Текст книги "S-T-I-K-S. Человеческий улей"

Очень может быть, что они куда дороже, чем жизнь свежеиспеченного иммунного.

Но не включать же задний ход. Поздно уже, влип по полной. Так что пришлось лезть в карман, доставать сверточек, разворачивать.

Расист присвистнул:

– Ну ни хрена себе! Братва, у него жемчужина!

– Черная… – завороженно протянул усач и нехорошо покосился на Карата.

– Она самая дешевая, – заметил пулеметчик.

– Ну и что? Все равно цена зашкаливает, это же тебе не горох.

– А я разве другое сказал? Дешевая – не значит, что за гроши можно загнать.

Подкинув жемчужину на ладони, Расист заметил:

– Теплеет… настоящая. Карат, ты знаешь, что это такое?

Тот пожал плечами:

– Первый раз вижу. В лотерейщике такого не было, только спораны и одна горошина.

– В нем и не бывает, мелочь он пузатая. Жемчуг добывают из элиты. Иногда, очень редко, он может попасться в рубере. Так что тебе очень повезло.

– Да зачем свежаку такая штука, – не выдержал усач. – Слышь, Карат, давай как-нибудь договоримся.

– А ну притих! – рявкнул Расист. – Ты, Шапкун, что-то много начал позволять себе в последнее время. Мы не беспредельщики, и Карат нам тоже в суп не плевал.

– Он пустышей навел на точку.

– Есть косяк, но его вины в нем не вижу. Он перед нами чист, у нас претензий быть не может. На жемчуг новичков кидать – примета не очень, сам знать должен. Новичков вообще ни на что кидать нельзя. И вообще, о чем базар? Мы правильные, мимо нас можно с ведром жемчуга пройти, и мы даже не почешемся. Мы люди, а не муры конченые. Так что меняй тему, не доводи до греха.

– Расист, да он дойдет до того же Бидона и останется в канаве без жемчуга и без башки. Он же совсем зеленый и тупой.

– Зеленый или нет, а рубера завалил без ствола. Ты много таких деловых знаешь? Или, может, сам повторишь, а мы посмотрим? Вот и я о том же. В общем, Карат, как ты уже понял, тебе в руки попала вещица не из простых. Честно говоря, не всякому дано ее хотя бы увидеть, а уж обзавестись…

– И чем этот шарик так ценен?

– Он, Карат, куда круче гороха поднимает здешние умения. И нередко бывают случаи, когда активирует новые, которых до этого не было. Изначально их у нас или вообще нет, или одно-два. Другого способа поднять количество не придумали еще. Только время или жемчуг. А ведь чем больше ты умеешь, тем дольше проживешь. Если повезет, так вообще не придется никогда соваться в опасные места. Засядешь в добротном стабе, а все за тебя там впрягаться будут при малейшем шухере.

– Что-то не заметил я за собой новых умений. Не отказался бы научиться бегать так, как Шуст.

– Бег – полная фигня, – заявил пулеметчик. – Мечтай, чтобы из тебя ксер вылупился, вот где не жизнь, а сплошное варенье.

– Ходят слухи, – продолжил Расист, – что новичок, у которого новые умения еще не проклюнулись, может слопать жемчуг и открыть целую пачку, причем самых полезных. Думаю, что это всего лишь одна из баек, на которые так богат Улей, но мало ли… Получается, у нас здесь непростая ситуация. Ты еще не оперился, и таскать такое бегство в кармане опасно. Пойдешь дальше, тот же Шапкун тут же стукнет кому надо, и тебя перехватят ребята, которым плевать на плохие приметы. Ну это если сам не прикончит. Понимаешь?

– Никому я не стукну! – возмутился усач. – За гнилого мура меня держишь?

– Цыц! – беззлобно заткнул его Расист. – Выманивать у тебя такую штуку – некрасиво. Гнилые дела, не про нас это. Для тебя и для всех лучшим вариантом будет, если здесь ее и употребишь. И ребят моих во искушение не будешь вводить, и себе руки освободишь. Жемчужина весит крохи, но уж поверь, тяжесть за ней немалая, давит на плечи всем обладателям. Это все равно что ходить по рабочей окраине с полными карманами бриллиантов и спрашивать у шпаны, где именно их можно с выгодой толкнуть.

