Текст книги "О себе и судьбах. Стихи и поэмы"

«Лунный свет, пробившись в створ оконный…»

 
Лунный свет, пробившись в створ оконный,
Заструился, как кадильный дым,
Заливая келью и иконы,
Омывая лики всем святым.
 
 
Сердце преклонилось помолиться,
Словно ключ, из каменных оков,
Из глубин его слеза сочится…
Где-то, в нём, источник родников.
 
 
Сердце, сердце, ты лежало камнем
На надгробье умершей души.
Кто тебя движением сакральным
От могильной узы разрешил?
Кто тебя отверз могучим жезлом
И исторг потоки чистых струй,
Душу, умерщвленную уже злом,
Пробудил, как птаху поутру,
Чувств смятенных смягчил непогодье,
Обласкав любовью?
                                  Боже, Ты?!
И с ресниц стекает половодье,
Омывая лики всех святых.
 

23 август 99 г.

Молитва

 
Дай Боже силы возлюбить
Всех, кто меня возненавидел.
За тех, кто с умыслом обидел,
Подай слезу Тебя молить,
Чтоб Ты отвёл от них погибель.
 
 
Дай Бог сочувствия к бомжам,
К слепым, и сгорбленным летами,
Ко злым, с хулящими устами,
К безумным – падким к грабежам,
С окаменевшими сердцами.
 
 
И суесловных, и хапуг,
Не презирать подай терпенья;
Пред возносящимся – смиренья;
И не роптать на свой недуг,
Но боль принять, как вдохновенье.
 
 
Ты знаешь, что я слеп и нищ,
Обобран, дочиста, страстями.
Себя, избивши похотями,
Низвергнул в мерзости гноищ,
Где дух смердит и воля вянет.
 
 
Но изведи из этих мест,
Очисти многими скорбями.
Дай силы мне нести свой крест,
Твоими, Господи, путями.
 

2 февраль 99 г.

Завещание

 
Вы, по смерти моей, не творите тризн,
Патетических слов не надо,
Даже если душа переходит в жизнь,
От земной суеты – из ада.
 
 
Мимо ада душе не пройти, увы,
Этот мир прозябает в аду.
Все рождаются в нём, как и я, и Вы,
И страдать, и терпеть нужду.
 
 
И цари, и кумиры, и люд простой,
Православный монах, и неверный,
И дитя, и зверьё, и убогий святой —
Все в объятьях греха и скверны.
 
 
Вы по смерти моей не творите пост,
Беспечалие в Вас не нарушу.
Вы, притихшее тело, свезя на погост,
Помолитесь за грешную душу.
 
 
Обнажённой уйдёт, ведь жила-то в шик,
Расточала дары Господни.
Было много талантов, а ныне – пшик,
Лепты ломаной нет сегодня.
 
 
На могилку не ставьте вино и снедь,
Милость сердца подайте Богу.
О сиротах и нищих молю порадеть,
(Нерадение взыщется строго).
 
 
И меня помяните, подав сухарь,
И приют, утомлённым в дороге.
Не отринет Господь и малейшую тварь,
Паче милость Его к убогим.
 
 
Да зачтёт вашу милость, Господь, и мне,
Лобызая Вам сердце и руки,
И, сыскавши меня в преисподней, на дне,
Облегчит нестерпимые муки.
 

8 марта 99 г.

«Всякое дыхание да хвалит Господа…»

 
«Всякое дыхание да хвалит Господа»,
И Ему поёт земная тварь.
Только я молчу, как тень, как рос вода,
Не дерзая, даже, на тропарь.
 
 
Был на «ты» с природой в велеречии,
(Лучше б уж в театрах подремал),
Скольким жизням причинил увечья,
Скольким вдох навеки прикрывал?…
 
 
Без нужды, бездумно, без смущения,
Рвал, ломил, давил и убивал…
По чьему же злому наущению,
Я, при том, беспечно напевал?
 
 
Мне ведь заяц плакался, подраненный,
Разметая павшую листву…
Господи, прими мой стон пока́янный,
Впредь я и былинки не сорву.
 
