Текст книги "Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)"

Глава 7

Минск. Соборная площадь. Гостиный Двор. 16 августа 1941 года. 14.28

– Да, господин генерал, я прекрасно понимаю вашу озабоченность, но отменять свой приказ не собираюсь! Если вам что-то не по нраву, можете обратиться напрямую к фюреру и попросить его прислать вместо меня кого-нибудь другого. До свидания, господин генерал! Тупоголовый зазнайка! – Последние слова Мюллер произнес вполголоса и уже положив телефонную трубку. – Ему, видите ли, не нравится, что на дорогах проверяют всех, включая офицеров его штаба!

– Генрих, а почему бы тебе не свалить всю эту текучку на фон дем Баха?

– Артур, я и так это сделал, но, как понимаю, после того как на Эриха надавили, он направил этого Ферстера ко мне.

– Командир шестого корпуса?

– Знаешь его?

– Да. Редкий зануда! – ответил Небе, сделав глоток кофе. – Но в Берлине ценят этого сапера. Я слышал, даже представление на Рыцарский крест подписали.

– И что, мне теперь перед каждым будущим кавалером Креста расшаркиваться? У меня своих крестов хватает… Как и у тебя, впрочем…

– А что он конкретно требовал? – с улыбкой спросил Небе, получивший два своих Железных креста, как и Мюллер, за бои на Западном фронте во время Великой войны, только тогда он был сапером-штурмовиком, а не военным летчиком, как начальник гестапо.

– Чтобы машины с флажками штаба его корпуса пропускали без досмотра.

– Наравне с оперативными?

– Да.

– Ну и давай разрешим.

– Нет, чем меньше исключений, тем крепче правило! Сейчас у нас освобождены от досмотра машины штабов армейского уровня, сделаем исключение для корпусов – начнут бузить дивизионные штабы. Так мы и до батальонов опустимся! – Мюллер сел в кресло и обхватил колено сцепленными руками. – Тогда какой смысл во всех этих мероприятиях, а?

– Тут ты прав, Генрих. Будем держаться…

Телефонный звонок прервал Небе на полуслове.

– Мюллер! – отрывисто бросил в трубку бригаденфюрер. – Да. Да. Вот как?! Сейчас подойду. Точнее, подойдем.

– Что-то стряслось?

– Бойке нашел свидетеля, который, возможно, видел наших фигурантов.

– А откуда он взялся? – Небе оправил мундир и взял лежащую на столе фуражку.

– Сообщение о нападении на лагерь военнопленных неподалеку от маршрута следования рейхсфюрера помнишь? Ну, то, на которое еще подумали, что там восстание произошло… – уточнил главный гестаповец Рейха.

– Да, припоминаю.

– Бойке сказал, что свидетель видел, как там все происходило.

– А при чем тут наши возможные подозреваемые?

– А при том, что напавшие на лагерь были одеты в немецкую форму и говорили по-немецки.

– Это серьезно! – воскликнул Небе, вставая.

В коридоре навстречу генералам со свитой прямо-таки бросился высокий мужчина в очках с тонкой золотой оправой, петлицы мундира которого украшали дубовые листья и звезда группенфюрера.

– Это замечательно, что я вас наконец поймал, Мюллер! – Оттеснив в сторону адъютанта, генерал зашагал рядом. – Есть вопрос, который, надеюсь, вы поможете разрешить… – несколько высокомерно, но в то же время торопливо заявил он. – К сожалению, по телефону с вами связаться категорически невозможно, так что пришлось ехать к вам. – Поджатые губы высокого чина говорили о том, что путешествие в несколько кварталов от Дома правительства, где находилась его резиденция, до Гостиного Двора было страшной мукой. Небе, штаб-квартира айнзацгруппы которого располагалась в том же здании, усмехнулся про себя, заметив такое «барство».

– Слушаю вас, господин фон дем Бах… – Начальник гестапо даже не замедлился.

– Понимаете, Мюллер, к приезду рейхсфюрера мы запланировали проведение специальной акции, и я хотел бы спросить вас, стоит ли ее осуществить сейчас или отложить до похорон рейхсфюрера, – торопливо шагая рядом, выпалил фон дем Бах.

