула. Я надеялась забыть этот сон, как забывала все до этого, но сейчас я вспомнила его весь еще четче и подробнее. Но сон есть сон…

– Я хоть и не верю в Ипполиту, – после долгого молчания сказал Ликоп, – я верую своим богам, но думаю, что это не просто сон. Что будем делать, Лота?

– Надо молчать о нем, – сказала Лота. – Если о поясе узнают наездницы, они выломают двери храма. И не увидев там пояса, растерзают тебя, Мелета.

– Все может быть, – подтвердил отец – Дочери Фермоскиры и раньше были дикими и глупыми бабами, а теперь они одичали совсем.

– Не верю в это, – сказала Мелета. – Разве мы были дикими в те времена? А вдруг пояс есть в самом деле. И богиня накажет меня за сокрытие ее приказа?

Ликоп был мудр, но он был суеверен. И потому сказал:

– Допустим, пояс в храме, а тебя сделают Верховной. Ты согласишься?

– Неплохо бы…

– Ну и дура! Мы с матерью ни за что не согласимся на царство, а ты без нас…

– Почему, ты говоришь, без моего согласия? Я бы тоже была не против венца Фермоскиры. Да и ты мне надоел – провонял тухлой рыбой. А если царем…

– У бабы волос долог, а ум короток. Если амазонки узнают про пояс, они, как одна, завтра же вскочат на коней, приедут на агору и потребуют от венценосной Лоты: «Веди на грабеж!» И ты поведешь? У нас тридцать тысяч освобожденных рабынь, их амазонки под остриями копий сгонят в рабство, и начнется война внутри Фермоскиры. Грабить селения будет недосуг.

– Такова жизнь, Ликоп. Есть рабы, есть цари, и не нам менять рабство на свободу.

– Почему не нам?! Кто-то должен начинать. Вот мы все соберемся на хутор. Но твои же подруги с поясом богини прискачут туда, заберут всех и отправят на каменоломню.

– Родители, не спорьте! – Мелета поднялась из-за стола. – Ведь, повторяю, это был только сон. И мы про него никому не расскажем.

– А что, если твоей напарнице приснилось это же? – спросила Лота.

– Дура, как есть дура, – Ликоп сплюнул в сторону и пошел одеваться.

– Ну, смотри, отец, – весело заметила Мелета. – Вот станет мама царицей – она тебе это припомнит.

На площадке около двери в комнату, где спал Арам, отец сказал Лоте:

– Этот сон погубит нашу девочку. Ей надо запретить…

– Она вся в тебя. Упряма, как ослица.

– Тогда помоги ей войти в храм. Пояса там, конечно, не окажется.

– Но нас разорвут тогда?

– Подготовь пути отхода. Там, кажется, есть тайный выход.

Вслед за мужем ушла Лота, сославшись на «срочные дела»

в городе. Мелете она сказала:

– Ты сиди дома. Четвертые сутки как в городе, а мужу не подарила и дня. Если любишь – побудь с ним.

Мелета подошла к кровати, где лежал муж. Арам уже проснулся и просящим голосом тихо произнес:

– Опохмелиться бы…

Мелета сходила за вином, поднесла мужу кружку, сказала:

– Только не лей слезы. Не терплю плаксивых мужиков.

– А каких терпишь? Олухов? – хмель, видимо, сразу ударил в голову, Арам выкрикнул: – Где была всю ночь?

– Уж не ревнуешь ли, дорогой? Я спала рядом с тобой. Не моя вина, если ты постоянно пьян.

– О, боги! – плачущим голосом воскликнул Арам. – Ты за одно утро наврала столько, сколько не врала за всю свою жизнь. Этого тебе мало?

– Ты слышал разговор?

– Двери были не закрыты, а я не спал почти всю ночь. Я ждал тебя, а ты пришла только на рассвете… Вся в пыли, в паутине. Ты нахально врала про сон. Ты не могла его видеть, ты же всю ночь блудила, а не спала.

– Теперь мне пора воскликнуть: «О, боги!»

– Не думай – я не вправе ревновать, я потому и пью, что боюсь остаться в постели с тобой наедине…

– О чем ты?

