Текст книги "Древняя история"

– Со дня моего появления прошло уже шесть дней и один час лишним. Флуктуация временной локализации, при точной пространственной локализации всегда почти равна семи дням, кстати отсюда и произошла неделя, – бормотал он скороговоркой, – Но учитывая степень моего везения, которая сейчас близка к нулю, у нас все же есть небольшая вероятность, что база уже готова, хотя степень трансполярной аберрации все же высока. Но, учитывая, неучтенный фактор можно положиться на мнимую вероятность. Эх, говорил же я Коши, чтоб не формулировал свою вторую теорему, нет же, он ее не только сформулировал, но и доказал, и теперь мне всегда приходится гадать на месте база или нет. А все потому, что в контуре интегрирования для ненулевого результата, всегда должна быть особая точка, а кто знает особая она или нет, про это Коши теорему придумать не соизволил. А место базы локализации никогда нельзя раскрывать раньше времени. Да будь она не ладна! Была не бля! – Последние слова он произнес громко, почти выкрикнув. После чего он надолго замолчал, уставившись вперед на дорогу.

Тем временем, сделав еще один левый поворот, мы съезжали с Северской развязки – до города оставалось не более двух километров. Тут Давид обратился ко мне:

– У нас мало времени. Через двадцать минут мы либо должны добраться до места, либо должны расстаться. – Заметив мои попытки задать вопрос, он отмахнулся. – Я же сказал мало времени. Ты знаешь место под названием Шаманская горка? Это самая энергонасыщенная точка в вашем городе. – Увидев, что я кивнул, он сказал, – Дуй туда как можно быстрее. – Он посмотрел на свои дорогие часы, которые никак не вязались с его нынешним обликом, и сказал, – У нас девятнадцать минут.

Прикинув, что вполне успеваю, я надавил на газ. Машина, несмотря на гололед шла ровно. Люблю переднеприводные машины хотя бы за то, что на них всегда лучше газовать. Через три минуты мы были уже у переезда, и как вы думали, он, как назло, был закрыт. Поезд еще даже не появился. Через три минуты ожидания показался состав, вагоны, груженные круглым лесом, медленно простучали по рельсам, затем дежурная в оранжевой робе решила, что надо почистить рельсы от снега и льда, набившегося от колес проезжающих машин. На переезде мы потеряли почти десять минут. На Давида невозможно было смотреть, судя по ругательствам, которые он тихо, сквозь зубы, отпускал в адрес дежурной, той осталось жить совсем мало, что впоследствии и подтвердилось (сам проверял, уже после того, как закончилась вся эта история). Едва открыли переезд, я рванул с места, и, обогнав стоящие машины, проскочил через него. Затем, набирая скорость, я помчался в гору к АРЗовскому кольцу. Сзади раздался звук сирены. Мигая красными маячками нас пыталась догнать ГАИшная машина. Я сбавил было газ, но, увидев жест Давида, я погнал, что есть мочи. Быстро проскочив пару улиц, мы уже стояли на перекрестке с Иркутским трактом, если его пересечь, тогда до Шаманской горки оставалось бы не более километра. В этот момент Давид закричал:

– Нас засекли! Сейчас такое начнется! Только бы точка была особой! Вперед, не обращай внимания на машины, они не заденут нас, газуй!

Я, подавшись темпераменту его голоса, нажал на газ и бросил свою машину прямо под КамАЗ-длиномер, спускавшийся с путепровода, почему тогда я так поступил, и сейчас не могу понять. Наверное, Давид полностью управлял мной, я даже не успел удивиться, когда КамАЗ и моя «Тойота» встретившись прошли сквозь друг друга так, что я даже успел разглядеть внутренности работающего дизеля. Через секунды мы были уже на другой стороне улицы. Зная, что через триста метров будет крутой спуск, а затем поворот, я все равно давил на газ.