– А какие силы вы планируете использовать для осуществления этой акции? – Мюллер покосился на горделиво вышагивающего рядом человека, носившего громкий титул «Высший руководитель СС и полиции в Центральной России»{41}41
  ВЫСШИЕ РУКОВОДИТЕЛИ СС И ПОЛИЦИИ (Hoehere SS und Polizeiführer; HSSPF) – высшие руководящие сотрудники СС, которым подчинялись соединения и службы СС и полиции на крупных территориях. Г. Гиммлер писал: «Быть высшим руководителем СС и полиции – значит выступать представителем рейхсфюрера СС в данном территориальном округе. Вы должны выступать непреклонными проводниками в жизнь моих приказов, зорко следить во вверенном вам округе за всеми делами, которые входят в компетенцию СС и полиции». Посты первых HSSPF созданы приказом рейхсфюрера СС 13.11.1937. Создание постов HSSPF связано с мобилизационными планами, они предусматривали использование СС и полиции в случае войны, и поэтому их структура первоначально была приспособлена к границам военных округов. С формальной точки зрения HSSPF подчинялись руководителям местной администрации (наместникам и президентам провинций), но фактически – только рейхсфюреру СС. В декабре 1939 года в подчинении каждого из HSSPF были созданы должности руководителя штаба Общих СС, инспектора (командующего) полиции порядка (ОРПО) и инспектора (командующего) полиции безопасности и СД. В руках HSSPF концентрировалась огромная власть: в их подчинении были не только отряды СС и части полиции порядка, но и местные службы полиции безопасности и СД. HSSPF являлись главными организаторами нацистского террора на оккупированных территориях, где их права были еще шире. Главные задачи – организация акций по переселению, проведение карательных операций, борьба с партизанским движением.


[Закрыть].

– Группа моторизованной полиции и две роты войск СС ожидают приказа! – самодовольно заявил группенфюрер.

Мюллер остановился так резко, что фон дем Бах чуть не налетел на него и, чтобы удержать равновесие, нелепо взмахнул руками.

– Целевски{42}42
  Фамилию я пишу так, как она должна произноситься согласно правилам немецкой грамматики, а не в привычной русской транскрипции «Зелевский» – Erich Julius Eberhard von dem Bach von Zelewski.


[Закрыть], вы что, идиот? – тихо спросил бригаденфюрер, а Небе заметил, как от ярости трепещут его ноздри. – Вот уже трое суток мы используем каждого сотрудника, дабы поймать убийц рейхсфюрера, а вы держите полтысячи человек, чтобы расстрелять каких-то там евреев? Которые, если мне не изменяет память, уже собраны в гетто и никуда не денутся!

Группенфюрер, поменявший в тридцать девятом свою фамилию с «Бах-Целевски» на «фон дем Бах» только потому, что, по его мнению, она звучала чересчур по-польски, и не выносивший, когда его так называли, побагровел. Однако Мюллер не дал ему даже рта раскрыть:

– Немедленно передать всех этих людей в распоряжение специальной группы!

– Но мне подчиняются все силы СС на… – начал возражать фон дем Бах.

– А я руковожу следственной группой по расследованию опаснейшего преступления против рейха и назначен на этот пост фюрером с пожеланием найти убийц в наикратчайшие сроки! – отрезал Мюллер и, не обращая внимания на застывшего с открытым ртом группенфюрера, зашагал дальше.

– Генрих, а не опасаешься, что он пакости начнет строить… – вполголоса спросил Небе.

– Нет, – коротко ответил Мюллер, но через пару шагов пояснил: – Он – «мясник» и понимает это. Расстреливать жидов и вешать поляков он может, а вот искать в этих лесах профессионалов – нет. Может быть, потом попробует свинью мне подложить. Да и то, признаться, будет это не свинья, а так, поросеночек – на большее, поверь, фантазии у него не хватит. Но и это – совершенно точно – не сейчас…

Руководитель Пятого департамента Имперского Управления безопасности с сомнением покачал головой, но ничего не сказал.

* * *

В комнате для допросов царила спокойная, можно даже сказать, благостная, насколько такое определение вообще можно применить к подобному месту, атмосфера. Никаких «мер устрашения», никакого давления. Сидевший на привинченном к полу металлическом табурете мордатый здоровяк в заношенной и изорванной советской форме подробно отвечал на все вопросы, задаваемые ему Освальдом через переводчика. Стенографист, сидевший за столом в углу, старательно фиксировал все, что говорилось в комнате.

«Интересно, кому можно верить, московскому радио или рейхсминистерству пропаганды? – После получения сногсшибательных сведений и доклада о них «наверх» Бойке объявил перерыв и сейчас задумчиво просматривал стенограмму допроса. – Красные заявляют, что каждый советский человек готов жизнь отдать за свою страну, геббельсовские пропагандисты – наоборот, что русские только спят и видят, как бы скинуть ненавистных комиссаров. А этот, – Освальд заглянул в начало протокола, – Сергей Самчук из Курска, находится точно посередине. И против нас воевал, а сейчас рассказывает все без утайки, по крайней мере, я того, что он врет, не замечаю, несмотря на весь опыт… А то, что, может, именно из-за его показаний мы поймаем этих загадочных диверсантов, его нисколько не смущает. Опять же, доносить он не сам пришел и, если бы его не обнаружила одна из поисковых групп, так и молчал бы».

От раздумий унтерштурмфюрера отвлекла противно скрипнувшая дверь, и вообще, все здание, на взгляд Бойке, требовало серьезного ремонта, но что делать, если другого пока не подобрали?

«Ого, оба-двое пожаловали!» – Освальд вскочил, вытягиваясь по стойке «смирно».

– Сидите, – махнул рукой Мюллер и, подойдя к допрашиваемому, принялся пристально разглядывать ярко освещенное светом сразу двух настольных ламп с полированными рефлекторами лицо.

