Текст книги "Тяжелые дни. Секретные заседания Совета министров"

Ущерб для национального капитала непоправимый. Я просил бы обратить внимание на то, что допущение евреев только в города не разрешит вопроса, так как фабрики и заводы во многих случаях должны искать места в сельских местностях. А так как большинство эвакуируемых предприятий еврейские, могут возникнуть серьезные затруднения, которые значительно ослабят экономическое значение обсуждаемой меры».

А. В. Кривошеин:

«Министр финансов, который сейчас находится на растерзании в Государственной думе и едва ли успеет приехать в наше заседание, просил меня довести до вашего сведения совершенно однородные с министром внутренних дел соображения о настоятельной необходимости предпринять решительные шаги в еврейском вопросе и о желательности такого акта, который имел бы демонстративное значение не только в России, но и за границей. К П. Л. Барку на днях явились Каменка, барон Гинцбург и Варшавский с заявлениями о возрастающих трудностях с размещением государственных бумаг, о неуспехах внутреннего займа, об отрицательном отношении к России среди заграничных финансовых кругов, о всеобщем возмущении по поводу отношения к еврейству и так далее. При этом они не скрывали, что улучшение наших финансовых операций в значительной степени находится в зависимости от изменения нашей политики в еврейском вопросе, что они не возлагают на правительство вину за происходящее на фронте, но что они ждут от правительства подсказываемых гуманитарными требованиями мер, и дальше в таком же духе. Кратко содержание беседы можно резюмировать словами: дайте, и мы дадим.

Нечего сказать, в достойное положение поставлена государственная власть господами Янушкевичами. Причины привели к тем последствиям, которые мы предвидели. Нож приставлен к горлу, и ничего не поделаешь. Как министр внутренних дел по соображениям внутренним, так министр финансов по соображениям финансовым приходят к одному и тому же заключению: неотложно необходим демонстративный акт по еврейскому вопросу. И чем скорее он будет проведен, тем лучше. Если мы не выступим в данную минуту, то, может быть, через короткое время нам придется давать то же и даже больше при менее для нас выгодной обстановке. Не тащиться надо в хвосте событий, а предупреждать их, брать руль в руки. Нас пока еще вежливо просят, и мы можем ставить условия.

Высказываясь от имени П. Л. Барка и своего в пользу предложенной князем Н. Б. Щербатовым меры, я считаю необходимым использовать случай и извлечь из нашей уступки наибольшие выгоды. Надо предъявить представителям евреев, в ответ на их намеки, не менее откровенный ультиматум: мы даем вам изменение правил о черте оседлости и притом весьма существенное, а вы пожалуйте нам денежную поддержку на русском и иностранных рынках и окажите воздействие на зависимую от еврейского капитала (это равносильно почти всей) печать в смысле перемены ее революционного тона. Если такой ультиматум не будет принят (чего я не думаю), нам придется идти на героические меры для увеличения емкости заграничного рынка и требовать более решительной помощи от союзников».

С. Д. Сазонов:

«Союзники тоже зависят от еврейского капитала и ответят нам указанием прежде всего примириться с евреями».

Кн. Н. Б. Щербатов:

«Мы попали в заколдованный круг. Сейчас мы бессильны, ибо деньги в еврейских руках, и без них мы не найдем ни копейки, а без денег нельзя вести войну».

И. Л. Горемыкин:

«Приходится признаться, что уступки неизбежны. Вопрос в их объеме. Я лично согласен с министром внутренних дел, что право свободного жительства может быть предоставлено евреям только в городах независимо от черты оседлости. Но сельские местности мы обязаны оградить от еврейского нашествия».

Кн. Н. Б. Щербатов:

«У нас есть для этого весьма убедительный мотив. Как я уже говорил, в деревне растет погромное настроение. Против него мы не в состоянии оберечь евреев, так как сельской полиции у нас в настоящее время фактически почти не существует».

