Текст книги "Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)"

Именно в этом месте и была сооружена площадка, откуда соревнующиеся должны были вести стрельбу. Сюда в тот злополучный день мы и направились. Соперники прибыли на место раньше нас в сопровождении многочисленной группы морских и сухопутных офицеров. Длинная вереница экипажей выстроилась у въезда на стрельбище. Это добропорядочные буржуа из Плимута, воспользовавшись случаем, не преминули вывезти подышать на природу жён и детей. Рядом с площадкой для стрельбы была сооружена специальная трибуна для гостей и представительниц слабого пола. Поблизости располагались палатки участников и ларьки по продаже напитков. Всё это, вместе взятое, вносило заметное оживление в летний пейзаж обычно пустынных ланд. Жители окрестных мест тоже пришли сюда в большом количестве и с азартом заключали пари, ставя по полкроны на местную команду, а поклонники наших славных воинов с неменьшим энтузиазмом ставили на своих, к взаимному удовольствию сторон. С помощью Джека и Тревора Чарли удалось беспрепятственно провести нас сквозь многоликую и беспокойную толпу. Нас привели к импровизированной зрительской трибуне, с высоты которой открывался прекрасный вид на всю округу. Зрелище было настолько захватывающим, что мы тут же позабыли о шумных спорах, толкотне и громких выкриках в окружавшей нас толпе.

Далеко на юг над Плимутом в безмятежно-голубое летнее небо спиралеобразно поднимались клубы сизоватого дыма. Ещё дальше, раскинувшись до самого горизонта, темнело огромное и неподвижное пространство моря. Лишь появлявшиеся то здесь, то там белые барашки волн, казалось, протестовали против тихого спокойствия природы. Перед нашим взором, как на карте, протянулась от Эддистоуна до Старта сильно изрезанная линия девонширского побережья. Я всё ещё была погружена в созерцание окрестных пейзажей, когда меня окликнули.

– Послушайте, Лотти, – обратился ко мне мой жених с лёгким упрёком в голосе, – у вас такой вид, будто всё происходящее вас мало интересует.

– Ну что вы, мой друг, конечно интересует. Но кругом такие пейзажи, а море, как вы знаете, всегда было моей слабостью… Давайте же присядем и поговорим о предстоящих состязаниях. Скажите, как мы сможем определить, какой счёт, кто проиграл, кто выиграл?

– Я как раз только что это объяснял, но готов повторить.

– О, прошу вас, дорогой, расскажите ещё раз. – И я устроилась поудобнее, чтобы не пропустить ни слова из сказанного и хорошенько всё себе уяснить.

– Итак, – начал Чарли, – от каждой команды выступает по десять человек. Стрельбу ведём по очереди. Сначала стреляет один из наших, после него кто-нибудь из команды противника. Ну и так далее. Это понятно?

– Да, вполне.

– Стрельбу начинаем с расстояния двухсот ярдов. Это так называемая стрельба на ближнюю дистанцию. Первые пять выстрелов команды делают с этой дистанции, затем ещё пять по более удалённым мишеням – они находятся как раз посередине поля – и последние пять выстрелов с расстояния семисот ярдов. Видите, вон там они вдали белеют на склоне. Та команда, которая наберёт большее число очков, и выходит в победители. Ну что, теперь стало ясно?

– Конечно, всё оказалось так просто.

– А известно ли вам, что такое «бычий глаз»? – спросил мой жених.

– Это, должно быть, такое пирожное, – ответила я наугад.

Чарли просто опешил от подобного невежества, но терпеливо продолжил объяснения:

– «Бычьим глазом» называется чёрная точка в центре мишени. Ещё её называют «яблочко» или «десятка». Попадание в неё даёт пять очков. Вокруг точки очерчен круг, именуемый центром – отсюда его не видно, – так вот попадание в это место приносит четыре очка. Всё, что находится за пределами центра, зовётся периферией и даёт стрелку только три очка. Определить, куда попала пуля, можно по цвету круга, который поднимает над головой маркёр.

– Теперь мне всё понятно. И я уже знаю, чем займусь во время поединка. После каждого произведённого выстрела я буду записывать его результат на листочке бумаги и таким образом буду знать, в каком положении находится наша команда.

– Лучшего занятия вам не найти, – рассмеялся моей затее Чарли.

Послышался удар колокола, извещавшего о начале состязания, и Чарли побежал к своей команде. В воздухе во множестве развевались разноцветные флаги. Чьи-то громкие голоса призывали зрителей и болельщиков очистить площадку для стрельбы. И вот я увидела наконец небольшую группу спортсменов в красных одеждах, лежащих на траве. Слева от них занимала позицию другая группа, одетая в серое.

