Текст книги "Мифы сталинской эпохи"

Глава 5
Создание НКВД

Думаю, ни одному народному комиссариату не выпала такая тяжелейшая судьба, как НКВД. По крайней мере, с точки зрения обсуждения этого органа советской власти в общественном и публичном пространстве. Дня не проходит, чтобы кто-то из либеральных мыслителей не помянул тот самый НКВД. Написаны толстые романы о том, что это было за ведомство, зачастую – без малейшей исторической достоверности. Складывается поразительная картина: люди берутся рассуждать о том, о чем в принципе не имеют ни малейшего представления. Многие подобные аналитики даже не подозревают, что в структуре НКВД существовали, например, погранвойска или ЗАГСы. Согласитесь, для либерального человека подумать о том, что Ипполит Матвеевич Воробьянинов, сотрудник Старгородского ЗАГСа, был сотрудником НКВД, – это очень тяжелое испытание. Никак не похож глуповатый, но симпатичный Киса Воробьянинов на деятеля «кровавой гэбухи», которые ко всем ходят с обысками, всех забирают и уничтожают.

Впрочем, давайте по порядку. 20 февраля 1934 года в Кремле на заседании Политбюро ЦК принимается решение об организации союзного наркомата внутренних дел с включением в него реорганизованного Объединенного государственного политического управления. Инициатором был лично товарищ Сталин.

Казалось бы, для чего это нужно? Ну, после революции создали ВЧК (Всероссийскую чрезвычайную комиссию), потом появилось ГПУ (Главное политическое управление), которое фиксировало все, что происходило в стране, боролось с терроризмом, с инакомыслием, с бандитизмом и т. д. Дальше на его базе создали ОГПУ – Объединенное государственное политическое управление. Зачем вдруг потребовался народный комиссариат внутренних дел, да еще с включением туда реорганизованного ОГПУ? Дело в том, что все лидеры большевиков прекрасно понимали – революционные методы борьбы уходят в прошлое, новое время требует новых адекватных оценок и решений. Нужна структура, которая бы действовала на основе закона, а не по принципам пролетарской бдительности. Именно по этой причине был создан НКВД.

Принципиальное изменение одно. Заключалось оно в том, что в проекте постановления предусматривалось упразднение судебной коллегии ОГПУ. Получилось, что народный комиссариат внутренних дел Советского Союза больше не имел судебных полномочий. Это должно было стать свидетельством резкого смягчения карательной политики советского государства. Так задумывалось, по крайней мере. Понятно, года через три ни о каком смягчении речь уже не шла, напротив, все заговорили о том, что идет невиданное ужесточение работы репрессивного аппарата. События 37–38 гг. всей стране показали, что о смягчении карательной политики остается только мечтать.

Нужно отметить, некоторые положения того проекта сразу вызвали достаточно резкие критические замечания, особенно со стороны прокурора СССР Акулова и наркома юстиции Крыленко. 22 февраля 1934 года они вдвоем пишут служебную записку на имя товарища Сталина. Прокурор ставит вопрос о том, что необходимо более широкое ограничение внесудебных полномочий ГПУ. Он уточняет, что помимо судебной коллегии ОГПУ и полномочных представительств ОГПУ существуют так называемые тройки, имеющие право рассматривать преступления по каэровским статьям (КР – это контрреволюция), по статьям общеуголовного порядка и даже (внимание!) выносить приговоры вплоть до расстрела. Глядя на реорганизацию ОГПУ, прокурор делает заключение: «Не нужно сохранять тройки при полномочных представительствах ОГПУ». Во-первых, дубляж функций, а во-вторых, слишком серьезная власть сосредоточивается в одних руках. То есть совершенно непонятно, зачем нужна прокуратура, зачем нужно министерство юстиции, если уже есть три в одном – органы ловят, органы судят, органы приговаривают и расстреливают.

Скажем сразу, руководители НКВД не собирались просто так сдавать позиции. С завидным постоянством писались проекты, чтобы сохранить те самые тройки и при особом совещании, и при НКВД СССР. Например, в одном из тезисов, который потом будет исключен из конечного варианта Положения об НКВД, предусматривалось, что для особо отдаленных районов, под которыми подразумевались Дальневосточный край, Восточная Сибирь, Средняя Азия и Казахстан, организуются специальные комиссии в составе начальников управлений НКВД и начальников соответствующих отделов УГБ, которые и выносят вердикт. По сути, те же самые тройки. Комиссии должны были заниматься предварительным рассмотрением всех оперативно-следственных материалов, равно как и изучать дела о лицах, которые считались особо опасными. Это, как правило, все те же КРы.

