Текст книги "280 дней вокруг света: история одной мечты. Том 1"

– Татуировки?

– Украйна? Это где – в Африке?

Снова гогот. У меня забирают личные вещи, даже шляпу. Требуют разблокировать телефон, видят последние посты в фейсбуке и приказывают удалить.

Все. Не осталось ничего.

Меня ведут по хмурым внутренним коридорам тюрьмы, черт знает сколько поворотов. И вот она, конечная точка, – небольшая узкая камера. Комнатушка с голыми стенами, без кроватей, без туалета, только дырка в полу. Вонь, как на помойке. На грязных подстилках лежат еще три человека в серо-синих засаленных робах.

Вхожу и сажусь прямо на пол, для меня подстилки не нашлось. Заключенные обращаются ко мне на фарси, со смешками, но уже без той очевидной злобы. Ощущаю смесь любопытства, возможно, даже какой-то человечности с искренним удовлетворением от того, что не они одни попали в беду.

Не имея представления, как долго придется быть в этой камере, я решил отстраивать отношения с новыми соседями на максимально нейтральной передаче. Важно никого не спровоцировать, ведь одному богу известно, кто на самом деле мои сокамерники. Я молчу, иногда киваю головой в ответ на их обращения. Все равно ведь толком ничего не понимаю. Заключенные продолжают разговор между собой – явно обсуждают меня. Как с хищниками, здесь главное – не смотреть никому в глаза, избегать прямого контакта.

Так проходит много часов. Пять, может, семь, не знаю. Легонько покачиваюсь из стороны в сторону, успокаиваясь, будто медитируя. Моя жизнь все еще моя. Где-то далеко – родные и близкие люди, они любят, ждут и делают все, чтобы я вернулся домой.

Но все произошло так быстро! Схлопнулось в одно мгновение, неожиданно и жестко. Были планы на жизнь, кругосветное путешествие, которое еще не окончено… Еще не замкнулось. И оно ведь не должно закончиться прямо здесь, в этой вонючей камере посреди иранской пустыни. Не должно…

Что же делать дальше? Как быть с семьей, с делами, со всеми людьми, которые от меня зависят и надеются на мое возвращение?

«Все будет хорошо, это на пользу», – мысленно раз за разом повторяю мантру, не давая скатиться в отчаяние и жалость к себе. Стараюсь не включать логику, не думать, в чем может быть польза от такой абсурдной, кошмарной ситуации. В тюремной камере эта мысль кажется настолько нереальной, что в нее непросто поверить. Но я искренне верю и всю жизнь живу по этим принципам. То, как мы мыслим, как воспринимаем проблемы, падения, ошибки, – это и есть мы, наша Вселенная. Я верю и принимаю как данность: все – опыт, все к лучшему.

Все будет хорошо, все пойдет на пользу. Терпи. Не ломайся. Терпи…

Сидя на холодном полу, погруженный в свои образы, я жду, пока кто-то или что-то решит мою судьбу.

* * *

Чуть больше года назад я сидел в изолированной комнате посреди джунглей острова Панган в Таиланде, куда накануне меня привел Мастер. В тот момент я усиленно медитировал, пытаясь придать происходящему какой-то смысл. Вспоминал прошлую жизнь, зашедшую в тупик, и прошлую любовь, окончившуюся полным опустошением.

Я пришел на черный ретрит[5]5
  Древний метод самопознания, который йоги применяли в течение тысячелетий, в настоящее время приобрел большую популярность. Его практикуют в одиночестве и при полном отсутствии света от нескольких часов и до десятилетий.


[Закрыть] подготовленным, с оформленным запросом, как мне тогда казалось. Но в тот момент я лишь хаотично перебирал воспоминания, как ребенок разбрасывает полароидные снимки, и ни на одном из них не мог сконцентрироваться. Мысли возникали из ниоткуда и тут же испарялись. Попытки поймать их и удержать были тщетными. Мозг работал слишком странно и нелинейно, будто тестировал разные режимы в поисках подходящего. Расфокусировка целей. Опустошение. Тупик.