Но тут началось то, после чего столкновение с КамАЗом для меня показалось игрушкой. Со всех сторон на машину набросились тени, которые по мере приближения принимали форму чудовищ из древних сказаний и детских страшилок, они облепили лобовое стекло, и я уже ничего не мог видеть. Но мои руки, ставшие не моими, крутили баранку, а ноги сами нажимали на педали так, что машина ехала уверенно поворачивая куда-то, где-то притормаживая. В какой-то момент перед глазами все поплыло, тело стало вялым, я начал проваливаться куда-то. Из состояния полудремы, неожиданно охватившего меня, я был выведен голосом Давида. Он кричал:

– Они пытаются тебя усыпить! Только не усни! Тогда нам конец! Не бойся их, это всего лишь картины из нижнего астрала! На шаманскую горку нам нужно проскочить со скоростью..! Так с какой же скоростью? Е в степени и пи минус единица, умножить на минус корень из е и умножить на пи… И так, мы должны проскочить со скоростью не менее пятидесяти километров в час. Приготовься, темнота вот-вот исчезнет, около шаманской горки видения из нижнего астрала не действуют. Только не нажми на тормоз, ничего бойся! На спидометре должно быть больше пятидесяти двух.

Едва он произнес эти слова тьма, окутавшая все вокруг, рассеялась, и я увидел, что со скоростью семьдесят километров в час я несусь по переулку к обрыву, разделяющему его от шаманской горки. У меня возникло желание затормозить, но нога, давившая на газ была такой тяжелой, что у меня просто не было сил переставить ее на педаль тормоза. В какой-то момент перед лобовым стеклом вспыхнул яркий неземной огонь, и я потерял сознание…

…Первым, что я увидел, когда открыл глаза, было склонившегося надо мной лицо Давида. Увидев, что я открыл глаза, он сказал:

– Добро пожаловать! Наконец-то ты у меня в гостях. Вставай, приходи в себя. Точка оказалась особой. С тобой ничего кроме потрясения, вызванного необычными переживаниями, не произошло. Ты на моей базе, которая всегда почему-то материализуется примерно через семь плюс-минус один день после меня, я уже говорил тебе, что это обстоятельство стало причиной деления времени на недели. Может быть это связано с продолжительностью лунного месяца, но я этого еще не проверял, ты же бывший физик-теоретик, можешь сам проверить.

Давид был радостен и возбужден успехом, что точка оказалась особой, я подумал, что он был прав, от прежнего Давида, какого я знал по его рассказу, в нем мало, что осталось. Видно прочитав мои мысли он несколько посерьезнел, прервал себя. Молча осмотрелся и сказал:

– Прости! Я заболтался. Ты прав – я сильно изменился. Тут на базе всегда есть запас хорошего вина, именно такого, каким Давида, то есть меня наверное, угощал Измавил. Перейдем к делу. – Закончив этими словами свою длинную, местами бессмысленную тираду, Давид помог мне подняться из водительского кресла, и вывел из машины.

Мы находились в большом и светлом помещении, обставленном мебелью, относящейся к разным эпохам. Низкие восточные табуреточки и столики соседствовали здесь с креслами и диванами эпохи Людовика и т.д., нет сил и желания перечислять это смещение вкусов и стилей. Но, несмотря на все разнообразие, не сочетаемые по логике предметы и вещи, находились друг с другом в какой-то странной гармонии. Посреди помещения стоял небольшой столик с кувшином и двумя золотыми кубками, украшенными кроваво-красными рубинами. Давид одетый в легкую белую греческую тунику, и обутый в свои любимые восточные тапочки с загнутыми носками, за руку подвел меня к столику и предложил прилечь на подушки, лежавшие вокруг. Сам же он прилег с противоположной стороны. Он взял кувшин, разлил из него вино в кубки и со словами: «Не люблю слуг, вечно они мешаются под ногами, и вечно продаются врагам», протянул мне один из кубков. Поднеся ко рту свой кубок, он сказал:

– За удачу. Без нее мы не были бы здесь, а валялись бы в разбитой машине либо на Шаманской горке, либо под ней. А высота здесь, сам знаешь какая – не меньше чем высота девятиэтажного дома. Удача пока на нашей стороне, я правильно все рассчитал, точка была особой. Ох, если бы не этот Коши, то все было бы намного проще. И дернул же меня черт рассказать ему про эти контурные интегралы. Давай не будем о грустном, кстати, мы пьем из кубков самого Александра Македонского. – беззаботно и радостно говорил Давид, – Правда, он любил из этих кубков пить красное вино, так как эти рубины, – он пальцем провел по одному из них, – очень гармонируют с цветом вина, но я люблю белое, да и ты тоже предпочитаешь такое вино. – Тут он как бы, опомнившись, сказал, – Извини меня, я сегодня чрезмерно болтлив. Давай помолчим, и будем наслаждаться вином. – С этими словами он полностью опорожнил свой кубок.

Я молча последовал его примеру. Вино действительно было хорошим. Я плохо разбираюсь в винах, а изображать из себя знатока вин, перед человеком, который копается в твоей голове, как в своем бумажнике не было ни какого смысла, да и желания тоже. Поэтому я не стал описывать свои ощущения. Мы пили молча. После третьего кубка, до меня начало доходить, что же произошло сегодня. Только сейчас я полностью осознал, что сегодня я, по крайней мере, два раза был на волосок от смерти и все благодаря этому Давиду. И спасся оба раза тоже только благодаря ему. Он два раза поставил меня на грань между жизнью и смертью, и оба раза провел по этой тонкой и зыбкой грани, и оба раза в нужное место. На мгновение я даже усомнился: жив ли я, а может быть, это уже моя душа пьет с этим странным человеком, если не в раю, то в каком-нибудь другом потустороннем месте. Едва я подумал это, Давид насмешливо посмотрел на меня и с небрежной важностью произнес:

– Не бойся милейший, ты все еще жив. Мы с тобой сидим на Шаманской горке и пьем вино.

При этих словах вся, окружавшая нас обстановка исчезла и мы неожиданно оказались возлежащими на холодных сугробах, с золотыми кубками в руках. Невдалеке залаяли собаки, они неожиданно, увидев и учуяв нас в необычных для этого времени одеждах и позах, бросились к нам с лаем. Давид сказал: «Убедился, что ты все еще носишь свое бренное и капризное тело по земле?». И мы снова находились на мягких и теплых подушках, рядом со столиком, на котором неожиданно появились фрукты и жареная дичь. Допив второй кубок, Давид сказал:

– Ты же читал в книгах, что внешняя картина мира всегда иллюзорна, а сейчас ты сам убедился в этом. Чего бы мы в своем «сложном» и очень «хитроумном» уме не решили, это всегда будет лишь фикцией, пока мы сами не испытаем все своими ощущениями. Помнишь? Твой учитель говорил тебе, что самое главное ощущения. Помнишь его слова: «Запомни ощущения, а затем воссоздай их»? Был еще один человек, который сказал золотые слова: «Материя есть реальность, данная нам в ощущениях», но он забыл сказать, что наши, ощущения тоже могут стать реальностью. Если бы он до этого додумался, история двадцатого века, наверняка пошла бы по другому руслу. Это было бы так, хотя этот человек недооценивал роль личности в истории. Мой же тысячелетний опыт показывает, что история сплошь творится только личностями, ими, теми личностями, которые проникаются духом того, что мой учитель Иисус, Будда и Заратустра называл Вечностью. Роль масс же в истории была придумана историками и людьми, которые называют себя учеными. Наверняка целью они имели обоснование своих притязания на власть за спиной правителя.

