Текст книги "Конструирование состава преступления: теория и практика. Монография"

Завершая обзор актов уголовного правотворчества, в которых, среди прочего, могут фиксироваться и признаки составов преступлений, заметим, что их спектр не является и не может являться постоянным. Это вопрос факта и конкретного временного периода, т. е. нужно оценивать взятый в определенный момент времени нормативный акт. Так, сегодня «фрагменты» уголовного права без правовых оснований оказались закрепленными в некоторых пунктах постановлений Пленума Верховного Суда РФ. Завтра Верховный Суд РФ и законодатель могут исправиться и, изъяв их оттуда, поместить в УК. Тогда то или иное постановление автоматически утратит статус источника уголовного права. Также и с КоАП, и с иными источниками уголовного права и (или) законодательства.

Отметим, что в США, Англии, Нидерландах, Швеции, Франции и множестве других стран уголовное законодательство рассредоточено в значительном числе законодательных актов. В Германии, вообще, нормы об уголовной ответственности содержатся, помимо УК, еще более чем в четырехстах законах – так называемом дополнительном уголовном праве (Nebenstrafrecht)^[166]. Однако отечественный законодатель обоснованно не воспринял такую практику, поскольку концентрация уголовно-правовых предписаний в едином акте имеет массу достоинств (и в правоприменении, и в законотворчестве, и с точки зрения превентивной задачи). Свою нацеленность на полную кодифицированность уголовно-правовых предписаний законодатель и выразил в ч. 1 ст. 1 УК, что заслуживает всемерной поддержки. Как пишет известный французский теоретик права К. Атиас, «мечта сменилась мифом, когда современники Гражданского кодекса Франции поверили в то, что он тождественен гражданскому праву и включает его целиком»^[167]. Тем более важно максимально содействовать тому, чтобы составы преступлений, выступающие основанием применения к лицам самых суровых мер принуждения, известных праву, были зафиксированы в одном нормативном акте – УК РФ. Благодаря ч. 1 ст. 1 УК РФ в России обеспечена «непрерывная кодификация» путем внесения в один Кодекс всех принимаемых поправок.

Это означает, что должна быть подвергнута серьезной критике законодательная практика, при которой признаки составов преступлений включаются в акты неуголовной отрасли законодательства (в частности, в КоАП РФ.) либо, вообще, не в нормативные акты. Их необходимо либо переместить в УК РФ, либо исключить из указанных актов.

Кстати, с учетом уже не раз упоминавшейся отраслевой специализации укажем на недопустимость (нецелесообразность – само собой) в процессе конструирования состава преступления размещения в УК предписаний другой отраслевой (не уголовно-правовой) принадлежности. Например, в примечании к ст. 189 УК с 2002 г. по 2013 г. определялись признаки специального субъекта преступления, а именно лица, наделенного правом осуществлять внешнеэкономическую деятельность. Очевидно, что определение этого понятия – удел законодательства о внешнеторговой деятельности, поэтому его исключение, давно напрашиваемое, следует оценить, на наш взгляд, положительно. Техническое правило о недопустимости смешения в одном акте разноотраслевых предписаний было зафиксировано еще в Наказе Екатерины II^[168]. Как видим, это прогрессивное наставление законодательно-технического плана и по сей день не утратило своей актуальности.

Подведем итог. Источниками действующего российского уголовного права, помимо УК РФ, в настоящее время являются: 1) неотмененные нормативные акты СССР, содержащие уголовно-правовые предписания, 2) постановления об амнистии; 3) решения Конституционного Суда РФ уголовно-правового характера; 4) нормативные акты РФ, включающие уголовно-правовые предписания (в том числе, КоАП РФ); 5) постановления Пленума Верховного Суда РФ, содержащие новые, в сравнении с УК РФ, положения. Первые три из них должны быть признаны также источниками уголовного законодательства РФ. С позиции уголовного правотворчества акты, указанные под номерами 1, 4 и 5, не должны входить в круг источников уголовного права. Уголовно-правовые предписания союзных (1) и российских актов (4) должны быть перемещены в УК РФ. Предписания Пленума Верховного Суда РФ, не являющиеся толкованием УК (5), незаконны, а потому подлежат исключению из соответствующих постановлений. В случае правильности их по существу (их целесообразности) они подлежат отражению в УК в рамках установленной процедуры уголовного правотворчества (в силу ч. 1 ст. 104 Конституции РФ Верховный Суд РФ обладает правом законодательной инициативы).