Дни в полностью темной комнате были похожи на безвременье. Вокруг ни звуков, ни цветов, ни запахов. Только пустота и мой беспокойный разум. Кто захочет добровольно запереть себя на трое суток в кромешной темноте без еды, воды и малейших звуков? В тот момент это решение казалось настолько диким, насколько это вообще возможно. Я мог бы купаться в море, наслаждаться тайским островом, общаться с близкими… Да что угодно делать, а не сидеть на скудной циновке в кромешной темноте в бунгало посреди острова.

Не знаю, сколько томительных часов прошло с тех пор как Мастер завел меня в темную комнату. Время в этом месте словно остановилось. В помещении три на четыре метра не было ничего. Я прикасался руками к прохладным глиняным стенам, гладил ладонями, пытаясь почувствовать хоть что-то земное, найти опору. Все, что я мог, – это просто лежать в этой кромешной тьме и ногтями впиваться в глину – так, мне казалось, будет легче. В моей голове стучали стрелки и отмеряли каждую секунду: тик-так, тик-так. Каждое долгое мгновение сопровождалось вопросом: «Что я здесь делаю? Почему я здесь? Разве мне это нужно?»

Это было похоже на поток нескончаемых мыслей, которые забили мою голову. По ней как будто стучали молотком, и я совсем потерял ощущение пространства. Казалось, вот-вот мои глаза привыкнут, вот-вот станет легче, но нет. Я словно растекался по этой комнате, становясь с ней единым целым.

Я вспоминал мерзкие звуки ножом по стеклу, когда взрослые пацаны в детстве делали это нарочито медленно, – и, пожалуй, даже тогда я переносил это легче, чем сейчас – кромешную тишину. Она давила, съедала изнутри по частям, не оставляя в моем организме ни одного живого места, ни шанса на умиротворение. Я абсолютно не понимал, какой смысл от этого, потому что все, что я делал, – это искал выход. Как будто попал в другую реальность, где не могу ничего видеть, слышать и чувствовать. Был только я – и ничего больше. Меня накрывала лавина непонимания и отчаяния, но где-то глубоко внутри я все равно чувствовал тонкую длинную ниточку, которая тянется насквозь через все тело. И в какой-то момент я понял, что это не ниточка – это металлическая проволока. Это то, что называют внутренним стержнем.

Пару раз приходил Мастер и уводил меня без единого звука на очередную медитацию. Что удивительно, происходило это именно тогда, когда становилось совсем невыносимо и я нуждался в его присутствии больше всего. Этот человек сохранял невозмутимую отстраненность на протяжении всего моего пребывания там. Словно от него исходил ровный теплый свет и умиротворенная энергия. Я не мог видеть, но ощущал, что Мастер в эти моменты смотрел на меня по-доброму, по-отечески, и мне казалось, это спокойствие и терпение облегчали все эти восемнадцатичасовые сидения в позе лотоса.

После медитаций я долго лежал на циновке в своей импровизированной келье, накрытой плотным черным полотном и сухими пальмовыми листьями. Пытался сфокусироваться. Мысль приходила, но совершенно не удавалось за нее зацепиться, поймать и проследить, откуда она взялась. Изнутри или откуда-то извне? А может быть, мне все это казалось, может, это сон? Я бы мог подумать, что пару дней назад просто съел не то, если бы точно не знал, что еды во мне не было уже несколько недель. Но вдруг что-то резко поменялось, и меня словно подкинуло над землей. По телу пробежал ток, и я точно смог уловить его каждой клеточкой.

И вдруг здесь, в полной темноте, с закрытыми или открытыми глазами, я совершенно ясно увидел яркую точку – такую маленькую-маленькую, как далекая звезда на небе. И в тот же момент почувствовал холодок на подушке большого пальца левой ноги. Чувство было фантомным, но очень реальным. Мне хотелось посмотреть на эту точку, но на самом деле я бы все равно ничего не увидел, даже приподнимаясь на локтях. А вот лежа видел! Видел и ощущал.

