Текст книги "Большая игра с Советами. От Ленина до Горбачева"

Джордж Роуз работал вместе с отцом на сталелитейном заводе в Бренфорде в штате Коннектикут и тоже был членом социалистической рабочей партии. К тому времени, когда я поселился в его доме, он перестал заниматься политикой и работал гравером.

* * *

Одним из самых привлекательных аспектов жизни в Меридене была Дороти Кинг, самая красивая девочка, которую я когда-либо видел, – с хорошей фигурой, блестящими светлыми волосами и прелестными голубыми глазами. Она завладела моим сердцем с того момента, когда я впервые увидел ее в школе. Я провел долгие мучительные часы, издалека восхищаясь ею, пока не набрался храбрости подойти к ней поближе. Дороти казалась существом из другого мира. Большая часть Меридена была названа в честь членов ее семьи, включая школу, где мы учились, и улицу, на которой она была расположена – Кинг-стрит.

Когда наступило рождество, я израсходовал все выданные мне на неделю деньги – один доллар – на коробку конфет для Дороти и ужасно нервничал, подходя к ее дому, чтобы вручить подарок. Несколько дней я репетировал речь, которую собирался сказать, отдавая коробку ей в руки, а теперь дорога до ее дома казалась мне последними шагами осужденного на казнь. Дверь открыла служанка, я был настолько смущен, что даже не попросил позвать Дороти, а сунул коробку в руки служанки и убежал.

Подарок сработал, несмотря на мою застенчивость. Дороти поблагодарила меня с очаровательной улыбкой, и, воспользовавшись случаем, я пригласил ее покататься со мной на моей «летающей машине». Ни одна уважающая себя девочка не могла не принять такое приглашение. «Летающая машина» была самой последней моделью санок, и я долго экономил, чтобы собрать на них деньги. Однако все жертвы были забыты, когда лунной ночью я летел на моей «машине» вдоль заснеженной улицы Кинга с Дороти Кинг, сидевшей сзади, обхватив меня за плечи…

В долгие тихие вечера в Меридене я впервые прочел истории Горацио Элжера и подолгу рассматривал портреты бедных молодых людей, добившихся успеха благодаря собственным усилиям. От этого вымысла я перешел к описаниям жизни крупных американских предпринимателей, таких, как Рокфеллер и Вандербильт. Эти истории и желание произвести впечатление на Дороти Кинг привели к тому, что я стал гораздо усерднее заниматься в школе. Неожиданно из весьма посредственного ученика я превратился в круглого отличника.

Родители были довольны моими успехами. Они решили, что после четырехлетнего пребывания в Меридене я не поддамся плохому влиянию в Бронксе, и забрали меня домой, где я продолжал учебу в школе Морриса. Даже разлука с Дороти Кинг не затмила радости возвращения в родной дом.

Очень скоро после возвращения в Бронкс я заключил свою самую первую крупную сделку. Гуляя как-то по Бродвею, я увидел подержанный автомобиль «Хапмобиль» выпуска 1910 года, который мне захотелось иметь так сильно, как этого хочется только в шестнадцать лет. Стоил он 185 долларов, примерно столько, сколько некоторые люди в то время зарабатывали за полгода. Я знал, что бесполезно просить денег у родителей, они ответят, что я слишком молод, чтобы иметь собственную машину и что люди с меньшим достатком могли бы лучше использовать эти 185 долларов, что, конечно, было правдой, но не решало моей проблемы.

Я решился просить о помощи брата Гарри. В то время ему исполнилось двадцать лет, и он работал фармацевтом в аптеке Лиггетса в Бронксе. Наличные деньги у Гарри были, но мне пришлось его уговаривать.

«Как ты собираешься вернуть мне долг?» – спросил он.

«Я найду работу».

Гарри посмотрел на меня сверху вниз. Я все еще был школьником и мог получить только работу, за которую платят копейки. Тем не менее Гарри одолжил мне деньги с условием, что сможет пользоваться этой машиной, когда захочет.