 
Было, в детстве, не губил из шалости,
Мать молил за муху, и за моль,
Сердце рвалось от любви и жалости,
Горько плача на чужую боль.
 
 
Как же всё случилось, и не ведаю…
Видно, жил без Бога и креста,
Стал надменным, гнусным, привередою.
Песни пел…, да песня, всё, не та.
 
 
Но молю, молю Тебя, Всеблагостный,
Чистоты, подателя, и слёз,
Чтоб, когда-то, в мире с миром, сладостно,
Отлетая духом, произнёс:
«Всякое дыхание да славит Го… с…».
                                                  31 январь 99 г.
 

Пасхальный благовест

 
Перезвон колокольный окрест, —
Разливается в мир благовест,
Наполняя, Москву и Асбест,
Магадан, Барнаул, Бухарест…
От забытых, и славимых, мест —
                                  благовест.
Встрепенулся, аукнулся лес.
Солнце всплыло, лучами играя,
Птахи певчие – вестницы рая —
Славят Бога без пышных словес,
Немудрённую песнь распевая:
«Нет на свете прекрасней чудес —
Иисус умирал…, и, Воскрес!!!».
Даже петел, забыв про насест,
Возвестил:
                   «Благовест! Благовест!».
 
 
Мир ликует с хорами небес:
«Нынче миру от Бога прощенье!
Всем даётся грехов отпущенье,
По любви; ни за грош, ни на вес,
Принимайте дары очищенья!».
И спешат под венец Причащенья
Сонмы душ – убелённых невест,
                                 в благовест.
 
 
Нет у Бога заброшенных мест,
Половодьем гудит благовест.
И Каир его слышит, и Брест,
Богота, Самарканд и Триест…
И вливается в норд, и в зюйд-вест,
Благовест, благовест, благовест.
 

4 март 99 г.

«Что имею – всё от Бога…»

 
Что имею – всё от Бога:
Воздух, хлеб, родню,
Лес, холмы, дух пряный стога,
Сжатых нив стерню,
Дым костра…
                      В туманной дали,
Вечер канул в тишь.
Ах, душа, забудь печали,
Что же ты грустишь.
Что тебя под ночь тревожит,
Сбило твой полёт?
Может совесть сердце гложет?
Злой ли дух гнетёт?…
 
 
Всё дал Бог к закату лета,
Осень хороша…
Только в сердце Бога нету,
И скорбит душа.
 

Осень 2002 г.

Тайная вечеря

 
Двенадцать возлегли не суетясь,
Один лишь, препоясавшись, с дороги,
Любовью и смирением светясь,
Им омывал натруженные ноги.
 
 
В мерцанье звёзд притих Ершалаим…
Но даже здесь, за глиняным дувалом,
Глухих предчувствий тень мешала им,
И радости предаться не давала.
 
 
Исход из рабства – памяти тепло.
С журчаньем мерным речи арамейской,
Под сердце что-то новое текло,
В вечере древней Пасхи иудейской.
 
 
Надломлен Отчий хлеб рукой Христа:
«Ядите все, се Плоть Моя ломима,
Прибьётся к перекладинам Креста,
Чтоб, от ядущих, смерть бежала мимо.
 
 
Не плодом виноградным налита́
И чаша, вознесенная над вами,
Но Кровью прободенного Христа,
Бальзамом душ, истерзанных грехами.
 
 
Меж вами сын греха и друг бесам,
Предав Меня, себя предаст проклятью.
А впрочем, как написано, Я, Сам
Иду на поруганье и распятье».
 
 
К груди Его, болезненно приник
(Волной негодования объятый),
Любимый вопрошает ученик:
«Кто, Господи? Да кто же он – треклятый?».
 
 
«Он тот, кусок подам кому», —
И, хлеб, макнув, с улыбкой Назарея,
Иуде протянул, шепнув ему:
«Задумал что, то, делай поскорее».
 
 
С ухмылкою, приличной палачу,
Вошёл в Иуду дьявол господином.
Задул, души, коптящую свечу,
И выгнал вон, за серебром к раввинам.
 

Май 98 г.

Ночь перед Рождеством

 
Стихло всё в ночи под Рождество,
Мир устал от долгого паденья,
И Любовь склонила Божество
Увенчать Её долготерпенье.
 