А. В. Кривошеин:

«Сами евреи отлично это понимают. Да их не тянет в деревню. Все их интересы связаны с городскими поселениями».

Кн. В. Н. Шаховской:

«Я бы настаивал на распространении льготы и на заводские районы».

А. В. Кривошеин:

«Это частность. Огромное большинство заводских районов совпадает с городскими. Не стоит загромождать мелочами акт, рассчитанный на впечатление. Примечания и добавления только расхолаживают читателя. Надо, чтобы издаваемый акт был краток и определенен. В случае недоразумений и пробелов можно будет преподать разъяснения».

П. А. Харитонов:

«По-моему, надо придать нашему распоряжению исчерпывающий характер. Если мы заранее будем предусматривать возможность разъяснений и толкований, то значение акта сведется практически на нет. Сейчас главная острота и тяжесть положения евреев проистекает из неясности и запутанности законов, чем пользуется полиция для произвола и поборов. Если мы в новых правилах не дадим законченных постановлений и оставим лазейки, то известно, что полицейские крючки искуснее любого сенатского обер-секретаря в истолковании законов. Они так все подведут, что новое получится горше старого».

С. В. Рухлов:

«Вся Россия страдает от тяжести войны, но первыми получают облегчение евреи. Мое чувство как-то не может этого переварить. Подтверждается поговорка, что за деньги все покупается. И таким подтверждением явится правительственный акт. Несомненно, все узнают его происхождение и мотивы. Какое впечатление это произведет не на еврейских банкиров, а на армию и весь русский народ, который далеко не благодушно смотрит на роль евреев в переживаемых событиях. Как бы последствием предлагаемой льготы не явился взрыв возмущения и кровавые бедствия для тех же самых евреев.

Во всяком случае постановка этого вопроса в сегодняшнем заседании для меня неожиданна, и я затрудняюсь сейчас дать ответ по чистой совести. Я должен подумать и подготовиться к окончательному ответу».

И. Л. Горемыкин:

«Ввиду заявления Сергея Васильевича мы не будем выносить сегодня окончательного решения и попросим управляющего делами подготовить к следующему заседанию проект постановления согласно с бывшими суждениями. Но для облегчения Ивану Николаевичу (Лодыженскому) его работы я просил бы всех господ членов высказаться по существу вопроса».

А. Д. Самарин:

«Я вполне понимаю то чувство протеста, которое поднимается в душе Сергея Васильевича. Мне тоже больно давать свое согласие на акт, последствия которого огромны и с которым русским людям придется считаться в будущем. Но бывают в государственной жизни такие сплетения обстоятельств, что ради интересов самодовлеющей минуты приходится жертвовать многим. Наличие таких обстоятельств я усматриваю в современных чрезвычайных условиях и считаю себя поэтому обязанным выразить свое согласие на обсуждаемую меру, но с тем, чтобы она распространялась только на городские поселения и сохраняла силу лишь в течение войны».

Гр. П. Н. Игнатьев:

«Все, что я здесь выслушал, убеждает меня в необходимости проектируемого акта».

А. А. Хвостов:

«С душевным прискорбием соглашаюсь, но с теми оговорками, о которых упомянул Александр Дмитриевич».

А. А. Поливанов:

«В качестве министра, ведающего казачьими областями, я обязан заявить Совету министров, что едва ли право свободного жительства применимо к этим областям даже в отношении одних городов. Мне думается, что казачьи городские поселения следовало бы изъять из общего правила в интересах самих евреев. Казаки и евреи исторически никак не могли ужиться друг с другом. Встречи их всегда кончались неблагополучно. Не надо упускать из вида еще и то современное обстоятельство, что казачьи отряды являются главными выполнителями приказов генерала Янушкевича о спасении русской армии от еврейской крамолы».

Кн. Н. Б. Щербатов:

«Военный министр совершенно прав. Евреев нельзя пускать в казачьи земли. Казаки никогда не примирятся с таким сожительством и как бы из этого не родилась волна погромов».

