Текст книги "Вилла «Три конька»"

Артур Конан Дойл
Вилла «Три конька»

Не думаю, что какое-либо из моих приключений с Шерлоком Холмсом начиналось столь неожиданно и драматично, как дело, получившее впоследствии название «Три конька». С Холмсом мы не виделись несколько дней, и я понятия не имел, чем он занимался все это время. Однако, явившись к нему как-то утром, я застал его в приподнятом настроении. Холмс был необычно разговорчив, он усадил меня в старое, потрепанное кресло у камина, а сам устроился напротив с трубкой в зубах. Знай я, что последует дальше… Впрочем, не буду забегать вперед, начну по порядку.

Едва мы приготовились к приятной беседе, как дверь распахнулась, и в комнату вошел огромный негр. Он мог бы показаться комичным, если бы не был так грозен. На нем был костюм в яркую, точнее, кричащую светло-серую клетку, а на шее галстук цвета семги. Широкое лицо и приплюснутый нос блестели от пота, мрачные черные глаза сверкали злобой.

– Кто из вас масса Холмс, джентльмены? – спросил он.[1]1
  © Перевод. Н. Рейн, 2005.


[Закрыть]

Холмс добродушно улыбнулся и приподнял руку с трубкой.

– А, так это вы! – Наш странный гость обошел стол и стал бочком подкрадываться к моему другу. – Вот что я скажу вам, масса Холмс, не суйтесь в дела других людей. Пусть люди сами решают, что да как. Поняли, масса Холмс?

– Продолжайте, – невозмутимо ответил тот. – Нет, это просто чудесно!

– Ах, чудесно? – взвился дикарь. – Скоро увидите, как чудесно, когда я маленько окорочу вас. Доводилось иметь дело с таким народом, как вы, и выглядели они после этого совсем даже не чудесно, как вы изволили заметить. Вот, взгляните-ка, масса Холмс!

Он сжал руку в огромный узловатый кулак и поднес его к самому носу моего друга. Холмс пристально и с интересом разглядывал этот кулак.

– Вы таким родились? – осведомился он. – Или постепенно стали?

Возможно, на негра произвел впечатление холодный, спокойный тон Холмса, а может, он уловил краем уха шум – это я взял прислоненную к камину кочергу. Как бы там ни было, но пыла у него немного поубавилось.

– Так вот, пришел предупредить вас по-честному, – сказал он. – Есть у меня друг, и он хочет, чтоб вы забыли дорожку в Харроу, ну, вы поняли, о чем это я. Он не потерпит, чтоб вы вмешивались в это дело. Ясно? Вы не законник, я тоже не законник, и, если влезете, я вместе с ним. Не забывайте.

– Я давно хотел встретиться с тобой, – сказал Холмс. – И заметь, даже не приглашаю тебя присесть, потому что мне не нравится, как от тебя пахнет. Ты вроде бы Стив Дикси, боксер-профессионал?

– Да, так меня звать, масса Холмс, нравится вам это или нет, а придется скушать.

– Ну, аппетиты у нас разные, – заметил Холмс, глядя на огромный рот негра. – А что касается убийства молодого Перкинса на выходе из бара «Холборн»… Что? Куда это ты собрался?

Негр отпрянул, и лицо его приобрело свинцово-серый оттенок.

– Нет, так не пойдет, масса Холмс. При чем тут я и этот Перкинс? Я тренировал боксеров на ринге «Бул» в Бирмингеме, когда этот парнишка вляпался в неприятности.

– Расскажи это кому-нибудь в магистрате, Стив, – посоветовал Холмс. – Я давно наблюдаю за тобой и Барни Стокдейлом…

– Господи помоги! Но, масса Холмс…

– Все, хватит. Пошел вон! Найду, когда понадобишься.

– Тогда всего хорошего, масса Холмс. Надеюсь, вы не очень обиделись, что я пришел без приглашения?

– Не обижусь, если скажешь, кто тебя прислал.

– Но тут нет никакого секрета, масса Холмс. Тот самый джентльмен, о котором вы только что изволили упомянуть.

– Ну а он здесь при чем?

– Не могу знать, масса Холмс. Просто сказал: «Вот что, Стив, ступай к мистеру Холмсу и скажи, что жизнь его в опасности, если он поедет в Харроу». Святая истинная правда, Богом клянусь!