Я уже знал, где достать деньги. Приближалось рождество, и конфетная фабрика «Пейдж энд шо» поместила объявление, что ей требуются люди с автомашинами для доставки покупателям рождественских подарков. Оплата была 20 долларов, большие деньги для того времени.

Получив машину, я немедленно отправился на конфетную фабрику, и мальчишка на крошечном автомобиле встал в очередь больших машин со взрослыми водителями. Нанимавший водителей сотрудник внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на машину и сказал: «Где в этой штуке ты собираешься разместить конфеты?»

Тут на меня нашло вдохновение. «Я собираюсь снять сиденья и установить коробку. Для конфет будет масса места», – ответил я.

Было очевидно, что он мне откажет. Тогда в отчаянии я предложил: «Если я не доставлю столько же конфет, сколько большие машины, вы мне ничего не заплатите». Мы пожали друг другу руки, и я взялся за работу.

За две недели с помощью школьного друга Макси Розенцвейга я заработал достаточно денег, чтобы полностью вернуть долг Гарри и стать полным владельцем машины. С тех пор немногие сделки доставляли мне большее удовольствие.

Я твердо запомнил этот первый урок: при правильной тактике, выгодной сделке и самоотверженной работе можно всегда добиться успеха.

Студент-миллионер

В это время я хотел стать доктором, как отец. Последние годы учебы в школе я напряженно готовился к поступлению в медицинское училище. В глубине души я всегда знал, что пойду в Колумбийский университет по стопам отца. И вот в 1917 году после двухлетнего обучения в подготовительном колледже наступил один из самых счастливых и торжественных дней в моей жизни: я подавал документы в медицинский колледж докторов и хирургов. Взглянув на меня, регистратор сказал: «Ты – сын Джулиуса Хаммера, не так ли? Я принимал у него заявление в 1898 году, в год твоего рождения».

Когда я поступил в Колумбийский колледж врачей и хирургов, жизнь моя, казалось, потекла по удобному, заранее определенному руслу к счастливой и легко предсказуемой цели. На этой гладкой поверхности было невозможно заметить тех извержений, которые очень скоро до основания потрясли устои моей семьи и полностью изменили ход моей жизни.

Сводные братья отца преуспевали в аптечных делах. Брат матери Вилли успешно продавал дамские шляпы, а второй брат Эдди завоевал роль фаворита в семье, став владельцем пользующегося успехом странствующего цирка. Сестра матери Сади удачно вышла замуж, и, в общем, казалось, что все лишения и трудности нашей семьи остались позади. Двадцатый век обещал быть неплохим.

Первые признаки волнений пришли издалека. Великая война в Европе докатилась даже до авеню Вашингтона в Бронксе. Когда Соединенные Штаты вступили в войну, Гарри немедленно записался добровольцем, и, так как он был фармацевтом, его послали служить во Францию в госпиталь № 3 на передовой в Марне.

Гарри был вырван из нашей жизни как раз в тот момент, когда он больше всего был нужен отцу. Летом 1917 года у отца обнаружилось заболевание сердца, и ему пришлось радикально изменить образ жизни. Если бы в это время с нами был Гарри, отец, безусловно, обратился бы за помощью к нему. В его отсутствие у отца не было выбора, и ему пришлось просить о помощи меня.

Болезнь отца – закупорка артерии, которую сегодня было бы легко вылечить простой операцией с установкой байпаса, – была, безусловно, результатом напряженной работы и, возможно, сопровождалась легким инфарктом. Последние десять лет он работал не покладая рук, борясь с эпидемией полиомиелита в Нью-Йорке, которая проходила несколькими волнами, оставляя за собой смерть и горе, убивая и превращая в калек сотни детей, особенно в бедных районах города.

Причиняемые этой болезнью бедствия приводили отца в отчаяние. Помню, однажды поздно вечером он вернулся домой на авеню Вашингтона после обхода больных детей, вошел в гостиную и почти в слезах бросился на диван, с бессилием и болью рассказывая об ужасных страданиях его маленьких пациентов. «Эта болезнь – такое несчастье, – говорил он. – Мы о ней ничего не знаем, и мне трудно поверить, что когда-нибудь будет найдено средство для ее лечения».