Так под философствование Давида мы пили, я большей частью молчал, так как Давид, легко читая мои мысли, отвечал прежде, чем я успевал задать вопрос. После третьего кубка меня начало клонить в сон, и я уснул тут же на подушках у столика. Проснувшись я обнаружил себя в своей постели в малосемейке, в которую летом мы снимали вместе со Светой, а сейчас снимал я ее один. Было утро, часы показывали 10.07. Чтобы понять какой сегодня день я включил телевизор. Найдя программу передач, с помощью несложных сопоставлений я пришел к выводу, что сегодня суббота. В первое время после пробуждения мне казалось, что все, произошедшее вчера, было лишь сном, но мои сомнения быстро рассеялись, когда я на столе увидел золотой кубок с рубинами и какую-то шкатулку. Шкатулка по виду показалась мне современной. Эти два предмета стояли на листе бумаги, свернутом пополам. Отодвинул эти предметы, я взял лист и, развернув его, прочитал: «Не удивляйся ничему. Я решил, что для тебя будет удобнее, если ты проснешься в своей кровати. Машина твоя на стоянке. Ключи в кармане куртки. Жду тебя у себя в два часа после полудня. Открой шкатулку и ровно в два часа введи координаты базы (координаты базы прилагаются). Давид».

Я торопливо откинул крышку шкатулки. Крышка оказалась маленьким экраном. На экране загорелись зеленые буквы: «Введите координаты». Под крышкой была клавиатура, совсем такая же, какая бывает на обычных калькуляторах, но клавиши, по всей видимости, были сделаны из слоновой кости. На клавишах, закрывая их, лежал небольшой листочек, на котором мелким почерком было написано: «Координаты базы 49799.89 – 325666.07». Я не стал вводить координаты базы и, закрыв крышку, занялся своими обычными утренними делами. Когда умытый, побритый и позавтракавший я посмотрел на часы, на них было 11.37. Несмотря на то, что я уже верил Давиду, как самому себе, в моей душе все же было небольшое беспокойство за машину. Я решил прогуляться по улице, зайти в магазин, и заодно посмотреть на машину.

На улице было солнечно, но шел небольшой мелкий снег, какой бывает у нас при морозе. Влага, находящаяся в воздухе сама конденсируется и образует мелкие снежинки. Следствием этого идет снег, при солнечной погоде. Выйдя на улицу, я сразу же забыл о своем желании зайти с начала в магазин, вместо этого я прямиком направился к стоянке. Машина была на месте, более того, она сверкала новыми фарами, тогда как еще вчера фары были разбиты. С желанием заплатить за стоянку я поднялся в будку. Но охранник, посмотрев в журнал, сказал, что за стоянку оплачено. На вопрос, когда машина была поставлена, он ответил, что заступил утром, но судя по записи в журнале, это произошло в три часа ночи. Тут я прикинул, что примерно в это время я и заснул на базе у Давида. Ни чему не удивляясь и убедившись, что с машиной все в порядке, я отправился домой. По пути зашел в магазин, где купил кефир и колбасу.

Идя назад я вдруг начал было беспокоиться за оставленные в квартире ценности. Беспокойство, скорее всего, было вызвано необычными вчерашними событиями. Дома было все в порядке, кубок и шкатулка находились на столике у кровати. Я успокоился, но для себя отметил, что всю дорогу назад оглядывался по сторонам. Поход на стоянку и в магазин заняли у меня в общей сложности час так, что до встречи с Давидом у меня в запасе было еще достаточно времени. От безделья я начал изучать шкатулку. Сделана она была из какого-то дерева ценной породы. После тщательного изучения я убедился, что экран представлял собой простое зеркало, но это зеркало странным образом не отражало предметы, находившиеся перед ним, и было совершенно непонятно, каким образом на нем появляются буквы. Пристальное изучение клавиатуры показало, что кроме десяти цифр и точки на ней существуют еще две клавиши: «ввод» и «отмена». Я уже догадывался что этот небольшой приборчик поможет мне встретится с Давидом. Я, начитавшийся фантастики, полагал, что передо мной лежит аналог нуль-транспортировщика, с помощью которого герои фантастических романов в доли секунды преодолевали громадные расстояния.

