Текст книги "Суворовский проспект. Таврическая и Тверская улицы"

Дом № 62 / Тверская ул., 31

В 1957 г. по проекту архитектора Д.С. Гольдгора на большом участке, освобожденном от существовавшей застройки, возвели «угрюмое» пятиэтажное здание (до 1965 г. – Дом Совнархоза, ныне Федеральный дом). Это здание из числа «уродливых партийных „чемоданов“», как их называл академик Д.С. Лихачев[463]463
  Лихачев Д.С. Книга беспокойств: Воспоминания, статьи, беседы. М., 1991. С. 415.


[Закрыть], поглотившее участки № 62 и № 64 по Суворовскому проспекту, сформировало западную границу площади Пролетарской Диктатуры.

Начальные сведения о домовладениях, существовавших на этих участках, относятся ко второй половине XIX в., когда участок № 62 по Конно-Гвардейской улице принадлежал Герасимову[464]464
  Табель домов гор. С.-Петербурга с Васильевским островом. СПб., 1966. С. 35.


[Закрыть], а в 1869 г. – Михаилу Воронину[465]465
  Список домам гор. С.-Петербурга по полицейским частям и участкам / Сост. Н. Нейгардт. СПб., 1869. С. 239.


[Закрыть].

Суворовский пр., 62. 2015 г.

В 1871 г. участок, выходящий на три улицы, Одесскую, Тверскую (под № 4) и Конно-Гвардейскую, принадлежал надворному советнику Михаилу Степановичу Воронину Дворовое место занимало 1200 кв. саженей, на которых стоял трехэтажный каменный дом с основанием 200 кв. саженей, одноэтажные каменные бани, площадью здания 300 кв. саженей, и чуть более 700 кв. саженей представлял пустопорожний участок. Здание бани, как и дома, снаружи было чисто оштукатурено, украшено поясками, рустом и карнизами. Два водогрейных котла, пятьдесят шесть кранов и две ванны полностью обеспечивали население округи в банных услугах. Стоимость всего участка достигала 120 тыс. рублей. 14 больших комнат в каменном доме занимала трикотажная фабрика купца Телешова, мясную лавку на первом этаже содержал крестьянин Федосеев. Квартирантами были чиновники – коллежские асессоры М.А. Болотов, А.Е. Яниковский, Хижняковский, военные – капитан Ульянов, генерал-поручик Константин Афанасьевич Телешов, подполковник Чернятов и мещанин Докучаев.

В 1872 г. по купчей от 17 января отставной генерал-поручик Телешов выкупил домовладение Воронина и сразу занялся его преобразованием, надстроил верхние этажи над банями под жилье. И сами бани подверглись перестройке.

Архитектор Климов так описывает эту реконструкцию: «В доме со стороны Одесской улицы в подвальном, первом и втором этажах разместились мастерские для шерстопрядильного производства. При мастерских имеются разные машины, действующие паровою силой, для чего в подвале устроен паровой котел с машиною.

Независимо от жилого дома по Одесской улице на протяжении до 30 сажен с корпусами вовнутрь двора устроены торговые бани. Все помещения бани были переделаны и ныне, сообразно местности и требованию, устроены и увеличены простонародные в три и восемь копеек бани, высшие разряды уменьшены, а номерные, за небольшим числом, уничтожены и взамен их отданы под квартиры.

Во всех простонародных и других банях устроены асфальтовые полы, баки для холодной и горячей воды, а, равно, и котлы для нагревания сделаны из котельного железа и находятся в отдельном помещении»[466]466
  ЦГИА СПб. Ф. 515. Оп. 1. Д. 2608, а, 6, 1871–1877; Ф. 513. Оп. 102. Д. 6333.


[Закрыть].

Сменив нескольких владельцев – должников Петербургского кредитного общества, в 1879–1899 гг. участок, как и следующий, под № 64, достался советнику Министерства финансов, крупному домовладельцу, действительному статскому советнику Николаю Васильевичу Клименко (ок. 1925–1899)[467]467
  Табель домов и улиц гор С.-Петербурга. Изд. 4. СПб.: Книгоизд. Г. Гоппе, 1888. С. 100; Адресная и справочная книга «Весь Петербург» на 1894–1899 гг.


