Текст книги "Рецикл. История Айвы Милович"

Рецикл
История Айвы Милович
Артем Ильин

© Артем Ильин, 2016

© Артем Ильин, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Айва Милович чувствовала себя щенком, которого тычут мордой в его же пакость: на рабочем столе появилась папка, а в ней – материалы об исследовании дна Марианской впадины. На Айву, как на руководителя, возложена обязанность замести следы после рецикла. Она не справилась. Непростительная ошибка!

– Вызовите ко мне главу службы безопасности, – скомандовала она секретарю.

Олег Смирнов, розовощекий толстяк, с виноватым видом вошел в кабинет. Его физиономия выражала глубочайшее сожаление, хотя он всегда шутил и улыбался с демонстративной дружелюбностью – для работников конторы он никак не вязался со стереотипным образом сурового надзирателя.

– Вы уже видели документы? – Айва окинула Смирнова гневным взглядом. – Как это понимать?

– Мы не можем предусмотреть абсолютно все! Кто мог предположить, что они первым делом отправятся исследовать именно это место?

Айва открыла в интернете новостную ленту, где нескончаемым потоком издания изливали информацию о первой в мире продолжительной экспедиции в глубины океана. Аппарат находился на дне целых три недели с перерывами в несколько дней на дозаправку.

Айва выбрала первую же новость и прочла вслух:

«Экспедиция стала возможной благодаря открытию русских ученых во главе с нобелевским лауреатом Александром Вороновым. Они, основываясь на исследованиях сотрудников Нью-Йоркского политехнического университета, разработали технологию повышения прочности сплава металлов за счет создания микрополостей. Броня из такого сплава способна выдержать давление до двух тысяч атмосфер […]

– Нам нет необходимости в использовании многотонных машин – броня при толщине всего пятьдесят два миллиметра удовлетворяет требованиям и, к тому же, существенно снизились энергозатраты, – прокомментировал открытие Александр Воронов, старший научный сотрудник НИИ Космического приборостроения».

– Нам повезло, что им не позволили ничего обнародовать, – произнес Смирнов. – То, что сейчас в ваших руках – видеодневник Воронова.

– О, да! Давайте посмотрим. Уж очень интересно, что они нашли, – саркастическим тоном ответила Айва и включила запись.

«21 августа 2023 год.

Меня пригласили консультантом в первую в мире продолжительную экспедицию по глубоководному исследованию Тихого океана. Я рад тому, что мои труды принесли пользу и человечество, наконец, сможет продвинуться вперед. Я согласился без колебаний. Очень хотелось бы, чтобы мою радость разделили коллеги».

«23 сентября 2023 год.

Первые испытания исследовательского зонда «Пиккард-1» на Филиппинах прошли успешно и сейчас мы направляемся к Марианским островам, где продолжим исследования».

«1 ноября 2023 год.

«Пиккард», наконец, достиг дна впадины. Всюду жизнь! И здесь тоже, правда, совсем крошечная. Я в восторге, ведь теперь с еще большей уверенностью можно предполагать, что Европа обитаема».

«16 ноября 2023 год.

«Пиккард» передал первые снимки загадочного объекта, будто «вросшего» в горную породу. На первый взгляд показалось, что это природное образование, скала, но более тщательное изучение объекта породило сомнения…»

Затем он поднес к камере фотографии и продолжил:

«Здесь виден ряд фигурных выступов и окружность. Она также есть и на других сторонах объекта. На подробной 3D модели различимы прямые углы и основание. Мой ассистент, когда увидел снимки, воскликнул: „Черт возьми, похоже на Спасскую башню в Кремле!“ И у меня есть основания верить – мы сопоставили снимки со снимками Кремля, и они полностью совпали: начиная от габаритов и заканчивая диаметром циферблата. Честно признаюсь, мне стало страшно и интересно…»

Айва выключила запись.

– Они нашли на дне впадины Кремль? Звучит безумно. Вы отвечали за уничтожение следов. Я не могу поверить!

– Я глубоко сожалею и клянусь, что ошибка будет исправлена.

– Документы уничтожены? – холодно спросила Айва.