И. Л. Горемыкин:

«По-видимому, все, кроме министра путей сообщения, не возражают против предложенной министром внутренних дел меры. Во всех же подробностях мы сговоримся по журналу».

А. В. Кривошеин:

«Раз все высказались, то я позволю себе привести взгляд графа Сергея Юльевича Витте, много занимавшегося еврейским вопросом и пытавшегося внести в него коренные поправки в бытность свою у власти. Он мне определенно высказывал, что предоставление евреям права свободного жительства в городах по всей империи равносильно разрешению еврейского вопроса».

П. А. Харитонов:

«А вы, господа, не боитесь осложнений среди полиции. Ведь она лишается хорошенького куска хлеба. Чего доброго, приставы и околоточные устроят забастовку протеста против насилия над ними правительства или же произведут погромчики для доказательства несоответствия принятой меры желаниям истинно русских людей».

На этой шуточке, к которым покойный Государственный контролер всегда проявлял большую склонность, заседание было закончено.

Заседание 6 августа 1915 года

Вопреки обыкновению, секретная часть заседания началась не с доклада военного министра о положении на фронте, а с вопроса о евреях, в связи с представленным управляющим делами проектом журнала по этому вопросу

Председатель Совета министров сообщил, что он имел возможность доложить государю императору о происходивших в прошлом заседании суждениях об изменении правил о черте еврейской оседлости. Его Величество, подробно выслушав заявленные соображения и соглашаясь с мотивировкой, выразил в принципе одобрение намеченной мере в отношении городских поселений.

А. В. Кривошеин:

«Я уверен, что именно в такой постановке льгота евреям будет полезна не только с политической, но и с экономической точки зрения. Интересы народного хозяйства, и особенно нашего захиревшего центра, давно уже требуют привлечения туда широкой предприимчивости. Перенос с западной окраины еврейских предприятий даст толчок развитию промышленности и обеспечит подъем местной жизни. До сих пор наша политика в этой области напоминала того скупого, который спит на своем золоте, сам не извлекая из него доходов и другим не позволяя. Нельзя всю нашу экономическую будущность строить на одном только земледелии. На этом мы далеко не уйдем, особенно когда наступит время ликвидации экономических и финансовых последствий войны. Евреи встряхнут сонное царство и растревожат изленившееся на покровительственной системе русское купечество. Они быстро создадут конкуренцию там, где безраздельно господствуют несколько фирм, заставят перейти от старозаветных приемов хозяйства к более совершенным. С чисто же национальной точки зрения надо сознаться, что наши города давно уже превратились в смешение всевозможных племен и наречий. Повсюду, даже в самых исконных русских городах, немало евреев, но по преимуществу богатых, нашедших те или иные лазейки. Весьма выгодно противопоставить им еврейскую массу и ослабить их путем конкуренции со стороны их же единоверцев. Вот деревня – другое дело. В этом отношении не может быть сомнений. Туда не только нельзя пускать евреев, но надо всячески препятствовать и бороться с нелегальным проникновением».

Кн. В. Н. Шаховской:

«К сказанному Александром Васильевичем ничего не остается добавить. Я позволю себе только повторить то, о чем я заявлял прошлый раз. Целый ряд предприятий в силу различных причин не могут устроиться в городской черте и требуют большего простора. Поэтому для полноты экономической выгодности обсуждаемой меры следовало бы распространить льготу также на промышленные предприятия, организующиеся вне городов».

Кн. Н. Б. Щербатов:

«Я против такого расширения. Дадим только повод к злоупотреблениям, ибо уследить будет невозможно. По моему мнению, надо ограничиться городскими поселениями, с изъятием местностей казачьих и императорских резиденций».

П. А. Харитонов:

«Предпочтительнее, дабы избежать подчеркиваний, сказать – кроме городских поселений, подведомственных министерствам императорского двора и военному».