Создавалось впечатление, что я нахожусь в многомерном пространстве и вижу, как эта точка начинает двигаться, и я двигаюсь вместе с ней с космической скоростью. Я словно летал во Вселенной. У меня захватывало дух от чувств, которые доселе были абсолютно незнакомы. Продолжал лететь все дальше и дальше – это была фантастика! Всего десять-пятнадцать секунд полета, но я ощущал невероятную связь с космосом, единение, наслаждение от того, что являюсь частью чего-то глобального. И только потом осознал, что та самая маленькая точка – это и есть зарождение мысли, а движение – это ее трансформация.

И все это происходит внутри тебя. Каждая мысль приходит именно так, но мы никогда этого не замечаем. Лишь моря себя голодом почти месяц, затем сидя трое суток в темноте и тишине, с полностью отключенными рецепторами, – тебе удалось наконец услышать себя.

Раньше я подобного никогда не испытывал. Хотелось снова и снова поймать то состояние эйфории, но как только я начинал возвращаться мыслями к этому, у меня ничего не получалось. Только расслабившись и сконцентрировавшись, я смог вновь ощутить на себе эти невероятные эмоции. И так было семь, а может, восемь раз. Именно столько раз мне приходило космическое чудо.

Почти сразу я испытал облегчение. То прекрасное чувство начало угасать и сменилось абсолютным спокойствием. Мне уже не хотелось кричать, плакать, раздирать кожу на всем теле. Но вместе с тем ушло и ощущение эйфории. Наступил следующий этап моего путешествия в отдаленные части сознания. Именно в последующие часы я понял, что наша жизнь не состоит из крайностей. Не состоит только из материального аспекта, когда тело словно разрывается, но и не состоит полностью из невидимых моментов, когда мозг способен освободиться и почувствовать вселенскую энергию. Наша жизнь – это постоянный баланс между миром материальным и миром духовным. И где-то на стыке этих двух миров, балансируя на тонкой ниточке (а может быть, и проволоке), мы находим счастье.

Когда настало время, в темную комнату вошел Мастер и коротко произнес: «Все, выходи». Это были первые слова, которые я услышал от него за три дня. Свет луны снаружи показался таким ярким, будто на небе кто-то включил на полную прожектор. На меня отовсюду обрушились звуки, запахи, все казалось каким-то неестественным, необыкновенным, нереальным.

Меня изнутри разрывали эмоции, хотелось бежать и делиться с миром своим открытием, кричать об этом. Я взахлеб стал рассказывать Мастеру все, что пережил. Но он лишь посмотрел на меня понимающим умудренным взглядом и сказал: «Я все знаю. Это были три этапа. И ты их прошел».

Именно после черного ретрита я осознал, что в нашей жизни крайне важен баланс. Никогда нельзя забывать о собственной энергии и считать, что мир простой и состоит только из материального. Но в то же время он не является только бесплотной энергией и только космосом. Мы имеем свои тела, свою систему, свой код на этой планете. И важно обладать этими знаниями, чтобы в нужный момент жизни суметь их применить.

Я шел на ретрит с определенной целью. Тогда я еще не знал, что через полгода отправлюсь в кругосветное путешествие, которое может стать для меня последним в жизни. В тот момент я просто не находил себе места, это и привело меня к поискам, привело меня на ретрит.

У меня было сложное расставание с женщиной, инициатором и причиной которого выступил я сам. Я остро чувствовал, что мне нужно переключиться, переосмыслить свою жизнь и цели.

И только выйдя из комнаты, только поговорив с Мастером, ощутил ни с чем не сравнимое колоссальное облегчение! На плечи обрушилось ощущение, что я всю жизнь словно ходил в каком-то целлофановом пакете на голове, который забирал всю четкость, ясность и легкость. Та яркая точка – первоначально мимолетная мысль, которая собрала воедино мой прежний опыт, стремления, мечты, – трансформировалась в по-настоящему большую и смелую Идею. Идею отправиться в кругосветное путешествие! Я вошел в черный ретрит потерянным человеком, а вышел человеком с Целью.

Целью реализовать свою самую давнюю и заветную мечту.