Смирнов замялся:

– Возникли некоторые сложности. Все связанное с исследованиями засекречено на самом высоком уровне, а ученых отправили в закрытую лабораторию.

– Разве у нас нет доступа?

– Ведется работа и, если потребуется, мы готовы принять кардинальные меры.

– Делайте, что считаете нужным и, пожалуйста, не разочаруйте меня, – Айва снисходительно улыбнулась.

– Не беспокойтесь.

Яркий утренний свет наполнял комнату, за окном щебетали птицы и издалека доносились звуки праздничной и совершенно неуместной во время войны музыки.

Айва держала в руках по-бюрократически сухое извещение о смерти мужа.

– Погиб, доблестно защищая Родину, – прочитала Айва еще раз, утешая себя: Михаэль герой и умер не напрасно.

Стук в дверь напомнил Айве, что смерть мужа не причина отлынивать от работы. Пришла соседка, пани Зильбер, с просьбой подшить военный мундир для сына. Старуха застала Айву в ужасном настроении и скорбным лицом. Говорить нет необходимости. Смерть любимого мужчины, как и ребенка – женское горе, не требующее объяснений.

– Он был хорошим человеком, Айва, – произнесла старая еврейка. – Приходи сегодня к нам. Мне удалось достать немного мяса, можешь себе представить?

– Мне хотелось бы побыть одной, – ответила Айва.

– Не принимаю никаких возражений! Тяжело скорбеть в одиночку.

Пани Зильбер мудрый и добрый человек и всегда нравилась Айве. Она приняла приглашение.

Вечер проходил в слегка напряженной обстановке: утром единственный сын Клары уйдет на фронт. Немцы подступали к Варшаве, и над городом нависла гнетущая атмосфера ожидания.

После недели на сухом пайке скромные закуски казались кулинарными шедеврами – заботливая рука пани Зильбер все превращала в нечто особенное.

– Вам нужно уехать из страны, – твердо произнесла Айва. – Немцы близко и вы знаете их отношение к евреям.

– Исключено, – отрезала Клара. – Я здесь родилась и выросла. Варшава – мой дом. Лучше сдохнуть, чем трусливо сбежать!

Клара разлила водку по рюмкам, скорбно вздохнула и произнесла тост:

– За тех, кого нет с нами.

Ночь выдалась мучительной. Айва ворочалась в постели и не могла заснуть. С улицы доносился звонкий гул солдатских сапог – готовились к обороне города. Только спустя пару часов Айва провалилась в сладкую дрему.

Из сна ее вырвал кошмарно громкий и отвратительный вой сирены. На улице творился хаос, со стороны лестницы доносился суетный топот людей, бегущих в подвал – единственное место в доме, гарантирующее хоть какую-то безопасность. Айва предпочла бы переждать воздушную тревогу в квартире, тем более немцев интересовали не дома, а продовольственные склады.

В небе с оглушающим ревом проносились самолеты. Началась бомбардировка. Шум двигателей и грохот взрывающихся снарядов наполнили Варшаву, заглушая остальные звуки. Именно так звучала агония умирающей человечности.

Кто-то схватил Айву за плечо – пани Зильбер трясла ее как котенка и что-то кричала на иврите, иногда переходя на польский. Старуха с силой выволокла Айву из квартиры. С потолка посыпалась штукатурка, вокруг все тряслось, будто у дома выросли ноги, и он пустился в бешеный пляс.

Они спустились в подвал. Люди сидели на холодном полу, закрыв головы руками. Кто-то молился, кто-то плакал. Айва сидела и ждала, когда все закончится.

Наконец, вой громкоголосой сирены, рев немецких самолетов и стук колес военной техники по мостовой стихли. Айва ощущала только сильные толчки.

– Это гнев божий, – дрожащим голосом прошептала старуха Зильбер.

– Нет, пани, – ответила Айва. – Это дело человеческих рук.

Затем прекратились и толчки. Люди выбрались из убежища, где воняло сыростью, плесенью и царил полнейший беспорядок. Хотя выбирать не приходилось, – хочешь жить, – терпи.