– Понял. И как ее употребить?

– Просто проглоти. Ее только так употребляют – в чистом виде. Яда в жемчужине нет, сплошной нектар. Так что давай, не тяни.

Карат, приняв протянутый черный шарик, покрутил его в руках. Странно теплый, будто на раскаленной печи полежал, но в остальном ничего необычного не видно.

– А запить не найдется? В смысле живчиком не поделитесь? Своего нет, как делать, не знаю.

Расист протянул фляжку:

– Хлебни. А делается он просто: один споран разводишь на пол-литра воды, доливаешь чуток спиртного, перемешиваешь тщательно, даешь постоять пару минут. Потом процеживаешь через сложенную в несколько слоев марлю, чтобы от осадка избавиться, он ядовитый. Помногу не пей. Желательно вообще не прикасаться, пока мутить не начнет, или не заработаешь ранение. Рецептов вообще-то море, но основной принцип тебе рассказал, а все остальное – пустое эстетство. Ну давай, глотай уже, пока я вслед за Шапкуном не начал мечтать кинуть свежего на жемчуг.

Карат положил шарик на язык, сглотнул, навернул добротный глоток из фляги, отдал ее Расисту:

– Благодарю.

– Ну и как тебе?

– Да вроде никак. Греет живот только. Хотя нет… вроде не греет уже. Показалось.

– Не показалось. Так и должно быть – сперва всем греет брюхо, но это быстро заканчивается.

– А потом начнешь в элитника превращаться, – с кривой усмешкой добавил Шапкун.

– Не накаркай! – рявкнул Расист.

– Что?! – не понял Карат. – В кого это я начну превращаться?!

– Просто мы не все тебе про жемчуг рассказали… Бывает всякое… Ну… побочные эффекты.

– Можно превратиться в хрен знает кого?!

– Бывает и такое, хоть и нечасто. Обычно если и меняются, то только внешне и местами. Прежний ум сохраняется, так что остаешься человеком. Не очень красивым человеком. Некоторые просто травятся так, что месяцами потом отлеживаются и нехорошие проблемы зарабатывают.

– А раньше нельзя было рассказать?!

Расист покачал головой:

– Никак нельзя. Ты из новых, не понимаешь еще, куда угодил. За такой шанс, какой тебе выпал, любой готов руку отдать. Вдруг и правда на свежих новичков так действует, как говорят. И заметь, что всем плевать на риск. Абсолютно всем. Ты потолкаешься здесь немного и сам поймешь. Ведь если повезет, заработаешь умение ксера, и это все – твоя шоколадная жизнь состоялась. Больше ни о чем думать не надо, найдется кому за тебя подумать. Так что еще не раз будешь нас вспоминать, радоваться, что на таких замечательных людей нарвался. Все, ребята, живо закругляемся. Пора ноги уносить.

– Ствол у вас купить нельзя? – решил немного понаглеть Карат.

– Лишних нет, но в стабе со своей добычей ты варианты найдешь. Горох всегда в цене.

– Знать бы еще, где этот самый стаб…

– Да их полно, подскажем. Шагай за нами, потом объясню подробно. Тут опасно, активность пустышей издали засечь могут, а местечко популярное, не из простых.

Глава 10

Похоже, мания передвигаться от укрытия к укрытию здесь развита поголовно, а не только у быстроногого Шуста. Шестерка новых знакомых около километра двигалась по лесополосе, пока не достигла глубокой траншеи, пересекавшей ее почти под прямым углом. Здесь группа остановилась, и Расист долго сидел в кустах, оглядывая окрестности в бинокль. При этом все помалкивали, пустые разговоры на марше строго запрещались. Все, что сумел понять Карат из отдельных брошенных слов и фраз, – дорога, вдоль которой они шли, была весьма опасным местом, где можно нарваться на каких-то загадочных внешников. Причем, судя по контексту, вряд ли они относятся к зараженным. Это какой-то принципиально иной враг.

Вот только не факт, что это враг Карата. У Расиста и прочих с ними могут быть свои напряги, так что он рискует огрести лишь за то, что попал не в ту компанию.