[Закрыть], а после его смерти унаследован вдовой Александрой Сергеевной Клименко.

В 1930–1940-х гг. здесь жили: Григорьева Евгения Григорьевна (1881 – июль 1942), Гущина Александра Ивановна (1866 – февраль 1942), Данилова Екатерина Васильевна (1886 – февраль 1942), Дроздовский Иван Игнатьевич (1893 —декабрь 1943).

Дом № 64

Участком № 64/4 по Конно-Гвардейской улице и Лафонской площади до Н.В. Клименко владел коллежский асессор Павел Алексеевич Болотов. Земли в дворовом месте заключалось 400 кв. саженей. По участку проходила конножелезная дорога. По этой причине владельцу от Городской управы дополнительно выделили 163 кв. сажени. На участке имелся одноэтажный с обязательным мезонином дом на каменном подвале, во дворе – деревянные службы[468]468
  ЦГИА СПб. 515. Оп. 1. Д. 5151. 1880.


[Закрыть].

В доме в 1940-х гг. жили: в квартире № 8 Михайлова Екатерина Михайловна (1888 г. р. – июль 1942; Блокада, т. 20), в комнате № 58 – Морозова Прасковия Сергеевна (1897 г. р. – март 1942; Блокада, т. 20).

Площадь Пролетарской Диктатуры и архитектурный комплекс Смольного монастыря

Площади живут не сами по себе, но вместе с прилегающими к ним городскими проездами. Вот и нынешняя площадь Пролетарской Диктатуры лежит на пересечении улицы Пролетарской Диктатуры, Суворовского проспекта, Тверской улицы и аллеи Смольного.

Площадь Пролетарской Диктатуры (с 1918 по 1952 г. – пл. Диктатуры) создавалась на месте существовавшей с середины XIX в. Орловской (с 30 июля 1864 г. – Лафонской) площади методами, присущими этой самой пролетарской диктатуре, выраженными в лозунге «Разрушим… до основанья, а затем…». Площадь не просто переименовывалась, а именно создавалась заново, поглощая исторические постройки, тесно связанные с историей и культурой Санкт-Петербурга, уничтожив Лафонскую улицу и «доведя до полной деградации концы Шпалерной, Кавалергардской и Ставропольской», оборвав «градоформирующую жизнь Екатерининской и Лафонской площадей»[469]469
  Ярэма Алексей. Кому мы доверяем город? Или Путешествие в город Zero. Статья на сайте http://era-group-spb.ru. Обращение 11 ноября 2011 г.


[Закрыть].

Трамвай на площади Диктатуры. 1934 г.

Площадь до середины 1950-х гг. жила не только своим пролетарским прошлым, она стала живым объектом городской инфраструктуры – транспортной артерией, через нее с городом соединялись районы невского правобережья, Малой Охты.

Лафонская улица, называлась так по фамилии первой начальницы Смольного института благородных девиц статс-дамы российского императорского двора, баронессы Софьи Ивановны де Лафон (урожд. Дюбюиссон, 1717–1797)[470]470
  Замечательную статью о ней в еженедельнике «Дело» (2006. 6 марта) поместил доктор исторических наук профессор Е.В. Анисимов.


[Закрыть]. В 1952 г. ее переименовали в улицу Пролетарской Диктатуры, она многократно меняла и свои названия, и протяженность. Превратились в улочки и переулки вблизи Смольного и другие улицы, когда-то названные по фамилиям деятельниц русской благотворительности и просвещения[471]471
  Топонимическая энциклопедия С.-Петербурга. Указ. изд. С. 305.


[Закрыть].

Смольный. Пропилеи. 2015 г.

Из шести числящихся ныне на ней зданий лишь два построены на рубеже XIX и XX столетий, остальные – плод современной архитектуры.