До двух часов было еще достаточно времени и я, отложив прибор, включил телевизор. Шла передача «Крутой поворот». Я спокойно выслушал сообщения о мелких кражах и пожарах. Затем диктор сообщил, что в районе улицы Мичурина, а именно около дома № 100 утром были обнаружены два трупа. Погибшие, одетые в черные спецназовские костюмы, были вооружены. Следов насильственной смерти на трупах не было. Сообщалось, что никто из сотрудников ОМОНа и ФСБ не опознал в них своих товарищей. Диктор сказал, что следственные органы предполагают, что погибшие были членами одной из преступных группировок. Следственные органы, полагают, продолжал диктор, – что весь маскарад был и использован с целью запугать коммерсантов с базы на Мичурина 100. В заключение диктор сообщил, что причина смерти этих двоих будет установлена в Медицинском Университете, куда и были доставлены трупы.

В конце выпуска диктор кратко упомянул, о том, что набор сотрудников в органы внутренних дел, в частности в ГИББД, проходит не так тщательно, как следовало бы. Примером этому был вчерашний случай. Вечером в городскую психиатрическую больницу был доставлен сотрудник ГИББД, младший сержант Галкин С.П., который сошел с ума будучи вчера на дежурстве. Вернувшись с дежурства оно сообщил начальству, что по долгу службы преследовал не установленную иномарку, которая на его глазах врезалась в КамАЗ и пройдя насквозь через него ушла от погони и затерялась на маленьких улочках в районе северного городка. Диктор посетовал, что несерьезное отношение к подбору кадров, наблюдаемое в правоохранительных органах, вряд ли позволит успешно бороться с преступностью. Передача закончилась и на канале началась реклама.

Если сказать, что все услышанное мной встревожило меня, то значит ничего не сказать. От всего услышанного я впал в ступор. Одной из причин этого было реальное подтверждение тех событий, в которых я вчера участвовал. До сообщения диктора во мне еще оставалась какая-то смутная надежда, что все произошедшее является в какой-то степени лишь плодом моего воображения и мало относится к моей «реальной» жизни. Теперь же, пока еще ментальная реальность, закрепилась сообщениями диктора. Эта реальность стала реальностью, хотя бы потому, что она была не только в моей голове, но и в головах людей, которые так или иначе были связанны со вчерашними событиями. Второй причиной моего смятения был страх за свою жизнь. Теперь этот страх был подкреплен уже и на физике. Я долго обдумывал положение в какое я попал. Было очевидно, вокруг Давида шла какая-то довольно серьезная игра. События показывали, что эта игра вышла за рамки ментального и астральных планов. Мне совершенно не хотелось, чтобы эта игра каким-нибудь образом задела и меня. Я начал выискивать разные варианты выхода из этой ситуации. Но трезво и тщательно все обдумав, я пришел к выводу, что самым безопасным для меня является тот вариант, когда я буду рядом с этим странным, а сейчас и опасным Давидом. Из озабоченного состояния, в какое я впал после прослушанных новостей, меня вывел звонок будильника. Давид не только доставил меня домой, но он также странным образом поставил мой будильник на: «без двух минут два». Я с взял шкатулку в руки, выждал две минуты и ввел координаты. На экране высветилась надпись, нажмите «ввод». Я нажал на ввод.

Я ожидал, что на время станет темно, и я в мгновение ока окажусь в требуемом месте. Но ничего подобного не произошло. Вместо этого на экране-крышке шкатулки появилась надпись: «К сожалению весь нуль-транспорт сейчас занят. Ожидаемое время прибытия свободной машины 05.47.». Через несколько секунд слова исчезли, и на экране остались только числа отсчитывающие минуты и секунды в обратном порядке. Ожидание тянулось долго, наконец, когда на экране засветились цифры 00.00, в комнате запахло серой. В правом углу комнаты, прямо в воздухе возникло отверстие. Сквозь это отверстие в комнату вплыла уродливая конструкция, представлявшая собой вытянутое вверх кольцо. Из-за этого кольца машина была очень похожа на цифру нуль. К кольцу были прикреплены два сидения. На одном сидело существо с рожками, другое было свободно. Свободное сиденье, как я понял, было предназначено для меня. Я стоял и недоумевая смотрел на все это, и не решался сесть. Рогатое существо, скорчив нетерпеливую гримасу, закричало:

– Что стоишь как истукан!? Ты что хочешь, чтобы я своим серным двигателем провонял всю твою халупу и коридор!? Ты что хочешь, чтобы выбежали соседи и позвали инквизицию!? – Но, оглядев обстановку моей комнаты, он добавил, – Судя по всему, инквизиции не будет, в твое время она уже не существует. Но все равно полезай скорее в машину, ведь дорога не близкая.

Я без слов, еще не врубаясь во все происходящее, сел в кресло. Рогатый водитель потянул на себя один из рычагов, которые во множестве находились впереди и по бокам его кресла, и моя комната растаяла. Теперь нас окружала голубоватая пустота. Чувствовалось, что нуль-транспорт мчится с невероятной скоростью. Я прикинул, что при такой скорости мы в мгновение ока достигнем базы. Но чертенок, прочитав мои мысли, сказал:

– Не обольщайся, даже при скорости в две световых, а именно с такой скоростью мы сейчас движемся, базы мы достигнем не раньше чем через десять минут. – Поймав мой недоуменный взгляд, он продолжил, – Расстояния за пределами человеческого восприятия совершенно не поддаются логике. Вот если бы мы летели в соседнюю галактику, то достигли бы ее за…, – тут он почесал затылок и выдал, – за 6.4731 на 10 в минус пятой степени секунд. Сколько работаю на этом транспорте, но почему так происходит, я до сих пор не понимаю. Эта премудрость, видно, не для моего недочеловеческого ума.

Выдав все это, мой рогатый водитель замолчал, и стал пристально всматриваться в голубую мглу. Он поочередно нажимал какие-то рычаги поворачивал туда-сюда штурвал, очень похожий на судовой. Наконец он успокоился и, расслабленно навалившись на спинку своего кресла, сказал:

– А нуль-транспортом машина называется именно из-за своей формы, ваши фантасты, правильно уловив название, сути движения не уловили. Они считают, что нуль-транспортировка – это мгновенное перемещение с помощью технических средств. Но мгновенно перемещаться способен только человек, да и то, если преодолел барьер человечности. Одним из таковых был учитель того к кому я тебя везу. А техника она всегда техника. Она из-за своей примитивной простоты не способна на истинное движение. Вот и приходится нам чертям, недочеловекам, и вам людям еще не открывшим в себе свои способности, передвигаться на пахнущем серой нуль-транспорте. Почему серой? А потому, как атомная структура серы, очень хорошо резонирует с пространственными связями. И для того, чтобы вызвать резонанс, который и двигает нас, необходима лишь небольшая корректировка собственных частот атома серы.

С важным видом прочитав мне эту маленькую лекцию, чертенок потянул на себя самый большой рычаг, и голубая мгла сменилась обстановкой базы Давида. Давид стоял и жестом показывал мне, что бы я быстрее спрыгивал. Как только я спрыгнул, он состроил чертенку такую страшную гримасу, что тот, быстро отпустив рычаг, в доли секунды растворился вместе со своим чудовищным аппаратом.

Поздоровавшись со мной, Давид, водя носом, сказал:

– Не выношу этот запах. Сам, когда я путешествую, стараюсь не пользоваться этим чудовищем. Человек, преодолевший барьер человечного восприятия, способен передвигаться силой мысли. Но этого мне пока не дано, я еще не до конца выполнил свою миссию.