Спектр же источников регулирования отношений, входящих в предмет российского уголовного права, еще шире, поскольку он включает все пять источников уголовного права, указанные выше, и дополнительно: Конституцию РФ (конституционно-правовые нормы которой действуют непосредственно), международные акты (международные договоры РФ и решения Европейского Суда по правам человека, имеющие приоритет перед национальным уголовным правом), УК РСФСР 1960 г. и отмененные редакции УК РФ 1996 г., которые применяются к преступлениям, совершенным в период их действия (если УК РФ не улучшает положение лиц, их совершивших), иноотраслевые акты, которые в силу бланкетности УК применяются в связке с ним, а также источники уголовного права зарубежных стран (которые применяются к гражданам этих стран, совершивших преступления в России, и в ряде иных случаев).

Правильное и системное представление законодателя о реальном круге источников уголовного права и регулирования в уголовно-правовой сфере России важно для конструирования составов преступлений и обеспечения должного качества его результатов, а также проведения в жизнь принципа законности (nullum crimen sine lege), закрепленного в ст. 3 УК РФ. Исходя из изложенного выше, законодатель обязан: 1) разрабатывая уголовный закон или совершенствуя его, соотносить создаваемые нормы с Конституцией РФ, решениями Конституционного Суда РФ, международными договорами РФ и решениями Европейского суда по правам человека; 2) конструировать новый состав преступления или реконструировать существующий только путем внесения поправок в УК РФ; 3) в ближайшей перспективе закрепить в УК РФ уголовно-правовые предписания российских нормативных актов, а также отдельные положения постановлений Пленума Верховного Суда РФ, в которых описываются отдельные признаки составов преступлений.

ГЛАВА II
Состав преступления и юридическая конструкция преступления

§ 1. Границы состава преступления в Особенной части УК РФ и их значение для его правильного конструирования

Говоря о построении состава преступления, крайне важно иметь ясное представление об «объекте строительства», т. е. о самом составе. И один из ключевых вопросов, возникающих при решении данной задачи, это вопрос о рамках состава в Особенной части УК. Чтобы показать, чем обусловлена значимость данного вопроса, необходимо упомянуть о том, как сформировалась традиционная дефиниция состава преступления.

По свидетельству В. Спасовича, термин «состав преступления» («corpus delicti») в понятийный аппарат уголовного права ввел известный итальянский криминалист Farinacius (Фаринаций) в своем сочинении «Variae quaestiones et communes opiniones» (1591 г.)^[169]. Первоначально он имел чисто процессуальное значение и обозначал совокупность вещественных улик преступления и лишь в конце XVIII в., в связи с созданием уголовных кодексов, был перенесен в материальное уголовное право^[170]. В уголовном праве он стал обозначать совокупность существенных признаков преступления. Концептуального развития в дореволюционной отечественной науке уголовного права учение собственно о составе преступления не получило^[171], хотя термин, обозначающий данное понятие, встречался в работах А. Ф. Кистяковского, С. В. Познышева, П. П. Пусторослева, Н. Д. Сергеевского, Н. С. Таганцева и других видных криминалистов того времени.

Советскую науку, видимо, не удовлетворило такое положение вещей, поскольку уже в первой половине 20-х годов началась активная разработка проблем состава преступления. Завершилась эта работа острой научной дискуссией 1954–1955 гг., в результате которой большинство ученых пришло к выводу, что состав преступления – это совокупность установленных уголовным законом признаков, характеризующих определенное общественно опасное деяние в качестве преступления^[172]. Достигнутое единодушие в определении понятия состава преступления нашло отражение в работах А. Н. Трайнина, В. Н. Кудрявцева, А. А. Пионтковского и многих других криминалистов, исследовавших упомянутую проблему^[173]. Я. М. Брайнин также отмечал, что «большинство определений состава преступления, даваемых отдельными авторами в советской науке уголовного права, характеризуют его как совокупность установленных советскими законами объективных и субъективных признаков, определяющих общественно опасное деяние как преступное»^[174]. Под данную формулировку подходят и современные определения состава преступления^[175]. Так, по мнению В. С. Комисарова «состав преступления представляет собой совокупность объективных и субъективных признаков, предусмотренных уголовным законом и характеризующих общественно опасное деяние как преступление»^[176].