– Помнишь, на хуторе утром мы купались на плотине?

– Как мне не помнить. Ты так крепко обнял меня, обнаженную…

– Тогда я испугался, как никогда в жизни.

– Чего испугался?

– Того возбуждения, которое возникает при объятьях, не было. Я понял, что пропил мужскую силу. Понимаешь, пропил! И ты это поняла! И вчера пошла к другому мужику. Не ко мне, к другому, к молодому и сильному! И я не вправе…

– Не говори больше ничего, – Мелета закрыла ладонью рот мужа. – Сейчас я расскажу, где я провела всю ночь. Я была в храме.

– Снова ложь! Как ты туда проникла?

– Через подземный ход. Я стояла около Кумира Девы, а на бедрах Ипполиты сверкал алмазами волшебный пояс!

Арам, казалось, сразу протрезвел:

– Значит, это был не сон! И ты говорила с Девой!

Арам соскочил с постели, пробежался из угла в угол комнаты, он ерошил пальцами свои густые волосы, и, не ожидая утвердительного ответа жены, заговорил:

– Непременно надо, чтобы об этом узнали все. И тогда изменится жизнь города…

– В лучшую ли сторону, Арам? Вот что я захотела бы знать.

– Конечно, в лучшую! Люди обретут уверенность, мы с тобой будем жить во дворце Атоссы…

– И ты будешь иметь много вина.

– Не смей так говорить, Мелета! Я брошу пить, и пусть меня убьет первая амазонка, которая увидит меня пьяным.

– Значит, я должна идти в город и рассказать о сновидении?

– Самой неудобно. Надо, чтобы амазонки сами пришли к тебе и спросили…

– Может, послать Тикету – служанку?

– Нет нужды! Твоя мать… Она так спешила в город…

– Ты думаешь, она не утерпит?

– Мужчине и то такую новость не удержать. Ликоп тоже не выдержит. Помяни мое слово – после полудня весь город будет на ногах.

– Будь что будет, милый. А сейчас бай-бай. Я падаю от усталости.

В середине дня, когда солнце встало в зените, город начал все более и более оживляться. То там, то здесь на улицах стали появляться верховые амазонки. Они проносились по каменным мостовым улиц, как ураганы, вздымая тучи опавших листьев, появлялись и тут же исчезали в переулках. Все больше и больше сновало по улицам и площадям торопливых пар. Это были простые мужики и олухи с женами, пробегали амазонки с копьями и мечами. Часто встречались повозки со скарбом, тачки с какими-то вещами – это, скорее всего, покидали город рабыни и бедняки. Вот прошла сотня наездниц со Щитами, копьями и стрелами в колчанах. Это было похоже на прежнее время, когда амазонки собирались в поход.

Мелету разбудил Арам. Он не дал ей одеться, прямо обнаженную подвел к окну. Вся площадь перед домом была запружена народом. Мужчин не было видно, были наездницы и гоплитки. Они что-то кричали, размахивали руками, некоторые раскачивали решетки перед двором. Арам раскрыл створки окна, с улицы ворвались однообразные звуки:

– Ме-ле-та! Ме-ле-та!

– Сходи успокой их, я пока оденусь.

– Ха! Чтоб они меня подняли на копья. Я лучше запрусь в башне. Мало ли что у них на уме. Они же ойропаты.

Мелета спешно оделась, но не успела причесаться – в комнату ворвались молодые женщины, бережно подняли ее на руки и понесли по лестнице вниз.

– Куда вы меня тащите?! – кричала Мелета, пытаясь встать на ноги.

– К храму! К храму! – повторяли амазонки, и вынесли Мелету во двор. Там стояли носилки, на них виднелось какое-то кресло, хоть и старое, но богатое, судя по обивке. Мелету усадили в кресло и понесли по улицам.

Покачивались, в такт шагам амазонок, носилки, толпы людей торопливо обгоняли их, многие вскидывали правую руку над плечом и кричали дружно: «Хайре, Священная!» У Мелеты от тревоги похолодело внутри. Она подумала: «Люди свято верят в ее сон, верят в Пояс Ипполиты, а что если Чокея и Диомед выкрали его? Меня разорвут за обман».