Понятие «контрреволюционный элемент» тогда трактовалось невероятно широко. Вообще, в Советском Союзе клеймо КР могли налепить на кого угодно. Именно по этой причине такой популярной у судей стала пресловутая 58-я статья. По ней каждого второго человека по реалиям той эпохи можно было в чем-то обвинить.

Я уже рассказывал, что эти комиссии могли определять наказание в пределах прав, которые им предоставляло особое совещание при НКВД СССР, но при этом должны были выносить свое решение на утверждение особого совещания. Так продолжалось вплоть до мая 1935 года, когда были созданы тройки при главных управлениях рабоче-крестьянской милиции в республиках, краях и областях. Именно в мае 35-го года последовал специальный оперативный приказ НКВД СССР (для самых любознательных его номер Э 00195), и теперь уже милицейские тройки имели полное право проводить особые совещания в отношении деклассированных и уголовных элементов.

Почему 1935-й год? Ответ чрезвычайно простой. В декабре 34-го года был убит Киров. По этой причине карательная политика советского государства, без того весьма и весьма жесткая, еще сильнее ужесточилась. Логичным следствием стало появление таких вот милицейских троек.

Хотя в том же 1935 году Генеральный прокурор СССР заявил, что нужно добиться усиления прокурорского надзора за действиями органов государственной безопасности. До этого чекисты, в общем, на прокуратуру смотрели сквозь пальцы. Была специальная инструкция ОГПУ, согласно которой можно проводить аресты без предварительного согласования с прокурорским надзором по ряду дел. Этот ряд включал в себя теракты, взрывы, поджоги, шпионаж, перебежчиков, политический бандитизм, крупные антипартийные группировки и банды контрреволюционеров. Нет, в принципе, прокуратура против такого положения дел не возражала, хотят товарищи чекисты этим заниматься – ради бога! Давайте только сохраним хотя бы какую-то видимость социалистической законности.

Что для этого придумали? Чтобы в течение 10–14 дней после проведенных следственных мероприятий чекисты все-таки брали санкцию прокуратуры. Логика понятна, за эти 10–14 дней следствие, как правило, уже заканчивалось. Если человека признавали виновным, то брали задним числом санкцию прокуратуры. Дальше он отправлялся, соответственно, в распоряжение троек, где вердикт выносился весьма и весьма оперативно, опять же говорю, вплоть до расстрела.

По формальному признаку прокуратура за все эти безобразия, как станут говорить во времена Хрущева, ответственности не несла. За все отвечали сами чекисты. Они сформировали тройки, они провели аресты, следственные мероприятия, опросили свидетелей, провели допросы, очные ставки, подобрали полностью доказательную базу, они же довели дело до суда. Такая схема взаимодействия между прокуратурой и чекистами сложилась не в 30-х годах, гораздо раньше. С самых первых дней советской власти ВЧК ставила себя выше всяких там наркомюстов. Да, Ленин указывал на необходимость создания рабоче-крестьянского уголовного кодекса, многократно советовался с наркомюстом, с прокуратурой, но, в принципе, позиции чекистов были незыблемы. Партийная гвардия всегда стоит на страже революции, и все, что она делает, идет на пользу мировому пролетариату. Это догма, с ней даже никто не спорил.

Прокуратуре, конечно, все это было не сильно приятно, но там прекрасно понимали роль органов ВЧК и ГПУ в первые годы советской власти. Поэтому прокуратура занималась, в общем, расследованием преступлений вместе с уголовным розыском, сыском так называемым. А вот по КРским делам товарищи чекисты сами определяли, что и как доказывать. В качестве примера можно привести инструкцию губернским военным и военно-транспортным прокурорам по наблюдению за органами ГПУ. Она вышла еще в 22-м году и была подписана наркомюста Курским и зампредом ГПУ Уншлихтом. ГПУ тогда предоставили право на внесудебную расправу в отношении бандитов, взятых с поличным на месте преступления. Также там предусматривалось извещение органов прокуратуры об арестах, произведенных органами ГПУ по политическим делам и шпионажу, не позднее 14 суток после проведения ареста.

