Текст книги "Кому мы обязаны «Афганом»"

Послание Старой площади было внимательно выслушано обоими лидерами. Оба заверили Старую площадь в том, что с избранного пути НДПА не свернет. Н. М. Тараки подчеркнул, что выступает за единство в партии, и особенно в ее руководстве. Напомнил, что именно об этом шла речь во время его встречи с Л. И. Брежневым в Москве. Х. Амин поблагодарил Старую площадь за глубокое и емкое послание и постарался свою позицию в отношении противоборства в руководстве НДПА сформулировать не менее емко и глубоко: он имеет честь быть искренним последователем Тараки и сделает все от него зависящее для продолжения дела своего Учителя. Х. Амин посылал шурави сигнал.

Слова «последователь» и «продолжение дела» прозвучали при живом Учителе. Уловили ли это шурави? Возможно, уловили. Возможно, нет. Но, так или иначе, они посчитали, что примирение между Тараки и Амином состоялось, о чем с удовлетворением и радостью поспешили протелеграфировать на Старую площадь. А примирения-то не было!

Высказав свое отношение к посланию Л. И. Брежнева, Х. Амин покидает Дом народов. А Тараки продолжает беседу с шурави. Он не скрывает, что «второй человек» доставляет ему то одно беспокойство, то другое. Вот и сейчас вознамерился вернуть в Кабул Пактина, афганского посла в Москве, своего рьяного сторонника. Он пользуется высоким авторитетом у студентов и интеллигенции вообще. Тараки опасается, что возвращение Пактина в Кабул существенно изменит баланс сил в пользу Амина. И поэтому намерен оставить Пактина в Москве.

Генсек НДПА откровенно сетует на нехватку опыта в управлении государством и руководстве партии. Признает свою неправоту в отношении «парчамистов» и, прежде всего, Бабрака Кармаля. Выражает готовность наладить с ним диалог, конечно, при посредничестве шурави.

«Я порой не знаю, что следует предпринять, на кого опереться», – сокрушается он, расписываясь, по-существу, в своей несостоятельности как партийного и государственного деятеля[185]185
  Подробнее см.: Ляховский А. А. Трагедия и доблесть Афгана. Ярославль: Норд, 2004. С. 160–161.


[Закрыть].

«В одной из бесед с советским послом и представителем КГБ, после очередного «крупного разговора» с Амином, – пишет в своих мемуарах В. Курилов, – Тараки, чтобы прощупать позицию СССР, даже сказал, как бы размышляя и советуясь: «Дети мои… Я свое дело сделал, революция победила… Я уже стар и болен… Может действительно мне уйти… Пусть теперь попробуют другие…»

Его тут же с жаром принялись отговаривать. Ну что Вы? Как можно! Вы – признанный народный лидер, у Вас – международный авторитет в рабочем и коммунистическом движении! Вас ценит лично Леонид Ильич!

Отговорили, он согласился. Еще бы: кто добровольно отдает власть?»[186]186
  Курилов В. Мы были первыми. Альманах «Вымпел». № 3. М., 1999. С. 173.


[Закрыть]

В тот же день, 13 сентября. «Четверка» министров в 19.30 объявляется в советском посольстве и просит у руководителя представительства КГБ в Кабуле полковника Л. П. Богданова защиты, поскольку, по их словам, Х. Амин уже распорядился арестовать их и физически уничтожить. Полковник Л. П. Богданов в замешательстве. Это выше его прерогатив. Он угощает пришельцев чаем и опрометчиво разрешает A. M. Ватанджару обзванивать по посольскому телефону командиров частей Кабульского гарнизона с требованием поддержки и решительных действий, поскольку революция и ее вождь Тараки в опасности. Но те, почти поголовно, отвечают отказом. И более того, тотчас информируют об этом начальника Генштаба М. Якуба, а тот, естественно, – X. Амина.

По указанию X. Амина С. Д. Тарун звонит Л. П. Богданову и интересуется, с какой такой миссией находятся в советском посольстве сразу четыре афганских министра. И опять полковнику не позавидуешь. Он отвечает, что только сегодня вернулся из Москвы и еще не знает обо всех мероприятиях, проводимых в посольстве.