И уже через полгода вышел на старт.

Часть 1. Европа & Aфрика

Самые прекрасные и важные вещи зачастую даются нам ценой самых тяжелых усилий. В авиации есть такое понятие, как линия Кáрмана – условная граница между атмосферой Земли и космосом. Она проходит на высоте сто километров над уровнем моря. Сто километров – это много или мало? Всего 566 астронавтов за всю историю космонавтики побывали в космосе.

А сто тысяч километров – много это или мало? Такое расстояние мне необходимо преодолеть за двести восемьдесят дней, пройдя более сорока стран и все шесть континентов. И все это без единого авиаперелета, чтобы ни на мгновение не потерять контакт с поверхностью планеты.

У каждого своя линия Кáрмана. Не имеет значения, сколько километров нужно преодолеть – сто или сто тысяч, – иногда такое расстояние кажется невозможным. Но если вы не мыслите жизни без дела, которым занимаетесь, без людей, которые рядом, если вам безумно тяжело и одновременно чертовски интересно, вы двигаетесь в правильном направлении.

И не важно, в какой стране вы родились, какие у вас образование и достаток. Из любой точки нашей планеты до линии, где начинается космос, – всего 100 км. Правил нет. Границ у мечты нет. Желать большего. Мечтать о невозможном. Только с таким топливом можно однажды полететь к звездам.

Трудно сказать, догадывался ли я раньше, куда меня приведет моя же детская мечта. Куда приведет этот непрерывный путь вокруг Земли. Сейчас кажется, что это знание тлело глубоко внутри задолго до кругосветного путешествия, задолго до черного ретрита, даже до основания One Life. Возможно, оно жило во мне с самого рождения. Но только преодолев десятки границ, физических и ментальных, пересказанное сотнями встреченных мной людей на свой лад, – знание разгорелось на полную и навсегда поселилось в сердце.

Эта история не обо мне и даже не о кругосветном путешествии, а о мире, открытом для всех, кто слушает свою душу.

14 октября 2018 г.
День 1
Киев, Украина

0 км пути

Первый день. Первый шаг Большого Круга вокруг света.

Прежде всего, спасибо Друзьям, кто устроил сюрприз на рассвете и приехал проводить. Ценю и люблю сильно вас.

Утро было волшебным.

Затем первые 10 часов нон-стопа дороги и съемок.

Сегодня же я впервые за многие годы вырубился, как только прилег хоть куда-то. Прямо в одежде, в обуви, разговаривая по телефону с любимой @marinayahont, – просто мгновенно отключился. Я вспомнил этот ритм, уже позабытый в вязкой рафинированной зоне комфорта крайних лет.

Очнулся через час. Вышел на улицу, вдохнул свежего воздуха Карпат – и снова пришли силы. Завтра буду покидать родную страну старта Украину, и затем в течение года – держать путь строго на запад вокруг всей Земли.

Спасибо всем за поддержку.

Все только начинается!

Украина на старте путешествия побаловала роскошным бабьим летом. Первый отрезок пути, от Украины до Европы, я решил преодолеть на своем авто. Оставляя за спиной первые сотни километров, вовсю наслаждался красотой природы и ее раннеосенним окрасом.

Эти краски осени, на которые часто не обращаешь внимания в большом городе, здесь разыгрались на полную катушку! Когда леса, словно в финальном теплом рывке, одевают свои кроны в палитру глубоких красок. От зеленого до желтого и красного с бордовым. И вся эта пышная кульминация цвета контрастирует с ясным голубым небом.

Живописные долины и луга, покатые горы, огненно-рыжие в свете закатного солнца, удивительный замок, который мы совершенно случайно встретили на пути. За столько лет жизни в Украине я чуть ли не впервые упивался каждой минутой пребывания здесь, вдыхал родной воздух полной грудью и не мог надышаться.

Да, порой нужно сделать шаг в сторону, чтобы заметить красоту, что всегда рядом.