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, наш странный гость ретировался столь же поспешно, как и появился. Холмс с тихим стуком выбил пепел из трубки.

– Рад, что вам не пришлось как следует врезать ему по шерстяной башке, Уотсон. Я заметил ваши маневры с кочергой. Но парень он на самом деле вполне безобидный. Гора мышц, пустая голова, лепечет всякую ерунду, и усмирить его, как вы только что убедились, ничего не стоит. Он состоит в шайке Спенсера Джона, недавно участвовал в одном грязном дельце, которым я непременно займусь, когда будет время. Вот Барни, его ближайший друг и наставник, куда хитрее и изворотливее. Они нападают на людей, запугивают их, ну и так далее. Хотелось бы знать, кто стоял за ними в этом конкретном случае?

– Но зачем им запугивать вас?

– Это связано с Харроу-Уилд. Я решил заняться им, поскольку в нем определенно есть нечто загадочное.

– Что за дело?

– Как раз собирался рассказать вам, но помешало вторжение этого комического персонажа. Я получил записку от миссис Мейберли. Если хотите, можем телеграфировать ей, и поедем вместе.

Он протянул мне лист бумаги, и я прочел:

«Дорогой мистер Шерлок Холмс!

У меня случилось несколько странных происшествий, связанных с этим домом, поэтому я была бы весьма признательна Вам за совет. Найдете меня дома завтра в любое время. От станции Уилд до него можно пройти пешком. Мой покойный муж, Мортимер Мейберли, был одним из первых Ваших клиентов.

Искренне Ваша

Мэри Мейберли».

Был указан и адрес: вилла «Три конька», Харроу-Уилд.

– Вот таким образом, – сказал Холмс и поднялся. – Так что, если располагаете временем, Уотсон, едем.

Поездом мы добирались совсем недолго, от станции до дома, как и писала миссис Мейберли, было рукой подать, и вот мы стояли перед виллой, построенной из кирпича и дерева. Вокруг на целый акр простирались необработанные земли. Три небольших выступа над верхними окнами служили слабым оправданием названия виллы. Позади виднелась унылая рощица из молодых сосен; вообще же все это место производило угнетающее впечатление. Но дом, как вскоре выяснилось, был обставлен вполне прилично, а хозяйка его оказалась очень приятной пожилой дамой, весьма воспитанной и даже утонченной.

– Прекрасно помню вашего мужа, мадам, – сказал Шерлок Холмс, – хотя с тех пор, как он воспользовался моими скромными услугами в одном щекотливом деле, прошло уже много лет.

– Возможно, вам более знакомо имя моего сына Дугласа?

Холмс взглянул на даму с неподдельным интересом.

– Так вот оно что! Вы мать Дугласа Мейберли? Сам я с ним едва знаком. Но весь Лондон, разумеется, прекрасно знает этого замечательного во всех отношениях человека. Где он теперь?

– Умер, мистер Холмс, умер! Служил атташе в Риме и скончался от пневмонии в прошлом месяце.

– Мои соболезнования. Как-то не вяжется факт смерти с таким человеком, как он, полным жизненных сил и энергии. Он жил так напряженно, был так поглощен своими занятиями.

– Слишком напряженно, мистер Холмс. Это и погубило его. Вы же помните, каким Дуглас был – веселым, жизнерадостным, остроумным!.. Но видели бы вы, в какое угрюмое, замкнутое существо он затем превратился. Сердце его было разбито. За какой-то месяц мой мальчик преобразился до неузнаваемости. Блестящий, остроумный джентльмен стал усталым и мрачным циником.

– Любовная история, полагаю? Женщина?

– Скорее, враг. Однако, мистер Холмс, я пригласила вас не затем, чтобы говорить о моем бедном мальчике.

– Мы с доктором Уотсоном к вашим услугам.