Главный архитектор площади Пролетарской Диктатуры Д.С. Гольдгор так выразил свое творческое кредо: «Главным я считал освобождение… памятника (имеется в виду комплекс Смольного монастыря. – А.В.) из плена окружавших его безобразных порождений эпохи капитализма»[472]472
  Семенникова С.В. Архитектурный ансамбль Смольного. СПб., 1980. С. 114.


[Закрыть], пренебрегая фактом создания самого памятника даже ранее наступления «эпохи капитализма».

0 южной и западной границах площади мы уже говорили, северная ее граница открыта в сторону пл. Растрелли, а восточную определяет памятник архитектуры федерального значения пропилеи Смольного, оформляющие парадный вход на территорию Смольного монастыря – аллею Смольного. Пропилеи Смольного – одно из лучших ранних произведений советской архитектуры, построены по проекту архитекторов В.А. Щуко и В.Г. Гельфрейха в 1923–1924 гг. Решенные в традициях архитектуры русского классицизма, пропилеи органически вошли в архитектурный ансамбль Смольного монастыря. Два пятиколонных портика-павильона поставлены по сторонам центральной аллеи партерного сада, разбитого перед главным входом в здание бывшего Смольного института благородных девиц, ныне здание Администрации Санкт-Петербурга.

В лоджиях пропилей укреплены бронзовые доски с изображениями наград города и области.

Комплекс Смольного монастыря и Смольного института

Впрочем, человек, оказавшийся ныне на этой площади, удостоившейся в современном Петербурге самых нелицеприятных названий, спешит покинуть ее ради знакомства с комплексом Смольного монастыря, уникальным архитектурным комплексом на излучине Невы, в окончании «Смольного мыса». Именно здесь в давние времена находилось новгородское село Спасовщина. Когда на противоположном берегу, шведы построили крепость Ниеншанц, здесь построили форт Сабина. Петр I в 1710-х гг. организовал здесь Смоляной двор Адмиралтейства и построил для себя дом, который унаследовала его дочь Елизавета Петровна. Незадолго до своего сорокалетия императрица приняла решение завершить свои дни в тишине и покое монастыря. Ею было указано строить монастырь для ста двадцати девиц благородных семей и для себя, как их будущей настоятельницы. Для каждой персоны повелено предусмотреть отдельный апартамент с комнатой для прислуги, кладовой для припасов и кухней. Для себя же – отдельный дом. Здесь она вознамерилась окончить свои дни, передав правление своему племяннику, великому князю Петру Федоровичу. Сам же монастырь должен стать памятником благополучному царствованию императрицы Елизаветы Петровны, а посему его указано было строить небывалым по красоте и великолепию.

Смольный монастырь. Рабочая модель Ф. Б. Растрелли

Разработал проект и руководил строительством придворный архитектор граф Франческо Бартоломео Растрелли. Проект неоднократно изменялся самой императрицей.

Окончательно утвержденный общий план монастырского комплекса воплощал композицию крещатого типа. Четыре церкви, которые встанут вокруг собора на углах стыка келейных зданий, ритмически повторят симметрию боковых глав собора и тем самым окажутся связанными по диагоналям с центральным пятиглавием. Купола угловых церквей предусматривалось фланкировать парными часовнями, акцентирующими внешние углы ограды, чем келейные здания пространственно свяжутся с внешней оградой.

По представленным чертежам воображение легко рисовало прекрасный архитектурный ансамбль. Пронизывающий его ритм «увлекает взгляд к центру композиции и ввысь: башни ограды – купола угловых храмов – центральное пятиглавие. Соподчиненность пространства и объемов основана на правиле „золотого сечения“ и форме трех греческих крестов – пятиглавого собора, четырехглавого монастырского каре, вписанных в звезду восьмибашенной ограды. Ось колокольня – собор – восточный корпус является осью смыслового значения монастыря как храма-корабля (в этом случае восточный корпус с кельями императрицы представляет собой алтарь). Таким образом, композиция монастыря с увеличением высоты храмов и корпусов к центру и фасаду монастыря соответствует образу гигантского пятиглавого храма-корабля – идеал православного храмостроительства»[473]473
  Жерихина Е.И. Смольный // Три века Санкт-Петербурга: энциклопедия. В 3-х т. T I. Осьмнадцатое столетие. Кн. 2. СПб., 2003. С. 326.