И. Л. Горемыкин:

«Я тоже против предложения министра торговли. Всякие изъятия только затемняют текст правил. Если на практике будет обнаруживаться потребность в отдельных отступлениях, то подлежащее ведомство всегда может войти в Совет министров с ходатайством об испрошении высочайшей милости сообразно с особенностями случая».

С. В. Рухлов:

«Откровенно сознаюсь, что высказанные мной в прошедшем заседании сомнения отнюдь во мне не рассеялись, и чувство мое еще сильнее протестует. Не считаю себя вправе заявлять разногласие и переносить бремя разрешения столь кардинального вопроса на русского царя. Но не могу и молчать. В сущности говоря, допущение евреев к свободному жительству, хотя бы только в городах, за чертой оседлости является коренным и бесповоротным изменением исторически сложившегося законодательства, имеющего целью оградить русское достояние от еврейских захватов, а русский народ – от разлагающего влияния еврейского соседства. Одним росчерком пера разрубается вопрос, к которому даже первая Государственная дума не посмела приступить. В два-три дня разрушается одна из основ национальной политики, руководившей государственною властью в течение многих лет. Вы оговариваете, что льгота даруется только на время войны. Простите меня, но такая оговорка не что иное, как фиговый листик, успокоительная иллюзия. Неужели же вы серьезно думаете, что после войны можно будет снова погнать евреев обратно за черту оседлости. Само собой очевидно, что это немыслимо: не найдется такой власти, которой это было бы по плечу. Нет, надо открыто признаться, что своим постановлением Совет министров предрешает все дальнейшее направление еврейского вопроса в России и что это постановление неизбежно повлечет за собой в ближайшем будущем необходимость новых уступок по пути равноправия. И все это производится под давлением еврейской мошны! Не правительство считает нужным, а его заставляют, пользуясь критическими обстоятельствами, переживаемыми Родиной. Русские мрут в окопах, а евреи будут устраиваться в сердце России, извлекать выгоды из народного бедствия и всеобщего разорения. А как на это взглянет и армия, и весь русский люд? Есть ли гарантия, что не будет кровавых последствий. Ведь слухи о еврейском предательстве далеко не сплошная клевета. Ни для кого не секрет, что большинство шпионов принадлежит к избранному племени. Еще только два слова. Мы хорошо знаем, как Польша в качестве черты оседлости страдала от еврейского засилия. Теперь мы эту тяжесть хотим перенести на исконные русские земли. Поверьте, евреи никогда не вернутся в Польшу, ибо побоятся поляков, которые, став после автономии хозяевами своей местной жизни, не пустят эту саранчу. Повторяю, разногласия я не вправе делать, но откровенно заявляю перед Советом министров, что душа не приемлет. Засим замолкаю».

П. Л. Барк:

«К сожалению, нам приходится руководствоваться не чувствами, а велениями чрезвычайно острого момента. Не мы создали этот момент, а те, кого мы давно уже тщетно просили воздержаться от возбуждения еврейского вопроса казацкими нагайками. Но расплачиваться за эти нагайки приходится нам, ибо денег на войну требуют от правительства. Достать же мы их не можем, так как они находятся в руках того племени, которое предается генералом Янушкевичем недопустимым ни в одном цивилизованном государстве насилию и надругательствам. Я должен огласить перед Советом министров, что из нашего последнего военного займа в один миллиард фактически остались неразмещенными около 480 миллионов, то есть почти половина, которую пришлось покрывать путем бухгалтерских комбинаций. Должен также сказать, что сейчас заграничный рынок для нас закрыт, и мы там не получим ни копейки. Как прикажете при таких условиях удовлетворять все возрастающие расходы, вызываемые войной? Мне откровенно намекают, что нам не выйти из финансовых затруднений, пока не будет сделано каких-либо демонстративных шагов в еврейском вопросе. Словом, дилемма такова: или дадим льготы евреям и восстановим свой кредит для получения средств на продолжение войны, или… Третьего выхода я, как министр финансов, не вижу. Времена Минина и Пожарского, по-видимому, не повторяются. По крайней мере, сейчас трудно усмотреть какие-нибудь признаки».