«Паф!» – раздался звук выстрела, и над травой поднялся сизоватый дымок. У Фанни из груди вырвался крик, а я даже слегка взвизгнула от удовольствия, когда над полем показался белый круг, известив о попадании в точку, именуемую бычьим глазом. Выстрел был сделан одним из стрелков команды Роуборо. Мой пыл, однако, был незамедлительно охлаждён результатом следующего выстрела, принёсшего пять очков в актив армейцев. И опять было попадание в точку и вслед за ним аналогичный результат у команды соперников. К концу первого тура – стрельбы на короткую дистанцию – каждая из команд набрала по сорок девять очков и вопрос о лидере был по-прежнему открытым.

– Кажется, борьба приобретает остроту и зрелище становится захватывающим, – оживлённо комментировал подбежавший к нашей трибуне Чарли. – Через несколько минут начнётся второй тур – стрельба на дистанцию пятьсот ярдов.

– О, Чарли, дорогой наш, – возбуждённо затараторила Фанни, – умоляю тебя, – ни за что на свете не дайте им себя обыграть.

– Поверьте мне, друзья, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы победа осталась за нами, – радостно откликнулся Чарли.

– Пока что каждый ваш выстрел был точно в яблочко, – заметила я.

– Я знаю, но теперь, с увеличением дистанции, всё будет сложнее. Однако мы приложим максимум стараний, чтобы добиться успеха. В этом вы можете не сомневаться! Кстати, в команде соперников есть несколько великолепных стрелков на дальние дистанции. Лотти, можно вас попросить на минутку, – извинившись перед остальными, негромко сказал Чарли.

– Что случилось, дорогой? – встревоженно спросила я, когда мы отошли немного в сторону. По слегка побледневшему лицу своего жениха я сразу поняла, что его что-то беспокоит.

– Опять этот тип объявился, – раздражённо заговорил Чарли. – Какого чёрта ему здесь нужно? Я пребывал в полной уверенности, что мы этого выродка больше никогда не увидим.

– Какой тип, о ком вы говорите? – переспросила я дрогнувшим голосом и почувствовала, как в груди вдруг ёкнуло от дурного предчувствия.

– Да этот прохвост, швед, будь он неладен. Октавиус Гастер.

Перехватив взгляд Чарли, я увидела, что он не ошибся. В нескольких шагах от лежавших в траве стрелков я отчётливо увидела высокую зловеще-угловатую фигуру чужестранца. Казалось, он ни в коей мере не сознавал, сколь его экстравагантная наружность не соответствует облику окружавших селян. Он вытягивал свою гусиную шею то в одну сторону, то в другую, будто выискивая кого-то в толпе. Внезапно его взгляд остановился на нас с Чарли, и даже с такого расстояния мне показалось, что я смогла хорошо различить появившуюся на его мертвенно-бледном лице гримасу торжества и ненависти. Меня вдруг охватил странный и необъяснимый ужас.

– Чарли, дорогой, – обратилась я с мольбой в голосе к своему возлюбленному, крепко сжав ему руку, – не покидайте меня, прошу вас! Не ходите больше туда! Скажите, что почувствовали внезапное недомогание, найдите, бога ради, какой-нибудь предлог – и давайте поскорее уедем отсюда!

– Но это же нелепо, милая моя! – откровенно рассмеялся моим страхам Чарли. – Что же могло вас так напугать, интересно бы знать?

– Он, – чуть дыша, ответила я.

– Вы глупости изволите говорить, дорогая. Послушать вас, может показаться, что этот прощелыга чуть ли не полубог какой-то! Ну, впрочем, мне пора – уже дали предупредительный сигнал.

Я бросилась было за Чарли, но успела лишь крикнуть ему вдогонку:

– Пообещайте хотя бы, что не станете к нему приближаться!

– Ладно, ладно, хорошо, – на бегу заверил меня Чарли.

Мне не оставалось ничего иного, как довольствоваться хотя бы такой уступкой своего упрямого жениха.