[Закрыть].

«Растрелли при всем безудержном богатстве барочных композиций задавал программу декорации здания. Хотя в Смольном не были исполнены все предполагавшиеся декоративные украшения – барельефы во фронтонах корпусов, статуи на фронтонах собора, балюстрады, статуи, вазы, факелы и другие украшения на карнизах, – но и существующие детали показывают строгую композицию программы: собор убран элементами стихии воздуха (ангелы, облака, ангельские крылья) и воды (рокайли и „жемчужины“). Мощные волны-волюты образуют переход от верхних ярусов храмов к нижним, ограничивают десюдепорты, обливают, обвивают прямые линии карнизов, расчленяются на струйки и образуют завитки»[474]474
  Яранцев В.Н. Смольный. Архитектурный ансамбль // Газета «Первое сентября». 2009. № 22.


[Закрыть].

В мае 1748 г. заложили восточный келейный корпус, предназначавшийся для самой императрицы, 30 октября – центральный 92-метровый пятиглавый собор Воскресения Христова. В 1749 г. по указанию императрицы Растрелли пересмотрел проект монастыря и спроектировал надвратную колокольню, которая должна была превышать знаменитую звонницу Ивана Великого в Московском Кремле.

Строителем определили московского бригадира Якова Мордвинова, к которому в подчинение поступили пожалованные государыней ингерманландские земли, принадлежавшие генералу Ульяну Сенявину, деревня Версилка с угодьями и крестьянами, а также пустопорожние земли по рекам Лаве и Кавралке.

Строительство велось с небывалым размахом. Финансирование из казны было щедрым и регулярным. На строительстве Смольного собора ежедневно работало до 2000 солдат Петербургского и Кронштадтского гарнизонов, а также 1500 мастеров из Ярославской и Костромской губерний «за плату в три копейки в день». «Самым тяжелым было рытье котлованов и забивка свай под фундаменты. Под все сооружения монастыря забили более пятидесяти тысяч четырех– и двенадцатиметровых свай»[475]475
  Козьмян Г.К. Ф.-Б. Растрелли. Л., 1976. С. 54.


[Закрыть].

«Архитектурный ученик» Данило Матвеев контролировал качество и принимал строительные материалы, изготовленные на невских, сясьсских, олонецких и уральских заводах. Лепные работы для Смольного собора выполняли братья Джани, П. Цег (Цега), Ф.-М. Ламони, И. Финстервальтер, Дж.-Б. Гусени, И.Г. Фоэст.

Тем не менее, при Елизавете Петровне построили только одни кельи, а соборную церковь Воскресения выполнили безо всякой отделки, вчерне. Успешному ходу строительства не способствовали постоянные вмешательства заказчицы, а тут еще случилась война с Пруссией, и денег на строительство перестало хватать! Одержав победу, императрица отказалась от мысли завершить свои дни в тишине монастырских келий и меньше уделяла внимания Смольному монастырю.

Внутри Смольного собора, начатого строительством в мае 1751 г., оставили огромные леса и помосты для внутренней отделки, которые от времени пришли в негодность, их сняли только в 1825 г. В таком положении здание находилось более 70 лет, хотя монастырь строился и при Екатерине II, без участия Растрелли. Итальянец в то время находился в зените своей славы, но не пользовался расположением государыни. Руководить строительством Екатерина II поручила И.И. Бецкому. Строительные работы в Смольном монастыре шли медленно. В феврале 1765 г. заведующий Конторой строения Перекусихин сообщает Бецкому, что от выделенных в 1761 г. Елизаветой Петровной 40 800 руб. осталось 5566 руб. и 15 коп. и что часть денег, предназначенных на строительство Смольного, была взаимообразно использована на ремонт Зимнего дворца.