Все та же понятная логика. Вы взяли хорошо законспирированного агента какой-нибудь иностранной разведки, за 14 дней, в принципе, вполне себе можете управиться с допросами и прочими следственными мероприятиями. Чтобы прокурорские не мешали своими постоянными напоминаниями о социалистической законности и прочих глупостях, у вас есть эти 14 дней, а уж потом, задним числом, можно их оповестить. Дальше, опять же, действует ваш трибунал, и прокуратура опять-таки в это не вмешивается.

Но вот Генеральный прокурор предложил не только существенно ограничить несудебные полномочия НКВД, но и повысить в результате роль прокурорского надзора. Это произошло уже в 1935 году, так сказать, по итогам 13-ти лет работы, когда стало понятно, что прокуратура не может все время быть неким фиктивным органом. Теперь прокуратура настаивала, чтобы НКВД расследовал и судил не все дела по КРским статьям, а все-таки ограниченно. По этому в том самом проекте постановления по созданию НКВД СССР речь шла об отстранении прокуратуры от надзора за следствием ОГПУ, ну, чтобы не мешали. Действительно, на тот момент чекистам было достаточно сложно работать с прокуратурой, дел было, что называется, выше крыши, а еще этот контроль, он только все усложнял. Но дискуссия-то по этому вопросу велась, в том числе на самых верхних этажах советской власти.

Должен ли прокурор все-таки следить за ходом следственных дел, имеет он право вмешиваться или нет, должен ли он после окончания следствия узнать хотя бы его результаты? Или его можно поставить перед фактом, что кого-то уже расстреляли или, допустим, отправили лет на 10 в лагерь? И как, вообще, следить за правильностью следственных действий, если вы, по сути, узнаете обо всем постфактум? Вдруг произошла какая-то трагическая ошибка? Профессионалы юриспруденции могли бы помочь ее исправить, но, когда все закончилось, их помощь нужна как мертвому припарка.

В результате пришлось создавать специальную комиссию ЦК ВКП(б) под руководством Лазаря Кагановича, которая занялась подготовкой всех документов об образовании Народного комиссариата внутренних дел. Конечно, развернулась полемика. Больше, дольше и громче всех критиковал проект Крыленко, особенно по поводу права ОГПУ на внесудебные порядки следствия. Он предложил, не мудрствуя лукаво, снова вернуться к положению 22-го года, когда ОГПУ имело право на административную высылку и ссылку в концлагеря на срок не более 3-х лет, а вот за всеми остальными делами уже стояла прокуратура. Соответственно, каждое внесудебное решение должно было регулироваться в каждом отдельном случае постановлением Центрального исполнительного комитета.

Представляете, во что бы это вылилось в масштабах страны? ЦИК только этим и занимался бы, начинали и заканчивали бы день вопросами рассмотрения требований особых троек ОГПУ по проведению следствия. Конечно, на это никто не пошел. От Кагановича потребовали убрать право ОГПУ заключать осужденных в лагеря. По сути, захотели урезать те широчайшие полномочия, которые ГПУ Советского Союза имело в 20-е годы.

Итак, в 1934 году, второй раз в истории советского государства, органы госбезопасности и внутренних дел объединяют в состав единого ведомства. Если кто-то не знает, первый раз это было сделано в 22-м году, когда НКВД РСФСР и ГПУ возглавлял Дзержинский. В результате 10 июля 1934 года ЦИК принимает постановление об образовании Общесоюзного народного комиссариата внутренних дел, в составе которого создаются Главное управление государственной безопасности – ГУГБ, рабоче-крестьянская милиция, пограничная и внутренняя охрана, пожарная охрана, исправительно-трудовые лагеря, трудовые поселения и некоторые другие службы. Особое совещание при НКВД состоит из заместителя народного комиссара внутренних дел, уполномоченного народного комиссара внутренних дел по РСФСР, начальника ГУКР, прокурора СССР и его заместителя. Все дела рассматриваются заочно. Что же касается пресловутых троек, то они создавались на местах, и в их состав входили: первый секретарь обкома или ЦК, начальник соответствующего НКВД, прокурор края, области или республики. Напомню, прокуратуру тогда возглавлял Вышинский.