Расист, спустившись в глубокую канаву, сплюнул под ноги и, постучав ногтем большого пальца по прикладу, произнес:

– Тут что-то не так. Не знаю что, но чуйка работает. Где-то мы точно засветились, зуб даю, так что выходить напрямую не будем. Махнем дальше по канаве на ту сторону, потом рывок к балке, и уходим по ней низами, там тропа в кустах есть. Всем все ясно? Ну, тогда погнали.

Карату ничего было не ясно, но он не в той ситуации, чтобы раскрывать рот на подобные вопросы. Потолкается здесь немного, осмотрится, поймет, куда именно его занесло, а там уже можно голос подавать. Пока он никто и звать его никак, он не более чем человекоподобное существо, неспособное дать ответ на самые простейшие вопросы, что касаются новой жизни.

Так и пошли – по дну траншеи. Глубиной под два метра почти на всем протяжении, не осыпавшаяся, лишь сырость на дне местами доставляет неудобства. На обувь начала налипать грязь, но это было трудно назвать серьезной проблемой.

А вот то, что началось потом, – да, труднее не придумать.

Шапкун, остановившись, присел на колено, отвел левую руку назад. Расист присел вслед за ним, вскидывая сжатый кулак. Все прочие при этом замерли статуями, Карат, чутко реагируя на поведение серьезных спутников, окаменел одновременно с ними.

Что случилось? А хрен его знает – язык безмолвных знаков он понимал плохо.

Тем временем Шапкун, отведя ту же руку вбок, вывернул запястье, чуть подняв пальцы, а потом, выставив указательный в сторону, провел им короткую горизонтальную линию.

Похоже, Расист не все понял из этой пантомимы, потому как стандартным возвратно-поступательным движением ладони поманил бойца к себе. Тот, тихо подкравшись, приглушенно сообщил:

– Там дальше вроде растяжка.

– Так вроде или растяжка?

– Леска натянута. Тонкая. Просто так зачем ее натягивать будут? Караси здесь не водятся. Обложили нас по ходу, стерегут на всех путях.

Лицо Расиста стало совсем уж жестким, исказившись до неузнаваемости. Секунд пять помолчав, он напряженно произнес:

– Пускаем дым, пока ветер дует на дорогу. Перебегаем под ним на ту сторону и ныряем в зеленку. На стрельбу вслепую не отвечаем, только по близким целям и только на ходу. Кто отстанет, сбор у водонапорной башни на краю дачного поселка. Вопросы?

– Думаешь, Хват? – спросил пулеметчик.

– Растяжка на запасной тропе сама собой не появилась – вот что я думаю. Рвать когти надо, пока нас тут гранатами не забросали. С группой Джигита так же начиналось, и все знают, чем закончилось.

Потянуло химическим дымком. Обернувшись, Карат увидел, как два бойца встали во весь рост и синхронно бросили за край траншеи две зеленые жестяные банки. В бок толкнули. Обернувшись, увидел, что Шапкун протягивает фляжку:

– Хлебни. Все свежаки доходяги и тупят, а сейчас далеко бежать придется.

Если угощают, отказываться глупо. Тем более своим живчиком он еще не разжился. Отхлебнул изрядно, завинтил, протянул назад:

– Благодарю.

– Ходу! – рявкнул Расист, сделал несколько быстрых шагов, с невероятной легкостью выкинул тело из траншеи, на ходу ухватившись за ее осыпающийся край.

А Карату пришлось цепляться за корни, тащить себя, как репку в огороде, с завистью глядя, как остальные бойцы легко его обгоняют. А ведь на плохую физическую форму грех жаловаться – мужчина в самом соку, ведущий активный образ жизни. И про спорт не совсем забыл: железяки таскал, грушу колотил. Но сейчас беспомощен, будто ребенок.

Можно списывать все на недавние травмы и недомогание, коим вроде как славятся здешние новички, а можно честно признать, что не только в этом дело.

Надо было со спортом дружить крепче.

Поднявшись, бросился вслед за остальными. Бойцы цепочкой мчались меж двумя струями густого дыма, которые ветром относило в сторону широченной дороги. Открытое место, но за ней начиналась густая зелень запущенного донельзя леска, где в прошлом году зачем-то повесился сосед-алкоголик. Карату тогда пришлось ездить на опознание, и он так и не понял, для чего надо было переться через весь город и дальше, чтобы в итоге сунуть голову в петлю. Есть куда более подходящие места, и все они гораздо ближе.