– Последнее время происходят весьма странные вещи. Я живу в этом доме вот уже больше года, довольно уединенно, почти не вижусь с соседями. Три дня назад мне позвонил какой-то мужчина и представился агентом по торговле недвижимостью. Сказал, что мой дом как нельзя более подходит его клиенту и, если я соглашусь расстаться с ним, его клиент не постоит за ценой. Меня это удивило, поскольку в нашей округе на продажу выставлено несколько вполне приличных домов. Однако предложение заинтересовало меня. Поэтому я назвала цену, на пятьсот фунтов превышающую ту, что сама заплатила за этот дом. Агент сразу согласился, но добавил, что клиент желал бы приобрести вместе с домом и мебель, стало быть, я должна назначить цену и за нее. Часть этой мебели я перевезла из моего старого дома, она, как видите, очень хорошая, и я назвала кругленькую сумму. Агент согласился и на нее. Я, знаете ли, всегда мечтала путешествовать, и сделка показалась мне весьма выгодной. Я подумала, что буду теперь сама себе хозяйкой, ибо таких денег хватит на всю оставшуюся жизнь. Вчера этот господин приехал со всеми необходимыми бумагами. К счастью, я показала их мистеру Сатро, моему адвокату, – он живет здесь же, в Харроу. И он сказал мне: «Это очень странный документ. Подписав его, вы не сможете взять из собственного дома ничего, даже одежды и личных вещей». Когда агент явился вновь, уже вечером, я обратила его внимание на этот пункт, сказав, что согласилась продать только мебель.

«Нет, нет, – ответил он. – Все».

«Но как же моя одежда? И драгоценности?»

«Ну что ж, постараемся пойти вам навстречу. Как-нибудь договоримся. Но мы будем проверять каждую вещь, вывозимую из дома. Мой клиент – человек самых широких либеральных взглядов, однако у него есть свои причуды и пожелания. Или все, или сделка не состоится».

«Что ж, тогда считайте, что она не состоялась», – ответила ему я. Но вся эта история показалась мне подозрительной, и вот я подумала, что…

Тут нашу беседу неожиданно прервали.

Холмс приподнял руку, сделав нам знак молчать. Затем быстрым шагом пересек гостиную, распахнул дверь и втащил в комнату высокую сухопарую женщину, придерживая ее за плечо. Она дергалась и упиралась, вид у нее был испуганный и растерянный, как у огромного цыпленка, отбившегося от выводка.

– Отпустите меня! Что это вы делаете, а? – верещала она.

– В чем дело, Сьюзен?

– Я, мэм, пришла узнать, остаются ли джентльмены на ленч, а этот господин вдруг набросился на меня ни с того ни с сего…

– Я слышал, как она торчала за дверью добрых минут пять. Просто не хотел прерывать ваше занимательное повествование, – сказал Холмс. – Странно, что вы проявляете такое любопытство, вам не кажется, Сьюзен?

Сьюзен помрачнела и опустила глаза.

– Да кто вы такой и какое имеете право хватать и держать меня вот так? – огрызнулась она.

– Я хотел бы задать один вопрос в вашем присутствии. Скажите, миссис Мейберли, вы говорили кому-нибудь, что собираетесь писать ко мне и обращаться за советом?

– Нет, мистер Холмс, никому.

– Кто относил на почту письмо?

– Сьюзен.

– Так я и думал. А теперь, Сьюзен, кому вы сообщили, что ваша хозяйка обратилась ко мне за советом?

– Вранье это все! Никому я ничего не говорила!

– А известно ли вам, Сьюзен, что чрезмерно любопытные и лживые люди, как правило, живут недолго? Подло доносить на свою хозяйку! Кому вы рассказали?

– Сьюзен! – воскликнула миссис Мейберли. – Никогда бы не подумала, что ты способна на предательство! Теперь я вспомнила! Видела, как ты переговаривалась с кем-то через изгородь.

– Да, говорила, но о своих делах, – упорствовала служанка.

– А может, вы говорили с человеком по имени Барни Стокдейл? – спросил Холмс.

– Ну, раз знаете, так зачем спрашивать?

– Я не был уверен, зато теперь знаю точно. Что ж, Сьюзен, обещаю выдать тебе десять фунтов, если скажешь, кто стоит за этим Барни.

– Человек, который за каждую вашу десятку выложит целую тысячу, вот так!

– Так, значит, он богач?.. Ага, вы улыбнулись, стало быть, не богач, а богачка. Какая-то очень состоятельная женщина. Что ж, раз уж мы так далеко зашли, может, назовете имя и получите свою десятку?

– Прежде увижу вас в аду!

– Сьюзен, как ты смеешь? Что за выражения?

– Я ухожу от вас. Хватит, сыта по горло! За вещами пришлю завтра. – И служанка бросилась к двери.