Для лечения «детского паралича», как его в то время называли, предлагались всевозможные доморощенные средства. Доведенным до отчаяния родителям советовали попробовать всевозможные бессмысленные процедуры, например ежедневное купание в морской воде. Для этого многие переезжали на Кони-Айленд, бросив работу, друзей и семьи, – хотели быть ближе к якобы все исцеляющему морю.

Помимо переживаний, вызванных эпидемией полиомиелита, у отца в то время начались неприятности с бизнесом. С 1915 года он принимал участие в работе фирмы под названием «Гуд лабораториз» – небольшого предприятия, изготовлявшего лекарства наподобие того, которое он имел, когда начинал свою карьеру аптекаря, и позже продал.

Участвовать в этом деле его пригласил мелкий бухгалтер Генри Фингерхуд. Отец отдавал фирме свои знания в области медицины и фармакологии, а Фингерхуд отвечал за производство и сбыт лекарств. Начиная это дело, партнеры договорились, что, если один из них захочет выйти из дела, он должен предложить свою долю другому по цене, которую сам будет готов заплатить за долю партнера.

Однажды летом 1917 года отец приехал повидаться со мной в студенческое общежитие колледжа. Он плохо себя чувствовал, но это не помешало ему четко и убедительно изложить дело.

Ему было ясно, что Фингерхуд умышленно ведет фирму к банкротству, стараясь заставить отца продать свою долю. Фирма несла значительные потери. Зная о тяжелой болезни отца, Фингерхуд поставил ему ультиматум: либо он примет 20 тысяч в оплату за его долю, либо уплатит ту же сумму за долю Фингерхуда.

Отец был уверен, что, несмотря на свои небольшие размеры, это была хорошая фирма и ее продукция пользовалась спросом на рынке. Он не сомневался, что, отделавшись от Фингерхуда и при правильном руководстве, ее можно будет легко поставить на ноги. Из-за плохого здоровья сам отец не мог взяться за это. Кроме того, он хотел продолжать медицинскую практику. И вот он решил купить долю Фингерхуда и сделать меня президентом фирмы.

* * *

Смущаясь и путаясь, отец сказал, что, возможно, мне придется по крайней мере на некоторое время уйти из колледжа и заняться бизнесом. Он извинялся, что так получилось, но ожидал от меня не больше, чем сделал сам, когда студентом медицинского колледжа руководил работой аптек. Он посоветовал мне попробовать руководить бизнесом, не бросая учебы в колледже. «Я это сделал, сын. Значит, ты тоже сможешь», – сказал он.

Его извинения были излишними – я вовсе не возражал. Честно говоря, его предложение привело меня в невероятное возбуждение. Смогу ли я руководить фирмой? Смогу ли поставить ее на ноги, отдавать распоряжения сотрудникам? Как совместить все это с учебой? Вопросы эти меня не пугали, а возможность продемонстрировать свои способности и сделать что-то действительно нужное для родителей, которые были так добры ко мне, вызывала радостное возбуждение. До сих пор моя жизнь была удобной и спокойной, родители делали все, чтобы оградить нас от невзгод и страданий собственной юности, и в этом они преуспели. Однако теперь мне представлялся случай доказать, что я не просто избалованный ребенок и что у меня достаточно мужества, чтобы вступить в мир взрослых и померяться с ними силами.

Прежде всего было необходимо достать 20 тысяч долларов и выкупить долю партнера. Мы заняли эти деньги в одном из банков Бронкса под подпись отца. Затем мы вместе пошли к партнеру и, к его удивлению, выложили перед ним деньги. Предложив отцу 20 тысяч за его долю, он теперь был обязан принять эту же сумму за свою долю в фирме. Встреча наша была короткой. Поняв, что ему не удалось нас перехитрить, Фингерхуд быстро подписал бумаги, отказавшись от всех притязаний на фирму, и принял наш чек.

Теперь мне оставалось только создать условия для продолжения занятий в колледже. Если большую часть дня мне придется руководить фирмой, я, очевидно, не смогу посещать все лекции и занятия в классе. Мне нужен был заместитель, который вел бы для меня подробные записи.