14 сентября. В 9.00 утра в приемной начальника службы госбезопасности слышится перестрелка, в ходе которой погибли Наваб Али (предупредивший Амина о планах Тараки убить его в аэропорту) и начальник политотдела этой же службы Салтан. По приказу Х. Амина они должны были арестовать А. Сарвари, но были расстреляны.

С. М. Гулябзой тотчас же оповещает об этом Н. М. Тараки и призывает незамедлительно принять самые решительные меры против X. Амина. Но в ответ слышит: «Сынок, не волнуйся, все идет по плану».

В тот же день, 14 сентября. Х. Амин в своей резиденции обсуждает с Б. С. Ивановым и Л. П. Богдановым кадровый вопрос: вместо смещенного А. Сарвари он предлагает назначить С. Д. Таруна, а Н. М. Тараки продвигает на этот место А. Акбари.

В присутствии шурави Х. Амин звонит Н. М. Тараки и настаивает на отставке «четверки». Не соглашаясь на это, Н. М. Тараки обвиняет X. Амина в неповиновении главе государства и требует прибыть к нему на следующий день в обеденное время, причем без оружия и личной охраны.

Во время телефонного разговора двух лидеров в кабинете появляются сначала начальник Генштаба М. Якуб, а затем – начальник канцелярии генсека НДПА С. Д. Тарун. Оба предупреждают X. Амина о том, что Н. М. Тараки собирается расправиться с ним завтра, во время аудиенции. В кабинете генсека, по словам С. Д. Таруна, для этого специально подготовлены два пистолета и автомат.

Выслушав своих приверженцев, X. Амин спрашивает Б. С. Иванова и Л. П. Богданова, как ему поступить. «Вы скажете «ехать», я поеду».

Е. С. Иванов поначалу сказал было «да, ехать», но потом поправился: не уполномочен, мол, решать такие щепетильные вопросы, нужно посоветоваться. Х. Амин попросил дать ответ до 17.00, поскольку к этому времени ему предстоит принять решение по составу правительства.

Вернувшись в посольство, Б. С. Иванов срочно докладывает в Центр по существу дела. Старая площадь дает поручение передать Н. М. Тараки устное личное послание Л. И. Брежнева.

В тот же день, 14 сентября. A. M. Пузанов, Б. С. Иванов, И. Г. Павловский и Л. Н. Горелов, а также переводчик Д. Б. Рюриков в сопровождении вооруженной охраны приезжают в Дом народов на встречу с Н. М. Тараки. Ему сообщается устное послание генсека ЦК КПСС, в котором выражается крайняя озабоченность советского руководства тем, как развивается ситуация в Афганистане. Она все более обостряется, и потому необходимы срочные меры по ее стабилизации. Генсек НДПА просит передать благодарность Л. И. Брежневу за заботу о судьбах Апрельской революции.

Расценил ли он это послание как напоминание о совете, данном ему генсеком ЦК КПСС на их последней встрече в Москве, – неизвестно. Но надо полагать, что он не забыл этот совет. Как бы то ни было, он в присутствии гостей звонит «второму человеку» и приглашает его к себе, подчеркнув, что это приглашение исходит и от советских товарищей, находящихся рядом с ним.

«…Амин сначала отказался, – свидетельствует А. Ляховский, – но, когда трубку взял посол и сказал, что пока советские представители в резиденции Тараки, то Амину, мол, опасаться нечего, председатель Совета министров ДРА сказал, что охотно приедет, но только с охраной»[187]187
  Ляховский А. А. Трагедия и доблесть Афгана. Ярославль: Норд, 2004. С. 162.


[Закрыть].

В ожидании приезда X. Амина Б. С. Иванов, как бы между прочим, доводит до Н. М. Тараки «упорно циркулирующие слухи» о том, что Х. Амин будет убит, как только появится в резиденции президента ДРА. Тот категорически опровергает подобные слухи.

Слухи, однако, подтверждаются. Стоило «второму человеку» перешагнуть порог резиденции «первого человека», как раздаются выстрелы. Причем стреляют во «второго человека».

«Тараки вызвал Амина на встречу с советским послом Пузановым, – свидетельствует «человек, стоявший у истоков афганской смуты». – Пообещал, что никаких провокаций не будет и, в подтверждение своих слов, сопровождать его поручил Таруну.