– Прощай, Сьюзен! Мерзкая получилась история… – заметил Шерлок Холмс. – А теперь, – продолжил он, когда захлопнулась дверь за раскрасневшейся от злости служанкой, – скажу вам следующее. Эта шайка настроена решительно. И времени они даром не теряют. Ваше письмо ко мне было отправлено вечером, о том свидетельствует отметка на штемпеле. Однако Сьюзен успела перемолвиться словечком с Барни. А тот, в свою очередь, отправился к своему нанимателю и получил инструкции. Полагаю, план этот составила женщина; помните, на губах Сьюзен промелькнула улыбка, когда она решила, что я ошибся. И вот на помощь призвали чернокожего Стива, и на следующее же утро, в одиннадцать, я уже получил предупреждение. Так что действуют они очень быстро.

– Но чего именно они хотят?

– Да, это главный вопрос. Кто проживал в этом доме до вас?

– Фергюсон, удалившийся на покой капитан дальнего плавания.

– Было в этом человеке что-либо необычное?

– Нет, ничего такого о нем не слышала.

– Может, он спрятал здесь что-то ценное? Нет, разумеется, в наши дни люди предпочитают размещать свои сокровища в банках. Но всегда находятся чудаки. Без них мир был бы просто невыносимо скучен. Сначала я подумал, что он действительно закопал здесь клад. Но зачем в таком случае им понадобилась ваша мебель и все прочие предметы обстановки? У вас, случайно, не завалялся здесь Рафаэль или первое издание Шекспира?

– Сомневаюсь. Самая ценная вещь в доме – чайный сервиз «Краун дерби»[2]2
  «Краун дерби» – фарфор, производившийся в XVIII веке в Дерби, его марка – корона над буквой D.


[Закрыть].

– Ну, из-за сервиза они вряд ли стали бы затевать это дело. Кроме того, почему бы им открыто не заявить, чего именно они хотят? Если им приглянулся ваш сервиз, почему бы просто не предложить за него хорошую цену? Нет, вероятно, их интересует вещь, о существовании которой в доме вы не подозреваете. И которую ни за что бы не отдали по доброй воле ни за какие деньги.

– Я тоже так думаю, – заметил я.

– Вот видите, доктор Уотсон согласен со мной.

– Да, мистер Холмс. Но что же это может быть?

– Надеюсь, мы догадаемся путем логических умозаключений. Вы прожили в этом доме чуть больше года, верно?

– Почти два.

– Тем лучше. И на протяжении этого довольно долгого времени от вас никто ничего не требовал. А потом вдруг, три или четыре дня назад, поступило это странное предложение. Какой отсюда вывод?

– Это может означать только одно, – подхватил я. – Загадочный предмет, что бы это ни было, попал в дом относительно недавно.

– Не могу не согласиться с доктором Уотсоном, – сказал Холмс. – А теперь, миссис Мейберли, вспомните, какие новые предметы появились в вашем доме совсем недавно?

– Да никаких. В этом году я ничего нового не покупала.

– Вот оно что. Очень любопытно! Что ж, полагаю, нам следует сделать паузу и посмотреть, как будут развиваться события дальше. Скажите, а этот ваш адвокат – человек надежный?

– Мистер Сатро весьма надежный и опытный адвокат.

– А другая служанка у вас есть? Или всем заправляла Сьюзен, только что хлопнувшая дверью?

– Есть еще одна, молоденькая девушка.

– Попробуйте уговорить мистера Сатро провести в вашем доме ночь или две. Вам, возможно, понадобится защита.

– От кого?

– Пока не знаю. Непонятно. Если не удастся выяснить, за чем именно они охотятся, попытаемся подойти к этому делу с другого конца. Скажите, этот агент по торговле недвижимостью оставил какой-нибудь адрес?

– Обычную карточку. Там указано имя и род занятий: Хейнс-Джонсон, аукционер и оценщик.

– Едва ли мы найдем этого Хейнс-Джонсона в справочнике. Честные бизнесмены не скрывают своего места работы и адреса. Что ж, дайте мне знать сразу же, как только появятся какие-то новости. Я берусь за ваше дело и доведу его до конца, можете на меня положиться.

Мы проходили через холл к двери, и от внимательных глаз Холмса не укрылись стоящие в углу сундуки и коробки. К ним были прикреплены бирки.