На наш взгляд, эта классическая дефиниция не способна, как того требует формальная логика, раскрыть содержание искомого понятия^[177], «выделить данный предмет, отличить его от других предметов»^[178] (поскольку не ясно, в качестве какого именно преступления состав характеризует деяние). Значит, указанное определение недостаточно удовлетворительно в научном отношении.

Кроме того, оно пригодно лишь применительно к основному составу преступления, совокупность признаков которого достаточна для отнесения соответствующего деяния к преступлениям. И в данном смысле следует согласиться с распространенным утверждением о необходимости и достаточности признаков состава для характеристики деяния как преступного^[179]. В то же время, очевидно, что квалифицирующие и привилегирующие признаки состава не являются необходимыми для отнесения деяния к кругу преступных (равно как и специальные признаки – обусловливающие образование специальных составов преступлений). Для этого достаточно и признаков основного состава, так называемых конструктивных. Например, признак проникновения в помещение или иное хранилище (п. «б» ч. 2 ст. 158 УК) не обязателен для признания содеянного преступлением – кражей. Для этого требуются лишь признаки, указанные в ч. 1 ст. 158 УК. Квалифицирующие и привилегирующие признаки (равно как и специальные) не обязательны для этого, они выступают средством дифференциации ответственности, что выражается в новых пределах наказуемости квалифицированного, привилегированного или специального вида преступления. «И без квалифицирующего обстоятельства дела имеется совокупность обстоятельств, необходимая и достаточная для квалификации деяния по основному составу определенного преступления», – справедливо отмечала Т. А. Костарева^[180]. Это дало повод ряду ученых соответствующим образом уточнить классическое определение состава преступления. Например, Е. В. Благов с учетом природы квалифицирующих признаков состава пришел к выводу о том, что «состав преступления – это совокупность признаков, предусмотренных Уголовным кодексом и определяющих преступность соответствующего деяния или дифференцирующих его наказуемость»^[181].

Однако и этот подход не дает ответа на вопрос, в качестве какого именно преступления состав характеризует деяние. Функциональное назначение признаков состава – определение круга преступного и дифференциация уголовной ответственности – лишь следствие обособления того или иного состава. Все это наводит на мысль, что совокупность признаков состава позволяет оценить деяние не как преступное вообще или преступное с повышенной (пониженной) ответственностью, а как определенное преступление. Так, квалифицированный состав убийства (ч. 2 ст. 105 УК) включает признаки, позволяющие охарактеризовать деяние именно как квалифицированное убийство, основной состав кражи (ч. 1 ст. 158 УК) – именно как такую (простую) кражу, т. е. как специфическое преступление.

А запутывает суть дела, как обычно, проблема терминологического свойства: в доктрине отечественного уголовного права под составом преступления традиционно понимается состав определенного преступления. «Каждый состав преступления. есть юридическое понятие об определенного рода преступлении»^[182], – отмечал А. А. Пионтковский. Говорим «состав преступления», а подразумеваем состав какого-либо отдельного преступления (простого или квалифицированного убийства и т. д.). И в этом плане становится понятной ценность суждения А. Н. Трайнина о конкретности каждого состава преступления. «Представляя собой совокупность элементов конкретного преступления, – писал он, – состав не может ни в одном своем «роде» или «виде» быть общим. Состав преступления. всегда конкретен»^[183] (в данном контексте под конкретностью состава А. Н. Трайнин понимал законодательное понятие о каком-либо «конкретном» преступлении).