И Амин согласился. Но как только они вошли в президентский дворец, раздалась автоматная очередь. Тарун закрыл собой Амина и погиб на месте. Амину, раненному в ногу, удалось спастись. Дни Тараки оказались после этого сочтены. Некому было его защитить»[188]188
  Женский след в афганском перевороте. «Московский комсомолец». 27 апреля 1998. С. 4.


[Закрыть].

В тот же день, 14 сентября. В 16.20 по приказу начальника Генштаба М. Якуба части Кабульского гарнизона блокируют резиденцию Н. М. Тараки. В 17.50 Кабульское радио сообщает о том, что в правительстве ДРА происходят кадровые перестановки, в результате которых ключевые посты переходят в руки верных сторонников X. Амина. Сообщается также о чистке в войсках столичного гарнизона.

В тот же день, 14 сентября. В Москве раздается телефонный звонок из Кабула. Совпосольство срочно сообщает о неудавшемся покушении на X. Амина и о принятых им мерах по блокированию Н. М. Тараки в его резиденции. В Москве спрашивают: «Есть ли человек, способный удержать власть в ДРА?» Из Кабула отвечают: «Кроме Амина, таких людей в Кабуле нет».

Сразу же после телефонного разговора с Москвой A. M. Пузанов, Б. С. Иванов, И. Г. Павловский и Л. Н. Горелов наносят визит X. Амину и выражают свое сожаление по поводу случившегося.

Со своей стороны, Х. Амин информирует их о том, что в ближайшие дни пройдет пленум ЦК НДПА, который освободит Тараки со всех занимаемых им постов в партии и государстве. Шурави замечают, что в Москве не поймут X. Амина, если он полностью отстранит Н. М. Тараки от власти.

Пока еще «второй человек», не задумываясь, отвечает, что он готов следовать советам советских товарищей, но опасается, что после террористического акта, организованного Тараки и приведшего к человеческим жертвам, не сможет сдержать эмоции своих соратников по партии.

В Афганистане, замечает он, кровь смывается кровью. Конечно, мнение советских друзей он доведет до сведения членов партии и посоветуется с ними. Но он не уверен, что ему удастся снизить остроту момента. А в конце беседы добавляет, что отныне на любые контакты с Тараки необходимо его личное разрешение.

* * *

Из мемуаров В. Курилова:

«Из Москвы пришла шифровка, смысл которой сводился к тому, что деятельность Амина дискредитирует революционные преобразования, играет на руку мировому империализму и т. д. и т. п. Предлагалось силами Отряда специального назначения «Зенит» провести мероприятие по похищению Амина и доставки его на территорию СССР. В случае, если похищение сорвется, Амина необходимо будет уничтожить физически. Операцию разработать и… ждать сигнала»[189]189
  Курилов В. Мы были первыми. Альманах «Вымпел». № 3. М., 1999. С. 168–169.


[Закрыть].

Утром 15 сентября. «Наконец-то Москва «проснулась». Пришла шифровка с требованием привести в готовность Отряд специального назначения «Зенит» для возможного осуществления операции по Амину. Целый день мы просидели в полном вооружении на заднем дворе нашего посольства. Ждали из Москвы сигнала к началу операции.

Сначала, около 10 часов утра с нами провели дополнительный инструктаж, еще раз напомнили порядок действий, уточнили вопросы взаимодействия. Через полчаса из посольства прибежал офицер безопасности Бахтурин и сообщил, что минут через пятнадцать мы выступаем на операцию. Принес пару бутылок «Посольской» водки с винтом и черной этикеткой. Мы с удовольствием распили вкусную водочку, о которой уже стали забывать в ходе нашей девственно чистой и непорочной жизни на чужбине. «Наркомовские 100 грамм», добрые старые традиции, предстоящее интересное дело – все это поднимало настроение и окрашивало все вокруг в праздничные цвета.

Однако через час к нам вышел Долматов, и сказал, что решение пока не принято, надо ждать. Потом я узнал, что вопрос о начале операции согласовывался лично с Брежневым, а тот никак не мог решиться.