Стоя в очереди на венгерской границе, я просматривал отснятый в Карпатах материал и вспоминал события минувших суток. Крайний вечер, проведенный дома, выдался тихим и душевным. Я подвел итоги всех дел, попрощался с семьей и с друзьями и долго говорил со своей любимой, Марусей, и обнимал, пока не вырубился от усталости и счастья. Она дала мне самое главное – поддержку в этой авантюре со многими неизвестными. И теперь я покидал Украину со спокойным сердцем, наполненный лишь предвкушением большого пути.

Но уже на первой границе мои высокие порывы столкнулись с бюрократической реальностью лоб в лоб. Сыр-бор начался из-за того, что полтора месяца назад французский пограничник при моем вылете забыл поставить в паспорт штамп выезда. И теперь начальник погранзаставы – сутулый венгр с жиденькими усиками и сердитым взглядом – был одержим мыслью, что я нелегально покинул тогда территорию Европейского Союза.

Дотошный до скрежета зубов, он с самого раннего утра был озлоблен напором иммигрантов, которые каждый божий день пытаются прорваться через их контрольный пункт. И потому решил выместить всю злобу на украинцах, лично на мне и моих спутниках. Был рад докопаться до чего угодно и ничего не хотел слышать. Ты ему аргументы – он тебе: «Нем мегенгедет»[6]6
  Нельзя (мадьяр.).


[Закрыть]. Хоть кол ему на башке теши.

Мои видеооператоры Адам и Вова ждали в машине. Ругались, наверное, как и всю дорогу до этого, мерялись камерами. Адам – голландец турецкого происхождения. Слегка полноват, но с достаточно смазливой физиономией, что позволяло рассчитывать на успех у его многочисленных дам. Дабы сглаживать острые углы, его нужно было регулярно припудривать комплиментами, как рахат-лукум. Естественно, хвалить надлежало не его лощеную шевелюру, а талант видеооператора.

Адам действительно буквально смотрел на мир через объектив камеры и отрывался от нее, лишь когда в поле зрения появлялась какая-нибудь красотка. Наличие жены и четырех детей ничуть не мешало ему одаривать своим вниманием все движущиеся привлекательные «объекты» женского пола. К слову, это было еще одним камнем преткновения между ним и Вовой – типичным жителем Западной Украины – и внешне, и ментально.

Вова – светловолосый и голубоглазый, с упрямой линией рта и челюсти и таким же упрямым характером. Такой себе «парубок моторный», честный, прямолинейный и скупой на похвалу. Но, как всякий режиссер, хотел, чтобы его работу замечали, и частенько перетягивал одеяло на себя. Более противоположных людей, чем Адам и Вова, трудно себе представить. Само собой, без меня они оба никуда не могли двинуться и, бедолаги, были вынуждены терпеть друг друга в замкнутом пространстве автомобиля и проекта фильма о кругосветке. С такой разношерстной командой мне и предстояло пройти первый месяц пути, научившись за это время самостоятельно управляться со съемками.

Я же, даже толком не начав свое большое приключение, сидел на границе в душной комнатушке без окон, полной потных иммигрантов и депортированных людей. Большинство по виду – «заробитчане», ехавшие с надеждой заработать немного денег для семьи. Но были там и просто туристы, путешественники – такие же, как я, у которых обнаружилась какая-то проблема с визой или паспортом. Все они пребывали в растерянности и смятении, их взгляды блуждали по лицам друг друга, словно искали поддержки и сочувствия. Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Может, с путешествиями та же история? Я надеялся, что нет. Вот вам и Старт Европы, блин!

– Я здесь уже четыре часа кукую, – пожаловался непонятно кому рослый мужик справа от меня. – Уже проще вернуться обратно в Украину, но хрен им. У меня все документы на руках, все равно пропустят.

Вот и я подумал: «Хрен им!» Когда начальник погранзаставы в очередной раз просунул голову в дверной проем, чтобы вызвать одного из нас, я рванул с места и нагло завладел его вниманием.