VIII

Борьба за звание чемпиона, развернувшаяся во втором туре, тоже была очень горячей и напряжённой. В течение некоторого времени команде Роуборо удавалось сохранять перевес в два очка. Но уже вскоре серия метких попаданий в цель, продемонстрированных лучшими снайперами команды соперника, вывела её вперёд. К концу тура волонтёры отставали на три очка. Успех армейской сборной был отмечен шумными аплодисментами болельщиков из Плимута и вытянутыми лицами и мрачнеющими взглядами жителей окрестных ланд. На протяжении всего тура Октавиус Гастер оставался совершенно спокойным и бесстрастным наблюдателем, застыв в неподвижности на своём пригорке. У меня создалось впечатление, что происходящее на поле мало интересует этого человека. Взгляд его был устремлён куда-то вдаль, и стоял он таким образом, что не мог видеть маркёров и, стало быть, результатов поединка. Только раз мне удалось увидеть его лицо в профиль. По быстрому движению губ можно было предположить, что он произносит что-то вроде молитвы. Возможно, однако, что мне это просто показалось по причине слегка дрожащего от сильной жары воздуха. И тем не менее именно такое у меня в ту минуту сложилось впечатление.

Вскоре начался третий, заключительный тур соревнований, исход которого и должен был определить победителя. Команда из Роуборо была полна решимости вернуть себе потерянные очки. Армейская сборная, со своей стороны, вовсе не собиралась терять с трудом завоёванное преимущество в счёте, успокоившись на достигнутом. Выстрелы следовали один за другим. Возбуждение публики достигло такого предела, что зрители со всех сторон плотно обступили выступавших, шумно аплодируя каждому меткому выстрелу. Всеобщее возбуждение не обошло стороной и нас. Покинув гостевую трибуну, мы слились с ликующей толпой, терпеливо вынося толкотню и гам, только бы оказаться поближе к героям дня, получить возможность лицезреть их подвиги, стоя рядом.

Команда армейцев набрала к тому времени семнадцать очков, у волонтёров было шестнадцать. Местные жители были этим обстоятельством весьма сильно огорчены. Ситуация сделалась более обнадёживающей, когда счёт стал равным: 24: 24. Вскоре серия успешных выстрелов местной команды вывела её вперёд, и счёт стал 32: 30 в пользу волонтёров. Требовалось, однако, отвоевать три очка, потерянных во время стрельбы на промежуточную дистанцию. По мере того как постепенно увеличивался счёт, каждая из команд делала максимум возможного, мобилизовав все свои силы, чтобы вырвать у соперника победу. Что-то наподобие лёгкой дрожи охватило собравшуюся публику, когда стало известно, что отстрелялся последний из краснокамзольных и один выстрел оставался за их противником. При этом команда армейцев была впереди на четыре очка. Обычно равнодушные к спорту, мы с Фанни были всецело поглощены происходящим. Заключительный этап соревнований обещал превзойти все наши ожидания. В случае если стрелку команды из нашего городка, стреляющему последним, удалось бы попасть в яблочко, исход матча был бы предрешён. Серебряный кубок, громкая слава, ставки болельщиков – всё зависело от этого последнего выстрела.

Думаю, читатель может без труда себе представить, какое волнение меня охватило, когда, встав на цыпочки и что есть силы вытянув шею, я увидела, что мой Чарли с хладнокровной уверенностью заряжает свою винтовку. Таким образом, именно от его ловкости и умения зависела теперь честь Роуборо! И надо полагать, именно осознание самого этого факта и помогло мне найти в себе достаточно сил, чтобы, протолкавшись сквозь плотную толпу, пробиться в самый первый ряд зрителей, окружавших спортсменов. Теперь мне всё было очень хорошо видно.

По обе стороны от меня стояли двое фермеров гигантского роста. В ожидании заветного выстрела я не могла не прислушаться к разговору, который два исполина, поверх моей головы, вели меж собой на крепком девонском диалекте.

– Ну и рожа у этого парня, – хмыкнул один.

– Да уж, что называется мордой не вышел, – добродушно подтвердил другой.

– Погляди получше. Ты его когда-нибудь видел раньше?

– Да ты что, Джек, где я мог видеть это ходячее чучело! Смотри, вон из него пена пошла, вточь как у той собачонки старика Ватсона, что сдохла от бешенства.

Я обернулась, чтобы посмотреть, о ком в столь любезных выражениях отзывались мои соседи, и увидела перед собой доктора Октавиуса Гастера, о присутствии которого во всей этой суматохе я, признаться, совсем позабыла. Взгляд этого человека был неотрывно прикован к месту, расположенному ровно посередине между ним самим и той отдалённой мишенью, в которую собирался целиться Чарли. Как я ни всматривалась, так и не смогла заметить ничего особенного в том месте, куда был устремлён его взгляд, напряжённый до такой степени, что даже сосуды вздулись на выпученных глазных яблоках, а зрачки оказались сужены до предела. Пот ручьями стекал по его узкому, мертвенной бледности лицу, и, как отметил один из фермеров, в уголках губ виднелась пена. Челюсти были крепко сжаты словно от неимоверного напряжения воли, на поддержание которого уходила почти вся жизненная энергия этого человека. Вероятно, до последнего своего дня не смогу забыть это ужасное лицо; вновь и вновь оно будет являться мне в кошмарных снах. Дрожь пробежала у меня по телу, и я отвела взгляд, тщетно надеясь на то, что фермер оказался прав и что причина необычного поведения этой непостижимой личности крылась в безумии. Ещё минуту назад оживлённая публика замерла в молчании, когда Чарли, зарядив винтовку и удовлетворённо похлопав по прикладу, занял исходную позицию для стрельбы.