 
Увенчать рожденьем Чистоты,
Дарованьем обновленья миру…
Ангелы, с небесной высоты,
Воспевали пастухам стихиру:
 
 
«Слава в вышних Богу…», – всё поёт
И поныне, в чудном ликованье:
Снежной пыли – искристый полёт,
В бездне звёзд – алмазное мерцанье.
 
 
А вдали от сна и суеты —
Свет лампад из окон изразцовых.
Преклонясь пред ликами святых,
«Овцы» бдят на раменах Христовых.
 
 
Песнь молитвы, вплетши в песнь зари,
Облиставшей звоны колоколен,
Верный люд Творца благодарит,
За Его, о них, благую волю.
 
 
Мир являет солнца рождество,
Пробуждая Божии творенья,
Воспевать святое торжество:
В Рождестве Христа – своё спасенье.
 

Декабрь 98 г.

«Ты, душа моя, спину не горбь…»

 
Ты, душа моя, спину не горбь,
Краток путь от печалей до радостей.
Знай, чем горше, мучительней скорбь —
Глубже будет покой, сердцу сладостней.
 

Осень 2002 г.

«Слёзы и вздохи – печали полна…»

 
Слёзы и вздохи – печали полна,
                              поздняя осень,
Дымкой подёрнутым оком окна,
                              смотрит сквозь просинь.
 
 
Тучи, как мантии, рвёт в небесах
                              встрёпанный ветер,
Сгорблен, уныньем бездомного пса,
                              старенький сеттер.
 
 
Всё в этом мире нестойком, увы,
                              в миг, уходящем,
Что потеряем, как Иов, и мы,
                              или обрящем?
 
 
Много ли нужно монашьей душе
                              здесь, на потребу?..
Келья убогая – рай в шалаше —
                              вздохи по небу…
 
 
Вздохи и слёзы приемлет светло
                             Лик на убрусе…
Шёпот и всхлипы, а в сердце тепло,
                             в нём – Иисусе.
 

Осень 2002 г.

Слова…, Слова…

 
И было Слово вечное в начале.
И истины пророчились потом.
И заповеди жизни на Скрижали
Создатель начертал Своим перстом.
 
 
Но дьявол, слово лживое, лукаво,
Убийственно, как в плоть змеиный яд,
В сердца вливал греховною отравой,
Всех, увлекая в смерть, из рая в ад.
 
 
С тех пор, на словоблудие охочий,
Премудрости забыл Адамов род.
И ныне слог становится порочен
(Где грех, там порождается урод).
 
 
Слова…, слова…, как куклы иль кокотки
(В косметике не видно и лица),
Бездушия звучанье в каждой нотке,
В них дух не погребенна мертвеца.
 
 
Слова…, слова…, то – фальшь, то – лицемерье,
Чтоб как-то скрыть глазницы явной лжи,
Наветов, осужденья и презренья —
Ткут тонкое подобье паранджи.
 
 
Но что слова?.., когда на море бриз,
И шар слепящий плавится, и тонет,
И чайка, тонко плачется и стонет,
И умолкает, вдруг, метнувшись вниз.
 
 
К чему слова, когда, под стук колёс,
Взрослеет юность, расплетая руки,
Когда, пройдя сквозь долгие разлуки,
Летят сердца, сорвавшись, под откос?
 
 
Излишен слог, где колыбель пуста,
И сердце придавил могильный холмик…,
Где к горнему спешит душа – паломник,
Слезами, омочив, свои уста.
 
 
Где без прикрас живое совершенство,
Там слов не надо. Истина проста —
Господь читает с чистого листа,
Ведя, земных, к небесному блаженству.
 

28 января 99 г.