И. Л. Горемыкин:

«Вопрос достаточно исчерпан по существу. Сергей Васильевич отказался от разногласия, и мы можем обратиться к выработке окончательной формулы». В дальнейших прениях был подвергнут обсуждению порядок осуществления рассматриваемой меры. Внесение представления в законодательном порядке отвергнуто, как требующее значительного времени; кроме того, в настоящих условиях недопустимо возбуждение в Государственной думе прении по еврейскому вопросу которые могут принять опасные формы и явиться поводом к обострению национальной розни; затем, нет уверенности в благополучном прохождении законопроекта, на почве которого не исключен конфликт между Думой и Государственным советом; наконец, длительный законодательный порядок лишит меру необходимой демонстративности и характера милости. В существе те же соображения побудили отказаться от применения 87 статьи (право правительства издавать законодательные постановления в течение перерыва парламентской сессии). Остановились на мысли об издании по Министерству внутренних дел циркулярного распоряжения.

А. А. Хвостов:

«Циркуляр не может ни изменять, ни отменять действие закона. Поэтому, как тому был пример с известным циркуляром покойного П. А. Столыпина по еврейскому вопросу, не исключена возможность отказа принятия его к исполнению со стороны тех местных властей, которые не будут сочувствовать разрешаемой льготе. Правительствующий сенат, конечно, должен будет признать такой отказ закономерным».

П. А. Харитонов:

«Я бы предложил воспользоваться мудрым постановлением, имеющимся в Учреждении министерств. Я имею в виду статью 158, которая обязывает министра в чрезвычайных случаях принимать все те меры, которые окажутся необходимыми, и доводить о сем до сведения Сената».

А. А. Хвостов:

«Нахождение этой статьи в учреждении министерств после издания новых Основных законов является каким-то недоразумением. Во всяком случае основываться на ней в деле изменения такого коренного закона, как черта еврейской оседлости, было бы весьма большой натяжкой».

П. А. Харитонов:

«Приходится идти на это. Другого пути я не вижу. Наличие непреодолимой силы имеется – высылка вглубь России военными властями сотен тысяч евреев, которых министр внутренних дел обязан устроить и для которых нет достаточно места в черте оседлости. Поверьте мне – никто и не пикнет о незакономерности и не станет протестовать. Не только кадеты и более левые, но и октябристы сочтут долгом приветствовать акт гуманности и восстановления справедливости к незаслуженно преследуемым овечкам. Какие тут запросы и протесты. С правыми же партиями можно будет сговориться и убедить их не делать скандала».

Кн. Н. Б. Щербатов:

«Я готов взять на свою ответственность издание циркуляра, сознавая, что иного выхода нет и медлить нельзя ни минуты. Одно только чисто практическое сомнение. Циркулярное распоряжение будет иметь временную силу. Как же в таком случае быть с заводами и фабриками. При временном праве жительства создается неустойчивость промышленной деятельности. Никто не решится производить крупные затраты, связанные с переносом предприятия и устройством на новом месте. Какая гарантия у предпринимателя, что после войны его не погонять обратно за черту».

И. Л. Горемыкин:

«Гарантия нравственная и факт. Уверяю вас, евреи это прекрасно поймут».

П. А. Харитонов:

«Они на собственном опыте знают, что в России циркуляр, да еще подкрепленный многозначительным жестом, имеет силу неодолимую и длительность бесконечную».

А. В. Кривошеин:

«Если мы будем стараться предусмотреть все подробности и отдельные случаи, то мы никогда не договоримся. Обстановка требует быстрого и демонстративного действия. Слова министра финансов наводят на трагичные размышления. Будем спешить. Нельзя вести сразу войну с Германией и с еврейством. Хотя генерал Янушкевич и держится другого мнения, но я позволю себе утверждать, что эти войны надо разделить. Если одного права жительства недостаточно, то следует дополнить циркуляр указанием, что вопрос об устройстве предприятий в городах за чертой разрешается подлежащим ведомством, которое снабжается необходимыми полномочиями».