– «Милан», «Люцерн». Вот эти из Италии.

– Это вещи моего бедного Дугласа.

– Так вы до сих пор не распаковали их? Давно эти вещи прислали?

– Неделю назад.

– Ну, вот вам, пожалуйста, и недостающее звено. Откуда нам знать, не хранится ли в них нечто ценное?

– Вряд ли, мистер Холмс. Мой бедный мальчик жил только на зарплату и небольшую ежегодную ренту. Что тут может быть ценного?

Холмс погрузился в раздумья.

– Знаете, миссис Мейберли, – сказал он, помолчав, – не стоит больше откладывать. Распорядитесь, чтобы эти вещи перенесли к вам наверх, в спальню. Просмотрите их самым внимательным образом, и чем скорее вы это сделаете, тем лучше. Я приеду завтра, и вы мне расскажете, что там нашли.

Вилла «Три конька» находилась под самым пристальным наблюдением, ибо едва мы с Холмсом обошли высокую живую изгородь в конце лужайки, как увидели притаившегося в тени кустарника негра-боксера. Мы появились неожиданно в этом уединенном месте и явно застали его врасплох. Шерлок Холмс выразительно похлопал по карману пальто.

– Никак ищете свою пушку, масса Холмс?

– Нет, флакон с одеколоном, Стив.

– Смешной вы человек, ей-богу, настоящий шутник, масса Холмс!

– Тебе будет не до шуток, Стив, если я возьмусь за тебя всерьез. Я ведь уже предупреждал тебя, не далее как сегодня утром.

– Вот что я вам скажу, масса Холмс. Я тут долго сидел и все думал, думал, ну и, короче, решил: мне вовсе ни к чему все эти разговоры о том, что стряслось с массой Перкинсом. Что, если я помогу вам, масса Холмс? Прямо сейчас, а?

– Хорошо. Тогда скажи-ка мне, кто стоит за всем этим?

– Господи, я ведь уже говорил! Не знаю. Мне отдает приказы мой босс Барни, вот и все.

– Тогда заруби себе на носу, Стив. Леди, хозяйка этого дома, находится под моей защитой. И все, что находится в ее доме, тоже. Помни!

– Как скажете, масса Холмс. Запомню.

– Я здорово его припугнул, Уотсон, – заметил Холмс, когда мы двинулись дальше. – Думаю, он выдал бы своего настоящего босса, если бы знал, кто он. Повезло, что мне удалось кое-что разузнать о шайке Спенсера Джона, в которую входит наш темнокожий друг Стив. А теперь, Уотсон, у меня есть еще одно дело, и я должен повидаться с Лэнгдейлом Пайком, причем безотлагательно. Когда вернусь, возможно, ситуация немного прояснится.

В тот день я Холмса больше не видел, зато хорошо представлял, где и как он провел его. Ибо Лэнгдейл Пайк был для моего друга своего рода живой энциклопедией всевозможных скандалов и происшествий. То был довольно странный и скользкий тип, проводивший большую часть времени в клубе на Сент-Джеймс-стрит. Он узнавал и передавал все сплетни, циркулировавшие по городу. Поговаривали, будто он зарабатывает четырехзначную сумму, еженедельно пописывая статейки в бульварные газеты, пользующиеся популярностью у людей с самыми низменными вкусами. Когда в грязных и темных глубинах лондонской жизни заваривалась какая-то каша, происходило нечто необычное или странное, Пайк отмечал это с автоматической точностью прибора, установленного на поверхности. В тайне от всех Холмс порой помогал Лэнгдейлу, подкидывая какие-нибудь горячие новости, а тот, в свою очередь, помогал ему.

Явившись на следующий день на Бейкер-стрит с утра пораньше, я узнал от своего друга, что все идет хорошо. Однако нас поджидал неприятный сюрприз. Почтальон принес телеграмму:

«Пожалуйста, приезжайте немедленно. Ночью дом моей клиентки был ограблен. Полиция уже уведомлена.

Сатро».

Холмс присвистнул.

– Драма подошла к кульминации быстрее, чем я ожидал. За этим делом явно стоит мощная движущая сила. Впрочем, после всего, что я слышал, это меня ничуть не удивляет, Уотсон. Этот Сатро, ее адвокат… Боюсь, я совершил ошибку, не попросив вас остаться переночевать на вилле и быть начеку. Адвокат оказался человеком ненадежным. Что ж, нам ничего не остается, как снова ехать в Харроу-Уилд.