Портретная зарисовка

 
Мир кружится, мир куражится паяцем,
Обряжаясь, то в тунику, то в порфиру.
Мир парадный, мир, шагающий по плацам,
Раболепный и к кубышке, и к мундиру.
Мир шикарных однодневок и кумиров,
Мир – суетные подмостки Голливуда,
Виртуальный мир пришельцев и вампиров…,
Ты куда спешишь, безумный, и откуда?
Ты, чьё имя: ложь и зависть, лесть и злоба,
Ты – развратный похотливец, дух мертвящий,
Ты, младенцев пожирающий в утробах,
О любви и гуманизме говорящий.
Ты спешишь, твой век вмещается в «сегодня».
Ты не жизнь, но гроб костей, смердящих…
Ты, со страхом, в крематорий уходящий,
Поспеши, твоя обитель – преисподня.
 

3 сентябрь 99 г.

«Доколь ландшафт живится Божьим храмом…»

 
Доколь ландшафт живится Божьим храмом,
Вздыхает покаяньем монастырь,
Дотоль курят молитвы фимиамом,
Читается Священная Псалтирь.
 
 
И каждый вечер, в унисон погодам,
Пояху кондаки и тропари,
Грядут, округ, монахи, крестным ходом —
Паломников слепых поводыри.
 
 
Пока кресты на митрах Божьих храмов
Возносят к небу воздеянье рук —
Не бьёт Господь, ни каинов, ни хамов,
Земля парсеки вяжет круг на круг.
 
 
Покуда Бог живёт в сердцах народа,
И, сокрушённо, плачут мытари —
Духовно зреют души, год от года,
И будут в век стоять монастыри.
                                              30 август 99 г.
 

На 81-й псалом

 
Мы боги?
                Ты сказал: «Вы – боги…».
О, Боже правый, кто Тебя постиг?
Старушка ли в лохмотьях при дороге,
Дитя ль, во чреве, в свой последний крик?
А может те, кто в похотях не строги,
Кто превознёсся в сердце до небес?..
О, Боже, Ты сказал: «вы – боги…», —
Но как постичь духовный сей ликбез?
 
 
Ты – бездна и любви, и милосердия,
Источник жизни, чистый ключ блаженств,
Даёшь всё даром (суета – усердия),
Прося, взамен, любви Своих божеств.
 
 
Твои ли дети?…
                       Ты сказал пророку:
«сыны Всевышнего – все вы…»,
Мы, гордо прикипевшие к пороку,
Сыны заблудшие, увы.
А Ты зовёшь, пока, увещеваешь…
Но близок день всеобщего Суда.
На нём, душа моя, ты, враз узнаешь
Кто ты, что ты, какая, и…, куда…
Пока ты здесь, нечиста и убога —
Рыдай и кайся, не дружи со злом…
А, Ты, Отец, прими меня такого,
И ныне накажи, но, не потом.
                                             Осень 2003 г.
 

По законам любви

 
По законам любви в чудный мир мы пришли,
По законам любви на Земле колобродим.
От чего же любви мы в себе не нашли?…
Или всё же находим?
                                   Находим, находим,
                                   по законам любви.
 
 
По законам любви не толкай, не тревожь,
Ничьего не погань и чужого не трогай,
Клевету потерпи, не свидетельствуй ложь,
Не храни неприязни, не делай подлога,
                                   по законам любви
 
 
По законам любви, нищих псом не трави,
Слабоумных жалей, и не взыскивай строго —
Образ Божий во всех. Плод любви – на крови…
Что имеем в себе, с тем и встанем пред Богом,
                                  по законам любви.
 

Осень 2003.

Другу детства

 
Мы вновь прощаемся, мой друг,
И, вновь, надрыв сердец.
Земля мала, но шар не круг,
И Мир – не пять колец.
 
 
Как поезд жизнь. Мы – старики.
Давно ли, пацаны,
Мечтали, сидя, у реки,
И пили хмель весны?..
Цвела сирень, душа цвела,
На ряби пляс огней,
Уключин скрип и плеск весла,
Задорный смех парней.
Мчит поезд, светлою строкой,
Как пояс-самоцвет…
Там, далеко, за той рекой,
Растаял детства след.
 
 
Прощай, прощай, мой старый друг.
Пусть, на исходе лет,
Поёт надеждой беглый стук:
«Привет…, привет…, привет…».
 

Лето 2000 г.