– На каком основании вы меня задерживаете? – обратился на английском. Он сколько угодно мог делать вид «моя твоя не понимать», но не дождется от меня подыгрывания. Практически ткнул ему под нос обратные билеты Ницца – Киев как доказательство, что территорию ЕС покинул вовремя и легально. Казалось бы, возразить на это нечего, но пограничник даже на них не посмотрел.

Говорить по-английски он по-прежнему отказывался, хотя язык определенно знал. Пялился на меня исподлобья, насупился и упер руки в боки, словно я тут балрог, а он Гэндальф: «Ты не пройдешь!»

– Нем мегенгедет, – как заевшая пластинка повторял венгр. Давил сытую чиновничью улыбку в предвкушении уговоров. «Кругосветка, говоришь, впереди? Ну-ка, пляши передо мной! Посмотрим, как ты намерен это разрулить».

Есть такие люди, которые любят конфликт, провоцируют его и смотрят на реакцию собеседника. В такой момент главное – не поддаться, переломить ситуацию внутренней силой. Как в деревне: едешь на велосипеде мимо дворов, и за тобой увязывается мелкая собачонка. Тявкает, надрывается изо всех сил, семенит своими тонкими лапками, чуть ли не под колеса бросается – лишь бы показать, кто здесь важный, кто здесь хозяин. А проезжаешь мимо следующего двора, и там лежит возле ворот большая овчарка. Только глаз лениво приоткроет, провожая взглядом, и дремлет спокойно дальше. Она знает, что в случае чего сила за ней.

Но стоит оторвать ногу от педали и «замахнуться» на мелкую собачонку, как тявканье превращается в пугливый визг. После очередного игнора моих аргументов я резко приблизился к начальнику погранзаставы. Приблизился – в буквальном смысле слова. Так, что даже рассмотрел черные волосики, торчащие из ноздрей его острого носа. От стража порядка мощно несло растворимым кофе и дешевым табаком.

– Если я решился на то, чтобы пройти весь мир, то твоя бюрократия меня не остановит! – громко отчеканил слова, так, что они будто отлетали от стен. – Ты меня понял?

Неожиданно стало очень тихо. Иммигранты в комнатушке прекратили шептаться и уставились на нас удивленными взглядами. Вот так шоу! Я не эксперт в английском, у меня не идеально чистое произношение. Но это была та ситуация, где сами слова не имеют веса. Есть только посыл, энергия, которую ты направляешь на собеседника, – нога, в замахе оторванная тобой от велосипедной педали. В нем весь смысл. И страх, мелькнувший в глазах собачонки.

Пауза. Тишина. Я все так же стоял некомфортно близко к пограничнику, возвышался над ним как скала. В глаза будто песка насыпали – то ли я их так грозно выпучил, то ли давно не моргал. Страшно хотелось почесать их рукой, но я сдержался – игра в гляделки еще не окончена.

– Переводчик! – после долгих секунд полного оцепенения рявкнул начальник погранзаставы, переводя злой взгляд c меня на дверь, где растерянно томился какой-то украинец. Не спросив разрешения, я развернулся и вышел из «депортационной» комнаты в коридор. Чуть не нос к носу столкнувшись с Адамом, который, очевидно, устал от общества нашего западноукраинского друга и решил выяснить обстановку из первых уст.

На его нежном лице отображалась комичная смесь страдания и стоического терпения. Если бы в Турции были херувимы, они бы выглядели как Адам. Он привычным жестом прочесал пятерней густую набриолиненную шевелюру, как заправский соблазнитель, и, завидев меня, накинулся с расспросами: «Почему? Сколько ждать? Когда пропустят?»… Ответить я даже не успел.

В коридор вышел «переводчик» и скользкими руками протянул мои паспорта:

– Начальник аннулировал штамп въезда в Венгрию и поставил штамп во второй ваш паспорт.

Я взял документы, просмотрел сначала свой «невезучий» паспорт с отсутствующим штампом о выезде из Ниццы, а теперь еще и с аннулированным штампом въезда. Проверил второй паспорт – там венгерский штамп.

– Это все? Мы можем ехать дальше? – раздраженно поинтересовался Адам у «переводчика», пока я рассматривал документы.