С позиции же логики такой подход, конечно, сомнителен, поскольку состав преступления есть уголовно-правовая категория, т. е. предельно широкое понятие в данной области знаний, над которым не может быть никаких еще более общих понятий. «Термин «состав преступления», – писал В. Е. Жеребкин, – выражает общее понятие, подобно тому, как осуществляют эту функцию термины «человек», «государство» и др…»^[184]. Поэтому более правильно, по мнению этого ученого, составом преступления именовать ту совокупность признаков, которая присуща всем без исключения преступлениям. Названную совокупность в науке уголовного права принято называть общим составом преступления. Еще Н. С. Таганцев писал, что так как «всякое преступное деяние может быть рассматриваемо или в его родовом, или в его видовом понятии, то сообразно с этим различают общий и особенный, или видовой, состав преступного деяния: сумма признаков, при наличности которых известное деяние признается преступным и наказуемым, будет общим составом; сумма признаков, при наличности которых преступное деяние признается убийством, воровством или, еще специальнее, воровством в обитаемом помещении, убийством по согласию и т. д., будет особым составом»^[185].

Однако так называемый общий состав преступления собственно составом преступления не является, поскольку не существует «общего преступления». Отсюда наименование этого предмета, например, общим понятием состава преступления (как это делал, в частности, А. Н. Трайнин), представляется более точным. Думается, однако, что отказ от общепринятой терминологии (прочно вошедшей и в законодательный оборот – ст. 8, 29 УК РФ и т. д.) – большее зло, нежели условность, вкладываемая в термин «состав преступления». Просто данную условность нужно иметь в виду, оперируя термином «состав преступления» для обозначения состава определенного преступления.

Итак, состав преступления есть система признаков определенного преступления. Но что значит «определенное»? Какова мера этой определенности? Поскольку состав преступления описан в законе, является законодательным понятием об определенном преступлении (т. е. имеет нормативную природу), меру этой определенности резонно, на наш взгляд, искать в самом законе, в его структурных подразделениях, в том числе в диспозициях статей, которые, по образному выражению А. Н. Трайнина, выступают «жилплощадью» состава преступления^[186].

Но, даже отталкиваясь от этой посылки, возможны самые различные трактовки границ состава преступления в Особенной части УК, что в полной мере подтвердили результаты анкетирования. На вопрос «Сколько, на Ваш взгляд, составов преступления указано в ст. 105 УК РФ?» ответы респондентов – ученых и практических работников распределились, соответственно, следующим образом: «один» – 3 % и 6 %; «два, основной (ч. 1) и квалифицированный (ч. 2)» – 36 % и 41 %; «основной (ч. 1) и ряд квалифицированных – по числу пунктов в ч. 2» – 42 % и 40 %; «другой вариант» – 19 % и 13 %^[187]. Приведенные цифры лишний раз доказывают, что в науке и практике имеется значительный разброс мнений о составе преступления и его рамках, чем и вызваны несовпадения в ответах. Среди специалистов, выбравших «другой вариант», многие пояснили, что в ч. 2 ст. 105 УК столько квалифицированных составов, сколько отдельных квалифицирующих признаков, а не пунктов.

В свою очередь в ходе исследования мы пришли к выводу о том, что под определенным преступлением должно пониматься преступление, предусмотренное частью статьи или статьей Особенной части УК, если она не делится на части. Так, составом определенного преступления будет, на наш взгляд, как основной (ч. 1 ст. 105) и квалифицированный составы убийства (ч. 2 ст. 105 УК), так и состав доведения до самоубийства (ст. 110 УК). Если в части статьи выделены пункты, то они закрепляют альтернативные признаки одного и того же состава преступления. Например, убийство в составе преступной группы (п. «ж») и из корыстных побуждений (п. «з») – это альтернативные признаки одного и того же состава преступления, а именно квалифицированного состава убийства.

В пользу такого понимания рамок состава преступления говорит, в частности, тот факт, что именно данные структурные единицы УК (неделимые статьи или части статей Кодекса) содержат самостоятельную санкцию. Санкция же строится (или должна строиться) в зависимости от того, запрет совершения какого именно преступления она подкрепляет. Кроме того, наказуемость как признак преступления находит свое предметное выражение, прежде всего, в санкции статьи Особенной части. Понятно, что эта санкция дополняется положениями Общей части УК, но «ядро» наказуемости определяется санкцией статьи. Наказуемость же является признаком преступления, а потому ее «дозировка» в отдельном структурном элементе УК одновременно означает и то, что этот элемент содержит описание самостоятельного, отдельного преступления.