Жалоба блудного сына

 
У себя на Родине я, вдруг – иностранец?!
Русский я по метрикам, в генах, духом, – весь.
Не индус, ни швед, ни тюрк, и не африканец,
Здесь родился, вырос здесь, все родные – здесь.
 
 
Только Русь чиновная, мне под нос – законы:
«У тебя квартира здесь, мать ли, жёнка ль – есь?..,
Доллары, аль стерлинги, марки или кроны?..
Ты, босяк безлапотный! Потому – не лезь».
 
 
Нищим был всегда, с пелён, да не умер с голоду.
Не был я ни вор, ни хват, ложь не прятал в речь.
На Советску Родину я горбатил смолоду,
И хочу в могилу, здесь, рядом с мамой лечь.
                                       Зима 2004 г.
 

Чужая боль

 
Хватает ей, хандры своей,
Душе, всегда одетой пляжно.
Здесь, на Монмартр, там, на Бродвей
Пройтись бы ей, слегка вальяжно.
Ей всё – до лампочки…
                                           «Okay»!
 
 
Сиротский плач – Христовы слёзы,
И боль убогих – боль Христа…
А рядом жизнь, чуть-чуть, не та…
(Да, жизнь ли?), сплошь – метаморфозы:
Компьюте -, нарко -, теле-грёзы,
                              И, шоу-позы…
 
 
Молчит кладбищенский гранит.
Душа, что стонешь, горевая?
Не жди сочувствий! Боль чужая
Не пробудит, не оживит
Надменный хлад могильных плит.
                       У неживого не болит.
 
 
И, что там, плач сиротский, слезы?..
Чужая боль?.. Да хоть Христа…
Мир погребён в метаморфозы:
Компьюте -, нарко -, теле-грёзы,
                              И, шоу-позы…
 

Лето 2002 г.

Плач по Родине

 
Быстро тает строй фронтовиков.
Боевые раны отболели,
Орденские планки потускнели.
И растёт поспешно, (век таков),
Пантеон хандричных стариков.
 
 
Расфуфырил хвост свой, нигилизм,
Попирает скромность, честь, приличье…
Где ты, где застенчивость девичья?..
Только, отовсюду, прёт цинизм,
Да с гнилым душком – капитализм.
 
 
О, Россия, не девица ты, но Мать.
Где сыны твои, что о Тебе радели,
Те, что о Тебе с любовью пели?..
Растерзала Тебя посынкова рать,
Да, и, ну, в святую душеньку – плевать.
 
 
Тыщу лет, Ты, красовалась под венцом,
И фата, крещенская, все роды
Покрывала в счастье и в невзгоды.
Ты детей рождала с благостным лицом,
Дети звали Бога (всех и вся) – Отцом.
 
 
Что творят с Тобой, моя родная Русь?
Где твои святые идеалы?
Где души нетленной капиталы?
Ты скажи, я слёзно помолюсь,
Пусть Господь вернёт тебе их, пусть!
 

Сентябрь 2004 г.

«Непостижимы нам души движенья…»

 
Непостижимы нам души движенья.
В хламье сует нет жизни никакой,
Но, вдруг, нежданно: «Ба!.., внутри – волненье!
Ожил «покойник» (то бишь, от – «покой»)».
 
 
Поди, узнай, как, горечь, крестоцветных,
Уносит душу в травы, в летний зной,
Из мира какофоний несусветных,
К кузнечику, с настроенной струной,
В благоуханий марево, в ромашки,
Где неба синь бездонная чиста,
И сонно бродят облачков барашки…
Где дождь слепыш, осыпавшись с куста,
Ладошкой мокрой лезет под рубашку.
Где пахнет мёдом розовая кашка,
Чарует, дали, жаворонка трель,
А бестолковый паучок – дурашка,
На мне проворит в сеть свою кудель?..
 
 
Быть может, стебелёк пастушьей сумки,
Вдруг, зацветёт в «чулане» летних тем,
Когда, зимой, жуя, неспешно, думки,
Постясь усердно, хрен да редьку ем?
 

25 март 05 г.

«Рождать детишек – добрый Божий дар…»

 
Рождать детишек – добрый Божий дар,
И дар Его – духовное прозренье.
Трудней, бывает, перейти бульвар,
Чем породить, душой, стихотворенье.
 