Нам еще два раза выносили «Посольскую» «перед боем», однако боя так и не состоялось. Мы просидели в посольстве весь день. Москва ни на что не решилась»[190]190
  Курилов В. Мы были первыми. Альманах «Вымпел». № 3. М., 1999. С. 170.


[Закрыть].

* * *

Аналогичная ситуация сложилась и в Баграме, где квартировал советский батальон. Утром пришел приказ быть готовыми к переброске в Кабул, но другой приказ, о начале операции, так и не поступил.

* * *

В тот же день, 15 сентября. Поздно вечером в посольстве СССР в Кабуле фиксируется сообщение радиостанции «Би-Би-Си» об освобождении Нур Мухаммада Тараки от должности президента ДРА по состоянию здоровья.

«Срочно были подняты с постели резидент и представитель КГБ, – свидетельствует В. Курилов. – По их указанию дежурный разбудил посла. Тут же связались с Москвой. Через полчаса посольские, так же как и мы, повторно прослушали сообщение…

Через пять минут из Посольства по рации пришла команда – «в ружье!»

Мы срочно нацепили на себя всю амуницию, заняли места по боевому расчету. В окутанном ночной сентябрьской прохладой городе все было тихо. Время от времени слышались отдаленные выстрелы, где-то взревел на высоких оборотах двигатель автомашины, вдали лаяли собаки, иногда до нашего слуха доносились приглушенные расстоянием истошные крики местных патрулей «Дрэш!» Все как обычно. И вместе с тем все уже давно изменилось. Оказывается, еще с утра Амин посадил Тараки под «домашний арест» в одном из помещений дворца. Всем было объявлено, что президент приболел, поэтому не показывается на людях»[191]191
  Курилов В. Мы были первыми. Альманах «Вымпел». № 3. М., 1999. С. 171–172.


[Закрыть].

Тараки был обречен.

В тот же день, 15 сентября. Политбюро ЦК КПСС в срочном порядке обсуждает проект представленного МИДом, КГБ и Министерством обороны постановления о первоочередных мерах в связи с событиями в Афганистане.

В констатирующей части постановления отмечалось:

– По возвращении из Гаваны Тараки столкнулся с ультимативными требованиями Амина устранить и наказать близких к Тараки деятелей – министра внутренних дел Ватанджара, министра связи Гулябзоя, министра по делам границ Маздурьяра и начальника органов безопасности Сарвари под предлогом того, что эти лица находились в «империалистическом заговоре» против него, Амина. Попытки убедить Амина отказаться от своих требований и нормализовать положение в руководстве успеха не имели.

– Тараки был, видно, готов устранить Амина из руководства, но проявил нерешительность и колебания, а возможно, и не располагал необходимыми для этого силами.

– Обращение Политбюро ЦК КПСС с настоятельным призывом к Тараки и Амину во имя революции сплотиться и действовать согласованно, с позиции единства, внешне было воспринято и тем и другим положительно, однако на деле Амин продолжал добиваться своих целей, а Тараки демонстрировал нерешительность, да, видно, и неспособность к пресечению действий «второго человека». В результате, все рычаги реальной власти в стране уже находятся в руках Амина. Более того, он полностью изолировал Тараки, в том числе и от шурави.

– На 16 сентября намечен пленум ЦК НДПА, на котором Тараки лишится всех постов в партии и государстве.

– Амин фактически игнорирует предупреждения шурави о том, что его действия могут привести к тяжелым последствиям для партии и страны.

Исходя из вышеизложенного, в постановлении предлагалось придерживаться следующей линии:

– Не следует отказываться иметь дело с Амином и возглавляемым им руководством, пока окончательно не выяснится его политическое лицо и намерения.

– Всем советникам: партийным, военным и прочим – продолжать выполнять возложенные на них функции, но избегать участия в любых репрессивных акциях.

– Высказать лично Амину мнение о том, что в случае ухода Тараки с занимаемых им постов не следует подвергать его репрессиям.

Соответствующие указания, вытекавшие из данного постановления Политбюро ЦК КПСС, были направлены за подписью А. А. Громыко совпослу и прочим руководителям совзагранучреждений в Кабуле.