Одним из лучших студентов на моем потоке был Дэниел Мишель, весьма трудолюбивый, но небогатый молодой человек. Я придумал, как помочь нам обоим, арендовал квартиру на первом этаже богатого особняка и предложил Дэну поселиться бесплатно в одной из комнат, если он согласится вести подробные записи всех лекций, с тем чтобы я мог заниматься по ним вечерами.

Так были решены все проблемы. Я стал полным хозяином в фирме и мог продолжать учебу. Теперь можно было сконцентрировать все внимание на делах фирмы.

В то время наша фирма располагалась в небольшом магазине с задней комнатой-цехом на Третьей авеню в Манхэттене. В ней работало около двух десятков женщин, заполнявших пузырьки лекарствами, а двое рабочих управляли машинами, изготовлявшими таблетки. Единственным преимуществом нашей фирмы по сравнению с хорошо известными конкурентами были цены; наша продукция стоила гораздо дешевле, хотя содержала те же лекарства, что и более привлекательно упакованные пузырьки и коробки конкурентов.

Трудность заключалась в том, чтобы привлечь внимание к нашей продукции врачей, выписывающих лекарства. Основные поставщики буквально засыпали врачей своими образцами и просьбами. Нужно было предложить им какую-то выгоду, от которой было бы глупо отказываться.

Я понимал, что главную роль в этом деле играли образцы, раздаваемые представителями фирм – изготовителей лекарств. Обычно они содержали крошечные количества предлагаемых лекарств. Доктора засовывали эти образцы в дальние углы своих аптечек или бросали их в мусорную корзину. Я решил в качестве образцов использовать продукцию в упаковке обычного размера, надеясь, что тогда доктор не решится их выбросить, а будет отдавать пациентам для лечения. Когда лекарство кончится, пациенты начнут покупать его в местных аптеках.

До размолвки отец и Фингерхуд переименовали фирму, дав ей более импозантное имя «Эллайд драг энд кемикл компани». Я полностью реорганизовал отдел сбыта, добавив людей и значительно увеличив комиссионные от продажи. Мне не надо было напоминать основное правило бизнеса – если вы хотите иметь хороших сотрудников, позаботьтесь о том, чтобы работа на вас имела для них смысл. Люди всегда работают усерднее, если им хорошо платят и они боятся потерять работу, подобную которой трудно будет найти. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь.

Фирма быстро расширялась, так как увеличился объем сбыта, а число сотрудников возросло с десятков до сотен. Меньше чем через год мы переехали в гораздо большее помещение. Нас заваливали заказами, и каждый день требовал от меня всех моих сил. Приехав домой после тяжелого рабочего дня, мне приходилось еще четыре-пять часов заниматься по записям, сделанным для меня Дэном Мишелем.

* * *

Как только фирма стала приносить хорошую прибыль, вновь появился Генри Фингерхуд. Он объявил, что мы с отцом его обманули, и начал против нас миллионную тяжбу. Тут впервые я обнаружил, какое удовольствие приносит сражение в зале суда, если на твоей стороне правда.

По совету друзей я обратился к лучшему в Нью-Йорке специалисту по коммерческим сделкам Максу Стоеру, который в то время был в зените славы. Я изложил ему свое дело. «Я готов представлять вас, молодой человек, – сказал он, – но должен предупредить, что дело может дойти до суда, а за судебные выступления я беру тысячу долларов в день».

«Я думаю, мой противник не решится пойти в суд, – ответил я. – Он подписал соглашение и просто старается нас запугать. Я хочу, чтобы вы написали ему решительное письмо, из которого будет ясно, что мы готовы бороться. Я заплачу вам за это письмо тысячу долларов. Что вы на это скажете?»

Стоер согласился на мои условия, подписал со мной соглашение и написал письмо, практически продиктованное мною. Как я и догадывался, получив письмо от знаменитого Макса Стоера, Фингерхуд, претензии которого были построены на сплошной лжи, до смерти испугался, немедленно пошел на попятную и прекратил дело.