«В конце 1750-х гг., в связи с отсутствием средств на постройку колокольни, Растрелли пришлось изменить форму завершения собора и увеличить его высоту. Он приближает диагонально расставленные ажурные башенки боковых глав к барабану центрального купола – теперь они служат колокольнями. Два угла башенки вмонтированы в барабан, внешние грани усилены пучками колонн»[476]476
  Жерихина Е.И. Смольный // Три века Санкт-Петербурга: энциклопедия. В 3-х т. T I. Осьмнадцатое столетие. Кн. 2. СПб., 2003. С. 326.


[Закрыть].

«Расстреллиевский столп так и не поднялся над Петербургом. <…>. Спустя многие десятилетия исследователи русской архитектуры XVIII столетия разделились в своих оценках этого великого творения, – пишет Ю.М. Овсянников. – Одни восхищались смелым решением обер-архитектора. Другие утверждали, что гигантская вертикаль „задавила“ бы собор, а башня, „завершающая высотную композицию Растрелли, наименее удачна“.

Забывают: Растрелли был Художник. В процессе рождения он переделывал, перекраивал свои творения. Еще в модели колокольни он добавил ярус, увеличив будущую высоту со 140 до 167 метров. Вопреки модели приблизил малые главки собора почти вплотную к центральному куполу. Во имя большей скульптурности, композиционной цельности, динамичности и конструктивности. Сегодня мы можем только сокрушаться, что невоплощенным остался замысел зодчего, что лишены возможности увидеть, как вертикаль колокольни могла изменить облик приземистого двухэтажного города…»[477]477
  Овсянников Ю.М. Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини, Растрелли, Росс. СПб., 1996. С. 284–285.


[Закрыть]

Нужно ли удивляться тому обстоятельству, что русская архитектурная критика многократно обращалась к оценкам значимости возведения Смольного собора.

Говорят, что Кваренги, проходя мимо собора, произносил, снимая шляпу: «Вот это храм!»

В 1830-е гг. архитектор В.П. Стасов, которому поручили завершить недостроенный ансамбль, записал в своем дневнике: «Характер зданий, произведенных графом Растрелли, всегда величественен (grandioso), в общности и частях часто смел, щеголеват (elegant), всегда согласен с местоположением и выражающий точно свое назначение, потому что внутреннее устройство превосходно удобно, что свидетельствуется многим произведенным им как в С.-Петербурге и окрестностях, так и по его проектам в разных местах в России, и вообще самобытен, не обременен по тогдашнему времени множественными украшениями»[478]478
  Там же. С. 286.


[Закрыть].

Перро Ф.В. Вид Смольного монастыря. 1841 г.

В 1884 г. историк П.Н. Петров пишет о Смольном монастыре: «Проект этого здания был совершеннейшим из произведений гениального зодчего графа Растрелли и должен был в окончательном выполнении представить такой строительный памятник, сравняться с которым могли немногие величайшие произведения мировых гениев зодчества»[479]479
  Петров П.Н. История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного городского управления… СПб., 1884.


[Закрыть].

«Зодчий сумел достигнуть того идеала, – писал, например, В.Я. Курбатов в 1912 г., – к которому стремились русские в течение трех веков и к которому подходили и в Ярославле, и в Москве, и пытались достигнуть при Петре, сооружая „шпили“. Для русских равнин были нужны высокие столпообразные церкви, притом по возможности обширные и не загроможденные внутри столбами. <…>. Растрелли сохранил столбы внутри храма, но благодаря высокой технике мог широко раздвинуть их. Купола он сдвинул вместе и получилось впечатление, как будто они вырастают из сравнительно низкого здания, как в ярославских столпообразных церквах»[480]480
  Курбатов В.Я. Петербург. Художественно-исторический очерк и обзор художественного богатства столицы. СПб., 1913. С. 82.


[Закрыть].

После отъезда Растрелли в Италию главным архитектором Смольного собора назначили Ю.М. Фельтена, которому в декабре 1764 г. дано было указание достраивать монастырское здание для нового учреждения – Воспитательного общества благородных девиц, а также построить дом для Училища мещанских девиц. В помощники Фельтену определили П.Е. Егорова, а затем П.И. Крылова.