Треснула близкая автоматная очередь, и тут же еще одна, и еще. И следом оглушительное пулеметное «ду-ду-ду». Причем стреляли не его спутники, все они так и продолжали мчаться к дороге. Вот между ними промелькнул трассер, вот еще один. Один из бойцов вскрикнул, штанина под коленом начала намокать. Вряд ли поймал всерьез, задело просто, иначе бы на ногах не удержался.

Что-то хлестко рвануло неподалеку, по изодранной куртке ударило в нескольких местах, будто кто-то пульнул из пневматики, но слабые пульки не справились с преградой. Звук этот Карат еще не забыл, кто-то попытался накрыть их из подствольника. ВОГ[3]3
  ВОГ (аббревиатура) – выстрел осколочный гранатометный. Семейство противопехотных боеприпасов, применяются в различных гранатометах (подствольных, станковых и пр.).


[Закрыть] дает массу мелких осколков, и попасть под них неприятно. Убить, может, и не убьет, но покалечит на совесть. Спасает любой, даже самый смешной броник и расстояние. Уже через полтора десятка шагов можно не заработать ни царапины, к тому же чем дальше, тем слабее пробивающая способность этих кусочков металла. Даже плотная ткань может их остановить или значительно ослабить разрушающее плоть действие.

Кому-то из бойцов прилетело неплохо – впереди раздались такие изощренные маты, что хоть бери и записывай для будущих конфликтов. Но никто не замедлился, не упал – как бежали, так и продолжают бежать. На ходу бросили еще пару шашек, но незаметности отряду это не прибавило. Дымят, может, и хорошо, вот только ветер не очень-то помогает. Почти совсем стих, не хочет тянуть завесу к дороге.

Пулеметчик, похоже, бил издали. Иначе ничем не объяснить его феноменальную косоглазость. Очереди грохочут одна за другой, нескончаемо, а толку ноль, если не считать царапину на ноге одного из бойцов. Автоматчики такие же мазилы, только патроны переводят.

Одна из пуль ударила в асфальт возле ноги Карата в тот миг, когда он сделал первый шаг на дорогу. Крошечный осколок, или отбитый камешек, больно ужалил чуть выше кроссовка, и почти сразу сбоку фыркнуло что-то серьезное, до этого в перестрелке не слышимое. Он даже не успел осознать значение этого звука, как оглушительно рвануло что-то гораздо круче ВОГа, тело подкинуло, бросило на землю. Головой приложился об асфальт, а мозг будто только этого и ждал, начал давать сбои, путая верх и низ, вот-вот – и отключится.

Нет-нет-нет! Нельзя Карату оставаться на этом асфальте. Хуже места для лежки не придумаешь. Добьют ведь, он сейчас легкая мишень. Неимоверным усилием воли заставил себя подняться, побежал, почти ничего не соображая и не видя, – ветер как раз решил сжалиться, принес дым, устроил столь густую завесу, что своих ног не разглядеть.

Еще один «фыр-р-р» – и новая вспышка, озарившая дымное облако. Недалеко, но и не так близко. Из гранатомета вроде шмаляют, хотя уверенным быть нельзя – оглушило до такой степени, что все звуки стали нереальными, будто к шуму в каком-то неведомом Зазеркалье прислушиваешься.

Да где он вообще?! Проклятый дым! Похоже, вместо того чтобы мчаться через дорогу, Карат, поднявшись, перепутал направления и теперь движется назад к канаве. Иначе почему до сих пор не напоролся на отбойник? До него ведь всего ничего оставалось.

Ветер – сама любезность. Будто отвечая на невысказанное пожелание, резко сменил направление, оставив Карата открытым с трех сторон. Он успел убедиться, что его предположение верно, – и правда перепутал направления, отбился от группы.

И увидеть крестообразную тень, что стремительно передвигается по земле в его сторону, он тоже успел. И даже голову начал поднимать, чтобы посмотреть на то, что ее отбрасывает.

А потом ярко вспыхнуло, и почти тут же мир погас. Карат провалился в непроглядную тьму.

Глава 11

Нос нещадно терзало тошнотворным запахом горелых волос, а губу, похоже, облили расплавленным свинцом. Замычав, Карат дернулся, раскрыл глаза, причем лишь с частичным успехом – левый картинку не выдал, веки будто склеились.