Над крышами домов сияло желто-красное зарево пожаров. Как потом узнала Айва, немцы разгромили три продовольственных склада, школу и восемь жилых домов. Счет жертв шел на десятки. Остаток ночи ни Айва, ни Зильбер, ни другие жители дома не сомкнули глаз, а еще через несколько дней немцы вошли в Варшаву.

«Фантомные воспоминания, дежавю – это системный сбой»

Тяжелую поступь Моисея Айзенфельда Айва расслышала, как только он вошел в приемную. Ей жизненно необходимо присутствие Моисея – они многое пережили вместе, и старик Айзенфельд знал историю Айвы от начала до конца. По ее личной просьбе, он никогда ни о чем не распространялся.

Как только он вошел в кабинет и снял черное, как его называла Айва, «вампирское» пальто, она растянулась в улыбке Чеширского кота:

– Мой друг, я рада, что вы пришли, – произнесла Айва тоном не жесткого руководителя, а заботливой подруги. Между прочим, Моисей удостоился чести называться «Мой друг», что в конторе воспринималось весьма неоднозначно.

– Я не мог не откликнуться, Айва, – мягко ответил Моисей. – И я знаю, что тебя беспокоит.

– Вы всегда все знаете. И наверняка уже в курсе, кто стоит за убийством семьи Воронова.

Моисей тяжело вздохнул:

– Разумеется…

– Тогда не нужно так осуждающе смотреть на меня – я не чудовище.

– Я смотрю на тебя, Айва, и больше не вижу той женщины, что спасла мне жизнь. Ты стала, – он замялся. – Другой. Какой-то озлобленной.

– Я делаю все, чтобы оставались в неведении! Неужели только я беспокоюсь?

Моисей усмехнулся:

– Нет, дорогая Айва, ты зла, потому, что он тебя забыл.

Айва тщательно скрывала слабости, но Моисей их знал. Нет большего зла, чем то, что рождается в разбитом сердце.

– Почему-то никто не предупредил меня, что я буду просто вычеркнута из жизни!

– Все мы пережили потери, – снисходительно ответил еврей. – Пора бы уже смириться.

– А вы смирились? – процедила сквозь зубы Айва. – Знаете, мой друг, Земля спит, но готова ее разбудить.

Последние несколько дней Айва выходила из дома только по самой крайней нужде – уж очень сильно опасалась немцев. По Варшаве ходили слухи, будто жителей города расстреливают прямо на улицах, увозят в неизвестном направлении, а уж что тебя ждало, если ты еврей, то и страшно подумать!

Пани Зильбер безвылазно сидела в квартире, но была в курсе всех последних новостей. Их ей рассказывал соседский мальчишка – она посылала за продуктами, хотя ему строго настрого запрещено покидать дом.

– Ребенок не может сидеть в четырех стенах, – пожала плечами старуха. – Пусть хоть пользу приносит!

– Вам разве совсем не страшно? – удивилась Айва.

– Конечно, страшно. Я же человек, а не одна из тех ужасающих машин, что кружат над городом.

Голос пани Зильбер звучал бойко, но поведение выдавало: то как бы невпопад блюдце разобьет, то вдруг резко замолкнет и начнет прислушиваться к шорохам в подъезде. Так продолжалось почти неделю. А затем немцы добрались и до нее.

Наступил вторник. Айва в точности определила день, поскольку именно по вторникам к ней приходила прачка, отдавала новый заказ на шитье и расплачивалась дефицитными продуктами.

Но сегодня к Айве вместо прачки нагрянули люди в серой гестаповской форме. Они вошли в квартиру, осмотрелись и приказали немедленно выйти с документами на улицу. Точнее, она смогла разобрать только приказы «На выход» и «Документы».

Людей построили вдоль стены, и начался досмотр. Некоторых сразу выводили и строили рядом. В основном женщин, поскольку в доме остались только они, дети, несколько стариков и парень без обеих кистей рук – их он отморозил прошлой зимой. Детей строили рядом. Айва бросила взгляд на пани Зильбер. Она держалась молодцом – вела себя совершено спокойно и гордо.

Когда очередь дошла до старухи, она презрительно швырнула документы в проверяющего. Офицер отдал приказ, и Зильбер вывели из толпы.