– Да-да, конечно.

Начальник погранзаставы так больше и не появился «попрощаться». Мы с Адамом прошли на выход, и только в самых дверях я остановился, не сдержавшись:

– Суки.

Путь был свободен. Теперь наконец на Будапешт.

Атмосфера в салоне нашего раскрашенного авто ненадолго изменилась: вместо того чтобы, по обыкновению, спорить друг с другом, Адам и Вова единодушно поносили погранцов. Шлагбаумы поднялись, и мы победоносно въехали на территорию Венгрии.

– Вова, ну ты там заснял немного этого треша? – спросил я у Вовы, чем, видимо, нарушил их хрупкое перемирие.

Херувимское лицо Адама тут же всплыло в проеме между передними сиденьями.

– Вообще-то Валадымыр был в машине, но я поймал все лучшие кадры, – вклинился он, бросая на своего коллегу быстрый взгляд. «Валадымыр» с турецким акцентом прозвучало очень пикантно, по-восточному. Боковым зрением я наблюдал, как между ними происходит короткая немая сцена.

Вова в словесную перепалку решил не вступать, но воспользоваться преимуществом сидящего впереди и первым продемонстрировал мне свои кадры. Он замер с протянутой камерой, словно отличник с дневником, ждущий одобрения. «Супер работа!» – чуть не сорвалось с языка. Опасливо покосился на недовольную физиономию Адама, нависшую над моим плечом, и просто непроизвольно крякнул.

Пытаясь избавиться от бдительных глаз турецкого ревизора, Вова передал назад какие-то бумаги из бардачка и попросил Адама сложить их во внешний отсек рюкзака.

– Что это? – полюбопытствовал тот, ни слова не понимавший по-украински.

– Ответ казаков османскому султану, – ляпнул я, не подумав. Вова взорвался хохотом. Адам, недовольный тем, что не понял шутку, пробормотал что-то на турецком и принялся небрежно запихивать бумаги в рюкзак.

Как бы хорошо ты ни ладил с людьми, а человеческий фактор – это то, что не поддается никакому прогнозированию. Пару месяцев назад мои мысли витали вокруг стремящихся к небу куполов Саграда Фамилия, простирались вдоль линии тихоокеанского побережья и стучались в окна эквадорских фавел. Я мечтал о чудесных местах, в которых нам посчастливится побывать, о ракурсах, о головокружительных панорамах, отснятых с высоты птичьего полета. Думал об общей цели, о профессионализме операторской работы, о выпусках «Большого Круга», которые должны получиться офигенными! Но все-таки не зря говорят, что путь важнее пункта назначения, а процесс важнее результата.

Захваченный высокими идеями, я совершенно забыл о том, что нам предстоит проводить вместе время 24/7 – и при этом работать. А Адам и Вова – это люди из разных миров. Они, как Рак и Щука, постоянно тянут повозку то назад, то в воду. И как ни горько признавать, но я в этой истории – Лебедь, рвущийся в облака.

Между тем Адам наклонился чуть ли не к самому экрану Вовиной камеры и приподнял очки, чтобы рассмотреть материал поближе.

– Мы не сможем пустить это в эфир, потому что половину происходящего скрывает твое худи, – критично отметил он.

– Съемка так и называется «скрытая камера», Адам, потому что она скрытая! – Вова едко озвучил очевидную сентенцию и посмотрел на меня в поисках поддержки.

Дискуссия потеряла всякий смысл, если он когда-то и был. Вместо того чтобы работать слаженной командой над общим проектом, эти двое с начала пути вели себя как пара львов в схватке за прайд. Дрим Тим, блин!

На секунду отвел глаза от дороги и бросил на обоих многозначительный взгляд. Тогда я слишком устал после препирательств с пограничниками, чтобы разруливать еще и внутренние терки. Должно быть, что-то такое в моих глазах читалось, поскольку и Адам, и Вова довольно быстро свернули свою творческую перепалку и продолжили путь в тишине.

Времени на погранзаставе мы потеряли непозволительно много, так что в Будапешт въехали поздним вечером.