Желая сделать Воскресенский монастырь полезным для всей России, Екатерина Великая своим указом от 31 января 1765 г. учредила при нем Воспитательное заведение для малолетних девиц благородного и мещанского происхождения. Начальницей Воспитательного общества назначили княжну Анна Долгорукую, дочь князя Сергея Долгорукова и Ирины Голицыной, отец которой был сослан в царствование Анны Иоанновны. При Елизавете Петровне он вернулся из ссылки и назначен русским посланником в Константинополе. Анне Сергеевне при утверждении в должность пожаловали звание камер-фрейлины. Был назначен попечительский Совет, в первый состав которого вошли Бецкой, сенатор Панин, сенатор князь Трубецкой. В разное время в состав Совета входили сенатор Г.Р. Державин, князь В.П. Кочубей, генерал от инфантерии граф М.А. Милорадович, министр народного просвещения С.С. Уваров.

В 1764 г. в Воспитательное общество впервые приняли 60 девочек 5–6 лет. Обучение и воспитание шло «по возрастам»: вначале, когда обучение длилось 12 лет, было четыре возраста, потом, когда срок обучения уменьшился до девяти лет, стало три возраста. Девочки каждой возрастной группы носили платья определенного цвета: самые младшие (5–7 лет) – кофейного цвета, поэтому их часто называли «кофейницами», 8-10 лет – голубые или синие, 11–13 лет – серые, старшие девочки ходили в белых платьях. Довольно строгим был и распорядок дня: подъем в 6 часов утра, потом уроки, потом немного времени для гуляния под присмотром приставленной для этого дамы. Девочек учили чтению, правописанию, языкам, основам математики, физики, химии. Кроме общеобразовательных предметов учили всему, что должны уметь добродетельные матери: шитью, вязанию, танцам, музыке, светскому обхождению.

Торжественное открытие Воспитательного общества состоялось 28 июня 1764 г. и было приурочено ко второй годовщине восшествия на престол императрицы Екатерины II, а 29 декабря главному архитектору Канцелярии от строений Ю.М. Фельтену указали «достраивать монастырские здания для Воспитательного общества». Первоначально для него над жилыми корпусами монастыря надстроили третий этаж. Однако для воспитательного учреждения эти помещения все равно оставались неудобными, а после открытия 31 мая 1865 г. при Обществе училища для воспитания малолетних детей недворянского происхождения – попросту тесными. К концу XVIII в. Воспитательное общество уже полностью занимало монастырские здания.

В начале XIX в. приняли решение построить для размещения учебного заведения – Смольного института – специальное здание, что и поручили Дж. Кваренги, построившему к этому времени в Петербурге ряд зданий учебно-научного и благотворительного назначения (в частности, здание Екатерининского института на Фонтанке), планировочное решение которого зодчий положил в основу своего нового проекта, существенно усовершенствовав его.

«Будучи последовательным классицистом, Кваренги не отвергал заслуг своего предшественника – Растрелли, мастера барокко. Преклонение перед талантом мастера можно уловить и в рисунке Кваренги, запечатлевшем Смольный институт, а в перспективе – монастырь, возведенный Кваренги.

Кваренги поставил здание института южнее монастырского комплекса. Живописная декоративность монастыря подчеркнула строгость и значительность нового здания.

Смольный институт и монастырь. 1900-е гг.

Большой протяженности главный корпус и равновысокие боковые крылья образовывали П-образную композицию с парадным двором. Центр ее выделен портиком, аркада нижнего яруса которого поддерживает колоннаду ионического ордера, завершенного фронтоном. Цокольный этаж обработан горизонтальным рустом. Торцовые фасады боковых корпусов, расчлененные пилястрами, уравновешивают пластический акцент главного фасада. Все сооружение отличает графичность целого и всех деталей. Внутренняя планировка здания чрезвычайно проста: по сторонам широкого коридора во втором этаже располагались учебные помещения, а в верхнем – жилые комнаты. <…>.