Виллу «Три конька» мы обнаружили далеко не в том образцовом и благостном состоянии, как накануне. У ворот в сад стояла кучка зевак, пара констеблей осматривала окна и клумбы с геранью. Зайдя в дом, мы встретили пожилого седовласого господина, представившегося адвокатом. Поблизости вертелся энергичный розовощекий инспектор полиции, приветствовавший Холмса как старого знакомого.

– О, мистер Холмс, счастлив вас видеть, но, боюсь, вас сегодня потревожили понапрасну. Самое обычное, заурядное ограбление, так что наша бедная полиция вполне способна справиться. Эксперты ни к чему.

– Уверен, что дело попало в надежные руки, – ответил Холмс. – Так вы говорите, самое обычное ограбление?

– Именно так. И разбойников этих мы знаем, и где их искать – тоже. Это люди из банды Барни Стокдейла, у них есть там еще такой здоровенный ниггер. Их здесь видели… свидетелей полно.

– Отлично. И что же они похитили?

– Да не так уж и много. Миссис Мейберли усыпили хлороформом, дом же был… А вот и сама хозяйка!

В комнату, опираясь на руку маленькой хрупкой служанки, вошла миссис Мейберли с бледным лицом и болезненным видом.

– Вы дали мне хороший совет, мистер Холмс. – Она выдавила улыбку. – Увы, я не смогла воспользоваться им. Не хотелось беспокоить мистера Сатро, вот и осталась одна без всякой защиты.

– Я сам узнал об этом только сегодня утром, – вставил адвокат.

– Мистер Холмс посоветовал мне пригласить кого-то из знакомых в дом. Я пренебрегла его советом и поплатилась за это.

– Выглядите вы неважно, – заметил Холмс. – Возможно, вам трудно рассказать мне, что же произошло.

– Тут все записано. – Инспектор постучал пальцем по пухлому блокноту.

– Но если леди все же в состоянии, не слишком утомлена…

– Да рассказывать особенно нечего. Не сомневаюсь, что именно бесчестная Сьюзен обеспечила им доступ в дом. Описала им все с точностью до дюйма. Мне на лицо накинули дурно пахнущую тряпку – теперь я знаю, что это был хлороформ, – зажали ею рот и нос. Сколько времени я пробыла без сознания, не помню. А затем, когда очнулась, вдруг увидела: один мужчина стоит подле моей постели, а другой роется в вещах моего сына. И как раз в этот момент достает из коробки какой-то сверток. Тот развернулся, и что-то посыпалось на пол. Тут я вскочила и набросилась на грабителя.

– Вы очень рисковали, – озабоченно заметил инспектор.

– Я вцепилась в него и держала, но он вырвался, а тот, второй, он вроде бы ударил меня, но точно не помню. Наверное, служанка услышала шум, распахнула окно и стала кричать. Соседи вызвали полицию, но негодяи успели уйти.

– Что они забрали?

– Не знаю, едва ли что-то ценное. Во всяком случае, в багаже сына ничего такого не было, уверена.

– Так, значит, никаких следов?

– Пожалуй, только один. Листок бумаги, я успела вырвать его из рук разбойника, с которым боролась. Он лежал, весь измятый и скомканный, на полу. Исписан почерком моего сына.

– Стало быть, ценности никакой не представляет, – снова вмешался инспектор. – Иначе бы грабители…

– Вот именно, – вставил Холмс. – Сколько, однако, здравого смысла в ваших рассуждениях, инспектор. Тем не менее мне было бы любопытно взглянуть на этот листок.

Инспектор извлек из блокнота сложенный вдвое лист бумаги.

– Никогда не пропущу ни единого вещественного доказательства, – хвастливо заявил он. – И вам советую следовать тому же правилу, мистер Холмс. Я уже четверть века на службе, кое-что понимаю. Всегда есть шанс обнаружить отпечатки пальцев, что-то в этом роде.

Холмс внимательно осмотрел бумагу.

– И что вы об этом думаете, инспектор?

– Думаю, это конец какой-то странной новеллы или романа.