По поручению Москвы они нанесли визит X. Амину и высказали ему неудовлетворение советского руководства по поводу смещения Тараки с поста генсека ЦК НДПА и президента ДРА. Ответ Х. Амина был по-восточному учтивым, наполненным чувством преданности идеалам Апрельской революции и готовности следовать указаниям Москвы. Х. Амин отметил, что Тараки на практике игнорировал рекомендации Политбюро ЦК КПСС и лично товарища Л. И. Брежнева, а он, Амин, заверяет, что после стабилизации обстановки в стране будет делать все от него зависящее для претворения в жизнь советов Москвы. Он подчеркнул, что уход Тараки не только не нарушит единства в партии, но еще более сплотит ее. Тараки, по его словам, – это источник распрей и междоусобицы в руководстве НДПА. Так думают многие товарищи в партии и армии.

16 сентября. Чрезвычайный пленум ЦК НДПА единогласно голосует за освобождение Н. М. Тараки и четырех его соратников со всех занимаемых ими постов и исключение из партии с мотивировкой – за организацию покушения на секретаря ЦК, члена Политбюро ЦК НДПА и премьер-министра ДРА X. Амина, убийство члена ЦК НДПА С. Д. Таруна и прочие беспринципные действия.

Генеральным секретарем ЦК НДПА единогласно избирается X. Амин. После этого Ревсовет ДРА избирает его своим председателем и назначает премьер-министром страны.

После пленума министр иностранных дел ДРА Шах Вали спешит поделиться новостями с И. Г. Павловским и Л. Н. Гореловым. Вслед за ним Х. Амин наносит визит И. Г. Павловскому, который поздравляет его настолько тепло, по-товарищески, что без объятий и братских поцелуев не обходится.

* * *

В 1979 г. в досье ГРУ ГШ ВС СССР на X. Амина приводятся следующие сведения:

«Хафизулла Амин – выходец из небольшого пуштунского племени харатаев, родился в 1927 г. в местечке Пагман, недалеко от Кабула, в семье служащего. Рано потеряв отца, воспитывался старшим братом, который был одно время учителем в школе, а затем секретарем президента крупнейшей хлопковой компании «Спинзар» (после апреля 1978-го президент этой компании).

Окончил высшее педагогическое училище и научный факультет Кабульского университета. После окончания университета работал преподавателем, заместителем директора и директором кабульского лицея «Ибн Сина». В 1957 г. для продолжения образования выехал в США, где получил степень магистра. После возвращения в Афганистан некоторое время преподавал в Кабульском университете, вновь занимал пост директора лицея «Ибн Сина», затем был директором высшего педагогического училища, заведующим отделом начального образования министерства просвещения. В этот период Х. Амин имел репутацию пуштунского националиста.

В 1962-м Х. Амин вновь выехал в США для подготовки и зашиты диссертации. К этому времени относится и начало его активной политической деятельности. В 1963-м избирается председателем федерации афганских студентов в США; за свою деятельность в ней незадолго до окончания работы над диссертацией выслан из США.

После возвращения в Афганистан в период подготовки учредительного съезда НДПА (1965) устанавливает тесную связь с Н. М. Тараки, принимает активное участие в работе съезда. Во время раскола НДПА твердо поддерживает Тараки, завоевывая его личные симпатии, становится ближайшим соратником.

В 1967-м по рекомендации Тараки введен в состав ЦК НДПА «Хальк». Однако после конфликта с Т. Бадахши январский пленум ЦК НДПА 1968-го перевел его из членов партии в кандидаты за «отход от принципов интернационализма». В решении пленума было записано, что он характеризуется как человек, «известный по своей прошлой общественной жизни фашистскими чертами и связанный с высокопоставленными чиновниками с теми же качествами».

В 1969-м Амин был избран депутатом нижней палаты парламента. Использовал парламентскую трибуну для резкой критики королевского режима. После прихода к власти М. Дауда и вплоть до военного переворота 27 апреля 1978-го на государственной службе не состоял, полностью переключившись на организационно-партийную работу. Это способствовало росту его авторитета и влияния в группировке «Хальк».

Летом 1977-го избирается членом объединенного ЦК НДПА, одновременно – руководитель хальковской военной организации НДПА в армии (после объединения партии военные организации «Хальк» и «Парчам» действовали раздельно).

В апреле 1978-го после ареста руководителей НДПА возглавил непосредственную подготовку к вооруженному выступлению армии против режима М. Дауда.