– Кто такой? – Освальд открыл было рот, но бригаденфюрер недовольно поморщился: – Пусть сам отвечает!

Переводчик, пожилой зондерфюрер «G»{43}43
  Зондерфюреры – специалисты по заготовкам продовольствия, фуража и других материальных средств на оккупированных территориях, переводчики, технические специалисты и прочие специалисты, значимость обязанностей которых приравнивается к уровню офицеров, но не имеющих права на присвоение офицерского звания или звания военного чиновника соответствующего ранга ввиду отсутствия или недостаточности военной подготовки. Например, звания зондерфюреров могли иметь врачи-специалисты, ветеринары, инженеры-металлурги, горные инженеры, агрономы, геологи и т. п., призванные на службу, но не имеющие соответствующей военной подготовки. Для них имелось три основных звания: Beamten des mittelleren Dienstes (Чиновники среднего уровня) Zugfuehrer (Цугфюрер), Companiefuehrer (Компаниефюрер), Beamten des gehobenen Dienstes (Чиновники старшего уровня) Abteilungfuehrer (Абтайлюгфюрер). Иногда зондерфюреры ставились на унтер-офицерские должности «G» (Gruppenführer, Feldwebel, фельдфебель).


[Закрыть] из остзейских немцев, старательно перевел вопрос.

– Красноармеец Самчук, господин генерал! – «Хм, а ранг Мюллера он точно определил! Значит, соображает быстро», – подумал Бойке, услышав перевод ответа.

– Где служил?

– Девяносто четвертое управление военно-строительных работ в Слуцке. Плотник.

– Коммунист?

– Нет.

Шеф гестапо резко отвернулся от русского и, подойдя к столу Бойке, сел на край.

– Расскажи про то, как бежал из лагеря! – Мюллер скрестил руки на груди и снова принялся внимательно вглядываться в лицо пленного.

– Я не бегал, нас освободили, господин генерал!

– Рассказывай с самого начала! – приказал Мюллер, не меняя позы.

– В лагерь я попал…

– Нет, про тот день, когда освободили! – уточнил, выслушав первые слова перевода, бригаденфюрер.

Историю про «олимпийские игры» Бойке уже слышал, а потому несколько отвлекся, размышляя о том, что он, наверное, никогда бы так не поступил с пленными. Нет, Освальд был убежденным нацистом, но, сталкиваясь по роду службы с «унтерменшами», воспринимал их не как карикатурных полуобезьян, а как упорного и умелого врага. Точнее, верил он в неоспоримое превосходство немецкой расы в целом над другими, но именно как общности людей, ведомых к своей цели гениальным фюрером, а не как сборищу сверхсуществ. Тут, опять же, сказывался характер его службы – слишком часто «истинные арийцы» вели себя по отношению друг к другу совсем не так, как предполагала идея «О великом братстве германской крови».

– …вы уверены, что он сам вызвался на бой? – Вопрос Мюллера оторвал унтерштурмфюрера от логических построений.

– Да, господин генерал! Я этого пленного не помню, он, похоже, недавно к нам в лагерь попал, но драться он точно сам вышел. Даже назад в толпу одного из выбранных оттолкнул.

– Интересное поведение, ты не находишь, Артур? – обратился Мюллер к Небе.

– Я с таким самопожертвованием уже сталкивался… – пробормотал начальник Крипо. – Не то что на драку, на расстрел сами выходят. Но редко.

– Нет, я имею в виду то, когда он решил «засветиться». Ты слышал, с какой легкостью он разделал этого громилу в открытом бою. Как тебе кажется, для человека с такими навыками составило хоть какую-нибудь проблему бежать во время, скажем, вывода на работы, а? Я полагаю, что нет. И учти, что, несмотря на всю тупость лагерного начальства, после такой славной драки его бы сразу взяли на карандаш. Следовательно?

– Он решил показать себя приезжим! – догадался Небе.

– А это значит, что приехали они именно за ним! – закончил Мюллер.

– Да, но почему неизвестные, если уж их признали за своих, просто не забрали его с собой?

– А ложный след? Полтысячи русских, разбегающихся по округе, способны серьезно спутать карты полевой полиции и Службе безопасности.

– Разрешите обратиться, бригаденфюрер? – подал голос Бойке и после одобрительного кивка Мюллера продолжил: – Насколько я успел выяснить, они не разбежались, как этот, а были уведены колонной на юг.

– Они ведь не бесследно растворились, так?

– Совершенно верно! На счету этих людей, похоже, несколько нападений на гарнизоны южнее Слуцка, хотя эти данные сложно назвать точными… Захват склада трофейного вооружения на их счет я бы относить не стал, он неплохо охранялся, и для захвата такого объекта нужно нечто большее, нежели толпа бывших пленных.

– Все эти подробности сейчас совершенно не важны! Меня куда как больше интересуют эти неизвестные в немецкой форме, которые так легко сошли за своих при дневном свете и близком общении!