После этих слов он замолчал, по его виду можно было понять, что сказал он лишнее и жалеет об этом. Его молчание длилось не долго, и он продолжил:

– Давай не будем спешить, а продолжим все по порядку. Прежде всего, надо позавтракать и промочить горло.

Я отметил для себя, что Давид, как впрочем и я, выпить не дурак. Давид пригласил меня к столику и, показав на подушки, предложил мне сесть. Он, не спеша, налил в хрустальные стаканы вина и, показав на дичь, предложить выпить и поесть. Я, уже успевший после скудного завтрака проголодаться, не стал отказываться, да и еда была такой, что грех было не поесть. Мы молча выпили, и принялись есть. Давид время от времени подливал в пустеющие стаканы золотистое вино, которое не столько пьянило, сколько освежало и будоражило чувства. Но, несмотря на всю неспешность движений, чувствовалось, что Давид торопится, хотя внешних признаков спешки не наблюдалось. По всей видимости, я уже начинал постепенно чувствовать его внутреннее состояние. Тут Давид, непривычно долго молчавший, неожиданно сказал:

– Да ты прав, я тороплюсь скорее рассказать тебе ту часть рассказа, какую я наметил на сегодняшний день. У меня сегодня вечером есть еще кое-какие дела. – он взглянул на меня и продолжил, – А ты не так уж безнадежен. Я и не заметил, как ты прочитал мое внутреннее состояние. Очевидно, что общение со мной идет тебе на пользу. Я все больше убеждаюсь в том, что с тобой мне повезло. И я все больше и больше начинаю надеться, что наша встреча ускорит завершение моей миссии.

Я хотел, было спросить, что же за миссия такая у него, но он обычным своим жестом остановил меня и сказал:

– Всему свое время, а его у нас сегодня мало, а услышать тебе предстоит многое. Лучше пока ни о чем не спрашивай, сам постепенно все узнаешь. И так, мы остановились на том, что Заратустра после разговора с Измавилом снова был помещен в камеру. А Измавил начал приготовления к своей битве. И так продолжим:

* * *

Во-первых, Измавилу так больше и не довелось поговорить с Заратустрой. Это ему не удалось по двум причинам, с начала, до суда, ему было просто некогда, так как он все свое время посвятил подготовке и устройству тех событий, какие должны были произойти после решения, принятого им во время разговора с Заратустрой. Он послал гонцов в Индию к тем царям, где должны были найти приют его семья и Радзила. Много времени у него заняли вопросы организационного характера, связанные с подготовкой армии к той битве, об участии в которой, он принял решение тогда же. А второй причиной было, что это ему не удалось это чисто физически, так как Заратустра после приговора суда неожиданным образом скрылся. А вместо него, впрочем, и так было задумано Измавилом, казнили другого человека, загримированного под Заратустру. Этот человек, которого звали Адылбеком, был давним и опасным противником Измавила. Именно он, пользуясь той небольшой смутой, которая наблюдалась в умах черни, пока Заратустра был на свободе, попытался возглавить заговор против Измавила. Чтобы этот человек ничем не выдал, что он в действительности не является Заратустрой, Давид, нашел какого-то то ли колдуна, то ли лекаря. Этот то ли колдун то ли лекарь напоил Адылбека своим зельем, и что-то внушил ему так, что на эшафоте Адылбек все время повторял: «Я Заратустра – безбожник! Я сверхчеловек! Я пришел, чтобы убить в вас человека!» Эти и другие слова, какие привыкли слышать от Заратустры его поклонники, он повторял, беспорядочно меняя их чередование. Если, когда говорил Заратустра, слова всегда приобретали истинный и красивый смысл, то слова, вылетавшие из уст Адылбека, никак не хотели складываться в ту красивую комбинацию, какая многих зачаровывала. При всем этом, Адылбек так вращал глазами и строил такие рожи, что все ужаснулись. Внешнее сходство из-за грима было таким, что никто, из присутствовавших на казни, даже и не заподозрил, что казнили не Заратустру. Только за минуту до казни, когда дурман начал сходить, он, вдруг обрел осмысленное выражение лица. Он удивленно оглянулся, попытался сказать что-то. Но было поздно, ибо палач быстро по команде Давида отсек ему голову.