Когда носилки вынесли на агору, Мелета испугалась еще больше. Вся площадь, как в старые добрые времена, заполнена конными сотнями, как и прежде, сотни стоят в строевом порядке, только наездницы не сидят верхом, а стоят у уздечек. Как только Мелета появилась на площади, словно по команде, наездницы все, как одна, встали на одно колено, склонили головы и выбросили вперед правые руки. Площадь притихла, даже кони перестали качать головами и звенеть удилами уздечек. И пока Мелету несли по широкому проходу, к храму, площадь склоненных голов в молчании провожала ее. Мелета забыла про страхи, радость тщеславия переполнила ее сердце и она подумала гордо: «Нет, Фермоскира жива, она еще поднимется!»

Когда носилки поставили около храма, амазонки поднялись с коленей, площадь загудела приветственными криками: «Ме-ле-та! Ме-ле-та! Хайре, Священная!» «Это мамина работа» – подумала Мелета и не ошиблась, Лота стояла на ступенях около дверей храма, тут же было приготовлено бревно. Подойдя к матери, Мелета тихо сказала:

– Пошлите за Диомедом. Может, он найдет ключ.

– Ищи ветра в поле. Диомед и Чокея ночью удрали из Фермоскиры. И ключ оставили. Вот он. Теперь ты – Священная. Взойди на свое место, скажи что-нибудь. Не молчи.

Мелета твердым шагом поднялась на возвышение перед храмом, подняла руку (она не раз видела, как это делала Атосса) и начала говорить громко:

– Дочери Фермоскиры! Сейчас мы с царицей Лотой войдем в храм к подножью Великой наездницы. Мы увидим Пояс Ипполиты, нашу надежду, источник нашей силы, нашу святыню. Мы не повторим греха Атоссы, мы не будем прятать святой пояс от вашего взора – после нас все вы постоянно будете входить в наос и преклонять колени перед Кумиром Девы.

Площадь одобрительно загудела, Мелета окинула взглядом агору – все улицы, выходящие на площадь, были забиты людьми. Зная, что ключ от храма у матери, Мелета приказала:

– Царица Лота, открой храм. Да будут святые ключи в руке твоей, да свершится правое дело в царстве твоем.

В городе многие знали, что ключи от храма потеряны и Лота воспользовалась этим. Она откинула правую руку в сторону, повернула открытую ладонь кверху, ожидая, что туда упадут ключи, потом резко сжала ладонь, как бы поймав упавшие ключи, и показала их толпе. Площадь взревела, все удивились чуду. Лота подошла к дверям храма, вставила ключ в скважину замка. Сзади к царице подошла дочь и шепнула:

– А вдруг…

– Если пояса нет – удерем. Я приготовила лошадей.

Замок со скрипом открылся. Лота толкнула руками створы дверей и вошла в храм. Мелета шагнула за ней. Площадь снова притихла.

Пройдя правым притвором к центру храма, Лота остановилась перед дверьми. Здесь она, может быть, впервые поддалась страху, не решаясь открыть наос. Это сделала за нее дочь. Мелета ногой распахнула дверь, легко толкнула мать в спину. Открытые створы осветили наос, и Лота увидела блеск широкого кожаного пояса, унизанного драгоценностями. Ей надо было крикнуть: «Хайре, Великая!», но Лота словно онемела. Она рухнула на колени, уткнулась лбом в каменные плиты и замерла. Мелета постояла немного около матери, потом просто, как будто это было не у кумира, а на кухне, приказала:

– Иди, впусти охрану, потом зови людей.

Вошла старшая охраны с факелом, за нею четыре стражницы с оружием. Двоих поставили около Ипполиты, двоих – у Дверей наоса. Старшая зажгла все храмовые светильники.

В строевом порядке постепенно начали входить в наос воительницы. Впереди – царица Лота. Она первая опустилась на колени перед Кумиром Девы и замерла с мысленной молитвой. За нею расположились коленопреклоненные сотни.

И так, сотня за сотней, входили амазонки.

Весь день, до позднего вечера гудела праздником Фермоскира…