Мюллер повернулся к пленному, испуганно следившему за бурной дискуссией:

– А теперь вам придется вспомнить, как выглядели эти гости… – «Как мягко стелет! – обратил внимание на изменившийся тон начальника Освальд. – Если до этого он говорил резко, почти приказывал, то сейчас прямо добрый дядюшка, разговаривающий с непутевым племянником!»

– Главного я запомнил плохо – он рядом с начальником сидел… Помню только, что он еще лавку брезгливо так отряхнул.

– Какую лавку? – дослушав перевод до этого места, Мюллер перебил говорившего, впрочем, никакого раздражения в его голосе не слышалось, скорее он напоминал школьного учителя, помогающего нерадивому ученику вспомнить забытое.

– Так для него я ее и принес.

– Лавку принес, как отряхивал, помнишь, а как выглядел – нет? – с веселой угрозой в голосе спросил допрашивающий. Бойке на секунду показалось, что Мюллер для поддержания образа сейчас погрозит русскому пальцем.

– Ну, он такой чернявый. Роста не очень высокого, на полголовы ниже меня. Нос острый.

– Вот видишь, а говорил «не помню»! – подбодрил Самчука Мюллер. – А погоны у него какие были? – И бригаденфюрер выразительно похлопал себя по плечу.

– У этого-то? – наморщил лоб пленный. – А вот как у вас петлицы! На одной две закорючки, а на другой… На другой – три пуговки! Как у того! – И русский показал связанными руками на Освальда.

Мюллер повернулся к Бойке, потом снова посмотрел на Самчука:

– Может, и ромбик у него на рукаве такой же был, а? Ну-ка, унтерштурмфюрер, подойди сюда, пусть получше рассмотрит! – не оборачиваясь, поманил он Освальда.

С полминуты русский рассматривал вышедшего на освещенный «пятачок» Бойке, затем задумчиво почесал подбородок и ответил:

– А ведь верно, господин генерал! И буковки такие же на рукаве и даже галстух!

– Спасибо! – совершенно неожиданно сказал Мюллер и сделал знак переводчику следующую фразу не переводить. – Этого под круглосуточную охрану! Пускать кого бы то ни было только по моему личному разрешению! Ты, Бойке, снимаешь с него словесные портреты остальных. Мягко! Никакого насилия не разрешаю! Не забудьте его накормить! Артур, мы едем в этот лагерь!

* * *

Выезд сразу двух генералов – это всегда большая суета для свиты, тем более когда это не абы какие генералы, а начальники двух самых важных полиций рейха. Особенно после позавчерашних директив и главкома сухопутных войск, и шефа РСХА о запрете перемещений в тыловой зоне группы армий «Центр» военачальников от дивизионного звена и выше без соответствующего сопровождения. «Как минимум – моторизованный взвод…» – Когда Мюллер вспомнил эту фразу из послания Гейдриха, а затем представил, как такая колонна будет пробираться по местным так называемым дорогам, он содрогнулся и сказал Небе:

– Давай сократим количество нахлебников.

– Генрих, а не боишься повторения истории?

– Артур, разве ты не понял, что случившееся с рейхсфюрером – это заранее подготовленная акция? – В кабинете они были одни, и откровенность Мюллера была вполне оправданна.

– Что мешает русским подготовить еще одну? Именно в расчете на то, что после такого громкого дела в здешних краях должно появиться много начальства?

– А что ты скажешь на то, что Советы еще не сделали громогласного заявления?

– Возможно, в Москве еще не знают о случившемся. – За последнюю пару дней начальник уголовной полиции так привык играть роль оппонента, что практически на каждую идею Мюллера находил свой контраргумент.

– Вот уж вряд ли! Вспомни их операции против собственных эмигрантов во Франции. Они ведь так и не признались ни разу, что исчезновение всех этих генералов – их рук дело. При такой тщательности… – Самый главный гестаповец осекся на полуслове и в задумчивости забарабанил пальцами по столу.