Наконец, добрались и до Айвы. Она протянула документы и готовилась к самому худшему, но судьба оказалась на ее стороне: ей приказали оставаться на месте. Похоже, дневной план гестаповцы выполнили.

Затем, невзирая на плач и мольбы матерей, всех отобранных погрузили в автомобили и увезли. Больше Айва никогда не видела пани Зильбер.

Позже, уже после войны и рецикла, Айва разыскала информацию о судьбе Клары Зильбер. Вначале ее привезли на «распределительный» пункт, а после расстреляли и бросили в братскую могилу.

«Мы – всего лишь воспоминание»

Александр Воронов ждал встречи с Айвой, а точнее Милой Кравчик (этим именем она пользовалась по необходимости для сохранения инкогнито), в ресторане «Семеновский дворик» – скромном второсортном заведении, которое предлагало блюда японской, итальянской и русской кухни. В общем, все подряд. Готовили здесь, откровенно говоря, на тройку.

Находилась забегаловка в закоулке между полуподвальным помещением какой-то сетевой фирмы и ателье. Днем в «Семеновском дворике» деловито пожирали бизнес-ланчи по 299 рублей работники местных офисов. Закончив трапезу, клерки и торговые представители покупали кофе и с важным видом отправлялись обратно на работу.

Айва появилась точно в срок.

«Бизнес-леди», – отметил про себя Александр.

Высокая худая немного болезненного вида женщина изящно скользнула за столик и расплылась в широкой презентабельной улыбке.

– Мила Кравчик, – представилась она. – Надеюсь, вы меня помните.

Он ее помнил. Как можно забыть женщину, чья компания оплатила две трети расходов на исследования?

– Рад встрече, – ответил Александр без особого энтузиазма, поскольку не любил, когда дилетанты влезают в науку. Особенно различные спонсоры и благотворители. Он прекрасно понимал, что наука их мало интересует, но имидж.

«Мила» позвонила ему на мобильный, как только он приземлился в Москве, и назначила срочную встречу. Ее голос звучал жестко, настойчиво, бесцеремонно. Александр даже не успел принять душ и поспать, а посему был раздражен.

– Вы хотите взять автограф?

– Отнюдь – меня заинтересовали результаты исследований, поэтому я согласилась их спонсировать. В особенности меня впечатлила экспедиция.

– Вы прекрасно осведомлены, куда пошли ваши деньги, – с иронией ответил Александр.

– Разумеется, господин Воронов, – усмехнулась Айва и требовательно спросила: – Вы получили результаты?

– Нет, – соврал он. – Еще нет.

– Теперь понятно, почему ассистенты постоянно обыгрывают вас в карты – вы совершенно не умеете врать. Я знаю, что в документе.

– И что же?

– Обнаруженный объект – московский Кремль, не так ли?

Мелкая противная дрожь пробежала по телу ученого. Воронов занервничал.

– Вы можете объясниться?

– Это не ваша забота, – помешивая кофе, чересчур спокойно ответила Айва.

– Почему? – волнение сменилось заинтересованностью. – Какое вы имеете отношение?

– Давайте так, – снисходительно вздохнула Айва. – Я предлагаю вам сделку: уничтожьте данные, а я обо всем забуду.

– Вы пришли ко мне и пытаетесь заставить уничтожить многолетние труды? – рассмеялся ей в лицо Воронов и, передразнивая, добавил: – Вы в своем уме, госпожа Кравчик?

Айва помрачнела: от дружелюбности не осталось и следа.

– Не лезьте, – категорично прошипела она. – Поверьте, у меня достаточно возможностей, чтобы уничтожить вас и как ученого, и как человека. Я позвоню через неделю. До встречи.

«Мила» натянула любезную улыбку и покинула ресторан. Александр находился в полном замешательстве.

Кто она?

Что ей нужно?

Мила Кравчик уверена, что может повлиять на него? Что ж, посмотрим! Так всегда у служителей науки – любопытство берет верх над здравым смыслом.