Специальные репрессивные органы потребовались, конечно, для устрашения населения. В стране было, мягко говоря, не все спокойно. Людей, которые на тот момент оставались недовольны советской властью, имелось великое множество. Вообще, общество не было таким монолитным, как теперь принято думать. Все путают 30-е годы и послевоенные. Во все 20–30-е годы акты бандитизма, терроризма, острой политической конфронтации не были чем-то из ряда вон выходящим. Убийство Кирова стало неким водоразделом, когда власть увидела, что прошлая методология уже не работает, необходимо придумывать и реализовывать новую схему управления. Логичным следствием стала, конечно, активизация деятельности военных трибуналов. В союзных республиках тут же стали создавать республиканские наркоматы внутренних дел.

Судебную коллегию ГПУ упразднили, все дела по окончании следствия отправляли в судебные органы по подсудности. Однако при Народном комиссариате внутренних дел СССР создали новое особое совещание, которому предоставили право применять в административном порядке высылку, ссылку, заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок теперь уже до 5-ти лет, а также право на высылку за пределы СССР. Можно сказать, это отголоски знаменитого дела товарища Троцкого. То есть, в итоге, новый административный орган при НКВД опять наделялся судебными полномочиями, которые, разумеется, не могли не привести к очередному витку нарушений законности. Это все особенно ярко проявится в 1937–38 гг.

О том, как именно нарушалась та самая социалистическая законность, написано множество книг, читай – не хочу. Есть документы, есть воспоминания людей, прошедших через это, словом, творился абсолютный беспредел, говоря современным языком. Конечно, это очень большая, отдельная и сложная тема. Сразу возникает вопрос, на каком примере ее рассматривать? Можно, например, взять дело о заговоре в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, так называемое «дело Тухачевского». Можно посмотреть те самые внесудебные решения 1938 года. И методы следствия во многом будут разниться. Если в эпоху первых месяцев террора тридцать седьмого года еще какая-то видимость соблюдения прав граждан и пресловутой пролетарской законности соблюдалась, то к началу тридцать восьмого года наступил абсолютный и тотальный беспредел. Причем это не моя формулировка, так говорили деятели того самого Народного комиссариата внутренних дел, пережившие эпоху террора. Они с ужасом описывали в воспоминаниях, что вообще происходило в их ведомстве. При этом – вот интересный нюанс! – мало кто из них отдавал себе отчет, что подобный подход был заложен изначально, еще при создании ОГПУ. Дело ведь все в том, что если вы создаете там специальное особое совещание и наделяете его подобного рода полномочиями, то очевидно, что рано или поздно сбой общей системы произойдет. Не может не произойти. Что и случилось достаточно быстро, через каких-то три-четыре года.

Глава 6
Понятие «враг народа»

Хочется вспомнить недавние события в Москве, я имею в виду 12 июня, когда два процента оппозиционеров попытались сорвать торжества. В результате, естественно, возникло лютое возмущение в обществе. Ясно, когда отдельная, очень маргинальная группка позволяет себе подобные вещи, подавляющее большинство негодует. Но страшно другое – тут же заговорили, мол, надо максимально жестко наказывать, даже использовать собственный исторический опыт. Тут мне стало совсем грустно, потому что понятно, что подразумевается под собственным историческим опытом. Может, военно-полевые суды Столыпина, может, правосудие 30-х годов со всеми вытекающими последствиями. Тут снова появилась на свет давнее, полузабытое понятие «враг народа», которое вдруг стало применяться к нынешним российским оппозиционерам. Лично меня это крайне настораживает, хотя бы потому, что «враги народа» 30-х годов по интеллектуальному коэффициенту не идут ни в какое сравнение с этой современной гопотой, их жизненный опыт был совершенно другой. Но нас интересует даже не то, насколько можно применить это определение к нынешней оппозиции, куда интереснее – откуда взялась подобная формулировка, в каких случаях вообще возможна и чем она грозит.

Да, вокруг определения «враг народа» идет многолетняя полемика. Многие даже не знают, что это вовсе не изобретение какого-то злобного Сталина или не менее злобного Ленина. Так же, как слово «комиссар», оно вошло в обиход во времена Великой французской революции. Поскольку Ленин со своими старыми большевиками себя именно под Великую французскую революцию чистили, чтобы плыть в свою революцию дальше, другими словами, учились на исторических примерах, то, понятное дело, позаимствовали многое из той терминологии.