– Олендорф{44}44
  Отто Олендорф (нем. Otto Ohlendorf) (4.2.1907, Хохенэггельсен, Ганновер – 8.6.1951, тюрьма Ландсберг, Лех) – один из руководителей карательной системы Германии, группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции (9.11.1944). Сын крестьянина. Некоторое время учился на экономическом факультете Кильского университета, но не окончил его. 28.5.1925 вступил в НСДАП (партбилет № 6531) и СС (билет № 880). С 1935 года – начальник отдела Имперского министерства экономики. В 1936 году переведен в Главное управление СД, где возглавил секцию в отделе II/2, с 1937 года – начальник штаба отдела. 27.9.1939, когда начало формироваться Главное управление имперской безопасности (РСХА), был переведен в СД и возглавил III управление РСХА, ведавшее службой безопасности (СД) внутри рейха. Он же курировал работу «почетных агентов» СД, через которых мог контролировать фактически всю жизнь Германии. Ведомство О. осуществляло контроль за культурой, экономикой, промышленностью, внутрипартийной жизнью Германии. В июне 1941 года, после того как началась война с СССР и были созданы эйнзатцгруппы, О., оставаясь во главе управления, был назначен начальником группы «Д», действовавшей на Украине. Одновременно являлся уполномоченным начальника полиции безопасности и СД при командовании 11-й армии. Возглавив III управление РСХА, Олендорф организовал сбор сведений о положении дел в стране. Обобщенную информацию он 2–3 раза в неделю сообщал Гиммлеру в виде докладов «Сообщения из рейха».
  Факт сбора информации вскоре стал известен партийному руководству, которое весьма негативно отнеслось к данному факту. Доверенные лица СД стали подвергаться преследованиям. НСДАП, СА, гражданские оккупационные администрации своими распоряжениями запретили сотрудничество с СД. Свое недовольство действиями Олендорфа выразил также и Борман, направив письмо Гиммлеру. Гиммлер, заверив Бормана в невмешательстве в дела партии, стал ограничивать полномочия III управления. «Сообщения из рейха» все чаще стали возвращаться в разорванном виде с угрозами арестовать Олендорфа и разогнать управление. Кроме того, они были запрещены в Министерстве пропаганды. Положение Олендорфа еще более ухудшилось после назначения Гиммлера министром внутренних дел: был ограничен круг лиц, имевших доступ к «Сообщениям…», а через год они были и вовсе запрещены.


[Закрыть] или Гейдрих? – совершенно неожиданно сказал Небе.

– А почему не Канарис? – машинально ответил Мюллер и, стремительно повернувшись к собеседнику, словно не стоял до этого в задумчивости, переспросил: – Что? Что ты сказал?

– То, что ты подумал! – криво усмехнувшись, ответил Небе. – Если люди, на чей след мы вышли, с такой легкостью контактируют с военными, это значит, что они немцы. То, что они с точностью до – пусть будет – двух дней знали время прибытия жертвы и точный маршрут ее движения, указывает на контакты в Берлине. Рейхсфюрер же оттуда прилетел?

– Да.

– Вот видишь, информация о такой внезапной – а Гиммлер это любил – поездке дошла до непосредственных исполнителей максимум за неделю до события, что исключает всяких там водителей и обслугу просто в силу того, что они узнают о таком, как правило, за день или два. Добавим к этому форму. – Небе выразительно похлопал себя по левому рукаву, где красовался матерчатый ромбик с литерами «SD». – Возможно, в скором времени выяснится, что подозреваемые и жетоны служебные демонстрировали…

– А некоторая топорность, с которой обставлена не сама акция, а подготовка к ней, – продолжил за него Мюллер, – вдобавок наглость и беспардонность… Да, люди адмирала сработали бы интеллигентнее. В форму красных бы переоделись…

– Итак, кто? – подвел итог разговору Небе.

– Пока, Артур, будем считать, что этого разговора не было!

Несколько мгновений они постояли молча, потом начальник Пятого департамента кивнул и протянул начальнику Четвертого руку, которую тот пожал.

Неловкость ситуации ощутили оба, так что, когда на столе Мюллера пронзительно прозвенел телефон, каждый из генералов вздохнул с облегчением.

– Мюллер слушает! Что? Точно? – Он бросил взгляд на большую карту, висевшую на стене. – Это местные проблемы, с ними обращайтесь к группенфюреру фон дем Баху! – с металлом в голосе ответил хозяин кабинета. – Да! У него как раз две свободные моторизованные роты есть. Да, я уверен! – И бригаденфюрер положил трубку.

– Что стряслось? – Небе за это время занял место в кресле в углу и сейчас отдавал должное умению адъютанта Мюллера варить кофе.

– Ничего, что было бы связано с нашим делом. Нападение на одну из пеленгационных команд. Они в погоне за русским передатчиком сунулись в глубину лесного массива, где и пропали.

– Да, ты прав, это сейчас не наши проблемы. – И бригаденфюрер Небе безмятежно сделал еще один глоток божественного, что уж тут скрывать, напитка.

Глава 8

ДИРЕКТИВА СТАВКИ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЯ ОТ 5 АВГУСТА 1941 г. ОБ ОБЕСПЕЧЕНИИ СТЫКОВ В ОБОРОНЕ

Особо Важно

Сов. секретно

ГЛАВКОМАМ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО, ЗАПАДНОГО И ЮГО-ЗАПАДНОГО НАПРАВЛЕНИЙ

КОМАНДУЮЩИМ ВОЙСКАМИ: СЕВЕРНОГО, СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО, ЗАПАДНОГО, ЦЕНТРАЛЬНОГО, ЮГО-ЗАПАДНОГО, ЮЖНОГО И РЕЗЕРВНОГО ФРОНТОВ

Опыт многочисленных боев показал, что прорыв оборонительного фронта наших войск почти всегда начинался на слабо защищенных, а часто и совершенно не обеспеченных стыках частей, соединений, армий и фронтов.

Командующие и командиры соединений (частей) забыли, что стыки всегда были и есть наиболее уязвимым местом в боевых порядках войск.