Гитлеровские войска вплотную подошли к границам Советского Союза. По Варшаве поползли весьма противоречивые домыслы: одни говорили, что Гитлер не настолько глуп, чтобы напасть на русских; другие утверждали, что дело осталось за малым, ведь в его распоряжении лучшая техника и организованное войско фанатиков; находились и те, кому наплевать: спасти бы себя, а потом мир. Но в одном мнения сошлись: никто не сможет противостоять Германии, кроме России – на страну Советов возлагали большие надежды.

– Русские невероятно самоотверженные люди: они убили царя, а затем бога, – вспомнились Айве слова Зильбер, когда она поздно вечером возвращалась домой, отстояв в очереди за скудным провиантом. Все, что она имела в распоряжении: немного хлеба, сахар и (о чудо!), три тушки голубя – птиц она выменяла на пару новых ботинок Михаэля. Голубей хватит на месяц, если съедать в день понемногу. Вполне неплохо!

Мысли о еде помогли Айве отвлечься от опасностей ночной полуразрушенной Варшавы. Во-первых, ходили слухи о случаях сексуального насилия; во-вторых, она несла продукты, а в голодные времена появляться на улице с едой опасно. Айва вздрагивала от каждого шороха: будь-то помойная крыса или случайный прохожий. Пока на пути попадались только крысы.

Осталось преодолеть последнюю, самую темную подворотню. Айва прошла всего пару метров, как вдруг кто-то резко схватил ее за ногу. От железной хватки на лодыжке проступили красновато-лиловые следы. Испуганный возглас Айвы гулким эхом пробежал по обшарпанным стенам домов.

– Вот черт, – кряхтя, выругался незнакомец и тут же разжал руку. – Теперь придется искать другое место для ночлега.

Голос звучал слишком по-стариковски, да и человек лежал на земле, а посему опасности не представлял.

– Вы ужасно меня напугали! Нельзя хватать людей за ноги! – негодующе воскликнула она.

– Простите, ради бога! Тысячу извинений! – залепетал незнакомец.

– Что вы здесь делаете?

– Прячусь, – скрипя, как несмазанный дверной замок, ответил голос.

– От патрулей, верно? – догадалась Айва.

– Да. Вы закричали и, если я на самом деле чертовски невезучий, вскоре сюда нагрянут немецкие линчеватели.

– Тогда вам нужно срочно уходить, – участливо произнесла Айва и попыталась разглядеть незнакомца.

– Я не могу. Мне прострелили ногу, и кровь никак не останавливается. Благо, удалось запутать преследователей – спасибо лабиринтам старого города!

– Нельзя вас оставлять, – сжалилась над незнакомцем Айва. – Я помогу вам подняться и отведу в безопасное место.

– Нет, нет, нет! – категорично прозвучал голос. – Я не могу подвергать вас опасности. Я – еврей, и вы знаете, что произойдет, если нас поймают! Я итак одной ногой в могиле, а вы – девушка молодая…

– Плевать, – ответила Айва и помогла старику подняться. Он оперся на нее, и они торопливо побрели в сторону ее дома. – Я не могу бросить вас умирать.

– Как вас зовут?

– Айва Милович, – представилась Айва.

– А я – Моисей Айзенфельд.

Ощущать на себе осуждающий взгляд старого друга ужасно неловкое чувство. Айзенфельд сверлил Айву тяжелым холодным взглядом, а она старалась сохранить невозмутимость.

Методы Айвы радикальны, но, как оказалось, эффективны: Воронов потерял и семью, и уважение коллег. Больше он не будет занозой в заднице – так она полагала.

– Ты должна дать ему выбор, – наконец, произнес Айзенфельд. – Мы всегда даем возможность.

– Вы не понимаете, мой друг, Воронов опасен. Не в том, что он сможет найти доказательства – какая разница, если после рецикла люди все забудут? Ему нужны ответы.

– Мы можем их дать!

– Далеко не все, – вздохнула Айва. – Ни вы, ни я их не знаем. Согласитесь, глупо полагать, что рецикл творение человеческих рук.

Айзенфельд не раз задумывался: зачем создавать настолько опасный изощренный механизм и отдавать в руки горстке людей, которые едва ли понимают смысл происходящего? Если рецикл задуман внеземной цивилизацией, то какова их цель?