Как только об этом услышал Макс Стоер, он прислал мне письмо, приписывая себе победу, и вложил в него счет на десять тысяч. В ответном письме я напомнил ему о первоначальной договоренности и послал копию нашего соглашения. Стоер признал поражение. Через несколько дней я с удовольствием услышал от общего знакомого, что Макс Стоер однажды признался: «Арманд Хаммер – единственный человек, которому удалось меня перехитрить».

Примерно через год тяжелой работы я пришел к выводу, что мне нужна помощь в руководстве фирмой. Я нанял Альфреда Ван Хорна и назначил его президентом, дал брату Гарри титул вице-президента и казначея, оставив себе звание ответственного секретаря фирмы. Ван Хорн незадолго до этого продал свою фармацевтическую фирму известной в Америке корпорации «Джонсон энд Джонсон». Примерно в то же время отец подарил мне все акции фирмы, и я стал безраздельным ее владельцем.

Сухой закон и имбирная настойка

В конце 1918 года мы с удивлением начали замечать, что у нас в несколько тысяч раз увеличились заказы на бутылки с имбирной настойкой. Они поступали из самых невероятных мест, особенно из штатов Дальнего Юга и Среднего Запада. Для изготовления и поставки такого огромного количества приходилось думать об организации специального производства.

Я не мог понять, что происходит. Наконец, чтобы выяснить это дело, я отправился к одному из заказчиков, аптекарю из города Ричмонд в Вирджинии, чьи заказы на имбирную настойку невероятно возросли.

Аптекарь окинул меня проницательным взглядом и промолвил: «Вы хотите сказать, что действительно ничего об этом не знаете?» Понимая, что выгляжу полным идиотом, я поклялся, что действительно не понимаю, что происходит.

«Следуйте за мной», – сказал он, и мы прошли в заднюю комнату аптеки. Здесь он вынул стакан, бутылку имбирного эля и имбирную настойку. Налив в стакан обе жидкости и добавив несколько кубиков льда, он протянул мне шипящую смесь.

«Попробуйте это», – сказал он.

Я выпил и сейчас же, как от удара, согнулся под действием крепкого напитка. Особенно сильное действие оказывала имбирная настойка, состоящая в основном из алкоголя. Вкус отнюдь не напоминал пищу богов, но нельзя было отрицать, что напиток был не так уж и плох. Аптекарь объяснил, что после вступления в силу закона о запрещении спиртных напитков люди сходят с ума по любому напитку, содержащему алкоголь, который можно пить, не нарушая закона.

Ему не пришлось долго мне объяснять – я сразу понял, что для нашей небольшой фирмы имбирная настойка ничем не хуже золотой жилы. Я понимал также, что, если быстро не займусь этим делом, его перехватит кто-то другой. Наведя справки, я узнал, что несколько крупнейших фармацевтических фирм уже активно взялись за производство имбирной настойки.

Я немедленно отправился в банки и взял кредит на миллион долларов. К этому времени моя фирма заняла солидное положение, и банки наперебой предлагали нам деньги. Известно, что банки всегда готовы одолжить вам денег, когда у вас самих их уже предостаточно.

Затем я узнал в министерстве торговли, какие страны экспортируют в США имбирь, и, наняв агентов, отправил их в эти страны – Индию, Нигерию и Фиджи, – чтобы скупить весь будущий урожай имбиря.

Так моя фирма получила монополию на имбирь в мире и стала единственным производителем имбирной настойки в Соединенных Штатах. Все крупнейшие фармацевтические фирмы, которые раньше имели долю этого бизнеса, теперь вынуждены были обращаться за сырьем к нам.

Это привело к удивительным результатам. Мы с трудом справлялись с поступающими заказами. Нам пришлось создать дополнительные линии разлива по бутылкам, автомашины с настойкой каждый день отправлялись с завода по всей стране, особенно в южные штаты, где был установлен сухой закон.

* * *

Совершенно неожиданно я стал очень богатым молодым человеком. В 1919 году, когда средний доход в Соединенных Штатах составлял примерно 625 долларов в год, я получил миллион чистой прибыли.