Противник без особых усилий и часто незначительными силами прорывал стык наших частей, создавал фланги в боевых порядках обороны, вводил в прорыв танки и мотопехоту и подвергал угрозе окружения части боевого порядка наших войск, ставя их в тяжелое положение.

Ставка приказала:

1. Возложить полную ответственность за стыки частей на командиров соединений, которым они непосредственно подчинены.

2. Вести непрерывную и особенно тщательную разведку на стыках частей (соединений).

3. Создавать на стыках частей и соединений устойчивую, глубокую оборону с широким применением противотанковых и противопехотных заграждений.

4. Создавать на стыках полосу сплошного огневого заграждения путем организации перекрестного пулеметного, минометного и артиллерийского огня частей, действующих на фронте и расположенных в глубине.

5. Располагать за стыками резервы и контратаками уничтожать прорвавшегося противника.

6. Держать стыки боевых порядков под постоянным и личным контролем старших начальников.

Ставка требует от командиров всех степеней исключительного внимания к стыкам, их прочного обеспечения и величайшего упорства в борьбе за них.

По поручению Ставки Б. ШАПОШНИКОВ.

5.8.41 г.

Взгляд со стороны. Бродяга

Бобруйский район Могилевской области БССР. 16 августа 1941 года. 5.05

Вошли мы хорошо: Люк для надежности от поленницы топор прихватил, я решил не жадничать и ресурс доживающего последние выстрелы глушака не экономить, так что наган в правую, а ножик в левую – и вперед, десантнику нашему спину прикрывать, ну и подчищать, если у него времени чисто сработать не хватит.

Немцы спросонья даже и не поняли, что это такое на них свалилось!

Чуть не подпрыгнув, тезка обрушил топор на башку задремавшего на табурете у стола фрица, я прострелил голову не вовремя проснувшемуся унтеру, лежавшему на лавке. Еще четыре удара топором, пара выстрелов, и противники практически закончились.

В Фермере и Арте сомневаться тоже не приходилось, а потому выстрелы, еле слышно долетевшие сквозь кавардак и тарарам, устроенные Сашкой, пока он добирался до последнего немца, юркнувшего под стол, меня не на шутку встревожили.

Еще больше встревожили раздавшиеся спустя минуту в рации матерные выкрики командира, звавшего Дока.

– Саня, я туда, а ты прибери тут пока! – попросил я Люка и выскочил на улицу.

У черного лимузина наш врач хлопотал над Артом, а рядом молча стоял Фермер.

«Херово дело! Вон как Шура ремень стиснул, костяшки все белые!»

– Что? Как?

– Один хитрый оказался – пистолетик маленький чуть ли не в трусах спрятал, – мрачно ответил он. – Две пули – в голову и в плечо… Серега! Что там?

– Живой пока, – ответил Док, не отрываясь от работы.

– И?

– Не виси над душой, командир, лучше делом займись! – огрызнулся Кураев.

Саня схватил меня за рукав и практически оттащил на пару метров:

– Давай, старый, здесь все подчищай по науке, а я пока остальных из леса вызову.

– Не кори себя, со всеми бывает!

– Да на хер они нам как «языки» сдались, а? Не попроси я Тоху их теплыми взять, живой бы был!

– Он еще живой! Не торопись хоронить! Кто хоть стрелял?

– Гестаповец главный.

– Опер? Тогда понятно, мастерство не пропьешь!

– Заткнулся бы ты, Сергеич! – рявкнул Саша.

– Эй, отцы-командиры! – раздался за спиной голос врача. – Не рыдайте – жить будет! В голову по касательной пришлось – контузия и кровищи до фига, в плечо тоже не страшно – перелом ключицы. Но крови он изрядно потерял плюс не первое ранение за такой промежуток времени, так что давайте мозгой шевелите, куда его такого транспортировать будем!

– Как думаешь, сколько времени у нас есть, чтобы под шумок ближайшие посты проскочить? – обратился командир ко мне.

– Два часа. Сейчас Тотен им баки по радио забивает, и эти, по идее, должны как раз ее пеленговать, потом кутерьма, то-се… Пропуск следующего сеанса связи никого не удивит, а если мы им еще пару мулек в эфире запустим, то и вообще…

– Вот и не фига время терять! Док, от Тохи – ни на шаг! Шура, следы подчищай. Тотен – Фермеру. – Это уже в рацию. – Как отстреляетесь – мухой сюда! Я погрузкой занимаюсь, одну нашу машину придется бросить – водил не хватает.

– Пеленгационку решил забрать? – Мысль, что Саня может вот так бросить драгоценное, с точки зрения что разведчика, что диверсанта имущество, была, безусловно, идиотской, но спросить стоило: а ну как командир от расстройства чувств сам не свой?

– А что, мы всю эту маету из благотворительности творили? Хрен нанась! Там шифровальная книга есть, я видел.

– Ну так танкиста из «трофейных» за руль посадим. С «опелем» у него никаких проблем. Арта под присмотром Дока в лимузине повезем. Тотен опять жандарма изобразит… Нет, стоп! Карту давай! Мы сейчас этих «великогерманцев» в болото пошлем, чертову бабушку ловить! Как этого опера звали?