– Так держать, сэр Чарльз, молодцом! – негромко подбодрил старик Макинтош, сержант из команды волонтёров. – Холодная голова и твёрдая рука – вот что нам нужно для победы.

Приподняв из травы голову, лёгким кивком и улыбкой ответил Чарли седовласому ветерану и начал не спеша целиться. Тишина воцарилась такая, что слышен был шелест травы от набежавшего с моря лёгкого ветерка. Чарли целился не меньше минуты, при этом палец его, казалось, вот-вот нажмёт на курок. Все взгляды были устремлены на белеющую вдали мишень.

Вдруг, вместо того чтобы сделать решающий выстрел, Чарли выпустил винтовку из рук и, слегка покачиваясь, привстал на коленях. Зрители были немало удивлены, увидев его внезапно побледневшее лицо и выступившие на лбу капельки пота.

– Уверяю вас, Макинтош, – пробормотал он каким-то не своим, упавшим голосом, – между мною и мишенью кто-то есть.

– Кто-то есть, говорите? Но там никого нет, сэр, – изумился сержант.

– Да вон он где, вон там, видите? – И, словно обезумев, Чарли схватил старейшину команды за рукав, тыча пальцем в сторону мишени. – Он стоит прямо на линии прицела. Увидели?

– Там никого нет, – хором закричало ему в ответ полдюжины голосов.

– Как это – никого нет?! Хорошо, хорошо – будь по-вашему. Должно быть, у меня просто слегка разыгралось воображение, – посетовал Чарли, проведя по лбу ладонью. – И всё же я готов поклясться, что… Ну да ладно. Передайте-ка мне винтовку.

Он снова лёг на траву, принял исходное положение для стрельбы и начал неспешно целиться. Едва взглянув на цель через прицел, он резко вскочил на ноги и громко закричал:

– Вон там, смотрите! Говорю же вам, он там стоит! Мужчина в форме волонтёра и похож на меня как две капли воды. Будто второй я. Вы что же, все здесь сговорились? Хотите меня одурачить? – обратился Чарли к толпе. – Найдётся ли среди вас человек, который сможет заявить, что не видит стоящего в двухстах ярдах от меня на поле мужчину?

О боже! Как страстно желала я в тот же миг подлететь к своему Чарли, обнять его и успокоить! Но я знала, сколь нетерпим он к любому проявлению женского участия в мужских делах, ко всему, что может в глазах других выглядеть как сцена или сиюминутная слабость.

Тем временем до меня доносилось лишь какое-то бессвязное и малопонятное бормотание. Казалось, разум на время покинул моего несчастного жениха.

– Я протестую, – заявил один из офицеров, выйдя из шеренги, – и настаиваю на том, чтобы этот джентльмен изволил выстрелить. В противном случае мы будем требовать – согласно правилам – присвоить титул победителя нашей команде.

– Но ведь я же убью его! – закричал в отчаянии мой бедный Чарли.

– Да что вы, право, за комедию тут устроили! Стреляйте в него, и дело с концом! – закричали мужские голоса.

– Всё дело, надо полагать, в том, – обратился один из офицеров к другому – тому, что стоял прямо передо мной, – что нервы у этого юноши оказались, прямо скажем, не на высоте. Вот он и пытается теперь найти себе удобный предлог…

Этому желторотому лейтенанту и в голову не могло прийти, насколько рука стоящей рядом девушки боролась с соблазном залепить ему что есть силы звонкую пощёчину.

– Нет, это всё бренди три звёздочки, – ответил ему вполголоса второй. – Тогда словно дьявол овладевает человеком. Я сам прошёл через это, и у меня глаз намётан. Так что, когда с другим такое случается, я не могу ошибиться…

К счастью для говорившего, я мало что поняла из сказанного, иначе он рисковал бы подвергнуться той же участи, что и его собеседник.

– Ну так что, будете стрелять или нет? – послышались выкрики из толпы.