 
Мои стихи – мои родные дети —
Любимы мной. Но, так, скажу, я, Вам:
Они не совершенны в шумном свете,
В кругу друзей, повес, распутных дам;
Вблизи тузов изяществ, сановитых,
Детишек – богатеющих юнцов,
не по летам, (приятно), даровитых;
Любимчиков фамилий знаменитых,
В глазах, всем цену знающих, отцов —
Удачливых, талантливых, и битых
(Как малодетных, так и плодовитых);
На язычке глупцов и мудрецов,
Завистников, и зрячих и слепцов…
Последних не виню. Винить негоже.
Коль сам лопух – судиться, проку нет.
Что дети на родителей похожи —
Ни для кого, конечно, не секрет,
Но каждое дитя имеет, всё же,
Своё дыханье, голос, нрав, лицо.
За чад своих сужу себя всё строже…
Как хочется счастливым быть отцом,
Но я бездарен, сер, без эполет,
Стыжусь прослыть задирой, наглецом,
Смущающим, спесивый, блудный свет,
Где, ныне, всё нахальней, сквернослов
Резвится в блеске творческих балов.
 
 
По духу – нравы, с них не я взыщу,
Но, к тем балам, детей не допущу.
 

26 март 05 г.

РОЖДЕНИЕ МЕССИИ

ПОЭМА

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Римский всадник

 
1.
Амфитеатр…
                    Плебей, патриций —
В кровавых взорах злой каприз,
Брезгливый холод в потных лицах
И, неизменно – пальцы вниз.
Бой гладиаторов окончен,
Последний умирал от ран.
На крови мир и трон упрочен.
Спокоен Гай Октавиан.
 
 
Очищен быстро лик арены
И мчит шестёрка колесниц,
С коней слетают хлопья пены,
Клинки сверкают между спиц…
И снова кровь, и храп, и стоны,
И ржанье дикое…,
                               и спесь,
И вой трибун…
                         Да, судьбы трона,
Бывало, чернь решала здесь.
 
 
2.
Амфитрион вполне доволен,
Бега – излюбленная страсть.
Сегодня он хандрой не болен,
Всё есть: друзья, богатство, власть,
Враги, весь мир…
                            Но нет чего-то,
Неуловимого, как тень…
В бесчувствий затхлое болото
Тонул, как загнанный олень.
Но, прочь! Сегодня всё иначе.
Приглашены друзья на пир,
Его любимец – лидер скачек,
Ему приятно, он – кумир.
 
 
3.
Алеет золото светила,
Вливаясь мерно в моря гладь.
Хладеют краски.
                            Вечер.
                                       Вилла,
Ожив, спешит гостей принять.
Снуют рабы: арабы, греки,
Сонм эфиопов и свевян…
Один, в тиши библиотеки,
Хозяин скукой обуян.
Развлечь друзей – одна забота.
Но чем? Сатира?.. Анекдот?..
Не тешит литер позолота,
Всё пошло, плоско, жанр не тот.
А вот «Буколики» – Вергилий,
Зовёт, мятеж души, уснуть,
Певец пастушеских идилий…
Но, нет, не то…
                        В чём жизни суть?
Что ищет дух и не находит?
В чём жизни смысл? В чём суть вещей?..
Что есть – то было. Всё проходит:
Катулл, Лукреций Кар, Энней…
 
 
4.
Из сада дышит звук иначе,
Приглушен, вязок, словно гель,
В каденцах арфы лютня плачет,
Под звон цикад грустит свирель.
На дорогих и мягких ложах,
В туниках лёгких – круг друзей.
Сменяясь, яства, вина множат
Разноголосицу гостей.
Блестят глаза, румянит лица
Фригийских амфор дивный сон,
Фиалы полные в десницах…
Не весел лишь Амфитрион.
 