– Сам посмотри, все одно тебе его прятать.

– Так ты его того?

– А что делать было? Он как шмалять начал, так пришлось успокоить. И то еле вывернулся – нож пришлось с пола бросать.

– Эй, Сергеич, – встрял в разговор Док, – не эти бумаги тебе нужны? – И он достал из нагрудного кармана Арта немецкие «корочки».

– Эти! Спасибо, Серега! Ну все, Сань, карту я на время зажму. Люка я себе пока забираю, а тебе Ванька со старшиной помогут.

Взгляд со стороны. Тотен

Кировский район Могилевской области БССР. 16 августа 1941 года. 9.17

«Ну, Бродяга, ну, жук! Это же надо такое место выбрать! Не уверен, что на немецких картах русские названия адекватно переведены, так что не сразу наши оппоненты поймут, куда же их на самом деле послали! Ориентир, который я самолично надиктовал немецкому лейтенанту, звучал вполне себе безобидно – «Квадрат южнее населенных пунктов Роги и Грибова Слобода», а вот то, что, согласно советской карте, квадрат этот называется «Урочище Великое болото» и синего цвета в тех краях куда как больше, чем зеленого, совершенно естественно, не сказал. Сейчас главное, с волны не слезать и наводить их по мере сил».

В этот раз, для разнообразия, мне не пришлось трястись в коляске головного мотоцикла, я, как белый человек, еду в кузове крупповского грузовика. К рации поближе. Плечи мои украшены обер-лейтенантскими погонами, на голове наушники, ну и морда лица соответствующая – злобно-задумчивая. По крайней мере, немцы на двух постах на мои гримасы среагировали правильно и проверку устраивать не стали. А может, и не в выражении моей физиономии дело, а в том, что такие колонны просто так по дорогам не шастают. Все обставлено по высшему разряду – патруль полевой жандармерии в составе Люка и Зельца на мотоцикле разгоняет замешкавшихся убраться с нашего пути, потом радиопеленгаторная станция в виде не то что «черного ворона», а прям-таки дракона какого-то! Вслед за «статусными» наш «крупп», украшенный антеннами, словно новогодняя елка шариками, едет. Завершает же шествие «блиц» с солдатами. Про наш «крупп» я, впрочем, неправильно подумал – заслуженный «ублюдок», который мы захватили буквально в тот же день, как попали в сорок первый год, покоился сейчас на дне безвестного болота. Жаль, конечно, но выхода другого не было, слишком мало у нас водителей осталось после того, как немецкий опер Тоху в аут отправил.

В дороге мы уже два часа, но проехали пока километров тридцать или около того. Все прямо как в родной Москве начала двадцать первого века – хоть весь увешайся мигалками, но если пробка, то стоять будешь вместе со всеми. И здесь разные ухищрения вроде езды по встречке или тротуарам не прокатят – все двигаются в одну сторону – к фронту. Теперь я, кстати, стал понимать, какую кашу мы заварили месяц назад, когда мосты севернее Минска подорвали. Там ремонта, по-хорошему, на день, если поднапрячься, но ведь саперам до этих мостов еще добраться надо было! С дороги же никому никуда не деться – если маршевые колонны пехотинцев еще могут сойти в «чисто поле» и, если прижмет, чесануть напрямки по азимуту, то транспортникам или танкам только и остается, что стоять и ждать. И крики «О, русские перерезали дорогу!» немецких ветеранов, так удивлявшие меня раньше при чтении военных мемуаров, стали ясны только теперь. В своих «гешихтах» – подробнейших историях частей и соединений, во множестве вышедших после войны, они не раз жаловались на подобное. Только сейчас до меня дошел весь трагизм подобной ситуации, собственно говоря! И смех и грех, когда, к примеру, мотопехотный батальон стоит в трех десятках километров от крупного города и жрет «железные» пайки, потому как даже у окрестных крестьян еду найти нереально – батальон-то не один такой, а курей с гусями переловили еще в первый день. Вот и приходится растягивать четверть кило консервов и двести граммов сухарей, оставив сто пятьдесят граммов супового концентрата на десерт.

К тому же, кроме еды, есть еще и обратный процесс с его военно-полевыми особенностями, вроде мучительных запоров, которые, если верить воспоминаниям все тех же немцев-фронтовиков, превратились на Восточном фронте чуть ли не в эпидемию. Если память мне не изменяет, то из-за неправильного питания в армии резерва пришлось создавать целые батальоны, куда направляли солдат, страдающих хроническими желудочно-кишечными заболеваниями. Кончилось все тем, что в конце сорок второго всех «непросранцев» свели в отдельную резервную дивизию{45}45
  165-я резервная дивизия. Позднее, в июле 1944 года, ее переименовали в 70-ю пехотную, но воевать она так и не смогла.


[Закрыть] и разместили ее во Франции. Наверное, чтобы на водах подлечились.