– Да, возможно, это действительно конец некой странной и занимательной истории, – задумчиво произнес Холмс. – Заметили, что страница пронумерована вверху? Двести сорок пятая. Где же остальные двести сорок четыре?

– Наверное, грабители унесли. Вот дураки! Много им от этого пользы!

– А вы не видите ничего необычного в том, что ночью в дом врываются люди с целью украсть рукопись? Это вам о чем-нибудь говорит, инспектор?

– Да, сэр. О том, что в спешке эти негодяи хватали все, что попадет под руку. Представляю, как они обрадовались, когда разглядели свой улов!

– Зачем им было рыться в вещах моего сына? – спросила миссис Мейберли.

– Ничего ценного внизу не нашли, вот и полезли наверх посмотреть, чем там можно поживиться. Я так понимаю. А вы что скажете, мистер Холмс?

– Я должен подумать, инспектор. Подойдите сюда, к окну, Уотсон.

Мы встали поближе к свету, и он прочел мне запись, сделанную на листке бумаги. Начиналась она с середины предложения.

«…лицо обильно кровоточило от порезов и ссадин, но все эти муки были просто ничто. Сердце его обливалось кровью при виде этого прекрасного лица, лица, ради которого он был готов пожертвовать жизнью. Она спокойно взирала на его агонию и унижение. А потом улыбнулась… да, клянусь Богом, она улыбалась, потому что была жестоким, бессердечным его врагом. Он не сводил с нее глаз, и в этот момент умерла любовь и родилась ненависть. Должен же хоть ради чего-то жить мужчина. И если бы не твои объятия, моя дорогая, я погубил бы тебя, отомстил бы тебе сполна».

– Странно, – улыбнулся Холмс и отдал листок инспектору. – Вы заметили, как изложение от третьего лица вдруг перешло к первому? Видно, писатель настолько увлекся своим повествованием, что в этот критический момент вообразил себя на месте героя.

– Пишут всякую ерунду, – проворчал инспектор и вложил листок в блокнот. – Как? Вы уже уходите, мистер Холмс?

– Вряд ли могу здесь чем-то помочь, раз дело в таких надежных руках. Кстати, миссис Мейберли, вы вроде бы говорили, что хотите путешествовать?

– Всегда об этом мечтала, мистер Холмс.

– И куда бы вы отправились прежде всего? В Каир, на Мадейру или Ривьеру?

– О, будь у меня деньги, я совершила бы кругосветное путешествие!

– Вот именно. Кругосветное. Что ж, всего доброго. Возможно, навещу вас ближе к вечеру.

Мы прошли мимо окна, и я заметил, как инспектор улыбнулся и покачал головой. «Все эти умники в основном немного чокнутые», – говорила его улыбка.

– Ну что ж, Уотсон, – сказал Холмс, когда мы снова оказались в шумном центре Лондона, – нам предстоит еще одно небольшое и, надеюсь, на этот раз последнее путешествие. Думаю, оно поможет прояснить дело, и еще я был бы очень признателен, если бы вы пошли со мной. Всегда хорошо, когда под рукой есть свидетель, особенно если имеешь дело с такой особой, как леди Изадора Клейн.

Мы наняли карету и отправились по адресу на Гросвенор-сквер. Почти всю дорогу Холмс задумчиво молчал, а потом вдруг словно очнулся и спросил:

– Надеюсь, Уотсон, вам тоже теперь все ясно?

– Нет, не могу этим похвастаться. Понял лишь одно: мы едем к даме, которая стоит за всей этой таинственной историей.

– Именно! А само это имя, Изадора Клейн, вам ничего не говорит? О, она была знаменитой, просто выдающейся красавицей! Ни одна женщина не могла с ней сравниться. Чистокровная испанка, в жилах ее течет благородная кровь конкистадоров, мужчины в ее роду на протяжении многих поколений были губернаторами штата Пернамбуко в Бразилии. Она вышла замуж за престарелого «сахарного короля», господина Клейна из Германии, и скоро стала не только самой красивой, но и самой богатой вдовой в мире. Ну и пустилась во все тяжкие, пытаясь наверстать упущенное. У Изадоры было много любовников, одним из них стал Дуглас Мейберли, самый блестящий лондонский кавалер. Для него это была не просто интрижка или увлечение. Он не относился к числу светских ловеласов, это был сильный и гордый мужчина, который отдавал все и рассчитывал на столь же сильное взаимное чувство. А она была всего лишь belle dame sans merci[3]3
  Здесь: жестокая светская кокотка (фр.).