Придя к власти, НДПА решением Революционного совета назначает Амина заместителем премьер-министра и министром иностранных дел ДРА. Он избран в члены Политбюро, введен в состав секретариата ЦК, а после снятия А. Кадыра с поста министра обороны уполномочен «оказывать содействие Н. М. Тараки в исполнении обязанностей министра обороны». Это фактически вся полнота власти в армии.

Амин постепенно сосредоточивает в своих руках практическую работу по организационно-партийному и государственному строительству, полностью устанавливает контроль над деятельностью органов безопасности.

16 сентября 1979 г. на Пленуме ЦК НДПА избран генеральным секретарем ЦК НДПА, а затем председателем Революционного совета ДРА.

Возвышению его способствовало неограниченное доверие со стороны Тараки, а также незаурядные личные качества. Амина отличает большая энергия, работоспособность, хитрость, деловитость, стремление вникнуть в существо вопроса, восприимчивость к аргументированному мнению подчиненных и советников, твердость во взглядах и поступках. Умеет расположить к себе собеседника, привлечь к себе людей, подчинить их своему влиянию. В беседах точен, краток, обладает хорошей памятью.

Ярый пуштунский националист. Свободно владеет английским языком. Не курит, не злоупотребляет спиртными напитками.

Женат. Имеет семерых детей»[192]192
  Подробнее см.: Ляховский А. А. Трагедия и доблесть Афгана. Ярославль: Норд, 2004. С. 170–171.


[Закрыть].

* * *

В тот же день, 16 сентября. Министр иностранных дел ДРА Шах Вали приглашает к себе советского посла А. М. Пузанова и, следуя дипломатическому протоколу, уведомляет его об избрании Х. Амина генеральным секретарем ЦК НДПА и председателем Революционного совета ДРА, а также просит информировать об этом советское руководство.

В Москве, однако, не торопятся отреагировать на это историческое событие в жизни братской партии.

18 сентября. В Ташкенте приземляется АН-12, транспортный гигант «Аэрофлота», доставивший в столицу Узбекистана опальных афганских министров. Их нелегально вывезли из Кабула по личному указанию Л. И. Брежнева.

19 сентября. Старая площадь прерывает трехдневную паузу и за подписями первых лиц СССР направляет в Кабул поздравительную телеграмму в адрес X. Амина.

В свою очередь, новый генсек, едва получив поздравления от шурави, также выдерживает трехдневную паузу и только тогда шлет в Москву телеграмму со словами благодарности и заверениями в своей непреклонности проводить в жизнь прежний курс НДПА и ДРА.

* * *

Среди членов партии после пленума было распространено закрытое письмо ЦК НДПА с подробным описанием всех деталей «перестрелки» в резиденции Тараки и попытки убийства Амина. Соучастником этого террористического акта назывался советский посол Пузанов.

Несколько позже министр иностранных дел ДРА Шах Вали пригласил к себе послов социалистических стран и ознакомил их с документом «Правда о покушении на товарища Амина».

В документе, в частности, говорилось о том, что «находившийся у Тараки советский посол по телефону заверил X. Амина, что с ним ничего не случится, если он придет к Тараки».

Отмечалось и то, что, когда охранники Тараки смертельно ранили Таруна и намеревались убить Амина, «все это время советский посол оставался с Тараки в его кабинете».

На встречу Шаха Вали с послами соцстран A. M. Пузанов, естественно, не был приглашен. Советскую дипмиссию представлял советник В. Сафрончук, который без лишних церемоний задал Шаху Вали вопрос: понимает ли он, что его голословные обвинения в адрес совпосла могут нанести непоправимый ущерб советско-афганским отношениям? Министр иностранных дел ДРА предпочел оставить этот вопрос без ответа.

A. M. Пузанов же незамедлительно послал в Центр шифровку с предложением направить в Кабул официальный протест. Москва согласилась с ним и за подписью А. А. Громыко ответила предписанием посетить X. Амина, заявить ему протест и потребовать опровержения провокационного заявления Шаха Вали. На аудиенцию с X. Амином A. M. Пузанов прибыл в сопровождении И. Г. Павловского, Л. Н. Горелова, Л. П. Богданова и переводчика Д. Рюрикова.