В сущности, большевики позаимствовали у французов не только само определение, но даже практику его применения. Кстати, сами французы тоже не первооткрыватели, справедливости ради надо отметить, что Робеспьер с Дантоном элегантно слямзили его у древних римлян. Так, Хостис Попули Романи был врагом римского народа, это отражено еще в документах древнеримской эпохи. Интересно, что и римляне, в свою очередь, тоже позаимствовали его у греческой цивилизации. Например, клятва граждан Херсонеса, которую относят к III веку до нашей эры, среди прочего несет следующую фразу: «Я не буду составлять заговора ни против херсонесской общины, ни против кого-либо из граждан, кто не объявлен врагом народа».

Ладно, это исторические изыски. В конце концов, не важно, кто автор, важно, что Ленин все-таки заимствовал это понятие у Великой французской революции. Во Франции в 1794 году врагом народа считался тот, кто стремился уничтожить общественную свободу силой или хитростью. Причем это определение трактовалось невероятно широко, под него попадали сторонники реставрации монархии и просто распространители панических слухов.

Интересно, что термином «враг народа» Ленин начал пользоваться еще до того, как партия большевиков стала руководить страной. Первым был объявлен врагом народа, причем не в полемическом задоре, а именно с позиции партийного осуждения, генерал Лавр Георгиевич Корнилов. Не сложно догадаться, за что именно, – конечно, за августовский мятеж 1917 года. Первыми коллективными врагами народа стали кадеты (партия конституционных демократов): «ибо члены руководящих учреждений партии как партии врагов народа подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов». Так гласит декрет Совнаркома от 28 ноября 17-го года.

Для любознательных: под этим документом стоит и подпись товарища Сталина. То, что товарищ Сталин тогда часто голосовал против самых крутых мер, вовсе не свидетельствует, что в 17-м году он придерживался еще относительно демократических воззрений. Мол, уже потом, по итогам, так сказать, бурной, долгой и нудной борьбы за власть характер его изменился в худшую сторону. Ничего подобного. Товарищ Сталин всегда был с этой точки зрения человеком весьма недобрым. А уж в годы Гражданской войны, во времена той самой, пресловутой обороны Царицына его точно не обвинили бы во вселенской любви и толерантности. Просто он считал, что время еще не пришло.

Потом, после Гражданской войны, формулировка «враг народа» перекочевала в уголовное право. Уже в Уголовном кодексе от 1922 года появляется печально знаменитая 58-я статья. Согласно ей врагом трудящихся можно было стать за шпионаж, вооруженное восстание, теракты, саботаж, склонение иностранного государства к войне с СССР. Помимо прочего, объявление врагом тянуло с собой конфискацию имущества и лишение гражданства.

58-я статья в те времена трактовалась чрезвычайно широко. Вообще давала широкий простор для деятельности сотрудникам ГПУ. Почему? Потому что обвинить в подготовке теракта или саботажа можно было, в принципе, любого противника советской власти. И очевидно, что в 20-х и 30-х годах недостатка в противниках не было. Кто-то просто бурчал у себя на скамейке около подъезда, мол, большевики все делают неправильно, Троцкого затравили и т. д., кто-то открыто выступал против методов партии. Больше того, в рядах большевиков еще происходили партийные обсуждения, слов не выбирали и оценки друг другу давали весьма и весьма нелицеприятные. Исходя из этих высказываний каждому третьему или четвертому можно было при известном желании прилепить вот этот ярлык. А уж заподозрить, что ты потенциальный шпион и занимаешься саботажем, вообще легче легкого.

Кстати, термин «враг народа» тогда использовался не только в СССР, в США он тоже был в ходу. Небезызвестный Аль Капоне, крупнейший из мафиози той эпохи, часто назывался американской печатью «врагом народа». Правда, в уголовное право термин не влился и зафиксирован не был, но из уст политиков и журналистов такое определение часто звучало. Тот же Аль Капоне получил срок за уклонение от уплаты налогов, а могли бы ему пришить шпионаж в пользу Советского Союза, подготовку пролетарской революции и что-то подобное. Словом, тогда, в 20–30 гг., подобные стилистические изыски были в ходу не только у нас, в тоталитарном, кровавом Мордоре, как сейчас говорят некоторые либеральные мыслители, но и в США, цитадели демократии и либерализма. То же самое было и в Европе. Например, во Франции в 1979 году убийца и налетчик Жак Мерин был объявлен «врагом народа». Когда он попал в засаду вместе с любовницей, его даже не пытались взять живым, убили сразу, на месте. И ведь никто после этого не объявлял Францию рассадником тоталитаризма, страной, где жесточайше попираются права человека, где всем наплевать на демократию. Ничего подобного. Французы захотели, назвали человека «врагом народа» и действовали строго в соответствии с этой формулировкой. Обратите внимание, это Европа, конец ХХ столетия, что уж говорить про Америку 30-х годов или про СССР 20-х годов. Попробуйте вы назвать кого-нибудь «врагом народа» у нас в стране, вам сотни людей сразу скажут, что вы просто законченный чекист, сталинист и негодяй. И ваша попытка оправдаться, мол, никто не говорит, что это надо вводить в Уголовный кодекс, все равно ни к чему не приведет. Франции можно, США можно, а нам нельзя, у нас, видите ли, генетическая память о 20-х годах…