– Послушайте – стрелять я умею, – жалобно простонал Чарли, – но ведь я попаду ему прямо в грудь. Это будет убийство – слышите? – настоящее убийство!

Никогда не забуду тот затравленный взгляд, что он бросил тогда на тех, которые громче других возмущались в толпе.

– Я целюсь прямо в него – вы меня хорошо слышите, Макинтош? – каким-то сдавленным голосом просипел Чарли, в третий раз занимая позицию и уперев приклад в плечо.

Наступила томительная пауза. Наконец из дула вырвалось пламя и раздался выстрел. И сразу же за ним грянул гром аплодисментов, подхваченный эхом, что разнесло их по всей долине до самых отдалённых деревень.

– Превосходно, юноша! Просто великолепно! – закричали сразу сотни голосов девонширских болельщиков, едва завидев взметнувшийся над укрытием маркёра белый диск. Это была победа.

– Отличный выстрел, сынок! Это стрелял Пиллар-младший из Тойнби-Холла. Качай его, друзья, снесём его домой на руках! Этот юноша сумел отстоять честь нашего Роуборо! Пошли, ребята. Вон он там, в траве.

– Осторожно, сержант Макинтош…

– Что такое? В чём дело?

Ужасная тишина воцарилась вдруг над толпой. Затем послышалось недоверчивое шептание, сменившееся словами сочувствия и уже затем совсем тихо:

– О боже! Только не пускайте её сюда! Бедняжка, какое несчастье постигло её…

И вновь наступила тишина, прерываемая лишь всхлипыванием женщин и короткими пронзительными криками отчаяния, вырывавшимися из груди у мужчин.

Дорогой читатель! Мой Чарли, красавец и смельчак, лежал бездыханным и уже похолодевшим на земле, всё ещё сжимая окоченевшими пальцами винтовку. Люди говорили мне тёплые слова сочувствия и утешения. Лейтенант Дейсби голосом, полным глубокой печали, умолял меня суметь превозмочь постигшее нас горе, пережить боль невосполнимой утраты. Я почувствовала прикосновение его руки, когда он пытался очень деликатно отвести меня в сторону от тела бедного Чарли.

Это было последнее из того, что я помню. А дальше – ничего: один сплошной провал в памяти. До того самого дня, как я пришла в себя, лёжа на кровати в комнате для больных в Тойнби-Холле. Мне сказали, что я выздоравливаю и что три недели с того самого ужасного дня я была в бреду, находясь между жизнью и смертью.

Не сохранилось ли у меня ещё каких-либо воспоминаний? Иногда мне кажется, что есть ещё одно. Будто был просвет в моём бредовом состоянии, и я на какое-то время пришла в себя. Как в тумане я вижу свою добрую женщину-сиделку. Вот она выходит из комнаты. И тут в неприкрытом окне появляется узкое бескровное лицо, и я словно слышу голос:

– С твоим красавчиком-женихом я свёл счёты, теперь настал твой черёд!

Голос кажется мне знакомым. Я уже слышала его прежде. Возможно, это было всего лишь сном?

«И это всё?» – спросите вы. Разве этого достаточно для того, чтобы какая-то истеричная дама могла позволить себе преследовать вполне безобидного учёного со страниц газет? Как можно на основании разного рода весьма поверхностных наблюдений и субъективных ощущений делать довольно-таки серьёзные выводы, намекая на совершение столь чудовищных по своей природе преступлений?

На это я могу ответить только одно: окажись я на мосту, по одну сторону которого находился бы Октавиус Гастер, а по другую – самый свирепый из хищников, что бродят по джунглям Индии, я без колебаний выбрала бы общество дикого зверя. Теперь моя жизнь разбита и утратила всякий смысл. Мне стало совершенно безразлично, как я закончу свои дни. В то же время хочу обратиться ко всем, кто прочитал моё послание: если моё предупреждение поможет предостеречь благородное общество от этого человека, уберечь достойных людей от его пагубного влияния, я буду считать, что мои труды были не напрасны…»

* * *

Не прошло и двух недель с того дня, как было дописано это повествование, – и Лотти Андервуд бесследно исчезла. Все поиски пропавшей оказались безуспешными. Вокзальный посыльный сообщил, правда, что видел, как некая юная леди схожей наружности входила в вагон первого класса в сопровождении высокого худого господина. В то же время совершенно нелепым выглядит предположение, будто мисс Андервуд могла позволить кому-либо увезти себя после понесённой ею невосполнимой утраты, не сказав притом ни слова своей матери. Тем не менее именно таково мнение полиции, и сыщики направлены по этому следу.

1894 г.