Выслушав зачитанную ему ноту протеста, X. Амин в крайне резких тонах обвинил совпосла и его спутников в том, что они дезориентируют свое руководство относительно происходящих в Афганистане событий. При этом подчеркнул, что Шах Вали ни в чем не виноват, что он всего лишь озвучил то, что изложил ему он, Амин. И, следовательно, никаких опровержений не будет. Советским представителям было предложено самим разъяснить послам социалистических стран собственную версию инцидента с перестрелкой и покушением на X. Амина.

На этом тема «событий 14 сентября» была закрыта. Москва не решилась на дальнейшее обострение отношений со своим единоверцем.

Октябрь

2 октября. Амин через представителя КГБ просит Москву направить в Кабул батальон советских военнослужащих для его личной охраны.

9 октября. За пять минут до наступления комендантского часа в афганской столице было официально объявлено, что после непродолжительной и тяжелой болезни в Кабуле скончался Hyp Мухаммад Тараки.

* * *

В действительности же все обстояло иначе. Вот как это описано в мемуарах В. Курилова:

«…Начальник личной охраны Амина с двумя своими подчиненными зашел в комнату Тараки.

Услышав звуки отпираемой двери, президент встал из-за стола, за которым что-то писал. Наверное, он подумал, что к нему пришел в очередной раз Амин, требуя отречения от власти. А может быть, он пришел просить прощения? Президент заранее придал своему лицу соответствующее моменту мудрое и оскорбленно-гордое выражение. За ним стоят советские друзья, которые никогда не дадут его в обиду! Его обласкал совсем недавно в Москве сам Леонид Ильич Брежнев! Был званый обед, заверения в обоюдной дружбе, поцелуи, торжественная встреча и проводы в аэропорту…

Подслеповато щурясь (в полумраке комнаты горела только стоящая на столе настольная лампа), Тараки вглядывался в лица вошедших. Амина среди них не было.

«Кто это?» – удивился президент. Какие-то офицеры, глаза бегают, у одного с лица – пот градом. Волнуется, что ли? Зачем они пришли? Что им надо?

«В чем дело, товарищи… – начал он и внезапно замолчал. Он увидел выражение их лиц, и… страшная догадка пронзила его мозг! Он понял, зачем они пришли! И он узнал одного из пришедших. Это был офицер из личной охраны Амина по имени Джандад…

Мгновенно охвативший страх парализовал волю президента. Он обильно вспотел. Колени подогнулись, чтобы не упасть, он дрожащей рукой попытался схватиться за спинку стула, но стул опрокинулся, и Тараки боком мягко завалился на толстый, с темно-красным замысловатым узором пыльный ковер. Перед самым лицом он увидел до блеска начищенные, остро пахнущие гуталином, высокие военные ботинки. Он почувствовал, как чужие, грубые руки больно схватили его и перетащили на стоявшую в углу кровать…

Двое офицеров, завалив обмякшее тело на кровать, держали его за руки и за ноги, а начальник охраны душил президента подушкой.

Когда все было кончено, труп закатали в ковер, вынесли из здания и затолкали в багажник автомашины»[193]193
  Подробнее см.: Курилов В. Мы были первыми. Альманах «Вымпел». № 3. М., 1999. С. 172–175.


[Закрыть].

* * *

Как было установлено позже, исполнителями расправы над Тараки были начальник службы безопасности Амина капитан Абдул Вадуд, командир подразделения охраны дворца Амина старший лейтенант Мухаммад Экбаль, заместитель начальника президентской гвардии по политической части старший лейтенант Рузи. Общее руководство осуществлял начальник президентской гвардии майор Джандад.

* * *

Убийство Тараки повергло Старую площадь в шоковое состояние. С целью прояснить ситуацию в новом руководстве НДПА и государства был тотчас же задействован «прямой провод» с Кабулом: с послом А. М. Пузановым, представителем Председателя КГБ Б. С. Ивановым, Главным военным советником в ДРА Л. Н. Гореловым и заместителем министра обороны СССР генералом армии И. Г. Павловским, который с 17 августа находился в Афганистане во главе представительной делегации военачальников как раз с предписанием на месте разобраться с раскладом сил в верхушке НДПА и ДРА и внутриполитической ситуацией в стране в целом.