Наконец, в пользу нашего вывода свидетельствует и общепризнанное в доктрине деление составов на основные, квалифицированные и привилегированные. В рамках данной классификации самостоятельное значение придается как составу, обрисованному в ч. 1 статьи Особенной части УК (ч. 1 ст. 105, ч. 1 ст. 111, ч. 1 ст. 126 и т. д.), так и составу, предусмотренному частями вторыми статей (ч. 2 ст. 105, ч. 2 ст. 111, ч. 2 ст. 126 и т. д.).

C учетом сказанного трудно согласиться, в частности, с позицией В. С. Прохорова по рассматриваемому вопросу. Он писал, что «ст. 102 УК РСФСР содержит тринадцать различных составов квалифицированного убийства»^[188]. Статье 102 УК РСФСР в действующем УК РФ соответствует ч. 2 ст. 105, также включающая множество альтернативных признаков. Еще более наглядно иллюстрирует позицию названного ученого следующее его высказывание: «Всякий раз, когда в диспозиции описан ряд действий (или других признаков, характеризующих преступление) и установления любого из них достаточно для признания в действиях лица состава преступления, по существу речь должна идти об альтернативной диспозиции, содержащей несколько различных составов преступлений. Так, например, если ст. 195 УК РСФСР говорит о похищении, уничтожении, повреждении или сокрытии документов, штампов и т. п., то это не значит, что в ней содержится описание одного, хотя бы и альтернативного, состава, а лишь особым образом формулируются четыре разных состава, каждый из которых обрисован совокупностью совершенно определенных признаков»^[189].

Несколько иной взгляд на рассматриваемую проблему был высказан академиком В. Н. Кудрявцевым. Он полагал, что «следует говорить о наличии нескольких составов в трех следующих случаях:

а) две разновидности преступного поведения предусмотрены разными статьями УК. С этой точки зрения ст. ст. 105 и 106 УК предусматривают два различных состава убийства;

б) разновидности преступных деяний предусмотрены в одной статье УК, но различаются между собой по непосредственному объекту, субъекту и форме виновности (а тем более по нескольким из этих признаков одновременно). С этой позиции имеется два состава в ст. 249 УК (нарушение ветеринарных правил и правил, установленных для борьбы с болезнями растений);

в) две разновидности преступления предусмотрены в одной статье, различаются только признаками объективной стороны или (и) предмета преступления, однако различия эти существенны (например, различны способы действия, последствия и т. д.). Так, в ст. 211 УК имеются, видимо, два состава: угон судна и его захват»^[190].

Однако ни с В. С. Прохоровым, ни с В. Н. Кудрявцевым согласиться, на наш взгляд, нельзя. Состав таков, каково его описание в законе, что справедливо отмечал и сам В. С. Прохоров^[191]. Поэтому законодатель, конструируя состав, может создавать самые различные комбинации признаков, помещая их в один состав преступления или распределяя по разным составам. Состав – искусственное построение. Понятно, что в жизни уничтожение и сокрытие документов, угон и захват судна и т. д. – разные поведенческие акты, но по ряду причин (ввиду однородности актов поведения, идентичного либо близкого уровня опасности и т. д.) законодатель решил объединить их в один состав преступления.

В свете сказанного представляется спорным и мнение А. Н. Попова о количестве составов в ст. 106 УК. Как известно, ст. 106 УК предусматривает пониженную ответственность за убийство матерью новорожденного ребенка в случае, если такое убийство совершено: 1) во время или сразу же после родов либо 2) в условиях психотравмирующей ситуации, либо 3) в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости. А. Н. Попов считает, что в данном случае «речь идет о трех самостоятельных составах преступления», в основу выделения которых положены различные критерии (соответственно, время совершения убийства, психическое состояние матери и обстановка, в которой оно совершается). Нахождение же этих разных составов в одной статье, по мнению данного автора, является неудачным^[192].