Кн. В. Я. Шаховской:

«Все дело сводится к приобретению недвижимой собственности для потребностей предприятия».

И. Н. Лодыженский:

«В законе нет запрета евреям приобретать недвижимость в городах, в которых они пользуются правом жительства. Ограничение касается только сельских местностей».

П. А. Харитонов:

«Я не совсем согласен с Александром Васильевичем насчет подробностей. Циркуляр должен быть исчерпывающим по своей ясности, дабы местная власть нашла в нем категорические предписания. Иначе не оберемся придирок, рассуждений и, говоря откровенно, полицейских поборов».

Кн. Н. Б. Щербатов:

«Не могу скрыть от Совета министров, что наше постановление вызовет бурю негодования среди правых кругов. Мне как-то пришлось беседовать по еврейскому вопросу с членом Думы Макогоном, до которого, по-видимому, дошли какие-то слухи о наших суждениях. Он прямо сказал, что если равноправие, то колья неизбежны. Несомненно, что принимаемая нами мера будет истолкована как первый шаг к равноправию, и поднимется агитация».

П. А. Харитонов:

«Вот на это надо указать еврейским представителям, чтобы они поняли все значение предпринимаемой правительством меры».

Кн. Н. Б. Щербатов:

«И пояснить, что в деревню и в казачьи местности мы не пускаем евреев потому, что там мы их от кольев фактически оградить не можем».

А. В. Кривошеин:

«А я бы прибавил – и не желаем, потому что это противоречило бы национальным и хозяйственным интересам русского народа».

И. Л. Горемыкин:

«Можно считать вопрос исчерпанным. Значит, Совет министров уполномочивает министра внутренних дел издать немедленно, на основании 158 статьи, циркуляр, предоставляющий допущение евреев на время войны к свободному жительству в городских поселениях, за исключением столиц и местностей, подведомственных министру двора и военному Возражений нет».

С. Д. Сазонов:

«Не только нет, но я в качестве министра иностранных дел приветствую принятое решение. Оно мне значительно облегчит переговоры с союзниками, которые за последнее время были очень смущены оборотом еврейского вопроса в России и видели в этом серьезную угрозу общим интересам. Я знаю из верного источника, что всемогущий Леопольд Ротшильд и не идет дальше городов. Он отлично понимает, что сейчас его единоплеменникам показываться в русскую деревню небезопасно и что они могут там натолкнуться на те колья, на которые намекает член Государственной думы господин Макогон».

П. Л. Барк:

«Могу прибавить, что и французские Ротшильды далеки от требования полного равноправия. Им необходим с нашей стороны такой акт, достаточно эффектный, который хотя бы на короткое время успокоил наиболее возбужденные умы среди заграничного еврейства и дал бы возможность провести нужные для нас кредитные операции. Должен отметить, что Ротшильды действительно искренне желают помочь союзникам в победе над Германией. Всем известен факт, что их дом не воспользовался мораторием во Франции, а это возложило на них огромные жертвы. Характерно, что Китчинер неоднократно повторял, что для успеха войны одним из важных условий является смягчение режима для евреев в России. Я уверен, что наше сегодняшнее постановление крайне благоприятно отразится на наших финансах и облегчит задачу питания войны деньгами».

В заключение прения коснулись вопроса о тех условиях, выполнение которых следует потребовать от влиятельных еврейских кругов в связи с принимаемой правительством мерой. В политическом отношении требования эти должны сводиться к воздействию на еврейскую массу в смысле успокоения и прекращения революционной агитации, а также к перемене направления зависимой от еврейского капитала печати. Что же касается финансовой стороны, то она нуждается в технической разработке подробностей, которую надлежит предоставить министру финансов с участием Государственного контролера. Окончательно редакция предъявляемых условий и само ведение переговоров передано совещанию во главе с председателем Совета министров в составе министров внутренних дел и финансов.