 
5.
А в сменах блюд всё тоньше искус:
Замысловатый вкус акрид,
В живой прохладе устриц, привкус
Муската… Яйца нереид,
Лангуст, омар, форель, севрюга…
Живей глаза, движенья лиц…
Бегут арапы круг за кругом,
На головах разносят птиц:
Фазан в пере и бровь багряна,
Вальдшнепы, гусь, перепела…
Вот жирный вепрь, зажарен пряно,
На длинной трости вертела.
А в пляс, вакхический, дев сочных,
Под звон цикад и песнь сверчков,
Жаркое, в пряностях восточных,
Из соловьиных язычков.
 
 
6.
Поэт придворный, маски, мимы..,
Изыскан слог и стиль пера…
Хозяин глух, неумолимо,
Им овладела, вновь, хандра.
Жасминов, роз благоуханье,
Луна дрожит на дне пруда,
Чуть слышны лютни воздыханье,
А в сердце пусто, как всегда.
Ничто не радует. Всё было.
Старо, как мир, и цвет, и вкус.
Дух, умертвив, томит, постыло,
Излишеств аспидный укус.
Быв юным, в мутные потоки
Страстей содомских ввергся он…
Нрав допотопный! Век жестокий!..
………………………………………
Мир издыхал, удушья полн.
 
 
7.
Могучий Рим, в изнеможенье
От сладострастных оргий, сном
Забылся только на мгновенье…
Всё повторится…
                            Утром…
                                           Днём…
 

ГЛАВА ВТОРАЯ
Иерусалим

 
1.
Был день, когда взошёл Хирам
На холм, пустующий, Сиона.
Был день – сиял во Славе храм,
Молитве, внемля, Соломона.
Был день, когда халдейский царь
На храм обрушил ярость рога…
Был день, и новый храм, как встарь,
Вознёс хвалы и жертвы Богу.
 
 
Красив храм Иродов, но Славы
В нём нет уже. Вокруг снуют:
Род любодейный и лукавый,
И люд простой, и, Божий люд.
 
 
2.
Ершалаим, восстав из праха,
Успел состариться от бед.
Всё видел: казни, рабство страха,
Позор измен…
                        Восторг побед
И тучных лет, он знал не много…
Теперь был смутный, зыбкий мир.
Но, вновь, в нём вспыхнула тревога —
Испуган Ирод, высший клир —
Волхвы, гурьбой, пришли с Востока,
Воздать хвалу и честь Царю,
Тому, что жил давно в пророках…
Но срок настал встречать «Зарю».
 
 
3.
Весь город в лёгком возбужденье —
На бен-Фаби призрел Господь:
Сегодня сыну, от рожденья,
Восьмой уж день. Обрезать плоть
(Обряд святой, почти бескровны),
Бог заповедал всем блюсти.
Всяк счастлив, сикли или овна,
За сына, в жертву, принести.
Беда, порой, коль нету братьев,
А нет дитя – презрен твой дом.
Безчадье – Божие проклятье…
Так проклял Бог, и сжёг Содом.
 
 
4.
Обширный двор с утра в движенье,
Как муравейник дом-дворец.
В необычайном раздраженье
Первосвященник – сам отец:
«Ах, как же трудно скрыть презренье
И к лицемерам, и к ханжам.
В них честь и совесть без зазренья,
Готовы всех предать ножам.
Друзьями были саддукеи,
Теперь – враги иродиан.
И лицемеры фарисеи
Шипят, что Ирод – злой тиран.
Рабы, и те, под брех собачий,
Из-за угла, то там, то тут,
В рукав, трусливо, лица пряча,
Как смрад разносят клевету.
Ещё вчера кричали рьяно:
«Коэны, словно лошаки…
На дом Воефа и Ганана,
На копья их и кулаки,
Падут проклятья в роды рода.
Дом Исмаила бен-Фаби,
Тебя разрушит вопль народа!
Ты весел ныне, но скорби…
Вы раздражили Бога гневом.
Из жертв, принесенных Ему,
Всё поглотив бездонным чревом,
Кроите большую суму…
В красивых перьях – дщерь порока.
В вас лицемерья гнусный дар.
Живете с ненасытным оком,
Ссыпая угли в свой кидар11
  Кидар – украшенный головной убор первосвященника


[Закрыть]».
И этот гнусный сброд жди в гости
(Обычай больше чем закон)…
О, я б не бросил им и кости…
Им в печень – римлян легион!».