Однако справедливой представляется критика данного мнения: «Состав преступления – научная абстракция, выделение путем анализа отдельных свойств единого явления. Все элементы состава находятся в зависимости друг от друга, отражаются друг в друге. Например, п. «б» ч. 2 ст. 105 УК предполагает не только специального потерпевшего (признак объекта), но и специфические мотив и цель. Убийство общеопасным способом автоматически нарушает дополнительный объект: общественную безопасность. Подобных примеров масса. Рассуждая с этих методологических позиций, можно заметить, что психотравмирующая ситуация является привилегирующим обстоятельством не сама по себе, а как фактор, оказывающий негативное воздействие на психику матери. Период родов и следующий за ним временной отрезок также предполагает, что психическое состояние женщины предопределяется болезненными процессами, протекающими или только что протекавшими в ее организме, остаточными. Таким образом, можно утверждать, что законодатель придерживается одного критерия, выраженного через три альтернативных признака состава преступления.

Использование же подобных признаков является одним из распространенных приемов законодательной техники конструирования одного состава (курсив наш. – А.И.), как основного (ст. 111, 171, 222, 228 УК и др.), так и квалифицированного (ч. 2 ст. 105 УК и др.)»^[193].

Нормативная природа состава преступления, которая находит выражение и в структуре уголовного закона, дает нам четкий критерий вычленения отдельного состава. В. Н. Кудрявцев не случайно в первом пункте (п. а) процитированной выше позиции, утверждает, что разные статьи – это критерий выделения разных составов. Части статьи должно придаваться, по нашему мнению, такое же значение. Тем более с учетом установления за преступление, описанное в части статьи, самостоятельной санкции. Да и теория квалификации подтверждает, как представляется, развиваемый нами взгляд. Так, при единстве умысла содеянное оценивается в рамках одной части статьи УК, невзирая даже на «существенные различия» в признаках, т. е. как единое преступление. При пересечении квалифицирующих признаков из разных частей одной статьи возникает вопрос о конкуренции этих частей статьи УК – вопрос об основании уголовной ответственности, т. е. о составе преступления, который решается в пользу «части, отражающей особо квалифицированный состав»^[194].

В ситуации же, когда две разновидности преступления имеют существенные различия в объективной стороне (ст. 211 УК и т. п.), вопросы возникают к конструктору (законодателю), который, невзирая на существенные различия в признаках преступлений, объединил их в рамках одного состава преступления. В развитие своей позиции В. Н. Кудрявцев писал: «…Если преступные посягательства направлены против различных общественных отношений (неодинаковые непосредственные объекты) или степень общественной опасности лица существенно различны (статья предусматривает не единые субъект или форму виновности), есть основания усматривать два разных состава»^[195]. Совершенно очевидно, что объединять в одной статье или части статьи столь разные по опасности и характеру деяния неправильно. Но если это сделано, то остается признать наличие единого состава, при установлении которого у суда появятся все законные основания в единых пределах оценивать разные по опасности и характеру акты поведения. Насколько обосновано такое законодательное решение – вопрос теории конструирования состава преступления и совершенства уголовного закона (об этом пойдет речь в главе пятой настоящей работы при рассмотрении вопросов построения сложных составов).

Сделаем еще одну принципиальную ремарку. Определяя границы состава преступления в рамках отдельной статьи (неделимой на части) или части статьи Особенной части УК, мы не утверждаем, что в этом подразделении уголовного закона содержатся все признаки данного состава. Разумеется, нет, в статье или части статьи УК содержится лишь часть этих признаков. Другая их часть из соображений законодательной техники размещена в Общей части УК и – в порядке исключения – в примечаниях к статьям Особенной части. Примеры последних исключений – признаки должностного лица как субъекта должностных преступлений в примечании 1 к ст. 285 УК; негативные признаки объективной стороны основного и квалифицированных составов вовлечения несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий, отраженные в примечании к ст. 151 УК; негативные признаки субъекта в составе отказа свидетеля или потерпевшего от дачи показаний – в примечании к ст. 308 УК.