– Я не сторонница теории палеоконтакта, но другого разумного объяснения найти не могу, – задумчиво протянула Айва.

– Тем не менее, дорогая Айва, выбор есть всегда. Я дал выбор вам, а вы Александру, – продолжал настаивать старик.

– Воронов классический голливудский протагонист – он хочет спасти мир и принцессу, – тихо произнесла Айва. – Он будет искать ответы, и действовать в угоду высоким идеалам, сомневаясь в наших решениях. Когда-то я тоже искала объяснение рециклу, но не все укладывается в рамки возможного. Воронов, в отличие от нас, не следует слепой вере. И даже если откинуть опасения, то после всего, что случилось, он не доверится мне, как я доверилась вам, мой друг, в далеком сороковом году, когда вы предложили мне дернуть проклятый рычаг!

«Мы ничего не забываем. Рано или поздно мы вспомним о тех, кого никогда не существовало»

Старик, несмотря на почтенный возраст, быстро шел на поправку. Айва укрыла Моисея в подвале дома, где жила, и навещала два раза в день: приносила свежую воду, немного еды и меняла повязки. Соседи подозревали, почему она зачастила в подвал, но молчали – общая беда объединяет.

Через месяц Айзенфельд встал на ноги, но уже не обходился без трости – пуля задела сухожилие и правая нога не сгибалась.

– Вам повезло – если бы вас ранили в бедренную артерию, вы бы истекли кровью, – подбодрила Моисея Айва, вручая дубовую покрытую трещинами трость, пообещав, что найдет замену.

– Благодарю, – признательно произнес Айзенфельд.

– Куда вы теперь?

– Вернусь к своим людям. Меня заждались, – замялся он и неожиданно предложил: – Не желаете пойти со мной? Думаю, вы бы прекрасно подошли.

– Подошла? Для чего? – удивилась Айва.

– Пойдемте, я объясню на месте. Доверьтесь мне.

После наступления ночи, Айва и Моисей вышли из подвала и направились в сторону центра. Их безумное предприятие показалось Айве самоубийством: Варшава кишела немцами, как протухшее мясо опарышами – риск встретить патруль невероятно велик.

Через несколько кварталов, Моисей резко свернул в проулок и подошел к разрушенному после бомбардировок дому.

– Прошу, помогите мне, – произнес старик и указал на железную дверь – за ней находился вход в подвал.

После того, как они спустились, Моисей попросил открыть проход, спрятанный за ящиками.

«Конспирация», – отметила Айва.

Затем они спустились еще ниже, как потом заметила Айва, в катакомбы. В нос ударил резкий, по-археологически затхлый запах катакомб.

Моисей шел достаточно резво для человека, который перенес серьезное ранение. Он с так быстро поворачивал, что Айва, из-за страха остаться в подземелье, внимательно следила за стариком.

Вдруг в темноте проступили смутные очертания ржавой металлической двери, которую установили здесь еще во времена Александра II.

Айзенфельд простучал начальные аккорды государственного гимна и дверь со скрипом открылась. За ней показалась молодая девушка, лет на десять младше Айвы, худая и с бледной кожей. От долгого нахождения в сырых коридорах катакомб, девушка была постоянно простужена и шмыгала носом. В длинных пальцах она держала грубо обточенный ножом карандаш, а на губах виднелись черноватые следы грифеля, который она облизывала, чтобы предать карандашу мягкость при черчении планов. Увидев Моисея, ее глаза наполнились радостью и слезами. Она обняла его.

– Я думала, что вы не вернетесь, – произнесла она и недоверчиво взглянула на Айву. – А кто она?

– Айва Милович. Она спасла мне жизнь. Не беспокойся, Мария, ей можно доверять.

Девушка ничего не ответила.