Итак, из советского Уголовного кодекса это понятие исчезнет в эпоху Никиты Сергеевича Хрущева. Но тот вообще был весьма и весьма, мягко говоря, своеобразным человеком. Когда Хрущев начал бороться со сталинизмом, то в силу своей малограмотности договорился до того, что именно Сталин придумал определение «враг народа». Больше того, именно Сталин настоял на его внесении в Уголовный кодекс, и чуть ли не лично Сталин придумал и вписал в Уголовный кодекс 58-ю статью. Все это абсолютная ерунда. Как я уже отмечал, данная формулировка появилась в УК, когда страной руководил еще не Сталин, а Ленин. Его переписка с Народным комиссаром юстиции распрекрасным образом известна. Она, кстати, никогда не была секретной, публиковалась в полном собрании сочинений вождя.

Понятно, Никита Сергеевич Хрущев и чтение Ленина – это вещи несовместимые, интересно другое: с тех пор прошли годы, десятки лет, а многие люди с ослиным упорством из раза в раз пишут, как противный и вредный Сталин придумал формулировку «враг народа» и включил ее в Уголовный кодекс, чтобы потом она использовалась на протяжении тридцати лет, миллионы людей по ней осудили, сотни тысяч расстреляли. Спрашивать за все надо со Сталина!

Да, эти люди тем самым расписываются в собственной безграмотности. Меня умиляет другое. Уже давным-давно все известно, все объяснили и рассказали, но почему-то эта информация не усваивается совершенно. Сталин придумал, Сталин виноват! Другая категория людей, наоборот, требует с маниакальным упорством вернуть эту формулировку в Уголовный кодекс, судить по ней оппозиционеров, чиновников, футболистов сборной России, вообще всех, кто не нравится. Опять-таки следствию богатейшее поле для деятельности, и доносы снова можно начать писать друг на друга.

Вспомним, кто написал четыре миллиона доносов в 37–38 гг.? Ведь не Сталин же их писал… Поэтому у меня нет никаких сомнений, что если, гипотетически допустить, эта формулировка снова всплывет в законе, будет ровно то же самое. С удовольствием будут писать доносы, сажать в лагеря, расстреливать – словом, история пойдет по второму кругу.

Спасибо, что еще пока не звучат, по крайней мере на широком общественно-политическом поле, предложения лишать гражданства. Нет, в «Твиттере» мне каждый день пишут о том, что этого надо лишить гражданства, того надо выслать, этого надо сгноить на урановых рудниках. Это понятно. Такие анонимные мыслители в «Твиттере» – это не субъекты политики. Но здесь необходимо отметить целый ряд важных фактов. Первое: негодование против действий подавляющего большинства российских оппозиционеров понятно и объясняется тоже очень просто, они как минимум наговорили такого, что вызывает общественное презрение, это в лучшем случае. Дело даже не в том, что они не признают Крыма в составе России или считают, что в Донецке, Луганске живут не русские люди, это мелочи. Ругая историю страны, они приходят к выводу, что и страна-то не имеет права на существование.

Просто надо понимать, что в нынешнем Уголовном кодексе РФ за подобного рода слова и действия никакой ответственности нет, он тем и отличается от Уголовного кодекса 22-го года. Общество в массе своей все еще искренне считает, что у нас осталось что-то похожее на 58-ю статью. Почему никто не в состоянии посмотреть, что написано в действующем Уголовном кодексе, – для меня тайна великая. Казалось бы, в эпоху Интернета это не очень сложно – набрал в поисковике, он тебе высветил кучу ссылок, сиди, читай.