В южном крыле <здания> разместился двусветный Актовый зал – один из самых совершенных интерьеров, созданных Кваренги. Зодчий использовал характерный для его творчества прием: выделил все конструктивные элементы архитектуры. Два ряда коринфских колонн во всю высоту зала как бы расчленили его на три нефа, поддерживая массивный антаблемент, маскирующий перекрытия. Стены, колонны отделаны искусственным белым мрамором. В торцах, на уровне капителей колонн, помещен лепной фриз, над дверью обозначен архивольт, выше него размещены лепные фигуры Слав. Оригинальные люстры из алебастра, напоминающие античные светильники, созданы по рисункам архитектора. <…>. Сдержанную декорацию помещения дополняли белые фигурные изразцовые печи, вероятно, также выполненные при участии зодчего.

Урок танцев в Актовом зале Смольного института. Фото К. Булллы. 1910-е гг.

Сверкающая белизна наполненного светом зала, безупречные пропорциональные соотношения всех деталей, художественно обогащающих интерьер, – все в целом создает настроение торжественности и приподнятости»[481]481
  Коршунова М.Ф. Джакомо Кваренги. Л., 1977. С. 121–123.


[Закрыть].

Нарядным был только Актовый зал, где проводили концерты и институтские балы, в остальном – простота и строгость, присущие учебно-воспитательному заведению.

В описании нового дома упоминается «парадный вестибюль со сводами и плитным полом, из сеней парадная каменная лестница с чугунной решеткой и лепными кронштейнами, другая каменная лестница у подъезда начальницы. В „погребном“ этаже 41 жилой покой (здесь жила прислуга); две ванные с сенями, окрашенные английскими белилами, по обе стороны здания с медными трубами для стока чистой воды с кранами. Здесь же баня из двух покоев, с большой изразцовой печью и чугунным котлом; кухня для начальницы с „аглицким очагом и русской печью“. В первом жилом этаже – 43 комнаты, над дверьми из комнат в коридор – полукруглые окна…» На первом этаже и в дворовых флигелях размещались хозяйственные службы, кухни, большая институтская столовая. На втором этаже – 49 комнат. Здесь располагались: справа – Актовый зал, гостиная; в левом ризалите – комнаты начальницы и инспектрис, в центре – классы, зал Совета, библиотека, канцелярия. <…>. На третьем этаже – дортуары воспитанниц, по возрастам, при них в отдельных комнатах жили классные дамы – всего здесь 44 комнаты. <…>.

Комплекс Смольного со всех сторон был окружен садами. Старейшими, еще XVIII в., были сады на берегу Невы перед восточными фасадами монастыря и здания Мещанского училища. Эти сады предназначались для прогулок воспитанниц. В царствование Екатерины II их украшали оранжерейными растениями из питомника Воспитательного общества или из придворных оранжерей, а цветы для клумб выписывались из-за границы. В начале XIX в. в монастырском дворе вокруг собора был разбит кольцевой сквер, окруженный дорожкой, обсаженной боскетом. Перед зданием Кваренги – газон с двойной обсадкой боскетом. «Адлерберговы сады», устроенные на личные средства императрицы Марии Федоровны, развели на берегу Невы и перед оградой института со стороны города. Невский фасад здания Кваренги с выступающими ризалитами «нужных мест» был скрыт высоким Адлерберговым садом для прогулок воспитанниц, отделенным каменными стенами от Невы и Вдовьего Дома[482]482
  Описание приведено по ст.: Жерихина Е.И. Смольный // Три века Санкт-Петербурга: энциклопедия. В 3-х т. Т 2. Девятнадцатый век. Кн. 6. СПб., 2008. С. 372–378. См. также: Жерихина Е.И. Смольный. История зданий и учреждений. СПб., 2002. 224 с; Она же. Остров благотворительности – Смольный. СПб., 2009.


[Закрыть].

Возведенное в 1806–1808 гг. здание Смольного института Кваренги считал лучшей постройкой своей жизни.