[Закрыть] и фантазерка. Удовлетворив свой каприз, Изадора тут же охладевала к возлюбленному. И если тот не верил ее словам, что между ними все кончено, приводила его в чувство другими способами.

– Значит, он писал о себе…

– Ну вот, вы все правильно поняли, Уотсон. До меня дошли слухи, что она собирается замуж за юного герцога Ломондского, который годится ей в сыновья. Мать его светлости могла проглядеть столь существенную разницу в возрасте, но представляете, какой разразился бы скандал, если бы… Ага, вот мы и приехали.

Наша героиня проживала в одном из красивейших домов Уэст-Энда. Похожий на механическую куклу ливрейный лакей взял наши визитные карточки, а затем возвратил их, сказав, что хозяйки нет дома.

– Что ж, тогда подождем, пока она не приедет, – весело заметил Холмс.

Машина тут же дала сбой.

– «Нет дома» означает, что ее нет дома для вас, – пояснил лакей.

– Прекрасно, – отозвался Холмс. – Для нас это означает, что ждать незачем. Окажите любезность, передайте эту записку вашей хозяйке.

Он вырвал из блокнота листок, написал несколько слов, свернул бумагу и протянул лакею.

– Что вы там написали, Холмс? – спросил я, когда лакей удалился.

– Написал вот что: «Прикажете в таком случае вызывать полицию?» Думаю, это возымеет действие.

Так оно и случилось. Минуту спустя мы входили в гостиную, обставленную и декорированную в сказочном стиле «Тысячи и одной ночи». Огромная комната была погружена в приятный полумрак, источником света служили настольные лампы с розовыми абажурами. Хозяйка уже ждала нас. При первом же взгляде на нее я понял: для самой восхитительной и гордой красоты наступает время, когда лучше представлять ее в приглушенном свете. Изадора поднялась с оттоманки нам навстречу: высокий рост, королевская осанка, изумительная фигура, красивое, застывшее как маска лицо. Огромные темные глаза страстной испанки сверкали ненавистью.

– Что за вторжение? И что означает эта оскорбительная записка? – спросила она, сжимая в руке послание Холмса.

– Вряд ли стоит объяснять, мадам. Я наслышан о вашем незаурядном уме, хотя, признаюсь, последнее время он подводит вас самым роковым образом.

– С чего это вы взяли, сэр?

– С того, что вы не погнушались нанять хулиганов, поручив им припугнуть меня. Но ни один мужчина на свете не посвятил бы себя моей профессии, если бы она не была чревата опасностью. В конечном счете именно вы побудили меня заняться делом молодого Мейберли.

– Понятия не имею, о чем вы. Какое я имею отношение к каким-то хулиганам?

Холмс устало пожал плечами:

– Пожалуй, я все же переоценил ваш ум. Что ж, прощайте.

– Постойте! Куда это вы собрались?

– В Скотленд-Ярд.

Не успели мы подойти к двери, как Изадора догнала нас и схватила Холмса за руки. С ней произошла молниеносная метаморфоза: она стала сама доброта, мягкость и любезность.

– Прошу вас, присядьте, джентльмены. Давайте обсудим это дело. Полагаю, мистер Холмс, что я могу быть честной и искренней с вами до конца. Инстинкт никогда не подводит настоящую женщину. Вы очень, очень мне симпатичны, настолько, что хотелось бы стать вашим другом.

– Не могу обещать взаимности, мадам. Закон я не представляю, стараюсь лишь защищать справедливость, насколько позволяют мои слабые силы. Готов выслушать вас. А уж потом решу, как следует поступить с вами.

– Да, действительно, было крайне глупо с моей стороны угрожать такому храброму джентльмену.

– Глупость в другом, мадам. Вы связались с шайкой грабителей и мошенников, которые способны шантажировать вас или просто сдать.

– Нет, нет! Я далеко не так проста! И поскольку обещала быть откровенной с вами до конца, скажу вот что. Никто из них, кроме Барни Стокдейла и его жены Сьюзен, не знает, кто стоит за этим делом. Ну, а что касается этой парочки, не в первый, как говорится, раз… – Кивнув, она кокетливо и обезоруживающе улыбнулась.