«Хм, интересно, если погоня за нами увяжется, как быстро они нам на хвост сядут? Для нас ведь дорогу расчищают – вон очередной жандарм-регулировщик жезлом своим замахал, поднимая присевшую на обочине солдатню, терпеливо ждущую, когда наша «поисковая группа» мимо проедет. Наверное, если из всех этих раскладов исходить, нас не догонять, а на очередном посту перехватывать будут, что задачу, перед немцами стоящую, нисколечко не упрощает. Сообразить, что злыдни в нашем лице уехали на трофейных пепелацах со спецномерами, без привычки довольно трудно».

– Верная Рука Пять вызывает Зоркий Глаз Два! – забубнил голос в наушнике. Я сам мало что не офигел, когда первый раз читал книгу позывных! Явно составлял большой поклонник Карла Мая{46}46
  Карл Фридрих Май (нем. Karl Friedrich May) (25 февраля 1842, Эрнстталь, Саксония – 30 марта 1912, Радебойль) – немецкий писатель, поэт, композитор, автор знаменитых приключенческих романов для юношества (в основном вестернов), многие из которых экранизированы.


[Закрыть], а я ведь вырос на фильмах про Виннету и его американского друга Верную Руку, которые частенько крутили в гарнизонном клубе, благо на немецкой «Дефе»{47}47
  . ДЕФА (DEFA, «Deutsche Film AG», Deutsche Film-Aktiengesellschaft) – ведущая киностудия ГДР. На студии снимались пропагандистские и художественные фильмы. Всего на киностудии было снято более 700 художественных и 160 детских фильмов. Один из фильмов («Якоб-лжец», 1974 г.) стал номинантом премии «Оскар».


[Закрыть] их снимали. Впрочем, насчет последнего я не совсем уверен – может, и на какой другой киностудии, но немецкой – это точно. А «в Койке Митрич», как шутливо называли исполнителя главной роли, так и остался для меня идеалом киношного индейца. Поговаривали, что эти книжки очень нравились Гитлеру в детстве, но я в это не слишком верю.

Из чистого хулиганства я ответил хрестоматийной фразой:

– Приветствую тебя, мой бледнолицый брат!

– Виннету, ты ли это?! – Немец оказался с чувством юмора и шутку подхватил. – Мы двигаемся на северо-восток, но краснокожих пока не видно!

– Понял тебя, Верная Рука Пять, наши слухачи не спят, если что – сообщим.

– Хорошо бы, а то в этих дебрях дивизию можно потерять. – Несмотря на помехи, недовольство в голосе собеседника слышалось более чем явно.

– В следующий раз, Верная Рука, я попрошу красных начать передачу, например, на Александер-плац.

– Оттуда не стоит – не успеем доехать. Мы согласны на Минск.

– Я попробую договориться.

Собеседник хохотнул:

– Спасибо за заботу, Зоркий Глаз!

– Удачи вам! Отбой.

– Да, удачи нам!

Поправляю на голове фуражку и делаю так, чтобы наушник гарнитуры «нашей» рации поплотнее сел на левое ухо. Да, я так и еду с двумя гарнитурами на башке, причем ни фига меня это не смущает – разглядеть тоненький ободок «вертексовского» наушника тяжело даже в упор, а мне морочиться не надо и оба диапазона под присмотром. Тангентой щелк, и командира вызвал:

– Фермер – Тотену!

– В канале.

– «Грибники» дошли до болота.

– Принято.

И все, больше никакой болтовни. Все потому, что детали предстоящего бегства мы обговорили раз десять, не меньше. И то, что мы услали самых ближних, злых и подвижных врагов в дремучие белорусские чащи, было существенной частью плана. «Гроссдойчланд» действительно элитная часть, что выражается хотя бы в том, что маршевые пополнения большинства других пехотных дивизий немецкой армии до фронта добираются на своих двоих, вроде как те бедолаги, понуро пылящие сейчас по обочинам рядом с нами. А «великогерманцы» пользуются недоступной простым пехотинцам роскошью в виде персонального транспорта. У той роты, что щедрое командование послало в поддержку пеленгационной группе, целых восемь грузовиков! И теперь они, нелестно отзываясь о начальстве, передавшем их в распоряжение спецуры, и кляня саму спецуру, проклятые русские болота, комаров и бог весть что еще, катаются по махонькому такому пятачку в пятьсот с лишним квадратных километров болот, рек, речек и ручьев, а на подмогу им пешим порядком срочно выдвигается еще одна рота из Кличева. Приятно, черт подери! Если бы еще на это шоссе можно было бы авианалет вызвать, я бы совсем счастливым стал! Образ нескольких десятков серебристых СБ с красными звездами на крыльях, пикирующих на запруженную немецкими войсками дорогу, встал перед глазами. Но чего нет, того нет. До ближайшего нашего аэродрома километров триста, если я правильно понимаю текущую обстановку на фронте. И самолетов у нас маловато осталось… Ну ничего, фрицы! Мы-то пока живы, так что сюрпризы вас ожидают пренеприятнейшие!