Сразу после смерти императрицы Екатерины Павел I поручил своей супруге императрице Марии Федоровне главноначалие над всеми благотворительными и женскими учебными заведениями России. Мария Федоровна, приняв под свое попечение Смольный институт, начала с изменения его учебных программ и отмены «кофейного» класса. Теперь дети принимались в институт с 8–9 лет и оставались в нем девять лет. В каждом «возрасте», который делился на два класса, обучалось 100 человек. Согласно новому плану, в первом возрасте преподавались чтение, письмо и грамматика трех языков, география, история и арифметика, причем все предметы вводились постепенно. В этом же возрасте предполагалось обучать девиц «танцеванию, рисованию, началам музыки и рукоделиям, женскому полу свойственным». На все эти предметы полагалось 42 часа в неделю. Продолжительность каждого урока устанавливалась в два часа.

Относительно мещанских девиц императрица считала, что воспитание их должно ограничиваться «в учинении их добрыми женами, добрыми матерями и добрыми хозяйками, на что вполне достаточно шести лет». Поэтому в Мещанское училище принимали с 11–12 лет, «в училище будут обучаться 100 воспитанниц, и в ближайший прием предполагала принять двадцать мещанок. Император на это не согласился и утвердил комплект мещанских воспитанниц в 200 чел.».

Реформа Марии Федоровны коренным образом меняла характер Воспитательного Общества. Широкие гуманно-общественные задачи, поставленные Екатериной II, созданному новому типу закрытых учебно-воспитательных заведений отпали сами собой и заменились более узкими, чисто женскими. Императрица Мария Федоровна признавала женщину «достойным и полезным членом государства» – в качестве хозяйки. Поэтому вместо книги «О должностях человека и гражданина», которая читалась в екатерининские времена, при императрице Марии Федоровне девочкам стали читать и объяснять книгу «Отеческие советы моей дочери». В ней говорилось: «Бог и человеческое общество хотели, чтобы женщина зависела от мужчины, чтобы она ограничила свой круг своей деятельности домом, чтобы она признавала свою слабость и преимущество мужа во всяком случае и снискала бы его любовь и приязнь скромностью и покорностью». Женщина должна быть «совершенная швея, ткачиха, чулочница и кухарка; должна разделять свое существование между детской и кухней, погребом, амбаром, двором и садом». Императрица Мария Федоровна строго разграничила сословия, она видела «большие неудобства в смешении благородных девиц с мещанскими, ибо несомненно, что обязанности и назначение последних во многих отношениях различествуют от обязанностей и назначения благородных девиц». Она отменила первоначально обучение мещанок иностранным языкам, но при приеме 1797 г. в Воспитательное общество выяснилось, что «из новопринятых воспитанниц многие уже изрядно обучены французскому языку мещанками, из того же Общества выпущенными». Узнав об этом императрица, в отмену своего прежнего решения, повелела Совету вновь ввести преподавание французского и немецкого языков в Мещанском училище, чтобы тем дать его воспитанницам в будущем средства к жизни. Через год отменили преподавание естественной истории. Эта система образования, выработанная в 1797 г., существовала в женских институтах почти полвека.

«Учебная часть в Обществе благородных девиц… с 1821 г. состояла под ведением надзорного инспектора классов. С 1838 г. часть сия вверяется особенному члену Совета, и учебный комитет собирается только в случаях соображения общих мер со средствами заведения…» – писал в 1842 г. в своей записке С.С. Уваров, разъясняя структуру управления, содержание и методы учебного процесса в институте. Из этой записки следовало, что «возрастов» в институте было три: кофейный класс, или младший возраст; голубой класс, или средний возраст; белый класс, или старший возраст[483]483
  Начальное и среднее образование в Санкт-Петербурге. XIX – начало XX века – сборник документов. СПб., 2000. С. 111.


[Закрыть].

В 1859 г. инспектором классов Смольного института назначен К.Д. Ушинский, который провел ряд прогрессивных мероприятий, реорганизовав весь процесс обучения и воспитания (ввел новый учебный план, построенный на небольшом количестве учебных предметов, предметные уроки, опыты по физике; организовал сверх обычных шести классов двухлетний педагогический класс и т. д.). Однако в результате преследований и доносов летом 1862 г. Ушинский вынужден оставить Смольный институт, после чего основные мероприятия Ушинского были ликвидированы, и вплоть до своего закрытия в 1917 г. Смольный институт оставался одним из наиболее консервативных учебных заведений.