Некто неизвестный, с бритой наголо башкой и мордой дегенерата в шестом поколении, щелкнул перед лицом дешевой зажигалкой и, радостно осклабившись, громко произнес:

– А этот точно не жмур.

– Без тебя будто не знали… гений.

– Я ему губу припалил, так он сразу подскочил.

– Уймись уже.

Сознание вроде бы вернулось, но работало как-то плохо. И одним глазом непривычно смотреть. Но даже половины зрения хватило, чтобы понять – Карат находится в крытом кузове грузовика, который в данный момент движется по усеянной кочками и ямами местности. Трясет неимоверно. Освещение только от узких бойниц, оборудованных в подпертом арматурными решетками тенте, позади на самодельной турели установлен крупнокалиберный пулемет, стволом уткнувшийся в трепыхающийся на ветру брезент.

Помимо урода, который только что припалил ему губу, здесь находились еще четверо. Трое похожи на этого садиста как родные братья: откровенно бандитские хари; потасканный камуфляж или просто крепкая гражданская одежда; у каждого под рукой оружие. Один явно не из их компании, он лежал позади, возле пулемета, руки закованы в наручники, цепочка которых переброшена через прут решетки, прикрывающей борт.

Тоже, кстати, в камуфляже, но не затасканном. Хотя грязи на нем хватает, это можно разглядеть даже одним глазом при скудном освещении.

Над Каратом завис верзила с габаритами шкафа-купе и физиономией, где даже при помощи мощной оптики вряд ли получится обнаружить следы интеллекта.

– Ну что, чушкарь, оклемался? Кто такой? Обзовись. Молчишь? То есть в молчанку решил сыграть? А может, тебе зубы жмут?

Расставаться с зубами Карат сегодня не планировал и поэтому, разлепив запекшиеся губы, выдавил:

– Карат.

– Карат? А мы тут подумали, что ты свежак.

– А я и есть свежак. Окрестить успели.

– Расист твой крестный, что ли?

– Нет, Шуст.

– Не знаю такого. Сколько народа у Расиста?

– Вроде шестеро было, других не видел.

– С кем-то по рации или еще как-нибудь трещали?

– Не слышал.

– Не слышал он, ну надо же… А чего они вынеслись из канавы? Кто нас сдал?

– Растяжку увидели. Расист не стал подходить, сразу приказал дым дать и уходить за дорогу.

«Шкаф» резко развернулся к «дегенерату»:

– Ну, ты! Гений тупизны! Какого они твою растяжку срисовали?! Совсем забыл, где ты есть и что за такое может быть?! Опух?!

– Э! Чугун, не гони волну. Там все ништяк было, на тонкой леске и без следа. Четко сработал, без косяков, зуб даю.

– Это ты Раулю расскажи.

– И расскажу.

– А может, ты ему еще и очко поцелуешь?

– Да я и вдую ему, если вокруг побреет.

– Раулю вдуешь?!

– А почему бы и нет?! Да я и элите вдую! И скребберу! Хоть кому, жалко что ли, достал ты уже меня тупыми наездами!

– Пасть заткнул! Притих резко! Совсем крыша потекла?! Кто такое вспоминает вообще за стабом?! Дебил тупой!

– Да ты сам дебил! Мы в стабе, разве не видишь, что тут за асфальт.

– Это тройник голимый, его ладонью накрыть можно, так что фильтруй базар.

– А мне по барабану – все равно стаб.

– Да тебе, я смотрю, все по барабану. У нас дело на мази было до твоего косяка, Расист шел через полосу четко, как и ждали, а то, что они мимо траншеи к дороге рванут, не ждал никто. И все из-за вшивой растяжки. А кто ее ставил?! А?!

– Может, свежак врет, давай нормально спросим.

– А откуда он тогда вообще про ту растяжку узнать мог?! Мысли твои прочитал?! Да ты же совсем тупой, какие там могут быть мысли!

– Сказал же, волну не гони, все путем у нас. Мы этого козломордого взяли, теперь есть о чем с внешниками базарить.

– У нас минус двое, и Расист свалил со всей своей кодлой. Думаешь, Рауль будет этому рад?

– Внешнику обрадуется, ты же сам знаешь, у него с ними терки пошли из-за Пыхаря и Прапора.