Кн. И. Б. Щербатов заметил по этому поводу:

«Я полагал бы, что официальной беседе должен предшествовать частный разговор для подготовки умов. Такой разговор удобнее всего возложить на министра внутренних дел, так как евреи почитают министра финансов, по свойству его должности состоящим под их давлением».

И. Л. Горемыкин:

«Мы выясним этот вопрос в нашем совещании. Итак, управляющий делами согласует проект журнала с сегодняшними суждениями, затем мы этот журнал подпишем, а там посмотрим, что будет. У меня, во всяком случае, нет преувеличенных надежд».

Председатель Совета министров объявил, что Его Величество предоставил князю Юсупову окончательно сговориться по поводу его требований относительно генерал-губернаторских полномочий с военным министром.

А. А. Поливанов:

«Задача для военного министра, обремененного множеством срочных дел, далеко не легкая».

А. В. Кривошеин:

«Можно быть уверенным, что военный министр для пользы Отечества вложит в эти переговоры всю ту дипломатическую медлительность и запутанность, которая позволит делить их до бесконечности».

П. А. Харитонов:

«Честное слово, тошно становится от всей этой канители из-за личных счетов».

Морской министр указал, что рабочие Коломенского завода волнуются, обвиняя правление в нежелании довести производительность предприятия до полного напряжения и в потворстве немецким интересам. Волнения принимают опасный характер и могут вылиться в насилие над персоналом. Военный министр пояснил, что положение на Коломенском заводе было обследовано главным интендантом, который лично ездил туда и выяснил вздорность предъявляемых рабочими обвинений. По мнению генерала Шуваева, основанному на беседах с рабочими, весь конфликт есть не что иное, как плод злонамеренного подстрекательства. Между прочим, во время этих бесед ему было заявлено, что делу будет, во всяком случае, дан ход и что с такой целью рабочие собираются послать депутацию в Ставку к великому князю и в Государственную думу.

П. А. Харитонов:

«А к правительству? Или это почитается излишним. Нечего сказать, хорошенький авторитетец у власти. Могилевская и Таврическая демагогия приносит свои плоды».

А. В. Кривошеин:

«Вопрос очень серьезный. Пока существует правительство, оно не может допускать подобных явлений. Так как министр внутренних дел лишен власти в столице империи, то надо категорически потребовать от подлежащих генералов принять все меры к воспрепятствованию каких бы то ни было рабочих депутаций и протестов по вопросам внутреннего порядка перед законодательным учреждением. Такие вопросы не имеют никакого отношения к компетенции Думы. Иначе мы можем зайти так далеко, что и возврата не будет. Мне кажется, следовало бы предупредить Родзянко и указать ему на недопустимость приема депутаций».

И. Л. Горемыкин:

«Председатель Государственной думы находится в таком возбужденном состоянии, что разговаривать с ним бесполезно. Надо, чтобы министры внутренних дел и военный немедленно приняли все необходимые меры для прекращения безобразия. В подобном случае не следует останавливаться ни перед какими средствами и показать пример. Мы знаем, к чему приводят мирные депутации. Меня удивляет, чего смотрит фабричная инспекция».

Кн. В. Н. Шаховской:

«Фабричная инспекция поставлена в очень трудное положение, так как военное начальство не желают с ней считаться и слушать ее советы. Прибытие инспекции на завод рассматривается чуть ли не как вторжение в чужую компетенцию. Все это неблагоприятно отражается на авторитете инспекции в глазах рабочей массы и лишает чинов возможности плодотворно работать. Должен отметить, что вообще сейчас на заводах настроения напряжены до последней степени.