Я уделял большое внимание бизнесу и старался не отставать в учебе, естественно, в этих условиях у меня почти не оставалось времени на личную жизнь. Главной жертвой стала моя девушка.

Медсестра Бенни была очень красивой девушкой. Я познакомился с ней через Дэниеля Мишеля и сразу же влюбился. Она принадлежала к квакерам, была очень серьезной и сдержанной. Сочетание ее внешности с чистотой характера производило на меня неотразимое впечатление, я мысленно возвел ее на пьедестал непорочной женственности, считая себя почти недостойным ее. Я был полностью очарован и серьезно подумывал о женитьбе, но пока я был так занят, что с трудом находил время с ней повидаться, не имело смысла назначать день свадьбы.

Однажды мой приятель Макси Розенцвейг поехал ко мне на квартиру взять медицинские книги и привезти их в контору. Я дал ему ключи. Вернувшись, он нерешительно и запинаясь рассказал историю, которая так меня поразила, что чуть не свалила с ног.

Открывая входную дверь, он заметил обнаженную фигуру, юркнувшую из комнаты Дэна в ванную. Это была Бенни, моя будущая невеста, выскользнувшая из постели Дэна Мишеля, моего жильца.

Я не мог прийти в себя от удивления и злобы. Я отправился прямо в квартиру, где застал Дэна, уже одного, и устроил ужасный скандал. В какую-то минуту я вдруг почувствовал, что способен его убить. Дело кончилось тем, что я потребовал, чтобы Дэн немедленно убирался вместе с вещами.

Теперь эта драма кажется мне смешной, но в то время мне было не до смеха: для молодых секс – дело серьезное.

Через несколько недель Дэниел Мишель пришел навестить меня в госпиталь, где мне удаляли гланды, и мы возобновили дружбу. Он сказал, что мне нет смысла жалеть о Бенни, так как она щедро одаривала своей благосклонностью многих врачей в госпитале, и Дэн думал, что став еще одним ее любовником, он не совершает особого греха. Не могу сказать, чтобы эти новости очень меня обрадовали.

В утешение я купил себе новый дом, рояль «Стейнвей» и автомашину. У меня до сих пор сохранился рояль и очаровательный дом в Гринвич-Виллидже. В нем когда-то держали кареты, а затем переделали в жилой дом с огромной гостиной высотой в два с половиной этажа и фонарем на потолке. На первом этаже был балкон, ведущий в спальню и ванную. Что еще нужно молодому холостяку? На окрестных улицах было множество шумных ресторанов и магазинов, и они день и ночь были наполнены музыкой и весельем.

В гостиной я установил огромную тахту, похожую на трон восточного властелина. Она покоилась на деревянной платформе над ступенькой высотой около восьми дюймов и представляла собой толстый мягкий матрас, покрытый великолепным стеганым одеялом с разбросанными сверху яркими подушками. Все это создавало атмосферу чувственности и сладострастия. Гости устраивались в удобных позах на тахте и вокруг нее и наслаждались игрой на аккордеоне и шуточками моего друга, известного на Бродвее актера Фила Бейкера.

Для меня никогда не представляло трудности раздобыть спиртное для этих вечеринок. Фирма «Эллайд драг энд кемикл» легально продавала спиртные напитки, прописываемые врачами для медицинских целей, поэтому у меня в этой области были отличные связи. Естественно, на моих вечеринках выпивалось много спиртного, но я с уверенностью могу сказать, что сам никогда не бывал пьяным. Я всегда знал свою норму и, достигнув ее, немедленно отставлял стакан в сторону. Не помню, чтобы когда-нибудь у меня с похмелья болела голова, что удивительно, если учесть, что впоследствии, я стал одним из крупнейших производителей дистиллированного спирта в Соединенных Штатах.

Когда в 20-х годах я жил в Советском Союзе, меня научили по русской традиции сопровождать каждый стакан водки небольшим количеством закуски, и эта привычка, которой я с тех пор следовал, помогала мне оставаться трезвым (хотя существует предел эффективности даже этого метода).