– А то, что ты внешника без маски оставил, это нормально?! Вот на кой он такой нужен Раулю?!

– Ну побазарить с ним успеет, он же не сразу скиснет.

– Чикан, да ты вообще в берегах заблудился! Что с тобой, братан?! Такого тупого я тебя не знаю! Может, пора уже завязать со спеком?!

– А может, это тебе пора завязывать?! Ты вмазываешься не меньше других, так что не строй из себя святую целку.

– Я под дозой на дело не иду, а тебе похрен – ты вечно на кайфе. У тебя базар уже хромать начинает, вот-вот поплывешь.

– Да у нас всех такой базар, мы университетов не кончали, хэ-рэ уже грузить.

– Я помню, каким ты пришел. Как отличник чесал, заслушаться можно было. И Рауль тебя таким помнит, и разницу видит. Он же тебя вот-вот на разборку отправит и начнет с яиц. Ты что, правда об этом мечтаешь? Братан, я же за тебя уже два раза впрягался, третьего не получится.

– Да не грузись за меня, все путем. «Мессер» мы покалечили, ушел битым, внешника-авианаводчика взяли живьем, Расиста с трассы выперли и свежего у него отжали. Мы сейчас в шоколаде, масть держим, кто нам что предъявит? Кончай уже со своими жалобами, как девочка стонешь, достал уже.

– Сильно борзый ты, как я посмотрю. Давно не обламывали?

– А че ты меня гнешь через плетень?! Че за предъявы вообще?!

– Предъявлять тебе Рауль будет.

– Вот с ним все и решу.

– Вот и решай. А этого давай к внешнику, а то ему скучно там без маски.

– А ты хоть знаешь, что этот свежак не из простых?

– Что с ним не так?

– Гляди, какой я у него пакован нарыл. Тут и спораны, и шары.

– Нехило.

– Ты часто видел, чтобы свежак так богато жил?

– Тащи его пока туда, с Гнилым перекинусь парой слов. Тот, может, чего видал, подумать надо, что Раулю отвечать.

Новые спутники Карату очень сильно не понравились. И дело даже не в том, что один из них припалил ему губу, а второй невежливо общался. В этой машине царила атмосфера смерти. Что-то вроде табачной ауры в помещении, которое годами использовалось для массового курения дешевых сигарет. То есть гибель – тут привычное дело, рядовое, возможно даже ежедневное. И то, как держится четверка вооруженных людей, как общается между собой, выдает в них волчью стаю, где каждый по мере сил старается быть сам за себя, корча крутого изо всех сил, а с другими его объединяют лишь дела, неподъемные для одиночек.

Чикан грубо протащил Карата к пленному, отпустил, толкнув при этом на станок пулемета. Карат врезался в него так, что едва не застонал, а затем еще и ногу зашиб, приземлившись на металлическую полосу, которая являлась частью основания, где покоилось крепление турели мощного оружия.

Финалом этого растянутого по времени падения стала резкая остановка из-за препятствия – уткнулся в тело второго пленника. Тот при этом чуть повернул голову, показав окровавленное лицо, и негромко произнес:

– Knife. Left leg[4]4
  Нож. Левая нога (англ.).


[Закрыть].

Чикан пнул «камуфляжного» в бок, беззлобно при этом заявив:

– Чуркам слово не давали. Заглохни, нерусь тупая.

Голова Карата сегодня пережила немало неприятных приключений, но мозг все еще продолжал работать, пусть временами и с натужным скрипом. Сказанное он понял прекрасно, и не просто понял, а осознал, что именно имеет в виду коллега по плену. И потому не стал резко садиться спиной к борту, как планировал изначально, а, продолжая изображать неловкость и потерю ориентации, навалился на «камуфляжного» еще сильнее, так, что связанные за спиной руки оказались возле его левого берца. Нащупал закрепленные на голени ножны, ухватился за рукоять ножа, потянул. Тот хоть и с трудом, но вышел.

Готово. Теперь Карат при оружии.

А толку-то?

Гибкость у него не из тех, которую стройные гимнастки демонстрируют, – одним ловким рывком продеть под собой связанные в запястьях руки не сможет. Потому остается только одно: из неудобного хвата постараться перерезать путы.