Рабочие повсюду ищут измены, предательства, саботажа в пользу немцев и увлечены исканием виновников наших неудач на фронте. В этом отношении политика военных властей, их отношение к инспекции, а главное, к заводской администрации отнюдь не способствует успокоению умов. На это следовало бы обратить серьезное внимание».

Кн. Н. Б. Щербатов:

«Настроением рабочих пользуется революционная агитация, старающаяся раздувать патриотическое негодование в массах и толкать их на путь требования обнаружения виновников нехватки снарядов. Сейчас этот вопрос самый модный и в Думе, и в общественных организациях, и в печати. На нем удобно создать почву для беспорядков и рабочих выступлений: извольте-ка разгонять силой толпу, которая идет с царскими портретами и национальными флагами требовать искоренения немецкой крамолы. В Москве уже пришлось пережить подобный момент, и мы знаем, к чему это привело. Революционные и все более поднимающие голову пораженческие организации отлично это учитывают и подогревают подозрительность. Для них важно, какими бы то ни было способами, вывести толпу на улицу. Затем стадо можно всегда повернуть в любую сторону. Необходимо принять решительные меры, а то может быть поздно. Военные случайные администраторы, не ведая, подбрасывают угольки в огонь, расплачиваться же будет вся Россия. Я бы считал очень полезным восстановление значения фабричной инспекции. У нее есть знания и опыт, которыми тыловые прапорщики далеко не обладают».

И. Л. Горемыкин:

«Вопрос настолько серьезный, что министру внутренних дел следует, не откладывая, сговориться с министром торговли и принять все нужные меры. Если военное начальство будет мешать, то я попрошу государя их обуздать. Сплошное безобразие у нас творится».

В течение всего заседания генерал Поливанов принимал мало участия в обмене мнениями и большую часть сидел молча. Видно было, что его что-то волнует. Обычное у него подергивание головы и плеча проявлялось особенно сильно, когда были исчерпаны все вопросы и председатель обратился к нему с просьбой сообщить Совету министров о положении на театре войны.

А. А. Поливанов с едва сдерживаемым возбуждением нарисовал в кратких отрывистых фразах еще более, чем прежние, печальную картину военного разгрома и разрухи. «Военные условия – сказал он – и ухудшились, и усложнились. В слагающейся обстановке на фронте и в армейских тылах можно каждую минуту ждать непоправимой катастрофы. Армия уже не отступает, а попросту бежит. Вера в свои силы окончательно подорвана. Малейший слух о неприятеле, появление незначительного немецкого разъезда вызывает панику и бегство целых полков. Пока спасает отчасти от совершенного разгрома наша артиллерия, которая действительно на высоте и работает с полным самоотвержением. Но ее ряды редеют, снарядов почти нет, материальная часть износилась. Ставка окончательно потеряла голову. Противоречивые приказы, метание из стороны в сторону, лихорадочная смена командиров и повсеместный беспорядок сбивают с толку даже самых стойких людей. Психология отступления настолько глубоко проела весь организм Ставки, что вне пресловутого заманивания пространством не видят и не ищут никакого исхода, никакой борьбы. Растерянность на верхах перестала быть секретом для армии и еще больше деморализует войска. Характерный пример влияния этой психологии: комендант Ковенской крепости генерал Григорьев, устрашенный громом немецкой тяжелой артиллерии, столь поспешно оставил свой пост и столь далеко передвинулся под защиту пространства, что его уже несколько дней нигде не могут обнаружить; сейчас жандармы разыскивают его по тылам для доставления в полевой суд, образованный по специальному приказанию великого князя для суда над этим печальным героем. Вообще, господа, хотелось бы быть оптимистом, но впереди перспективы рисуются самые мрачные. Как ни ужасно то, что происходит на фронте, есть еще одно гораздо более страшное событие, которое угрожает России. Я сознательно нарушу служебную тайну и данное мной слово до времени молчать. Я обязан предупредить правительство, что сегодня утром на докладе Его Величество объявил мне о принятом им решении устранить великого князя и лично вступить в верховное командование армией».