Айзенфельд привел Айву к партизанам, которые помогали евреям и их семьям уходить из оккупированной столицы. Всего в команде было семеро человек: трое искали тех, кому необходимо срочно покинуть Польшу, двое помогали беженцам выбраться из города и провожали до границы, еще двое помогали с документами и договаривались с властями. Группы переправляли по туннелям к городским окраинам, где ждали поверенные люди. Затем людей сажали в грузовики и под видом пленных отправляли к границе, а оттуда – на не оккупированные территории. Им помогал немецкий рядовой: прыщавый безбровый подросток, достаточно добродушный – он не разделял взгляды высшего командования. Парень служил при штабе и посему располагал ценной информацией: предупреждал о проверках, давал указания насчет времени и мастерски подделывал подписи. Поговаривали, что парнишка даже научился расписываться как фюрер, но только шепотом.

– Вы серьезно? – ужаснулась Айва. – Полагаетесь на помощь подростка? Немца?

– Не паникуй, – спокойно и рассудительно ответил Моисей. – Парень ни разу не подвел. Айва, не все немцы плохие.

Все-таки достаточно рискованно доверять врагу, но Айва решила промолчать.

– Вы вправе отказаться, Айва, – произнес Моисей и положил руку ей на плечо.

– Нет, – в полнейшей решимости ответила она. – Моего мужа отправили на смерть, а соседку усадили в грузовик, словно свинью, и увезли! Если у меня есть возможность отомстить, я ей воспользуюсь.

Их вторая встреча произошла на четвертый день после пресс-конференции, где Айва полностью опровергла обвинения Воронова, выставив на посмешище. Она нанесла последний удар, уничтожив Александра как человека науки. Не смешно ли заявление о том, что «Миле Кравчик» не двадцать восемь, а сто семнадцать лет? Не смешно ли наблюдение, что причина тотальной потери памяти – результат работы неизвестного науке механизма? Не смешно ли заявление, что глава уважаемого международного благотворительного фонда – хладнокровный расчетливый убийца?

Такое ему вряд ли простят и уж точно никогда не забудут.

Он проиграл, полностью раздавлен и находится на грани безумия. Не сегодня – завтра Воронова упекут в клинику для душевнобольных.

Айва не волновалась: рецикл завершится, люди все забудут и жизнь продолжится. Что насчет Воронова, то он канет в небытие – таков ее план. Зачем тратить время на взбалмошного ученого?

Айва с победоносной улыбкой наблюдала, как Александр барахтается в море иллюзий без шанса на спасение.

– Вы пришли один, без вездесущей подружки-радиоведущей? – с явной издевкой спросила Айва.

– Наслаждаетесь победой? – парировал Александр.

Никто не явился принять заказ. Кассирша, как заметил Александр, пятый раз пересчитала сдачу клиенту и ушла. Вслед за ней ресторан покинули повара. В «Семеновском дворике» больше не осталось никого. Из кухни доносилось шипение оставленных на сковороде котлет.

– Они забывают, – загадочно протянула Айва. – Совершенно все.

– Почему я ничего не забыл? – нетерпеливо спросил ученый.

– Господин Воронов, я пришла не чтобы насмехаться, но сделать второе и последнее предложение: присоединяйтесь к нам и узнаете все, что хотите.

– К вам?

– Да, к наблюдателям. Так мы себя называем.

– Какой от меня толк? – полюбопытствовал Александр.

– Представьте, что общество – уравнение. В процессе решения возникает ошибка, которая приведет к неправильному результату или мы не получим его вовсе…

– Оставьте свою псевдофилософию для кого-нибудь другого, – закатил глаза ученый. – Ближе к делу.

– Вы и есть ошибка, которую необходимо устранить.

– Убейте меня. Чего вы ждете?

– Скажем так, – Айва расплылась в загадочной улыбке. – Кое-кто настоял, чтобы я дала вам возможность выбора. Присоединяйтесь.

– Либо…

– Либо умрете. Вы никогда не родитесь, и не будете сверлить меня въедливым всезнающим взглядом.

Александр находился в явном замешательстве: он хотел остановить Айву, но понимал, что сопротивление бесполезно.

– Я позвоню через неделю, господин Воронов, – кинула ему на прощание Айва.

«Я видела, как мир обратился в пыль и исчез в океане; вместе с ним скорбь ушла на глубину моей души»

Прошел год с тех пор, как Айва присоединилась к партизанам. Ее задача – вывести беженцев через катакомбы, а затем передать поверенным людям. Людей не всегда удавалось довезти до границы и Айве нередко приходилось убеждать напуганных женщин и детей, что лучше действовать, чем ждать, когда немцы перережут тебе горло.