Сам вид казненного и его речь на эшафоте сделали свое дело. Многие из тех, кто считал Заратустру своим учителем, отшатнулись и отреклись от всего, что слышали от него. После этого случая, они еще долго не могли понять, каким же образом, этот явный безумец и человеконенавистник, каким он предстал на казни, мог смутить их, мог и заставить поверить в истинность всего что говорил. На место все поставило выступление верховного жреца, произошедшее на храмовой площади. Это выступление состоялось на следующий день после казни. В своей речи верховный жрец объявил, что Заратустра был посланником дьявола. Этого посланник дьявола имел целью отлучить народ от истинной веры. И именно для этого наделен он был колдовскими чарами и умением смущать умы. В этой же речи, по настоянию Измавила верховный жрец призвал всех собравшихся вступить ополченцами в армию, ибо их царь Измавил собрался в поход, чтобы наголову разбить войска Искандера, такого же посланника дьявола, каким являлся и Заратустра. Речь верховного жреца была длинной, в своей речи ему удалось связать вместе и Искандера и Заратустру и дьявола. По его словам получалось, что Заратустра должен был разрушить веру народа в своего царя, для того, чтобы Искандер смог завоевать их царство для дьявола.

Казнь нечестивца и объявленная мобилизация, и новые сведения о кознях дьявола так всполошили народ, что через некоторое время все уже забыли, о чем же на самом деле говорил Заратустра. О нем помнили только как о бунтовщике, безумце, и о посланнике дьявола. В умах обывателей все перемешалось. Народ ликовал, что удалось предотвратить заговор. Это достижение казалось таким великим, что победа над Искандером после этого была уже пустяковым, само собой разумеющимся делом. Поэтому в народе царило то радостное возбуждение, какое всегда охватывает обывателей в первые дни объявления войны. В эти дни победа кажется неизбежной, и все в каком-то героическом порыве забывают о том, каким грозным на самом деле является противник. В эти дни всем кажется, что его можно победить даже голыми руками.

Но, Измавил, конечно же, так не думал. Он тщательно готовил свою армию к битве, эта битва значила для него многое. Он, помня слова Заратустры, знал, что победить будет очень трудно, и даже невозможно. Но на первом плане его мыслей было что-то такое, что даже и после разговора с Заратустрой, позволяло надеяться на победу. Но, тем не менее, он свою семью и Радзилу с разрывом в один день, все же отправил в Индию.

Тогда прощаясь с ней уже утром после ночи полной любви и нежности, той ночи в которую они почти не спали, он рассказал ей о разговоре с Заратустрой. Он постарался сделать это так полно, как и происходил весь разговор, стараясь при этом максимально передать те чувства, какие он тогда испытал. Она, лежа на его груди, молча выслушала его. Она была еще немного сонная. Выслушав, она посмотрела на него тем внимательным взглядом своих синих глаз, каким она всегда смотрела, когда хотела прочитать его мысли, и сказала:

– Так вот что с тобой тогда произошло. А этот Заратустра, значит и не был тем сумасшедшим, каким мне его представили мои служанки, присутствовавшие на казни. Признайся, – сказала она, – а ведь ты не казнил его. Ты не мог этого сделать. Хотя порой ты и жесток, но ты же благоразумен и никогда не позволишь себе поступка, о котором впоследствии можешь пожалеть. А твой хитрый Давид наверняка что-нибудь придумал, чтобы спасти его.

Измавил уже давно не удивлялся проницательности своей возлюбленной и рассказал ей, что они сразу же после его разговора с Заратустрой встретились с Измавилом. Они тогда очень долго разговаривали. Они оба не хотели смерти этого человека, каждый по своей одному ему известной причине. Они разработали план, который должен был претворить в действие Давид.