Что же услышали в ответ на Старой площади?

И. Г. Павловский подтвердил свое мнение о X. Амине как о «верном друге и надежном союзнике Москвы» в деле превращения Афганистана «во вторую Монголию», сославшись при этом на самого X. Амина: «Мы принимаем все меры, чтобы высказанные нам рекомендации были реализованы, всегда будем согласованно работать с советскими советниками и специалистами. Наша дружба непоколебима»[194]194
  Архив Президента РФ. Ф. 3. Оп. 82. Д. 173. С. 120–122.


[Закрыть].

Еще более безапелляционно высказался Главный военный советник в ДРА генерал-лейтенант Л. Н. Горелов: «Х. Амин является сильной личностью и должен оставаться во главе государства»[195]195
  Ляховский А. А. Трагедия и доблесть Афгана. Ярославль: Норд, 2004. С. 186.


[Закрыть].

Наконец, генерал-майор В. П. Заплатин, советник при начальнике Главпура ВС ДРА, также отозвался о X. Амине как о «верном и надежном друге Советского Союза и всесторонне подготовленном лидере Афганистана»[196]196
  Ляховский А. А. Трагедия и доблесть Афгана. Ярославль: Норд, 2004. С. 186–187.


[Закрыть]. И, видимо, для большей убедительности привел такой пример: «Амин всегда признавал всего два праздника в году: 7-е ноября и 9-е мая, то есть день Великой Октябрьской революции и День Победы над фашизмом. В эти два праздника он мог позволить себе выпить сто граммов водки, в другое время он никогда спиртное не употреблял»[197]197
  Ляховский А. А. Трагедия и доблесть Афгана. Ярославль: Норд, 2004. С. 187.


[Закрыть].

Мнения военачальников не корреспондировались с настроениями на Старой площади. Там, по сугубо практическим соображениям, совсем по-иному воспринимали X. Амина.

…Родное детище Старой площади – НДПА стремительно теряла всякий контроль над страной. Ей подчинялись лишь Кабул, да еще две провинции: Кундуз и Баглан, в то время как мусульманская оппозиция полностью контролировала провинции Лагман, Кунар, Пактия и Пактика. А в провинциях Тахар, Герат, Джаузджан, Бадахшан, Логар, Гур, Каписа, Газни, Заболь, Гильменд, Фарах и Бадгиз установила свою власть на девяноста процентах их территории. В общем и целом, восемьдесят процентов территории ДРА с населением примерно в десять миллионов человек находилось вне контроля НДПА. Попросту говоря, лозунг «Превратим Афганистан во вторую Монголию!» сохранился лишь на бумаге, а в жизни лопнул, как мыльный пузырь.

Этого не могли не видеть на Старой площади точно так же, как не могли открыто признать свое поражение. Значит, нужно было найти «козла отпущения», на которого могли быть списаны все грехи и ошибки. Такое не впервые случалось в истории КПСС.

Х. Амин, как никто другой, подходил на роль «козла отпущения». Как и его великий учитель Н. Тараки, он изо всех сил внедрял на афганской земле советскую модель строительства социализма. Правда, в отличие от своего учителя, он не пришелся ко двору Старой площади, не сумел расположить к себе Л. И. Брежнева, откровенно симпатизировавшего Н. Тараки. И этот личностный момент был крайне важен.

«…Отлично понимая важность для нас Афганистана в стратегическом плане, – пишет в своих мемуарах В. Крючков, – Брежнев, будучи по натуре человеком преданным в дружбе, добрым и даже, я бы сказал, легко ранимым, очень тяжело переживал смерть Тараки, в какой-то мере воспринимал ее как личную трагедию. У него сохранилось какое-то чувство вины за то, что именно он якобы не уберег Тараки от неминуемой гибели, не отговорив от возвращения в Кабул. «Ведь данные, что ты мне принес, я даже показывал ему, говорил, что разведка ручается за их достоверность», – не раз в разговоре с Андроповым сокрушался Леонид Ильич. Поэтому Амина после всего происшедшего он вообще не воспринимал»[198]198
  Крючков В. А. Личное дело: Часть первая. М.: Олимп; ACT, 1997. С. 201–202.


[Закрыть].