На поверхность Айва выходила крайне редко, много времени она проводила в убежище: читала книги и подшивала одежду – здесь ее таланты оказались востребованы.

В тот день Айва хотела немного отдохнуть перед очередным заданием – вывести из столицы группу детей.

Она лежала на кровати с широкой дыркой в изголовье и никак не могла заснуть.

– Тебе необходимо набраться сил, – участливо произнесла Мария.

– Скажи, – Айва приподнялась и взяла ее за руку. – У тебя когда-нибудь возникало чувство, что умрешь сегодня?

– Ты прекрасно знаешь, – робко ответила она и погладила Айву по голове. – Смерть неминуема, тем более с нашим образом жизни.

– Как ты справляешься?

– Никак, – пожала она плечами. – Точнее, чувство проходит само, как… – Мария забыла, что хотела сказать. Все стали какими-то забывчивыми.

– Как что?

– Не помню, – ответила Мария. – Просто перестань волноваться. Все будет хорошо.

Кучку перепуганных детей привели без четверти двенадцать ночи. Самому маленькому едва исполнилось пять. Он держал за рукав восьмилетнего брата и смотрел на Айву с опаской.

– Как вас зовут? – с ласковой улыбкой спросила она.

Дети молчали.

– Они не разговаривают, – пояснила девочка, со старой тряпичной куклой с пуговицами вместо глаз и заплатками на голубом ситцевом платье. – С тех пор как их родители пропали.

– А ты?

– Меня зовут Линда. Мой отец кондитер. Он делал самые вкусные леденцы во всей Варшаве! Он сказал, что скоро вернется, но я знаю – папа не придет.

– Мой отец тоже кондитер, – ответила Айва.

– Ты скучаешь по нему? – невозмутимо спросила Линда.

– Очень.

В убежище, сутулясь и отряхиваясь от пыли вошел Ян – худосочный мужчина интеллигентного вида, чистюля до крайности, да еще и близорукий. Но его талант был невероятно полезен: он умел быть незаметным. Настолько, что даже если бы лично вложил в руку Гитлера гранату, его бы даже не задержали. Судя по выражению лица, он принес плохие новости. Он подошел к Моисею, и что-то шепнул ему на ухо.

– Проклятье! – негодующе воскликнул Айзенфельд. – Не зря я подготовил новое укрытие.

– Что случилось? – с тревогой спросила Айва.

– Немец не вышел на связь, а значит, жди гостей, но еще есть время и ты успеешь вывести детей.

– А если нет?

– Успеешь, если отправитесь немедленно. Вас уже ждут. И еще, – он достал из кармана лист бумаги и протянул Айве. —Это план, как добраться до нового убежища. Изучи сейчас, а затем сожги.

– Хорошо, – ответила она.

Айве понадобилось пят минут, чтобы запомнить расположение «штаб-квартиры». Убежище находилось на противоположной стороне города под больницей, и добраться туда можно за час. Айва решила выйти на поверхность, а затем спуститься в катакомбы через подвал разрушенного продовольственного склада. Она благоразумно изучила возможные спуски в подземелья заранее, на экстренный случай.

Наконец, все готово. Айва напомнила детям, что им важно постоянно держаться вместе и следить за фонарем. Дети закивали головами.

– Прекрасно, – сказала она.

Первую половину пути они преодолели достаточно быстро, но Айва забеспокоилась: обычно в катакомбы спускались патрули и ловили беглых. Айва часто оборачивалась назад, чтобы пересчитать детей. Она слишком волновалась, и Линда вызвалась следить за группой вместо нее:

– Тебе нельзя отвлекаться, – пояснила она не по-детски серьезным тоном.

Перед последним, самым сложным участком пути Айва решила сделать привал: она всегда преодолевала путь без остановок, но детям необходим отдых. Сквозь решетку коллектора пробивался тусклый лунный свет, слышались звуки проезжающих машин и омерзительно рявкающая немецкая речь.