Идем дальше. Лишить гражданства насильно, выкинуть кого-то пинком из страны – это нельзя, невозможно, запрещено нашей Конституцией. Мне могут возразить, мол, если оппозиция придет к власти, она вполне успешно Конституцию перепишет и вернет 58-ю статью именно в том объеме. В одной соседней республике именно так и происходит сейчас. Такая логика достойна людей, которых во младенчестве уронили головой о бетонный пол. С их слов получается, что не нужно ждать начала кровавой вакханалии, чтобы ее избежать, нужно самим ее устроить! Напоминаю, именно этой логикой руководствовались в 1917–18 гг., итог я могу озвучить – 12 млн жизней наших граждан, потерянных в годы Гражданской войны, убитых на фронтах, расстрелянных, повешенных, сожженных, умерших от тифа, от голода, покинувших страну и т. д. и т. п. Еще раз повторю – 12 млн человек! А некоторые все никак не могут угомониться, им надо опять какую-нибудь кровавую драму развязать. Хотя бы посмотрели, что сейчас на Украине происходит, как раз там сейчас этот сценарий реализуется, так сказать, в полном объеме.

Мне уже не раз приходилось слышать: «А почему у нас такой не «зубастый» Уголовный кодекс, давайте его снова вернем на исходную!» Я считаю, не нужно! Можно что-нибудь дополнить, ввести статью с наказанием за публично высказанное презрение по отношению к погибшим и умершим в годы ВОВ, или в годы 90-е, да, это можно сделать. А дальше что? В некоторых европейских странах есть статья за отрицание идеологических мифов, которые являются там цементирующими для общественного сознания. Только эта формулировка так размыта, что она проблему не решит. В суде скажут, что их неправильно поняли, и любой адвокат легко это докажет. Полагаю, так и будет, многие наши историки и политологи высказываются настолько путанно, что сами зачастую себя не понимают. То есть проблемы эта законодательная мера не решит абсолютно. Будет еще одна неработающая статья в УК, и какой смысл? По методологии 58-й статьи этот номер не проходит, а никакого другого опыта у нас нет. Вернее, он есть – военно-полевые суды эпохи Столыпина. Смысл тот же – суд не нужен, тройка собралась, три минуты на обсуждение вопроса, виновен, и все, к стенке или на виселицу. Согласитесь, подобная практика не имеет ничего общего с нормальной цивилизованной жизнью. Если вам нравятся такие методы, вам прямая дорога на Украину, там у кого ствол, тот и судья.

Остается вопрос: «Что делать?». Мне его задают регулярно, по меньшей мере, несколько раз в день. Я всегда стараюсь объяснить, что человек, плюющий на могилы собственных предков, не заслуживает ни малейшего уважения. Давайте посмотрим на США: если ты там однажды что-то такое сказал, то расплачиваться будешь всю жизнь. Даже без тюремной баланды, ты просто станешь общественным изгоем, руки никто не подаст. Если ты преподаватель вуза, тебя не возьмут на работу, если ученый, ты будешь остаток жизни рыдать, потому что никакого гранта уже не получишь, кукиш с маслом. Если ты журналист, считай, что получил волчий билет, ты сможешь работать только в собственном фейсбуке и утомишься банить людей, которые будут приходить и писать, как они тебя ненавидят.

Нет, я не призываю тупо клонировать этот опыт, боже упаси. Я просто говорю, что можно делать всё без 58-й статьи. Не лишать гражданства, не ставить к стенке всех подряд, потому что единственное, что вы сделаете, это вы расплодите очередное поколение мучеников, узников совести и борцов с режимом. А какой коэффициент полезного действия при этом? Никой, равен нулю!

У такого наказания, как лишение гражданства, есть, конечно, одно неоспоримое преимущество – его сложно обжаловать, это правда. Опять же, памятуя наш опыт ХХ столетия, можно предположить, что не просто будет на первом этапе, потом технология усовершенствуется, и станет вообще невозможно. Как представишь, так вздрогнешь… Отсюда следует простой вывод: рыдающие по формулировке «враг народа» в канонической версии двадцать второго года пусть лучше займутся созданием негативного общественного фона вокруг какого-нибудь оппозиционера. Только не надо забывать разницу между негативным фоном и атмосферой ненависти вокруг «врага народа», которого надо немедленно лишить гражданства и выгнать из страны.