Спасибо, что не заковали, как второго. Видимо, наручников у них всего одна пара. Что тоже можно причислить к плохим признакам – такое неудивительно, если пленники здесь долго не живут. То есть надобности в лишнем снаряжении для них нет.

Нож острый, но какой-то неудобный, лезвие непонятной формы. Карат несколько раз резанул себя, прежде чем выработал оптимальный алгоритм перепиливания пут. Веревка из какой-то синтетики, прихвачена крепко, внатяжку, долго не устоит. Ладони уже немеют от нехватки крови, но время не потеряно, он пока что все чувствует и, если никто не помешает, успеет освободиться.

Есть! Он это сделал! Руки расцеплены!

Над ним в тот же миг склонился Чугун. Дыхнул в лицо легким перегаром, сдобренным чем-то совсем уж гнилостно-вонючим, криво усмехнулся и лениво-наглым тоном, коим, по мнению недалеких людей, должны общаться донельзя крутые ребята, произнес:

– Ну что, свежак, говорить будешь или в партизана на допросе в гестапо играть?

Вот ведь дешевка… Говорить не хотелось, а хотелось энергично растереть освободившиеся запястья, но рискованно, урод может заметить, ведь уставился в упор.

А еще сильнее хотелось выдернуть из открытой самодельной нагрудной кобуры увесистую махину «стечкина»[5]5
  Автоматический пистолет Стечкина (АПС). Разработан в начале 50-х годов, до сих пор стоит на вооружении, легендарное оружие.


[Закрыть] и для начала вбить пару пуль в грудь, потом снять маячившего за спиной Чугуна тупого садиста Чикана, вслед за ним достать оставшуюся парочку. Раздавать пулю за пулей, не пропускать никого, давить на спуск, пока не вылетят все два десятка. Если кто-то после этого все еще будет шевелиться, в ход пойдет топор. Карат его давно заприметил. Удобный на вид, жаль только, что с подозрительными пятнами на лезвии. Ну да какая разница, ему им не колбасу на завтрак резать, пусть эти тупые отморозки беспокоятся о стерильности инструмента, которым им сносят головы.

– Можно и поговорить, – охотно заявил Карат, осторожно разминая деревянные пальцы.

– Ну давай, расскажи нам, где это ты нахомячил такой солидный пакован?

– Дай живчика хлебнуть.

– А больше тебе ничего не дать? Ну, типа пососать или еще чего?

– Ты на мне неплохо подогрелся, да и на жлоба не похож. Я же загибаюсь, меня покалечило со всех сторон, вот-вот вырублюсь.

– Не похож ты на загибающегося. Но я и правда не люблю жлобов. Давай, пасть пошире разевай и башку запрокидывай.

Над лицом появилась раскрытая бутылка, горлышко опустилось, тонкая струйка полилась в горло. Карат мгновенно закашлялся, ведь вместо уже привычного живчика получил неслабую порцию омерзительно теплой водки.

Чугун захохотал с беззаботной искренностью недоразвитой обезьяны, только что открывшей для себя новый способ чесания яиц. Его поддержал Чикан, и смех у него тоже был не из самых приятных.

Веселье поддержала парочка, оставшаяся вдали. За шумом двигателя и раскачиванием машины они не могли ничего слышать, но в любой момент готовы морально поддержать своих коллег по дебилизму.

И Карат тоже улыбнулся. Почему бы не поддержать веселье, если через минуту или ты будешь мертв, или эти люди, или вообще все присутствующие. Самое время как следует посмеяться, лучший момент трудно подобрать.

– Ну че, Карат, как тебе наш правильный православный живчик для четких пацанов?! – слегка успокоившись, с фальшиво-искренним участием спросил Чугун.

– Не очень.

– Не понравилось, что ли?

– Да слабоватый какой-то. Его что, для девочек делают?

Глаза Чугуна нехорошо сузились:

– Нарываешься, Карат, по-крупному нарываешься. Моим ребятам только моргни, они тебе в пять минут очко отполируют, и кто тут после этого будет девочкой?

– Думаю, что дело вовсе не в живчике… – задумчиво ответил Карат.

– А в чем?

Карат, разжав пальцы, понял, через десяток секунд он будет готов. Тот самый момент, когда мысли полностью очищаются, мир становится простым и понятным, все лишнее отсекается, в кровь начинает поступать ударная доза адреналина.