Большинство же общих признаков определенных преступлений выражено в Общей части УК РФ. Это, например, признаки субъекта (ст. 19–21), умысла (ст. 25), неосторожности (ст. 26), признаки обстоятельств, исключающих преступность деяния, как негативные признаки преступления (ст. 37–42), и др. Особо следует упомянуть о признаках соучастия в преступлении и неоконченного преступления. Например, состав пособничества в краже, предусмотренной ч. 2 ст. 158 УК, обрисован в ч. 2 ст. 158 УК и ч. 5 ст. 33 УК, а также в иных статьях Общей части с общими признаками всех преступлений (в частности, в ст. 1921, ч. 2 ст. 25, ст. 39 УК). Состав приготовления к совершению кражи, предусмотренной ч. 3 ст. 158, содержится в ч. 3 ст. 158 УК, ч. 1 ст. 30 УК и ряде иных положений Общей части.

Отсюда становится понятной наша позиция по двум спорным вопросам учения о составе преступления – наличии состава преступления при соучастии и в неоконченном преступлении; соотношении состава с диспозицией статьи (части статьи) УК. Мы разделяем мнение о том, что состав преступления содержится не только в оконченном преступлении, совершенном исполнителем (такое поведение прямо обрисовано в статьях Особенной части УК РФ), но и в поведении соучастников преступления, а также при совершении приготовительных действий и покушения на преступление^[196]. В последних случаях признаки состава преступления дополняются из Общей части УК (ст. 33, 30). В принципе их можно было бы изложить и в Особенной части УК, применительно к каждой разновидности преступления. Но такой вариант неприемлем по законодательно-техническим соображениям. Поэтому признаки соучастия и неоконченной деятельности законодателем «вынесены за скобки» и изложены в Общей части УК.

Что касается соотношения состава с диспозицией статьи или части статьи Особенной части УК, то после сказанного понятно, что ни один состав преступления полностью не может быть выражен в этих структурных единицах УК. Ряд признаков любого состава преступления обрисован за рамками диспозиций статей. Это сделано в Общей части УК, а иногда и в примечаниях к статьям Особенной части УК.

Только с учетом этих важных оговорок нужно понимать наши высказывания о том, что состав преступления предусмотрен либо неделимой на части статьей Особенной части УК, либо частью статьи Особенной части УК. В полном объеме, т. е. в единстве всех своих признаков, состав преступления регламентирован не только в этих подразделениях закона. Важно, что сделанный вывод о «привязке» состава преступления к данным единицам уголовного закона позволяет конкретизировать преступление, в качестве которого состав преступления характеризует содеянное. То есть позволяет, как нам представляется, уточнить классическую дефиницию состава преступления.

Еще раз подчеркнем, что один состав преступления не может быть предусмотрен статьей Особенной части УК, если она делится на части. Например, не существует состава убийства как самостоятельного состава преступления. Есть основной состав убийства (ч. 1 ст. 105 УК), квалифицированный состав убийства (ч. 2 ст. 105 УК), состав убийства при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК), состав убийства при превышении мер, необходимых для задержания преступника (ч. 2 ст. 105 УК) и т. д. (обратим внимание, что привилегированных составов убийства несколько, а не один). В равной мере не существует отдельного состава преступления, который был бы предусмотрен пунктом части статьи Особенной части УК. Так, признаки группового убийства, обрисованные в п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК, входят в квалифицированный состав убийства на правах альтернативного признака данного состава.

Понятно, что некоторые такие альтернативные признаки могут даже взаимно исключать друг друга (например, корыстный мотив убийства исключает хулиганский мотив), но следует понимать, что состав преступления – это генетически, по определению искусственное законодательное построение, законодательная модель определенного преступления. И как модель состав преступления отражает свойства не отдельно взятого из жизни преступления, а множества таких преступлений, признаки которых могут не только не сочетаться, но, напротив, взаимно исключать друг друга. Так и «рождаются» в УК составы с альтернативными признаками, иные сложные составы. Например, в основном составе умышленного уничтожения или повреждения имущества (ч. 1 ст. 167 УК) уживаются деяния в виде уничтожения имущества и его повреждения, хотя они взаимоисключающие. Но единая природа этих деяний позволила законодателю объединить их в один состав преступления на правах альтернативных его признаков.