Чего там «камуфляжный» за спиной возится? И наручниками звякает подозрительно. Тоже пытается освободиться? Может, и так – парень соображает четко.

Молчать нельзя, надо хоть что-то ответить, не насторожить раньше времени. К тому же можно говорить потише, шум машины будет заглушать слова, Чугуну придется нагнуться еще ниже, подставиться.

– Я думаю, все дело в том, что вы, ребята, не дружите с английским языком.

– Ты че несешь? Совсем опух? При чем тут язык вообще?

– Не просто язык, а язык английский. Как я понял, ни ты, ни твои шестерки двух слов на нем сказать не смогут. А иногда его очень полезно знать.

– Ну и например?

– Вот, допустим, случится большая перезагрузка. И прилетит сюда, в Улей, огромный кластер, набитый разными ништяками.

– А че, разве кластеры летают?

– Ну я же к примеру, ради художественности.

– Фраер, ты смешной, покороче давай, не тяни резину. Чикан уже весь извертелся, очень хочет с тобой обсудить и девчонок, и шестерок. Не надо его задерживать.

Карат, безмятежно улыбаясь, нездорово-спокойным голосом продолжил в том же духе:

– Тот кластер прилетит из мира, где медицина добралась до высочайших вершин. Там почти все можно вылечить, надо просто выпить нужное лекарство. И вот вы всей оравой заходите в центровую аптеку и находите… Ну, допустим, трехлитровую банку с таблетками от гомосексуализма. Банка большая, ее хватит на целую толпу, вылечит самые запущенные случаи. Вот только этикетка на ней будет на английском языке, без перевода. И вот вы смотрите на латинские буквы и совершенно ничего не понимаете из-за своей врожденной необразованности. Поэтому оставляете банку и выходите из аптеки. Все – занавес.

– Занавес? Ну и че? К чему ты это сказал?

– К тому, что останетесь вы пидарасами, отсосы убогие.

– Че?!!

Отчаянный рывок всем телом, правая ладонь летит головой атакующей кобры, вбивая короткое, причудливо искривленное лезвие ножа под кадык. Левая одновременно ухватывает рукоять пистолета, тащит, но что-то крепко держит его в кобуре, не выпускает. Карат в отчаянии надавил на спуск прямо в таком положении, целясь в голову подскакивающего Чикана и при этом продолжая наносить массивному противнику один удар за другим. Без замаха, коротко, но часто: в шею, в лицо, в верхнюю часть груди.

Заорав нечеловеческим голосом, Чугун неловко попытался отпихнуть Карата, но ничего из этого не вышло, а сам потерял равновесие, начал заваливаться на спину, выводя верхнюю часть тела из зоны поражения. Достать Чикана первым выстрелом удалось лишь частично – пуля надорвала ему мясо от скулы до уха, пройдя вскользь. Но кустарная кобура не выдержала рывка пистолетной автоматики, распалась на две половины, цепляясь тонким черным шнурком, который, в общем-то, ничем не мешал, но Карат его порвал резким рывком.

Еще раз потянуть за спуск. Простой и надежный автоматический механизм опустошит магазин за жалкие мгновения, но так надо, на этом построен весь расчет. Все эти люди – убийцы, и они всегда готовы к тому, что кто-то захочет поступить с ними так же, как они поступают с другими. Чугун, уйдя от ножа, уже перевалился на бок и, заливая пол под собой кровью, тянулся к рукояти топора; Чикан, не обращая внимания на ранение в лицо, вскидывал укороченный автомат, опуская при этом предохранитель; парочка у кабины тоже не собиралась довольствоваться ролью безучастных зрителей, там намечалось угрожающее движение. И по всему этому копошению начали бить девятимиллиметровые пули.

Двадцать штук в магазине, здесь всем хватит.

За спиной нехорошо лязгнуло в тот момент, когда Карат не расстрелял даже половины магазина. Похолодев, бросился в сторону противоположного борта, при этом поспешно разворачиваясь. И увидел, что «камуфляжный» каким-то непонятным образом освободился от наручников, успел вскочить, развернуть в сторону «поля боя» тушу крупнокалиберного пулемета и как раз в этот миг начал давить на гашетку. При этом он что-то заорал, но поднявшийся несусветный грохот заглушил все прочие звуки.